Дотошный обыск в однокомнатной квартирешке Вениамина Георгиевича, известного в определенных кругах под оперативным псевдонимом Пеликан, не дал ничего. Следователь прокуратуры, сотрудники уголовного розыска и эксперт-криминалист, неодобрительно косясь на присутствовавших при сем незваных гостей с неясными полномочиями – Коновалова и Сорокина, – заглянули во все укромные уголки тесного жилища, простучали стены, переворошили содержимое ящиков, чемоданов, перелистали небогатую библиотеку покойного, и в итоге навалили на стол объемистую кучу видеокассет и порножурналов. Беглый просмотр их неопровержимо свидетельствовал о педофильских наклонностях покойного. Что совершенно естественно навело членов следственно-оперативной группы на мысль, что убийство учителя – чья-то месть за растление малолетних.

Сорокин, знающий о порочных пристрастиях своего информатора, с отвращением глянул на пачку маслянисто-глянцевых журналов, и украдкой подав знак Коновалову – не то, мол, – не стал разубеждать провинциальных коллег. А вот извлеченную на свет божий затертую тетрадочку в клеенчатой обложке, пренебрежительно отброшенную милицейскими операми, майор, осмотрев нарочито небрежно, украдкой сунул под полу пиджака.

Позднее, перечитав внимательно исписанные убористым, скаредным почерком страницы, Сорокин убедился, что Пеликан записывал в тетрадь все то, о чем порывался доложить при встрече – о коммунистке-историчке Ксении Спиридоновне, о соседе, инспекторе пожарной охраны, живущем явно не по средствам, и прочем в том же духе. И ничего, за что можно было бы получить пулю.

Осмотр Дома колхозника тоже ничего не дал. Половина номеров пустовала, обитатели остальных бледнели при одном упоминании о происшедшем поблизости убийстве. Оружия ни у кого из них, как и ожидалось, не нашли.

На всякий случай заглянули в городскую администрацию, из окна которой тоже можно было подстрелить Пеликана. Однако тамошние чиновники – в основном толстые, с астматической одышкой дамы за сорок, меньше всего походили на беспощадного снайпера, выцеливающего коварно безмятежную жертву на улице.

В банке начальник охраны, пожилой отставник, преданно выкатывая глаза и держа руки по швам синей униформы, доложил опергруппе, что в подведомственном ему здании посторонних в роковой для Пеликана час не было, а служащие финансисты стрелять в кого бы то ни было категорически не могли по причине отсутствия оружия.

Дежурный администратор гостиницы – испуганная, явно дорожащая своим местом женщина, рассказала о странных маневрах учителя по коридорам Дома колхозника за несколько минут до смерти, но, поскольку из конторки не выходила, ее слова лишь подтвердили догадку Коновалова, что Пеликан узнал что-то важное, и был застрелен сразу при выходе из гостиницы.

Прав оказался полковник и в том, что молодой следователь прокуратуры вышел-таки на Сорокина, но майор, не моргнув глазом, рассказал ему историю о том, что утром в баре к нему действительно подсел незнакомый гражданин, оказавшийся впоследствии сраженным неизвестным убийцей. Сорокин и сосед по столику обменялись ничего не значащими замечаниями о погоде, выпили по бутылке пива и разошлись по своим делам.

По виду прокурора заметно было, что он не вполне удовлетворен этим объяснением, мало верит в подобные совпадения и случайную встречу оперативного работника ФСБ с человеком, которого убивают чуть ли не по выходе из-за стола, но больше вопросов задавать не стал. С визитом высокого гостя в их городке началась такая чертовщина, что лучше не копать глубоко. Глядишь, с отъездом бывшего главы государства все как-то и образуется… Следователь прокуратуры был сметлив, хорошо разбирался в реалиях нынешнего бытия – недаром старшие коллеги пророчили ему большее будущее.

Вечером того же дня Сорокин получил приглашение от Коновалова поучаствовать в рабочем совещании, которое провели во временной резиденции Первого президента. Сели, как в прошлый раз, за столик в саду, под кружевной тенью старых, видавших и наслушавшихся здесь всякого, яблонь.

– Выпить бы, – без обиняков заявил Гаврилов, снимая фуражку и утирая высокий, с вышедшей из моды прической – «политзачесом», лоб. – Такое навалилось – голова кругом идет. А нет ли, Илья, у тебя в заначке какой-нибудь особой водочки, президентской…

– Есть, – серьезно кивнул полковник. – В специальных бутылках. Именных, с портретом Деда на этикетке. Только пить из них ты не сможешь.

– Это почему же? – поднял брови милиционер.

– Потому, что там вода дистиллированная. С запахом водки. Ну, может, градусов пять крепости. Президент-то у нас теперь трезвенник.

– Здоровье не позволяет или по убеждению? – не отставал Гаврилов.

– И то, и другое, – Коновалов посмотрел на него строго, давая понять, что время шуток закончилось, а потом подытожил. – Дело дрянь, ребята. Сегодня наш снайпер доказал серьезность своих намерений, пристрелив учителя. Отныне все разговоры о том, что покушение мне почудилось, считаю бессмысленными. Киллер сработал профессионально, пользовался оружием с глушителем. А потому версии о разных там пьяненьких мужиках и прочих сбесившихся дилетантах тоже можно смело отбросить. Надо сосредоточить силы на поисках хладнокровного, высокоподготовленного киллера.

– Ну почему же! – с жаром возразил Гаврилов. – А мне кажется, что пристрелив ни в чем неповинного учителя, убийца как раз доказал, что он псих, и готов палить во все, что движется. В Соединенных Штатах таких случаев сколько угодно, так почему же мы их должны исключать? Для нас Америка нынче – образец во всем, и для преступников, между прочим, тоже. Факт!

Коновалов пристально посмотрел на Сорокина.

– Придется, майор, сказать, – и, обернувшись к милиционеру, объяснил кратко, – Ты. Иван, не первый год служишь, должен понимать, что к чему. Короче говоря, учитель тот… тоже по нашему делу работал. Выполнял задание органов. А в таких делах, сам понимаешь, простых совпадений не бывает. Он каким-то образом получил информацию о снайпере, и тот снял его – торопливо, в центре города, но так, что мы до сих пор концов не нашли.

Гаврилов сокрушенно покрутил головой:

– Ну вы, ребята, даете! Все секретничаете… Это ж совсем другое дело! А раз так – то стреляли из гостиницы. Это ж ясно, как божий день! Надо всех постояльцев трясти. Их всего-то человек двадцать наберется.

– Семнадцать, – уточнял Сорокин, – сейчас личность каждого проверяется подробнейшим образом – через мою контору. На это уйдет дня два.

– А этих двух дней у нас нет, – отрезал Коновалов. – Послезавтра утром в Козлове отмечается день города. Откроется он праздничным митингом. На нем намеревается выступить Первый президент.

– Этого нельзя допустить! – вскинулся Сорокин.

– Мы не должны допустить выстрела снайпера, – четко проговорил Коновалов. – В этом заключается и моя, и ваша обязанность. А у президентов задача другая. Довести до народа то, что подсказывает им политическая ситуация. Причем, довести максимально доходчиво, при непосредственном общении. С цветами, рукопожатиями, а может, и поцелуями…

– А если телохранитель предупреждает об опасности и требует отменить встречу – тогда что? – живо заинтересовался Гаврилов.

– Тогда в шею надо гнать такого телохранителя, – отрезал полковник. – Он обязан либо ликвидировать источник опасности, либо свести ее к минимуму. А не диктовать клиенту, где ему появляться, да перед кем выступать. Если бы нас, телохранителей, слушались, то все мало-мальски известные политики, чиновники и бизнесмены сидели бы безвылазно в бункерах и выступали перед народом только по телевидению. И наш Дед, кстати, всегда так вопрос ставит. Вы, говорит, охрана? Вот и охраняйте бдительно, а в мои дела не суйтесь!

– Слушай, а у него двойник есть? – озаренно встрял Гаврилов. – Может, двойника народу продемонстрировать?!

– Да брось ты глупости городить, – поморщился Коновалов. – Начитался бог знает чего… Хотя, честно говоря, сейчас нам бы двойник пригодился.

– Мы бы на него, как на живца, снайпера вытянули! – подхватил Сорокин.

Все помолчали, представляя, как здорово можно было бы сработать, будь в их распоряжении президентский двойник.

– Ладно. Согласен. – заявил вдруг важно Гаврилов. – Можете меня загримировать.

– Под Первого президента?! – недоверчиво покачал головой Сорокин.

– А что?! – азартно продолжил милиционер. – Рост у нас примерно одинаковый. Одену седой парик, костюмчик президентский, пройдусь, где укажите, вразвалочку, я умею, как он – меня в прошлом году радикулит долбанул – так я ходил, полусогнутый, будто морковка застряла в заднице… Он же на таком расстоянии не поймет, снайпер-то. Стрельнет в меня – а вы его засечете!

– А ты, значит, падешь смертью храбрых? – хмыкнул Коновалов.

– Почему паду? – повел плечами Гаврилов. – Под костюмчик бронежилет войсковой надену. Он винтовочную пулю держит, с нескольких сотен метров-то. Президент потолще меня, так что как раз нормально получится. Вы, главное, стрелка засеките в момент выстрела, а там уже дело техники.

– А парик седовласый каской прикроешь? Так президенты, даже отставные, по улицам в касках не разгуливают. Можно, конечно, на голову сковороду чугунную надеть. Поискать такую – старинную, пуленепробиваемую… А сверху – шляпу. Да вот беда – первый президент шляпы терпеть не может. Непохоже получится, – развеселился вдруг Коновалов.

– Человек, можно сказать, жизнью согласен рискнуть, а ты ехидничаешь, – обиженно засопел Гаврилов.

Полковник примирительно похлопал его по плечу. – Ладно, Иван, извини. Пошутили, и хватит. План твой в принципе хорош, и мыслишь ты в верном направлении. Опять же – готовность к самопожертвованию… Но жертвы я от тебя не приму. В конце концов, это нас, телохранителей дело – объект, коль дошло до стрельбы, от пуль своими телами прикрывать. А снайпер обычно в голову целит. И никакая каска тут не спасет.

– А учителя в спину стрельнул! – возразил подполковник.

– Я ж говорю – спешил наш стрелок страшно. Да и расстояние там было плевое, полсотни шагов. Вот он и всадил ему – под левую лопатку, не опасаясь, что промахнется, в живых оставит. А в Деда он будет стрелять старательно, чтоб гарантированно, наверняка. А значит – в голову.

– Так далеко же! – кипятился Гаврилов.

– Отстал ты, брат, – покачал головой полковник, – у нас пацаны, солдатики срочной службы, в школе снайперов из винтовки Драгунова на восемьсот метров спичечный коробок дырявят. А у тебя вон голова какая. Большая, умная… как тыква!

– Эх, змей, – рассмеялся добродушно Гаврилов. – Ну нет теперь места подвигу в нашей жизни! – и, воспользовавшись моментом, напомнил. – Так водки в этом доме дадут? А то есть хочется, что выпить нечего!

– Мы еще ничего не решили, – становясь серьезным, укорил его Коновалов.

– Надо сымитировать выезд президента… на какой-нибудь объект города! – предложил вдруг Сорокин. – В музей, например. Есть в Козлове музей?

– Молодец! – похвалил его полковник. – Вот что значит контрразведчик! Только времени у нас маловато. Надо же не только утечку информации организовать, пустить слух, где президент завтра появится, но и наши силы сосредоточить. Чтоб ловушку захлопнуть, и снайпера словить. Надо успеть наметить наиболее подходящие для него объекты, удобные для стрельбы, и блокировать их своими людьми.

– Музей не подходит, – возразил Гаврилов. – Он среди старых построек располагается. Объектов, возвышающихся на местности, и, значит, привлекательных для снайпера, нет. Если он и будет стрелять, то по машине, из какой-нибудь подворотни. Нам несколько кварталов оцеплять придется, дворы, сады да огороды прочесывать. А там черт ногу сломит.

– Смотри, как соображает! – уважительно указал Сорокину на милиционера полковник. – Прямо специалист-антикиллер!

– Или киллер, – съязвил майор, но предложение похвалил. – Подполковник дельно говорит. Надо другое место для засады искать.

– Я знаю такой объект! – хлопнул по столу ладонью Коновалов. – Дом Дарьи Душновой, целительницы, мать ее в душу. Ты, майор, утечку информации обеспечишь. Заявишься сегодня вечером к Дарье под видом… Да под своим видом! И скажешь ей – под великим секретом, разумеется, – что завтра с утра к ней Первый президент пожалует. Часам к одиннадцати. Озадачишь ее, чтобы встретила, как положено – в хате прибралась, полы помыла… Ну, баба есть баба, для нее это распоряжение покажется вполне естественным. Ну, а ты вроде как из президентской команды, и посещение это готовишь. Наврешь, короче говоря, что-нибудь в этом роде – не мне тебя, чекиста, вранью учить. Но, самое главное, – поднял полковник указующий перст, – предупреди, чтоб – ни гу-гу о визите. И к утру весь Козлов знать будет, что к Дарье сам президент в гости пожалует.

– А на самом деле к ней никто не приедет! – догадался Гаврилов.

– Джип приедет с водителем. Я там бывал, рекогносцировку провел. Поразить цель возле дома Душновой, оставаясь на безопасном расстоянии, снайпер сможет только с двух точек. Из здания школы или с крыши элеватора. А уж эти две точки мы запросто заблокируем. Причем элеватор для снайпера выглядит предпочтительнее. Расстояние до дома целительницы – всего метров четыреста. И все окрестности – как на ладони. Из школы стрелять сложнее – намного дальше, и обзор – только с чердака. А на него в будний день попасть сложнее.

– Чердаки мы по вашему распоряжению еще неделю назад проверили и опечатали, – подтвердил Гаврилов. – А на элеваторе… Уборочная началась, кого там только нет. И местные работяги, и сдатчики зерна, и приезжие жучки-перекупщики.

– Вот мы втроем на элеватор и пойдем, – согласился полковник. – А школу трое моих ребят на себя возьмут. Ну и, естественно, приданные милицейские силы, – он кивнул Гаврилову:– Ты, Иван, позаботься, чтобы мы на элеваторе, не вызывая ничьих подозрений, появиться смогли.

– Да запросто. Скажу, что вы – товарищи из УВД области, из отдела борьбы с преступлениями в сфере экономики. Походите, посмотрите, как хлебные госрезервы хранятся. Я ж говорю – уборочная, так что комиссиями да проверяющими директора элеватора нынче не удивишь.

Сорокин вспомнил инспектора по хлебозаготовкам, с которым познакомился в гостинице, его бьющую через край влюбленность в свое ремесло, и позавидовал опять, что тот не ловит потенциальных убийц, а занимается спокойным, нужным для всего населения делом, о котором можно с восторгом рассказывать соседу по номеру.

– Так что за работу, товарищи, – резко прервал разговор Коновалов. – Завтра в восемь утра собираемся здесь. Определимся, где милицейское оцепление разместить, чтоб в глаза не бросалось. Думаю, в десять-половине одиннадцатого снайпер будет уже на огневом рубеже. В одиннадцать к дому Душновой подъедет джип. Водителя я проинструктирую, чтоб не высовывался. Стекла в машине тонированные, так что киллер ни черта не увидит. Будет ждать, когда президент появится. А тут мы на него навалимся – с тыла.

– А как мы того киллера от прочих граждан отличим? – простодушно спросил, протягивая для прощания руку, Гаврилов.

– Просто, – пожал плечами полковник. – Кого застанем с винтовкой в руках – того и возьмем.