Бледный, окутанный легкой желтоватой дымкой, диск луны медленно плыл над Берсденом, разбрасывая по его тихим маленьким улочкам гроздья мерцающего света. За ним, будто придворные за королевой, следовали сонмы блеклых, одноглазых звезд. Ветер шелестел в деревьях, шуршал в траве, срывал с кустов ароматы цветов и носился с ними по улице, словно жених с невестой, устраивая хороводы и пляски. Аромат роз ворвался в приоткрытую форточку, смешался с ароматом роз в вазе, обосновавшейся на тумбочке у кровати Джессики и потревожил обонятельные рецепторы Дэниела, тем самым заставив того чихнуть.

   Нарушив тишину комнаты тихим чихом, Дэниел открыл глаза и уставился в темноту, немного разбавляемую лунным светом. Свет проникал в комнату через большое окно, ложился на подоконник, на котором расположились вазоны с цветами, струился по шторам и падал на паркетный пол, где застывал небольшими островками света. Видя многочисленные вазоны, разбросанные по комнате, будто веснушки по детскому лицу, красивые розовые тюли и шторы на окнах, ощущая очарование и таинственность лунного света, вдыхая богатый цветочный аромат, слушая ночную тишину, висевшую над городком, Дэниелу казалось, что он попал в сказочную страну, населенную фейри, гномами и другими волшебными существами. Ощущение сказочности усиливалось еще больше, стоило повернуть голову и посмотреть на спящую девушку изумительной красоты, которая будто заколдованная принцесса, лежала на кровати возле Дэниела и ждала, когда же явится сказочный принц и своим поцелуем развеет злые чары.

   К сожалению, Дэниел не был принцем, ни сказочным, ни настоящим. Внешне он даже человеком не был. Кот, всего лишь кот породы скотиш-фолд, чудом оказавшийся в доме, где жила самая настоящая принцесса, по крайней мере, так он думал, и которая была увы не заколдованна, разве что неким колдовством можно было считать ее чувства к ее парню Энтони, которого Дэниел за те два дня, что жил у Джессики готов был возненавидеть. По правде говоря, Энтони также не питал большой любви к коту, так как с его появлением Джессика начала уделять Энтони меньше времени, чем прежде. Дэниел же, когда видел, как рука Энтони обнимает за талию Джессику или целует ее, едва не сходил с ума от ревности. Почему? Все очень просто, Дэниел влюбился. Но понял это только сейчас, в эту дивную, тихую и бессонную ночь, лежа на кровати рядом с Джессикой, его принцессой. Про себя Дэниел девушку так и называл "моя принцесса".

   Дэниелу Джессика и вправду казалась настоящей принцессой, красивой, слегка избалованной, но тем не менее с хорошими манерами и чувством такта. Еще этим днем Дэниел думал, что называет Джессику принцессой только из-за того, что в отличии от Дэниела Джесика принадлежала к элитной части общества. Таким образом, называя Джессику принцессой Дэниел как бы констатировал ее принадлежность к элите. Но так он думал еще днем, сейчас же, глядя на спящую и от того казавшуюся еще более красивой девушку, милое и нежное лицо которой благодаря путешествию в страну сновидений приобрело удивительную умиротворенность, он начал догадываться о своих истинных чувствах к Джессике. Да и надо было быть глупцом, чтобы не догадаться. Дэниел же глупцом не был, хотя успел не один раз обозвать себя им. Влюбившись в Джессику он обрек себя на страдания, медленные, мучительные и болезненные. Уже сейчас, глядя на лицо девушки, он чувствовал, как они трусливыми хохочущими гиенами окружают его сознание, готовые при первых же признаках слабости жертвы вгрызсться в ее тело своими ужасными челюстями сожалений.

   Дэниел никогда прежде не любил, да и влюбляться не довелось, но боль, которую причиняют муки неразделенной любви он узнал, едва они проникли в его сердце. И эта ночь, эта дикая и безумная для него ночь, заставила его глаза обратиться с мольбой к небу, а сердце задрожать от душевной боли, обрушившейся на него снегопадом сожаления и разочарования.

   Дэниел поднялся и спрыгнул на пол. Приблизившись к двери, он скользнул в проем, пробежался по небольшому коридорчику, пол которого был устлан ковровой дорожкой, спустился по лестнице на первый этаж и побежал на кухню.

   Дэниелу было жарко. Невероятно жарко. Огонь в груди грозил сжечь его маленькое тельце без остатка, не оставив и лоскутка шерсти. Дэниел надеялся водой потушить этот огонь. Хотя бы немного. К сожалению для Дэниела тот огонь, что жег его душу нельзя была погасить водой, разве что волшебной. Но такой воды у Дэниела не было, поэтому он приник к тарелке с обычной водой, оставленной для него заботливыми хозяевами, и принялся лакать воду. Мысли Дэниела разбрелись по полю сознания, словно овечки по лугу. Силой воли он собрал их в кучу и погнал их в прошлое, на два дня назад, в тот день, когда встретился с Джессикой. Во второй раз. Правда, тот, далекий, словно тридевятое царство, первый раз, когда он увидел девушку из Глазго и встречей нельзя было назвать, некая вспышка озарившая мгновение жизни двоих. Появилась, засияла и погасла, непонятно зачем, непонятно для чего. Будто биение мотылька о лампочку. Бессмысленное действо жизни, обжигающее крылья, отнимающее время.

   Утолив жажду, Дэниел запрыгнул на подоконник и устремил взгляд на небо, в черноту ночи, озаряемую блеклым, неестественным, даже потусторонним, сиянием далекого и, как оказалось, жестокого ночного божества. Дэниел опустил взгляд и заскользил по широкому двору, раскинувшемуся перед домом. Ни звука не неслось снаружи. Даже Биг, здоровенная немецкая овчарка, любимица отца Джессики, и тот не тревожил тишину ночи, хотя днем часто напоминал о себе, то гулким звоном цепи, то заливистым лаем.

   Дэниелу нравилось здесь, нравилось в этом небольшом и уютном поместье семьи Нэвилов, состоящей из Джека Нэвила, отца Джессики, Оливии Нэвил, ее матери, Кэролайн Нэвил, младшей сестры Джессики, и самой Джессики Нэвил, той, что сейчас спала в своей комнате на втором этаже и видела, как надеялся Дэниел, добрые сны.

   Как говорилось, поместье семьи Нэвилов было небольшим, состояло из двухэтажного дома, дома настолько потрясающего, что когда Дэниел его увидел, не мог поверить своим глазам, да и как поверить, когда глядя на него ты будто переносился в сказку - обложенные серым камнем стены, треугольная крыша с красной черепицей, полукружия белых окон, и множество цветочных горшков - над окнами, под окнами, над крыльцом и на земле у стен. Перед домом находились две лужайки, между ними тянулась полоска дороги, ведущая от ворот к гаражу и дому. По бокам дороги цвели клумбы. Цвели они также перед и за металлическим забором, который окружал поместье. За домом раскинулся небольшой сад, за которым смотрел специально нанятый для этих целей местный садовод. И все это чудо находилось в пятнадцати минутах езды от Глазго, в небольшом городке Берсден, являвшимся одним из северных пригородов Глазго.

   Как успел узнать Дэниел, два года назад мистер Нэвил переехал в Глазго из Лондона. Отец Джессики был бизнесменом, совладельцем самой крупной на территории Великобритании компании по продаже брендовых автомобилей. Открытие нового офиса в Глазго стало той причиной, которая заставила его перебраться в Шотландию. Так англичанин Джек Нэвил стал в некотором роде шотландцем. Первое время он не собирался перевозить сюда семью, но красота гористой, тихой и безмолвной Шотландии не могла не тронуть его сердце и вскоре вся семья Нэвилов была в сборе, правда, людный космополит Глазго как место проживания был сменен на более спокойный Берсден. Между тем, Джэк Нэвил продолжал ежедневно навещать Глазго, где у него находился бизнес. Кроме того, в Университете Глазго на экономическом факультете училась Джессика, а в одну из частных школ Глазго заканчивала ее сестра Кэролайн. Мать Джессики и Кэролайн, Оливия, не работала, иногда помогала мужу с бизнесом, но чаще проводила время с подругами или с дочерьми, когда те были дома. А еще Дэниел узнал, что Энтони также был из Глазго. Там жили его родители. Отец был известным в Шотландии политиком, настолько известным, что ему прочили в скором будущем место в Вестминстерском дворце. О матери Энтони Дэниел ничего не знал, о самом Энтони также слышал немного. Учится Энтони в Оксфорде, к родителям приехал на каникулы, да и то из-за Джессики, с которой знаком полгода, а встречается и того меньше, месяца три. Если бы не Джессика, Энтони вряд ли был бы в Глазго, после поступления в Оксфорд он предпочитал проводить время на территории Англии, а не родной Шотландии, особенно он полюбил Лондон, куда в будущем намеревался перебраться и что особенно печалило Дэниела, вместе с Джессикой...

   Тихий вздох потревожил кухню. Дэниел окинул напоследок двор, спрыгнул на пол и потрусил назад в комнату Джессики. Пламя любви, горевшее в его груди, становилось все ярче. Ему захотелось снова оказаться рядом с девушкой, которая сама того неведая взяла в плен его сердце. Дэниел стал одним из тех безумцев, которые готовы часы проводить рядом с объектом своей страсти, любоваться им, будто неким диковинным драгоценным камнем, выполнять все его пожелания, и если понадобится, то и отдать за него жизнь. Дэниел заболел болезнью, которая часто поражает человеческий разум, а вслед за ним и сердце, сковывает их кандалами беспомощности, превращает человека в раба, готового служить хозяину за бесплатно, а главное добровольно. Дэниел заболел болезнью, имя которой влюбленность. Словно ведьма эта болезнь чарует вас, обещает неземные блага и удовольствия, но не держит слова, вероломно обманывает, лишает вас какого-либо выбора, разрушает вашу жизнь и обрекает на гибель. Но что самое страшное в этой болезни так это то, что от нее нет лекарства. И у Дэниела его не было, поэтому единственное, что ему оставалось, так это вернуться в комнату Джессики, запрыгнуть к ней на кровать и любоваться ее спящим профилем, что он и сделал.

   Дэниел лежал на кровати рядом с Джессикой и смотрел, как медленно, почти незаметно поднимается грудь девушки под одеялом. Смотрел и видел, как озарено полуулыбкой ее лицо, как во сне едва вздрагивают ее губы, такие нежные и красивые, и такие... влекущие... влекущие, будто сладкий зов сказочной сирены. И противится этому зову невозможно. Это выше кошачьих сил, и даже человеческих.

   Дэниел смотрел на приоткрытые лепестки губ Джессики и чувствовал, как его влечет к ним, влечет с такой силой, что он даже если бы и хотел воспротивиться, то не смог бы. Волна невероятного желания захлестнула его сознание, заставила подняться на ноги и приблизиться к лицу спящей девушки. Взгляд Дэниела, будто кандалами был прикован к этим изумительным, призывно вздрагивающим и лишающим воли, райским юным устам, обещающим рай на земле, сладчайший мед на губах и немыслимую радость единения. Дэниел приблизил голову к голове Джессики и сглотнул. Он чувствовал, как подрагивают лапы, готовые в любой миг изменить ему с земным притяжением, ощущал учащенное биение его маленького сердечка и... и сладкую истому, изнывающее желание ощутить на губах вкус этих лепестков роз, нежных как теплый воздух и чувственных как душа, изнывающая от страсти.

   Дэниел ощутил усами слабое дуновение ветерка, исходящее из ноздрей девушки. Еще мгновение и его едва заметные тонкие полоски кошачьих губ коснутся вожделенного. Дэниел затаил дыхание, закрыл глаза. Сердце затрепетало маленькой птичкой пойманной в силки. Еще немного и желание сбудется, сознание взорвется восторженным воплем и вознесет его обладателя на небывалую высоту неземного счастья.

   - Нет! - Дэниел отстранился от лица девушки и открыл глаза. - Нет! Я не могу это сделать! Не могу!! Я всего лишь кот, жалкий и недостойный этого совершенного существа кот.

   Дэниел спрыгнул на пол. Лапы не выдержали эмоционального напряжения, подогнулись и кошачье тело распростерлось на мягком, словно шелк, ковре у кровати Джессики.

   - Я не могу, - Дэниел ощутил влагу на глазах. Взгляд его пронзил темноту комнаты и упал на картину на стене, на которой восход солнца озолотил голубую лагуну с изумрудной водой на неизвестном тропическом острове. - Я не хочу осквернить этот благоухайщий бутон своими противными кошачьими губами. Она для другого, а мне только и остается, что смотреть на ее совершенство, не смея мечтать о большем, да изредка чувствовать тепло ее тела, когда она пожелает взять меня к себе в кровать... Как больно... Будто некто неимеющий никакого понятия о жалости острыми когтями разрывает твою душу... На миллионы кусочков, кусочков настолько маленьких, что даже песчинка по сравнению с ними кажется гигантом... Зачем только я вернулся к людям? Страдать? Страдать так, как не страдал даже в Грампианских горах?... Надо вернуться туда... И забыть... Нет! Я никогда не смогу ее забыть... Не смогу... Я сойду с ума от одиночества, украшеного мыслями о ней... Зачем только я увидел ее? Зачем она позволила мне ощутить нежность ее кожи?... Увидеть красоту ее глаз... Очарование улыбки... Проклятье... Будто и того что свалилось на меня не хватало... Заснуть... Забыться и... и не проснуться... Лучше бы я умер в Грампианских горах, тогда бы ничего этого не было бы... Не было бы... Ни душевных мук настоящего... Ни страданий будущего... Не было бы Джессики... принцессы... Проклятье... Наваждение... Муки... Сладкие и... и ужасные... Заставляющие жить и... и страдать... Я хочу ее видеть... хотя бы видеть... ее лицо... губы... глаза... видеть, - Дэниел поднялся, запрыгнул на кровать и устремил взгляд на спящую Джессику. Девушка лежала на боку, по плечи завернувшись в одеяло. Тонкие лямки ночнушки скорее уродовали ее красивые тонкие плечи, чем украшали. Одна рука девушки забралась под подушку, будто пряталась от окружающего мира, вторая же лежала рядом с подушкой. Дэниел приблизился к Джессике и коснулся губами ее руки. Ноздри затрепетали, вдыхая аромат ее тела.

   - Если не могу ощутить вкус ее губ, тогда удовлетворюсь нежностью кожи ее рук, - Дэниел лег на кровать и прижался телом к руке девушки. - Удовлетворюсь созерцанием красоты ее лица, совершенства ее тела. Большего мне не надо. Только видеть ее и знать, что она счастлива... Только видеть ее... Быть рядом с ней... Большего мне не надо... Не надо, - Дэниел извернулся, снова прикоснулся губами к руке Джессики, закрыл глаза и тихо вздохнул. - Если любовь - светлое чувство, тогда почему тот кто любит испытывает боль? Может любовь светла только тогда, когда она взаимна? Тогда если она не взаимна, становится темным чувством. Но тогда это и не любовь совсем. А может любви не существует? Может она не более чем иллюзия? Тогда что испытываю я, если не любовь? Не знаю. Я всего лишь жалкий кот, позволивший себе замахнуться на то, что свойственно только людям. Жалкий, глупый кот. Вот и расплачивайся за глупость, - Дэниел удобнее углегся на кровати и снова вздохнул. - Пошло все к черту... Сон, если ты не придешь в считанные секунды, я выберусь на улицу, залезу на крышу и начну горланить кошачьи песни. Как самый настоящий кот. Если и играть свою роль, то играть ее следует до конца.

   То ли сон решил сжалиться над Дэниелем, то ли просто испугался его угроз, но не прошло и минуты, как Дэниел уже спал, уткнувшись мордочкой в руку Джессики.

   Если бы луна была более любопытной, не ограничивалась созерцанием земли с высоты, а заглядывала в окна спящих домов, то могла бы увидеть довольно таки забавные, а может даже и удивительные картины. Загляни она в эти минуты своего скучного шествия по просторам звездного неба в окно спальни Джессики Нэвил, то увидела бы следующую картину. Девушка проснулась и зевнула. Заметив лежащего рядом спящего кота, она улыбнулась, притянула его к себе, коснулась губами его шерстки и прижала к груди, после чего закрыла глаза и вскоре заснула.

   Но луна не была любопытным существом. Она вообще не была живым существом, поэтому ей было несвойственно то удивительное чувство, которым наделены многие, если не все, живые существа, поэтому она продолжала неспешно брести среди океана перемигивающихся звезд, словно старуха, погруженная в невеселые мысли, навстречу рассвету, ее ежедневному безжалостному палачу. Благо луна, проходит время, и словно феникс снова воспаряет на небо, будто насмехаясь над напрасными усилиями палача. И она снова скользит по небу в окружении вассалов-звезд, бесстрастная и унылая, напрочь лишенная какого-либо любопытства.