Удивительно было снова видеть цвета.
Вырванная без предупреждения из своей оргии Мунчайлд, голая и обалдевшая, все еще стояла на четвереньках. Диггер снял рубашку, укрыл ею мать и помог ей подняться. Потом сурово посмотрел на меня своим сверкающим невозмутимым взглядом.
– Пусть тот, кто сам без греха, первым бросит камень.
Мне было не по себе, поэтому я отреагировал остро:
– Не волнуйся, парень. От меня ты ни слова не услышишь. Я знаю, что причина всех неприятностей – я сам.
– Не торопись принимать на себя слишком большую вину, отец, ибо есть Единственный, кто выше нас всех...
Я не слишком всерьез воспринимал то, что вещает Диггер, зная, что в нем говорят мемы Иисусовой ящерицы.
– Отлично, когда в следующий раз будешь с Ним общаться, спроси Его, что Он имел в виду, когда создал все из ничего, хорошо?
– Спрошу.
Вопрос был улажен, и я огляделся.
Мы находились в огромной гладкой металлической комнате без окон и дверей, без единого шва.
Однако в одном из углов на полу сидел Ганс! Гипнотический мерцающий эффект от его манипуляторов, находящихся в непрестанном движении, отсутствовал. Куст казался чем-то обычным, мирным, невзрачным, эдаким растительным цилиндрическим стеблем с многочисленными перепутанными ветвями разного размера.
Может быть, он умер? В хорошеньком положении он меня оставил!
Я осторожно шагнул к неподвижному чувствительному роботу и тронул одну из вытянутых рук.
– Ганс? Ты слышишь меня, Ганс? Это я, Пол Жирар. У тебя в голове есть кое-что из моего системного обеспечения, помнишь?..
Куст мгновенно ожил и замерцал так, что я поспешно отскочил. Он поднялся на несколько футов над полом и завис.
– Пол! Что ты тут делаешь? В этом ужасном месте!
Ганс меня не забыл! Это, должно быть, настоящий изначальный Ганс, я готов был молиться об этом. А значит, мои беды уже, считай, закончились.
– Ужасном? Что ужасного в пустой комнате? Если что-то пойдет не так, мы всегда можем слинять в другую вселенную...
– Да в том то и все дело! Не можем! Эта комната ограждена полем, которое исключает любые подобные перемещения. Сюда попасть можно, но отсюда невозможно убраться. Мы в ловушке!
– В ловушке? Но чьей?
Ганс рухнул на пол со вздохом отчаяния.
– Недругов, как моих, так и всех людей... Минскийцев!