К началу выступления президента Коновалов уже выбрался из дышащей перегаром толпы и направился к зданию горотдела милиции. Два сержанта при входе, вооруженные по усиленному варианту несения службы короткоствольными автоматами АКСУ, мельком глянув на его служебное удостоверение, беспрепятственно пропустили полковника в пустынный и тихий в этот час всеобщего ликования вестибюль.

Коновалов неспеша поднялся по обшарпанной лестнице на второй этаж, прошел длинным коридором, мягко ступая по вытертому, в разноцветных заплатках, линолеуму. Остановился у застекленного стенда, внимательно рассмотрел экспонаты. На пыльных полках вразнобой стояли и висели давно не интересные никому спортивные кубки, вымпелы и грамоты с прежних, советских еще времен.

Полковник надел очки и, приблизившись к стеклу, стал неторопливо изучать трофеи прошлых милицейских побед. Вот серебристый кубок за второе место среди сборных команд подразделений УВД области по волейболу. Рядом – такой же, только тускло-бронзовый – за победу в легкоатлетической эстафете. Еще вымпелы – за призовые места на соревнованиях по борьбе самбо, футболу. А вот и то, что надеялся увидеть Коновалов за мутными стеклами неухоженного стенда…

Он вчитался в текст выгоревших от времени, поблекших почетных грамот. За первое место по пулевой стрельбе… Первое место по стрельбе из личного оружия… И опять первое место… Звание чемпиона области… Всесоюзной спартакиады сотрудников подразделений органов внутренних дел… И на всех – четко впечатанная пишущей машинкой фамилия награжденного. Одна и та же.

Коновалов снял очки, спрятал их в футляр, сунул его в карман и не спеша пошел дальше по коридору. Найдя нужную дверь с табличкой, сел на продавленный кожаный диванчик напротив. Достал пачку сигарет, вытряхнул одну, чиркнул зажигалкой, затянулся, выдохнул в потолок струйку серого дыма.

С улицы неслись восторженные вопли толпы, а голос бывшего президента, перекрывая их, вещал все громче, увереннее.

Коновалов беззаботно откинулся на спинку дивана, попыхивал дымком, рассеянно поглядывая на дверь соседнего кабинета.

Наконец, в ней щелкнул замок, она распахнулась. На пороге стоял Гаврилов. Увидев полковника, он замер в нерешительности, почесал затылок, спросил сочувственно.

–.Давно ждешь?

Коновалов пыхнул сигаретой, сказал с усмешкой.

– А я знал, что ты не выстрелишь.

– Это почему же? – обидчиво нахмурился Гаврилов. – Думал испугаюсь?

– Да нет, – пожал плечами полковник. – Просто поймешь, что не в нем дело. А в нас.

– В нас?

– Ну да. Не только в нас с тобой персонально, а во всех нас. Понимаешь?

– Наверное, – обреченно понурился Гаврилов. – И… что теперь?

– А ничего, – безмятежно махнул рукой Коновалов, поднявшись. – Пойдем к Вахе. Выпьем по стопочке. У меня масса времени…

В тот день полковник напился так, что опоздал на поезд, и никуда не уехал. Допоздна засиделись они с Иваном за столиком шашлычной. Стемнело, давно уже не было на трибуне ни Первого президента, ни его многочисленной охраны, ни вообще начальства. Выключили – то ли по причине поломки, то ли из экономии, – праздничную иллюминацию, а народ все не расходился, все гомонил, перекатывался из края в край площади вязкой, словно расплавленный гудрон в бочке, массой, переходил от одних столов с выпивкой и закуской к другим.

И в воцарившейся кромешной тьме нет-нет да и раздавались пьяные голоса Ильи да Ивана, которые попеременно орали в ночи:

– Земляки! Козлоордынцы, понимаешь! Ура!

И площадь всякий раз глухо отвечала им дружным утробным урчанием:

– Ур-р… р-ра…