Когда гондола отъехала от площадки четвертого уровня и начала раскачиваться, Марьяна схватила Сеню, сидевшего с ней рядом, за руку. Последний отрезок пути был самым крутым, гондола двигалась почти вертикально. Прямо перед ними была отвесная скала, слева и справа от которой располагались более пологие, но все равно очень сложные спуски.

Сноубордисты и лыжники, казавшиеся сверху яркими игрушечными фигурками, зигзагами носились по белому полотну. Некоторым из них было мало проложенных трасс, они осваивали целину, поднимая фонтаны снежных брызг. У Марьяны захватывало дух при виде кульбитов, которые они выделывали. И все это буквально на краю пропасти!

— Ну они дают!

— Класс! — согласился Сеня. — Тут самые лучшие трассы.

— Но это же очень опасно! — воскликнула Марьяна.

— Да нет, не очень, если знать, что делаешь.

— Вот здесь вы и катались?

— Ага.

— Хорошо, что я этого не видела.

— А мне жаль…

— Да у меня бы сердце остановилось от страха.

— За меня? — Сеня сжал ее руку.

— И за тебя тоже, — девушка опустила глаза.

Выбравшись из гондолы, они забрались на деревянную смотровую площадку, огороженную перилами. У Марьяны захватило дух, когда она окинула взглядом открывшуюся панораму. Горную вершину, на которой они стояли, окружали другие заснеженные вершины, казавшиеся очень близкими, но, на самом деле, расположенные в нескольких километрах друг от друга. За этими вершинами были другие, за ними — следующие, и так до бесконечности. Горы, долины, снова горы…

И все это было пронизано удивительной атмосферой величественного, какого-то даже торжественного покоя. Здесь хотелось разговаривать шепотом, как в музее, или просто молчать, созерцая невероятные по красоте творения природы.

Солнце, клонившееся к горизонту, бросало на снег малиновые отблески, а в тех местах, куда его лучи не попадали, он казался темно-сиреневым. Вскоре солнечный диск добрался до одного из горных пиков и на какое-то время задержался позади него, разбросав по небу прощальные лучи. Через несколько минут малиновый свет стал фиолетовым.

— Как красиво, — прошептала Марьяна. — Хорошо, что мы сюда поднялись. Я никогда еще не смотрела на закат с вершины горы.

Сеня, стоявший рядом, обнял ее за плечи.

— Ты не замерзла? Вечером тут становится прохладно.

— Нет, — девушка помотала головой.

Она была зачаровала грандиозным зрелищем и ей совершенно не хотелось уходить.

— Знаешь, Марьяна, я хочу кое-что сказать тебе… — начал Сеня.

— Тсс, — произнесла она. — Ничего не говори.

— Почему?

— Тут так тихо…

Сеня замолчал. Он придвинулся к ней поближе, распахнул свою куртку и укутал девушку. Марьяна, уже почувствовавшая подкрадывающийся холод, не сопротивлялась. Ей было тепло, уютно, она ощущала удивительную безмятежность и чувствовала, что улыбается.

Когда они спускались вниз, Марьяне уже совсем не было страшно. Раскачивание гондолы ее больше не пугало. Тем более, что Сеня держал ее за руку и смотрел на нее такими глазами, что из головы вылетали абсолютно все мысли и все страхи. На четвертом уровне их тет-а-тет был нарушен: в гондолу ввалились три подростка без лыжного снаряжения, видимо, приехавшие на экскурсию.

Усевшись напротив них, они стали многозначительно переглядываться, толкать друг друга в бок и противно хихикать. Марьяна почувствовала себя неловко и убрала свою руку из руки Сени. Он удивленно на нее посмотрел и вернул руку обратно. А потом уставился на обитателей противоположной скамейки. Под его взглядом они как-то притихли, сначала перестали толкать друг друга в бок, потом хихикать и, наконец, как один, уставились в окно.

На следующем уровне подростки вышли, и Марьяна от души расхохоталась.

— Ну ты просто удав, гипнотизирующий кроликов!

— Да, — кивнул он. — Опыт большой. Приходится иногда воздействовать на подчиненных.

— На кого? — не поняла Марьяна.

— Да на кого только не приходится, — опомнился он. — То на преподавателей, но на однокурсников… Ситуации разные бывают.

— Что, вот так смотришь на препода, и он сразу ставит тебе «зачет»?

— Что-то вроде того.

— Мне бы такие таланты.

— И что бы ты сделала?

— Ну, не знаю. Загипнотизировала бы своего начальника, заставила его отправить меня в кругосветное путешествие. На благо фирмы. Или нет… Пошла бы в «Синюю птицу» и загипнотизировала Арсения Журавлева. Чтобы он взял меня на работу.

Ее собеседник сделал какой-то странный жест, как будто хотел поймать комара, но в последний момент передумал. Потом он потер виски, на мгновение закрыл глаза руками, выпрямился и прокашлялся.

— Марьяна, — произнес он необыкновенно серьезно.

В этот момент гондола притормозила.

— О! Мы приехали. Арсений Журавлев — это директор компании, в которой я хотела бы работать, — объяснила она на ходу.

— Где ты весь день пропадаешь? — с порога напала на нее мама. — У нас семейный отдых или что?

— У нее роман, — сказала Катя. — Курортный. Мы же на курорте.

— Нет у меня никакого романа.

— А как, интересно, ты это называешь?

— Нечего называть, — отрезала Марьяна. — И вообще, хватит обсуждать меня, давайте лучше обсудим Рому.

— Я-то тут причем? — удивился брат, растянувшийся на диване среди подушек.

— Ну тогда Кирилла.

— Ты видела, как я катался? — сразу же спросил племянник, устроивший на полу гоночную трассу для машинок.

— Видела. Как настоящий гонщик.

— На машине?

— Ага, только ты — без машины. Но так же быстро.

— Да, — согласился племянник. — Я гонщик! — закричал он прямо в ухо Роману.

— Я понял, понял. Не кричи, — проворчал тот.

И тут Марьяна кое-что вспомнила.

— Лось назвал тебя Самоваром, — сказал она брату.

— Меня многие так зовут.

— Я знаю, что многие. Старые друзья, однокурсники. Я. Иногда. Тебе это нравится?

— Только попробуй.

— Вот, значит, как. Мне нельзя тебя называть Самоваром, а им можно? Неужели ты сам, добровольно, озвучил им свою позорную кличку?

— Не вижу в ней ничего позорного, — пробормотал Ромка. — Кличка как кличка. Нормальная мужская кличка, я бы сказал.

— То есть сам сказал?

— Ну… да.

Марьяна смотрела на него задумчиво.

— Странно это как-то. Неестественно.

— А что странного? Когда знакомишься с Лосем и Арамисом, не будешь же представляться Романом Викторовичем.

— Ага, — произнесла Марьяна и отправилась в ванную.

С одной стороны она жалела, что не взяла с собой сапоги на каблуке. Она в них, действительно, потрясно выглядит. С другой стороны, она этому даже радовалась. Не будет искушения. Может, она еще соорудит прическу и наденет на каток длинное платье с декольте? Не хватало еще вырядиться, как на свидание.

Но лыжный костюм надевать тоже не хочется. Надоел, и вообще, сидит как мешок. Хорошо, что она взяла джинсы. И любимый белый свитер с высоким горлом. Он ей удивительно идет, она становится похожей то ли на Снегурочку, то ли на Снежную Королеву… Особенно если накрасить ресницы. Еще бы лицо не было таким красным! Это просто какой-то ужас. Если бы она знала, что тут такое зверское солнце, то взяла бы крем с защитой 50. Но уже поздно. Она загорела. Завтра наверняка вылезут веснушки… А сегодня не помогает никакая пудра. Ладно бы только щеки были румяные, это еще куда ни шло, но ведь и нос красный, так что она больше похожа на Деда Мороза, а не на его внучку.

Марьяна заплела волосы в косу, уложила челку, нанесла на губы еле заметный блеск и снова уставилась в зеркало, выключив яркий верхний свет. Вроде бы в полумраке краснота носа не так бросается в глаза. Хотя, кого она обманывает! Сеня уже достаточно насмотрелся на ее малиновую физиономию. И, вроде бы, его это не испугало. Так что можно выдохнуть и расслабиться. Он, кстати, тоже отливал пунцовым цветом. Но ему это идет, его лицо кажется еще более мужественным.

За спиной скрипнула дверь, и в комнату просочился Кирилл.

— Ты куда собралась? — спросил он, внимательно ее разглядывая.

— На коньках кататься.

— Разве на коньках катаются в таких штанах?

— А в каких?

— В лыжных. Падать же больно. И холодно. Мне мама говорила.

— А я не буду падать.

— Вообще?

— Ага. Я хорошо катаюсь.

А меня сейчас спать будут укладывать, - пожаловался племянник.

— Кто посмел? — рассмеялась Марьяна.

— Мама. Бабушка говорит, у нее от меня голова кругом. А ты сегодня какая-то красивая, — добавил он.

— Правда?

— Честное слово.

Очередной урок фигурного катания прошел довольно успешно, если не считать того момента, когда Сеня, осмелев, попробовал изобразить «ласточку» и грохнулся затылком об лед. Марьяна в первый момент очень испугалась, потому что ей показалось, что он лежит без движения очень долго, но тут ее ученик вполголоса произнес сложное сочетание из малоприличных слов и она поняла, что с его головой все в порядке.

— Ты быстро учишься, — похвалила она Сеню после того, как они сменили коньки на более устойчивую обувь.

— Еще бы. С такой учительницей.

— Не надо мне льстить. Ты очень способный. А вот я долго осваиваю разные спортивные штуки. Коньки — единственное, на чем я хорошо катаюсь с детства. Но это потому что я два года занималась фигурным катанием. А потом меня отсеяли, как неспособную.

— Да они идиоты! — возмутился Сеня. — Проморгали самую лучшую фигуристку.

— Я так не думаю.

— А я думаю.

— А на лыжах у меня не очень хорошо получается. То есть, мне кажется, что получается, но когда мимо меня проносится настоящий лыжник, у которого из-под лыж искры летят и который не тормозит на поворотах, я понимаю, что я — чайник…

— Хочешь, я тебя научу?

— Ты же доске катаешься. А мне надо хотя бы лыжи освоить, для начала. А уж потом переходить на сноуборд. Если мало будет.

— Теорию-то я знаю. Там почти тоже самое, только…

— Вот именно — только. Ладно, сама разберусь.

— Нет, давай все же попробуем. Встретимся завтра, покатаемся вместе…

— Да ты же опять на вершину ускачешь. Со своими троглодитами и моим братом.

— Не ускачу. Буду весь день вокруг тебя крутиться. Вот увидишь. Еще надоем.

— О! — воскликнула Марьяна. Они вышли с катка и встретили веселую компанию: Лось, Кузя и Роман с Катей шли практически в обнимку и над чем-то хохотали.

— А мы вас ищем, — сказал Роман.

— Зачем это? — спросила Марьяна.

— Хотим в клуб завалиться, — объяснил Лось. — Сегодня пластинки крутит ди-джей Гвоздь. Все туда идут.

— Ну тогда и мы пойдем, — произнесла Марьяна.

Идти в клуб с братом было немного странно, такое случилось впервые. Раньше, когда ей было лет семнадцать, и она уговаривала взять ее с собой, обещая раствориться в толпе и не мешать ему отрываться, Роман никогда не соглашался. Утверждал, что ему некогда следить за малышней и вытирать ей нос. Когда она стала совершеннолетней, Марьяне и в голову не приходило провести вечер в клубе с братом. У него была своя компания, у нее своя, их интересы не пересекались, клубы они предпочитали разные. А теперь он идет танцевать с ней и ее друзьями. Дома это было бы странно, но здесь, на отдыхе, все по-другому.

Сначала они держались все вместе, потом Лось и Кузя растворились в толпе, Марьяна мельком видела их у стойки, где они развлекали каких-то девушек. Через какое-то время исчезли и Роман с Катей — видимо, пошли отдохнуть, все-таки возраст совсем не юный, не выдерживают заводных ритмов…

Марьяна выпила один коктейль и этим решила ограничиться. Она знала, как на нее влияет алкоголь — на следующий день совершенно нет сил, а ведь ей еще на лыжах кататься. Вообще на горнолыжных курортах в клубах должны подавать не алкоголь, а кипяченое молоко — здесь же одни спортсмены. Девушка поделилась этой идеей со своим спутником, и он ее полностью одобрил.

— Кипяченое молоко у них вряд ли найдется, а вот молочный коктейль, я уверен, соорудят. Хочешь?

— Хочу. Только давай отсюда выберемся, отдышимся немного.

Они отыскали диванчик в спокойном месте и заказали шоколадно-банановые коктейли.

— Как в детском саду, — сказал Сеня.

— Почему сразу такие сравнения? Я лично часто пью молочные коктейли.

— Ничего удивительного.

— Что ты хочешь сказать?

— Намекаю на твой юный возраст.

— Что? Это ты мне говоришь? Да ты всего пару лет назад носил ленточку выпускника школы!

— Допустим, не пару лет назад…

— Ну три. Максимум четыре. Ты на каком курсе?

— Марьяна, послушай, я все время хочу тебе сказать…

— Вот и наши коктейли. Только попробуй сказать, что это невкусно. Ну? — спросила она, когда содержимое стаканов уменьшилось наполовину.

— Не так плохо, как я думал, — согласился Сеня. — Еще бы поменьше шоколада. И бананов. И молока с мороженым, по-моему, тоже слишком много. А так — в самый раз.

— Эх, ничего ты не понимаешь, — вздохнула Марьяна. — Может, ты и «Графские развалины» не любишь?

— Что еще за чудо природы?

— Мой любимый торт.

— Звучит как-то не очень аппетитно. Ты уверена, что его можно есть?

— И шоколад с цукатами не любишь? И эклеры с заварным кремом? И тирамису?

— Да как-то… не особо, если честно.

— Ну, тогда нам с тобой вообще не о чем говорить, — девушка демонстративно надула губы и отвернулась.

— Марьяна, нам как раз очень нужно поговорить. Я должен тебе признаться…

— Не надо, — испуганно произнесла она. — Пошли лучше танцевать.

Арсений понимал, что с каждым часом, даже с каждой минутой ситуация все больше и больше запутывается. И чем дольше он тянет, тем труднее будет рассказать обо всем Марьяне, и тем хуже будут последствия. Он много раз пытался начать разговор на волнующую его тему, но все время что-то мешало. Кто-то нарушал их уединение, Марьяна переводила разговор в другое русло, он сам тушевался и говорил совсем не то, что собирался сказать…

Главная причина, конечно, заключалась в нем самом. Конечно, обстоятельства не благоприятствовали объяснению, но обстоятельства, при желании, можно было преодолеть. В его силах было создать ситуацию, когда Марьяне пришлось бы его выслушать. Но он боялся.

Он десятки раз пытался представить, какой будет ее реакция, когда Марьяна узнает, что он ее обманул, выдал себя совсем не за того, кем является на самом деле. К сожалению, надеяться на то, что она отнесется к этому, как к забавной шутке, не приходилось. Если бы он сказал ей сразу… Но тогда все было бы по-другому. Разве была бы она с ним такой непосредственной и простой, если бы знала, что он директор «Синей птицы»? Конечно, нет. Она была бы воспринимала его как друга старшего брата, как возможного начальника. Смотрела бы снизу вверх. А ему были очень дороги сложившиеся за эти два дня отношения. Ему нравилось, что Марьяна относится к нему как к своему ровеснику, иногда даже несколько покровительственно… это было бы забавно, если бы не грозило неминуемой расплатой.

Она была такой милой, естественной и такой красивой, что у него мурашки бегали по загривку, когда он на нее смотрел. Когда она улыбалась, на ее щеках появлялись совершенно очаровательные ямочки. Почему-то они трогали его почти до слез… И ее глаза. Ее взгляд, немного исподлобья, когда она боится показать свой интерес к нему и делает вид, что ей все равно. Но он чувствует, как прерывается ее дыхание, когда он берет ее за руку. И он помнит, как ее губы отвечали на его поцелуй… И все это может разрушиться в одно мгновение.

Почему все получилось так глупо? Почему он не познакомился с ней в другом месте, при других обстоятельствах? Хотя было бы гораздо хуже, если бы он впервые увидел ее в тот момент, когда она пришла устраиваться на работу в «Синюю птицу». Он стал бы начальником, который старается завести роман со своей молоденькой подчиненной. Это выглядело бы отвратительно.

Получается, судьба дала ему уникальный шанс. Он смог увидеть ее такой, какая она на самом деле, не давить на нее своим возрастом и главенствующим положением. Как теперь объяснить ей все, какие найти слова, чтобы она поняла, что у него и в мыслях не было смеяться над ней, что для него это не развлечение, что он испытывает настоящие, очень сильные чувства. Такие, каких не испытывал никогда в жизни и которые он пока еще боится назвать, даже для себя самого. Для него эти два дня стали вечностью. С одной стороны — прекрасной, блаженной, а с другой — мучительной.

Сегодня он опять не сказал ей. Он пытался несколько раз, последняя его неудачная попытка состоялась в клубе. Он был решителен, прямо заявил, что ему нужно кое в чем признаться, а она, видимо, истолковала его слова совершенно неправильно. Подумала, что он будет говорить о чувствах. Для нее это слишком быстро. Она еще не готова. Она относится к нему не просто как к другу, но пока не хочет в этом признаваться.

А проводить ее ему не удалось. Откуда ни возьмись, появился Самовар со своей женой, и она ушла с ними. На прощанье брат Марьяны шепнул, что у него остался один день. Потом он все расскажет. Неужели он это сделает? Скорее всего, нет. Не решится. А вот он должен решиться во что бы то ни стало. Завтра. Завтра будет день икс. У него нет выбора, ему придется своими руками разрушить безмятежную идиллию их отношений.

Мучительные размышления еще долго не давали ему уснуть. Несмотря на усталость, Арсения, впервые за много лет, одолела бессонница. Он пытался считать слонов, баранов, заснеженные горные вершины, но сон убегал от него. Перед его глазами неотступно стояло лицо Марьяны, то улыбающееся, как сегодня, то хмурое, каким оно будет после их разговора.

Сон пришел только под утро, поэтому запланированный ранний подъем не состоялся. Будить его было некому — загулявшие друзья вернулись уже после того, как он уснул, так что утром их апартаменты напоминали сонное царство.