В караульном помещении было суетно и накурено. Пересменка шла самым полным ходом. Я осторожно переступил порог караулного помещения. Особого внимания на меня сразу не обратили, и все продолжали заниматься своими делами, из которых главными были: сбор в сумки мелкой собственности и шумная игра в домино. Мне было совершенно неуютно стоять безмолвным пнем среди занятых людей, и я вежливо, но не громко поздоровался. Сразу же после приветствия, взор на меня обратили все, кроме доминошников. Для тех процесс игры был гораздо важнее каких-то там приветствий смущенного человека, мнущегося у караульного порога. Это я знал по себе, костяшки с точками, так хватают за живое и вводят в азарт, что оторваться от них становится мукой, ну просто невообразимой. Ну, да ладно, бог с ними, пусть играют, зато остальные меня сразу заметили.

– О, новенький, – закричал кудрявый мужчина с солидной проседью, – в нашем полку братцы прибыло. Как звать-величать тебя, новый боец за сохранность собственности «Хмельной Забавы»?

Я представился, и ко мне стали по очереди подходить знакомиться мои новые сотоварищи по трудной охранной службе. Конечно же, послышались предложения об обмывке первого рабочего дня, но их немедленно прервал щупленький мужичишка, оказавшийся начальником моего караула. Он поправил пальцем очки в позолоченной оправе и со всей важностью, только возможной для его внешнего вида определил меня на пост, но никаких инструктажей делать не стал.

– Корнилов, захватишь с собой новенького на седьмой пост, тебе ведь всё равно мимо идти, – приказал начальник красномордому упитанному сотруднику, с великим раздражением вылезшему из-за доминошного стола.

Мой провожатый негромко огрызнулся, но меня куда-то повел. Шли мы с ним вдоль высокого забора по плотно утоптанной тропинке, изрядно поросшей по краям зарослями мать-и-мачехи и одуванчиков, сначала молча, а потом Корнилов неожиданно спросил меня:

– Слышь, земляк на кой ляд тебя сюда принесло? Умом, что ли двинулся или кто-то лапши на уши навешал об охранном счастье?

– Работать ведь где-то надо, – честно ответил я, сделав вид, что не понял второй части вопроса.

– Ты где до этого работал?

– На птичнике.

– Тогда ясно. У вас там говорят, вообще не платят ничего, а если даже и платят, то зарплату яйцами порченными отдают. Придурки вы там все, вместе с яйцами. Ну, до чего же вы все страну довели. Вот идиоты.

– Нет, платят-то деньгами, только мало вот и задерживают часто.

– Да какие это деньги? Я вот еще полгодика здесь попашу, лицензию получу и в Москву. Там с лицензией можно классно устроиться, там человека рабочего уважают. А здесь козлы одни, только всё под себя гребут. Мало того, что денег не платят, так еще и условий нормальных нет. Только и секут за тобой, только и секут. Короче, козлы кругом и сволочи. То ли дело в Москве. Мне ещё полгодика продержаться. Получу лицензию, и тогда они у меня посмотрят. Придурки тупорылые.

Я хотел поподробней поинтересоваться об условиях работы здесь на комбинате и перспективах на трудоустройство в столице, но не успел. Мой провожатый подвел меня, к обитому синим железом скворечнику на заборе, кивнул в его сторону головой, давая понять, что это и есть место моего караульного бдения, а сам молча двинул по тропинке дальше, продолжая что-то бурчать себе под широкий нос.

Я только успел взяться за поручень лестницы, ведущей наверх, а оттуда сверху, уже мчался мой сменщик, причем мчался не просто, а с великими претензиями и крепкими выражениями.

– Ты, чего как долго-то?! – орал он громко и даже с каким-то истерическим подвизгиванием, скатываясь по скрипучим ступеням. – Я, чего здесь должен до обеда сидеть? Смена уж давно кончилась, а ты тащишься, как беременная черепаха на последнем месяце? Вообще все оборзели, дальше некуда. Вообще беспредел полный кругом, как жить дальше? Вот народ!

Поравнявшись со мной, крикун сунул для приветствия руку, и быстро сменив гнев на милость, поинтересовался:

– Новенький? Откуда родом? Я – Вовчик.

Получив краткие сведения обо мне, Вовчик решился немного задержаться и провести со мною легкий производственный инструктаж, правда, неофициального порядка.

– Ты, это, – наставлял он меня, – главное на вышке днем не ложись. С шоссе хорошо видно, что головы нет, а там часто Хорёк ездит да другие шишки. Короче засечь могут.

– Какой Хорек?

– Начальник охраны комбината, между прочим, тварь последняя. Так и сечет, чтобы к чему-нибудь придраться и штрафняка накатить. Он точно чистый хорек, увидишь его, и сам поймешь по рылу острому, только лучше с ним не встречаться. Еще вот чего, если чего читать будешь, то книгу на коленях держи, опять же Хорек заметить может. Ругается он насчет чтения ни чуть не меньше, чем за спаньё. Курить можно, это ничего страшного. А вот разговаривать, ни с кем не разговаривай. Если завяжешься с кем, осторожней, здесь стукачей полно, сдадут, моргнуть не успеешь. Дело лучше иметь только с теми, кого хорошо знаешь. Сначала осмотрись, как следует. Первым на рожон не лезь. Тише будешь, дольше не попрут. Чуть промахнешься, настучат такого, чего ты про себя и не знал никогда. Тут с этим строго. Только присядь, сразу стукачи, как мухи на какашку налетят.

– А за что на меня стучать? – не понял я последнего пункта инструктажа. – Я ничего нарушать не собираюсь.

– Недельку поработаешь, будет за что, и будет чего нарушить, главное не писай в рюмку, – успокоил меня Вовчик и неторопливо, с чувством полного исполненного долга пошагал по тропинке, время от времени, сбивая ногой пушистые головы любопытных одуванов.

Я забрался на свое рабочее место и осмотрелся. Пейзаж вокруг меня был не богатый, хотя местами и красивый. С вышки просматривался кусок свежезалатанного пригородного шоссе, пыльный тротуар и обильно поросшие лопухом, с заплатками из ярко розовых цветов неизвестной мне породы, задворки производственных цехов, на которых местами алел битый кирпич, и блистали самоцветами осколки чего-то стеклянного. Посмотрев минут, этак пять охраняемое пространство я заскучал. Я вообще без дела сидеть не любил, а сидеть долго, было для меня просто смертной мукой. Я посчитал немного машины, проходящие по шоссе, и стал думать о том, чем бы еще занять, скучающую голову. Вдруг вспомнилась мне та шустрая девчонка из отдела кадров, и пришлось усмехнуться. Вот ведь как получается неудобно: с виду она добрая и приятная, а на деле оказалась еще та штучка, но всё равно хороша Ксюшка. Хотя женишься на такой, в миг в бараний рог скрутит, но я тоже подарок. Это я тоже с виду только добрый, вежливый и мягкий, а зацепи меня поглубже, так сразу и пожалеешь. Со мной только свяжись, в миг любого отбрею. Чего же сейчас эта Ксюша делает, наверное, пишет, чего-нибудь? Старательно, наверное, пишет. Склонилась опять над бумагами и делает важные записи в серьезных документах. Интересно бы посмотреть. Может всё-таки завтра подойти к ней, а вдруг чего сладится. Не зря же дядя Федя, царство ему небесное, часто повторял: «Деревенщина Ермил, а посадским бабам мил». Вдруг чего у нас сладится? Чего я хуже дяди Феди? Вот бы сейчас…

– Парень, – раздался снизу чей-то осторожный шепот. – Парень, выгляни сюда. Дельце бы нам с тобой справить.

Я так резко закрутил головой, что с правой стороны, наверное, лопнула жила. Ну, пусть не жила, но капилляр какой ни будь, точно дуба дал. Шея заболела, но было не до неё. Не до ощущений было. Узнать бы кто это тут шепчется? Что за привидения такие у вышек обитают? С внутренней стороны забора никого не было, и я высунул голову на внешнюю сторону. Вот именно там, у забора и стояла таинственная шептунья. Лет ей было, этак за шестьдесят и лет тридцать из них, она видно пила беспробудным образом. Последствия этой вредной привычки хорошо просматривались на её лице даже издалека. Её внешний вид портил все надежды на какие-то дела и поэтому справляла она их скорее всего не часто.

– Парень спиртику не кинешь? – стала просить меня неприятная незнакомка, увидев, что я, наконец, её заметил и, вертя при этом в руке помятую десятку. – У меня и грелка на замену есть.

– Какого спиртику?

– Чего новенький что ли? – рассержено, плюнула в сторону моей будки бабушка. – В первый раз, что ли здесь?

– В первый, – лаконично признался я.

– Ну, давай сбегай до цеха, налей мне в грелку спирта, – стала строго вещать мне старуха пока ещё не понятные предложения. – Там ваших не проверяют. Сбегай. Тут до разливочного рукой подать.

– Как же я сбегаю, я ведь здесь вроде на посту, – дивился я вслух неприемлемым предложениям незнакомки. – Нельзя мне никуда отлучаться. Не положено.

– А чего здесь случится? – пожала плечами она. – Забор что ли унесут? Так ты за забор не бойся, я посторожу. Помогу тебе, уж больно ты парень симпатичный, не то, что здешние дурососы. Ну, так сбегаешь?

– Нет.

– А чего нет-то, я ведь не просто так, а заплачу? Деньги-то у меня есть, а деег не хочешь, так мы с тобой и по-другому сговоримся.

– Да не могу я бабушка никуда бежать со своего поста, не положено мне. Я ведь вроде здесь как на службе, – ни с того ни с сего вдруг стал оправдываться я перед пожилой женщиной.

– Козел ты стоеросовый с занюханной задницей, – подвела итог нашему разговору уже строгая старушка, плюнула в пыльную траву и гордо двинулась дальше вдоль забора.

Я посмотрел ей вслед и дождался, когда она дойдет до будки моего соседа. О чем они там беседовали, не знаю, но факт взаимной передачи чего-то друг другу замечен мною был. Ладно, это не моё дело, пусть передают. У них своя свадьба, а у меня своя. Чего мне за других заботится, своих проблем по уши. О Ксюше почему-то больше не думалось. В голову всё больше лезла неприятная старуха с её дерзким предложением. Видно охрана здесь тоже легкой коммерцией занимается. Вот тебе и наш забор – неприступная крепость, а наша охрана самая строгая в округе. Внизу заскрипели ступеньки. Я метнулся к двери и столкнулся там грудью со лбом начальника караула. Он поправил очки и стал чинить с меня спрос.

– Ну, что здесь видно? Посторонние на границу поста подходили или ты спал на посту? Отвечай быстро, всё как было.

Я пожал плечами, решая по ходу пожиманий сказать про старуху или нет. Решил всё-таки сказать.

– Старуха какая-то подходила. Просила чего-то ей передать. Только я решительно отказался.

– Решительно?

– Решительно.

– А чего именно она просила? – спросил суровый начальник таким протокольным тоном, что я очень пожалел о своем признании, но решил все-таки открывать ему всю правду дальше.

– Спирта какого-то.

– Так, значит, спирт стали таскать. Молодец, – похлопал меня по плечу маленький шеф и торопливо удалился, шепча под нос кому-то угрозы. – Думают меня провести, не выйдет. Посмотрим, посмотрим. Ох, и получите вы у меня. Думают, что я не увижу. Вздумали вокруг пальца обвести. Я на охране десять лет стою, кого обмануть вздумали.

Я же остался стоять дальше над колючим забором. Прошло немного времени, и меня опять окрикнули.

– Слышь, мужик, дай я здесь пролезу. Сотнягу плачу прямо сейчас и ещё одну на обратном пути. Ну, чего пустишь или как?

На этот раз с внешней стороны забора стоял рыжий пацан лет тринадцати и, задрав голову, ждал моего ответа на своё, скорее всего коммерческое предложение.

– А как же ты пролезешь? – искренне удивился я, осматривая сверху плотные круги колючей проволоки около моей будки.

– Не твое собачье дело, – сбил моё любопытство юный предприниматель. – Так да или нет?

– Нет, – покачал я головой. – Работа у меня такая никого не пускать. Я можно сказать здесь на посту охрану несу.

Пацан, получив безапелляционный отказ на свою противозаконную просьбу, отошел на пару шагов в сторону и выдал мне такой поток изысканных оскорблений с обещанием прирезать на днях меня и всю мою семью, что меж лопатками у меня похолодело и похолодело не слегка. Только я опомнился от неожиданности дерзкого ответа юнца, на пост опять нежданным ураганом влетел начальник караула.

– Что опять переговоры ведешь? Кто разрешил? Почему без спроса? Когда же вы наконец службу научитесь нести правильно?

– Да ничего я не веду, – стал неуверенно оправдываться я и опять открыл начальнику всю правду.

Начальник в очередной раз похвалил меня, грозно сверкнул очками, и подозрительно оглядываясь, удалился к зарослям лопухов.

Скоро пришла смена. Менял меня, как раз мой первый знакомый в караульном помещении, тот самый кудрявый мужчина с проседью. Звали его Михал Михалычем, и я сразу же чистосердечно рассказал ему обо всех своих первых приключениях. Он меня успокоил и посоветовал:

– Ты Андрей, на первых порах не отвечай никому, посылай мысленно всех как можно дальше, и все случаи такие вот здесь журнале записывай. На всякий случай. Мало ли за что оправдываться придется. В нашей службе ведь никогда не угадаешь где, когда и во что вляпаешься. Бывает, начальство специально стукачей с улицы посылает, чтобы на крючок подцепить.

Михаил Михайлович достал с полки потрепанный журнал и, открыв его, ткнул пальцем в чистую страницу. Крякнул и, пожурив слегка, посвятил меня немного в охранную мудрость.

– Вот видишь у тебя ни одной записи, это плохо: или скрыть чего-то пытаешься или спишь на посту. Ты всё пиши сюда подряд, бумаги больше, чище зад, а чище зад и телу приятно и душа спокойна. Бабка Дуня подошла, пиши, что посторонний нарушил границу поста, и ты провел профилактическую беседу. А с медным Костиком будь поосторожней, он гад еще тот. Он так подставить может, что не ототрешься.

– С кем? – переспросил я.

– Ну, начальник нашего караула. Давным-давно был такой руководитель КГБ – железный Шурик, вот в честь его Костика и прозвали медным. Почему, не спрашивай, не знаю, наверное, по должности и по въедливому характеру да свойству его лица зеленеть иногда от злости, а чаще с перепоя. Сегодня он точно следить за тобой будет. Ему тебя на крючок надо посадить. Этот гад всех на крючок сажает. Проверять он будет каждую смену. Так что ты бди. Наше руководство все сволочи, а особенно те, кто помоложе. Так перед начальством задницу и рвут, чтобы выслужиться. Был один тут, Паша Балабол. Вот гнида, так гнида. За всеми следил и на каждого досье вел. Мы у него были, как на рентгене. Вроде мужик местный, а всё выслужиться хотел, рвал и метал. Короче, дорвался он – пришили. Теперь вот у Хорька новый зам, тоже из наших, из коренных. Пока вроде ничего, а что дальше будет, посмотрим. Балабол тоже хорошо начинал. А потом…. Это он меня на вышку со склада бросил. А чего я сделал? Да ничего. Все несунов прикрывают, и я одного прикрыл. Дело-то житейское. Да только вот он стукачем оказался. Таким дятлом застучал, что прости меня господи, хотя я и в господа не верю. Стуканул мой несун Балаболу, тот выше, и меня на забор посадили. Вот сволочи. На складе житуха была то, что надо. Всё в сиропе и шоколаде, а главное тепло и дела можно было чисто крутить, не то, что здесь по мелочи. Ну, ты давай, иди на завтрак, а то там уже всё холодное и поварихи злые, а ты ведь сам понимаешь, что хуже злой бабы только тяжелое похмелье. Иди скорее.

Я отправился в караулку, потом сходил на завтрак, выслушал едкую критику о своей нерасторопности от хмурых женщин и уселся на лавочку под сенью лохматой черемухи. Рядом со мной сидела часть моих товарищей, свободных от несения службы и мы неспешно беседовали. Беседа была обычной для кратковременного отдыха. Хорошо после тяжелой доли караульного посидеть в черемуховой тени. Кто мне не верит, тот пусть сам попробует. Уверен всякому эта приятность понравится. Серьезных тем здесь под черемухой не поднимали, а ограничивались обсуждением телевизионных новостей да погодных условий. Условия те давали немало поводов к обсуждению. Сушь стояла в нашем районе такая несусветная, какая бывает в только бразильских и мексиканских сериалах. Было жарко и душно, а потому в караулку идти не хотелось, и я так продремал на лавочке, под неторопливый говор своих соратников до своей очередной смены. Эта смена прошла уже без неожиданных приключений, но с тремя переговорами с внешней стороной забора и двумя проверками начкара. Все эти возмущения моего караульного покоя я теперь аккуратно записал в журнал и не прогадал. Медный Костик, решивший в третьей моей смене проверить ведение постового журнала, наткнулся на частое упоминание своей фамилии и засмущался. Это смущение привело к тому, что проверки с его стороны разом прекратились. К третьему выходу, на пост я совсем уже освоился, не скучал и грешным делом стал, правда, исключительно про себя, считать себя же заправским ветераном. А ночь вообще прошла спокойно, врут, наверное, что преступный элемент тьму любит. Может где любит, только не у нас, у заборов ликероводочных предприятий. Спит, оказывается наш противник ночами, и нам спать не мешает. Я, конечно же, в первую ночь не спал, но о дальнейших своих снах на караульной вышке всё же подумывал. Вот немного освоюсь и тогда уж точно свое возьму. Отстоявши в четыре часа утра полный круг своих караулов, я с чистой совестью шел отдыхать до конца смены, благо ночью распорядок бодрствующих смен не соблюдался. И вот несмотря на ряд неудобств, я крепко уснул на жестком казенном ложе. Разбудила меня предсменная суета. Народ стал подниматься, оправляться и к дому собираться. Между моими напарниками ходил чуть позеленевший медный Костик и каждого о чем-то просил. Просьба, по всей видимости, была не из приятных и все как один в ответ на неё отрицательно качали головой. Начальник злился, сжимал скулы с кулаками, но ничего поделать со строптивыми к своему глубочайшему сожалению не мог. А тех, кого он не опросил, оставалось всё меньше и меньше. Когда их осталось человека три, Костик стал подозрительно посматривать на меня. Такая косьба ни к чему хорошему привести не могла, и я попытался слинять на улицу, но не смог. Железной рукой медный Костик схватил меня уже на пороге и грубо подставил под свои начальственные очи за стеклами в золотой оправе.

– Ты, вот что, – начал он вроде бы как издалека, – войди в положение. Представляешь сразу трое на больничный ушли, а у одного теща опять померла. Нашла, понимаешь время. А с больными тоже надо бы разобраться. Купили, наверное, больничные свои. Сейчас в больницах вообще лечить перестали, только больничными торгуют. Бизнесмены хреновы. Они торгуют, а мы выкручивайся. Ты-то парень вроде ничего, нашу работу на лету схватил. Поэтому выручай. Отработай еще смену. Оплату конечно двойную получишь и к тому же не на вышке, а в проходной стоять будешь. В проходной намного интересней и веселей. Выручишь меня сейчас, я твой должник. Не выручишь, тогда извини, здесь уж завидовать нечему будет. Ну, чего договорились, что ли?

Делать мне было нечего, в долги с неприятностями в первый день службы залезать не хотелось, и я согласился. Костик радостно схватил меня за руку и потащил к заместителю начальника охраны, видимо ожидая за мою вербовку на вторую смену серьезной награды. Что уж он потом там получил, медаль, почетную грамоту, место на доске почета или ещё чего, не знаю, но я на вторую смену остался.