1

Спать, не сняв форменной одежды, – сущее наказание. Если лечь набок, то погон на плече врезается в шею, аккурат в область сонной артерии, так что и удушиться недолго. А на спине старший оперуполномоченный капитан милиции Фролов уснуть никогда не мог.

Чертыхнувшись, он сел на продавленном служебном диване, потянулся к столу, вытряхнул из пачки сигарету «Ява» – тридцатую, не иначе, за сутки, щёлкнул зажигалкой и пыхнул в потолок облачком крепкого дыма. Три часа ночи. Самое время сна, а не спится. А все новый начальник УВД! Издал приказ операм из УГРО во время дежурств по управлению в форме ходить. Его, видишь ли, цивильная одежда сыскарей своим небравым видом раздражает. Высокое начальство считает, что в кителях да шинелях, сверкая золотом кокарды на фуражках, оперативникам по чердакам да подвалам сподручнее за жульём гоняться!

Капитан, потыкав в кнопки телефона, набрал по внутренней связи номер дежурки:

– Приходько? Как обстановка?

– Спи, Никита, не дергайся, – добродушно попенял ему ответственный дежурный по управлению майор Приходько. – В Дзержинском районе драка на бытовой почве, в Советском – куртку сняли с прохожего. Мелочёвка, короче. Ребята из райотделов сами справятся. Так что отдыхай, пока есть возможность…

Фролов положил трубку на аппарат. Дежурство нынче выдалось на редкость спокойным. Управление уголовного розыска краевого УВД подключалось лишь при совершении тяжких преступлений – крупных краж, разбойных нападений, убийств. «Бытовухой» же занимались в основном райотделы. Впрочем, исключения бывали. Месяц назад, например, всю милицию города, включая УВД и УГРО, на уши поставили – у губернатора края любимая собачка пропала. Молодой кобелёк какой-то чрезвычайно редкой породы, название которой и выговорить-то невозможно, язык сломаешь, увязался за течной сукой – самой что ни на есть плебейской блохастой дворняжкой – и был обнаружен лишь три дня спустя в стае шелудивых псов, сопровождавших столь же облезлую даму. И все эти три дня сотрудники милиции работали по усиленному варианту несения службы. А потому патрульный экипаж, изловивший кобелька, всерьез намеревался придушить животину, но, к счастью своему и пса, не сделал этого, получив благодарность от самого генерала – начальника УВД. О том, чтобы компенсировать сотрудникам работу сверхурочно и в выходные дни, речи, конечно, не было.

– Погоны таскаете? – грозно вопрошал подчиненных, стоило им заикнуться о праве на отдых, начальник УГРО грузный полковник Титаренко, чередовавший сигареты с таблетками от головной боли, которые грыз, не запивая водой, словно леденцы, морщась то от дыма, то от лекарственной горечи. – Вот и несите с достоинством тяготы и лишения милицейской службы. Ишь, расчувствовались, как профсоюзники… Отгулы им подавай!

От невесёлых воспоминаний Фролова отвлёк пронзительный телефонный звонок. На том конце провода майор Приходько сообщил не без злорадства:

– Вот и накликал ты на свою задницу приключения! Не спалось, вишь ли, ему…

– Что у вас там? – догадываясь уже, что отдыхать больше не придётся, отозвался капитан.

– А там у нас, Никитушка, труп. Со следами насильственной смерти. В Промышленном районе. В Шанхае. Экипаж патрульно-постовой службы получил сообщение о драке на улице Короленко. Подъехал, но уже никого не застал. Только трупак свежий с колото-резаным ранением в сердце. Да ты не расстраивайся шибко, – посочувствовал оперативнику майор, – думаю, с раскрытием проблем особых не будет. Убитый по виду бомж. Наверняка его дружки замочили. И патрули быстро их возьмут. Мы туда ещё три экипажа подтянули, они сейчас все окрестные кварталы шерстят. На худой конец поймаете какого-нибудь синюгу, настучите ему по почкам, он и признается… – хохотнул в трубку Приходько. – Так что дело плёвое. Но прокурор, экспертно-криминалистическая группа на место происшествия выехали. Впрягайся и ты. Дежурный «уазик» уже у подъезда.

– Понял, – буркнул Фролов, опуская трубку.

Он неторопливо набросил поверх рубашку наплечную кобуру с табельным «Макаровым», натянул китель – августовские ночи в их краю прохладные, прихватил электрический фонарик «жучок» и покинул уютный кабинет, заперев ключом дверной замок – простенький, от честных людей, которых в главном здании милицейского ведомства, конечно же, большинство.

 

2

Управление внутренних дел и среди ночи сияло окнами, заметно выделяясь среди административных строений центральной части большого сибирского города, носившего неофициальный титул столицы таёжного края. Некогда заштатный городок с открытием и разработкой нефтяных месторождений переживал теперь ренессанс, пух от дурных, обусловленных ростом мировых цен на чёрное золото, денег, разросся ввысь и вширь, расцвёл огнями рекламы офисов богатых фирм, банков, отелей и роскошных магазинов, палил в северное небо снопами праздничных фейерверков по поводу и без повода, колобродил и пучился весельем, словно игристое шампанское в ледяном хрустальном бокале, хлопая иногда будто вылетевшей из бутылки пробкой, пистолетными выстрелами киллеров по чьим-то несговорчивым конкурентам в бизнесе, но случалось такое в последние годы всё реже. Слава богу, кажется, всё уже поделили, захапали, и главные разборки, кому и из каких месторождений качать нефть, перенеслись в Москву, а то, глядишь, и ещё выше – в Кремль.

Но к нефтеносной трубе, шедшей отсюда, из таёжной глуши и промороженной тундры, до самой Европы, присосались далеко не все местные жители. И если проехать несколько бурлящих сытой и праздничной жизнью элитарных кварталов и очутиться на окраине, где обитают аборигены, то город оборачивался здесь своей тёмной и грязной изнанкой. На ухабистых улочках лепились плотно друг к другу кособокие бревенчатые домишки дореволюционной постройки, переплетались тесно глухими заборами, ветхими сараюшками и высоченными поленницами дров на задних дворах, заросшими бурьяном огородами и помойками, а по узким проулкам, по которым не могли проехать милицейские «уазики», местные жители, избегая столкновений с правоохранительными органами, разбегались при случае дружно и споро, как тараканы, легко ускользая таким образом от карающей десницы закона.

Народ, обитавший здесь исконно – и при царском режиме, и при советской власти, занимался предпочтительно криминальным промыслом, а нынче и вовсе пустился во все тяжкие. Торговал палёной водкой, наркотиками, краденым шмотьём, держал на отстое и курочил на запчасти угнанные автомобили. Сюда же со всего города стекался бедовый люд, съезжались освободившиеся из колоний зеки, грабители и воры несли барыгам неправедную добычу – «слам», а пьяницы и наркоманы – деньги, последнее семейное золотишко, здесь испокон веков скрывались беглые заключённые и объявленные в розыск преступники.

Правда, уже в новейшие временам и в этом сумрачном, замусоренном районе, словно золотые фиксы в гнилозубом рту, стали появляться сияющие нахально коттеджи. То строились наиболее удачливые обитатели Шанхая – воры, рэкетиры, наркоторговцы, цыганские бароны, чувствующие себя привычно, комфортно и безопасно среди окружающей их нищеты, пьянства и дерзкого криминала.

Вот куда ехал сейчас Фролов, удивляясь про себя, что именно отсюда последовал звонок в милицию, сообщивший о драке. У местного населения привычек сигнализировать правоохранительным органам о таких происшествиях не водилось. Не иначе как невзначай завернувший на эти кривые улочки таксист стуканул по мобильному телефону…

Водитель «дежурки» вёл машину вполне уверенно, хорошо зная этот район, в котором ему наверняка многократно приходилось бывать по служебным делам. Тем более что и углубляться в трущобы Шанхая, застроенного изначально без всякого плана, самовольно, милицейскому «уазику» не пришлось. Улица Короленко ответвлялась от оживлённой городской магистрали и ныряла в низину, в которой угнездился посёлок. В начале её даже горели фонари на столбах, и под одним из них, когда машина подкатила ближе, Фролов разглядел одинокую фигуру топтавшегося в пятачке света молодого милиционера, а у его ног – распростёртое на тротуаре тело.

Постовой бросился к затормозившему рядом «коробку», как к родному:

– Ну наконец приехали! – с явным облегчением выдохнул он. – А то бросили меня здесь в одиночку жмурика сторожить, а напарники по задержанию убийцы работают. Укатили, а я стою в этом шпанинском районе и думаю: вернуться наши, а тут вместо одного трупа – два. Представляете, каково здесь ночью в милицейской форме маячить? Я уже и пистолет приготовил. Вот, – вынул он из кармана чёрный «Макаров». – Думаю, ежели что, то дорого продам свою жизнь!

– Да кто ж на такого бравого мента нападёт! – усмехнулся Фролов, подосадовав тем не менее на коллег постового. Действительно, оставили салагу в таком криминальном курмыше. А если бы и впрямь здешние оторвяги на него налетели? И успокоил, смягчившись: – Ладно, обошлось же… Ну, показывай мне место преступления, которое ты так мужественно, можно сказать в тылу врага, охранял.

– Да вот оно, – шмыгнув носом, указал на труп милиционер. – Тело мы не трогали, командир отделения только пульс пощупал. Да и так видно, что «жмурик». Следов обуви, – постовой склонился над покрытым коркой засохшей грязи асфальтом, – визуально не обнаружено. Посторонние к телу не подходили. Так что вполне оправдано в данной ситуации применение служебной собаки, – авторитетно заявил он, а потом, глянув на улыбающегося капитана, добавил, смутившись: – По горячим следам.

– Ишь ты, какой грамотный, – искренне удивился Фролов. – Учишься?

– На втором курсе юридического, – не без гордости пояснил милиционер.

– А раз так, то запоминай, – назидательно поднял указательный палец капитан. – Я за всю жизнь только раз видел, чтобы служебная собака преступника задержала. И то знаешь где? В кинофильме «Ко мне, Мухтар!». Поэтому твои старшие товарищи из экипажа правильно сделали, что, не дожидаясь кинолога, сами по горячим следам рванули. Так-то оно вернее… А ты, раз такой сообразительный, доложи, что успели предпринять по этому делу. Труп хорошо досмотрели?

– Никак нет! – вытянувшись, по-военному чётко отрапортовал милиционер. – Согласно уставу патрульно-постовой службы мы организовали охрану места происшествия и улик и приняли меры к задержанию преступников. Осмотр тела проведён поверхностно на предмет установления характера телесных повреждений и документов. Повреждение обнаружили, а документов, удостоверяющих личность, у погибшего нет.

– Молодец! – от души похвалил его капитан. – Быть тебе со временем генералом!

Затем склонился над трупом, подсвечивая фонариком, внимательно осмотрел. Мертвец действительно походил на бомжа. Затрапезная одежонка: вылинявшая до белизны, порванная по многих местах телогрейка-стёганка, какие и не шьют теперь, кажется, – с расплывшимся на левой стороне груди пятном крови с блюдце величиной, брюки вроде спецовочных – грязные, с дырой на правом колене и обтрепавшимися до бахромы штанинами. Возраст – под пятьдесят. Хотя, возможно, и моложе. Убитого могла старить густая, окладистая, с проседью борода. Волосы на голове длинные, давно не стриженые, торчащие слипшимися сальными прядями из-под вязаной шапочки. Однако устойчивого алкогольного запаха, неистребимо сопровождавшего подобных типов и после смерти, капитан не ощутил.

Не без чувства отвращения он пошарил в боковых карманах фуфайки поверженного, извлёк оттуда холщовый мешочек с чем-то сыпучим, смятый коробок спичек. Размотав тесёмку на горловине мешочка, запустил туда пальцы. Вытянул щепотку махорки и сложенный гармошкой обрывок газеты. Господи, кисет! А бумага-то для самокруток. Из какого века пожаловал этот парень?

– Махорка, – показал Фролов постовому жёлтые крупицы. – Где он её, интересно, взял? Теперь такое дерьмо и в зонах не курят.

Молодой милиционер внимал, воспринимая происходящее, должно быть, как практическое занятие в институте, и даже осторожно взял с ладони капитана несколько крупинок махорки, поднеся к носу, понюхал задумчиво.

– И кисет, гляди-ка, – указал на мешочек Фролов. – Хоть и замызганный, а с вышивкой. Вон какими узорами украшен. Ручная работа!

Он продолжил обыск. В карманах штанов погибшего нашлось несколько десятирублёвых купюр, тоже изрядно замусоленных, и компас в пластмассовом футляре. Из-за голенища раздолбанных, коричневых от старости кирзовых сапог капитан извлёк длинную финку с наборной плексигласовой рукояткой и острым как бритва лезвием.

– А мужичок-то того… С жалом оказался, – заметил Фролов. – Странно, что он таким пёрышком для самообороны не воспользовался…

Углядев за спиной убитого тощий вещмешок, перекинутый через правое плечо, капитан приподнял тело, расправил закостеневшую уже руку трупа и вытянул из-под него ношу. Распустив лямки, захлёстнутые петлёй у горловины, вытряхнул содержимое на живот покойника. Внутри оказалась пустая солдатская фляжка в брезентовом чехле, половина краюхи тёмного хлеба, шмат сала с ладонь величиной в промасленной обёрточной бумаге, узелок с крупного помола солью, несколько кусочков пилёного сахара в картонной коробочке, пригоршня чая в газетном свёртке, ржаные сухари в чистой с виду белой тряпице, пара шерстяных носков домашней вязки.

– Для бомжа мужик аккуратный. На алкаша не похож, – подвёл итог своим изысканиям Фролов.

Осторожно касаясь одежды убитого кончиками пальцев, капитан расстегнул на нём ватник. И сразу же увидел под ним серую нательную рубаху вроде тех, что носят солдаты в армии, а на животе поверх рубахи – широкий пояс, напоминающий охотничий патронташ из дерматина с вертикально пришитыми кармашками, застёгнутыми на пуговички, в каждом из которых могли спокойно уместиться пара пачек сигарет.

– Шахид! Пояс смертника! – отшатнулся испуганно молодой милиционер.

– Не то, – уже догадавшись, с чем имеет дело, процедил сквозь зубы Фролов.

Расстегнув клапан одного из кармашков, он не без труда извлёк оттуда тяжёлый брусок металла. Взвесив его на руке, рассмотрев при неверном свете фонаря, удовлетворённо щёлкнул по нему ногтем. Потом протянул постовому:

– Держи!

– Что это? – настороженно принял брусок тот.

– Золото. Полюбуйся, а то жизнь проживёшь и не увидишь больше такого. – Достав сигарету, закурил, покачав задумчиво головой: – Этот мужичок драгметалла на себе на несколько сотен тысяч баксов таскал. А ты говоришь – бомж…

 

3

Через несколько минут к месту преступления подъехало сразу три автомобиля – прокурор, эксперты-криминалисты, опера из Промышленного РОВД. У тела убитого началась неторопливая, выверенная годами работа, озаряемая время от времени сполохами фотовспышек.

– На бытовуху случившееся явно не тянет, – веско изрёк толстый, вальяжный прокурор, понянчив в руках килограммовый золотой слиток. – Надо товарищей из ФСБ подключать.

– Валяйте, – равнодушно согласился Фролов. – А наше дело служивое. Задержать убийц да расколоть. А если федералы на себя это дело возьмут… что ж, как говорится, баба с возу – кобыле легче.

– Ответственности за раскрытие данного преступления с вас пока никто не снимал, – заметил неприязненно прокурор, искоса глянув на капитана как на мелкую оперативную сошку, не демонстрирующую почтительности к надзорному органу. – Так что приступайте к исполнению своих прямых обязанностей. И представьте нам виновных в преступлении лиц. Ну а мы уж без вас разберёмся с юрисдикцией этого дела…

Фролов, скривившись, отошёл в сторону. Он терпеть не мог прокурорских работников – как на подбор холёных и спесивых. Это лишь в телесериалах они гоняются с пистолетами в руках за преступниками, а в реальной жизни просиживают штаны в кабинетах, щеголяют отутюженной формой, курят дорогие сигареты и презирают ментов как «чёрную кость».

– Привет работникам центрального аппарата, – окликнул капитана знакомый голос.

Он оглянулся. К нему тянул, здороваясь, лапищу подполковник Смирнов – начальник отдела УГРО Промышленного РОВД, огромный широкоплечий мужик.

– Даром что управленческий кадр, а на месте преступления, гляди-ка, раньше моих парней оказался!

– Шустрим. Подаём нижестоящему звену личный пример, – оттаивая от пикировки с прокурором, улыбнулся Фролов. Смирнов ему нравился – свой парень, всю жизнь пропахал на земле, прирождённый сыскарь.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – указав на труп, спросил вполголоса подполковник.

– Убитый – курьер, обеспечивавший трафик незаконно добытого золота, – пожал плечами Фролов. – А может быть, и похищенного с прииска. Причём работают ребята в крупных масштабах. Этот мужик десять кило на себе пёр. Откуда и куда – пока неясно. А замочили его, судя по всему, случайные ухари, здешние отморозки. И смылись, не подозревая, какой клад хранится под драной фуфайкой потерпевшего. Вот их-то нам с тобой и надо срочно найти. Дело закручивается серьёзное. Хищение золота – сам понимаешь, преступление против государства. И нас с тобой и непосредственное начальство, и прокурорская братва с фээсбэшниками будут трясти, как грушу, пока мы им пацанов, запоровших курьера, не предъявим. Так что давай поднимай по тревоге весь вверенный тебе в подчинение личный состав!

В кармане куртки-штормовки Смирнова заверещал мобильник. Подполковник поднёс его к уху:

– Да… Молодцы. Сейчас подъедем. – И обернувшись к Фролову, сообщил довольно: – Кажись, хлопнули ребята из патрульно-постовой службы тех, кто нам нужен. Двоих местных. Они в райотделе уже, в обезьяннике сидят. Можешь дежурку отпустить. Я на колёсах, со мной поедешь. Давай быстро, пока эти чистоплюи прокурорские не пронюхали, мы с подозреваемыми первыми потолкуем.

 

4

В дежурной части РОВД, несмотря на пятый час утра, когда дремота валит с ног даже самых крепких, царило совсем не сонное оживление. У крыльца главного подъезда двухэтажного здания райотдела, многие окна которого были освещены, урчали милицейские автомобили, а возле металлической входной двери со смотровым глазком не по-уставному вольно смолил цигарку часовой в бронежилете, с короткоствольным автоматом АКСУ на груди. Он по-свойски кивнул Смирнову, безропотно пропустив подполковника и его спутника внутрь.

В вестибюле дежурки толпилась разношерстная публика. Возбуждённо прохаживалась туда-сюда, подметая пол длинной юбкой, цыганка. Оперативному дежурному втолковывал что-то, сунув голову в окошко в пластиковой перегородке, не слишком трезвый гражданин. На длинной деревянной скамье посапывал сладко неряшливый старик. Рядом с ним, отодвинувшись брезгливо, устроилась хорошо одетая семейная пара. Между ними уместился их отпрыск лет четырнадцати. Он сосредоточенно ковырял в носу, в то время как родители с двух сторон жужжали ему в оба уха свои наставления. В обезьяннике, за стальными прутьями решетки, забившись в угол, рыдала, размазывая по лицу макияж, пышненькая блондинка с фингалом под глазом. Свернувшись по-собачьи, калачиком, прямо на цементном полу спал пьяный бомж. А на длинной скамье раскинулись вольготно два парня. Один, постарше, – длинный и жилистый, какими бывают долго сидевшие на тюремной баланде урки, с синими от наколок руками. Второй помоложе, вполне вероятно несовершеннолетний – коротко стриженый, тощий и настороженный злобно, словно хорёк.

– Эти? – указав на парочку, поинтересовался у дежурного милиционера Смирнов.

– Так точно! – кивнул старший лейтенант и заорал на хмельного посетителя в окошке. – Кончай мне мозги парить! Напиши заявление и приноси утром! – А потом опять повернулся к подполковнику: – Задержаны на улице Розы Люксембург, у круглосуточного пивного ларька. У молодого изъят при личном досмотре выкидной нож с пятнами бурого цвета, на руках следы крови. Сделаны смывы, всё задокументировано.

– Дай ключ от крякушника, я с этими пацанами потолкую. А это товарищ из управления, он со мной, – распорядился Смирнов.

Открыв клетку, подполковник бросил татуированному верзиле:

– Ты! Иди ко мне.

Тот, независимо вздернув подбородок, подошёл, ухмыляясь.

– Руки давай…

Смирнов защёлкнул на его запястьях стальные браслеты.

– На хрена в наручники закоцал, командир?! – вскинулся урка. – Я, в натуре, ваще не при делах. Задержали незаконно… Адвоката давай!

– Ага. Он тебя как раз ждёт. Пошли, – хмуро сообщил подполковник и, взяв парня за костлявое плечо, толкнул, направляя в конец коридора.

– Да чё ты на меня грузишь, начальник! – громко возмутился задержанный. Но Смирнов ткнул его кулаком в спину:

– Иди, не базарь, там узнаешь.

Так, подталкивая, урку довели до двери кабинета. У порога он опять возмущенно обернулся:

– Это вам не тридцать седьмой год, чтоб людей ни за что ни про что на улицах хватать и в каталажку прятать! Я требую соблюдения прав моей личности!

Смирнов профессионально коротко, без размаха, врезал ему в челюсть. Задержанный головой вышиб дверь, перелетел через порог, кубарем прокатился по полу, влепившись в противоположную стену.

– Это тебе по правам твоей личности, – угрюмо сообщил, входя следом, подполковник. – А сейчас ещё по почкам пройдусь…

Фролов, шагнув в кабинет, прикрыл за собой дверь, посоветовал отечески-сочувственно:

– Колись, парень, по-хорошему. Вы с подельником не бомжа, а серьёзного мужика завалили. Так что мы по-любому тебя раскрутим. А чистосердечным признанием ты существенно облегчишь свою незавидную участь.

Урка сел, опершись спиной о стену, тряхнул головой, сказал, будто проснувшись:

– Всё, граждане командиры. Понял. Я человек больной. У меня ещё с прошлой ходки в сизо почки отбиты. Запросто крякнуть могу, если бить будете. Потом не отпишетесь…

Смирнов подошёл к нему, прихватив за воротник кожаной куртки, поднял с пола, подбодрил:

– Я же вижу – ты конкретный пацан. С понятиями. – Подвёл и водрузил его на привинченный к полу табурет, сам сел за обшарпанный стол напротив, указав на место рядом с собой Фролову. – Но и ты меня тоже пойми. Всё, что ты мне сейчас скажешь, между нами останется. А я этих понтов ваших блатных насмотрелся, они у меня вот где, – провёл он ребром ладони по своему горлу. – Перед следователем кривляться, в несознанку играть будешь. А мне конкретный расклад нужен – кто из вас и за что мужика на улице замочил. Говори честно. Я, видишь же, никаких бумажек ни пишу. А оперативную информацию, сам знаешь, к уголовному делу не пришьёшь. Так что давай по-хорошему. Тем более что у тебя почки больные…

Верзила поёрзал на табурете, попросил покаянно:

– Сигареткой не угостите? Мои при шмоне изъяли.

Подполковник вытряхнул из пачки сигарету, прикурил, сунул в губы задержанному, спросил мирно:

– У тебя сколько ходок на зону было?

– Четыре, первая по малолетке ещё… Последний раз на тройке сидел, на крытом режиме. Месяца не прошло, как откинулся. И на тебе. Опять неприятность. Но я, гражданин начальник, в натуре не при делах… Не для протокола скажу. Ежели что, предупреждаю честно: в несознанку уйду на следствии. Мне же своих сдавать по понятиям не канает…

– Договорились же, – вроде даже обиделся оперативник. – За кого ты меня держишь? Любого авторитетного парня спроси, и тебе подтвердят: подполковник Смирнов от своих слов не отказывается, обещал – сделает. На хрена нам протоколы, бумажная дребедень? Ты же, я вижу, здравый арестант, понимаешь, что весь базар между нами останется. А это товарищ из управления, – пояснил, заметив косой взгляд задержанного в сторону Фролова, – тоже человек с понятиями… Дай-ка я наручники с тебя сниму, а то курить неудобно…

Он расстегнул на татуированных запястьях задержанного стальные браслеты. Тот кивнул благодарно, потёр задумчиво ушибленную челюсть.

– Короче, командир, как на духу… Я, как от хозяина откинулся, сразу сюда, на хату к братану родному. Отлежусь, думаю, здоровье поправлю. У меня ж язва желудка, а её лучше всего чистым спиртом лечить. Ну, в крайнем, водочкой. Короче, отдыхаю, лечусь. Братан в автосервисе шабашит, целый день там. Ну, я от скуки с племяшом и скорефанился. Он хоть и малолетка, но вроде по понятиям просекает… Да только он не племяшом, а козлом оказался. Отмороженным на всю голову.

– Да ты чё?! – сочувственно возмутился Смирнов.

– А то! Подставил меня, козёл, по полной программе. У них, у нынешних молодых, ваще тормозов нет. Пошли мы с ним сёдня… то есть вчера уже… пивка попить. Отдохнули культурно – пивко, водочка, шмары… Короче, всё путём. Домой возвращались ночью уже. И тут навстречу мужик этот. Бомжара…

– Ну-ну, – подбодрил его опер.

– А Васька… ну, то есть племяш мой… грит: щас я к нему приколюсь. Чё, грит, таскается здесь, экологию портит. Я было его укорачивать: дескать, чё тебе этот мужик сделал, пусть канает своей дорогой. А племяш не послушал. Подлетел к мужику. И как водится: дай закурить. Тот руку в карман и кисет достаёт: угощайся, мол. А Васька глаза вытаращил. Они ж, нынешние, кисета никогда не видели! И спрашивает: эт чё, конопля? А тот: не-е, махорочка местная. Раз, грит, не хошь – тада отвали. Сопли, грит, у тебя ещё не высохли, штоб сурьёзный табак курить. И кисет опять в карман спрятал. Ваське, козлу, такой базар обидным показался. Он пику выхватил (я, грешным делом, и не знал, что у него нож с собой) и раз – мужику в грудь. На, дескать, знай, кому грубить можно… Они ж беспредельщики все, малолетки-то! Им человека завалить – раз плюнуть…

Задержанный замолчал, раздавил в пустой консервной банке, заменяющей пепельницу, сигаретный окурок.

– Дальше-то что было? – не отставал Смирнов.

– Да чё… Свалили быстро оттуда, да и всё. А пока шли, я ему предъявил: чё, грю, сучонок, наделал? Сам, грю, мужика завалил, сам и отвечай. Я ж тюремной баланды и так нахлебался, штоб за какого-то козла, хоть и племянник, сидеть! Опять же здоровья у меня нет никакого… Так что, командир, берите его и крутите. Пусть, в натуре, если такой борзый, на шконках попарится, срок помотает. Глядишь, рамсы-то и встанут на место. Я таких крутых на зоне много видел. Приходят с этапа – все воры, а через неделю, смотришь, половина уже в петушатнике…

– Куда мужик шёл, откуда? – бесцеремонно прервал откровения урки подполковник.

– Да хрен его знает. Я ж говорю, этот козёл, племяш то есть, сразу за пику. И меня, падла, под срок подвёл.

Фролов достал из пачки сигарету, протянул задержанному, высек огонёк зажигалки, спросил сочувственно:

– А ты сам-то что о том мужичке думаешь? Кто он, по-твоему, по жизни? Приворованный, из блатных или просто алкаш?

Зек с благодарностью пыхнул дымком:

– Да ты понимаешь, капитан, что-то мне в нём странным показалось. Ну как тебе объяснить? Я бичей-то всяких видал. А этот… Вроде артиста, для роли бродяги переодетого. Трезвый, голос такой… Ну, как у тебя, к примеру… ментовский. И взгляд строгий, цепкий. Бомжи так не смотрят… Господи! – озарённо хлопнул он себя по лбу. – Уж не вашего племяш завалил?! Во блин, облом какой вышел… Теперь точно сухари на этап сушить придётся! Слышь, командир? – заискивающе обернулся он к Смирному. – Но я, ты ж знаешь, не при делах…

– Замётано, – кивнул подполковник и взял его за плечо. – Ладно, пошли. Да шепни племяшу: пусть, пока не поздно, явку с повинной напишет. Глядишь, на суде годик-другой срока скостят.

Отведя задержанного в обезьянник, он вернулся в кабинет и вздохнул облегчённо:

– Ну вот, Николай, мы своё дело, считай, закончили. Убийц задержали. А уж кто курьера запорол – малолетка ли, дядя ли уркаган – пусть теперь прокуратура да следствие разбирается. Но, чую, для тебя ещё работа останется. И с установлением личности убиенного, и кому, а главное – откуда, он пёр золотишко, попотеть вам в управлении изрядно придётся.

 

5

На следующий день капитан Фролов, сопровождаемый шефом, полковником Титаренко, предстал перед грозными очами начальника УВД – генерал-майора милиции Березина.

Главный милиционер края мало соответствовал растиражированному экраном образу своих руководящих коллег. Те лампасоносцы были как на подбор кряжистыми, седовласыми, непробиваемо-спокойными, всякого повидавшими мужиками предельного для госслужбы возраста. И, в общем-то, образу верному. Ибо только обладая крепким телом, уравновешенной психикой можно дослужиться в нынешних условиях до высоких чинов, не надорвавшись, не спившись и не загнувшись преждевременно от инфаркта.

Однако Березин был моложав, худ и вспыльчив, водрузив на тонкий нос очёчки, и вовсе становился похож на склонного к истерии интеллигентика. Такой выбивающийся из плотного строя отечественного генералитета типаж начальника УВД объяснялся по настойчиво циркулировавшим в управлении слухам, высоким покровительством обитателей неких бизнес-сфер, вознёсших стремительно ещё недавно мелкого инспектора отдела кадров Березина до генерального поднебесья.

Фролов вычитал где-то, что в старину подобных генералов называли «паркетными», но начальство, как известно, не выбирают.

К тому же благодаря своей малозаметной должности капитану контактировать с главным милиционером не приходилось, но на этот раз довелось встретиться лично.

Березин сквозь золотые очёчки строго посмотрел на вошедших в кабинет, и когда полковник и капитан застыли у порога, вытянув руки по швам, сухо кивнул им на приставной столик:

– Присаживайтесь… Наконец-то у нас и уголовный розыск стал форменную одежду носить, – не преминул удовлетворённо отметить он. – Солидно, официально, приятно для глаз. А то шастали по управлению, как обалдуи. В свитерах каких-то, кофтах, куртках замызганных. Не стриженые, не бритые. Не поймёшь – то ли задержанный, то ли милиционер…

Титаренко мог бы, конечно, объяснить генералу, вся прежняя да и нынешняя служба которого проходила по выстланным ковровыми дорожками коридорам УВД, что милицейская форма на операх вовсе не приятна для глаз подведомственного им контингента, что сияющие звездами погоны и кокарды на фуражках видны за версту, в ней невозможно незаметно приблизиться к преступнику, скрутить его неожиданно и, вполне вероятно, получить пулю в сверкающий золотыми нагрудными знаками китель. И что даже в сталинские, затянутые в портупею, времена сотрудникам уголовного розыска разрешалось ходить по гражданке, но…

– Так точно, исправимся, – согласился полковник и, втянув живот, втиснулся на указанное место.

Фролов разместился напротив.

– Вот я ещё до райотделов доберусь…. – оседлал любимого конька Березин. – Лично проведу там строевые смотры. Проверю ношение формы одежды личным составом. Чтоб все как положено. Удостоверение личности в кармане, жетон, платок носовой, расчёска…

– Презерватив, – не удержавшись, вставил Фролов.

– Что? – вскинул на него линзы генерал. – А-а, понимаю. Шутить изволите.

– Никак нет! – честно выкатив глаза, ответил капитан. – СПИД гуляет по городу. Для профилактики.

– Ну-ну… – нахмурился начальник УВД. – Над этим подумаем…. – И спросил неожиданно: – С чего, товарищ полковник, начинается успех любого дела?

– Э-э… – замялся тот.

– С дисциплины! – торжествуя, отрезал генерал. – А дисциплина, в свою очередь, особенно в нашем ведомстве, – с правильного ношения форменной одежды. Чтобы блюсти честь мундира, надо, как минимум, его иметь. И постоянно носить!

Титаренко покорно склонил крупную, с проплешиной лысины на затылке, голову.

– Так что там у вас? – перешёл наконец к делу Березин.

Полковник раскрыл тонкую, бордовой кожи папочку с золотым российским гербом, специально для визитов к высокому начальству приберегаемую, достал из неё несколько листов бумаги, водрузил на нос очки и стал докладывать, вглядываясь в строчки компьютерного набора.

– Позавчера примерно в половине третьего ночи в краевом центре произошло убийство из хулиганских побуждений неизвестного гражданина. Двое подозреваемых в совершении данного преступления в ходе оперативно-розыскных мероприятий задержаны по горячим следам. Один из них, несовершеннолетний Василий Степанович Пузырёв, взял на себя вину за содеянное. При осмотре погибшего на его теле обнаружены контейнеры в виде пояса, из которых изъято золото в слитках – в количестве десять штук, весом в один килограмм каждый, а всего, стало быть, десять килограмм. По заключению нашей экспертно-криминалистической лаборатории, золото чистейшей, девятьсот девяносто девятой, пробы. Клейма на слитках, удостоверяющие вес, пробу, место и время плавки, отсутствуют. При углубленном анализе, который по нашему запросу провели на кафедре аналитической химии горно-металлургического научно-исследовательского института, это природное золото, полученное путем переплавления самородков. И соответствует образцам драгметалла, добываемого в Острожском районе.

– Выходит, оттуда курьер шёл? – уточнил генерал.

– Вероятнее всего, – подтвердил Титаренко. – Однако, по данным федерального агентства Гостехнадзора по нашему краю, промышленная разработка месторождения золота там не ведется, хотя золотоносные породы встречаются. До середины девяностых годов добычей золота в этом районе на прииске «Надежда» занималась артель, в настоящее время закрытая из-за низкой рентабельности. В самые удачные годы больше двух с половиной килограммов золота они не получали. Сейчас промывкой золотого песка в пойме реки Вея, согласно выданным лицензиям, занимаются три старателя. В прошлом году ими добыто и сдано государству около полутора килограммов золота. Конечно, наверняка есть и нелегальные старатели. Но получать золото в таком количестве, какое нёс на себе курьер, на известных месторождениях невозможно

– А на неизвестных? – спросил Березин.

Титаренко пожал печами.

– Это вопрос к геологам, – поднял он глаза на генерала, – они в неофициальной беседе заявили, что перспективных для промышленной разработки залежей золота в Острожском районе нет. Хотя документально подтвердить своё заключение отказались.

– Почему? – насторожился начальник УВД.

– Потому что со стопроцентной уверенностью заявить, что богатого месторождения там нет, не могут. Здесь, товарищ генерал, история мутная. Есть сведения, что до 1953 года промышленная разработка золота в Острожском районе велась. В спецучреждениях НКВД – МВД. Но документы по этому поводу тогда ещё были засекречены, а сейчас вообще исчезли. В управлении геологии один престарелый профессор показал мне вырезку из газеты «Таежная коммуна» за ноябрь 1950-го. В ней опубликован доклад первого секретаря крайкома партии, посвящённый тридцать третьей годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Профессор подчеркнул в нём одну фразу… Сейчас, я себе её переписал… – пошелестел он бумажками в папке, – вот… «Казна советского государства пополнилась в этом году почти тонной золота, добытого нашими славными чекистами в богатом недрами Острожском районе». Понятно, что наковыряли золотишко зеки, содержащиеся в лагерях. Но где именно, никому сейчас неизвестно. И если менее чем за год удалось получить тонну золота, то это месторождение, как охарактеризовал старый профессор, богатейшее. И даже указал мне на карте приблизительную территорию, где оно может находиться. Километрах в двухстах севернее райцентровского посёлка Острожск располагается обширный, практически полностью заболоченный и малоизученный участок тайги площадью около пяти тысяч километров. Туда, как говорят, даже местные охотники не ходят. А те, что пытаются промышлять там зверя, пропадают частенько. Одним словом, место действительно гиблое.

– Всё? – пометив что-то в блокноте, спросил генерал.

– Почти. Возраст потерпевшего – около сорока пяти лет. Личность до сих пор не установлена, хотя мы принимаем к этому все меры. По предметам, изъятым при досмотре погибшего, тоже ничего определённого сказать нельзя. Одежда фабричной маркировки не имеет. В кисете обнаружены обрывки газеты, все та же «Таёжная коммуна» за 1952 год. Кстати, в 1954 году издание изменило название – теперь это «Таежные новости», газета администрации края. Там же найдена смятая пачка из-под махорки, выпущенной на табачной фабрике имени Клары Цеткин. Дата изготовления не сохранилась – эта часть пачки оторвана. Но известно, что линия по выпуску махорки закрылась на этом предприятии в 1966 году…

– Запасливый парень, – хмыкнул генерал, – на сорок с лишним лет махорки заначил.

– И еще. Самое любопытное, – извлёк из папки последний листок Титаренко. – В шве телогрейки погибшего обнаружена записка следующего содержания: «Предоплата за продукцию согласно ранее оговорённого перечня. Маршрут и время доставки определите с курьером. Благодарим за сотрудничество». И всё. Ни даты, ни подписи. Остаётся предположить, что курьер нёс золото как плату за неизвестный нам товар. Мы передали записку нашим экошникам. Согласно их экспертному заключению, текст выполнен на пишущей машинке «Москва» образца 1938 года. Писчая бумага, на которой отпечатана записка, изготовлена в тридцатых годах прошлого столетия.

Закончив доклад, Титаренко застыл, сосредоточенно глядя перед собой.

– Значит, что мы имеем? – нахмурился генерал. – Неизвестного сорока пяти лет, читающего газету за 1952 год, курящего махорку, произведенную не позднее 1966 года, несущего неведомо кому записку, напечатанную на машинке и на бумаге тридцатых годов, и волочащего на себе десять килограммов золота, которое добыто в Острожском районе, возможно, в 1950 году и месторождения которого, как уверяют учёные, там сейчас нет. Он что, музей ограбил? А может, клад середины прошлого века раскопал? С махоркой и золотом…

– И запиской, в которой благодарят за сотрудничество, судя по датам, с загробным миром, – не выдержав, опять вставил Фролов.

– Да уж… Задача со многими неизвестными, – скорбно потупился Титаренко.

Березин, зардевшись от гнева, посмотрел на оперативника. Потом перевёл взор на начальника УГРО. И отчеканил:

– Приказываю вам, товарищ полковник, эту задачу решить, все неизвестные моменты установить и доложить мне лично в десятидневный срок. Вы свободны. Время пошло. А вам, товарищ капитан, – добавил он вслед, – не мешало бы посетить парикмахера. Укоротить волосы, а заодно и язык.

– Слушаюсь! – преданно глянул на него, вытянувшись по стойке смирно, Фролов. – Разрешите идти?

– Валяйте, – раздражённо махнул рукой генерал…

– Всё понял? – обернулся к капитану полковник минуту спустя, когда они, миновав приёмную, шагали длинным коридором управления. – Я тебя специально с собой на доклад прихватил, чтобы ты лично убедился, в каких условиях твоё непосредственное начальство работает. И как с нами разговаривают. А когда надумаешь в очередной раз права качать насчёт ненормированного рабочего дня да неиспользованных отгулов, вспомни, что и со мной в высоких кабинетах не церемонятся. Десять дней на всё про всё, и ни на сутки больше! С генералом ведь не поспоришь! Сказано «люминий» – значит, «люминий»!

– Поговорил – как дерьма наелся, – скривился Фролов. – Добью три года до пенсии – дня не задержусь в органах. Уйду к чёртовой матери!

– Куда? В частную охранную структуру? Там такой же наверняка сидит. Хозяин. Будешь ему дверцу в машине открывать и в глазки заглядывать. Здесь хоть государева служба… А генералов таких я знаешь уже сколько пережил? И этот, помяни моё слово, через годик-другой куда-нибудь сгинет… – А потом, покосившись на капитана, – спросил вдруг: – Ты, Никита, извини, конечно, за бестактный вопрос, у нас кто по национальности?

Тот развеселился искренне:

– Монголоид! Мне в школе за внешность пацаны кликуху Монгол дали. А вообще-то мать хохлушка, отец – якут. А я по паспорту русский. Был. В нынешних-то паспортах национальности не указывают!

– Вот и добро, – думая о чём-то своём, рассеянно кивнул полковник. – За аборигена-таёжника сойдешь. – А потом, помолчав, добавил неожиданно: – Собирайся-ка ты, брат, в служебную командировку. Поедешь в Острожский район. Экипируйся соответственно – ружьишко, патронташ… Шкур каких-нибудь зверушек на складе из конфиската прихвати – вроде продаёшь или меняешь…

– Так зверя-то зимой бьют, а сейчас лето, – подначил его Фролов.

– Ну, не знаю. Сообрази что-нибудь для вхождения в образ. Вам, якутам, видней…

 

6

Несмотря на неплохую оперативную осведомлённость благодаря агентуре, внедрённой в наиболее крупные организованные преступные группировки, действующие на территории края, ни полковник Титаренко, ни тем более капитан Фролов предположить даже не могли, какие могущественные силы окажутся заинтересованными в исходе намеченной ими операции.

Между тем сразу после состоявшегося разговора с подчинёнными Березин распорядился подать машину и, небрежно бросив секретарше: «Я поехал в подразделения», убыл в неизвестном направлении.

Впрочем, если бы кто-то задался такой целью, конечный пункт маршрута поездки легко было бы проследить. Поколесив по городу, генеральский джип вырвался на окраинный простор и помчался по автотрассе в пригородный элитный посёлок. Здесь он свернул на одну из пустынных и тихих улиц, застроенных двух– и трёхэтажными коттеджами за высокими, чугунной вязи заборами, с изумрудными лужайками и благоухающими цветочными клумбами, кое-где даже с будочками и строгими охранниками у ворот, и остановился, пожалуй, у самого крутого из них. Здесь и травка на лужайке была поизумруднее, чем у соседей, тщательнее выстрижена, и цветы в клумбах пороскошнее и поблагоуханнее, а у кованых ворот с перегораживающим въезд нежеланным персонам шлагбаумом застыли сразу два охранника в черной униформе. На джип мгновенно пристально уставились, с жужжанием повернувшись в его сторону, как пулеметы на турелях, две видеокамеры.

Судя по всему, генерала узнали сразу. Створки ворот плавно распахнулись, шлагбаум взмыл вверх, и автомобиль начальника УВД на малой скорости проследовал по хорошо укатанной асфальтовой дорожке к белоснежному, облицованному мрамором трехэтажному особняку.

Здесь, у широкой и тоже сияющей чистотой и белизной лестницы, Березина встретил вышколенный лакей. Он проводил генерала вначале вверх по ступеням, а потом, открыв перед ним резную дубовую дверь, провёл в прохладные покои коттеджа, где Березина встретил уже молчаливый телохранитель. Буркнув: «Извините», он прошёлся ловкими пальцами по генеральскому мундиру, не забыв пощупать даже штанины брюк на предмет спрятанного оружия.

– Да будет тебе, – добродушно попенял ему начальник УВД, на что тот безразлично пожал плечами:

– Служба… Пройдёмте в кабинет, хозяин ждёт.

Прошествовав по длинному коридору, устланному зелёным, словно газон, с длинным ворсом ковром, мимо громадных зеркал и таких же помпезных картин в золочёных багетах, с которых на генерала осуждающе смотрели какие-то чиновные люди не нынешних, а прежних времён, в строгих вицмундирах, с орденами и аксельбантами, Березин вслед за телохранителем вошёл в огромный, как спортивный зал, кабинет, заставленный по стенам книжными стеллажами со старинными фолиантами, большущим столом, за которым возвышался в кресле с высокой резной спинкой хозяин.

– Ну, здравствуй, Щуплый, – не вставая, протянул он генералу холёную, обработанную любовно маникюрным мастером руку.

– Привет, Сохатый, – бережно пожав её, опустился в кресло напротив генерал.

Щуплым Березина звали в школе – за худосочное телосложение, небольшой рост и очки. А горбоносый, длинный и нескладный одноклассник Артур Переяславский, действительно походивший в профиль на лося, получил кличку Сохатый.

Впрочем, нынче так вице-губернатора по экономическим вопросам и богатейшего человека края отваживались называть немногие. И, проявляя оправданную давней дружбой фамильярность, начальник УВД всегда подчёркивал своим поведением, что осознаёт отчётливо ту огромную пропасть, которая легла нынче между ним и удачливым в финансовых делах школьным приятелем.

Тем более что и генеральством своим он обязан был исключительно старому другу. Ещё в середине девяностых годов процветающий бизнесмен Переяславский встретил случайно на улице продрогшего в куцей шинелёшке нищего капитана милиции, служившего кадровиком в райотделе внутренних дел. И, узнав в нём одноклассника, помог походя, с барского плеча, шепнув кому надо, что есть такой молодой и перспективный сотрудник – Березин.

Через несколько дней никому неизвестный капитан стал заместителем начальника отдела кадров всего УВД, ещё через месяц – майором, ещё через год – подполковником и уже главным кадровиком милиции.

Видя, что его протеже удачно вписался в правоохранительную систему, вице-губернатор решил, что неплохо иметь своего человека во главе всего управления внутренних дел края. И провентилировав этот вопрос в столице, перегнав, кому надо, изрядную сумму денег, сделал Березина генералом. Так что начальник УВД знал, кому и чем обязан, а потому секретов от высокого покровителя ни личного, ни служебного свойства никогда не имел.

– Что там стряслось в твоём ведомстве, что ты сломя голову прилетел? – сразу перешёл к делу Сохатый.

– Я, Артур Семёныч, пока не знаю наверняка… Может, и зря тебя в неурочный час беспокою. Но, видишь ли, мои мусорки убийство вчера раскрыли. Местная шпана мужичка прохожего кокнула. А у мужичка, бомжа неизвестного, при себе десять килограммов золота в слитках оказалось. И записка. Дескать, золотишко это – расчёт за товар, но не сказано, за какой. И кем закупаемый. Ну, я и подумал: а вдруг твои интересы в этом деле как-то замешаны?

– Правильно думаешь. Молодец! – сдержанно похвалил генерала Сохатый. А потом поинтересовался: – Какие действия в связи с этим инцидентом предпринимает наша доблестная милиция?

– Уголовное дело заведено. К сожалению, прокуратура и, вероятно, ФСБ к нему подключатся. Золотишко-то, согласно экспертизе, в нашем крае добыто. В Острожском районе. А только сейчас артелей, способных в таком объёме золото добывать, там нет. И что самое интересное, месторождений тоже. Так, промышляют по мелочёвке старатели, по горсти золотого песка за сезон намывают. А это – в слитках. Чистейшее.

– Ну-ну… – задумчиво пожевал губами Сохатый. – Откровенно скажу. Меня Острожский район тоже интересует. И не хотелось бы, между нами говоря, чтобы в это дело прокуратура и ФСБ встревали.

– Отсечь-то я их, увы, не могу… – посетовал Березин.

– А ты и не отсекай. Организуй так, будто бы бомж этот, к примеру, клад нашёл. Вполне ведь реальная ситуация! Лазал где-то по старым постройкам, ну и наткнулся на схороненное кем-то добро.

– Точно! – хлопнул себя по лбу генерал. – Я даже кино в молодости про что-то подобное видел.

– Тем более, – кивнул бизнесмен.

– Только вот незадача, – сконфузился вдруг Березин. – Я уже опера в Острожский район командировал. Ну, пошарить там, посмотреть, что к чему…

– Да ради бога, – махнул великодушно рукой Сохатый. – Пусть пошурует. Может, и узнает чего. Только о результатах своих изысканий обяжи его лично тебе докладывать. Дескать, дело это особой государственной важности, и чтоб никаких утечек информации. И если он чего дельного накопает – сразу ко мне. Усёк?

– Так точно! – вскинулся генерал.

– Сиди, сиди, – благосклонно похлопал его по вышитому погону бизнесмен. А потом предложил вдруг: – А давай-ка мы с тобой, Щуплый, коньячку дёрнем! Как у вас, ментов, говорят – за успешное расследование!

Отказывать в этом доме хозяину в чём бы то ни было никому не дозволялось, а потому Березин воодушевлённо кивнул:

– Конечно, дёрнем! Как же за хорошее дело не выпить?

Переяславский надавил на неприметную кнопочку в крышке стола и почти тотчас в дверь вошла, катя перед собой столик на колёсиках, сервированный выпивкой и закуской, обольстительная блондинка в коротком белом фартучке и накрахмаленном чепчике. Оставив столик у мягкого дивана в углу кабинета, она, ослепительно улыбнувшись, вышла, качая бёдрами.

– Эту я у тебя раньше не видел, – позавидовал генерал.

– Приезжай в субботу на баньку, как обычно. Я тебя ближе с ней познакомлю, – усмехнулся Сохатый. – Мне для друзей, знаешь ведь, ничего не жалко.

После третьей рюмки, расстегнув пуговицу на форменной рубашке и ослабив галстук, Березин, чокаясь, склонился к Сохатому и шепнул на ухо:

– А золотишко-то тебе, небось, курьер нёс, Артур?

Бизнесмен расплылся в улыбке, коснувшись своей рюмочкой рюмки генерала, выпил. Закусил долькой лимона и сказал весело:

– А ты, Щуплый, и впрямь мусором стал. Отвечаю конкретно: много будешь знать – скоро состаришься. А может, и не успеешь. Не доживешь до старости-то… – и похлопал добродушно по спине поперхнувшегося коньяком генерала. – Шучу, шучу. И как вице-губернатор, ответственно заявляю: народное это золото. Государственное. А значит, и наше с тобой!