Татьяна Алексеевна умирает 7 декабря. На похоронах я, риелтор, моя мама и Лера. Какие-то художники и обладатели картин Татьяны Алексеевны. Подруга Ядвига на похороны не приходит. Вот уже несколько месяцев она тяжело больна. Сама ли она вызвала свою болезнь, я не знаю, но время от времени навещаю ее.
Татьяны Алексеевны больше нет. Ее квартира ждет нового владельца, и, разглядывая красный крест на ее двери, я задаюсь одним лишь вопросом: почему Павкина отправили домой, а мужа Татьяны Алексеевны расстреляли?
Соседка рассказала мне, что все эти годы мужчины провели вместе, вместе их отправляли из лагеря в лагерь, вместе освободили в 45-м году. Вместе они должны были вернуться домой, но один солдат отчего-то был уничтожен, а другой освобожден и представлен к наградам.
Этот вопрос не дает мне покоя. Навестив могилу жены в Екатеринбурге, я прошу у друга дать мне машину на день. Въехав в деревушку, я вижу памятник Сталину с новой, непропорционально большой головой. Отыскав дом Павкина, я стучу в дверь. Спустя несколько мгновений мне открывает худой старик.
– Вячеслав Викторович? – спрашиваю я.
– Да.
– Добрый день! Я к вам из Екатеринбурга. Можем мы поговорить?
– Ну да.
Я прохожу. Дом бедный. Хижина одинокого мужика. Первое, что я замечаю, – портрет Сталина на ковре на стене.
– Вы знаете, я бы хотел задать вам один вопрос…
– Ну валяй…
– Вы помните такого солдата – Павкова Алексея, он вместе с вами был в плену.
– Ну, допустим, помню, и что?
– Вы могли бы мне о нем рассказать?
– А что о нем рассказывать?
– Все. Какой он был солдат?
– Во-первых, Павков никогда не был солдатом. Солдатом был я, а он всего-навсего готовил диверсии.
– Простите, я неточно выразился, но так вы его помните?
– Ну даже если и помню, то что?
– Вы знаете, как закончилась его жизнь?
– А мне какое дело, как закончилась его жизнь? Мы с ним не были друзьями.
– И все же… Вы знаете, что его расстреляли?
– Ну и что?
– Неужели вам наплевать на человека, который вместе с вами провел столько лет в плену?
– Слушайте, мы жили в одном бараке, только я каждый день выполнял тяжелую работу, а он сидел в теплом кабинете у фрицев и что-то там малевал. Я падал с ног от усталости, а эта шкура, возвратившись в барак, рассуждал, что все из-за товарища Сталина, что товарищ Сталин такое же чудовище, как и Гитлер. В новом лагере я опять впахивал, а этот приживала находил себе теплое местечко! Гнида он был, этот Павков, контра поганая и мразь!
– Ясно. А после освобождения из плена вы были в советском фильтрационном лагере?
– Конечно, был! Как и все, был! Только у меня грехов перед советской властью не было, а потому меня сразу выпустили!
– Как это выпустили?
– Легко! Мне сразу предложили сотрудничать, и я рассказал все как было. И про Павкова этого вашего, и про других таких же антисоветчиков. Говорят теперь, что были репрессии, что всех их отправляли в лагеря и расстреливали, но ничего такого не было! Меня вызвали на допрос всего два раза, были со мной очень вежливы, и когда я все рассказал, отправили домой. Честных людей советская власть никогда не трогала!
– А многих людей отправили домой вместе с вами?
– Не знаю, я один вышел.
Старик идет на улицу. Я за ним. Он берет лопату, а я сажусь в машину. Старик долго шагает по заснеженной дороге. Я спрашиваю, не нужно ли его подвезти, но он отказывается. Наконец мы оказываемся на главной площади. Я понимаю, что старик пришел сюда, чтобы убрать снег возле памятника вождю.
+