Воодушевленный выпитыми с утра натощак двумя бутылками пива, а еще больше – конвертом в кармане, Пеликан вышел из Дома колхозника в приподнятом настроении. Он решил сразу же, не теряя времени, приступить к выполнению очередного задания. Никакого плана у него не было, да и быть не могло. Террористы, экстремисты, группировки какие-то… кто ж знает, где их искать? А вот послушать, что говорит народ о визите в городок Первого президента, вполне реально, Для этого всего и надо-то сходить на местный базарчик, потолкаться у прилавков, да и прислушаться, о чем люди судачат. Авось, что-то и проскользнет в их болтовне интересное.

Даже если бы Пеликана не завербовали в свое время ловкие гэбисты, он все равно рано или поздно стал бы стукачом. Ему нравилось выслеживать и вынюхивать чужие секреты. Знания о тайных пороках и дурных поступках окружающих, внешне вполне добропорядочных людей, успокаивали его, внушая чувство собственной полноценности.

Дело в том, что Пеликан, в миpy учитель естествознания Вениамин Георгиевич Воскресенский, был конченным педофилом. Эту горькую правду о себе он узнал не сразу. Ему казалось сперва, что профессию школьного учителя он избрал, исходя из высоких побуждений, с юности любя возиться с детьми, и потому стремился всегда находиться ближе к ним, сеять в их душах «доброе, разумное, вечное». И лишь годы спустя стал замечать, как неудержимо тянет его погладить маленькую головку с тонким хвостиком заплетенных в бантик косичек, как дрожит при этом его рука и учащается сердцебиение, а язык непроизвольно облизывает разом пересохшие губы.

Он долго боялся признаться себе в своем пороке, даже попробовал жениться, но, увы, двадцатипятилетняя супруга, женщина по общепринятым понятиям довольно эффектная, в сексуальном плане привлекала его не больше, чем восьмидесятилетняя старушка. Брак развалился, и с тех пор Пеликан оставался один на один со своим тайным, порицаемым общественностью вожделением.

У него хватало интеллекта противостоять этому безумному с точки зрения традиционного большинства желанию, тем более, что в последние годы появились для таких как он всякого рода виртуальные отдушины – порножурналы, видеокассеты, Интернет, но тогда, двадцать лет назад, он не выдержал, перешел дозволенную грань с девчонкой-двоечницей и… попался.

Бледный, окостеневший от ужаса, он лопотал суровым милиционерам что-то о безумной любви, приводил примеры из литературы, отчего-то Тургенева /Набоковской «Лолиты» тогда еще не читали/, следователи хмыкали скептически и, как говорится, шили дело с обескураживающей, не оставляющей надежд неизбежностью. А потом вдруг возник в мрачном кабинете улыбчивый человек в штатском, внимательно выслушал сбивчивые оправдания учителя, и все сразу устроилось. Уголовное дело прекратили, ту девчонку, довольно развязную, справедливости ради надо отметить, для своего возраста, спровадили в другую школу, а молодой улыбчивый человек, оказавшийся оперуполномоченный УКГБ, предложил Вениамину Георгиевичу взять оперативный псевдоним «Пеликан».

Платили за сотрудничество гэбисты не слишком щедро, хотя приварок к зарплате педагога оказался все-таки заметным, но Пеликан работал не столько из-за денег, и даже не из-за страха оказаться в зоновском «петушатнике», сколько из искреннего интереса, превратив стукачество в своеобразное хобби. Второе по значимости после просмотра дефицитных в те годы порножурналов.

Начало восьмидесятых годов стало для осведомителя порой расцвета. Его резидентов интересовало буквально все – что говорят и думают козловцы о партии и правительстве, о местных органах власти, об афганской войне, как комментируют в народе постановления последнего пленума, кто слушает забугорные радиоголоса и рассказывает политические анекдоты.

Свои агентурные сообщения Пеликан строчил, не выходя порой из учительской – достаточно было послушать коллег, заведя с ними разговор о продовольственном и вещевом дефиците, о прочих тяготах социалистического бытия. Правда, для его болтливых не в меру собеседников такие откровения внешне ничем плохим не кончались – никого из них не арестовали, не сослали за Уральский хребет, ну, может быть, в должности не повысили, в турпутевке за рубеж отказали – так все это мелочи, и в этом плане совесть Пеликана была чиста.

В начале девяностых о нем будто забыли на несколько лет, потом опять вспомнили, вышли на связь, но сведения о том, как ругали ельцинский режим нищенствующие учителя, новых кураторов из ФСБ уже не интересовали. И конвертики при встречах Пеликана с резидентами становились все тоньше, хотя сейчас денежки их доверенному лицу были ох как нужны! Ночные бдения у экрана компьютера, платные порносайты стоили немало.

И вот, наконец, долгожданная встреча с человеком из «конторы», солидный гонорар и задание – не так себе! От сознания того, что вновь востребован «органам», и жизнь вновь обретает некий высокий, государственный даже смысл. Пеликан засуетился, забил копытом, словно старый кавалерийский конь при звуках полковой трубы…

На базарчике, который работал лишь в первой половине дня, с утра было многолюдно. Торговали здесь в основном местной снедью – мясом, молоком, поспевающими дружно на окрестных огородах овощами, но были и заморские фрукты, которые раньше лишь в Москве купить можно было, да и то отстояв очередь, – бананы, апельсины, ананасы… Народ неторопливо плыл мимо прилавков; приценивался, торговался, взвешивал и покупал. Ни о каких президентах, террористах ни покупатели, ни продавцы не рассуждали. Потыкавшись туда-сюда и купив еще бутылку пива, Пеликан отошел в закуток между двух киосков, встал, прихлебывая из горлышка, прислушиваясь к разговору трех быковатых парней, выпивавших за пластиковым столом по соседству.

– Что-то ментуры сегодня понагнали, – досадовал один из них, смачно чавкая колбасой, откусывая куски прямо со шкуркой от увесистого батона. – Рейд у них какой, или че?

– Темнота, – укорил его товарищ – такой же плотный, короткостриженный. – У нас же этот в гостях… Ну, как его, который президентом-то был?!

– А мне все президенты по барабану, – рыгнув сытно, бросил на стол погрызанную колбасу первый. – Я политикой не интересуюсь. Давай еще водочки выпьем. За Сашину стажировку. Штоб, значит, все нормалек прошло!

– Мне тоже политика не интересна, – разлил водку на троих его приятель. – А только менты этого президента пасут, чтоб, значит, чего не вышло. Беспорядков каких, или чо. Значит, и нам осторожнее надо быть, а то заметут по запарке – отмазывайся потом!

– Кабан отмажет… А президента здесь охранять не от кого. Эти лохи, – парняга пренебрежительно мотнул головой в сторону рыночной толпы, – Любой властью довольны. И мы тоже. Я, дело прошлое, на малолетке еще при коммуняках сидел. Так там все на уши наезжали, воспитывали. Это, деточки, нехорошо, это, деточки, нельзя… И сейчас то же самое. Теперь ко мне мент без адвоката вовсе не подходи! Я свои права знаю…

– Ерунда это все! – встряхнулся вдруг осоловело молчавший до этого третий парень.

– Ты че буробишь?! – нахмурился на него первый. – Тебя, бля, на помойке нашли. Отмыли, прикид новый дали, спортивный костюмчик – «Адидас»! Фирма! Вот и сиди, слушай, чо старшие говорят!

– Я про то, что ментов для охраны нагнали, – упрямо тряхнул головой парень. – Ерунда это все! Щас знаешь как?! – он качнулся за столом пьяно, прицелился воображаемой винтовкой. – Оптика мощнейшая. За километр – бац! И нет вашего президента!

– За километр? Гы-гы-гы, – загоготал один из собеседников. – Ты че, в натуре, из пушки по нему палить будешь? Или из этой… как ее… Ракеты класса земля-воздух?!

– 3-зачем из ракеты? – обиделся парень. – Я б его из СВД запросто за километр снял.

– Что за СВД? – заинтересовался собеседник.

– Снайперская винтовка Драгунова. У меня такая в Чечне была. Я из нее на восемьсот метров в спичечный коробок попадал!

Пеликан, обмерев, слушал этот разговор, еще не веря в удачу. Вот же они, экстремисты! Сидят свободно за столиком, водку пьют, а между делом об убийстве Первого президента толкуют!

– А ты, Сашка, в людей попадал? В чечиков? – спросил один из парней.

– Попадал. Только б лучше в этого президента, который войну затеял, попасть. Тогда б ничего не было! – пригорюнился Сашка.

– Вo, блин, герой! – осклабился его приятель. – Давай за это и выпьем!

Пеликан сорвался с места, зашагал споро, раздвигая толпу, лихорадочно повторяя про себя приметы парней. «Тpoe. Все плотные, стриженые. У одного передние зубы выбиты. У другого татуировка на правой кисти – „Вован“. Третьего Сашкой зовут. Белобрысый, среднего роста. Без особых примет. Тихоня. Такие, говорят, самые опасные!»

Решив, что его куратор из ФСБ остановился, вероятнее всего, в Доме колхозника, раз и прошедшую, и предстоящую встречу назначил в тамошней забегаловке, Пеликан, распираемый важной информацией, направился туда.

Он даже заготовил фразу, которой намеревался сходу огорошить резидента: «Промедление, Семен Семеныч, смерти подобно, – заявит он ему. – Жизнь Первого президента России в опасности!»

Ворвавшись в вестибюль Дома колхозника, Пеликан сразу бросился к окошечку регистрации и только тут сообразил, что фамилии Семена Семеныча не знает, да и имя-отчество слишком похоже на вымышленные. Махнув в отчаянье рукой на вопрос регистраторши:

– Вы, гражданин, к кому? – он рванул по лестнице на второй этаж и там огляделся растерянно.

В гостиничный коридор выходило двенадцать дверей – по шесть в каждом крыле. В отчаянье Пеликан дернул одну ручку двери в унылом ряду номеров, потом другую – заперто.

«Может, подскажет кто? Семен Семеныч мужчина без особых примет… но все же! Да ведь он говорил, что работает под прикрытием инспектора областного управления образования! – размышлял судорожно учитель, – А, значит, и в гостиничной картотеке то же место работы написано! Спрошу регистраторшу – мол, где тут товарищ из области проживает? Она сразу вспомнит.»

Определившись так, Пеликан механически потянул на себя ручку очередной двери, и она неожиданно распахнулась. Заглянув в номер с намерением извиниться за нечаянное вторжение, он неожиданно увидел там такое… такое…

Ему показалось, что он сходит с ума. Но не с трех же бутылок пива! Случалось выпивать и больше, много больше, и – ничего. А тут – прямо галлюцинация. Ибо таких совпадений в реальной жизни попросту не бывает!

Отпрянув за порог, словно на него из номера кипятком плеснули, Пеликан пулей пронесся по коридору, спустился, перепрыгивая через три ступеньки, по лестнице, и выскочив на улицу, огляделся беспомощно.

«Вот она, удача! – ликовал он. – И впрямь, стучитесь, и вам откроется! Такое откроется… Теперь его, наверное, наградят. И тогда он всех их продаст и купит!»

Ошалело покрутив головой, и не представляя, куда бежать, где искать фээсбешника, Пеликан решил выпить еще бутылочку пива, привести мысли в порядок, и уж потом сообразить, спросить ли в гостинице жильца – Семена Семеновича, или сообщить в местные компетентные органы об увиденном в номере.

А увидел он такое, перед чем поблек разом подслушанный на базаре разговор трех пьяных парней. Ибо, распахнув наугад безликую дверь одного из номеров Дома колхозника, он не помнил теперь, какого именно, разглядел внутри мужчину, прилаживающего к короткой винтовке снайперский прицел!

Пеликан был далеко не дурак и сразу сообразил, что набалдашник на стволе оружья – глушитель, а значит, это никакой не охотник, да и какая может быть охота в центре городка в июле – разве только на Первого президента!

Без сомнения, это и был человек, на гипотетическую возможность существования которого намекал резидент, и которого искала милиция, и, наверное, не только она, а еще какие-нибудь спецслужбы, а обнаружил он. Пеликан! Было от чего пойти голове кругом…

А может, на фиг послать фээсбешника и напрямую обратиться в милицию? Нет, менты, даже когда сообщение подтвердится, денег за него наверняка не дадут. А толстый конверт сейчас ох как бы пригодился! Как дополнение к ордену. Может, и пенсию какую специальную назначат – за особые заслуги перед государством? Шутка ли – жизнь первого президента страны спасти!

Размышляя так, Пеликан пересек пустынную площадь, подошел к стеклянным дверям, ведущим в прохладное нутро магазина, где ждала его запотевшая бутылка пива – единственная, для прояснения мыслей, – и в тот же миг почувствовал, что его сильно толкнули в спину.

Учитель оглянулся возмущенно, ожидая увидеть неизвестного наглеца, но его качнуло вперед, потом повело в сторону. Потеряв равновесие, Пеликан скатился со ступенек магазина прямо на горячий, замусоренный раздавленными окурками, асфальт.

Уже через минуту вокруг него столпился народ.

– Доктора! Позовите доктора! – сердобольно причитал кто-то, другой вторил сочувственно.

– Такая жара стоит… Переворошили все небо спутниками, вот и печет. Так, что люди в обморок валятся!

– Пустите меня, я медсестра, – решительно приблизилась к упавшему какая-то женщина. Нагнувшись над Пеликаном, она принялась тормошить его, расстегнула ворот рубашки. А потом отпрянула вдруг.

– Тут не доктор нужен. Милиция.– Дрогнувшим голосом объявила она. – Пострадавший мертв! – и показала собравшимся свои перепачканные кровью руки.