Катя открыла глаза и судорожно вдохнула, наполняя лёгкие воздухом. Сон закончился, и её выбросило из него не назад, во тьму междумирья, заполненного безбрежной тьмой, а в обычный мир. Глазам предстал покрытый змеящимися трещинками потолок, перетекающим на стены. Шея затекла, в ней поселился маленький, но очень злой уголёк, который разгорался с дикой силой.

Катя пошевелилась и поморщилась – затекла не только шея. Тело словно залило свинцом, не позволяющим даже шевельнуться без выплеска небольшой боли. Похоже, пребывание в других мирах не проходило даром для оставленного без присмотра обиталища воспарившего в горние выси разума. Катя усмехнулась – да уж, первый опыт впечатлял. Но, лежать можно долго, а вставать нужно. Она осторожно вынула руки из захвата Розы и освободила руку Валета, вскинула себя вперёд, перегибаясь в поясе – пресс, слава Богу, не исчез за пролетевший промежуток времени.

Кстати, а сколько времени прошло, пока они там находились и призывали сон Хранителя? Катя хотела достать сотовый и посмотреть на часы, но сбоку раздался полустон-полусмех – Роза, так же как и она несколько минут назад, пыталась оторваться от пола. Катя помогла женщине привстать, удивившись, насколько же легко тело гадалки.

Цыганка закашлялась, мешая кашель со смехом. Похоже, несмотря на проблемы с лёгкостью движений, находилась она в прекрасном настроении. И когда Катя увидела её глаза, то поняла, что Роза счастлива – так, как только может быть счастлив человек, наконец-то обретший давнюю свою мечту, достигший, наконец-то, недосягаемую ранее высоту.

– Ты… Ты в порядке? – Хрипловатым голосом спросила Роза, и Катю согрело неподдельное тепло от заботы в голосе цыганки.

– Ага. Шея только – тяжело, и горит, словно утюг внутри.

– Давай-ка сюда, да, присядь. – Роза усадила Катю рядом с собой и, сосредоточившись, положила руки ей на плечи. Зажмурилась, и пальцы её невесомо побежали к шее. Лекарка что-то шептала про себя, шевеля беззвучно губами, и Катя вновь ощутила, как потекли вокруг невидимые потоки чего-то неосязаемого. И это что-то словно втянуло в себя угнездившуюся в позвонках боль, плавно и незаметно. Роза прекратила шептать, и взглянула ей в глаза вопросительно, оценивая результат лечения. И удовлетворённо кивнула.

– Вот и хорошо, видишь, как мы её… Во-о-от, так вот. Давай-ка вставай, попрыгаем слегка. Да, да, что смотришь? Вот прямо здесь и прыгай, а ты как думала? Нельзя тело в таком состоянии оставлять, и не думай, что само всё пройдёт. Вот я сейчас тебя промну слегка, там-сям, тогда и думай, как хочешь.

Катя поняла, что спорить бесполезно, да и в словах цыганки имелся определённый резон. Попрыгала на цыпочках, стараясь не шуметь и не замечать укоризненных взглядов Розы, уверенной в изолированности палаты. И почувствовала, как горным потоком, пробившим плотину льда, побежала кровь по рукам и ногам. Сразу стало тепло, и захотелось прыгать уже просто так, от переполнявших сознание эмоций. Но, радость радостью, а во сне она увидела и узнала столько нового, что недавний рассказ Розы несколько поблёк в ярком свете Виссариона. И в свете поведанного Пелагеей. Да уж, загадочная женщина.

Катя вздохнула. И опомнилась – ведь они в палате не одни. Бросившись к Валету, она присела на колени и прислушалась к дыханию, одновременно всматриваясь в лицо, пытаясь понять, увидеть – не изменилось ли его состояние. Но ничего нового не ощутила, хотя – дыхание парня стало глубже, и он уже не улыбался снам. Рисковать сейчас, пытаясь дотронуться до внутреннего состояния Валеры, Катя не посмела. Слишком ясно она поняла свою неподготовленность к таким манипуляциям, что грозило непонятными последствиями. Вот Роза, та может. Но не торопится, похоже, она сейчас тоже ещё не отошла от сна, и оценивает, раскладывает по бесчисленным полочкам своего разума всё, что смогла увидеть, осознать – и запомнить. Катя вдруг поняла, что не уверена – полна ли висящая в памяти картина сна, или в ней есть пробелы.

– Переживаешь? – Роза внимательно смотрела на неё, и Катя уловила оценивающие нотки в прямом взгляде. – С ним всё нормально, даже хорошо, я бы сказала. Не трогай его, пусть спит.

– А ты? Ты ведь можешь посмотреть?

– Могу, но зачем? Он увидел тот же сон, что и мы, и сейчас купается в нём, проживая каждый миг, словно занимательный аттракцион. Он уже совсем рядом, поверь. Твоя вина исчерпана, оставь эту боль.

Катя с сомнением взглянула на Розу, но та выглядела серьёзно, даже сурово, и рассматривала Катю, внимательно, словно увидела что-то скрытое до этой минуты.

– Я не ожидала, что сон будет таким. То, что я увидела через Валеру в прошлый раз – бледное-пребледное подобие. Я даже и не думала, что ты сможешь быть во сне каждым из тех, кто в нём есть. Ты не представляешь… Да, ты не представляешь, куда я попала и к чему прикоснулась, когда превратилась в Пелагею. Не говоря уж о Виссарионе. Спасибо тебе, Катя.

– Прикоснулись? – Катя недоумённо прокрутила сон, и поняла, что имеет в виду цыганка. – Вы… Вы побывали там, где и она? Вместе с Висом?

Роза коротко кивнула, глаза её светились восторгом и счастьем. Катя улыбнулась смущенно.

– А я не помню, что же увидела там эта женщина. Помню лишь, что она вернулась намного сильнее и… мудрее? Кто она такая, Роза?

– Я не знаю, Кать. В старых местах, где люди живут испокон веков, встречаются женщины, ходящие по мирам, и способные на многое. Мы не соприкасаемся с ними, слишком уж разные.

– А то, что она рассказала о Висе? Ты говорила о Хранителе, а она – про первых Людей. Вы ведь говорите об одном существе, но абсолютно разные вещи, ты – древнюю легенду, она – ещё древнее. Где правда?

– Правда бывает разная, Катя. Помнишь, я тебе говорила, что Слова – лишь способ общения с силами. И не всегда обозначает то, на что похоже их звучание. Наша легенда – это наша история, передающаяся из поколения в поколение, и в ней не может быть неправды. В её рассказе я тоже не чувствую лжи, просто у неё своя правда, понимаешь? Может, её Люди – это те, кто стал потом богами и бродягами миров, а может – и Хранителями миров. Я не могу не верить силе её слов, которые она сказала родителям этого Мальчика. И этот Мальчик – сосуд древнейшей крови, сила которой ещё спит. Спит – и шлёт сны. И ищет всех, кто способен услышать Зов.

– То есть… – Катя задумалась, сводя версии в единую. – То есть, вы допускаете, что Хранители – это Люди, избравшие для себя путь поддержания и сохранения того мира, что породил их?

– Именно так – допускаю. Правильное слово. Не думаю, не считаю, а именно – допускаю такую возможность, слишком сложен наш мир.

– А те миры, о которых она говорила, что во Вселенной есть и другие обители разума.

– А почему нет, да и что такое Вселенная? Ты только что побывала там, где нет ничего, ни Вселенной, ни Земли, ни Луны, ни Солнца. Но стоило тебе захотеть – и Земля возникла перед тобой, вспомни. И, знай, ты – что где-то есть и другой мир, знай – как его позвать, разве ты не попробовала бы? Ведь Тьма не имеет расстояний и времени, помнишь? Что ей наши метры-километры, парсеки и световые года – пшик, всего лишь набор звуков, не складывающихся ни в какое слово. Во тьме есть только Сила, текущая во все стороны сразу.

Катя обдумала перспективу, и результаты потрясли её. Хотя, вопросов возникло ещё больше.

– А вы? Вы разве не можете…?

– Наш дом – Земля! И у нас есть задача, найти того, кто хранит Слово Нового Мира, найти и помочь ему исправить изгаженную человечеством и временем картину Мироздания. В отдельно взятой точке. – Роза усмехнулась. – На всё Мироздание мы не претендуем. Хотя…

Она зажмурилась, лицо её приняло задумчиво-мечтательный вид.

– Представь, что мы стали кочевниками между звёзд. Эх-х… какие дороги открылись бы перед нами, сколько миров услышали бы наши песни…

– Да, представляю… – Катя представила, как вступает на неизведанные земли под зелёными небесами с множеством лун – и что-то внутри у неё отозвалось, отдаваясь тонким звоном далёкого камертона.

И, похоже, это же ощутила и Роза, подскочившая к ней, и вцепившаяся в руки.

– Что, что это было?

– Не знаю… Я представила невероятный мир, который хотела бы увидеть, и всё…

– И что, что ты сделала?

– Да ничего, – Катя смутилась. – Просто представила и всё. А потом, щёлк – и этот звон, если ты о нём.

– Да, о нём. Но это не звон, это эхо. Ты только что выпустила в мир новое слово, я даже не знаю – как это возможно, но чувствую – оно очень сильное. Возможно, бабка Иза поможет мне услышать его вновь, и мы сможем разобраться, найти само Слово.

Роза с непонятным выражением, не то – ужаса, не то – уважения, смотрела на Катю, и та не знала, что ей делать. Становиться объектом поклонения, или – того паче – благоговейного страха, она не желала совершенно. И она не могла понять, как это – «выпустила слово»? И спросила об этом цыганку.

– Вспомни мой рассказ о прошлом цыган – сильнейшие из сильнейших, наимудрейшие собрались, чтобы создать Слово мира. Это, помимо всего, означает и то, что они могли творить новые слова. А ты просто возмечтала на миг что-то неведомое – и Слово родилось. Ты понимаешь? Я только что стала свидетелем невозможного, но я уже не могу удивляться. После общения с Хранителем я уже ничему не удивлюсь.

– Общения? Ты… Ты разговаривала с Виссариончиком?

– Нет, нет… не так. Не разговаривала… и не с ним. Там, куда уходили Пелагея и Виссарион, я прикоснулась к Силе. И поняла, что нас услышали. Хранитель знает, что теперь он не один, и его ищут, чтобы помочь. Но, там же я поняла, что и кто-то другой, человек – или нечто, тоже ищет нового носителя древней крови. И цель его совсем не добрая. Древнее Зло, то, о чём говорила Пелагея – я теперь понимаю – вот, кто ищет носителя света.

И связаны мы все в один клубочек давным-давно.

Роза замолчала, обдумывая то, что сама же и сказала только что. Догадка возникла внезапно, появившись неосознанно, и её нужно было осознать, рассмотреть со всех сторон.

Но им помешали.

Что-то шевельнулось, и с пола донёсся лёгкий стон, нарушив едва воцарившуюся тишину. Катю мгновенно смело с кровати, она бросилась к Валету и схватила его за руку. И вскрикнула, обернувшись к Розе:

– Он здесь. Роза, он уже здесь.

Цыганка тоже рывком придвинулась к распростёртому на полу телу, и притронулась ко лбу юноши. Бледное лицо парня, до этого расслабленное и бездумное, напряглось, ресницы задрожали, губы искривились в беззвучном крике.

Роза кивнула, и отняла руку.

– Да, он вернулся. Бедняга, туго ему сейчас придётся.

Катя внимательно всматривалась в исказившиеся черты Валеры, ожидая и боясь того, что произойдёт дальше.

А ресницы вдруг взмыли вверх. Катя с содроганием представила, что сейчас вновь увидит мутный бегающий взгляд наркомана, но ошиблась – в открывшихся глазах предстала прозрачно-голубая чистота безоблачного неба. Несколько мгновений фокусировки, и Валера уже смотрит в её глаза. И лицо его вдруг искажается удивлением и надеждой.

– Майя? – Звонкий голос, совсем другой, нежели невнятное бормотание, что она помнила.

Удивление… И боль. Надежда. И мольба. Вопрос. И отрицание. В выкрике смешалось столько разных чувств, что Катя не знала, что и думать. Почему Майя? За кого её принял очнувшийся от многодневного путешествия по другим мирам разум бывшего наркомана? И – бывшего ли?

Сомнения вскипели и опали – ведь она видела его там, где нет ни лжи, ни обмана. И его внутренний свет, что разбивал безвременную тьму, сиял в его глазах и сейчас.

– Нет, я не Майя. – Она ободряюще улыбнулась, и Валет ответил подёргиванием губ, пытаясь тоже улыбнуться.

– Роза, давай ему поможем. – Катя повернулась к цыганке, и та согласно кивнула. И снова Катя удивилась, с какой лёгкостью Роза ворочает тяжёлую кровать, возвращая в первоначальное положение.

Они подхватили Валеру под руки, и помогли переместиться на кровать. Измождённый и лёгкий, как пушинка, он пробовал даже возразить, попытавшись идти сам, но понял тщетность усилий – тело ещё не поняло, что хозяин вернулся, и требовало верительных грамот.

– Спасибо. – Благодарность вылетела лёгкой бабочкой, он ещё не мог говорить нормально, а только шептал. Катя удивилась даже, как из него смог вырваться такой звонкий выкрик. – А я… где я?

Катя растерянно посмотрела на него, не зная, что и ответить. Она не знала, что запомнилось Валере, что именно отложилось в его памяти – и, отложилось ли, или сгорело вместе с печатями прошлого?

– А… А где ты должен быть, по-твоему? Что ты помнишь? – Роза поняла причину Катиного замешательства, и включилась в разговор.

Валера перевёл на неё взгляд, но, судя по всему, ничего знакомого не увидел, да и откуда ему знать цыганку, история с которой приключилась задолго до его перевода в местный детдом.

– Я… Я… – Он пошевелил пальцами, словно нащупывая ускользающий ответ, но это не помогало. – Я не помню. Помню её. – Он кивнул на Катю.

– Она мне снилась. – Он улыбнулся застенчиво. – Она страшно ругалась на меня, а потом исчезла. И вместо неё пришли какие-то уроды – они разобрали меня на части, на много-много частей, и что-то сделали с каждой из них. Мне показалось, что они съели что-то, но нет, всё на месте.

Катя отвернулась, скрывая гримасу боли, исказившую её лицо. Она поняла, о ком идёт речь, и что именно было «съедено». Огневик забрал всю грязь, что налипла на душе и разуме Валета, заодно высосав и нечисть, бродящую по его венам и разрушающую тело. Парню повезло, что её желание исполнилось таким вот образом. Но стоит ли ему рассказывать об этом? Она не знала, что решить.

Розу такие проблемы не занимали. Она обещала помочь этому парнишке, и помогла. А сейчас в помощи нуждалась сама Катя, навесившая на себя груз ответственности и никак не желающая его сбрасывать, возвращаясь, раз за разом, к содеянному.

– Да, теперь у тебя всё на месте. Валера, ты в больнице, не удивляйся. Да, в больнице. Для наркоманов.

Лицо Валерки исказилось – он вспомнил. И отголоски наложенного Катей проклятия никуда не делись – мысли о наркотиках всё ещё жалили его сердитыми пчёлами. Он схватился за голову, в попытке выдрать оттуда боль, но тщетно. А потом вдруг успокоился и взглянул на Розу.

– Я ведь излечился, да? Они… – Он сглотнул, – Они меня изменили, да?

– А что они, по-твоему, изменили? – Роза подошла к парню, и взяла его за плечи, приковывая к себе его взгляд. – Расскажи – что?

Взгляд Валеры поплыл, растворяясь в тумане небытия, и он заговорил чужим голосом, ровным и механическим:

– Он пришёл и смеялся от восторга, увидев жирную гусеницу, в которую я превратился. Ведь я давно стал личинкой, жрущей кокс и геру, всё подряд. Лишь бы поиметь кайф. – Валет дёрнулся. – Кайзер меня убьёт. Да, он убьёт меня, когда узнает. А он ведь приходил сюда? – Голос снова стал обычным, видно мысль о брате вышибла его из транса, несмотря на усилия Розы. – Он ведь здесь был, да? Я… Я что-то почувствовал, словно он гладил меня, как в детстве, по голове, и шептал, что-то ласковое… Мне стало так тепло там.

– Да, Кирилл и Грай приходили, уже не раз. Они ждут тебя, и не бойся, никто тебя не будет убивать, ведь ты уже чист.

– Правда? Нет, я, правда, уже не нарк? Тот, во сне… он смеялся, когда уходил – что во мне не осталось ничего вкусного. Он говорил о моей зависимости?

– Да, – Роза терпеливо объясняла ему то, что он понял и сам. – Это создание, что повстречалось тебе – оно забирает только грязь, если его хорошо попросить об этом. – Она кинула взгляд на Катю, и та вздрогнула от услышанного. – И тварь эта, назовём его демоном, не пугайся только, забрал всё лишнее, не оставив ничего. Ты ведь не чувствуешь тяги?

– Нет, – Валера задумчиво покрутил головой, закатывая глаза. – Н-н-н-неет. Ничего не чувствую, вот только, при мысли одури подташнивает слегка.

– А это тебе подарок. И напоминание о том, в кого ты превратился, пойдя за своим братцем.

– Не говорите так о Кайзере! – Валет вскинулся волчонком. – Он хороший!

– Вот-вот, а говоришь, всё забрали. – Роза усмехнулась. – Да не рычи ты, никто твоего Кайзера не оскорбляет. Хочешь – пожалуйся, ага, прямо ему. Он меня непременно накажет, правда вначале поблагодарит, если совсем не утратил человеческое ещё.

Валет умолк, непонимающе смотря на цыганку.

– Да ты потом всё узнаешь, не переживай. Тут, пока ты на излечении был, многое произошло. И не всё из того, что случилось, радует.

Роза повернулась к Кате.

– Катя, ты там долго ещё будешь раздумывать о своём горьком-печальном? Всё, забудь, это ушло.

Валет заинтересованно посмотрел на Катю, не понимая причины её скованности.

– А что она…?

– А это тебе не надо знать пока. Не помнишь – вот и хорошо. А вспомнишь, так и забудь сразу, ясно? – Тон сказанного не оставлял никаких сомнений в том, что эту тему лучше позабыть. На время. Роза выглядела доброй, по-домашнему тёплой, женщиной – но Валет ощутил каким-то десятым чувством, что с ней лучше не пререкаться. Словно за её плечами таились грозящие сорваться в любой миг валы огненного прилива.

– Ясно. – Он хмыкнул, и вдруг, совершенно неожиданно улыбнулся. – Да и забуду, что мне. Я такой сон видел, что ничего больше и не надо.

– Да, сон у тебя знатный приключился, о таком мечтать только можно. Некоторым бы не помешало, вот только – не уверена, что помогло бы.

– А откуда вы знаете, что мне приснилось? – Валет, совершенно по детски, наклонил голову и снова недоверчиво разглядывал Розу. – Это же мой сон!

– Твой, твой… – успокаивающе пробормотала Роза. – Говорю же, тут столько случилось, что удивляться чему-либо не стоит. Тебе то уж и подавно, уснул нарком конченным, сдыхающим у плинтуса, а очнулся – бодрячок, хоть сейчас в поход. Да не дёргайся ты… Яхве, что за молодёжь пошла. – Она картинно закатила глаза, а потом топнула ногой. – Да, именно так. Вот и живи по-новому, старое – из сердца вон!

– Как это – «вон»? Всё забыть, что ещё помню? Это же…

– Яххве… – Роза едва не зарычала, непосредственность Валеры порядком её достала, но – что поделаешь с человеком, только-только вернувшимся с порога того света? Да ничего. – Всё забыть, – передразнила она. – Да не забыть, а из сердца подальше. Умом живи, а сердце у тебя сейчас мальчишечье, подскажет, что и как. И не спрашивай, почему да отчего. Помолчи, тебе сил надо набираться. Я сказала – помолчи!

И от её повелительного голоса Валерины губы сомкнулись, не поддаваясь хозяину. Он недоумённо потрогал их руками, дернув за нижнюю губу, но это не помогло – слова не выходили.

Катя наконец-то отошла от состояния подавленности, да и диалог Розы с Валерой выглядел со стороны довольно потешно – суровая цыганка, в глазах которой пылало негодование этим мальчишкой, и причина её негодования – парень с повадками и глазами мальчугана, еле-еле научившегося стоять против ветра. Роза походила на мать, отчитывающую непутевого, но «доброго внутри» сына.

Но вдруг «мамаша» насторожилась, прислушиваясь к чему-то далёкому. Катя ощутила, как цыганка напряглась, и поняла, что время спокойных разговоров закончилось.