Кажется, я больше никогда не смогу спокойно спать по ночам. Так, чтобы положить голову на подушку и мгновенно начать видеть яркие замысловатые сны. Вместо цветных снов теперь — серая липкая тоска. Мы и так проболтали с мамой почти до часу, я давно должна клевать носом. Я и клевала, пока не устроилась на диване, подложив под голову целых две подушки и укрывшись мягким пледом. У меня получилось такое уютное гнездышко — ложись и спи… Но я не могу.

Я ворочалась так, что от гнезда остались одни обломки, а ночнушка практически перевернулась на мне задом наперед. Как ей это удалось? Чудеса какие-то. Нет, уснуть, определенно, не получится. Не стоит и пытаться. Я сползла с дивана, побрела в сторону холодильника, открыла его, рассеянно оглядела содержимое. Что я тут ищу? Пора бы уже купить снотворное. Или хотя конфисковать из дедовых запасов еще одну бутылку сухого красного.

Послонявшись туда-сюда по гостиной, я села на пол перед окном. Чем бы таким заняться, чтобы при этом не разбудить маму? Посижу, посмотрю в окно. Сижу. Смотрю. Прошло целых две минуты! Что бы поделать еще? Я зачем-то побрела в прихожую, полюбовалась на мамину шляпу, напялила ее на себя перед зеркалом. Темнота не позволила мне понять, идет мне эта вещь или нет. Я видела лишь смутный силуэт, очень похожий на ядовитый гриб под названием бледная поганка.

Шляпа не удержалась на вешалке, соскользнула на пол, я наклонилась, чтобы поднять ее и взгляд мой наткнулся на беговые кроссовки. Я бы не увидела их, если бы белые полоски не сияли призывным флуоресцентным светом. Они валяются тут с той самой ночной пробежки, я так и не удосужилась убрать их в шкаф. А может… В два часа ночи? Почему нет? Чем это время хуже любого другого? Я знаю, что мама бы меня не одобрила. Дед — тем более. Но они сладко спят в своих постелях, в то время как я не могу сомкнуть глаз. А усталость очень даже может поспособствовать образованию сонливости. В тот раз помогло, поможет и в этот.

Я тихонько прокралась к шкафу, на ощупь нашла шорты, топ и майку, натянула их вместо ночнушки. Отыскала носки в ящике. Надеюсь, они одного цвета. А, впрочем, какая разница? Если я кого и встречу, так только подвыпивших ночных гуляк. А им до моих носков точно не будет дела, как и мне до их мнения по поводу моего внешнего вида. Телефон я закрепила в чехле на предплечье, ключи положила в потайной карман шортов. Я готова к спортивным достижениям!

Ночь была теплой, даже слишком. Я бы предпочла освежающую прохладу. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Ничего, холодный душ в конце пробежки поможет остудить мое разгоряченное туловище и не менее разгоряченные конечности. Я хотела рвануть в сторону набережной, но ветер донес до меня звуки грохочущей музыки, и я повернула в противоположном направлении. Не хочу оказаться посреди безумного сабантуя, все эти люди со стеклянными глазами и выхлопом, как у Змея Горыныча, меня просто бесят! Особенно сегодня, когда мне хочется тишины и покоя, как внутри, так и снаружи.

В общем, я снова побежала в сторону жилых кварталов, подальше от набережной. Но в этот раз все было по-другому. У меня было ощущение, что к кроссовкам кто-то подло приделал чугунные подошвы. Иначе почему мне так трудно переставлять ноги? Куда делась былая легкость и прыгучесть? Я бежала в гору, мой организм был против, но я не собиралась поддаваться слабости. Если бы я действительно устала, то давно дрыхла бы в своем уютном гнезде. Раз я не могу уснуть, значит, у меня полно лишней энергии. И я должна ее растратить во что бы то ни стало!

Улицы были пусты, мне даже не приходилось притормаживать на перекрестках, потому что и машин не наблюдалось, разве что изредка проносилась очередная «музыкальная шкатулка», оглашающая окрестности ритмичными звуками. Молодежь развлекается. Носятся толпой папиных машинах, тайно угнанных из гаража. Мы когда-то тоже так делали. Весело было…

Чем дольше я бежала, тем больше у меня появлялось энергии. Я же говорила! Она есть, просто прячется, не хочет быть истрачена на благое дело, хочет снова будоражить меня в ночи. Хватит! Я не желаю больше вспоминать о том, как теряла голову в объятиях Аркадия, как у меня перехватывало дыхание от его поцелуев, как я проваливалась в бездонный омут, когда его глаза приближались к моим, и он заглядывал прямо мне в душу… О ночах, наполненных бешеной страстью, томительной нежностью и самым настоящим безумием я не хочу вспоминать тем более. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного и вряд ли когда-то испытаю. Кажется, я выгорела дотла. На месте моего сердца сейчас лишь горстка пепла, раздуваемая ветром сожалений.

О чем же я сожалею? О том, что это было или о том, что закончилось? Если бы я тогда поехала от Ники на такси, мы бы не встретились на единственном сухом островке посреди бушующего ливня, он бы не накинул мне на плечи свою куртку, и меня не ударило бы током прикосновение его теплых рук… Да, все случилось именно тогда. Я влюбилась уже в тот момент, хотя сама не поняла этого. Думала, это просто игра, просто развлечение. Если бы все было так просто, мне не было бы сейчас так мучительно больно…

А он? Где он сейчас? Что делает, о чем думает? Вспоминает ли обо мне? Может, уже забыл, в объятиях очередного летнего развлечения. Нет, такого быть не может. Не только я теряла голову в наши безумные ночи, он чувствовал тоже самое… во всяком случае, тогда я была в этом уверена. А, может, нет? А, может, это только мне было так хорошо? От этой мысли, пронзившей меня неожиданно и вероломно, я остановилась посреди дороги, как соляной столб. Разве такое возможно? Разве бывает так, что у одного участника событий стая бабочек под кожей, головокружение, экстаз, доходящий до глубокого обморока, а второго — ничего особенного? Интуиция и жизненный опыт подсказывали мне: да, такое может быть.

Это осознание было таким… обидным! То есть я парила на крыльях страсти и романтической влюбленности, а он просто удовлетворял свои низменные потребности? И меня вполне можно заменить любой другой наивной и восторженной дурочкой? Да пошел он вообще! Он недостоин того, чтобы я нем думала! Придя к этому яростному убеждению, я собралась бежать дальше. Я только сейчас поняла, что все еще стою посреди тротуара, как столб, рассуждаю сама с собой и, возможно, даже, разговариваю вслух.

Я сделала шаг, и мой взгляд случайно переместился в сторону кустов, разросшихся вдоль ближайшего забора. Увиденное в прорехе между кустами заставило меня снова остановиться, и не просто остановиться, а полностью окаменеть.

На крыльце дома сидел Аркадий и курил. Я не очень четко видела его лицо, потому что свет на него падал сзади, из-за приоткрытой двери. Но это был он. Его взъерошенные волосы, его рука с длинными сильными пальцами, его широкие плечи. Он повернулся, и его темный профиль отпечатался на желтом фоне, как негатив фотографии.

Я инстинктивно шагнула назад. Я не хотела, чтобы он меня видел. Уже можно было остановиться, но я, сама того не замечая, все отступала и отступала, пока не оказалась на дороге. Очнулась я в тот момент, когда рядом со мной завизжали тормоза мотоцикла.

— Эй! — заорали мне прямо в ухо. — Проснись! Уйди с дороги!

Чьи-то руки толкнули меня в сторону тротуара. Я очнулась и побежала. Я неслась со всех ног, как заяц, в спину которого дышит стая волков. Ног я не чувствовала, тела тоже, мне казалось, я лечу над землей, как во сне, и ветер свистит у меня в ушах. Если бы едва не сбивший меня мотоцикл ехал в ту же сторону, уверена, я бы его обогнала. Мне нужно было убежать во что бы то ни стало. Я не хотела, чтобы меня увидел Аркадий. Он наверняка вышел к калитке, привлеченный визгом тормозов и криками. Наверняка вышел… но я этого не видела. Меня там уже не было.

Я остановилась, чтобы отдышаться только после того, как пробежала несколько километров. Ну, может, всего один километр. Я не знаю, я неслась как угорелая, ничего не видела, ничего не понимала… Знала только, что мне нужно оказаться как можно дальше от того места. И где я теперь?

Привалившись к стволу платана, я тяжело дышала и озиралась по сторонам. Я не разбирала пути и поэтому не знаю, куда принесли меня ноги. Справа от дороги высотки, слева частные дома. А в какой стороне море? В нашем городе это главный ориентир. Мое горло слиплось от жажды, дыхание вырывалось со свистом. Я села прямо на траву под платаном и обхватила голову руками. Перед моими глазами до сих пор был профиль Аркадия, черный на желтом фоне, яркий и симметричный, как настоящая фотография.

Это, правда, был он? Откуда он там взялся? Почему он сидел на крыльце какого-то ветхого дома, а не на террасе шикарной гостиницы? И что мне теперь делать? Если я не знала, как ответить на первые три вопроса, то ответ на последний был очевиден: надо идти домой и ложиться спать. Собственно, что такого невероятного произошло? Я не была уверена, что Аркадий уехал. Еще в самом начале нашего романа он намекал, что может остаться на побережье надолго. Правда, я думала, что он переедет в другую гостиницу, подальше от нашей, или вообще в соседний город. Но он остался здесь. И снял какой-то дом. Ну, захотелось человеку деревенской экзотики. Мне-то какое до этого дело? А, может, он зашел к кому-то в гости. К кому-то… к девушке? Да на здоровье. Пусть хоть гарем себе заведет, меня это ни капли не волнует.

Я поднялась и уверенно направила свои стопы в сторону моря. Я знаю, в какой оно стороне, не вижу, но чувствую. Кроме того, об этом можно догадаться по уклону. К морю — значит вниз. И район этот я знаю, я умчалась не так уж далеко. Просто в приступе паники все вокруг показалось незнакомым… И тут я вспомнила. Я уже видела Аркадия, приблизительно в том же месте. Когда бегала неделю назад. Я тогда подумала, что он мне померещился. Но теперь не сомневаюсь — это был он. Он вышел из этого самого дома, спрятавшегося за разросшимся кустарником. Вышел и закрыл за собой калитку, с таким видом, как будто ему это действие хорошо знакомо, как будто он делал это миллион раз.

Какие из этого можно сделать выводы? Ну, думай, дорогой Ватсон, это же элементарно. Он не впервые в нашем городке. Поэтому знает про Кручу, про рапанов, про сезонную ловлю рыбы. Возможно, в этом доме живет кто-то из его старых знакомых. Это очень правдоподобное объяснение. Хотя… почему же он сначала остановился в гостинице? Нужно признать: это все лишь догадки. Я понятия не имею, что происходит. И, что самое главное — мне не нужно этого знать!

Вернувшись домой, я выпила литр воды, встала под холодный душ, почистила зубы, попыталась расчесать мокрые волосы, чтобы завтра они не торчали в разные стороны… Сна не было ни в одном глазу. Я старалась двигаться тихо, чтобы не разбудить маму, свет я включила только в ванной, на кухне ориентировалась на ощупь. Рухнув в свое разоренное гнездо, я приготовилась к долгой битве с неугомонным желанием думать об Аркадии и, неожиданно, уснула. Все же пробежка, тем более такая активная — прекрасное средство от бессонницы.

Проснулась я на удивление рано, даже мама еще спала. В последнее время мой обычный распорядок был нарушен курортным романом и его последствиями. Теперь все кончилось, жизнь возвращается в обычное русло. И поэтому я, как обычно, отправилась с утра на море, прихватив полотенце и хорошее настроение. Оно и вправду было хорошим, сама не знаю почему. Наверное, мне надоело страдать. Все приедается.

Ерш и Лапоть были на месте, море манило, солнце светило — ничего не изменилось, жизнь продолжается! После заплыва я расстелила свое полотенце на мелкой гальке и прилегла немного отдохнуть. Обычно я так не делаю, не люблю поджариваться на солнце. Но сегодня я устала и решила, что немного солнечных ванн под шум прибоя мне не помешает.

Проснулась я от скрежета и грохота, сопровождаемых приглушенной руганью.

— Говорил тебе — давай помогу!

Знакомый голос. Кажется, это Лапоть.

— Кто же знал, что он развалится!

Это, точно, Ерш.

— Слушай старших и умных, и будет тебе счастье!

Это снова Лапоть.

Я открыла глаза и увидела перед собой Ерша. В его руках была верхняя часть огромного пляжного зонта.

— Улетаешь, Мэри Попинс? — пробормотала я и перевернулась на другой бок.

Так, стоп! Почему я вообще сплю на пляже? Я села и увидела, что нижняя часть зонта, представляющая собой палку с тяжелым металлическим основанием, лежит в опасной близости от моей головы. Рядом с ней сидит Лапоть и с немым, но явственным укором, смотрит на Ерша.

— Вы что, решили прикончить меня во сне? Что я вам плохого сделала?

Лапоть хмыкнул, Ерш открыл и снова закрыл рот.

— Ты уже начала поджариваться, — объяснил, наконец, Лапоть.

— Я укрыл тебя полотенцем, — продолжил Ерш. — Но ты его все время скидывала.

— Надо было перетащить ее в тень, — сказал Лапоть Ершу, как будто меня здесь не было.

— Она бы проснулась.

— А сейчас она сладко спит!

Он покосился на меня. Заметил, наконец!

— Ну вот я и решил поставить рядом зонтик, — высказался Ерш. — Но он оказался непрочным. И очень тяжелым.

— Сколько времени я тут валяюсь? — поинтересовалась я.

— Ну… часа два, — сказал Ерш.

Из моего рта вырвалось не очень приличное восклицание.

— Надо было меня разбудить!

— Жалко было, — признался Лапоть. — Ты так сладко сопела.

— И похрапывала, — добавил Ерш.

— Врешь!

— Ладно, вру.

— Большое спасибо вам за заботу, — обратилась я с искренней прочувствованной речью к спасателям. — Но в следующий раз — просто разбудите.

Я уже отошла на сотню метров, когда меня осенило. Ерш же без пяти минут доктор! Он может мне помочь. Пришлось вернуться.

— Слушай, — обратилась я к своему заботливому другу. — Посоветуй хорошее снотворное. Бессонница одолела.

— Опиши симптомы, — произнес Ерш строгим голосом Андрея Евгеньевича.

— Спать не могу! Какие тебе еще симптомы?

— Причины? Ощущения? Голова не болит, не кружится? Аппетит нормальный?

— Да ну тебя.

Я махнула рукой и пошла прочь. Ерш меня догнал.

— Это может быть очень серьезно. То у тебя температура, то бессонница…

— Да все нормально.

— Нет, ненормально! Ты сама на себя не похожа.

— И что ты предлагаешь?

— Давай как-нибудь встретимся, поговорим.

— О моей бессоннице?

— Ну а о чем еще? Я помочь хочу.

— Ладно, — я махнула рукой. — Встретимся.

— Давай сегодня вечером.

— Ну… не знаю.

— Я тебе позвоню.

Дневной сон не очень-то меня освежил, я высохла, нагрелась, впору было снова лезть в море. Но я торопилась домой. Мама, наверное, давно проснулась и потеряла меня. Пересекая набережную по диагональной траектории, я увидела Кирилла, который неспешным шагом двигался мне наперерез. Он меня еще не заметил, так как увлеченно созерцал что-то на экране своего телефона. Ну и прекрасно. Я вообще не горю желанием с ним общаться. В последнее время наши встречи протекают по удивительно однообразному сценарию: я веду себя как идиотка, он невозмутим и безупречен. Сейчас, вроде бы, ничто не предвещает провала, но кто знает… Я способная, найду, как в очередной раз опозориться.

Я замедлила шаг, чтобы не оказаться на пути Кирилла, но, кажется, сделала это слишком резко — женщина с коляской, следовавшая за мной по пятам, затормозить не успела. Маленькие, но очень жесткие колесики с разбегу врезались в мои голые пятки.

— Ой! — вскрикнула я.

Кирилл поднял глаза.

— Извините, — пробормотала женщина.

— Это вы меня извините, — проявила я вежливость.

Коляска вместе с бормочущим что-то обитателем укатила, а я оказалась лицом к лицу с Кириллом. Мы поздоровались, я нацепила радостную улыбку, Кирилл тоже непринужденно улыбнулся.

— Как вода? — поинтересовался он.

— Мокрая и соленая, — резковато отозвалась я. И тут же поправила сама себя, — теплая, как парное молоко.

Кирилл — это не Ерш. С ним надо поаккуратнее. Он — парень чувствительный и деликатный. Ему я обычно не грублю и в ответ на невинный вопрос не огрызаюсь. С ним я, кажется, становлюсь лучше…

— Ты черная, как шоколадка, — продолжил светскую беседу Кирилл.

Кажется, это комплимент. Надо ответить, как подобает воспитанной барышне.

— Спасибо.

— А все загораешь…

— Да нет, загорать я не люблю. Лежать на пляже скучно.

Кирилл посмотрел на меня как-то странно. С недоверием, что ли?

— Ну, мне пора. Меня мама ждет.

Все прошло хорошо, надо испариться, пока я не ляпнула лишнего и не выкинула чего-нибудь чудесного, в моем стиле.

— Может, как-нибудь встретимся, сходим куда-нибудь? — внезапно выпалил Кирилл.

Его щеки, до этого момента достаточно бледные, приобрели оттенок нераскрывшегося розового бутона. Похоже, он волнуется…

— Давай, — согласилась я.

— На Цветочном бульваре открыли новую кофейню. Говорят, там очень вкусные чизкейки.

— Обожаю чизкейки!

— Я помню.

Лицо Кирилла вернулось к своему первоначальному цвету, а я вернулась к прерванному маршруту.

Только дома, в ванной, я поняла, почему Кирилл смотрел на меня так странно и не поверил моему утверждению, что я не люблю загорать. На моей левой щеке, которую во время сна на пляже я использовала как подушку, явственно отпечатался узор из мелкой морской гальки. Камни, на которых распласталось мое нежное лицо, имели разнообразную причудливую форму, и узор получился очень красивым, авангардным. Хоть сейчас на выставку. Ну вот. А я думала, что сегодня не опозорилась перед Кириллом.

Мама с дедом наколдовали вкуснейший обед из восьми, кажется, блюд. Я так поняла, они увлеклись и устроили что-то вроде кулинарного батла. Мой желудок стонал и жаловался, но я все равно запихивала в него медальоны из лосося, суфле из шпината, нечто поджаристое из говядины и зеленого лука, рулетики с курицей и чем-то красно-желтым…

— Ну, — спрашивала мама, — как тебе суфле?

— Тает во рту, — ответствовала я.

Мама с довольной улыбкой поглядывала на меня и с превосходством — на деда.

— А жюльен разве не тает? — с вкрадчивой интонацией встревал дед.

— О, да, жульен восхитителен! А кто из них жюльен?

Дед громко фыркал и вертел в руках полотенце.

Потом я пробовала медальоны, стонала от удовольствия, и дед расплывался в довольной улыбке. А мама пыталась подсунуть мне десерт…

— Хотите узнать, кто победил? — спросила я, когда почувствовала: еще немного, и жюльены с крутонами полезут у меня из ушей.

Мои любимые повара навострили уши.

— Дружба! — громко провозгласила я. — Вы оба — мечта всех обжор и гурманов. Лучшим было все!

Мама рассмеялась, дед задрал подбородок с видом победителя… Как я их обоих люблю!

Звонок Ерша застал меня за серьезными сомнениями в собственной адекватности. Я вспоминала вчерашнюю ночь, свою пробежку, Аркадия, мелькнувшего за кустами, и думала: «А был ли мальчик?». В смысле, не померещилось ли мне все это? А, может, вообще приснилось? Может, я вовсе никуда не бегала?

Мои сомнения были настолько серьезны, что я пошла в ванную, открыла стиральную машинку и извлекла из нее топ, шорты и майку. Раз они лежат здесь, значит, я все-таки бегала. Я помню, как, вернувшись, перед тем, как принять холодный душ, отправила все в стирку. Но то, что пробежка была, вовсе не означает, что Аркадий был тоже. Как раз он вполне мог мне померещиться. Возможно, подсознание сыграло со мной злую шутку: я думала о нем, я оказалась в том месте, где в прошлый раз встретила кого-то на него похожего… и вуаля! Мое воображение снова его там нарисовало.

Главным аргументом против реальности произошедшего был факт, значение которого я почему-то не осознала раньше: настоящий Аркадий не курит. А этот фантом курил. Причем с таким видом, как будто наслаждается этой вредной привычкой уже не один год. И еще один аргумент: эта картинка, которую я видела и которая отпечаталась в моем мозгу, была какой-то ненастоящей. Желтый фон, темный силуэт, резкий профиль, рука с дымящейся сигаретой… Какой-то постановочный кадр! И автор этой постановки — мое подсознание. Зачем оно прилепило Аркадию сигарету? Вот уж не знаю. Видимо, вопрос курения, в связи с дедом, вертелся где-то в мыслях, и оно его нечаянно зацепило. Придя к этому выводу, я почувствовала некоторое удовлетворение. Прекрасно, Ватсон! Все очень логично. Не зря я в свое время увлеклась психоанализом и перелопатила гору литературы по этому вопросу. Я представляю, как работает подсознание… А если нет?

Был Аркадий в кустах или не был? Реальны мои воспоминания, или мне пора к доктору? Кстати, о докторах. Ерш. У него, кажется, было желание побеседовать со мной о моем состоянии. Может, он уже видит выраженные шизоидные симптомы, которых я пока не замечаю? Интересно…

Как будто прочитав мои мысли на расстоянии, Андрей Евгеньевич позвонил в этот самый момент. То есть сначала я не знала, что это он — номер незнакомый, у меня в телефонной книге его нет. Но по первым же звукам голоса я опознала своего приятеля, в последнее время удивляющего меня новыми гранями личности.

— Как дела? — поинтересовался Ерш, — как самочувствие?

— Пульс и давление в норме, — отрапортовала я. — Пациент скорее жив, чем мертв. С чем пожаловали, дорогой доктор?

— Хочу пригласить тебя на… э… беседу.

— Интерес профессиональный или дружеский?

— Там разберемся.

— Ну, давай, приглашай.

— Часов девять будет удобно?

— Так, так. Сейчас сверюсь с еженедельником и спрошу у своего секретаря, — паясничала я. — Кажется, я смогу найти для вас пару минут.

— Минут? — возмутился Ерш.

— Ну, может, пару часов. Как пойдет.

— Окей, — сказал Ерш. — Зайду за тобой в девять. Поедем в кофейню на Цветочном бульваре. Забыл, как называется — то ли «Санта-Фе», то ли «Сан-Тропе».

Положив трубку, я подумала: а стоит ли тратить время на профессионально-дружескую беседу с Ершом, в то время когда у нас гостит мама, которая завтра уедет? Я ринулась на кухню к деду, чтобы спросить, нет ли у нее на сегодня планов, и потом отменить намечавшуюся «беседу».

Когда я вошла, мои ближайшие родственники дружно замолчали, хотя до этого весьма напряженно о чем-то беседовали, я слышала из-за двери их голоса.

— Чего притихли? Меня обсуждаете за моей же спиной?

В этот момент я подумала, что обсуждали они, скорее всего, не меня, а мамино предстоящее замужество. И не стала приставать с неуместными вопросами. Может, у них тут серьезный отцовско-дочерний разговор.

Мама посмотрела на меня виновато и выдала:

— Мне тут подруги звонили… Решили устроить в мою честь вечеринку. Обижаются, что я приехала и скрываюсь.

— Вечеринка — это круто! — отозвалась я. — Ты не собираешься отказаться?

— Вообще я думала провести последний вечер с вами…

— С нами ты вчера была, и позавчера. И сегодня. И вообще, ты же через месяц снова приедешь.

Я произнесла это с ненавязчивой вопросительной интонацией. Мама клятвенно заверяла, что в самом ближайшем времени продемонстрирует нам своего ненаглядного Игоря.

— Конечно, приеду.

— Ну, тогда иди веселись. И раньше утра не возвращайся! Покажи им там всем.

— Что показать?

— Какая ты стройная, красивая и молодая! Они-то все, небось, набрали по двадцать кило и завели вторые подбородки.

— Лана!

А что? Я видела ее любимую Иринку. И Ленку со Светкой тоже. Моя мама выглядит как их дочка, ну, в крайнем случае, младшая сестра.

Мама убежала готовиться к своему отвязному девичнику, хотя было всего шесть часов, а встретиться они должны в восемь. Я осталась не у дел. Не буду же я за три часа начинать наряжаться на беседу со своим личным врачом самого широкого профиля. От скуки я вымыла плиту, на которой со времен кулинарного батла остались разноцветные брызги, разгрузила посудомойку, вытерла пыль на всех горизонтальных поверхностях в дедовой кухне.

Я уже собиралась применить разыгравшийся хозяйственный энтузиазм к собственной квартире, как на нашем пороге появился гость. Кирилл. Дед, что ли, опять его вызвал? Не дает человеку покоя со своими вай-фаями. Но, оказалось, на этот раз дело не вай-фае. Кирилл выступал курьером — он принес какой-то замечательный травяной чай, созданный лично Клавдией Андреевной по ее же эксклюзивному рецепту. Дед считал, что этот успокаивающий и, одновременно, тонизирующий напиток просто необходим моей маме.

Вручив мне пакет для передачи деду, который куда-то запропастился, Кирилл не ушел, а начал неловко мяться на месте, теребя в руках телефон и переступая с ноги на ногу.

— Хочешь кофе? — вспомнила я о своей роли радушной хозяйки.

— Может, прогуляемся? — выдвинул встречное предложение Кирилл. — Помнишь, мы собирались сходить поесть чизкейков?

Мы собиралась? Э-э… ну ладно. До девяти времени навалом, я вполне успею совершить променад с другом детства перед тем как идти на встречу с личным доктором. Тем более, делать мне все равно нечего.

— Чизкейки — это здорово. Подожди пару минут, я переоденусь.

Только начав рыться в шкафу в поисках подходящего наряда, я задумалась: а зачем, собственно, Кирилл приглашает меня в кофейню? Вспомнив наш утренний разговор, я поняла, что и тогда, и сейчас, он вел себя довольно странно: смущался, смотрел в сторону, даже покраснел слегка. На моего одноклассника это совсем не похоже. Только если… уж не свидание ли это?! Похоже, что да. И как это я сразу не догадалась? Что же мне делать? Отказаться? Но почему сразу отказаться? Из-за моего траура по неудавшемуся курортному роману с Аркадием? Глупости какие. Кирилл в миллион раз его лучше. И я ему, кажется, снова нравлюсь. В смысле, не просто как друг.

Когда я попросила Кирилла подождать пару минут, я еще не подозревала, что иду на свидание. Хотела просто натянуть сарафан или шорты с топом. Но теперь… Что же мне надеть? На кровать полетели мои немногочисленные платья и юбки. Шорты я теперь не рассматривала — слишком буднично. Но и чрезмерно наряжаться не стоит. Что-нибудь красивое, стильное и ненавязчивое. Так. Вот это платье, белое с мелкими голубыми цветами. Нет, лучше тот клетчатый сарафан с большими карманами. Или все-таки юбка и блузка с открытой спиной? В итоге я натянула ретро-платье в горох, мазнула по губам помадой, а по ресницам — тушью и натренированным движением виртуоза свернула волосы в небрежный романтичный пучок. Туфли-лодочки, сумочка на тонком ремешке — и звезда из шестидесятых готова.

Кажется, на Кирилла мой вид произвел впечатление. Он хлопал своими длинными ресницами, поправлял воротник отглаженной рубашки (уж он-то всегда выглядит так, как будто на свидание собрался) и, конечно, озвучил почти изысканный комплимент:

— Ты очень элегантна. Это платье… необыкновенно тебе идет.

— Спасибо, — снисходительно произнесла я. — Ты на машине?

— Вызвал такси, — отозвался Кирилл.

Цветочный бульвар вместе со своими фонтанами, скульптурами, клумбами и кафешками находится довольно далеко от набережной, но летом там все равно толпятся тучи народа. Я опасалась, что в знаменитой новой кофейне не будет мест, но, оказывается, Кирилл заранее забронировал столик. Как предусмотрительно с его стороны! Получается, он готовился и был вполне уверен, что я соглашусь. Хорошо это или плохо? Не знаю, что-то я вообще сейчас туго соображаю, в голове сплошной туман. Я пришла на свидание с Кириллом, но совсем не уверена, что хочу в очередной раз попытаться завести отношения, более близкие, чем дружеские. Возможно, я снова собираюсь совершить ошибку… Но что делать? Я уже согласилась и я уже здесь. Сбегать поздно.

С другой стороны, если отбросить все, что было раньше, это наше первое свидание. Я не должна сразу давать какие-то определенные ответы. Мы просто посидим, поболтаем, съедим по чизкейку, может, выпьем по коктейлю. Спокойствие. Ничего страшного сегодня не случится. В крайнем случае, я могу сделать вид, что не поняла, что это свидание. Ведь Кирилл этого слова не произносил.

Улыбчивая официантка по секрету сообщила нам, что сегодня особенно удался клубничный чизкейк, и мы послушно заказали по одному. Кирилл предлагал отведать еще какие-то яства, но я объяснила, что у меня дома недавно был кулинарный батл, и я не в состоянии оценить качество местной кухни.

— А ты, конечно, заказывай. Я буду морально тебя поддерживать в поедании разных вкусностей.

Из напитков мы выбрали какой-то модный коктейль и, по моему настоянию, зеленый чай. Официантка, все время радостно улыбавшаяся Кириллу, упорхнула, мы остались вдвоем, и я почему-то заволновалась.

Чтобы придать нашему разговору обыденности, я вежливо расспросила Кирилла о его многочисленном семействе, в первую очередь о самочувствии жены брата, ожидающей прибавления, а он поинтересовался новостями из жизни моей мамы. Я почему-то не стала ему рассказывать о ее предстоящем замужестве. Кажется, я сама до сих пор не могу в это поверить. У меня есть серьезные опасения, что все сорвется в последний момент, и моя любимая мама снова останется с разбитым сердцем. Почему я так думаю? Сама не знаю. Может, потому, что я до сих пор собираю осколки своего. Надеюсь, мои предчувствия меня обманывают, и все будет хорошо.

Итак, семейные дела обстоятельно рассмотрены со всех сторон, коктейли выпиты и заказаны повторно, чизкейки, кстати, не такие уж и вкусные, основательно потрепаны… Кажется, сейчас что-то начнется. Не зря же щеки Кирилла снова приобрели приятный розоватый оттенок. В этот момент пискнул мой телефон, и я обрадовалась возможности на секунду отвлечься.

«До нашей встречи осталось полтора часа. Надеюсь, ты не передумала?» — писал Ерш.

Я заволновалась. У нас с Кириллом все как-то затягивается и сворачивает не в ту сторону. Когда я соглашалась съесть по чизкейку, я думала, что это будут просто дружеские посиделки. А когда осознала, что это свидание, то увлеклась выбором наряда и даже не вспомнила о своей договоренности с Ершом. Проклятый склероз!

Я не успела ответить на сообщение, как Ерш написал новое: «Лапоть уверен, что ты меня продинамишь. Говорит, я рылом не вышел. Мол, Ерш и Русалка не пара… тра-ля-ля, как там в песне». В конце сообщения — грустный смайл и еще куча разных картинок. Как будто Ершу не двадцать семь, а двенадцать. Но это ладно. Какая еще пара?! О чем вообще речь?

— Что-то важное? — спросил Кирилл. — Или неприятное?

— О, извини, пожалуйста. Это очень невежливо, но мне, действительно, нужно ответить.

— Никаких возражений, — мягко улыбнулся Кирилл.

Ответить, действительно, надо. Но что? Похоже, я, уже второй раз за сегодня, попала впросак. Я думала, что у меня две дружеские встречи, а оказалось, что я назначила свидания двум парням в один вечер. И, возможно, в одном и том же месте. Интересно, как называется эта новая кофейня? Если «Санта-Фе» или «Сан-Тропе», то мы с Ершом должны придти сюда же. О Боже!

Так, надо сосредоточиться. Ерш считает, что пригласил меня на свидание, а я согласилась. Лапоть думает, что я не приду, потому что Ерш рылом не вышел. А сам-то он! Я почему-то обиделась за Ерша. Он хороший друг, внимательный будущий врач и вообще… он мне нравится. Не так, чтобы идти с ним на свидание, конечно. Ерш! Знаменитый охотник, вечный мартовский кот и самый озабоченный спасатель всего побережья! Кем надо быть, чтобы согласиться на свидание с таким парнем?! Легкомысленной романтичной дурочкой или такой же охотницей в поисках приключений. Я ни ко вторым, ни к первым не отношусь. И Ерш об этом знает… Знает ли?

Если нет, то к какой категории он меня относит? Может, после наблюдения за моими развлечениями с Аркадием он считает меня охотницей? Или, наоборот, думает, что мое сердце разбито после расставания, и я стала легкой добычей? Ха. Посмотрим еще, кто кого. Во мне проснулся спортивный азарт. Мне захотелось переиграть Ерша на его же поле, победить в той области, где он считает себя асом и виртуозом. Я соглашусь на свидание и покажу ему… Кузькину мать. Я уже согласилась, осталось лишь подтвердить это. Ну и решить проблему с Кириллом.

Осталось полтора часа… Вполне достаточно, чтобы разрулить ситуацию. Вот только домой возвращаться я не буду. Спроважу Кирилла и здесь же, как говориться, не отходя от кассы, встречу Ерша.

«Все в силе, — написала я Ершу. — Передай Лаптю, что я питаю слабость ко всем обладателям жабр. И пусть на свое рыло в зеркало посмотрит». Ответом мне была серия радостных смайликов, некоторые из них изображали поцелуй. Детский сад, честное слово! «Планы слегка изменились, — набрала я новое сообщение. — Заходить за мной не нужно, встретимся в районе кофейни». Ерш в ответ прислал новую серию картинок и восклицаний, но я их проигнорировала.

Я еще раз извинилась перед Кириллом. Мне, и правда, было очень стыдно. Он такой хороший! Добрый, мягкий, понимающий. А я настоящая стерва. Сижу на свидании с ним и договариваюсь о встрече с другим мужчиной уже через полтора часа! Если бы он знал, какая я на самом деле, то не стал бы меня приглашать. И не стал бы улыбаться мне так подкупающе искренне…

— Помнишь, около года назад у нас с тобой было свидание, — неожиданно произнес Кирилл, и румянец на его щеках заиграл новыми оттенками.

Ой! Ну не надо, ну зачем об этом говорить?

— Э-э… Кажется, помню, — промямлила я, опустив глаза в тарелку с растрепанным чизкейком.

Я почувствовала, что мои щеки полыхают еще ярче, чем щеки Кирилла.

— Может, не стоит об этом? — удалось выдавить мне.

— Я думаю, стоит, — произнес Кирилл с неожиданной твердостью. — С тех пор между нами существует… какая-то неловкость. Мне это не нравится.

— Мне тоже. Давай просто сделаем вид, что ничего этого не было.

Я на секунду подняла глаза и снова уткнулась в тарелку. Память, как назло, подсовывала мне яркие воспоминания о том, что было до того, как я в тот раз уснула в постели Кирилла. Мы так страстно целовались… Он был совсем не тем робким и нерешительным одноклассником, которого я знала много лет. Это был какой-то другой Кирилл. И вот сейчас он сидит передо мной, в его голосе снова звучат властные нотки. Нет! Я не могу. Просто не могу. Я испытываю к нему самую искреннюю симпатию, но сейчас очень неподходящий момент для начала чего-то нового или восстановления старого. Я измучена и разрушена, мне просто нечем влюбиться… В душе пустота. Как бы объяснить это Кириллу поделикатнее? Так, чтобы не обидеть его? Это очень сложная задача.

— Есть такая птица — страус, — внезапно произнес Кирилл.

— Что?

Мне не послышалось? При чем тут страус?

— Ты, наверное, слышала о ее повадках.

— А… да, приходилось.

Теперь я понимаю, к чему он клонит. И он абсолютно прав. Я прячу голову в песок. А, между прочим, мне это совершенно несвойственно! Обычно я встречаю неприятности лицом к лицу, как настоящий самурай. Попробую быть самураем и сегодня.

— Ты прав. Прятать голову в песок, выставив наружу задницу — очень глупо.

Кирилл улыбнулся. Это хорошо.

— Ты вспоминала тот… ту ночь? — спросил он.

— Э… да. С чувством жутчайшей неловкости.

— Понимаю, — кивнул Кирилл. — Я испытывал то же самое. И даже больше.

— Ну уж нет. Не больше. Это я до сих сгораю от стыда. Видишь, даже сейчас у меня уши полыхают.

Я это явственно чувствовала. Мои ушные раковины раскалились и, вероятно, приобрели обожаемый мной малиновый оттенок.

— Посмотри на мои щеки, — отозвался Кирилл. — В последний раз я так краснел на уроке физкультуры, когда полз вверх по канату, и на моих штанах лопнула резинка. Помнишь?

— О, да! Такое не забыть!

Я расхохоталась, припомнив, какой вид был у моего одноклассника, болтавшегося у потолка спортзала, когда с него начали сползать треники. Он пытался ухватить их одной рукой, но ситуация требовала участия в процессе спуска обеих верхних конечностей. «Держись за канат! — орал тогда перепуганный физрук. — Брось штаны!» Ну а общественность, естественно, корчилась от смеха. Кирилл-таки сполз с каната, при этом штаны слезли с него лишь наполовину. А этот случай вошел в сокровищницу смешных историй нашего класса.

Обстановка, благодаря грамотным действиям Кирилла, разрядилась, можно продолжать выяснять отношения.

— Слушай, — начала я. — Извини меня.

— За что?!

— За то, что уснула. Видишь ли, ночь перед этим я совсем не спала. Волновалась. Все-таки свидание с тобой… Я боялась все испортить. И не зря боялась.

— Да это я виноват, — перебил меня Кирилл.

— Подожди, — остановила я своего друга, накрыв его руку ладонью. — Дай мне договорить до конца. Я месяцами репетировала эту речь!

Кирилл кивнул. Моя рука осталась в его руке.

— Так вот. Я тогда не выспалась и держалась из последних сил. А вино на меня всегда действует как снотворное. Мы тогда выпили… бутылки две, наверное.

— Я помню только одну…

— Не важно. Я хочу сказать… Я должна была уснуть гораздо раньше. Но ты был неотразим… как чашка кофе. Нет, как целый кофейник! Я взбодрилась и совсем забыла, что засыпаю. Пока ты не вышел. Мне хватило и двух минут, чтобы уснуть беспробудным сном. Как пьяный гусар. Вот. Все.

Я выдохнула. Такой груз упал с души! Давно надо было об этом поговорить, Кирилл прав: быть страусом — не мое.

— А, нет! — неожиданно вспомнила я. — Не все. Скажи мне честно и правдиво: я храпела? Пускала слюни?

— Ты очень мило сопела, свернувшись в клубок, — высказался Кирилл. — Я тоже готовил речь, — добавил он. — Самообличающую и покаянную. Только сейчас все из головы вылетело. После твоего впечатляющего рассказа.

— Ты на меня не сердишься? — спросила я.

— Я?! Я все это время сгорал со стыда. Да и сейчас… несмотря на твои объяснения, все равно сгораю. Девушка уснула практически в моих объятиях! После такого позора остается лишь застрелиться.

— В твоих объятиях я бы не уснула, уж поверь.

Кирилл смотрел на меня пылающим взором, его ладонь нежно сжимала мою руку. Я чувствовала, что он собирается что-то сказать… Скорее всего, что-то такое, чего мне лучше не слышать. Признания в чувствах, на которые я не смогу ответить — не лучший вариант продолжения сегодняшнего вечера. А ведь я сама его провоцирую. Мою последнюю фразу можно понять как приглашение, хотя я просто хотела его подбодрить и успокоить. Ну почему все так сложно!

К моему огромному облегчению в этот момент к нашему столику подошла официантка, явно запавшая на Кирилла. На меня она не смотрела, а ему улыбалась лучезарно и многообещающе. Ну и на здоровье. Кирилл точно достоин того, чтобы ему так улыбались. А вот я…

Пока Кирилл заказывал третью порцию коктейлей, я решила пойти попудрить носик. Мне совершенно необходима передышка. Через пару секунд я стояла вовсе не в дамской комнате, как можно было предположить, а на улице. Мне вдруг совершенно срочно понадобилось выяснить, как называется наша кофейня. При входе я, признаться, не обратила внимания на название. Так и есть, «Санта-Фе». Ерш заявится сюда уже через… о боже, сорок минут! И почему время летит так быстро? Мы ведь только пришли… Что же делать?

Неожиданно мне показалось, что среди толпы мелькнула знакомая рожица. Ерш? Не может быть! Не мог же он придти сюда настолько заранее! Я быстренько ретировалась за малую архитектурную форму, нечто вроде вертикальной клумбы. Такие там и сям, сегодня очень кстати, понатыканы на Цветочном бульваре. Он что, идет в кофейню? Какой кошмар! Мне остается только сбежать, оставив обоих кавалеров с носом. Как некрасиво с моей стороны!

Когда я уже направила свои стопы прочь от «Санта-Фе», меня внезапно осенила великолепная идея. Я схватила телефон и написала: «Ершик, извини, но планы снова изменились. Я вернулась домой, поэтому заходи ко мне». Для верности я даже добавила смайлик, изображающий поцелуй! Такова моя лживая и коварная натура…

Вскоре мне довелось наблюдать, как Ерш, едва успев войти в кофейню, снова из нее вышел. В его руках был телефон, он смотрел на экран в недоумении, но, похоже, решил следовать инструкциям. Я, конечно, не решила проблему, скорее, наоборот, усугубила ее. Но у меня хотя бы получилось отсрочить катастрофу. А, может, даже удастся ее избежать. Воспрянув духом, я вернулась за наш с Кириллом столик. Настырная официантка до сих пор вертелась возле моего кавалера, но меня, по понятным причинам, это вовсе не расстроило. Может, он слегка отвлекся от мыслей о своих чувствах ко мне. Может, они даже вовсе испарились под воздействием ее приглашающей улыбки…

Похоже, что нет. Когда Кирилл снова положил свою руку на мою ладонь, я поняла, что сегодня из меня самурая не получится. Одно дело бросаться грудью на амбразуру проблем и неприятностей, и совсем другое — лезть на рожон в такой деликатной сфере, как чувства. Тем более, чувства чужие. Чувства очень хорошего человека, которого я ценю и люблю… но не в том смысле, в каком ему бы хотелось. Похоже, он готов идти до конца и жаждет объясниться нынешним вечером. Но я не могу! Совсем недавно мне разбили сердце и я просто не в состоянии сделать то же самое. Эта ситуация для меня невыносима!

— Послушай, Кирилл, — начала я, заранее сгорая от стыда за вранье. — Мне сейчас нужно бежать. Звонила мама, они с дедом ждут меня дома. Ты же знаешь, она завтра уезжает…

— Но я думал, вечер у тебя свободен, — он все еще не выпускал мою руку.

— Оказывается, нет.

— Очень жаль. Я надеялся, сегодня мы, наконец, серьезно поговорим.

— Но мы уже почти поговорили, разве нет? — спросила я в робкой надежде.

— Боюсь, не совсем.

Мои надежды на более или менее благополучный исход рухнули. Он все еще жаждет объяснений.

— Ну, тогда в другой раз?

— Несомненно. И не думай, что тебе удастся от меня сбежать.

В голосе Кирилла, уже не в первый раз, появились стальные нотки. Я до сих пор к ним не привыкла. Это что, угроза?

Я хотела улизнуть в одиночестве, оставив Кирилла на растерзание официантки, но он вызвался меня проводить. Ей не повезло. Мне тоже.

Когда мы подъехали на такси к моему дому, Кирилл захотел довести меня до двери. Прямо-таки уперся, как бык! Я говорю: «Не надо», а он все равно выходит из машины и отправляет таксиста восвояси!

— Мне тут идти пять минут, — говорит. — А объезжать пятнадцать.

Ишь ты, время он экономит! А мне как быть? Вдруг Ерш уже стоит на моем пороге, и Кирилл его увидит? По сравнению с этой неловкостью все предыдущие неловкости — мелкий мусор! Я незаметно (надеюсь!) теснила Кирилла в сторону улицы, он же настойчиво двигался к нашей калитке.

— Давай лучше я тебя провожу, — предложила я, не придумав ничего лучшего.

Кирилл удивился, но возражать не стал.

— Забегу в булочную, — придумывала я на ходу объяснение. — Мама очень любит наш ржаной хлеб, в Москве такого нет.

Это чистая правда, но не вся. Этим самым ржаным хлебом у нас все хлебницы забиты — дед постарался. Как хорошо, что Кирилл не может этого знать!

Мне все-таки пришлось купить буханку хлеба — Кирилл довел меня до булочной и даже вошел со мной вовнутрь. После этого мое терпение окончательно лопнула, я сказала своему навязчивому другу: «Пока» и упорхнула, задорно помахивая ароматной ржаной булкой. Подходя к нашей двери, я увидела Ерша, вернее, всего лишь его мелькнувший хвост. Он вошел, значит, его впустил дед. Сейчас Ерш поднимется, они поздороваются, он объяснит причину своего визита — свидание со мной… А дед, между прочим, знает, что я в кафе с Кириллом. Новые сложности. Да что сегодня за день такой!

Я снова схватила телефон и принялась упражняться во лжи и интригах. «Дорогой Ершик, я все еще в городе, поэтому давай все-таки встретимся на Цветочном бульваре. Надеюсь, ты не успел до меня добраться». Он же не знает, что я знаю… У меня, кажется, нос растет от постоянного вранья. Во всяком случае, очень чешется. Я чихнула так, что чуть не упала с каблуков, вернулась на улицу и поймала такси.

Мы благополучно доехали, я расплатилась, вышла и вдруг услышала за спиной:

— Девушка, вы свои вещи забыли!

Какие еще вещи? Таксист не поленился выйти, извлечь с заднего сиденья ржаной хлеб, запечатанный в пленку, и погнаться с ним за мной. Какой внимательный человек! Я-то надеялась избавиться от своей злополучной поклажи.

В таком виде меня и застал Ерш, приехавший на такси сразу следом за мной: в элегантном ретро-платье, на каблуках и с буханкой хлеба под мышкой. Тем не менее, удивленным он не выглядел, он был необыкновенно радостным, прямо-таки лучился от счастья.

— Я был абсолютно уверен, что ты не придешь, — сказал он.

— Почему это?

— Ну как же… все эти внезапные изменения… похоже на динамо.

— Кто сказал?

— Да кто угодно. Лапоть, например. Он ржет как конь и неистово злорадствует.

— Пошли ему фотку, — сказала я и прижалась к Ершу, щека к щеке.

Он быстренько нас сфотографировал, нажал «отправить» и засиял еще ярче. Но после этого задал вполне закономерный вопрос, кивнув на мою ношу:

— А это зачем?

— Говорят, ерши хорошо клюют на ароматный ржаной хлеб, — выпалила я.

Чего только не ляпнет мой дурацкий язык!

Ерш сначала вытаращился на меня, потом заржал, потом принял буханку из моих рук. Ну наконец-то я от нее избавилась!

— А я без подарка, — смущенно пробормотал он.

— Ну и слава богу!