Ближе к полудню я нашел кочевников, несколько крытых повозок везли волы и лошади. Несколько десятков человек покинули родные края в поисках более легкой жизни.

– Куда путь держите? – спросил я у старейшины, который встретил меня. – Я странник. Может по пути нам будет?

– Не знаю, куда ты идешь, но если хочешь с нами иди, мы кочевники, народ мирный, хоть и встречаемся с разбоем и грабежом. И нужны нам руки верные в час трудный. Чтоб от напасти людской себя защитить.

– Что же, чем смогу, тем и помогу.

Старейшина кивнул и повел за собой, в обоз. Он был небольшого роста, очень крепкий, с редкими седыми волосами на крупной голове.

В обозе было семь повозок, и несколько десятков кочевых людей. Некоторые из них шли рядом с повозками, другие, в основном женщины и дети, ехали в повозках.

– Почему вы не остановитесь на одном месте, не построите дом. Спросил я.

– Оседлая жизнь не для нас, мы не из тех, кто сидит на одном месте. Что толку сидеть на одном месте, это равно смерти, и зачем при жизни ей предаваться. А опасности и невзгоды, что поджидают нас по пути, только закаляют нас.

* * *

Я шел немного позади всего обоза, самобытность людей удивляла меня. Они редко говорили друг с другом, трудно подбирая слова. Немного узнав меня, они потеряли ко мне интерес, полностью уйдя в свой мир.

Привал делали поздно ночью, люди ночевали на повозках и под ними, мужчины попеременно сторожили стоянку.

Несколько дней мы шли полями и лесами, почти не останавливаясь. В лесу иногда охотились, добывая еду, женщины по дороге собирали ягоды и травы. Но сам обоз почти никогда не останавливался надолго, все время продвигаясь вперед. Мне нравилось упрямое спокойствие людей, их понимание. Никто из них не беспокоился по пустякам, не ссорился, и если что-то надо было сделать, они это делали сообща, и не разделяя обязанностей, обучая при этом своих детей.

Мерное движение обоза смогла остановить река.

– Раньше ее здесь не было, – сказал мне старейшина, он иногда разговаривал со мной, иногда просто описывая то, что видел. – Ее воды здесь появились совсем недавно.

– И что вы будете делать? – спросил я. Зная, что переправиться через бурные воды реки они не смогут.

– Наверно, пойдем вверх по течению, вода это всегда хорошо, может, там и найдем брод.

Отдохнув несколько дней и откормив лошадей, обоз двинулся в путь. Смена направления маршрута явно не понравилась людям. Но они смиренно шли вперед. Закинув сети в реку и не поймав ничего, люди немного поникли. Разлив реки на их маршруте не принес им ничего хорошего.

– Почему вы хотите быстрей попасть на север? – спросил я у Рэля, почти единственного человека, которого мне удалось разговорить.

– Там скоро наступят холода, много зверей станут словно снег, их мех очень ценен, если мы не успеем, нас ждут не очень хорошие времена.

Все заметили, что воды новой реки становятся все более широкими, река все более разливалась, и ее воды становились более спокойны.

– Нам надо было идти вниз по течению, может быть, мы успели бы опередить ее половодье и перейти вброд, – с грустью сказал старейшина.

– Может, сделать плот и перебраться на нем? – спросил я.

– Никто из нас не умеет этого делать, мы живем в основном охотой и тем, что можем раздобыть.

На вечернем привале, когда горел огонь и готовилась еда, все собрались у костра, чтобы послушать старейшину.

– Настало тяжелое время перемен. Река, воды которой становятся все глубже, не пускает нас на север. Возможно, мы придем к ее источнику и обойдем реку, но это неизвестно. Сможем ли мы переплыть ее?

Наступило длительное молчание.

– Нет, – сказал кто-то.

– Нет.

На этом собрание закончилось. В эту ночь я тоже встал на дежурство. Пятеро охотников зорко смотрели в темноту, обратившись в слух.

Я смотрел на ночное небо, его иногда закрывало темными облаками. И тогда я задумывался, почему иду с этими людьми. Их самобытность я разгадал, они просто не знали суеты и всего лишнего, что им было не нужно в их жизни. Я пошел с ними, чтобы быть с людьми, увидеть их жизнь со стороны и понять, что их волнует, чем они живут, и как находят свое счастье. Кочевники просто не знали, что такое счастье или несчастье, смерть они распознавали как обретение дома. Если умер близкий человек, о нем говорили, что он нашел свой дом. Для того, чтобы пожениться, у них был обряд – двое новобрачных смешивали кровь друг друга и пили с вином. Все это проходило без торжеств и празднеств, как обыденное явление.

Ночь прошла спокойно, никто из тех, кто зорко смотрел в ночь, почти ни разу не пошевелился и не сомкнул глаз, днем они остались спать на повозках. Мне спать не хотелось.

Я шел за повозкой, на которой ехала женщина, я не знал ее имени и не стал спрашивать. Она ждала ребенка, ее муж подходил к ней несколько раз в день и что-то тихо шептал ей на ухо. Она улыбалась и засыпала с этой улыбкой спокойным сном.

Дано ли мне, посланнику небес понять их счастье, или так и придется быть странником без дома. Меня охватили тоска, печаль и одиночество. Чтобы их рассеять я догнал старейшину, но не мог его разговорить. Он только кивал и иногда кидал на меня взгляд, но не, ответил ни слова.

Я остановился и сел у берега реки. Томление и тоска владели мной, и я не мог избавиться от них.

Перед глазами были одни и те же воспоминания. Улыбка будущей матери, счастье отца, и их полное понимание, мир и любовь. Маленькое счастье на троих. Мои щеки обожгли слезы, я знал, что никогда не познаю подобного, не в силах предать свою судьбу. Я лег не спину, осеннее небо покрывалось небольшими тучами. Стая птиц летела на зимовку. Даже они знают, что и как делать, у них тоже есть своя судьба, путь по небосклону и семья, не такая как у людей. Но в то же время жизнь, достойная восхищения.

И что же я, обреченный на одиночество и несущий смерть в самом себе. Сострадающий и прощающий все, но не знающий любви и заботы. Жалость подобралась ко мне, но я успокоился и резко встал. Вытащил меч из ножен и еще раз прочитал надпись: «Свою судьбу – проклятие – бери с собой».

Я взвесил тяжесть меча, хотя и так знал его очень хорошо, и посмотрел в спокойные воды реки. Один взмах руки, и я буду свободен от него. Вода, как время, поглотит меч, и обрету я свободу. И в то же время я понимал, что не смогу так поступить. Не смогу утопить его в водах, не смогу уйти от судьбы, что сам принял на себя. И так же знал, что если предам я себя, то не будет спасения этому миру, а боль человеческая и страдания только приумножатся.

Закинув меч за спину, я пошел догонять обоз, который успел уйти очень далеко.