Утро после ночного дождя выдалось тихое, ласковое. Августовское солнышко, будто извиняясь за минувшее ненастье, золотило тронутые первой желтизной кроны высоких тополей, сияло ослепительно на оцинкованной крыше бывшей обкомовской дачи.

Первый президент, проснувшись спозаранку по стариковской привычке, уже с полчаса бродил по узким дорожкам сада, скрипел, топча ногами, промытым песком. И, всякий раз, попетляв мимо толстых стволов старых яблонь, дорожки упирались в высокий досчатый забор, опутанный по верхней кромке весело блестящей колючей проволокой.

– Ну, блин, точно как в лагере! – в который раз оглядев неприступную преграду, пробормотал президент. – Заперли, сукины дети. Ну ни-ч-чо… Я им, понимаешь, не Ленин в Горках!

По ту сторону ограды, он знал это наверняка, интересовался на первых-то порах, дежурят милиционеры, прячутся в кустах, обнаруживаясь лишь при появлении посторонних, и разворачивают их без объяснения причин в сторону от охраняемого объекта, а вот внутри с ним остался лишь один телохранитель. Остальные, черти этакие, подевались не знамо куда, уехали с утра пораньше, не спросясь – по бабам, что ли? И этот, как его… Илья. Совсем распустились! Повыгонять их к едрене матери? Так взамен пришлют таких же, если не хуже. Одним словом – пенсия!

Оставшийся в одиночестве охранник не докучал особо, старался держаться подальше, но упорно топал следом за президентом, крутя головой и поглядывая то на Деда, то на высокий, отсекающий от него опасности потустороннего мира, забор.

– Эй, ты… топотун! – внезапно окликнул его, хитро прищурившись, президент. – Што, понимаешь, прячешься?! Я ж тебя все равно вижу… Карацупа хренов! Иди сюда. Я тебе… хе-хе… чего покажу!

Здоровенный парняга в жарком темно-синем костюме шагнул из-за кустов смородины, заулыбался сконфуженно, приблизился осторожно.

– Здравствуйте, господин Президент.

– Ну, как дела? – добродушно поинтересовался Дед.

– Служу Отечеству! – бодро отрапортовал, вытянувшись в струнку, парняга.

– Молодец! – похлопал его по мощной груди президент и позвал радушно. – Пойдем-ка со мной. Вон тот сарайчик видишь? Ни хрена ты не видишь! Стоишь тут, топчешься! Такой, понимаешь, Топтыгин! А не знаешь того, шта главная опасность для моей персоны в сарайчике том схоронилась!

Охранник подобрался мигом, сунул правую руку запазуху, повел настороженно головой по сторонам, потом впился взглядом в неприметный, скрытый зарослями полутораметровой крапивы бревенчатый сарай с распахнутой кривовато досчатой дверцей. Подошел ближе, глянул внутрь бочком, насторожено, сделав левой рукой предостерегающий знак президенту – не приближайся, мол.

В заброшенном строении, судя по всему, хранился когда-то садовый инвентарь, и сейчас еще в его полутемном, затянутом серой паутиной нутре можно было разглядеть ржавые лопаты и грабли со сгнившими от времени черенками. А вот дверца была еще крепкая, с засовом-щеколдой, на совесть кованной. Крыша тоже не протекала – сухо было в сарае, пылью застоялой пахло, не плесенью. Но ничего подозрительного!

Телохранитель глянул искоса на президента, усмехнулся украдкой – чудит, мол, дед. И, чтоб успокоить его окончательно, шагнул внутрь сарайчика. В тот же миг стоявший позади Дeд наподдал ему ногой, втолкнув глубже в пыльное нутро, шустро захлопнул за охранником дверь, с лязгом запер засов.

Телохранитель шарахнулся назад, ахнул в дверь кулаком, да поздно было.

– Э-эй! Эй! Что за… откройте! – рявкнул он, а потом, опомнившись, осознав, в каком положении оказался, загундел жалобно. – Господин президент… А-а, господин президент? Не балуйтесь. Откройте, а-а? – но тот не слушал его.

Косолапо загребая ногами песок, Дед улепетывал по дорожке, ведущей к калитке, и бормоча: «Вот какая, брат, рокировочка!» Проскользнув незамеченным челядью мимо дома, президент оказался на улице, где, словно поджидая его, заурчал синий джип.

Два развалившихся вальяжно на лавочке у ворот милиционера, увидев перед собой Первого президента, вскочив, остолбенели сперва, а потом дружно тараща глаза, отдали честь. Дед, притормозив перед ними, выпятил важно грудь, козырнул в ответ, коснувшись пальцами седого виска, прошествовал к машине, распахнул дверцу с правой стороны от водителя.

– Привет. Тебя как зовут?

– В-василий, – обалдело взирая на него, заикаясь, ответил шофер.

Дед с видимым трудом задрал ногу на высокую подножку, крякнув, согнул неловко скованную радикулитом спину, и, наконец, взгромоздившись на сиденье, бросил властно.

– Поехали!

У шофера аж сигарета выпала из раскрытого в изумлении рта.

– Куда, това… г-господин президент?

– На кудыкину гору! – сварливо проворчал, поудобнее устраиваясь в кресле. Дед. – Ты, к примеру, сейчас в какую сторону собирался?

– Я? – водитель растерянно взглянул на часы. – Мне э-э.. через минуту приказано выехать в направлении дома этой, как ее… знахарки, что ли… И прибыть туда ровно без десяти минут одиннадцать. Одному, – добавил он, жалобно взглянув на именитого пассажира.

– Кто приказал? – грозно нахмурил брови президент.

– Дык, этот… Телохранитель ваш… Товарищ полковник.

– А по-твоему, кто главней – я или какой-то полковник? – насел на него дед. – Ты в армии служил? Порядки знаешь? Устав. А-а?!

– Служил, – с готовностью кивнул шофер. – В Уставе сказано – выполнять команду старшего начальника.

– Вот и выполняй, – приказал президент, удовлетворенно откинувшись на спинку сиденья. – Тем более, шта я предыдущее указание не отменяю. Велели тебе ехать к Дарье – езжай. Заодно меня прокатишь. Я хоть на город посмотрю, с народишком, понимаешь, пообщаюсь. Тебя, значит, Васей зовут?

– В-васей…

– А меня знаешь как?

– Д-дык… кто ж вас не знает?!

– Ну то-то… Трогай. Надо к Душновой – поедем к Душновой. Мне, Вася, все равно. Всюду, понимаешь, дорогие моему сердцу россияне!

Джип, как застоявшийся жеребец, рванул с места, обдав клубом пыли замерших по стойке смирно милиционеров. Они лишь прикрыли глаза в смятении. Про то, что пускать на территорию дачи кого бы то ни было запрещено, им все объяснили. А вот насчет того, как быть с самим президентом – проинструктировать забыли.

Василий тоже заморочено крутил баранку, косясь испуганно на пассажира, от волнения пропустил поворот и несся теперь по незнакомой улице, ориентируясь на торчащий впереди элеватор. Подъедет к нему – а там и до дома Дарьи рукой подать.