Тихая ночь, и самое удивительное в ней – это плач ребенка. Старый кузнец проснулся, и еще не веря себе, открыл дверь своего дома. Старого человека, который многое пережил за свою жизнь, нечем было удивить. Но теперь его удивлению не было предела. На его крыльце лежал маленький ребенок. Кто мог его подкинуть, он не знал. И сам не мог оставить дитя на пороге своего дома. Бережно взяв его на руки, он покачал головой. Зная, что его трудно будет прокормить, и что скажет Расма?

Она спала, разбудив свою дочь, он, молча, показал ей дитя. Еще не проснувшись, Расма ничего не поняла. Только потом спросила.

– Откуда это?

– Подкидыш, кто-то принес его нам, не умирать же ему от людской ненависти. Расма осмотрела ребенка и, ничего не сказав, переодела его и накормила. Кузнец долго скрывал подкидыша от соседей, – но потом правда стала известна всем, но никто не знал, кто подкинул ребенка, в столь малой деревне все было известно всем.

Люди, что подкинули дитя, все верно рассчитали, ни у кузнеца, ни у его дочери не было сыновей, к тому же он мог прокормить подкидыша.

Его ремесло могло обеспечить большую семью, которой у пожилого кузнеца уже и не было. Муж Расмы слег от болезни, а сама она не нашла себе другой любви.

Предгорная деревня, в которой они жили, пустела с каждым днем, жизнь здесь становилась все более трудной, и только кузнец своим ремеслом мог прокормить себя. И в то же время его здесь удерживала не только кузница, но и близость к железным залежам, которые добывали рудокопы.

Любой другой человек был бы более обременен подкидышем, нежели Кузнец который сам обрадовался подкидышу, как дару небес.

Сначала Кузнец растерялся и даже не знал, что делать с подкидышем. И только потом принял его как собственного.

– В любом случае он будет знать, что он не родной, и в то же время мы будем воспитывать его как родного, – сказал он Расме.

Вместе с Расмой они жили довольно неплохо, но сам кузнец не мог найти себе ученика или подмастерье. Многие люди уходили из деревни на равнины, где жизнь была намного легче. Кузнец предъявлял довольно жесткие требования к своим ученикам. Мало кто выдерживал его характер и тяжелую работу, и порой ученики сами убегали от тяжелой работы, если Кузнец не вышвыривал очередного рослого увальня со двора.

Подмастерье – так назвали мальчика, стал надеждой для них, тем чудом, на которое Кузнец и Расма не надеялись. И уже давно приемные родители все меньше спрашивали, не потерялся ли у кого ребенок. Все еще надеясь найти его родителей. Но таких не находилось, хоть и говорили, что Кузнец принял бы их к себе.

Так они и стали жить втроем, неплохо и в семейной радости.

Шли годы, ребенок рос, а Кузнец своим тяжким трудом зарабатывал на хлеб. Ему приносили старые вещи, из них он делал новые. Когда не было работы, он просто делал то, что хотел, и вскоре его творения находили себе хозяина. Что бы немного заработать он ковал, инструменты и подковы, труд кузнеца был востребованным и тяжелым, и даже сами заказчики – землепашцы, охотники или рудокопы с большой неловкостью подходили к старому Кузнецу за следующим заказом.Кузнец удивлял их не столько качеством и сроками работы, сколько своей тягой к работе, железным характером, здоровьем и жизнелюбием.И приходит к нему землепашец, или рудокоп, и думает он, что выйдет сейчас Расма – дочь кузнеца, и скажет, что нет больше Кузнеца, не может он, старый стал.Но всегда выходил сам Кузнец. Как казалось, еле немощный, глухой, но озаренный жизненным светом, при виде которого невольно кланялся пришедший.О цене Кузнец никогда не спрашивал.– Оплатишь труд, как посчитаешь нужным, – говорил он заказчику.Все знали труд кузнеца, и все уважали его как человека. Всегда помогали помощью человеческой или монетой, да и сам Кузнец помогал людям, чем мог. За что говорили о нем хорошо и уважали его, не только как кузнеца, но больше как человека.Когда мальчик подрос кузнец начал обучать его своему ремеслу. Твердость и упорство мальчика нравились кузнецу, и в нем самом появилось намного больше сил, чем было раньше. Теперь Кузнец знал, что свое мастерство он может передать другому человеку.Расма тоже была рада помощнику по хозяйству, смотря, как мальчик работает в кузнице, и все меньше его о чем-то просила, сама справляясь по хозяйству.Сам подмастерье говорил редко, тяжелый труд не тяготил его, наоборот, он становился все более сильным и крепким, как телом, так и духом. Со сверстниками он общался редко, все время проводя в кузнице, познавая ремесло кузнеца.Он уже мог что-либо делать сам в кузнице, но с мастерством кузнеца это не могло сравниться. Единственное, чего у него не было это имени. Кузнец не дал ему имя, сказав: «Найдет свое имя сам».Так и называли его Подмастерье, потом и сам мальчик привык к этому имени.

Однажды приехал к ним некий купец. Он выкупил все, что сделал кузнец для себя, для души. Все украшения из металла, чаши, кувшины, разную утварь.

– За твою работу я щедро тебя благодарю. Сказал купец. – Все, что ты делаешь, мило и красиво, но есть заказ к тебе. Надобно будет мне мечей и копий больше, если что помощников разумных могу дать.

На что кузнец, нахмурившись, ответил.

– Ты купец, у меня купил, мне заплатил. Я не в обиде, и ты за свой выгодой присмотрел. Я творю, что от сердца дано, и люди радуются. И если захотел ты помышлять не торговлей, а разбоем – то уходи, и не приходи более. Ибо нет во мне старом, желания мечи делать, что жизни у людей отнимают.

Застыдился купец, торговля его не шла более, вот и задумал он ранее, рать собрать из разбоя. Но кузнец, как узнал о намерения его? – Ладно, не гневись, не хочешь не надо. Делай что хочешь, потом приду.

Подмастерье не понимал, как можно было от такой выгоды отказаться. Ведь выковать мечи и наконечники мог он сам, и за несколько дней заработать много монет. – Почему не согласился ты мечи ковать? Спросил он у кузнеца за ужином. Вместо ответа Подмастерье получил затрещину, от которой свалился на пол.А Кузнец ничего не ответил. И несколько дней не впускал его в кузницу.– Иди и извинись пред ним. Посоветовала Расма, смотря на сироту с сожалением.Подмастерье с виноватым видом подошел к кузнецу, встал на колени и сказал.– Прости. Но кузнец, казалось не замечал его.– Отец прости.– Я не отец тебе. Не мое отродье ты.– Я знаю, но во что гнев твой?– Вот когда поймешь, тогда и прощения проси. А покуда, лучше бы я тебя не видел, и уходи.Юноша ушел. Еле пряча слезы, неужели все из за того, что он захотел мечи ковать? Думал он. Работа не тяжкая, прибыльная. И железа можно закупить, и помощников нанять. Вернулся к ужину Подмастерье, но выгнал его кузнец из дома, едва увидев. Три дня почти не ел Подмастерье, не впускали его в дом кузнец. Жил то на улице, то в хлеву чужом.И вдруг понял он, что не для того дар кузнецу дан, что бы оружие делать. А кому купец даст меч и копья? Разбою да грабителям. И понял Подмастерье, если может человек делать дело и творить, – во зло или в добро. То лучше в добро пусть будет оно. А если дар дан, то во сто крат пусть во имя добра пойдет.

И пришел он тогда к кузнецу с повинной головой. Но ничего не сказал кузнец, едва посмотрев на пасынка своего. Дал ему заготовку, а сам старый пошел отдыхать. И понял Подмастерье, что все время, этот старый человек, работал за него, молодого. Слезы полились из его глаз, и раскаяние пришло в его душу. И сам сказал он себе, – Никогда не делать оружия, а если и творить, то только для радости и души.

Так кузнец передавал мастерство свое. И сколь не быстро было обучение Подмастерья как кузнеца, но иные уроки, теперь понимал его ученик быстро, и радость невольно подкрадывалась к старику.

Но иногда Кузнец огорчался и говорил в сердцах, наблюдая за работой ученика. – Не быть тебе кузнецом, хоть телом и духом ты крепок, но не твоя судьба все это.Обескураженный Подмастерье удивлялся.– Если гонишь ты меня, то говори, но не уйду. За твое добро, что видел я в тебе, своим отплачу.– Не в том судьба твоя, другая.– Коль знаешь судьбу мою, познавший жизнь, то говори.– Жизнь знаю, а как сказать не знаю. Стар я стал.Иногда появлялось в Подмастерье что то такое, сила какая то, от которой казалось, он горы мог сдвинуть, что виднелись в дали. И тогда сам кузнец доверял ему, оставляя свою работу ему. И сам подмастерье понимал, что силы берутся в нем от истины сказанной, но что это за истина, он и сам не знал.

Радовался кузнец, когда у его пасынка все получалось, и сам Подмастерье радовался. И все же иногда скажет кузнец что то такое, от чего молодому не по себе становилось, не то пророчество, не то правда какая, и тогда задумывался Подмастерье, а откуда это все. Жизнь почти прожил Кузнец старый, знает все про нее, и ведает, но как будущее может видеть, всем ли дано? Как понимать может, что руки его творят, как железом управляют, и молотом тяжелым, с которым он не всегда в силах был справиться. И задумывался он тогда и не находил ответа. Однажды отругал его Кузнец, – как только в нем немощном и старом нашлось столько места и сил для ругани, загубил заготовку, его ученик. Отбранил, отругал, благо что не побил, но на словах еще хуже и стыднее было Подмастерье. Не знал он иногда куда себя и девать. Строгое отношение ко всему, что делал Подмастерье, только со временем стало ему понятно.– Нет времени в жизни, что бы все переделывать, ты должен научиться все делать с первого раза. Говорил кузнец.– Но как я могу сделать и научиться делать все с первого раза?– Надо чувствовать железо и молот, своей душой, сливаться с ними, быть им. Только так ты узнаешь, как и что надо сделать. – В этой жизни нельзя терять ни минуты на бесполезные вещи. Тем более на переделывание уже сделанного.Юноша изо всех сил пытался понять слова Кузнеца, но как он мог понять кусок железа? Как можно узнать, куда, и с какой силой нужно бить молотом, если сам молот порой казался неподъемным.

– Иди за глиной, – сказал однажды Кузнец.

– Но сегодня будет буря, – возразил Подмастерье.

– Буря не твое дело, твое дело принести глину, – ответил Кузнец, который не любил препинаний.

Это была одна из первых обязанностей Подмастерья, глина была жаропрочной, и в нее Кузнец разливал расплавленное железо на заготовки. И если раньше корзины с глиной были едва подъемными и неимоверно тяжелыми для Подмастерья, то теперь это была одна из тех обязанностей, которой он радовался, ведь при этом можно было искупаться в реке, у берегов которой он набирал глину.

Подмастерье шел вниз к реке, посматривая на небо, там он видел приближение бури. Сам удивляясь тому, что предсказал бурю почти случайно. Набрав полные корзины, юноша пошел вверх по узкой тропинке. Буря надвигалась очень быстро, первый же шквал ветра чуть было не сбил его с ног. Потом прогремел гром, – недалеко стихия бушевала во всю свою силу, и всю свою энергию она несла к Подмастерью.Ведь предугадав ее приближение, он стал ее врагом, и теперь она хотела погубить его. По крайней мере, так показалось Подмастерью, который, оглядываясь на темноту бури, еще быстрее поднимался по узкой и скользкой тропинке, неся большие корзины с глиной на перекладине.

Было темно, он сделал осторожный шаг, потом еще один. Главное, не упасть, – думал Подмастерье, ветер пытался сбить его с ног. Дождь намочил глину в корзинах и размыл тропу, по которой он шел; она стала скользкой, идти становилось все труднее. Молния, потом еще одна. Подмастерье успел посмотреть направление, в котором надо было идти, Стало очень темно, буря накрыла небо, почти ничего нельзя было разглядеть за темнотой бури и стеной проливного дождя.Теперь Подмастерье шел скорее из упрямства, глина стала тяжелой от воды, и ее размывало все больше. – Я не сдамся тебе Буря, – говорил юноша, считая ее своим врагом.Теперь у него была только одна цель – принести глину. И больше ничего он не хотел, не думал, кроме как идти вперед в гору, не сгибаясь, сжав зубы и противостоять не только разбушевавшимся силам природы, сколько победить себя, свою слабость. Если он этого не сделает, значит, он ничего не сможет сделать в жизни и зря ее проживет.Начался более крутой подъем по глинистой тропе, ее еще больше размыло дождем, и она стала скользкой. Сверкнула еще одна молния, прогремел гром, Подмастерье увидел высокий дуб за ним начиналась его деревня, совсем немного, и он будет в кузнице, и принесет корзины с глиной, – идти осталось немного.Шаг, еще один, ветер сбил его с ног, он упал. Корзины придавили его к земле, не давая встать. Шквал ветра мешал подняться. Лежа на земле, Подмастерье говорил себе только одно:– Не сдаваться, никогда не сдаваться.Вновь поднявшись и взвалив корзины, он пошел вперед. Ветер обдал его стеной дождя и вновь свалил его с ног. Упав на колени, юноша закричал, чтобы перекричать рев ветра, чтобы хоть как-то доказать, что он сильнее, и у него есть силы противостоять своей слабости, его голос моментально потух в реве грома, а его самого нещадно поливал дождь.Подмастерье поднялся и, вновь взвалив корзины на плечи, пытаясь не упасть и не соскользнуть вниз, сделал осторожный шаг. Ноги съезжали вниз, идти становилось все труднее, тропинку размыло дождем, а ветер становился все сильнее.– Идти вперед и не останавливаться, не сдаваться, говорил себе он. – Никогда не сдаваться, никогда не сдаваться, что бы ни случилось.Поднимаясь все выше и выше, Подмастерье изо-всех сил пытался удержать равновесие, потихоньку взбираясь вверх. Шаг за шагом он становился все ближе к цели.Сильный ветер пытался сбить его с ног. Но все же Подмастерье решил не бросать корзины с глиной и донести их. Он вспомнил слова Кузнеца:– Буря не твое дело. Твое дело принести глину. Ветер предательски подул в спину, он вновь упал.– Вставай, Шамо, вставай, иначе тебе незачем будет жить, – говорил он себе.Подняться вновь, и дальше нести корзины с глиной было бессмысленным. – Зачем? Глину можно было принести и завтра, но то, что осталось, он донесет, и ничто не сможет ему помешать: ни ветер, который не давал подняться, ни размокшая земля, которая скатывала его вниз, ни стена дождя. Он встал, взвалив корзины, и сделал осторожный шаг. Ветер пытался вновь свалить его, но он смог противостоять ему и устоять на ногах. Ливень потоками холодной воды падал вниз. И тут ветер подул спереди, чего Шамо не ожидал. Он опять упал, поскользнувшись на глинистой тропе.Подняться ему помог Кузнец. Он пошел искать своего ученика, который, возможно, заблудился в буре, но Кузнец не ожидал, что тот несет с собой еще и глину. До дома они дошли вместе. По лицу Кузнеца было видно, что он доволен учеником. Ему нравились упорство и твердость пасынка.– Меня зовут Шамо. Сказал за ужином юноша.Ни Расма, ни Кузнец ничего не ответили. Только старое лицо Кузнеца еще больше озарилось радостью. Он не ошибся, его ученик нашел свое имя, значит, найдет свое занятие в жизни… Дни проходили, Шамо подолгу работал в кузнице. Старик все больше отдыхал, наблюдая за работой своего подмастерья, он подсказывал Шамо, что надо делать. Но, в основном, Шамо делал черновую работу, все остальное доделывал старик, только ему железо послушно поддавалось, приобретая нужные формы.

Недалеко от кузницы были шахты, где добывали железную руду; рудокопы меняли руду на зубила и кирки, которые сам Шамо мог делать без упреков со стороны учителя.

Когда Шамо в первый раз пришел к ним по поручению кузнеца, они начали торговаться с ним, в итоге Шамо принес намного меньше руды. Это оскорбило Кузнеца, он сделал выговор Шамо.

– Ты должен ценить свой труд и работу, сейчас ты принес намного меньше, чем можно было. В следующий раз не дай себя обмануть и оговорить. И никогда не торгуйся, рудокопы согласились бы на твои условия, но ты оплошал.

– Они сказали, что инструменты столько не стоят.

– Они бесценны, сделанные руками человека, они не имеют цены, так же как и руда, что они добывают, все это отношение людей друг к другу, если тебя обманывают или торгуются, значит не уважают. В следующий раз заставь себя уважать.

– Я попробую, – ответил Шамо. Но по глазам Кузнеца увидел, что не такого ответа тот ожидал.

– Как это сделать? – спросил юноша неуверенно и тихо.

– Я стар, мне не все время учить тебя, решай сам, как быть и как жить.

В следующий раз Шамо пошел к рудокопам уже более уверенным. Он вез на ручной телеге не только орудия труда – кирки и зубила, но и наконечники для стрел. Рудокопы сами занимались охотой. Они жили небольшой общиной, где были свои правила и устои. В основном, это были те, кто устал от жизни разбойника или не хотел возделывать поля. Их работа была тяжелой, но никто из них не уходил, если выдерживал такую жизнь, нелегкую и трудную. Жить которой мог не каждый. Самих рудокопов объединял их труд и образ жизни.Увидев Шамо и ожидая его, они обрадовались. Сначала они дали ему инструменты, которые нужно было поправить или поточить. Шамо взял их, не говоря ни слова. Потом рудокопы стали выбирать себе новые кирки и зубила, которые принес подмастерье, внимательно присматриваясь к ним. Отложив то, что им было нужно, они принесли железной руды. В этот раз ее было немного.– Раз вы предлагаете столько руды, то ваши инструменты скоро сломаются, а я больше не приду к вам. Ваши орудия сломаются из-за того, что в них мало железа, у нас нет больше железа, – сказал Шамо, осматривая руду, что дали ему рудокопы.– Эй! Ты что говоришь, ты принес нам плохие кирки и зубила, можем ли мы дать тебе больше руды, если сам говоришь, что инструменты плохи.– Я сказал, почему так вышло, в прошлый раз вы обманули меня, теперь ваш обман вернулся к вам – вот результат.Рудокопы задумались.– Но ты сам взял руду и, не сказав ни слова, ушел.– Я не знал, что положено больше, теперь я знаю, сколько вы должны дать за то, что взяли.– Значит, ты хочешь больше, что же, проси.При этих словах Шамо, молча, положил кирки и зубила в телегу, развернулся и пошел.– Куда же ты идешь? – спросили рудокопы.– Мне велено принести руды, что же, я пошел ее добывать.Никак не ожидая такого поворота событий, суровые рудокопы немного удивились. Их удивление стало еще больше, когда они увидели, как Шамо на следующий день сам разрабатывал небольшую шахту, добывая крохи необходимого железа. Посмотрев, как он работает, рудокопы лишь немного улыбнулись.Непривычная работа была тяжелой и изнурительной, но закалка в кузнице, физическая выносливость, также как и упорство, помогали Шамо.Он знал, что за ним наблюдают рудокопы и смотрят на его работу. На третий день Шамо нашел залежи руды. Это была большая удача, но в этом ему помог Кузнец, который рассказал, по каким признакам можно найти железо.На третий день он уже добывал железо, возил его на ручной телеге в кузницу поздно вечером, обессиленный и изнеможенный.Кузнец, узнав о его решении самому добывать железо, ничего не сказал, ни слов одобрения, ни упреков.– Решай сам, что тебе делать, – это прочитал в его глазах Шамо. Работу в кузнице старик взял на себя – ее было не много.

На четвертый день, когда Шамо добыл много железа, уже приноровившись и привыкнув к новому труду, к нему подошли рудокопы. – Что же, парень. Видно, из тебя получится хороший рудокоп. Приходи к нам.– Не приду, – сухо ответил Шамо.– Это почему?– Есть у меня дело одно, и есть человек один, ни того ни другого предать не могу.– Ну, понятно, что ты кузнецом стать хочешь, зачем руду добываешь?– Чтобы знать, какова ее цена. И понимаю я, что пока я здесь руду добываю, кузнец старый работает. Хоть стар он, а труд его потяжелее будет.– Это чем же тяжелее?– Тем, что вкладывает он душу в железо холодное. Из куска неприметного, что под ногами лежит, может красоту сделать. И смотрю я на него, старого, и удивляюсь, откуда в нем сил столько, чтоб молотом махать на старости лет. Вот и наказал он мне принести столько-то руды, обменяв их на инструменты. Но не хотите вы давать руду, что же, сам ее добывать буду. И знаю теперь, какова цена ее.Рудокопы ушли немного озадаченные таким ответом… Шамо повез телегу с рудой в кузницу, заметив, что теперь она стала немного тяжелее, чем раньше. Сегодня он добыл больше руды, чем раньше, но и усталость давала о себе знать.На шестой день, видя как Шамо упорен и решителен, подошли еще раз к нему рудокопы. Видели они, что Шамо, не жалея себя, трудится и работает на износ, и никак не отступает от своей цели. И узнали еще, что и по ночам в кузнице работает. Но никак не идет к ним, не просит свою цену.– Не то из гордости, не то из упрямства, – думали рудокопы.Поначалу они насмехались над ним, потом присмотрелись, теперь задумались. Зачем ему нужно было их труд на себя брать. Ведь мог он договориться, но не шел, не говорил, и работал так, как не каждый смог бы. И прониклись они уважением к нему. Видели они, какие крохи он добывает, и как тяжело они ему даются, но приходит в шахту день за днем и работает, добывает, делает, когда и сил уже почти нет.– Не из упрямства, не из гордости, – сказал один рудокоп. – Из обиды. Обманули мы его из своей выгоды, вот теперь он сам все делает, уважения добивается.– А что ж его не уважать – подмастерье кузнеца, труд его всегда уважаем.– Вот в том и дело, что труд кузнеца уважаем, и все мы знаем Старого. Но вместо труда своего, молодой нашу работу делает, неверно это.– Он сам так решил.– Он решил своим трудом руду добыть, свою цену он назначил, не нашу, так и платить ему.На следующий день пришли рудокопы к Шамо. Тот, ни свет ни заря уже был в своей маленькой шахте. Вывозил породу на своей телеге, подальше от шахты.– Эй, парень, хорош тебе работать, да себя губить. Знаем, что ты хочешь, свою цену ты поставил.– Не в цене дело, – перебил Шамо, продолжая свой труд.– Не в этом, так не в этом. Не твой труд это. Иди домой, отдыхай и приходи назавтра, все отдадим.Шамо осмотрел рудокопов, под его тяжелым, сильным взглядом не по себе стало суровым рудокопам.– Коль так говорите, то приду завтра.На следующий день Шамо привез несколько телег руды в кузницу. Кузнец не верил своим глазам, видя то, что делает Шамо.– Сколько же ты руды добыл? – спросил он.– Это не я, рудокопы.– Это ты ее добыл. Рудокопы, что обмануть тебя хотели, теперь вернули долг. Я не ожидал такого, – говорил удивленно Кузнец. – Как ты это сделал, что произошло? – спрашивал старик, зная суровый нрав рудокопов.– Ничего, я не стал просить цену и торговаться, своим трудом узнал, какова цена руды. Но рудокопы сказали, что не мой труд это.Изнеможенный Шамо чуть было не плакал, говоря эти слова, сам не зная отчего. – Тогда они пришли и сказали, что все отдадут…Шамо не договорил, что-то заставило его убежать. Плач, что вырывался из сердца, не дал ему договорить. И сам Шамо не знал, отчего он плачет, а на сердце не то что тоска, а вой – будто волки по ночам воют.Кузнец все же нашел его, он подсел рядом и налил вина, они, молча, выпили.– Ты сделал то, о чем я и не подумал, – заговорил Кузнец. – Если бы ты стал торговаться, они бы уступили, но ты сделал лучше, ты заставил себя уважать.– Я не знал, как подойти и назначить свою цену, – ответил Шамо. – Как можно назначить цену, не зная, каким трудом достается железо.– Любой труд тяжелый. Но то, что сделал ты – лучше всего. Если бы ты торговался, тебя бы не уважали, и с каждым разом давали все меньше. Теперь никто не сможет тебе прекословить.Шамо ничего не ответил на слова старика. Рыдания и плач так и вырывались из его груди, усталость и сильное утомление владели не только его телом, но и душой. Он не хотел показывать свою слабость, но и удержаться не мог.– Ничего, поплачь, скоро станет легче. Знаю я, что на душе у тебя нелегко, да и на сердце не то тоска, не то тяготит что-то. Крепись, скоро все пройдет, и жизнь засверкает, все поймешь по-другому, а теперь плачь, не бойся.Кузнец по-отечески обнял Шамо, из глаз которого тут же полились слезы.– Тебе нужно отдохнуть, – тихо сказал старик. – Ты слишком много сделал, сверх своих сил.

Шамо то успокаивался, то опять из него вырывался плач. Вино расслабило его. Через некоторое время он спал, сытый и уставший, беспробудным сном изможденного человека. Несколько дней Шамо отдыхал, Кузнец не давал ему работы, только по мелочи. Да и сам Шамо понимал, что перетрудился, но усталость и утомление понемногу проходили. Теперь Шамо почувствовал к себе совсем другое отношение со стороны кузнеца. Если раньше старик не видел в нем кузнеца, и не скрывал этого, за что и был недоволен пасынком, то теперь Кузнец по– другому посмотрел на Шамо, не как на своего подмастерье – судьба которого предначертана, а как на человека, знающего, что делать, если не в кузнице, то в жизни. И теперь понял Кузнец, что не зря встретила их судьба, не зря он нашел на пороге своего дома подкидыша.– Коль не передам я мастерство кузнеца, то опыт жизни могу передать, оно ценнее будет, – решил так Кузнец.

И стал теперь Кузнец иначе делать, не гнать в кузнице подмастерье, как раньше, ругая, на чем свет стоит. Теперь он брал те заказы, которые Шамо мог сделать сам для пропитания, остальное кузнец брал для души, для себя, чтобы еще как-то реализовать себя, почувствовать жизнь, которой становилось все меньше в его старческом теле.

Но после трудного дня в кузнице, когда сам старик, да и Шамо тоже были уставшими от проделанной работы, но, тем не менее, довольные своим трудом, садились они на крыльце кузницы, открывали кувшин вина и начинали долгие разговоры. Иногда это были воспоминания кузнеца, иногда просто притчи или рассказы, но все они несли в себе нечто, что заставляло Шамо задуматься.

Старик иногда говорил такие вещи, от которых душу молодого человека переворачивало, также как и его мировосприятие, и теперь все, что его окружало, он воспринимал и понимал по-другому. Иногда удивляясь и задумываясь над тем, что с ним происходило. Его поражало то, что он сам может изменять вещи.

Допустим, из куска железа выковать наконечник для стрел, или отлить из раскаленного металла кувшин или чашу. Шамо своими руками мог изменять вещи, это его очень сильно удивляло. Еще более он восхищался талантом Расмы. Она рисовала на чашах рисунки или орнаменты, образы людей и зверей получались у нее очень хорошо. Потом Кузнец набивал острым наконечником долота маленькие линии на кувшине и долго полировал их. Такое занятие было не совсем по душе Шамо. Он завидовал усидчивости и терпению Кузнеца. А полировать чаши старик мог месяцами. Его сильные пальцы, казалось, протирали насквозь тонкие стенки чаши и никогда не знали отдыха и усталости.

Шамо, глядя на старика, сам хотел дожить до его старческих лет и заниматься любимым делом. Но, как казалось самому Шамо, он и в свои юные годы никак не сможет потягаться с мастерством и силой с Кузнецом. Сила и хватка, которого, были железными, и Шамо не удивился бы, если бы кузнец взял забракованную железную чашу и скомкал ее своими пальцами в небольшой шарик.

Но больше всего уважал Шамо Кузнеца, как человека. И даже характер старика – жесткий, принципиальный и непредсказуемый не могли затмить уважение и радость, испытываемые при виде этого пожилого человека.

Кузнец, в основном, был отзывчивым, если вопросы или разговоры Шамо касались работы. Если Шамо, что называется, пустословил, кого-то обсуждал, что-то вспоминал, Кузнец ничего не отвечал, требуя от своего ученика такого же молчаливого понимания не только того, что он делает в кузнице, но и в жизни.

Шамо всегда понимал по взгляду Кузнеца, что тот хочет, сам не зная, как. Иногда старик сам запрещал ему говорить.

– Что бы стать мастером, нужно чувствовать, что ты делаешь, не только в кузнице, но и в жизни. Только так ты узнаешь, что нужно сделать в данный момент, что бы не ошибиться.

– Я могу чувствовать свое тело, но как почувствовать железо или внешний мир, я не понимаю.

– Ты должен понять то, что не понимаешь. Ты должен следить за собой и поменьше говорить. Когда делаешь свою работу, нельзя чтобы тебя отвлекали. Но и оставаясь с самим собой, нечего думать и размышлять. Нет ужаснее того, когда человек говорит сам с собой в своей голове. Это отвлекает не только от работы, но и от жизни.

– Но я всегда о чем-либо думаю, – ответил Шамо.

– О чем? И имеет ли это отношение к тому, что ты делаешь в данный момент?

– Ну, чаще всего нет, – ответил, подумав, Шамо.

– Тогда зачем думать, некоторые мысли убивают человека заживо, стирают его жизнь.

– Но ведь есть такие мысли, которые, наоборот, словно оживляют, – ответил Шамо.

– Да, есть такие мысли. Радостные и светлые, но чаще всего это не мысли, а ощущения и переживания. Они намного реальнее и ценнее, чем мысли, которые скоро забываются. А вот радостные ощущения и переживания остаются на всю жизнь. Так же как и плохие мысли, они не только портят жизнь человеку, но могут погубить его будущее.

Шамо задумывался над словами старика, его мудрость и прямословие иногда не только удивляли его, но и шокировали. Какая-нибудь обыденная вещь или ситуация могла стать для старика божественным откровением, основой сотворения жизни. В своем ремесле он видел все, от вынужденной тяжелой работы, до праздного развлечения над вещами. Он был и человеком, и творцом, мудрецом и дураком. Шамо иногда оставалось только удивляться ему. Он не понимал, как можно сокрушаться по поводу загубленного железа несколько дней. И при этом с легкостью переносить жизненные невзгоды, голод и усталость, смерть близких людей и невзгоды..

Недавно в деревне умер человек от болезни, он был дальним родственником Кузнецу. А тот, чуть ли не с улыбкой вернулся с похорон. И опечалился лишь тогда, когда увидел, как напортачил его подмастерье.

Отругав Шамо на чем свет стоит, он сам переделал работу. Шамо следил за действиями кузнеца, и видел он, как легко дается старику работа.

Сделав все как надо, Кузнец попросил вина. Как только он вышел из кузницы и немного пригубил вина, от его сосредоточенности и нахмуренности не осталось и следа. Его лицо словно озарилось жизнью и радостью.

– Но, неужели, – спросил Шамо, который сам переживал смерть знакомого ему человека, еще больше удивившись, завидев радостное лицо кузнеца, – Неужели ты не можешь радоваться жизни в кузнице. Почему ты злой такой, когда работаешь, и радуешься жизни, что бы она тебе ни принесла. Ведь другие сегодня в горе и печали. А ты с радостью вино пьешь?

– Что ты говоришь? Радуюсь жизни, что бы она мне ни принесла? А что же с ней, с жизнью, еще делать? Только радоваться ей, родимой. Спрашиваешь, почему злой такой в кузнице. Это не злость, это хуже. Это сила моя и дар мой, и коль скоро могу я проявить его, то так и делаю, и нет во мне, старом, понимания того, как можно что-то не сделать, или сделать что-то не так.

От того и сержусь я, глядя на тебя, не понимая тебя и твои действия. Но, может, все еще придет к тебе. А что касается скорби и печали, и смерти то я скажу, – старик сделал огромный глоток вина.

– Скажу тебе по секрету. Продолжил старик. Что не мы живем, возможно что мы все мертвы, живут те, – кто умер, а мы существуем, присутствуем при жизни, когда грустим и не знаем чем себя занять. Мы лишь иногда живем, живем только тогда, когда счастливы, а от чего счастье и не важно, – просто, чтобы оно было. А тот, кто сегодня умер, – старик сделал большой глоток вина. – Что ж, я никогда не считал жизнь здесь, в этом мире, удобной и счастливой, по ту сторону жизни все лучше.

– По ту сторону жизни? – Спросил Шамо. – Кто тебе сказал что есть другая сторона жизни?

– Она есть.

– Но вдруг там ничего нет?

– Это не может быть так, ничего нет – там есть все. Это у нас ничего нет. А там есть все. Но «там» у каждого свое, не то, что здесь – все общее и все ничье.

Шамо взял кувшин у старика, и тоже выпил вина, Кузнец не особо препятствовал.

Он хотел услышать от старика еще нечто такое, чего не слышал, слова, которые цепляли за душу и проникали в сердце. Жить от которых становилось легче и понятнее.

На следующий день Шамо приступал к своим обязанностям, работа в кузнице не могла надолго останавливаться, и вчерашнее доброе вечернее настроение кузнеца на утро испарялось как туман. И если Шамо что-то делал не так, или просто губил железо или заготовку, тогда от ругани кузнеца некуда было спрятаться. И эту ругань Шамо ненавидел больше всего. Это было невыносимо, он делал все, что мог и где то допускал ошибку, и за это получал много тумаков, а потом еще и брань. Тогда руки самого Шамо опускались. Но все же он не терял духа и трудился что было сил.

Молодому подмастерье было трудно, но интересно работать с кузнецом, перенимать его опыт и знания. Иногда взгляд старика, какой-то осветленный и проникновенный давал ему столько сил, что Шамо не находил себе места, не знал куда девать свою энергию.

И в то же время он не понимал, откуда берутся в нем силы. Когда сам Шамо, уже изнеможенный, почти не мог стоять на ногах. И тут, вдруг, от простого взгляда старика в нем появлялась сила, с которой он мог сделать еще столько же, если не больше.

Но сам Кузнец не давал ему работать слишком много. Только иногда, по необходимости.

Иногда Кузнец вечером наливал вина и начинал беседовать с ним. Шамо очень ждал этих бесед. Разговорчивость старика давала ему намного больше сил и знаний о жизни. Весь свой опыт старик мог передать в нескольких своих словах, зная своего пасынка, как себя. Но перед этим разговором Кузнец ждал подходящего момента, чтобы его ученик все понял с первого раза. Всего несколько его слов, и Шамо завладевало незабываемое чувство свободы и тихой радости. Другие слова старика заставляли его надолго задуматься. Самому кузнецу нравилась пытливость и любознательность подмастерья, он видел, как его пасынок впитывает опыт жизни.

Они сидели во дворе кузницы теплым вечером; старик, не спеша, пил вино и с задумчивым взглядом разговаривал с Шамо.

– Есть в тебе что-то такое, – говорил старик. – Что дает тебе понять такие вещи, о которых многие не подозревают, да и сам я, объясняя тебе что-то, иногда сам все понимаю по-другому. Вот только жаль, не быть тебе кузнецом, не дано тебе это, – сказал он прямо, глядя на реакцию Шамо.

– То есть, как не быть? – переспросил Шамо.

– В тебе что то другое есть, что, я не знаю. Но как кузнец ты не станешь мастером, не дано тебе.

– И что же мне делать? Спросил Шамо, но не получил ответа.

Слова кузнеца не удивили его. Старик не раз говорил об этом, в основном, намеками. Теперь он сказал все ясно, Шамо не дано стать кузнецом, таким же мастером, как и Старый, Шамо стало грустно и тяжело.

– Куда пойти, или что мне делать, подскажи? Спросил он.

– Ничего, живи, а потом жизнь все расставит на свои места.

– Может, вам найти другого ученика? – спросил Шамо. – Ему вы можете передать свое мастерство…

– У меня уже есть один ученик, другого не надо. И если не станет он кузнецом, то станет он хорошим человеком. Сказал старик.

Шамо ничего не сказал. Значит, все его старания в кузнице для него были тяжкими, а ведь есть где-то человек, который смог бы овладеть ремеслом кузнеца намного быстрее и лучше, чем он.

А я, на что я способен и для чего рожден, какие у меня способности? Спрашивал себя Шамо, но он не знал ответа на свои же вопросы.

Он еще долго просидел в темноте ночи. Даже когда старик ушел спать, Шамо остался, наблюдая за сиянием звезд и немного печалясь – он не будет кузнецом. Что ждет его, какая судьба; казалось, кузнец знал ответ, но как выведать его? Как задать правильный вопрос. И так ли это нужно. Знать, что будет? Не лучше ли просто радоваться жизни и все. Принять ее, родимую, всей душой и сердцем, всем своим существом, и жить. Жить, с такой же жадностью, с которой утоляют долгую жажду, жить так же, как и солнце, земля, звезды, звери птицы – все, что есть и живет, и больше ничего знать не надо. Жить так же, как и все вокруг, весь этот огромный мир, вместе с ним и в нем.

Последнее завещание

– Я скоро умру, сказал Кузнец Расме.

Слова старика огорчили Расму. Это означало, что ей надо было искать себе новый дом. Кузнец ничего не мог оставить ей. Одна она не могла прокормиться и выжить. На юношу еще нельзя было положиться, он не мог прокормить ни себя, ни Расму, и работал только под присмотром кузнеца.

– А он, что будет с ним? – спросила она.

– Я позабочусь о нем.

Шамо ничего не сказал, о нем говорили, как будто его и нет. И он ничего не мог сказать.

Долгое время Кузнец делал заготовки и готовил железо, работая вместе с Шамо в кузнице.

– Это мой последний труд, который я возьму с собой, – сказал он Шамо.

– А что это? – спросил подмастерье, который стал по-другому относиться к старому кузнецу, зная, что тот умрет.

Но еще больше Шамо поражало то, что Кузнец сам знал, что умрет и спокойно относился к этому. Кузнец, зная о своей смерти, как ни в чем не бывало, работал в кузнице, то и дело подгоняя Шамо, чтобы он быстрее разогревал меха или приносил разные руды, которые плавил кузнец, казалось, совсем не замечая жара и пекла, тяжкого труда.

– А что у нас за заказ такой срочный? Спросил Шамо, как можно более мягко, он не хотел волновать кузнеца.

– Это будет меч, он поможет мне там, по другую сторону жизни. После смерти мне придется сражаться, чтобы попасть в другой мир, более лучший, чем этот.

– А откуда ты знаешь?

– Так мне говорили предки, и однажды я говорил с одним небожителем Его имя Лань, он сможет ответить на все твои вопросы, если ты его найдешь.

– А кто такие небожители, и кто такой Лань?

– Если ты не станешь кузнецом, то узнаешь ответы.

Старик махнул рукой, показывая Шамо, что ему нужно быть порасторопнее и поменьше говорить.

Внезапный паралич сковал старика. Весь его труд пришлось взять на себя Шамо.

Теперь Кузнец мог только наблюдать за работой подмастерья, но сам он ничего не мог сделать, только говорить и негодовать от своего бессилия.

– Да не так держи заготовку, а по-другому, и бей с чувством, с пониманием, а не с размаху, – старик сидел в кузнице и только указывал Шамо, что и как делать.

Сам старик изнывал от своей немощи и не мог смотреть, как для него простую работу не мог выполнить его подмастерье. Сам Шамо уже несколько возмужал, он уже многое понимал в жизни и имел свое мнение о происходящем с ним – теперь он делал свой первый заказ. Если он не сделает то, что надо, значит, ему здесь делать будет нечего. Поэтому юноша все свои силы и упорство направил на работу.

На следующий день Шамо пришел в комнату старика, чтобы отнести его в кузницу.

– Уходи, я не могу ходить, – сказал кузнец своему подмастерью.

– Я отнесу вас.

– Нет, уходи.

Не послушав, юноша взял на руки немощного старика и отнес его в кузницу, где под его присмотром ковал меч, который старик должен был отнести собой в могилу, как и подобало по обычаям его рода.

Прошло время, Шамо все так же старательно работал над мечом. Он не пускал к себе в комнату Шамо, только Расму. – Я сделал то, что вы просили, – сказал однажды юноша, заходя в комнату старика, несмотря на запреты и показывая меч своему учителю.– Нет, это не то, уходи, – ответил старик, едва взглянув на меч.Юноша, склоня голову, уходил, не зная, что делать. Каждый день он выкладывался изо всех сил, старался и делал. Он не хотел зря беспокоить старика, и, тем не менее, с каждым днем все ближе был к цели и чувствовал это.Настал день, когда кузнец признал работу.– Еще день, и ты бы не успел. Вот только плохо, не придется мне взять этот меч с собой – он слишком хорош, – сказал с едва заметной улыбкой кузнец.Оторопев, юноша ничего не мог ответить. Он вложил всю свою душу, чтобы познать, что было нужно кузнецу, и чтобы выполнить свой долг. А теперь от всего этого отказывались.– По ту сторону жизни мне не придется сражаться, и этот меч принадлежит тебе. И тебе решать, остаться тебе или уходить.– Здесь нет места для меня, – ответил юноша.– Да, я знаю. Иди к горам, там есть перевал. На заре ты увидишь, как солнце озарит путь, туда и иди. Встретишь там человека, будь с ним, меч бери с собой. Прощай. И не приходи ко мне больше, дай старику отдохнуть.Юноша склонился, пряча свои слезы, покорно вышел.

Прощание с Расмой было долгим и ненужным, оно только оставило тяжесть в душе. До гор идти было далеко, они едва виднелись в дали. Путь туда показался юноше трудным. Обычный уклад жизни был нарушен, долгие переходы были для него в новинку, к тому же надо было торопиться, нельзя было пропустить нужный день.– Возьми эти бусы. Каждый день снимай с них по камешку. Ты должен оказаться у гор, когда останется на них последний камень.Расма с трудом могла объяснять Шамо дорогу к горам. Горе было для нее тяжелым, к тому же она теряла не только отца, но и Шамо, к которому уже привыкла.Шамо уходил с неохотой, но Расма сама просила его уйти отсюда.– Отец часто говорил о твоей судьбе, тебе не нужно здесь оставаться, уходи. Шамо с трудом выслушивал ее слова, но сам кузнец пожелал того, чтобы он шел в горы, это было его последнее завещание.Жизнь кузнеца не была для Шамо обременительной, скорее, привычной, и он сам не хотел уходить, но он не мог ослушаться последнего слова Кузнеца, которые передала ему Расма.Кузницу Расма вскоре продала, покупатель нашелся, это был постоянный заказчик – купец, который заказывал у кузнеца оружие. Он мог нанять рабочих и кузнецов, и теперь в кузнице изготовлялось оружие.

Первые дни пути к горам Шамо не торопился, видя, как много бусин висит на крепкой нитке. Через несколько дней пути он понял, что горы почти не приближались. Теперь ему надо было идти намного быстрее.

Сначала Шамо любовался видами природы и тех мест, где еще не был. Потом монотонность его шагов заставила его отвлечься от всего, он просто шел, ни о чем не думая и почти ничего не замечая. Такое же состояние было у него, когда он уходил в работу. Тогда он становился сосредоточенным, но не замечал этого.

Дни шли за днями, еда, которую ему дала Расма, кончилась. Шамо не знал, как прокормить себя в открытом поле, где изредка росли рощи. Его спасла река, та же самая, у берегов которой он набирал глину. Наловив в ней рыбы, он наелся и ненадолго остановился у ее берегов, делая запасы.

На бусах осталась половина камней, но и горы теперь стали намного ближе. Шамо не хотел уходить от реки, но идти к горам было важнее. Дальнейший путь показался ему немного легче.

С каждым днем с нитки бус слетало по камню, когда там остался последний камень, Шамо стоял у предгорья. Всматриваясь в снежные верхушки гор, он не знал, куда он идет, и что с ним будет дальше. Немного провизии и меч, что висели на спине, как будто напоминали о чем-то.

Шамо боялся проспать зарю и просмотреть направление перевала.

Восход солнца, который он увидел был красивым, ясно увидев путь, Шамо пошел вперед. Там уже не было твердой земли и зеленых равнин рек и деревьев. только снег, лед, и ветер, холодный и безжалостный к человеку и его жизни.

Первый день пути в горах был невыносим. Шамо понимал, что если остановиться, то замерзнет, и с завистью смотрел на горных козлов, которые с ловкостью скакали по горам.

Вечер и ночь прошли, было трудно их встречать, и он не стал останавливаться на ночлег. Холод и ветер мешали ему, но как только ночь прошла, стало намного лучше, появились силы от осознания того, что уже пережито, и то, что еще впереди, можно так же пережить, и пройти еще дальше.

Найдя место, где можно было развести костер из припасенных дров, Шамо отдохнул немного, согрелся и доел все остатки еды. Теперь он знал, что он один, и все надежды на жизнь были в нем самом. Кругом не было никого и ничего. Только он и горы, заснеженные и холодные, пугающие своим величием и равнодушием к жизни.

Он сидел перед маленьким костерком, спрятавшись от ветра за большими камнями. Греясь и глядя на огонь, как на единственную надежду в жизни, на надежду на веру на свою жизнь, на свое будущее. Он верил словам кузнеца – идти в горы и найти там человека, все остальное было надеждой, такой же туманной, как и обман.

Последний огонь погас, значит надо двигаться, иначе смерть, но ей предается только слабый. – Слабость не для меня. Пока я иду, я жив, и только движение спасает меня. Таковы были его мысли в заснеженных и пустынных горах.

Жуткий холод сковывал движения, потом его стало почти незаметно. Ветер только сбивал с пути, ноги увязали в снегу.

– Я и сам холод, и холодом меня не возьмешь, – повторял себе юноша; от его слов ему не становилось теплее. Но он говорил, чтобы знать, что он живет.

Подъем был не очень крутым, но часто приходилось сворачивать с намеченного пути. Только теперь Шамо понял, как малы были его шансы найти здесь одного человека. Тишина, которую он раньше никогда не слышал, и пронзительный рев ветра, который налетал неожиданно, снег, холод и горы, все это было новым и могло означать для него смерть.

– Я верю в твои слова, кузнец, если я умру, то мне нечего бояться, у меня есть меч, который поможет мне по другую сторону жизни, там он поможет мне бороться с силами зла.

Шамо уже больше бредил, теряя последние силы, но не теряя присутствия духа.

Он опять мыслями уходил в никуда, все же ему надо было уйти от реальности, забыться, чтобы пережить, чтобы дойти.

Отчаяние и слабость подкрадывались к нему, но он не сдавался, все время подбадривая себя и разговаривая вслух – его голос помогал ему.

Отрешившись от всего, что с ним происходило, он шел вперед, тратя последние силы.

Ночью он понял, что идет вниз, далее забвение и тишина, такая мертвая, что ничего не было. Только чье-то вмешательство вывело его из незнакомого небытия.

Если я немного полежу, то умру, если встану, то буду жить. Но он не вставал, тело не слушалось его. Одна и та же мысль крутилась в голове, но он не вставал. Чье-то вмешательство опять вывело его из небытия, как из ледяной воды.

Он встал и пошел, тут же упав – его сковал холод.

Тепло или холод – тело жгло. Шамо не мог понять, отчего, приходя в сознание, он не понимал, где он. Уходя в небытие, он находил там спасение, сам зная, что там лучше не быть.

Кто-то помогал ему, он не знал как, но чувствовал, как силы приходили к нему.

Открыв глаза, он ничего не увидел, только темнота окружала его, но было намного теплее.

Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел небольшую пещеру. Посреди нее была печь из горных камней.

Стройная фигура в легкой накидке, и почти полупрозрачное белое тело хозяина пещеры – все это пугало Шамо.

Шамо не мог понять, сколько было лет этому человеку. Но что-то в этом человеке было непонятным, стройная фигура, точные движения и что-то еще едва уловимое, внеземное. Шамо наблюдал за ним, и не мог чего-то понять, что было не так, не то, не отсюда.

Он опять ушел в небытие. Когда он приходил в себя, он мог лишь немного поворачивать голову, тело все еще не слушалось его. В пещере никого не было, здесь было тепло.

Только через несколько дней он мог приподняться и немного оглядеть пещеру, в которой он провел несколько дней. В пещере, где он находился, горел огонь в каменной печи, дым от него уходил наверх.

Рядом с Шамо лежала плошка с крепким отваром, выпив его, он почувствовал прилив сил. Он встал и пошел искать выход. Выхода из пещеры Шамо не мог найти, быстро заплутав в темных лабиринтах пещер, и решил вернуться обратно, быстро отыскав каменную печку, от которой веяло теплом, чувствуя слабость, он опять лег.

Глаза закрывались сами, погрузившись в мир снов, он, наконец то, забылся.

– Ты выбрал жизнь, значит будешь жить, – услышал он слова, которые его успокоили, и он понял, что в безопасности. Только звучали слова во сне или наяву, Шамо не знал.

Со второй попытки он нашел выход из пещеры. Сама пещера находилась высоко в горах, он не мог найти место, где он остановился и слег. Кругом были только заснеженные горы. Белые, ослепляющие и холодные. Пещера находилась высоко в горах, как он сюда попал, Шамо не мог понять.

Подул холодный ветер, Шамо вернулся в пещеру, где было намного теплее. Узкие коридоры пещеры иногда раздваивались, но почти всегда заканчивались тупиками, в одном из таких тупиков была небольшая печь и мешки с соломой.

Видя стройную и прямую фигуру человека, он не мог понять, что не так, человек немного напугал его.

– Кто ты? – спросил Шамо.

– Называй меня Лань.

Его голос был спокойным и ровным, как и сам человек. Окинув взглядом юношу, он ничего не сказал и вышел. Когда Шамо пошел за ним, ему пришлось выйти из пещеры.

Солнечный свет, отраженный снегом, слепил глаза. Холодный ветер уже меньше обжигал его тело. Шамо все же прошел немного вперед, пытаясь узнать, куда же ушел Лань, Но ни его, ни его следов, который задул ветер, Шамо не увидел, хотя явно видел, как Лань прошел здесь. Ветер подул еще сильнее, и Шамо решил вернуться обратно в тепло пещеры.

Шамо почти задремал, но услышав шаги Ланя, сразу очнулся.

– Ты давно здесь живешь? – спросил он у Ланя, который только что вошел.

– Не знаю, время не для меня.

– А чем ты тут занимаешься?

– Живу.

– Но почему здесь, а не где-либо еще? – спросил Шамо.

– Здесь живу я.

Лань подошел ближе к свету и теперь Шамо мог разглядеть его. Сколько лет было этому человеку, он не мог понять. Длинные белые волосы и мудрые глаза, выдавали в нем пожилого человека. Но сам Лань был стройным худым и почти белым, призрачным, как казалось Шамо. От Ланя исходил едва видимый свет, который делал его каким то внеземным. С начала Шамо подумал, что это наваждение, но потом понял, что едва видимые отблески света исходили от Ланя постоянно.

Шамо больше ничего не мог ответить или спросить у Ланя. Силы еще не совсем вернулись к нему, и он чувствовал слабость и холод. Он вспомнил старого кузнеца и то, что он говорил, сбылось, он видел перед собой странного человека. И сам не знал, как он может здесь жить, и зачем это ему надо. «Хорошо, немного окрепну и уйду» – подумал он про себя.

– Ты хочешь уйти, уходи, – сказал неожиданно Лань. – Мне некуда идти, – сказал печально Шамо, удивившись тому, что он не говорил Ланю о своем желании уйти отсюда.– У тебя нет дома, ты не знаешь, для чего родился, Кузнец подсказал тебе завещание свое, им и пользуйся – трудности только закаляют. Меч, что ты принес, говорит о многом, я немного изменил его и больше ты его не увидишь, пока не придет твое время.Слова Ланя повергли Шамо в шок. Он не говорил Ланю о кузнеце и своей прошлой жизни, и он действительно не знал, зачем живет. Но Шамо ничего не рассказывал о себе, откуда он все знает. Вопросов у Шамо было много, он немного растерялся, и ни чего не мог спросить у Ланя.

Холодный ветер уже не обжигал. Болезнь прошла, Шамо хорошо чувствовал себя. Теперь он мог ненадолго выходить из пещеры, стоя на склоне высокой горы, он осматривал окрестности. Белоснежные горы, сухой мороз, сильный ветер, суровые условия жизни, в которых трудно было жить. И только там, далеко внизу, снег кончался, виднелась зеленая гладь травы. Но что бы дойти до нее нужно было очень много сил.

Перед входом в пещеру было небольшое плато, потом крутой обрыв. Ланя почти никогда не было в пещере, он не отвечал, где он был.

Едва заметную тропинку Шамо заметил не сразу, ее иногда заносило снегом. Она круто уходила вверх. Он не смог дойти с первого раза до верха, сил не хватило.

Не вскоре Шамо смог взобраться на вершину горы, и то, что он увидел, его удивило. Небольшое горное плато было покрыто туманом. Но дальше он пойти не смог, почувствовав беспокойство и замерзнув он вернулся в пещеру. Туман в заснеженных горах, удивил Шамо. Лань пришел нескоро.

– Что там наверху? – спросил он Ланя.

– Там все другое, придет время – увидишь.

– А сейчас нельзя узнать?

– Сейчас для тебя нет, придет твое время.

Этот ответ никак не успокоил Шамо, но в то же время он хотел разговорить Ланя, но все еще не знал, как. Ведь не зря Кузнец говорил о нем.

– Что ты за человек?

– Я не человек.

Шамо не понимал слова Ланя, не зная, что делать; решение уйти отсюда. еще было в нем, но при этом он помнил последнее завещание кузнеца – оставаться здесь. Но здесь была совсем другая жизнь, нежели та, к которой он привык. Да и сам Лань был ему непонятен. Шамо давно жалел о том, что пришел сюда, но найдет ли он силы уйти отсюда?

Время шло, Шамо совсем окреп, и к нему пришли силы. Он стоял на самом высоком месте. У его ног начинался обрыв. Глядя вниз, он понимал цену одного шага, раз и его не будет, не будет одной жизни, да и что такое жизнь, если ее можно так быстро прекратить. Да и для чего здесь жить, отшельником, в этих ледяных горах. Поднявшись по крутой тропинке, хватаясь руками за камни, Шамо говорил себе одно. – Я буду жить, я хочу жить.

Шамо дошел до вершины горы, по едва видимой тропинке. По другую сторону он увидел туман, который собрался в кратере вулкана. Туман удивил Шамо. Он пошел посмотреть, что же там, в тумане, теперь ясно видя тропинку. Становилось все теплее и теплее. И туман рассеивался все больше, Шамо стало почти жарко после холода гор.

То, что увидел Шамо, когда вышел из тумана, его не только удивило, но и шокировало. Невиданные растения росли в небольшом оазисе. Таких он не видел в низине, когда жил с кузнецом.

Посреди оазиса было озеро, от него поднимался туман. Осматривая оазис, Шамо заметил небольшое поле с зерном, на котором Лань бережно собирал урожай. Заметив Шамо, он махнул рукой.

– Теперь ты готов увидеть все, раз ты дошел сюда.

– Откуда все это? Спросил удивленно Шамо.

– Внизу в горах есть огонь. Там огненные реки и озера – подземная жизнь земли. Из-за нее снег растаял, и появилась вода, потом жизнь, потом я.

– Тогда почему ты держал меня там, в пещере.

– Чтобы ты знал, где живешь.

Гуляя по оазису, и все еще не веря своим глазам, Шамо пытался понять, как в заснеженных горах появилось это чудо – сама жизнь. Этот оазис, который удивлял своей красотой теплом и контрастностью, по сравнению с заснеженными и холодными горами, жизнь в которых если и была, то была едва заметной для человека. – Давай, я помогу тебе, – предложил Шамо Ланю., который просеивал небольшой урожай зерна.– Мне не нужна помощь. – ответил Лань.Шамо не знал, что ответить, что сказать Ланю. Жизнь без труда казалась Шамо скучной и бесполезной. Если бы он сейчас лежал в пещере, то думал бы о будущем или как уйти отсюда. Теперь, когда он нашел оазис, он не знал что делать и как быть. Он уже все осмотрел в нем, оазис не был большим, Шамо сел неподалеку от озера, здесь было лучше чем в пещере.Лань иногда исчезал в тумане, потом приходил в оазис. Теперь он рыхлил небольшой участок земли острозаточенной палкой. Шамо смотря на его ловкие движения, понимал, сколько сам он может сделать, помогая Ланю.– Что делать? – вновь спросил Шамо у Ланя.– Вот когда ответишь не этот вопрос, тогда и найдешь себе занятие.– Вот мне и нужно занятие.– А зачем?– Чтобы чем-то заниматься.– Тебе хочется чем-то заняться, чтобы убить свое время, – ответил Лань. Шамо не знал, что и ответить.Убить время? Подумал он. Настроение его было подавленным, и он решил поспать, сон был единственным его занятием.

Шамо вошел в туман, но не хотел выходить из него, рассматривая облака тумана, которые все время были в движении. Они иногда выстраивались в расплывчатые формы и фигуры. Заметив неясную фигуру, он пригляделся к ней. И сильно удивился, когда заметил, что она двигается очень быстро. Шамо едва успел увернуться от ее молниеносного нападения. Сильный удар свалил его на камни. Встав и обернувшись, он никого не увидел. Только облака тумана. Поспешив выйти из тумана, Шамо быстро нашел Ланя.

– Там в тумане кто-то есть.

– Это невозможно.

– Но я видел.

– Ты еще не пришел в себя и даже не знаешь, что делать и для чего живешь, а говоришь мне о тумане! – ответил Лань.

Разозлившись, Шамо решил вернуться в пещеру. Туман он прошел быстро, не заметив там никого. В пещере было холодно, огонь, что горел в печи, погас. Шамо не знал, чем зажечь его. Укутавшись, как мог, он заснул.

Его разбудило тепло, открыв глаза, он увидел Ланя, тот раздувал огонь. Увидев перед собой плошку с едой, Шамо не притронулся к ней.

– Для каждого свое занятие, – сказал Лань.

– Я хочу уйти.

– Уходи.

Шамо не знал, что ответить и когда он уйдет, сейчас в нем не было уверенности сил или чего-то еще. Потом он уйдет, но потом, не сейчас. Он не находил себе места и не знал, что здесь делать и куда деваться.

Прошло довольно много дней, Шамо догадался нанизывать камни обратно на веревку, что дала ему Расма. Ожерелье было собрано очень давно. Сначала он хотел уйти, когда останется один камень. Но теперь, смотря на собранное ожерелье, он понимал, что еще не готов к переходу. Проходили дни, решение все еще было в Шамо, но сил, чтобы уйти, не было.

Шамо пошел в оазис.

В тумане на этот раз он никого не заметил. Оазис показался ему не менее удивительным, чем в первый раз. Лань мылся в озере, Шамо присоединился к нему. Почти горячая вода возвращала силы, прогревала до костей и смывала все ненужное.

Отдохнув и осмотрев в оазисе все, что мог, так и не найдя себе занятие, так же как и Ланя, который куда то исчез, он решился пройти по туману, и узнать, кого же он там видел. На этот раз туман не принес неожиданностей. Ланя Шамо нашел в пещере. Он варил зерна – единственное что они ели.

– Ты сам почти ничего не ешь, – сказал Шамо. – Как это возможно?

– Все возможно, – ответил Лань.

Утолив голод, Шамо пошел наверх, он уже привык к Ланю и его словам. Холодный ветер гор пронизывал до костей. Опять остановившись у обрыва, он посмотрел вниз, высота пугала, он знал, если сейчас он сделает шаг туда, то никогда и ничего больше не будет – ни его, ни того, что его окружает. И, возможно, теперь это было единственное место, куда он мог уйти. Но Шамо пошел наверх, не предаваясь унынию и своей слабости, не предавая себя смерти.

Шамо продолжил свой подъем по заснеженной тропинке, уже запомнив все ее узкие места. Ноги скользили по обледеневшему снегу, и приходилось хвататься руками, чтобы не упасть. У Ланя был посох, и Шамо тоже подумал о нем. С ним удобнее было взбираться по ледяным склонам.

В тумане он опять встретил тень, которая оказалась вполне материальной. Она свалила его с ног. Шамо не успел увернуться от меткого удара. Когда он поднялся, то опять никого не заметил. Страха не было, только удивление и боль от ушибов. Он поспешил в оазис, чтобы найти Ланя.

В оазисе Ланя опять не было, Шамо не мог предположить и понять, где Лань, и что он делает. В оазисе или пещере он почти всегда появлялся неожиданно, и его невозможно было найти.

Обыскав весь оазис, который довольно хорошо изучил, он вошел в кольцо тумана, желая встретить тень, думая, что это и есть Лань. Пройдя по внешнему краю тумана, так и не никого не встретив он вернулся в оазис.

Шамо сидел, облокотившись на дерево с тонким стволом и большими, широкими листьями. Плоды росли на деревьях, некоторые из них были сладкими, другие кислыми, третьи безвкусными. Но ему ничего не хотелось. Скука и томление, к которым он начинал привыкать, не тяготили его как бездействие, от которого в голове появлялись мысли, ненужные и странные.Вдруг к Шамо вспомнил, что ему нужен посох. Ветвистые деревья с тонкими стволами которые здесь росли, как раз подходили для этой цели. Но у Шамо не было ножа, и он пошел искать Ланя, которого нашел в пещере.– Мне нужен нож, – сказал он Ланю.Лань посмотрел на него странным взглядом.– Зачем тебе нож? – спросил он.– Чтобы сделать посох.– Зачем тебе посох? – спросил Лань, все так же спокойно продолжая мыть зерна в плошке.– Мне нужен посох, – сказал Шамо, немного задумавшись.– Зачем? – удивился Лань.– Чтобы не упасть, – ответил Шамо, сам, удивившись своему ответу.– Ты и так не падаешь, – ответил Лань.Шамо не знал, что сказать. Любой ответ Ланя ставил его в тупик. Шамо и сам рад бы поговорить с Ланем, так же как и с Кузнецом, но не знал, как продолжить разговор, и о чем говорить.– Как ты здесь живешь? Что делаешь, почему тебе не скучно? – спросил он.– Разве это может быть скучно? – ответил Лань.– Что это?– Жизнь, она не может быть скучной.– А мне скучно.– Значит, ты не живешь.– А что же я делаю? – спросил Шамо.– Не знаю, это надо у тебя спросить, что ты делаешь, – ответил Лань спокойно.– Я здесь живу, – запротестовал Шамо.– Ты здесь присутствуешь, но не живешь. Когда поймешь разницу, тебе будет не скучно, и ты найдешь себе занятие.Шамо задумался. Да, действительно, здесь он присутствовал, не более того. Но когда он жил? Когда жил у кузнеца? Но и то не всегда, только когда уходил в работу, и у него все получалось. Но это были редкие моменты. В остальном, он так же присутствовал, только в другом месте.Он долго не мог уснуть, все еще не зная, как собрать силы, чтобы уйти отсюда. Тем не менее, он помнил слова кузнеца, оставаться здесь. Но если Лань может здесь жить, то почему я здесь присутствовал, а не жил, что мне мешало? – думал Шамо. – Другое место, но здесь было необычнее. Живя у кузнеца, я не занимал больше места и то, что я сейчас на вершине горы, меня не стесняет. У кузнеца я много работал, здесь же не мог найти занятия. Значит нужно найти себе занятие. Еще полночи размышляя, чем бы заняться, он уснул.

Поднимаясь по тропинке, Шамо опять остановился у обрыва. Теперь, смотря вниз, он пытался определить расстояние до земли, но не мог. Сможет ли он выжить, если сделает шаг, или это будет его последнее его действие? Войдя в туман, он остановился, что то привлекло его внимание, он обернулся – неясная тень приближалась к нему, он успел увернуться от ее первого удара. Тень оказалась сзади. Получив сильный удар в спину, Шамо упал. Встав, он опять не увидел тени.– Что в тумане, кто это? – спросил у Ланя, выйдя из тумана.– Это твое занятие. Не бойся.Шамо не боялся, но сильно удивился.– А откуда она? Что это?– Это твое занятие, потом поймешь, откуда это взялось, – ответил Лань. Теперь Шамо сам искал в тумане тень, но не нашел ее. Потом помогал Ланю собирать зерно.– Ты не делаешь из нее муку? – спросил Шамо.– Нет, – ответил он.Немного обрадованный, Шамо пошел искать подходящие камни, которыми можно было размолоть зерна. Вскоре он собрал небольшую гору подходящих камней. Еще не зная, какие из них подойдут лучше.Целый день прошел в экспериментах, Шамо долго подбирал камни, которыми можно было молоть зерна. Некоторые. камни крошились, другие были неудобны. К вечеру он перепробовал все, так ничего и не добившись, измолов лишь немного зерен и изрядно поранив руки. Придя вечером в пещеру, Шамо, был немного раздосадован.Лань добавил немного дерева в очаг и залил зерно водой на ночь.– Я хотел смолоть муку и сделать лепешки, но ни один камень не подошел, – сказал огорченный Шамо. Лань посмотрел на него и отошел немного вглубь пещеры. Он принес пару камней и положил рядом с Шамо.– Эти подойдут, – сказал он.Шамо посмотрел на них, один удобно было держать в руке, у другого было небольшое углубление, куда можно было класть зерна и молоть их, камни не крошились.Шамо начал молоть муку, удивившись тому, как быстро и точно Лань нашел то, что нужно.– Я искал камни в оазисе, мне и в голову не пришло посмотреть их в пещере, где было больше камней. Сказал он Ланю.Лань посмотрел на него своими пронзающими глазами, и немного улыбнулся.– Я сам раньше молол муку этими камнями.

Весь следующий день Шамо молол муку, это было не так быстро, как он предполагал, тем более, что он истер руки. Через два дня он добился результата, перед ним лежала приличная горка муки. – Сегодня я попробую сделать лепешки, – сказал он Ланю, – смешивая муку с водой.– Подожди, – сказал Лань. Он вышел из пещеры и скоро вернулся. Шамо догадался, что Лань ходил в оазис. Он принес несколько косточек от плодов и кинул их на угли. Когда они немного пригорели, он дал их Шамо.– Размели их и добавь в муку.Шамо так и сделал. Жидкое тесто он выливал на раскаленные камни. Оно моментально прожаривалось. Лепешки получились с приятным привкусом и не такие постные из-за поджаренных косточек, которые принес Лань. Довольный собой Шамо уснул, отметив, что это был первый ужин за все время и первый день, когда он чем-то был занят.

Утром он более осторожно входил в туман. Тень как всегда появилась неожиданно. Увернувшись от нее, он успел увернуться и от удара в спину, который свалил его вчера. Но теперь он получил подсечку, опять оказавшись на земле. Тень исчезла. Шамо удивлялся, с одной стороны тень была нематериальной, по крайней мере, она казалось таковой, с другой, ее удары были весьма ощутимы. После короткого поединка тень исчезала, и он не мог найти ее в тумане. Но, по-прежнему, Шамо не жил, а только существовал здесь. То, что он делал, нельзя было назвать жизнью. Каждый его день был похож на другие, многообразием его жизнь не отличалась. Скука и томление захватили его. В конце концов он перестал что либо замечать, ему было не только скучно, все, что его окружало, казалось ему не только холодным, но и серым, неинтересным. Жизнь стала для него неинтересной, постной и лишенной смысла, он не знал, зачем так жить, и долго ли он может так просуществовать.

Шамо стоял у обрыва и смотрел вниз. Куда было бы легче сделать шаг вперед и умереть, разбившись о скалы, или идти по долгим и заснеженным горам, в которых тоже можно найти смерть, так и не дойдя до людей. Или оставаться здесь. Последнее решение было самым легким, но и самым трудным, остаться здесь и ничего не менять, это было просто и легко, но с другой стороны оставаться здесь уже было невыносимо. Он спустился в пещеру, видеть Ланя не хотелось, и почти плача от своей слабости и безысходности, он сидел в холодной пещере. Потом он пошел в глубь пещер, там были лабиринты, причудливые переплетения пещер и узких проходов, закрытых мраком. Он шел как можно дальше, почти ничего не видя, глаза не могли привыкнуть к этой каменной темноте. Ориентируясь на ощупь и немного на звук, он забрался в ее глубины как можно дальше, туда, где он раньше никогда не был. Теперь ему было все равно, выберется он обратно из лабиринтов пещер. или останется в них навсегда.Его окружала только темнота и каменная тишина, но из него самого вырывался плач, он не мог сдержать свою слабость и бессилие. Он не мог уйти отсюда, теперь он это понял, но остаться здесь было равносильно смерти. «Если я уйду, то умру в горах, если останусь тоже умру. Умереть и не жить» – думал он про себя, но при этом не шевелился и решил не двигаться, пока живет. Мысли потихоньку уходили. Потом он заснул. Проснулся от холода и страха. Но Шамо по-прежнему не двигался и ничего не делал, не обращая внимания на свое онемевшее тело.Теперь темнота и тишина не только окружали его, но были в нем самом. Он полностью стер себя, свои мысли, ненавидя себя и слабость, что была в нем. Время проходило, но Шамо все еще лежал в темноте пещеры, Лань не искал его.– Тут я и умру, – думал Шамо. Он не знал, сколько он здесь. Но темнота и тишина теперь ему казались другими, не таким пустыми, он находил в них что-то, но, что, не мог понять, не осознавал это. Отдавшись небытию, он забыл все, считая себя уже мертвым.

– Я жив! От этой мысли, что озарила мое сознание, я очнулся. Онемевшее тело не хотело двигаться. Но в душе и сердце была жизнь и знание о ней. Знание о том, что я живу и не умер, как считал немного раньше? Но когда, как давно это было, когда я умер? Нет, я не умирал, я хотел умереть, но зачем? Не хотел жить, но я ведь не жил, я не знал, что такое жизнь, несмотря на то, что жил. А теперь я знаю, что такое жизнь. Жизнь это я, я и есть жизнь, ведь я живой, и все то, что меня окружает, тоже было живым, было моей частью и моей жизнью.

Я быстро нашел выход из пещеры, во мне была цель – выбраться из темноты пещеры и посмотреть на жизнь, светлую, чистую и неповторимую.

Все, что происходило вокруг, мне иногда казалось нереальным. Кругом были снежные горы, а через несколько шагов я видел оазис, где было тепло, и вода была почти горячей. Я жил с человеком, который не был похож на человека. И, тем не менее, я знал, что все, что со мной происходит, было реальностью моей жизнью. Невиданные и красивые насекомые кружили вокруг меня. Я просто любовался тем, что меня окружало. Наслаждаясь окружающим миром, своим существованием, что происходило во мне и в нем.

Теперь я радовался всему, что видел, слышал или понимал. Не понимая того, как раньше я не замечал, что происходит вокруг. Как можно было жить и не знать, что такое жизнь, не купаться в ней, предаваясь ее радости и покою.

Озарение понемногу угасало, насладившись им, я опять начал искать себе занятие, но теперь сама жизнь и была для меня занятием.

Живя у кузнеца, я привык к тяжелому труду, без которого я не представлял себе жизни. Теперь я жил без дела, для меня это было все равно, что смолоть воду в ступе.

– Я не могу так дальше жить. Дай мне занятие, или я уйду, – сказал я Ланю.

– Дать тебе занятие, это хорошее дело, – ответил Лань. – Я дам тебе занятие, после того, как ты ответишь на один вопрос.

– Какой?

– Что такое мысль, откуда она приходит, и куда она уходит.

– Это то, что приходит на ум.

– Что такое ум?

– Это то, что я знаю.

– Что ты знаешь?

– Много чего, я знаю, что такое жизнь.

– Если ты знаешь много чего, то, что такое мысль?

– Я не знаю, что это такое.

– Так ответь, и найдешь себе занятие.

Я задумался. Мысли, и вправду? Что это такое, и откуда они берутся. Этого я не знал. Я пытался не думать, но у меня ничего не получалось. Я пытался отрешенно смотреть на свои мысли, но не мог понять, что это такое.

– Ты знаешь, что такое мысль? – спросил я у Ланя через несколько дней.

– Да, – ответил он.

– Подскажи мне.

– Рыба не знает, что она живет в воде, пока ее не вытащат на воздух.

Да, действительно, рыба живет в воде, и она не знает об этом, когда она узнает, что такое воздух, она поймет, что такое вода. Когда я познаю, что такое не мысль, я познаю, что такое мысль. Я вспомнил, как тогда в пещере все мысли ушли, и я очутился в какой-то пустоте, потом я заснул, если это можно было назвать сном. Но если сейчас у меня будет то же состояние, я смогу понять, что такое мысль.

Время проходило. Я все так же жил, наслаждаясь жизнью. Но при этом не знал, что мне делать, иногда в тумане появлялась тень, но она почти моментально исчезала после того, как я проигрывал поединок. – Я не могу найти ответ на твой вопрос. – сказал я Ланю.– Выйди за пределы мысли. – сказал мне Лань.– Что это за пределы?– Это то, что не мысль.– Что такое не мысль? Лань ничего не ответил.Не мысль, значит не думать, если я не буду думать, значит, что? Но что это значит, я не знал.«Мысль, это то, о чем я думаю» – продолжал я думать, – «о чем я думаю, о том, что я вижу. Что я вижу – окружающий мир. Красивый цветок, чистую воду, стрекот насекомых, если это и есть моя мысль, значит мысль – это то, что меня окружает. С другой стороны, мысли появляются в моей голове, то есть во мне. Значит, мысль это то, что соединяет внутреннее и внешнее, и она зависит от каждого человека и места, в котором он пребывает. Значит, мысль это то, что соединяет внутренний мир человека с внешним его миром.– Я знаю, что такое мысль, – сказал я Ланю после долгих раздумий.– И что же это такое.– Это то, что соединяет внутренний мир человека с тем, что его окружает.– И что же тебя окружает?– Ты, оазис, горы, и все остальное.– Если ты будешь перечислять все остальное, то у тебя будет много мыслей, которые тебя поглотят. Ты так и не понял, что же такое мысль, ты только понял, для чего они нужны.Я задумался. Если я буду перечислять все, что меня окружает, все предметы, то мыслей в моей голове станет больше. Но при этом я не смогу ответить на вопрос, что такое мысль. Просто, как рыба, уйду на самое глубокое дно и все. Но ведь есть не только внутренний мир, но и внешний.А что такое внутренний мир – это я, а что такое я – это тоже мысль. Если окружающий меня мир – это мысль, и мое я – это тоже мысль, значит, все есть мысль, но что это такое.Я видел воду в озере и не воспринимал, что это вода. Я видел многое, и не воспринимал, что я вижу и слышу. Мое не восприятие тоже было мыслью.Я вновь пошел в далекую пещеру, где был однажды, там, в темноте и тишине мне ничего не мешало. Здесь я мог спокойно думать над вопросом. Но темнота и тишина ничего не подсказали мне, даже когда мои мысли остановились. Тело онемело, и я отрешился от всего.Я вышел из пещеры, тело оставалось недвижимым. Только потом я вернулся обратно в свое тело. Так и не понимая, что со мной было. Когда я очнулся, я еле мог расшевелится, руки и ноги занемели, тело едва слушалось.

Переходя через туман, и совсем забыв о тени, которой уже не было видно много дней, помня слова Ланя, что она мое воображение, я не мог увернуться от ее нападения. Упав, я почувствовал боль. Это тоже была моя мысль – мысль о боли. Так во мне соединилось внутреннее и внешнее. Раз внешний мир влияет на внутренний, значит и наоборот. Внутренний мир влияет на внешний.

– Я знаю, что такое мысль, – сказал я Ланю.

– И что же это такое?

– Это внутренний мир и внешний мир.

– Это не правда, подумай еще, но ты уже близок.

Я не знал что ответить, мне казалось, что я нашел ответ, но это было не то. Я не знал, где искать ответ, и, тем не менее, не мог не послушаться Ланя и продолжил свои поиски.

Мысль это то, что я вижу, мысль это то, что я слышу, мысль это то, что я чувствую. Если это не внешний мир и не внутренний, тогда, что. И что их соединяет? Зрение, слух, осязание? Значит, между ними есть какой-то контакт или середина. Когда я касаюсь шипа на ветке дерева, я чувствую укол, я вижу шип, я слышу шум листьев дерева. И в то же время я чувствую прикосновение, укол и боль. Значит, внутренний мир и внешний, они взаимодействуют, это неразрывное действие. Значит, мысль это то, что внутри, то, что снаружи и то, что посередине.

– Я знаю, что такое мысль, – сказал я Ланю.

– И что же это такое?

– Это то, что внутри, то, что снаружи и то, что посередине.

– То, что снаружи – у каждого свое. То, что внутри – у каждого свой мир, и то, что посередине – у каждого отличается, так что же такое мысль?

– Я не знаю, – ответил я.

А если мыслить категориями Ланя или другого человека? Я чувствую одно, он другое. Он видит одно – я другое, его окружает одно – я в другом месте, и что такое мысль? Я понимал, что это, но мысли у всех разные, поэтому Ланя окружало одно, меня – другое, у меня были одни мысли, у него другие. Я был одним, он другим. Мысль – это наше сознание.

– Я знал, что такое мысль.

– И что это такое?

– Я вижу, слышу, чувствую, ты видишь, слышишь, чувствуешь, но у каждого свое.

– Это всего лишь видимость, слышимость и осязаемость. Так что же такое мысль?

– Это видимость, слышимость и осязаемость, значит, мысль – это жизнь.

– Мы живем в материальном.

– Значит, мысль – материальна.

– Если это так, то мысль можно увидеть.

– Смотри и живи, – сказал я, не думая.

Я сам осмотрелся и поразился всему, что меня окружало. Я смотрел, но не видел, не понимая, что я вижу, и кто я такой.

Во мне все перевернулось, все, что меня окружало стало моим отражением. Все было мной, мной было все, я был всем, не было преград, не было ничего из того, что можно было объяснить или не понимать, все было всем и самим собой, был я, и было то, что не я. То, что не я было мной, я не был собой, я был собой вместе с тем, что было до меня и после меня.

Прошло много времени с тех пор, как Лань задал мне вопрос, но до сих пор я не находил ясного ответа. Если мысль это то, что я думаю, но я могу думать о том, что я вижу и что я не вижу. И все же мысль, это наше существование, именно наше, потому что я не мог вычеркнуть или забыть о Лане, кузнеце, или том, что со мной было, о тех людях, с которыми я встречался, или как прожил свою жизнь. Мое прошлое тоже влияло на мои мысли сейчас, если бы я не встретил кузнеца, я был бы совсем другим. Мысли или мысль влияла на все бытие, на всех людей, неважно, где они находились, далеко или близко. Мысль, какой бы он ни была, влияла на нашу жизнь. Она не подвластна пространству и времени, но все это были качества мысли, но что это такое, я так и не знал.

Вскоре я нашел ответ, после долгих лет поисков ответа на вопрос я достиг своего. Я нашел ответ на вопрос, что такое мысль, но не мог озвучить его словами. Ответ был прост, так прост, что любое слово усложняло ответ на него.

Дни шли за днями, я уже не так часто думал о том, чтобы уйти отсюда. От спокойно тихой жизни, которая здесь приоткрывала свои тайны. Глубокая и бессонная для меня ночь не заканчивалась. Жизнь здесь, в горах, стала мне привычной. Я все меньше стал появляться в оазисе, находя прохладу пещеры все более удобной и свежей. Здесь я мог погрузиться в себя, не то, чтобы в себя, а скорее, в окружающий мир. Когда стирались все грани и возможности. Проводя так много времени.Однажды я спросил у Ланя, что он делает, когда свободен.– Я всегда свободен.– Но когда ты ничем не занимаешься. И я тебя не могу найти.– Вместо того, чтобы искать меня, лучше найди себя.– Как найти себя?– Ищи себя там, где ты есть.Я задумался, а где я есть? Здесь, но где, здесь, там, где я сижу, или там, куда упал мой взгляд, или я есть там, где слышу звуки. Я был и в себе самом, и в окружающем мире, и там, и там, но где именно, я не знал, не мог найти себя. Что такое я? Это мысль, такая мысль, сама по себе, но «я» не было постоянным, оно менялось и менялось значительно, раньше «я» хотело умереть, теперь оно хочет жить. Из-за того, что оно меняется, его трудно найти, то «я», которое неизменно. Которое не подвластно пространству и времени. Так же, как и жизнь, сама по себе жизнь, она вечна и многообразна, также и мое «я» многообразно.– Не ищи самого себя, – сказал однажды Лань.– А что же мне делать?– Найти себя.Я понял, что долгое время я искал самого себя. Это все равно, что повесить фонарь у себя перед носом и пытаться его догнать. Я искал сам себя, но зачем искать себя, если я это я, и незачем себя искать.Я ушел вглубь пещеры, здесь в тишине и темноте мое «я» не должно было меняться с окружающим миром.Теперь я понимал, что искал сам себя как другого человека.Здесь в тишине и темноте я решил рассмотреть свое «я», кем я был и что значит мое сознание, мое «я». Придя на свое место, я сел и расслабился, просто отдавшись всему, что со мной происходило. Мысли ушли, а я растворился в окружающем мире, чувствуя все, что в нем происходит, но эти перемены также были и во мне. Слившись с окружающим миром, я осознал, что стал его неотъемлемой частью, и теперь внешний мир мог влиять на меня, но и я мог влиять на него. Во мне стерлись все границы и моих возможностей, теперь я познал, что я, это не часть души, отдельная от всего остального, это одна часть единого, большого мира, что меня окружала, видимого мной и невидимого. И это единое целое и есть мое я, неизменное и светлое.Полностью погрузившись в себя, я понемногу разрушал, но не себя, а понятие своей ограниченности, только тогда я стер грани между внешним и внутренним.И теперь погружался в жизнь, что была во мне, и что меня окружала.

Я шел в тумане, в котором долго не появлялся, с определенной целью – найти тень. Полностью расслабившись и погрузившись в окружающий мир, я осознавал все, что со мной происходило и вокруг меня. Почувствовав движение, я обернулся. Тень двигалась быстро.

Я увернулся от ее первого удара. Потом от второго, теперь я сделал выпад, но тень, скользнув мимо, свалила меня с ног. Она не исчезла, как это было раньше, после моего поражения. Она была вполне материальной – я мог чувствовать ее. И, тем не менее, я не мог нанести ей ни одного удара, она все время уворачивалась. Она же наносила мне удары постоянно, от них я не мог увернуться. В этот раз я вышел из тумана, уставший и замученный.

– Тень всегда меня побеждает, – сказал я Ланю.

– Это потому, что она не различает мысли и действия внутреннего и внешнего. Она всегда знает, что ты будешь делать.

– Откуда?

– Это видно. Когда ты задумываешься, что ты будешь делать, ты теряешь время, тень этим пользуется. Когда же между тобой и твоими действиями нет разницы, ты будешь намного быстрее.

Туман привлекал меня, едва оправившись от ушибов и ссадин, полученных в прошлый раз, я опять пошел в туман. Тень появилась сразу. Я напал первым, но оказался на земле. На этот раз тень ждала моего нападения и всегда отходила немного в сторону. Когда же она начала нападать, я тоже решил отойти в строну, но был сбит.

Из тумана я вышел не скоро. У меня не было ни сил, ни настроения, я чувствовал себя слабым.

– Тень, я не могу с ней справиться, и, по-моему, это невозможно, как победить ее? – спросил я у Ланя.

– Спокойно, – ответил Лань.

В этот раз он пошел вместе со мной в туман. Тень напала на Ланя сзади, я даже не заметил ее. Лань успел увернуться. Его движение было коротким и мгновенным. Почти тут же он поразил тень ударом в горло. Тень растаяла, став туманом.

– Спокойно, – ответил Лань. Казалось, что Лань не сдвинулся и с места. Я мог только лишь подивиться ему.

Когда я вошел в туман, тень появилась вновь. Но и теперь я не смог продержаться долго, ее удары были чувствительными, и я постоянно падал на острые камни скал. Я едва мог дойти до пещеры и лежал несколько дней, не в силах шевелиться от боли. Лань ничего не сказал про мое состояние.

Восстановился я только в оазисе, горячая вода, где я отлеживался, и теплый воздух помогали выздоровлению. Но теперь я не боялся боли и поражения, и через некоторое время вошел в туман только с одним намерением – победить тень и более ничего.

Тень ждала меня, некоторое время она не двигалась, ожидая моего нападения. От ее первого выпада я увернулся, это придало мне немного уверенности и сил. Я успел толкнуть ее в спину, но удар был слабый, вместе с разворотом тень нанесла мне удар, от которого я упал.

Бой продолжался очень долго. Теперь я смог дать сдачи, но, тем не менее, вышел из тумана побитый.

Следующий день я дрался с тенью, не жалея себя. Ушибы и синяки меня не отвлекали. Когда я вышел из тумана, была глубокая ночь. Я пошел спать. Лань уже спал, он так и не зажег огонь, впервые за все время.

Ночь была холодной, утром я не смог встать. Тело не слушалось меня. Несмотря на мою выносливость и физическую подготовку в кузнице, тело болело. Лань сказал, что у меня повреждены некоторые суставы. Во мне закипала злость. Я видел, как Лань быстро и спокойно победил тень, а я не мог даже свалить ее.

Все время, что я болел, я думал только об одном, победить тень, быть сильнее ее. И моя слабость была только временным явлением. Пока я болел, тень не появлялась в тумане, хотя я не раз приходил в оазис.

Прошло много времени. Я все меньше вспоминал жизнь у кузнеца, и все больше предавался самоизучению и изучению жизни. Рано утром я сливался с окружающим миром. Потом шел в туман, где проводил почти весь день в поединке с тенью. И теперь я мог больше продержаться в бою, но и сама тень стала быстрее. Тень учила меня не столько драться, сколько соединить тело и душу воедино. Чтобы мои мысли и действия никогда не различались.

– Сегодня я видел сон. Он был похож на реальность, и я все запомнил, что мне снилось, – сказал я Ланю. Сон запомнился мне, но что я увидел, я не мог описать. Переживания и ощущения сна до сих пор владели мной, и я не мог забыть их.

– Это хорошо. Значит ты готов к новым знаниям и путешествиям.

– Каким еще путешествиям?

– Путешествиям вне тела, в другие миры. Твоя душа и ум стали цельными. Теперь они могут покидать тело, но ненадолго. Со временем ты научишься сознательно путешествовать по другим мирам, которые тебе будут доступны.

– А разве есть другие миры?

– Да, некоторые из них доступны человеку, другие нет.

– Расскажи мне о других мирах, какие они, как туда попасть.

– Человек может попасть только в параллельные миры. Какими бы они удивительными ни казались, они доступны человеку, и почти все, что в них происходит, он может понять. Есть другие миры. Они граничат с нашим, но что в них происходит, не дано нам понять.

Есть низший – первый мир, где правят законы выживания и насилия. Человек может попасть туда, если его жизнь была полна насилия, а его действия скверны. В них нет ничего прекрасного, только страдания и томление. Но это не мир животных, существа которые в нем живут – ужасны. Они с легкостью повинуются демонам.

Есть еще более низший мир, жизнь в нем идет очень медленно, разум там только зарождается. Те, кто там живет, не могут передвигаться, их жизнь это рост. Но нет на человеческом языке им названия и понимания их. Эти два мира были предшественниками нашего, они существуют до сих пор. В своих путешествиях человек может попасть туда, но для неподготовленного человека это может стать опасным.

– Почему?

– Он может испугаться и получить шок. Вернувшись обратно, он может никогда не прийти в себя.

– Существует только два этих мира?

– Нет, у них тоже есть много параллельных развитий, так же как и у нашего мира. Это все равно, что множество зеркал, и не все они расположены параллельно друг другу. Так, один мир может оказаться похожим на другой, но, в то же время, в нем все будет по иному, и действовать совсем другие законы и принципы. Кроме нашего мира и низших миров растений и кристаллов, есть еще и высшие миры. Первый мир кристаллов – неподвижной материи, второй мир это растения и неразумные. Наш мир, со всеми его проявлениями это третий мир, в нем есть разум. Четвертый мир, это мир ангелов, небожителей и полубогов. Там творятся и происходят чудеса. Выше него, пятый мир, это мир богов, создателей, то, что там происходит, неподвластно пониманию человека, и только очень редкие люди могут туда попасть. Есть и еще один мир. Возможно, это само небытие, но и это не то слово. Что там происходит и что это за мир человечеству вряд ли когда-либо дано понять. Он пронизывает все остальные миры, как вода протекает внутри растений.

– Значит, получается всего шесть миров. И у каждого есть свое многочисленное отражение.

– Да, но пока что ты можешь путешествовать по тем мирам, которые параллельны нашему.

– А как сознательно путешествовать?

– Это ты сможешь сделать, только когда победишь тень. Пока что это может происходить в осознанных сновидениях.

Я сидел в оазисе, все, что я видел, казалось мне нереальным, каким-то нарисованным или отраженным от моего сознания. Я пытался себе представить другие миры, и как они могли выглядеть, что за жизнь в них протекает. Но все мои догадки и помыслы могли заканчиваться только моим воображением. Небольшое озеро, от которого шел пар, стало немного больше, это я заметил только со временем. И теперь решил сказать это Ланю.– Вода в озере прибывает, – сказал я.– Да, я знаю. Скоро воды будет больше, и она станет не такой горячей. Там появится жизнь.– Откуда?– Как, откуда? Все что нас окружает – есть жизнь.– Но ведь сейчас в озере ничего нет.– Потом будет.– Откуда?– От жизни.– А что такое жизнь? – спросил я.И тут же получил сильнейший удар, от которого меня отнесло на несколько метров. Мне стало больно и обидно. Впервые Лань меня ударил, и я не понял за что. Я встал и посмотрел на него. Встретив его взгляд, я понял, что я и есть жизнь, она была во мне и вокруг меня. Вода в озере тоже была жизнью, моей, потому что я ее видел и своей, потому что она была, и в ней могли жить разные существа. Я ничего не ответил Ланю, еще раз подивившись его силе и быстроте.

Солнце гор едва вышло, и теперь я, как будто впервые, увидел красоту окружающего мира. Там, далеко внизу, простиралась долина, она еще была покрыта синевой ночи. Чуть выше были горы, покрытые снегом, они встречали солнце своим спокойствием и неизменностью. Еще выше, на небе восходило солнце, озаряя все небо золотом восхода нового дня.

– Ты что-то увидел? – спросил Лань, который поднимался в оазис. Вместо ответа я обвел рукой то, что я видел.

– Это красиво, – сказал он. – Жаль, что ты не видел этого раньше. Я посмотрел на Ланя, в его полуприкрытые глаза.

– Но почему ты мне не говорил об этом? – почти закричал я от восторга от увиденного.

– Разве можно об этом рассказать?

– Нет.

Лань прошел дальше. А я надолго задержался, встречая солнце.

В этот раз, увидев тень в тумане, я поклонился ей. Она сделала то же самое. Наш поединок теперь был в большей степени равным. Многие годы, проведенные здесь, сделали свое дело. И теперь я не всегда проигрывал. Но победить тень не мог. Выйдя из тумана, я заметил, что воды в озере стало еще больше. Лань собирал плоды.– Сегодня тень сама исчезла, что это значит?– Ты ей надоел.– Этого не может быть. Она просто устала. Я надавал ей тумаков.– Это не так, – ответил Лань. – Хочешь, я покажу тебе, что значит надавать тумаков?– Да.Лань позвал меня в туман. Там его встретило шесть теней. Все они были с посохами. Лань отдал мне свой посох.– Смотри, – сказал он.Тени окружили его. Тени были быстры и точны, движения Ланя были короткими и точными, начиная одно движение, он продолжал другое. Двигаясь плавно и вместе с тем быстро, он закончил поединок очень быстро. Тени одна за другой исчезали от ударов Ланя. Ни одна тень не смогла поразить его ни посохом, ни ударом. Сам же Лань почти не сошел с места.– А можно мне с тобой? – спросил я неуверенно.– Да.Мы вышли из тумана. И встали друг против друга. Я первый сделал выпад, пытаясь обмануть Ланя. Он немного отошел в сторону, его кулак оказался у моего горла, мне нечего было делать, кроме как задрать голову. Рука Ланя ощутимо упиралась в мою челюсть.– Как видишь, ты пытался сделать три движения, а я одно. Одно главнее трех. Три состоит из одного. Три это три единицы.Мы разошлись. И я понял, как долго мне придется учиться, не только двигаться, но и развиваться.– Если три состоит из одного, то, значит, один это бесконечность.– Есть один мир, есть бесконечное их множество. Это одно и то же. Пространство, которое ты видишь, это ты во множестве. Ты, как единица пространства, пространство, как множество тебя. Пространство это мир, который тебя окружает, у каждого мир свой, каждый видит, слышит и ощущает его по-разному. Поэтому это множество пространств и мироощущений. Бесконечность всего, что только может быть. Поэтому нет ни начала, ни конца.– Но жизнь конечна.– Жизнь бесконечна. Конечно только то, что можно измерить. Временем или расстоянием. Люди измеряют жизнь годами, пространство – расстоянием. Эти два понятия могут начинаться или заканчиваться, но они не могут объяснить, что такое жизнь или откуда она взялась. То, что измеримо, то ограничено, как и понятия, которые дают измерения пространства, времени, предметов.– Так и люди, их много, но сами по себе они одно и то же. Это значит, что и миры в своей многочисленности это одна бесконечность.– Да, это и есть шестой мир, одно из его качеств. Он объединяет все, что есть. Огонь и воздух так образуется атмосфера. Твердое и аморфное, так образуется земля. Он объединяет одно и бесконечность, так образуется все.– Так что же это за мир, как попасть в него, если он во всех мирах, значит, он доступен всем и каждому.– Да, ты прав, но как попасть в него это вопрос особый. Он пронизывает все миры. Он объединяет все невозможное, и благодаря ему существует все. Жизнь, та, что есть, во всех мирах, смерть, что есть в ее проявлениях, и все остальное, что не подвластно пониманию человека. Но как попасть в него тому, кто живет, если в самом этом мире есть смерть. Как попасть туда мертвому, если в нем есть жизнь. Как попасть туда тому, кто ограничен пространством и временем, если в нем нет ни того, ни другого. У каждого туда свой путь, неповторимый и единственный, для каждого свой.– Ты сказал об одном качестве этого мира, он – одно, из этого одного состоит множество. Но изначально это одно разделилось или умножилось.– Одно осталось одним, сначала оно разделилось, потом умножилось. Но при этом осталось одним.Я пытался постичь слова Ланя. Я проводил много времени в раздумьях, иногда просто погрузившись в мир, который меня окружал, иногда был полностью поглощен вопросом, который неожиданно возникал перед моим внутренним взором. Я сливался с этим вопросом и становился с ним единым. До тех пор, пока не находил ответа на него. Поиски ответа могли занимать очень много времени, но оно меня не интересовало.Теперь мое восприятие окружающего мира стало для меня совсем другим. Когда я погружался в него, стирались все понятия пространства и времени. Определения и названия терялись, после этого я мог покинуть свое тело. Для меня не существовало преград в окружающем мире. Мое тело каменело, я не мог им двигать в подобном состоянии. Теперь оно становилось частью внешнего мира, и я мог покинуть его. Пронизывая пространство и время, я не знал, где и когда мне остановиться, пока само движение не прекратилось.Я почувствовал себя маленьким и ничтожным, оказавшись в бездне вселенной. Тот мир, в котором я жил, был во много раз меньше, но то, что я чувствовал теперь, было бесконечной вечностью. Если взять на земле один день и сотню метров пространства, то можно было увидеть очень многое. Возможно, много людей или событий, можно было понять и знать, что такое время, день или ночь. Здесь всего этого не было, взять сто лет или тысячу – здесь ничего не измениться. Времени здесь не было, не было и пространства. Только бесконечность, перед которой жизнь и смерть были временным явлением.Возвращение обратно в материальный мир было для меня удивительным, после пустой и темной бесконечности, в которой неподвижными огнями сверкали далекие миры, меня вдруг окружило радужное, яркое и теплое сверкание света. Очнулся я бодрый и полный сил.

Пришло время, когда я смог уничтожить тень. Для меня уже не существовало ни пространства, ни времени. Теперь все, что я видел, слышал, чувствовал стало отличным от той реальности, в которой я жил. В ней не было ни пространства, ни времени, ничего, что можно было объяснить простыми словами. Я просто был, просто было то, что меня окружало, и не нужно было объяснения этому. Для меня не осталось тайн от мира, что меня окружал, я знал, что все это всего лишь мое восприятие, мои органы чувств. Тень появилась внезапно, она первая набросилась на меня, я предвидел ее намерения, зная, что она будет делать, и тут же я увернулся. При этом нанес ей удар, от которого она обессилела и исчезла. Вместо нее появились две тени, чего я не ожидал. Поединок был коротким. Меня сбило с ног сильным ударом. Поднявшись, я не увидел в тумане никого. Выйдя из тумана, я осмотрел снежные горы, чистое небо и солнце, что садилось к закату. Сколько я здесь живу? Сколько мне сейчас лет? Все это не имело значения, все, что я знал, это то, что мне было далеко до познания этого мира и себя самого.Лань появлялся в пещере все реже и реже. Он все больше проводил время в тихом месте. Это был небольшой грот. Он появился совсем недавно от землетрясения, после которого вода в оазисе остыла, но была теплой. Она не замерзала, и в самом оазисе было тепло.В пещере я сам готовил и разводил костер. Иногда мне приходилось делать долгие прогулки за дровами в низину. Но они меня не утомляли. Холод теперь не беспокоил меня, я определял его как одно из моих качеств – чувствовать холод.Однажды в озере я увидел рыбу. Ее серебряная чешуя едва скользнула в глубине воды и исчезла. Это меня не удивило. Жизнь брала свои права повсюду.

Я лежал в темноте пещеры. Прохлада давала телу расслабление. Я отбросил все мысли. Тело отдалось прохладе, сознание стало легким. Я погрузился в небытие. Это был переход в другой мир. Но теперь вместо пугающего падения я почувствовал вибрации и странные звуки. Они меня немного пугали, но сам переход не был обычным. Я ничего не узнал: совершенно незнакомый мне мир, небо, затянутое низкими облаками и снег голубоватого цвета. Поднимаясь в оазис по узкой тропинке, которую опять занесло снегом, я остановился у обрыва, у которого долго не останавливался. Теперь, посмотрев вниз, я понял, как далеко туда, вниз, мог проникнуть мой взгляд. Идти в оазис не хотелось. Я еще раз посмотрел вниз. Там, далеко внизу, было все по-другому. Мне захотелось прыгнуть вниз. Почувствовав свободу и вечность, я сделал шаг вперед, немного скрестив и подогнув ноги, и развел руки. Падения не было, я отдался плавному полету, скользя на крыльях, что появились у меня за спиной. Они держали меня на лету. Я наслаждался свободой, что была во мне, полетом, от которого захватывало дух, от того что я видел с высоты своего полета.

Очень не скоро я очнулся. Я все еще стоял у пропасти, но теперь у меня не было крыльев. Я пошел в оазис. Тумана не было. Но теперь я увидел Ланя. Он поприветствовал меня.

– Я скоро ухожу, – сказал он.

– Куда? – спросил я.

– Мы не прощаемся, встретимся еще.

Я проснулся, ясно помня, что я увидел и что было со мной во всех подробностях. Теперь все что я видел, весь окружающий мир казался мне сном. Я встал и подошел к обрыву. Солнце еще не встало, я посмотрел на знакомые звезды. «Наверно, я находился где-то посередине, между землей и небом» – подумал я.

Лань спал в пещере. Я поднялся в оазис, где редко бывал ночью. Подойдя к озеру, я увидел рыбу. Это был карп. Я подошел ближе, чтобы разглядеть его. Все еще не понимая, как он мог попасть сюда. Луна отражалась в спокойной глади воды. Казалось, карп полностью понимал меня. И я нисколько не удивился, когда услышал его странный хриплый голос:

– Ты еще далек от понимания и завершения своей судьбы. Все, что ты захочешь, тебе будет, поосторожнее со своими мыслями, они становятся материальными.

Я вновь очнулся. Теперь реальность была похожа на реальность.

– Не сплю? – спросил я у Ланя, который только что проснулся.

– Так же, как и я, – ответил он.

– А ты спишь, или нет?

– Я тоже никогда этого не знаю, да и зачем, просто никогда не надо делать необдуманных поступков, вот и все.

Я встал и только теперь понял, что все, что со мной происходило до этого, было сном. Я рассказал об этом Ланю.

– Очень хорошо, скоро ты научишься посещать другие миры.

– Я видел во сне, как ты прощаешься со мной.

– Да, в таких снах можно увидеть будущее, сны не подвластны пространству и времени, возможно, скоро я покину этот мир.

– Что ты будешь делать потом?

– Не знаю.

Бой с двумя тенями был намного труднее, я не всегда мог уловить их движения. И, тем не менее, мои тренировки были постоянными и продолжительными, во время них я полностью сливался со своим телом. Почти всегда я знал, что будет делать каждая тень, мне не всегда хватало умения двигаться, из-за чего я получал много ушибов. Сейчас от них на теле не появлялось синяков и ссадин. Во время тренировок я также погружался во все окружающее и мог направлять свое сознание во внешний мир, как бы отстраняясь от своего тела. Или вкладывать свою духовную силу в очередной удар, от которого тень исчезала. После тренировок я занимался сбором скудного урожая и готовил еду, перед сном собирал свое сознание воедино. Мысли покидали меня, и я выходил из своего тела. Я видел других существ и духов, которые посещали этот мир или жили в нем. Мне не всегда удавалось общаться с ними, но, в основном, при помощи жестов. Подобные состояния редко повторялись, иногда они были очень глубокими, тогда мир меньше был похож на реальность, я попадал в миры, которые сопровождают мир реальности. В нем жили духи и существа, которые могли влиять на наш мир. Иногда я уходил в другие миры, так не похожие на мир человеческий, все, что там видел, возможно ограничивалось моим воображением. Но и мир реальности, и то, что в нем видит и чувствует человек, тоже ограничивается его воображением и способностями к восприятию. Иногда реальность и сон перемешивались, но это меня не беспокоило и не мешало.

Я шел за дровами, глубоко утопая в снегу. Сухой и холодный воздух был прозрачен, казалось, из-за прозрачности его можно было увидеть. Я наслаждался бытием, тем, что здесь происходило, свободно пропуская через себя все, что было, что я видел, слышал, чувствовал, и все энергии, что протекали через меня. К вечеру я приду в низину, где росли деревья.

Холодный воздух пронизывал мое тело. Непоколебимая тишина гор и их вековое величие восхищали меня. Я я знал, что сами горы живут своей жизнью, такой не похожей на жизнь человека, в их недрах происходили многие изменения, которые не дано увидеть.

Мерный скрип снега под ногами едва нарушал тишину в сухом воздухе. Я слился с окружающим миром. Ни о чем не думая, зная, что происходит вокруг меня и в самом мне. Так я мог пройти очень долго. Очнулся только когда дошел до низины. Здесь снега было намного меньше, а еще дальше начиналась зеленая равнина. Я решил пройти еще дальше, чего никогда не делал.

Здесь было намного теплее. Земля и редкая трава под ногами радовали. Сегодня я решил остаться здесь на ночь.

Набрав столько хвороста, сколько мог унести, я лег на землю и посмотрел на вечернее небо. Отсюда оно казалось другим. Не таким близким, но намного глубже и загадочнее. Небольшой ветер пел песню свободы. Я чувствовал, что где-то рядом были люди. Их костер я увидел ночью. Несколько человек поднялись сюда, я еще не знал с какими намерениями, но я пошел к ним. Они забеспокоились, увидев меня. Это были служители. Свои жизни они сознательно отдали на служение богам, которых сами не видели. Их способности были развиты.

– Приветствую вас, – сказал я, подходя к ним.

Люди смотрели на меня с удивлением, явно не ожидая здесь никого увидеть. Они тихо переговаривались на незнакомом мне языке, потом поклонились мне. Я так же поклонился им. Жестами они пригласили меня к костру.

Понемногу я начал понимать их язык, но больше я понимал их намерения. Они предложили мне кислое молоко и вяленое мясо, которое я не ел уже очень давно. Оказалось, что они заблудились в горах. И теперь оказались далеко от своего дома.

Я как мог, объяснил им, куда надо идти. Но наше дальнейшее общение было затруднительным, они не понимали, что я здесь делаю, и не понимали моих простых ответов. Я видел их любопытство и недоверие. Потом они захотели пойти вместе со мной, чтобы узнать, как и где я живу. Я знал, что они не дойдут, и мои попытки объяснить это показались им отказом. Я же не мог понять, зачем браться за дело, исход которого был очевиден и бесполезен.

Люди не дошли и трети пути. Они долго прощались со мной, сожалея, что не могут пройти тот же путь, что и я. Дрова, что они несли, – помогая мне, я сложил на месте. Не в моих силах было нести их.

Люди спускались вниз, и я очень надеялся, что они дойдут до дома и не потеряются в холодных снежных горах.

Поднимаясь все выше и выше, я чувствовал перемену в себе. Но не от холода или другой высоты, в меня входили незнакомые мне энергии, которых я раньше не ощущал. Они пронизывали мое тело, и я чувствовал, что ими пронизано все вокруг. Лань удивил меня тем, что пришел меня встречать.

– Они не дошли? – спросил он.

– Откуда ты про них знаешь?

– Ты-то же узнал про них, как?

– Я чувствовал их. Ответил я.

– Вот и я про то же.

– Почему ты пришел меня встречать?

– Так получилось, – ответил Лань хладнокровно.

Я посмотрел на Ланя, и вдруг увидел, что и его тоже пронизывают энергии. Они потоками входили в него, но выходили совсем другими, более светлыми и прозрачными, как и сам Лань. В окружающем пространстве они имели живительную силу. Эта энергия оздоравливала и целила, а также останавливала скверны этого мира. Она же отпугивала демонов, что пытались пробраться в этот мир.

– Так вот что ты делаешь на вершине горы, – сказал я.

– Живу.

– Но ты не принадлежишь этому миру.

– Это он принадлежит мне.

– Это не твои слова. Но если ты здесь, чтобы обучить меня, то кто же я, и зачем нужно мое обучение.

– Потом сам все узнаешь, не мне говорить про твое будущее, только твои поступки и действия определяют твою судьбу, а также и то, что тебе дано от рождения.

– Кем дано, родителями?

– Родителями и всем сущим.

– А как это дается?

– Это дается множеством феноменов и факторов, в одной точке они соприкасаются и образуют то, что дано, или то, что есть. Я лишь немного спустился с гор и встретил тебя. А ты подумал, что я встречаю тебя. Да, я знал, что ты скоро придешь, но мне просто захотелось немного прогуляться. Вот это и есть феномены и факторы, которые определяют многое. От родителей ты получил одно, но при этом у тебя уже что-то было до рождения, и еще важен момент твоего рождения и зачатия, все это, соединяясь, образует тебя. От тебя зависит твоя судьба, и как ты живешь сейчас и что делаешь в жизни.

Мы вернулись в пещеру. Я рассказывал Ланю про людей, которые заблудились в горах.

– Почему ты не проводил их до их земель?

– Но они сами найдут дорогу.

– Возможно это и так, но как ты узнал, откуда они и где их земли. Ведь ты плохо понимал их.

– Я не знаю. Я понял, где их земли и знал, как они придут в них, вот и все.

– Это не все, это только начало.

– Ты сегодня разговорчив.

– Я скоро уйду.

– Куда?

– В другой мир, похоже, здесь мне делать больше нечего. Ты понял все, что я мог тебе объяснить. Дальнейшее зависит только от тебя.

– Но где ты будешь?

– Мы там встретимся.

Лань не ел и почти не говорил долгое время. Его немного трясло, но не от холода или болезни. Его физическое тело приобретало новые качества и трансформировалось. Я видел, как вместе с энергиями, что пронизывали его тело, из него выходили теперь совсем другие потоки. Его тело стало почти невидимым.

– Пойдем, ты проводишь меня в последний путь в этом мире.

Мы шли долго по снежным скалам, иногда пройти по ним было почти невозможно. Через двое суток мы оказались у небольшой пещеры, вход в которую был едва заметен.

– Помни несколько вещей, это мое завещание тебе. Мир, в котором мы живем, это, в основном, названия. Мы сами даем названия там, где нет ничего, так появляются предметы, которые образуют мир. Наши мысли создают феномены и факторы. Так мы можем создавать. Создавая, мы называем, это и есть ловушка, которая отличает людей от ангелов и богов. Если бы мы создавали, не давали названия предметов, феноменам и явлениям, мы были бы богами. Но мы люди и живем в этом мире, чтобы вернуться домой.

– Зачем ты говоришь об этом сейчас, мне и так это понятно.

– Так, просто захотелось с тобой поговорить еще немного, – сказал, улыбнувшись, Лань.

Он вошел в пещеру. Я остался у входа. Очень скоро в пещере произошел обвал, теперь никто не мог войти в нее. Но я знал, что Ланя это нисколько не потревожило.

Вскоре я нашел свое место, где мне было хорошо, по другую сторону оазиса. Мне было хорошо на небольшом горном выступе, чтобы добраться до него, нужно было много времени и сил. Но, попав на него, я полностью погружался во все сущее. Где стирались грани и различия между моей душой, телом и окружающим миром. Я сам становился тем, что меня окружало, если дул ветер, я сам становился этим ветром. Если падал снег, я сам становился этим снегом. И в то же время я сам был всем происходящем.

В этом состоянии я проводил много времени, меня постигали новые мысли и видения. Однажды, оставив свое тело, я долго путешествовал вместе с ветром, пребывая в его потоках; я хорошо все видели понимал, что меня окружало. Так я увидел, что за горами есть новое поселение.

Вернувшись в свое окаменелое тело, я был полон жизни и света. Также я заметил, что потребность в еде стала намного меньше.

С уходом Ланя оазис стал меняться. Своими силами он поддерживал в нем жизнь. Теперь оазис становился другим. Вода все больше остывала и сама жизнь в нем потихоньку угасала. Мне было печально смотреть на это угасание, но, в то же время, я знал, пока я здесь, оазис будет жить. Жизнь в нем прекратится не скоро.

Тени в тумане встретили меня с большим рвением. Посох, что был у меня, теперь помог мне. Впервые я уничтожил обе тени. Но тут же они появились вновь, – с такими же посохами, как у меня. Я продолжил битву. Она продолжалась очень долго. Я, как и они, не знал усталости, тело слушалось меня безукоризненно. Тени появлялись и исчезали. Я же погрузился в необычное для меня состояние и теперь понял, что энергии, которые я видел раньше, стали подвластны мне. Я мог направлять их своей волей. Эта энергия уничтожала тени, сколько бы их ни было.

Меня окружало уже девять теней, но ни одна из них, ни все вместе, они не могли одержать верх надо мной. Я овладел не только своим телом и движениями, но и энергиями. После тренировок я обычно приходил в пещеру или на свое место, где погружался во все сущее.

Однажды после долгой и изнурительной тренировки я направил энергию на край скалы, она откололась и с шумом упала вниз. Обломок скалы был довольно большим.

Я спустился в пещеру, туда где было сухо темно и тихо. Погрузившись во все сущее, я сам стал энергией, это состояние продолжалось очень долго. Вернувшись из него, я решил подняться в оазис, оказалось что прошло очень много времени. Туман исчез. Оазис медленно замерзал, я не знал, как предотвратить это. Похоже, что это было не в моих силах.Очаг теперь долго не загорался, потребность в еде стала ненужной. Все бытие стерлось, я понял, что мне пора покинуть этот мир.Долго пробираясь вглубь пещеры по узким лабиринтам, где я раньше не был, из-за страха в них заблудиться, я не скоро нашел нужное место, ориентируясь в темноте не столько зрением, сколько ощущениями бытия.Устроившись поудобнее, и собрав свое сознание и силы, я закрыл глаза. Постепенно останавливая энергии, что протекали через меня, я изменял свое сознание. Тело, которое я почти перестал замечать, теперь совсем исчезло. Я покинул его и мир, в котором жил.

Темнота и тишина, что меня окружали, начали рассеиваться. Я начал слышать звуки. Это был далекий бой больших барабанов. Передо мной появился небольшой огонек. Он вел меня вперед, переливаясь разными цветами.

Постепенно темнота рассеивалась. По сторонам от себя я увидел небожителей. Жителей небес. Они приветствовали себе подобного, провожая меня в свой мир. Бой барабанов становился все громче и быстрее. Огонек, что был передо мной, становился светлее и больше. Потом он озарил все вокруг. Бой барабанов усиливался. Я услышал песнопения, которые захватили мое сознание.

Очнулся я в полной тишине. Передо мной были ворота лазурного цвета. Они были огромными и величественными. От них отходили неприступные стены. Я постучался в ворота.

– Кто там?! – услышал я голос.

– Меня зовут Шамо.

– Почему я должен впускать тебя?

– Я покинул мир, в котором жил, и теперь оказался здесь, если вы не впустите меня, то скажите, что мне делать.

– Идти обратно в мир свой.

– Я не могу, я превзошел его и не подвластен, ни ему, ни его законам. Ворота начали медленно открываться. Изваяния странных существ на воротах, казалось, ожили и зорко смотрели на меня.

– Приветствую тебя, – передо мной стоял человек, озаренный лучезарным светом. – Меня зовут Мамийя.

– Приветствую тебя, Мамийя, я покинул мир, в котором пребывал и оказался здесь.

– Проходи, проходи, мы давно ждем тебя.

Я прошел через ворота, которые тут же закрылись.

– Я – служитель этих врат, что ведут в мир небесный. Что значит твое имя?

– Оно значит то, что внутри, то, что посередине, и то, что снаружи. А твое имя что значит?

– Познавший иллюзию.

– Но что это за мир, в котором я оказался? – спросил я.

– Это мир Лучезарного, он имеет три силы, при помощи которых и творит – это силы любви, добра и прощения. Эти три силы – основы мироздания данного мира. И только благодаря Лучезарному и существует этот мир и все те, кто в нем.

– Ты не видел, проходил ли здесь Лань?

– Нет, я не открывал ему врат. Ты пришел сюда за ним?

– Нет.

– Я провожу тебя дальше, это очень интересный мир.

За вратами ничего не было. Только темнота и тишина. Стены, что отходили от врат, исчезали в полутьме. Мамийя шел впереди, свет, что шел от него, озарял небольшую тропинку из золотого песка. Через некоторое время я увидел купола города. Мы остановились у других врат.

– За ними начинается мир, в который желает попасть любой человек. Поскольку ты превзошел все человеческое, ты попадешь в этот мир. Там правят любовь, добро и счастье. Смотри, не нарушай этих трех основ мироздания. Мы еще встретимся.

Мамийя развернулся и пошел обратно, я остался у врат. Стены здесь были намного ниже. На воротах и на стенах сидели чудища и разные существа, они охраняли врата, но на меня они не обращали никакого внимания. Я вновь постучался в ворота, они открылись сами по себе.

За ними начинались сады с удивительными деревьями, от них исходили приятные благоухания. От врат вела небольшая тропинка, я пошел по ней. Воздух здесь был кристальным, каждый звук, который исходил из сада, был ясным и четким, он радовал слух. Пение птиц и зов животных, шепот растений, все это переливалось в мелодию совершенства и умиротворения. В деревьях я увидел свет и движение.

Ко мне подлетели эльфины, купаясь в лучезарном свете, они были одеты в белые одежды. их полупрозрачные крылья были почти невидимыми.

– Кто ты, мы раньше тебя не видели? – спросили эльфины..

– Меня зовут Шамо, я недавно здесь.

– А давай покажем ему озеро? – спросила одна эльфина у другой.

– Нет, сначала ему нужно быть у Лучезарного. Иди дальше, по этой тропинке, и кто бы ты ни был, ничему не удивляйся.

– Спасибо, – сказал я.

Эльфины быстро упорхнули, прибавив к своему свету звонкий смех и радость. Я пошел дальше, но уже более медленно, осматривая все, что видел. Моему удивлению, от увиденного, не было предела, но его вскоре затмила радость и покой, которыми было пронизано все вокруг. Животные и насекомые, которых я раньше никогда не видел, не боялись меня. Они удивляли своим видом, а некоторые величием.

Сад кончился, за ним была река. Тропинка упиралась в ее берега. Моста и брода я не видел и, пронизанный радостью и спокойствием, вошел в воды неглубокой реки. Вода была прохладной, она протекала через мое тело потоками жизни и радости. Я вышел из ее вод обновленный, полный сил и лучезарного света.

Дорога вела меня дальше. Пройдя по ней еще немного, я увидел пагоду. Она была темно-изумрудного цвета. Подойдя к ней, я увидел свет, он не ослеплял, был мягким, темно зеленым.

– Кто здесь? – услышал я голос.

– Меня зовут Шамо, я недавно пришел сюда.

– Подожди, не уходи, – услышал я ответ.

Свет начал понемногу утихать. В пагоде я увидел старого человека. Он сидел за столом.

– Так как ты говоришь, тебя зовут? – спросил старик.

– Шамо. Что за свет, который увидел я? Не ты ли Лучезарный?

– Нет, не я, а свет, что видел ты – это сила моя. Садись со мной, выпей вина, – он достал чашу и передал ее мне, и налил себе и мне вина, из кувшина что стоял на столе.

– Спасибо, но я не пью вина.

– Это как же так? – удивился старик. Я ничего не ответил.

– Ну, хорошо, не пьешь, так и не надо, а куда ты идешь?

– Мне сказали, что я должен увидеть Лучезарного. А как ваше имя?

– У меня нет имени, оно мне не нужно. Но если ты идешь к Лучезарному, то тебе нужно выпить вина, иначе ты его не увидишь.

Я взял чашу, что мне подал старик.

– Тот, кто пьян, тот и смел, у того открытая душа. Сказал старик. – Давай осушим вино, что налито, и не будет ни печалей, ни горестей во всех мирах.

Вино было сладким, но не крепким.

– А где, в каких мирах печаль и горе происходят? – спросил я.

– На, выпей еще, и увидишь.

Мы вновь осушили бокалы, теперь оно показалось мне совсем другим на вкус.

Посреди пагоды был стол. Он был восьмигранным, на нем были изображены непонятные символы, из чего он был сделан, я не мог понять. Старик провел по нему рукой, сначала стол стал прозрачным, потом я увидел людей. Они страдали от неведения своего и дел своих. Вместо радости и любви предавались скорби и сквернам.

– Смотри, смотри, о, безумцы, ведь было им все дано, что надо для счастья и любви. Но им этого было мало. Захотелось большего, так теперь и страдают от жадности своей и того, что забыли все, откуда пришли и зачем.

– Но что произошло?

– Их души забирают демоны, которые могут властвовать над людьми, и при этом сами люди забывают себя и своих близких, они перестают быть людьми, теряют свое первоначальное я. Свет, любовь, добро и все человеческое, что было в них раньше, исчезает. Попав под власть демона, и принимая его дары, люди служат им всю жизнь, при этом сами демоны становятся намного сильнее. А сам человек начинает приносить страдания не только себе, но и другим людям, что его окружают. Ангелы и небожители это воины, которые препятствуют демонам и борются с ними.

– А люди как же они, что с ними будет, ведь в страданиях своих они не находят радости и счастья.

– Так и живут, иногда проклиная жизни свои и создателя своего, а ведь нет ничего страшнее, жить и не знать зачем, не чувствовать радости жизни.

– Но как это остановить, как вернуть людям самих себя и освободить их от власти демонов?

– Не знаю, этого я не знаю, – сказал старик, провел рукой над столом, и видение исчезло.

– Но имя свое, почему не нашел? – спросил я.

– Во веки веков мне здесь сидеть, вино пить и правду говорить. Кто придет, тому и вина наливаю. А как выпьет, так и предназначение свое видит. Разве может у меня быть имя?

– Береги себя, – сказал я, прощаясь. Старик рассмеялся. Я пошел дальше.

Ко мне навстречу шли небожители. Увидев меня, они подошли ко мне. – Приветствуем тебя, как имя твое?– Меня зовут Шамо. Я иду к Лучезарному, чтобы приветствовать его.– Мы проводим тебя.Одетые в разноцветные тоги и озаренные светом, они шли стройным шагом. От них исходили спокойствие и сила.– Кто вы, и чем занимаетесь? – спросил я.– Мы – воины, Небожители, наше предназначение это бороться со злом и демонами, у каждого оружие свое, но мы знаем свое дело и только недавно вернулись обратно с победой.– И что за оружие у вас, и разве можно войной зло искоренить? Спросил я.– Оружие у нас разное, вот у меня сила есть – дар исцеления людям могу давать. У него сила, что демонов от людей отпугивает, и не предается человек сквернам.– А я могу добродетель людям передать, помогает им это, – сказал другой небожитель.– И все это от Лучезарного у нас, как придешь ты к нему, он и тебе дар даст, и будешь ты людям помогать и со злом бороться.– Не знаю, я недавно здесь..– Тебе все расскажут и покажут, и если пришел ты из другого мира, то здесь будешь отдыхать, потом сам решишь, что тебе делать.– Я покинул мир, в котором жил, и оказался здесь, но надолго ли, и что будет потом? – спросил я.– Каждый сам решает, сколько ему здесь находиться, но ты не думай об этом. Время здесь не властно. И всем правит Лучезарный. Сегодня будет пир, приходи на него, не бойся и ничему не удивляйся.– Хорошо, а в честь чего пир?– Пир во имя любви, добра и радости, и победе нашей. Мир, которому мы покровительствуем, стал ближе к нам, демоны теперь не властны над ним, и теми, кто живет в нем. И многие приходят теперь сюда, знающие свет Лучезарного и лишенные скверны и зла.Мы пришли в замок, встречая по дорогое многих жителей. Все они были разными, и по-разному одеты, но всех их озарял свет, и радость была в их глазах и душах.Мне приходилось все время удивляться, некоторые жители этого мира не были похожи на людей, но я прекрасно понимали их. От света, что исходил от людей и прочих жителей, и тихой радости, захватывало дух. Я мог только, смотреть и удивляться тому, что видел.Воины добра шли уверенно, они здесь были не впервые и по своему желанию возвращались сюда, когда исполняли свой долг.Они вели меня к замку, он не был сложен из камня, дерева или чего-то еще. Я бы назвал его Воздушным замком, но он был вполне материальным. К нему вела тропинка из золотого песка.– Иди прямо, там увидишь его. Сказали воины добра и пошли своей дорогой, пожелав мне счастья.Я вошел в замок. Огромный зал, в котором я оказался, сверкал от бесчисленных камней и драгоценностей. Я прошел его. Казалось, зал соблазнял своими сокровищами и ценностями, которые никто не охранял.Другой зал был красив и грандиозен, на его стенах были гравюры с изображением жителей разных миров, я остановился, изучая их. Некоторых из них я видел в мире Небожителей, другие существа были мне незнакомы.Когда я смотрел на рисунки, казалось, они оживали. Все они были живописными и красивыми, а движения картин завораживали. На одной из них было нарисовано море, безбрежное темное море, оно оживало при моем взгляде. И чем больше я вглядывался в нее, тем реальнее она становилась. Я уже чувствовал запах моря, на котором никогда не был, слышал шум воды и крик чаек.Очнулся я не скоро, хотя и сам не знал, сколько времени был завороженным картиной. Наверно, с ними опасно иметь дело, это миражи и более ничего, но нельзя менять мираж на реальность. Подумал я, и пошел дальше по залу, смотря в картины, но не долго, чтобы не уйти в них всем своим сознанием. И, похоже, что здесь было все, что только можно было вообразить, невиданные миры и знакомые мне пейзажи. Мне не хотелось уходить из зала.– Но это всего лишь забава и более ничего, – сказал я себе и с неохотой вышел.В другом зале я увидел ангела. Он смиренно ждал меня.– Приветствую тебя, – сказал он. – Мне велено встретить тебя здесь и проводить к Лучезарному.Ангел направлял меня, мы шли уже не в замке и не в помещении. Пространство, что нас окружало, будто и не существовало, и только потом я понял, что не иду, а перемещаюсь, следуя за ангелом. Вскоре я увидел свет.– Лучезарный ждет тебя. Сказал мне ангел. Чтобы вернуться – зови меня.– Но как звать тебя?– Просто зови – ты, и я приду.Я направился к свету. Мне казалось, что он отодвигается от меня. Но на самом деле я уже был в нем. Вскоре я остановился, не зная почему.– Приветствую тебя, Шамо. Ты пришел в мир мой, по достижениям своим, чтобы отдохнуть. Но помни, что покинешь его вскоре, – услышал я голос, но самого Лучезарного я не видел, только свет от него.– Но подожди, что за мир, в котором я оказался.– Мир людей, в котором ты жил – это мое творение. Миров таких немало, и все они отличны. Где-то живут счастливо, где-то не очень. Тебе дано смотреть на них и радоваться. Живи здесь, пока захочешь. Потом сам выберешь судьбу свою.– Я хочу спросить, Лань мой друг и учитель, он здесь?– Ты его увидишь, но не скоро. Иди и радуйся.Я вышел из света, оказавшись в полутьме не пространства. Я позвал своего ангела. Он появился почти сразу.– Тебе служу, – кротко сказал он.– Как можешь быть ты слугой моим?– Таков я, – ответил ангел.– Ну что же, покажи мне мир Лучезарного, и помоги отыскать Ланя. Ангел кивнул и повел меня. Очень скоро мы вышли из замка.– Можешь ли ты быть свободен от служения? – спросил я у ангела.– Могу. Но служить тебе моя воля.– Почему ты выбрал меня?– Потом это тебе поможет и другим.Я посмотрел в глаза ангелу, внетелесный он мог появляться и исчезать, он знал все, что здесь происходит.Он отвел меня к девам, которые собирали плоды с деревьев.– Девы лучезарные, угостите гостя нашего плодом спелым, не вкушал он пищи нашей, – сказал ангел.Девы обернулись, они все были красивы, но каждая по-своему. Одна из них подошла ко мне и поднесла угощенье.– Держи, – сказала она, заглядывая в мои глаза. – Приведи его на пир сегодня, Агнец, – обратилась она к ангелу.– Приведу, но и ты приведи фурий своих, госпожа Нектара.Девы продолжили собирать плоды, потом они запели песню, от которой на душе у меня стало хорошо.– Ешь не бойся, – сказал ангел.Я попробовал плод, он был сладким и таял во рту. Когда я им насытился, то заметил, что мое духовное тело стало совсем другим, почти физическим.– Много ли ангелов здесь живет? – спросил я. Мы, не торопясь, шли по мягкой траве.– Достаточно. Здесь много разных живых существ, некоторые живут здесь по достижениям, как ты, другие по заслугам. Для нас, ангелов, здесь обиталище. Мир, из которого ты пришел, не всегда доступен нам, но там для нас много соблазнов.– Соблазнов? Каких?– Мы ангелы, нет для нас преград, и служим мы свету и добру. Но можем мы пасть, и тогда не будет сил у ангела и будет он не то что страдать, а может встать на сторону зла.– На сторону зла?– Да, но нет ничего хуже для самого падшего, чем встать на сторону зла, страдать будет только он один и вести к этим страданиям других людей.– Шамо! Услышал я.Я обернулся и увидел Мамийю. Он шел к нам.– Как же ты покинул врата? – спросил я.– Я исполнил свой долг. Пойдем, я познакомлю тебя с моими друзьями. Я обернулся. Мой ангел исчез.– Не бойся, у него свои радости, у тебя свои, как только понадобится, он появиться. Сказал Мамийя.– У тебя тоже есть ангел?– Да, и не один. Но они живут в другом месте, ты там сможешь появиться, но тебе нужен проводник в их мир. Пойдем, уже начинается пир.Мы пошли на большую поляну, где было оживление. Огромный стол ломился от яств. Играла веселая музыка. Фурии и эльфы кружились в танцах и хороводах. Здесь было много людей, озаренных светом, небожителей и ангелов, и других существ, живущих в этом мире. Одна из фурий поднесла мне вина. И прошептала:– Пей, пей вино скорей. Праздник начинается, все вокруг меняется. Мамийя тоже взял чашу с вином.– С прибытием твоим, – сказал он.Мы осушили свои чаши. И вдруг все поменялось. Все, что было вокруг, меня весь этот мир с его радостью, покоем и любовью, стал моей частью. И во мне самом все изменилось, я стал частью этого мира. И не было преград и непонимания. Я возрадовался и наполнил все, что окружало меня, счастьем своим.– Да в тебе великая сила, – удивился Мамийя. – Откуда же ты пришел?– Из мира людей, там я встретил Ланя, он научил меня многому, а здесь его не могу найти.– Если его здесь нет на пиру, не бойся, потом мы его найдем, этот мир велик, и нет ему преград.К нам подлетели Эльфины.– Приветствуем тебя, Радостный, – обратились они ко мне. – Музыка звучать сейчас будет, что для полета нам дана. Выпьем еще вина и в пляс с нами тебе пора.– Здесь нет преград, – повторил Мамийя.Мы выпили еще вина, и я услышал божественную музыку. Она лилась отовсюду, ее звуки пронзали весь мир, наполняя его гармонией и мелодией благодати. Эльфины подхватили меня, и мы взмыли вверх. Свобода от полета и головокружительного танца заставила меня обо всем забыть. Я полностью отдался празднику. Танцуя и летая вместе с эльфинами, радуясь, и вкушая плоды, слаще и вкуснее которых никогда ранее не пробовал. Моя душа парила в радости и любви. Вокруг себя я видел любовь свет и счастье, оно исходило от всех, кто здесь жил, в том числе и от меня, озаряя мир любовью и счастьем. Пир продолжался, на него приходили все, кто хотел. И когда моей радости и веселью не стало предела, я решил отдохнуть от переизбытка чувств.И как только хотел позвать своего ангела, услышал голос:– Не надо, не зови своего ангела, – сказала одна из Эльфин, с которой я танцевал. – Я покажу тебе, где можно отдохнуть. – Мое имя Юйюй.Мы направились в сад. Там среди невысоких деревьев был шатер.– Это мое место, – сказала Юйюй._– Но теперь ты живи со мной.Я улегся на мягкие перины и отдался отдыху и наслаждениям, которые мне дарила Юйюй.– В этом мире нет разницы между сном и явью, – сказала мне Юйюй перед сном.Я уснул. Сон на самом деле был похож на реальность, но здесь я отдыхал, моя душа находилась в покое.

Однажды Мамийя пришел ко мне с другом.

– Это мой друг, Вазеро.

– Приветствую тебя, Вазеро. Сказал я.

– Пойдем, – сказал тот. – Я отведу тебя в свой мир. Я поднялся и пошел за Вазеро, Мамийя шел рядом.

– У тебя есть свой мир? – спросил я.

– Там живут те, кто близок мне по сердцу и душе. Они не попали в мир Лучезарного и сейчас живут немного в другом мире. Мне хочется знать твое мнение об этом мире, да и самому тебе будет интересно.

Мы подошли к внутренним воротам, они открылись, и мы оказались в пустоте. Мамийя теперь пошел впереди, ведя нас по золотой тропинке. Теперь мы шли вдоль стены.

– Нам сюда, – сказал Мамийя, указывая на небольшие ворота. Мы вошли в них. И оказались на склоне горы. Внизу простиралась до самого горизонта зеленая гладь изумрудной травы. Я обернулся и увидел, что мы вышли из некоего монастыря, стены которого были отличны от стен мира небожителей.

Мы немного спустились. И обошли предгорье, на котором находились. На противоположной горе я увидел странную конструкцию. Многоярусная башня, на которой было расположено сотни колоколов разного размера и формы. Я видел, как наверх по узким лестницам поднимались люди.

– Это звонари, они все глухи, и никто из них не слышит колоколов. Но когда они звучат, во всех мирах останавливается зло.

Через некоторое время я услышал очень далекий звон колокола, он показался мне печальным, одиноким, звон повторился, он был все таким же далеким. Колокол печально бил, заставляя время остановиться. Потом к нему присоединился другой. Он бил более оживленно и намного ближе. Мелодии двух колоколов переплетались. Второй колокол был намного быстрее. Потом я услышал еще один колокол, его голос был немного ниже, совсем другим. Теперь я слышал мелодию колоколов, живую и текущую во времени, как вода в реке. К этой мелодии присоединялись другие голоса колоколов. Можно было слушать как отдельный колокол, так и все их вместе. Постепенно к ним присоединялись другие колокола. В их перезвоне была очень красивая, спокойная мелодия, она успокаивала. Потом я услышал бой больших колоколов, их мощный звон содрогал воздух, казалось, их слышали небеса. Я стоял, завороженный мелодичной ритмикой перепева колоколов. Их послезвучия переплетались с новыми ударами других колоколов, ритм мелодии то угасал, то ускорялся, но сама мелодия оставалась прежней. Только постепенно она угасла, но все еще звучала в моем сознании.

– Но если они глухи, то откуда знают эту мелодию?

– Это закономерность мелодии. Каждый из них обладает чувством времени и ритма, мелодию придумал я сам. Она посвящена тем, кто не может в бремени и суете найти себя и свое место в жизни. Мелодия успокаивает этих людей, пусть даже они ее не слышат, или находятся в других мирах. Они могут обдумать, что им надо в жизни.

– Это что-то вроде молитвы, – подсказал Мамийя.

– А есть ли другие мелодии? – спросил я.

– Да, их великое множество. Но играть их будут намного позже. Для каждой мелодии есть свое время.

– Но как сами звонари не ошибаются и знают, когда им нужно бить в колокола, ведь ими никто не управляет.

– Они живут по особому распорядку. Они учатся отбивать один и тот же ритм, для каждой мелодии есть свой ритм, для каждого колокола своя высота звучания. Им задано три силы удара, для каждого колокола и мелодии. Это значит, что каждый из них знает один ритм с тремя разными силами удара. Он знает, когда и какой удар нужен, с каким ритмом. Когда приходит их время, они идут сюда и исполняют свое предназначение.

– Но кто это придумал?

– В прошлой жизни я был звонарем, моей мечтой было сделать колокольню. Эту мечту я мог исполнить здесь. Больших трудов было сделать колокольню. Еще больших – вылить колокола и установить их, некоторые очень тяжелы. Потом сюда пришли люди и пожелали учиться.

– Ты был хорошим учителем, – сказал Мамийя.

– Спасибо. Но теперь у меня другая цель. Здесь установлено триста тридцать три колокола. Это значит, что каждый из трех разных ударов будет умножаться на триста тридцать три. Этого вполне достаточно. Но теперь я хочу сделать другую колокольню, там будет намного больше колоколов. В самом низу будут два ряда огромных колоколов, потом чуть поменьше. Средний ярус будет повторять этот, но наверху прибавится еще три яруса. И тогда будет еще сто одиннадцать колоколов, и для них теперь будут заданы четыре разных удара.

– Но сможешь ли ты написать для них мелодии? И чему они будут посвящены.

– Любви, добру и милосердию, только для этого и стоит стараться – исполнить мою мечту.

– А что еще есть в этом мире? – спросил я.

– Здесь много железа и, в основном, люди занимаются литьем. Если бы в этот мир вторглись демоны, то, возможно, люди делали бы оружие.

– А сами люди могут нас увидеть? – спросил я.

– Если ты сам этого пожелаешь.

– Мне хочется посмотреть, как они живут, – сказал я.

– Пойдем, я покажу тебе.

Мы прошли колокольню, из которой люди уже ушли. Я осматривал ее. Огромные деревянные балки были крепко скреплены веревками.

Переплетение веревок, лестниц и канатов было мне непонятным, и я удивлялся, как сами звонари не путались в них.

– Когда они здесь, их сознания едины, – заговорил Вазеро. – Это единение душ, направленное на борьбу со злом, это великая сила.

– Тем более, когда ее поддерживает не только воля этих людей.

– А как они живут? – спросил я.

– Пойдем, я покажу тебе. Сказал Вазеро.

Вход в монастырь был за колокольней. Нас туда впустили с почетом. Здесь все знали Вазеро.

Служители, не спеша, занимались своими делами. Это был внешний двор монастыря. Во внутреннем дворе была плавильня. Здесь плавили железо и делали из него сплав для колоколов.

Через другой вход в монастырь выгоняли скот пастись. Через них же ввозили руду, из которой плавили колокола. С самого начала меня что-то насторожило, я не мог понять, что – только потом понял. В монастыре была абсолютная тишина. Даже сами люди передвигались почти бесшумно. Они не разговаривали между собой, не давали друг другу никаких знаков. Но хорошо понимали друг друга.

– Они читают мысли, – сказал Вазеро. – Это их дар. Когда они играют на колоколах, их сознания сливаются в одно целое, при этом их намерения направлены только на одно – помощь другим мирам в борьбе со злом.

Некоторые из служителей приветствовали нас кивком головы и продолжали заниматься своими делами.

– А они знают, кто мы? – поинтересовался я.

– Да, но их это не отвлекает. Когда их души и сознания вместе, они великая сила, которая может остановить очень многое. Они знают свое место и обрели здесь свое счастье.

Мы прошли в помещения монастыря. Небольшие кельи, в которых жили служители, были сделаны из серой глины. Полукруглые, они напоминали колокола. В комнатках был только мешок с соломой, кувшин с водой и более ничего.

– Борясь со злом, они обретают счастье в единении своих сознаний, – сказал Мамийя.

Я выходил из монастыря, немного потрясенный. Чуть менее тысячи людей посвятили свои жизни служению колоколам и борьбе со злом.

– Сейчас будут играть другую мелодию. Она призвана для того, чтобы небеса не забывали о людях. Когда она звучит, любая молитва, если она чистая, будет услышана и исполнена.

Мы остановились на прежнем месте. Но теперь колокола ударили все разом, и малые и большие. Едва утихнув, они ударили вновь, намного громче и мощнее. Третий удар заглушил все вокруг, мне показалось, что он должен был будоражить небеса. Едва затухало звучание одного удара, как бил новый, более сильный удар, хотя каждый раз казалось, что это невозможно. Все колокола звонили одновременно, в одно мгновение. Удары шли за ударами, как вдруг последний удар рассыпался на перезвон, казалось, тысячи колоколов, на их послезвучие наложился новый, одновременный удар колоколов, который опять рассыпался на тысячи других. Я был поражен услышанным. Единое сознание сотен людей управляло колоколами в едином порыве. Все это закончилось перезвоном, который затих внезапно. Мне показалось, что нас окружила тишина.

– Это удивительно, – сказал я.

– Спасибо. Но что можно сделать, когда колоколов будет больше?

– Тогда сами боги будут приходить сюда, – сказал Мамийя.

– Боюсь, что не только боги, но и демоны, – сказал я.

– Ну, тогда им придется отказаться от своих миров и служить людям, во имя добра.

– Этого я и добиваюсь, – сказал Вазеро.

Мы вернулись в мир небожителей.

– А как ты создал этот мир?

– Не я его создал, но там жили люди, им нечем было заняться, к тому же, демоны хотели захватить власть над ними. Я сам раньше жил в этом мире. Когда я ушел из него, люди уже начали делать оружие. Власть демонов над ними росла все больше. Я нашел спасение для них. Вместо оружия они делали колокола. К тому же звон колоколов и мелодии отпугивают многих демонов.

Я задумался, мне тоже хотелось дать людям что-то такое, что приведет их к добру и спасет от власти зла.

– А можно ли мне увидеть мир, из которого я пришел? – спросил я Мамийю.

– Да, иди в Изумрудную беседку. Почти старика и выпей с ним вина, он покажет все, что пожелаешь.

Я подошел к беседке. Старик увидал меня издалека, и похоже очень обрадовался.

– Что, понравилось мое вино?

– Такого я не пил на пиру, но твое вино все время разное. Почему?

– Все меняется, и мое вино тоже, нет ничего постоянного. Так зачем ты пришел, если не знаешь, каким будет вкус моего вина, ведь оно может быть и горьким, а может и губительным.

– Я хочу увидеть мир, из которого пришел. Хочется мне знать, что там творится, и как там люди живут.

– Ну что же, вино будет сладким, терпким, опьяняющим, зовущим. Но испей его сам, тогда и вкус узнаешь.

Старик налил мне вина. Я осушил чашу сладкого крепкого вина. Когда я посмотрел на стол, то увидел, как живут люди.

– Они счастливы, любят и любимы, в работе находят спасение, в отдыхе радость. Немало людей придет из него в мир этот, – говорил старик. – Что же, хочешь ты туда вернуться?

– Нет, но знаю, что у всех есть занятие и предназначение. Есть служитель врат, что открывает их только тем, кто войти может. Есть тот, чей звон колоколов зло искореняет. Даже ангел мой служит мне. А я не знаю, что делать, для чего здесь пребывать, ведь есть и для меня занятие.

– Тогда выпей еще вина, и я скажу, что за судьба тебе есть. Он налил мне и себе вина, оно было очень красным.

– Подожди, не пей. Вино разное, может, это нельзя пить залпом, – остановил меня старик. Он немного пригубил вино. – Да уж, такого я не пил еще. Пей, не торопись, но если сможешь выпить чашу до дна, то увидишь, что уготовано тебе.

Я попробовал вино. Оно было крепким и горьким. Я не выпил и половины, а был уже очень пьян. Старик вместе со мной пил и приговаривал:

– Да, не пил такое я вино уже давно.

И при этом странно на меня посматривал.

Когда я допил свою чашу, я еле мог сидеть прямо.

– Ну, покажи, что за судьба моя, и где то мир, которому счастье я принесу. Я посмотрел на стол. Едва взглянув на него, я ужаснулся.

– О, Лучезарный! Где же ты! – закричал старик.

Мы увидели полчища демонов, что забирали души людей, и не было кому их спасти. Люди предавались демонам и при этом убивали друг друга. Потом все это поглотил хаос.

– О, Лучезарный? О боги другие, видимые и невидимые мне. Неужели можно остановить их? Неужто он, сидящей предо мной, полный добродетели и любви вселенской, кроткий, словно овен, сможет с тысячью бестий страшных сразиться?

Старик смотрел на меня с удивлением. Я, пьяный, почти ничего не понял.

– Переверни свою чашу, – сказал старик более строго. Я перевернул чашу, из нее не вылилось ни капли.

– Отдыхай, – сказал старик. – Судьба твоя тяжела, но велика.

Рядом со мной появился мой ангел. Он подхватил меня, пьяного, и понес в шатер, где меня ждала Юйюй.

– Это кто же тебя так напоил? – спросила она наутро. – Случаем, не к сатиру ты попал?

– Нет. Пошел я к старику, вино он мне налил. Вот и испил я свою чашу до дна.

– Ну что же, если покинешь мир этот по зову, то возвращайся сюда, Радостный, уж очень ты мне по нраву.

– Хорошо, но отсюда уходить не желаю я пока. Я позвал ангела своего.

– Помоги мне найти Ланя, – попросил я его.

– Не в моих силах. В другом месте он.

– Но как же мне попасть туда?

– Я проводника тебе найду, – ответил ангел.

Ангел появился через некоторое время и со всей смиренностью своей сказал:

– Иди к Лучезарному, только он знает где Лань, я сам не нашел его нигде, и никто не знает где он.

– Веди меня к Лучезарному.

Ангел повел меня к Лучезарному по тому же пути, что и раньше.

Я стоял в свете Лучезарного, и ждал когда он заговорит со мной. – Ищешь друга ты своего. И он помнит о тебе, но не судьба пока встретиться вам. Потом увидишь ты его. И помни, сама дружба – крепкая и верная лучше, чем встреча с другом.– Но почему я не могу его найти, где он?– В другом мире, намного лучшем, чем этот. Иди.Я вернулся к Юйюй немного огорченный. И рассказал ей обо всем.– Не огорчайся, еще увидишь Ланя, раз так сказал Лучезарный.– Но что за мир, лучший, чем этот?– Не знаю, я не была в нем и не слышала про него. Пойдем, сатир знакомый есть, развеселит нас, а потом утехам сладостным предаст, что разгонит печаль на твоем лице. Не могу на которую смотреть.Сатир жил в глубоком лесу, он сидел на высоком дереве. В одной руке он держал рожок, в другой кувшин вина, которое в нем никогда не заканчивалось. Развеселив нас и напоив вином сладким, он оставил нас наедине.Я шел к Мамийе. Он стоял у ворот и был рад меня увидеть.– Что, так и не найдешь себе места? – спросил он.– Да, как ни странно, здесь есть все, чего ни пожелаешь, и даже, о чем не подозреваешь, но не могу в утехах, отдыхе и радости себя найти. И если б не прекрасная Юйюй, умер бы от тоски, средь празднества любви.– Я вот отдохновение себе нахожу в том, чтобы служить у врат этих. Знаю, что по зову моему соберутся чудища да воины, которые защитят мир этот от демонов. Знаю, что тот, кто не готов сюда войти, себя предо мной откроет, и не впущу я его. И нет никого в этом мире, кто бы мог с этой задачей лучше меня справиться. А ты найдешь еще себя, не здесь, так в другом месте.– Да, старик мне предсказал что-то, но не помню, что, вино крепким было.– По вкусу его он определяет все – и судьбу, и время.– Если вино крепким было, значит и судьба будет тяжелой? Вот, что тяготит меня.– Не бойся и не сомневайся, ни в себе, ни в судьбе своей, будь всегда собой. А трудности только закаляют и силы придают. А сила твоя велика очень, хоть не видишь ты ее, значит, ей еще не время.– Что за сила, о которой ты говоришь?– Если хочешь узнать, на что способен, есть средство одно. Ангел знает твой, как туда попасть, и тебя проводит.Я позвал ангела, он тут же появился.– Отведи его к Демонице. Пусть она покажет силу его, – сказал ему Мамийя.– Хорошо, – сказал ангел.Я пошел за ним. Мы пошли в замок Лучезарного, но теперь долго блуждали коридорами. Пока не попали в подземелье. Здесь было сыро и темно.– Что за Демоница? – спросил я.– Она раньше была слугой демонов, но один из небожителей, наших воинов привел ее сюда, теперь она сидит взаперти и сама не хочет выходить и предаваться радости Лучезарного. Она может показать тебе силу твою. Ну, вот, мы пришли, иди дальше сам. Я подожду тебя здесь, и помни, я не могу пройти через дверь, что ты видишь и помочь тебе.Дальше по темному коридору была дверь, которую слабо освещали факелы. Я открыл дверь, оглянувшись на ангела, тот кивнул мне – Иди дальше.За дверью была небольшая, слабо освещенная комната, в ней сидела безобразная старуха. Ее изуродованное тело было одето в лохмотья.Старушка посмотрела на меня полуслепыми глазами.– Смотри, кто пришел. Заговорила она недовольным голосом. – что, не знаешь, на что способен? А что же меня тревожить. Поживешь, сам узнаешь, что будет.– Если я не вовремя, я могу прийти позже, – сказал я. Старуха расхохоталась, потом упокоилась.– Да уж, – сказала она, осматривая меня – Да, ты сильный. Вижу я в тебе три силы. Но как применить их, и что за силы, сейчас узнаешь. Только помни, все, что происходит с тобой – правда.Вокруг меня все переменилось, я сам стал немного другим. Оказавшись в другом мире, я увидел нескольких женщин и детей, они были закованы в цепи. Двое мужей хлестали их плетками и цепями, издеваясь над ними.– Остановитесь! – сказал я, подходя ближе. Во мне появились силы, я знал, что могу справиться с ними. Один из них набросился на меня, зарычав. Он упал от моего удара, потеряв сознание. Второй схватил топор и накинулся на меня. Я перехватил топор и завернул руку нападающего.– За что издеваешься над невинными? – спросил я.– Они украли хлеб мой, – прошипел он.– А что же, накормить сам их не мог?– Убей меня, не позорь.Я отпустил его, топором перерубив цепи. Женщины и дети убежали.– Убей, не позорь, иначе сам найдешь смерть, – закричал мучитель. Он накинулся на меня, я увернулся от его нападения. Ударом руки я лишил его сознания.Все вокруг поменялось. Я оказался в маленькой комнате, где и был раньше, старушка дико смеялась, увидев меня, не в силах удержать свой смех.– Да, я тебя угадала. Три силы есть в тебе. Сила сострадания. Иначе ты бы увидел другое и не заступился бы за женщин и детей, сила прощения – не смог убить мучителей, и сила любви, которая удерживает тебя в мире Лучезарного. Эти три силы определят твою судьбу. Сильный, нет тебе преград, только вижу, что и еще на себя многое возьмешь. И будешь равен богам, пред которыми кланяется сам Лучезарный, иди.Старушка кивнула на дверь.Я вышел, пытаясь обдумать ее слова. Ангел проводил меня обратно.

Юйюй отвела меня на озеро, вода в нем была живительной. Мы искупались в его прохладных водах. И теперь смотрели на спокойную гладь воды.

– Где ты жила раньше, – спросил я.

– Я всегда здесь живу.

– И разве тебе здесь не скучно?

– Будет скучно без тебя.

Я посмотрел на нее. Прекрасное создание, красивая и веселая, она была здесь счастлива.

– Но наверно я скоро уйду, – сказал я.

– Уходи, если посчитаешь это нужным. Ответила спокойно Юйюй.

– Но как ты можешь так говорить, что будешь скучать по мне, а потом спокойно говоришь, что я могу уйти.

– Ты не в моей власти, остановить тебя я не смогу. А печаль моя пройдет. Но я тебя буду ждать.

– А если появиться другой кто? Спросил я.

– До тебя не было никого и после тебя не будет никого, а я просто засну, а когда ты придешь, ты меня разбудишь.

– В мире людей, из которого я пришел, есть любовь, но не та, что здесь, а любовь именно одного человека к другому человеку, когда они вместе, им ничего не надо больше, при этом они счастливы. Когда они не рядом, они стремятся друг к другу, они счастливы только когда они вместе. Здесь нет такого?

– Есть. Я сама покровительствую любви. Но не так, как вы, небожители. В любом мире я могу соединить их души и тела, и тогда они будут счастливы. Мне иногда удается соединять их. А теперь я нашла тебя, и могу быть подобна им, людям, которые счастливы там.

– Ты завидуешь им?

– Да, немного, но я знаю, что сама никогда не покину этого мира, для меня это невозможно. Я бы хотела жить с тобой в одном из таких миров, и чтобы кто ни будь нам покровительствовал, но это только мечта. Пойдем, я покажу тебе их, сейчас они вместе, я чувствую это!

Она повела меня в изумрудную беседку. Старик спал. Эльфина провела рукой над столом, и я увидел ночь, потом мы сами оказались в этом мире. Ливень и сильный ветер не остановили двух человек, которые украдкой уходили из своих домов. Один был слугой, другая была взаперти. Под угрозой наказания ни ему, ни ей нельзя было выходить из домов. Но, как и непогода, это их не остановило.Нас они не могли увидеть. Когда они увидели друг друга, их лица озарила радость. Их объятия были крепкими, а когда их взгляды встречались, казалось, закипал сам рай.– Когда они вместе, они счастливы, а когда они счастливы, то и я счастлива, и во мне появляется больше сил, и могу соединить еще больше людей. Смотри, что я могу для них сделать.Влюбленные сидели на берегу реки, любуясь ее спокойными водами, полная луна хорошо все освещала. Дождь и непогода кончились, как только они встретились.– Ой, смотри! Смотри! – закричала девушка. – Ты видишь это?– Да, – сказал удивленно юноша. – Это лунная радуга после дождя.Я сам радовался их счастью. Ночь была прекрасной, лунная радуга была совсем другой, чем при свете дня, но в ней было намного больше оттенков, но она была бледнее. Это было удивительно.– Вот это и есть мое счастье. – Сказала Юйюй. Мы опять сидели у стола в изумрудной беседке. Старик проснулся, увидев нас, он закричал.– А ну прочь, прочь отсюда! – Подсматриваете! Как нехорошо.Мы ушли, не слушая ругань старика, сами переживая то же, что и те двое, радуясь их любви.– Значит вот твое предназначение, – сказал я. – Дарить другим любовь и счастье.– Да, наверно, это так, но это я нашла в себе случайно.– У меня тоже есть предназначение, но какое, я еще не знаю. И здесь мне становится скучно, если бы не ты, я не знал бы, что делать.– Если ты уйдешь, я засну, но когда появишься, разбуди меня.– А вдруг я буду другим, когда вернусь?– Нет, ты уже бессмертный, ты такой, какой есть, и что бы ни произошло, ты будешь собой, а все остальное только поможет тебе.– А ты не изменишься после сна?– А ты бы хотел, чтобы я изменилась?– Нет.– Тогда я буду такой же, как и сейчас.– А если я тебя забуду и больше не вернусь в этот мир?– Тогда я буду спать вечно, и видеть сны, как мы с тобой рядом.– Тогда пойдем со мной в мир любой, и будем там счастливы.– Нет, не могу. Для меня здесь место.

Я шел к воротам. Там был Мамийя. Увидев меня, он обрадовался и жестом подозвал меня, дав понять, чтобы я вел себя тихо. Я сразу понял, что за воротами, кто-то есть.

– Пока тишина, – тихо заговорил Мамийя. – Он уже много времени думает над моим вопросом и никак не может ответить.

– А что за вопрос? Спросил я тихо.

– Кто он.

Через некоторое время мы услышали стук в ворота.

– Кто там?! – спросил Мамийя.

– Это я.

– Кто такой я.

– Я то, что вижу, слышу и знаю.

– И что же ты видишь, слышишь, и знаешь?

– Я вижу ворота, пустоту вокруг и твой голос.

– Ну, тогда я не могу впустить тебя. Потому что ворота здесь были всегда, – еще до тебя, ворота это не ты, мой голос всегда при мне, а пустоты здесь нет, потому что есть все остальное. Извини, я не могу тебя впустить.

– Почему?

– Ты то, что ты видишь. Ты видишь пустоту, значит, ты и есть пустота, а ее я не могу впустить. Ты это ворота, если это так, ты бы сам открылся и пустил бы сам себя. Я то же вижу и слышу что-то, это явно не ты. Если бы мы были бы одним и тем же, то мы бы поняли друг друга с полуслова или вообще без слов и я бы тебя впустил, но я это не ты. Значит, ты не знаешь, кто ты, а я не могу тебя впустить, если я не знаю, кто ты.

– Меня зовут Верев. Впустите меня. Услышали мы голос.

– Имя, что тебе дали, о тебе ничего не говорит.

– Но что же мне делать?

– Возвращайся позже.

– Он ушел, – сказал через некоторое время Мамийя.

– Почему ты не впустил его?

– Он не был готов к этому, он не знал, для чего живет, и что он сам по себе. Таким здесь не место.

– Что с ним будет теперь?

– Он попадет в мир, где ему будут предоставлены все уроки и ситуации, и если он пройдет их, то сюда он войдет, если нет, то начнет все заново.

– Вот подскажи, в мире людей я нашел себя, я знал, кто я и что я. А здесь я еще не нашел свое призвание.

– Оно само себя найдет, не беспокойся об этом.

– Но когда? Я не могу так просто жить и ничего не делать, мне бы хотелось жить с Юйюй в мире людей, но она не может покинуть этот мир.

– Подожди, посмотри, вон идет Изменев, его редко можно увидеть, он проводник.

Мы подошли к нему.

– Покажи ему другие миры, не может он занятие здесь найти.

– Хорошо, – сказал Изменев. – Только всегда делай так, как я скажу. Ты пойдешь с нами, Мамийя?

– Нет, я здесь останусь.

– Ты можешь попасть в любой мир? – спросил я.

– Да. Такова моя способность.

– А ты можешь проводить меня к моему другу Ланю? Изменев посмотрел на меня.

– Долго ли ты его ищешь?

– Да, с тех пор как попал сюда. Только Лучезарный сказал мне, что я его увижу, но потом.

– Не знаю, смогу ли я помочь тебе, но один мир тебе я покажу, может, он привлечет тебя. Закрой глаза.

Когда я открыл глаза, то оказался в другом мире, рядом со мной был Изменев, но выглядел он, как и я, немного по-другому. Я осмотрелся. Мы стояли на вершине зеленого холма, с которого можно было осмотреть окрестности. У подножия холма была маленькая деревня. Мы видели, как люди занимались своими делами.

– Этот мир находится рядом с миром небожителей. Демонам сюда трудно попасть. Все, кто живет здесь – счастливы, оттого что живут, а если горести и печали приходят сюда, то они переживают их все вместе. Ты сам можешь остаться здесь.

Я задумался, но, по сути, этот мир ничем не отличался от мира небожителей, только тем, что здесь жили люди.

– Но какое занятие я могу здесь найти для себя?

– Ты можешь стать ремесленником и обучать ремеслу других. Можешь дать им веру и любовь, все что угодно, это зависит только от тебя.

– Нет. Сказал я решительно, не для меня.

– Вот еще один мир, очень похож на тот мир, в котором ты жил, здесь можешь ты обрести людское счастье, но демоны намного ближе к нему и могут вскоре захватить власть над ним.

– Этот мир скоро я покину.

– Видимо спокойная жизнь не по тебе. Тогда держись, есть мир один, куда трудно будет нам попасть. Но я попробую его показать.

Через некоторое время мы попали в еще один мир. Несколько человек ютилось у одинокого костра в темноте ночи. Я слышал стук копыт. К костру быстро приближались всадники с обнаженными саблями. Я, было, кинулся к костру, но Изменев остановил меня.

– Ты не можешь вмешиваться в происходящее, пока не живешь в этом мире.

– Но они убьют их, – сказал я.

– Таков этот мир.

– Я не могу на это смотреть, – сказал я.

Мы тут же оказались в мире небожителей, на том месте, где и раньше.

– Ты не ищешь счастья, и судьба твоя сама найдет тебя. Мне пора, – Изменев исчез, я остался один, полный раздумий. Он показал мне всего три мира. Ни в одном их них я не мог найти себя. Не мог реализовать свои способности и качества.

Юйюй искала меня, ее преданность меня удивляла, но с этим я ничего не мог поделать.

– Пойдем, я покажу тебе настоящее чудо, и, увидев его, ты не будешь скучать. Она повела меня, мы шли довольно долго, пока нас не окутал туман.

– Что здесь в тумане? – спросил я.

– Ничего, не бойся, я покажу тебе чудо, это сотворил один из небожителей, он покинул наш мир, отдав всю свою силу этому творению, ты должен увидеть это.

– Но разве так можно, отдать свое бессмертие и жизнь ради чего-то.

– Да, возможно все, это зависит от тебя и того, для чего ты живешь, но молчи.

Туман был очень густой, сквозь него ничего не было видно, шли мы долго, и понемногу я начал видеть впереди некое свечение разноцветных переливов. Они пронизывали туман, но светили неярко. Мы все ближе подходили к источнику переливов.

– Что это, и откуда взялся туман?

– Туман здесь нужен, так же, как и свет, для того, чтобы было чудо, но молчи, подожди, сам все увидишь.

Мы шли довольно долго, свет от радужных переливов не становился ярче, но стал намного заметней, наконец мы вышли из тумана, то, что я увидел, поразило меня в самое сердце. Впереди я видел огромную стелу, она была в безмерном пространстве. У ее основания был очень плотный туман, чуть выше туман переходил в прозрачную, почти стеклянную основу, она пиком уходила вверх. На ее острие было свечение, именно оно пронизывало туман, расходясь во все стороны. Ее разноцветное свечение и переливы были подобны радуге, но цветов и оттенков здесь было намного больше, чем в обычной радуге. Свет, что исходил от нее, пронизывал не только туман, что окружал ее, но и другие миры.

– Это Великая Эскалада. Она творит чудеса и дарит людям добро и радость, она матерь радуги и всего живого, радостного.

Радужные переливы сменяли друг друга, образуя неповторимое сочетание красок и цветов, от красоты увиденного у меня захватило дух, тем более что лучи, что пронизывали пространство, казались бесконечными.

Мы находились в тумане, но смотря на лучи и на то, куда они светили, я видел, что они пронизывали бесконечность. Бесконечность, темная и мертвая, была пронизана радостными лучами Эскалады. Свечение от нее было повсюду, не яркое, не ослепляющее, но видимое везде, где есть жизнь.

– Пойдем. Сказал я Юйюй. Я взял ее за руку, и мы пошли наверх. Эскалада круто поднималась вверх, теперь мы больше взмывали, нежели шли, к радужному свечению, ее свет словно манил нас.

– Наверно, скоро она станет подобна Лучезарному. Сказала Юйюй.

Я посмотрел на красивые переливы Эскалады, которая освещала вечность своими разноцветными радугами. Рядом со мной была Юйюй, и теперь я понял, для чего существует Эскалада, для чего она создана. Я взял руку Юйюй, почувствовав, что мы вместе.

Когда мы совсем приблизились к Эскаладе, и ее свет поглотил нас, я взял силу свою, что была во мне, и Юйюй взяла то, что было у нее, и вместе мы направили свет наш и силы свои в Эскаладу, и засияла она еще больше, и сила ее прибавилась. И те, кто не видел света и добра, увидели радость и добро, и те, кто усомнился в жизни, увидели в ней свет. И засияла, засверкала Великая Эскалада с новой силой и переливами, и озарила она мир демонов, и ослепли они от света ее.

Спускаясь вниз, мы увидели небожителя, что сотворил Эскаладу.

– Приветствуем тебя, – сказала Юйюй.

– И я вас приветствую. Озарили вы своей радостью творение мое, на что и благодать вам моя.

– Но как же ты, бессмертный и познавший себя и мир весь, мог отдать силу свою и себя самого? – спросил я.

– Что мне сила, что мне жизнь, отдал я все, что было у меня, и не нужно мне самому более ничего, сам я и не существую более, только тень от меня.

– Но значит, умер ты.

– Не умер и не жив. Но все, что было во мне, отдал все, более ничего не знаю. А видите меня, так просто как напоминание обо мне.

Видение исчезло. Сам ангел или небожитель теперь не существовал, его не было, каким он был раньше. Теперь он изменился, и все, чем он был, это Эскалада, куда направил он силы свои и волю свою.

Рано утром я был у светлого озера. Оно было удивительно тем, что в нем не надо было задерживать дыхание, можно было дышать водой. Как только я вышел на берег, ко мне подлетела маленькая фурия.

– Тебя ищет Юйюй, – сказала она.

Я пошел к Юйюй. Она ждала меня обеспокоенная.

– Я видела страшный сон, – сказала она, подбегая ко мне, но это был не ты, – говорила обеспокоенная Юйюй, обнимая меня.

– О чем ты говоришь? – спросил я.

– Видела я, будто предался ты силам зла, и не было никого, кто сильнее тебя.

– Нет. Это невозможно, – сказал я.

– Надеюсь, – ответила Юйюй, все еще крепко обнимая меня.

– Но даже Лучезарный ничем не может тебе помочь и противостоять тебе. Только ты сам и твое сердце подскажет тебе, что делать и как не встать на путь зла.

– То же самое мне говорил старик в изумрудной беседке. Но я уже не нахожу себе места, не знаю, что делать и как быть, может быть на самом деле есть мир, который нуждается в моей помощи.

– Если ты здесь, значит, не пришло твое время.

Я шел к старику. Он сидел в беседке, все в той же позе и всегда был рад посетителю.

– Зачем пришел ты вновь? – спросил он.

– Хочу посмотреть, как люди живут и что делают, может, и для себя что узнаю и пойму.

– А что тут понимать и познавать, люди живут, как хотят, у них свои заботы, у тебя свои, вот и пользуйся этим.

– Нет у меня ни забот, ни тревог.

– Радуйся тогда.

– Но эта жизнь не для меня.

– Но я ничем тебе не могу помочь. Разве что иди к Лучезарному и проси его. Я так и сделал, стоя в его свете, я и сам не знал, что просить и о чем говорить. Лучезарный молчал.

– Лучезарный, к тебе пришел.

– Зачем тревожишь мой покой?

– К тебе за советом я пришел, не могу места я себе найти в твоем мире.

– Дам я дар тебе один, им и пользуйся, потом сам решай, что делать. Есть мир один, нуждается он в силе твоей, демоны души людей себе забирают. А сами люди меня и силу мою забывают. Дар твой в том, что можешь ты им помогать, а как поможешь, от этого благодать тебе моя будет. Но за дар этот должен ты на зов людской откликаться и помогать им, как они попросят. Иди.

Я вышел из замка но не успел дойти до жилища Юйюй, как услышал плач чей-то, и не мог понять, откуда он идет. Пожелав увидеть, кто плачет, я оказался в другом мире. Я увидел нескольких человек, они оплакивали своего родственника и не могли найти утешения, пребывая в горе несколько дней. Меня они едва видели.

– Не плачьте, – сказал я им. – Вместо горя, которому предались, лучше постройте пагоду о памяти его светлой. Тогда вернется он к вам и с вами будет.

Услышали люди голос мой и немного успокоились. Через несколько дней сложили они из камней и дерева пагоду небольшую и приходили сюда помнить о человеке хорошем. И сам он к ним приходил. И говорил с ними и успокаивал. Прошло время, и разрушило время пагоду маленькую. Но построили люди другие еще одну, намного больше и крепче. И знали все, что те кто умер, сюда приходили, и здесь о них можно было помнить и с ними говорить. Так больше и не печалились люди о смерти, зная, что те, кто умер, всегда придут сюда по зову. И вместо того, чтобы скорбеть и печали предаваться, люди жили своей жизнью, помня о тех, кто был рядом, и любя тех, кто был с ними, и жизнь свою жили так, чтоб потом можно было в пагоду вернуться и с потомками говорить.

В другой раз услышал я зов, то матери молились о спасении своих сыновей и мужей, что на битву шли. И появился я в мире том. Но не мог ничем помочь, ни души успокоить, ни битву кровопролитную остановить. И от горя своего не слышали люди голоса моего. И не знали, чем себя утешить и про горе свое забыть. И тогда пошел я к тому, кто битвы и войны затевает, но демоны завладели им, и изгнал он меня. И много раз потом слышал я зов и плач людей из мира того, но ничем не мог им помочь. И страдания людские больше становились, и все больше демоны захватывали души людей. И больше не мог выдержать этого и пошел к Лучезарному.

– Знаешь ты про мир сей. Что мне делать и как быть, страдают там люди и не могут утешения найти, и души свои демонам предают, и голоса моего не слышат, и не могу дать им успокоения.

– Знаю, о чем ты говоришь, и сам на этот мир смотрю и печалюсь, но ничем помочь не могу, люди сами решают в нем, как им жить, и не подвластны предо мной. А демоны к их душам подбираются и принимают их люди, забывая о любви, добре и прощении. Так же и мне печально, что забыли они обо мне, и силе моей. Иди и помогай им, если сможешь.

И вновь пошел я в мир тот, но не все могли услышать меня, больше становилось тех, кто демонам предавался и дары их брал. И не было тогда для него спасения, и душа его ему не принадлежала. Но те же, кто слышал голос мой и те, кто демонам не предавались, страдали меньше, и сами зла не творили, а если зло против них было, то прощали его, не мстили, как другие. Немного их было, но ради них и приходил я в мир этот. И говорил им, что делать и как, и слушались меня, и добро творили и чудеса разные.Видел я человека одного, в гневе и злости хотел он убить вора, что украл у него кувшин.– Стой! – сказал я. – Не стоит кувшин вина жизни человеческой.– Но он украл, он вор и поплатится за это, взяв чужое – заплати.– Верно рассуждаешь, но – сам возьмешь жизнь чужую, чем платить будешь? Отвечай.– Не знаю, – тихо сказал он.– Жизнь за жизнь отдать можно, но за кувшин – слишком дорогая цена, прости его и забудь.– Я попробую.Несколько раз приходил я к этому человеку и смотрел, как живет он, и жизнь его с тех пор изменилась, и сам он другим стал. И чем больше прощал, тем больше сила его человеческая становилась, и сам меньше он болеть стал. Близкие его счастье в нем увидели и полюбили его.В другой раз появился я в доме, где пахари да жнецы на битву собирались.– Не дано вам убивать и оружие держать, занимайтесь кто чем может, но не поднимайте руку на другого, иначе сами смерть найдете.– Надоело нам к земле гнуться, – сказали пахари.– Тогда сами в земле окажетесь, – услышали они ответ.– Надоело нам в поле от зари до зари работать.– Тогда дети ваши за вас работать будут.И задумались люди, и не все они пошли на битву. Но саму битву не смог остановить я, не в моих силах было.

Жил человек в этом мире, и по нраву был он мне, часто приходил я к нему, но не просил он меня ни о чем. Жил он неплохо, но печаль была на лице его. И не мог он понять, отчего печалится и почему грустит, и жена у него была, и дети, но сам жил, как в омуте, и ничего не видел, ничего не хотел. Душа его светлой была, но света того никто не видел. И тогда пришел я к нему и сказал: – Душа твоя томится от того, что не знаешь ты для чего родился, не нашел себя в жизни, а как узнать – дело нехитрое. Рано утром вставай и не ешь ничего. Отрекайся от всего, что предложат, и так сорок дней, а потом снизойдет благодать на тебя и познаешь себя и что тебе делать.И услышал меня он и спросил:– Но что же я могу, ведь я почти жизнь свою прожил, и стар совсем, не долго мне осталось.– Об этом не печалься, как себя найдешь, так и время не будет властно над тобой.Так и сделал он, сорок дней постился, ел и пил, разве чтобы выжить. И душу его сомнения терзали, но выдержал он. И демоны его соблазняли, но выдержал он. На день двадцатый тяжело ему было, все вокруг покрыла мгла. Но выдержал он ее, помня мои слова и веря в меня. Как прошел срок, восстал он и понял, для чего живет и что может. И бросил он все, чем раньше занимался. И взял он дерева кусок и нож острый, и начал он творить, не для себя, для других, из дерева фигуры живые вырезать, и больше не было печали на его лице, и познал он себя и жил он долго, и забыл он про время и тяготы свои прошлые.Смотрел я на него и радовался, и от радости моей становилось в этом мире светлее, и те, кто душу свою демонам готов был передать, останавливались, видя радость и свет, что исходили от меня. И так спасение было им. И не предавался мир этот тьме и скверне, а жили люди, как подобает людям. И счастлив сам я был от этого.Но время проходило, и видел я как забывают люди себя, свое предназначение, и все больше гоняться за дарами демонов, что прельщают людей и обязуют их. И забывали тогда люди о добре, и забывали они о любви, и не могли прощать, и злость в них появлялась. И демоны возрадовались и пользовались людьми, как своими, и забыли люди свет и доброту, что была в них, и манили их демоны, и не мог я воспротивиться этому. Не мог показать им, где свет, а где тьма, ведь сами люди не знали света, только тьму, заблудились в себе и более ничего не видели. И пришел я тогда к Лучезарному о помощи людям этим просить, и сказал он:– Забыли они меня, я их сотворил, я им дал, и от меня произошли, но забыли все. Значит, не будет их.– Нет! Постой, дай еще время, может моя вина в том, я помогу им.– Иди и помогай.И пошел я вновь к ним и не узнал никого, те, кто был добр, стал злым, тот, кто был счастлив, стал безумным, тот, кто был собой, потерял себя, и не мог я поверить во все это. И не мог понять, что за сила была у демонов, что так скоро души людей забирают, и был почти бессилен. Но не отчаялся, не предался я унынию, а пришел к тем, кто слышал и видел меня и говорил им, что делать и как, но не понимали их другие, и отворачивались от меня люди и изгоняли меня, все больше принимая дары демонов, даже те, кто предан мне был.И шел я по миру, и видел, как люди себя предают и других, и близких себе, и не мог понять, отчего, и не мог дать им свет и счастье. И начались в этом мире войны, и не мог я остановить их, и людей вразумить, только некоторые в беде своей обращались ко мне, и слышали меня, и некоторые видели меня. И приходил к ним, и давал им помощь, какую мог, но другие все больше предавали себя и жизни свои на служение зла.Вернулся я в мир Лучезарного не в силах видеть их страдания. И узнал я, что Лучезарный сам во гневе. И пошел я к нему.– Что пришел? Спросил Лучезарный.– Не гневайся ты, люди предают тебя и свет твой, но ты оставь гнев, что есть в тебе.– Не могу, все им дал, жизнь, мир и любовь, но забыли они дар мой.– Не гневайся, прошу, не их вина, моя, не могу я их вразумить.– Не в разумении дело. Их создал я, меня и предали, не жить им более.– Подожди! – закричал я. Но и Лучезарный изгнал меня.И появился я в мире в том, и был в нем хаос, и не мог я стерпеть и взмолился к Лучезарному, но не послушал он меня. И видел, я как демоны души людей пожирают, и не мог смотреть на это. И воспротивился я демонам, и отринули они, но ненадолго.Хаос поглотил мир, и взмолился я еще раз к Лучезарному о спасении мира. Но не остановил он хаос, и пришел я сам к Нему и воспрепятствовал силе его. И сказал:– За что их караешь? Не ведают, что делают. Карай меня, не их.– Они предали.– Не ведали, что делали.– Они с демонами.– Не их вина.– Иди и спасай их.И пошел я вновь к людям, и увидел демонов полчища и отдал им силу свою, что была бессмертием моим, и ушли демоны в миры свои, теперь бессмертные. А люди, что остались, жить начали снова, но не помнили они ничего. И жили словно не люди. И пришел я к Лучезарному и сказал:– Дай им свет.И дал он им, никчемным, свет свой, и лишился сам Лучезарный света своего ради людей. Но опять люди предали дар его, вновь принимая дары демонов. И возгневался Лучезарный, но не послал хаос, а дал им силу свою, что была прощением. И жили люди и прощали друг друга, но потом и этот дар предали.– Страдать будете. Сказал Лучезарный. Но не услышали они глас его. И возгневался еще раз Лучезарный, но пришел я к нему и просил:– Прости их, людей, не их вина, моя.– Не твоя, иди.– Не могу идти, они страдают за то, что они люди.– Вижу сострадание в тебе, за то и любовь свою вспоминаю и дарую им, людям, силу эту.И отдал Лучезарный силу свою последнюю, что была в нем. И теперь не было у него силы той, что была, и свет, что был в нем, померк, но не погас.Но не приняли люди дар, и возгневался Лучезарный.– Не карай их, слепы они, не ведают что делают. Говорил я ему.– Гнев свой не могу унять. Ответил Лучезарный.– Гнев свой во мне оставь, а их оставь. Карай меня, как их всех.– Хорошо, иди, ты оружие мое. Демоны все больше прибирают мир этот к себе, даруя людям власть над природой и людьми. Власть эта приведет этот мир к хаосу, ибо будут люди избранные обладать властью нечеловеческой. Что бы остановить их ты должен возродиться в мире этом, будешь подобен человеку, и будешь обладать властью над стихией земли, которая тебе поможет в борьбе с избранными. Они возвысятся над людьми и миром, и начнут войны между собой за власть, и деяниями своими погубят весь мир. Иди и останови их.И я пошел в мир тот, и стал я смертным, чтобы остановить зло, и даровать людям все, что отдал от себя Лучезарный, как познают люди добро, любовь и прощение, так и к Лучезарному силы эти вернутся.И покинул я мир Лучезарного, и стал я подобным человеку.

Продолжение во второй части трилогии «Безгрешный» «Шамо посланник небес».