Моя жизнь ни к черту не удалась.

Я понял это в одно печальное утро, когда шел пешком на работу.

Словно голубой разряд молнии, разящей прямо в зад, мысль поразила меня посреди шага.

Моя жизнь безнадежно и полностью, на все шесть дней, предшествующих воскресенью Святого Отдохновения, ни черта не удалась .

Говорите мне после этого о проклятых откровениях святого Петра.

Вначале это горькое прозрение погрузило меня в еще более глубокую депрессию, чем обычно. Помните, наверно, ту сцену у Феллини в «Восемь с половиной», где на пресс-конференции Мастроянни забирается под стол, спасаясь от своих мучителей, а потом стреляет себе в голову? На полмига я почувствовал то же, что чувствовали ботинки тех, по чьим ногам он пробирался под столом.

Потом случилось нечто занятное. Прежде чем моя нога совершила свое следующее пешеходно-поступательное движение, все мое самоненавистничество испарилось, остались только холод и равнодушная ясность. Я ощутил внутри себя будто бы одного из Уэллсовых марсиан. Впервые за долгое время я получил возможность объективно рассмотреть свою жизнь.

Шоры упали с моих глаз. Или случилось что-то, описываемое клише равной силы.

Мне сорок пять лет, я работаю продавцом в маленьком частном книжном магазинчике в городке при колледже. Магазинчик называется – ха! – «Страна книг». Работа моя – сущий тупик карьеры: не требует ни грамма мозгов, но предоставляет мне крышу над седеющей головой и холодильник, в котором замороженных овощей, рыбных палочек и шестибаночных упаковок пива ровно столько, сколько мне надо. И эта работа для меня столь же неподходяща, как выполнять тонкую ручную работу в толстых кухонных рукавицах. (Причем я был настолько неудачлив в своей повседневной жизни, что даже не добыл такую вот стеганую защиту для своей одинокой действительности.)

Когда-то, много лет и пространств назад, у меня были голова и мозги. Разум, который мог бы завести меня куда-нибудь, примени я его верным образом. Я мог бы поступить в колледж, потом горбатиться на работе, не рисковать и не высовываться, целовать задницы. Заниматься бла-бла-бла (здесь и далее сокращенно: БББ).

Понимаете, насколько мне помнится, было время, когда я был толковым и смекалистым парнем. Таким смекалистым и толковым, что мог стать кем угодно. Врачом, юристом, ученым, брокером. (Ладно, пускай последнее и шаг назад по эволюционной лестнице, но зато брокеры хорошо зарабатывают.) Однако дни эти давно минули, растрачены по мелочам и унесены ветром.

И винить в этом некого, кроме себя.

Вот какая мантра!