Он бежал по городу. Небо острыми каплями царапало ему лицо.

Поднимались и опускались синие кроссовки в красных полосках. Газетные листы, сложенные восьмикратно, добавляли мягкости обуви, не предназначенной для спортивной пробежки.

Километровый забег недостаточно раскрывал легкие. Альвеолы покрылись вязкой, почти резиновой слизью.

В затылке нарастала тяжесть: как будто под ним находилась не серая, пульсирующая розовым, мякоть, а камень. Или пемза, рассыпанная колкими крошками, что протирали черепной свод, повышая своими терниями и без того высокую температуру головы.

А температура всё продолжала расти. Сначала она росла по щадящей экспоненте. Потом стала возрастать ступенчатыми вспышками боли, глухо пропадавшими где-то в стороне.

Мало кислорода на вдохе, много ядовитых испарений на выдохе. Сердце разбухает аритмическим поясом судорог.

Джинсы превратились в полотно: тяжелое от пота, грязи и кислой воды.

Дождь всё не прекращался.

Прохожие, из которых женщины за пятьдесят составляли большинство, — грузные, в красных, синих, желтых и розовых синтетических куртках, — проходили отупелыми обрубками.

Кто-то в круглых очках, с дождевыми грушами на них. Кто-то с зонтом неестественно ярких цветов.

Холодный ветер ничего хорошего не предвещал вспотевшему телу: уже начал он запускать свои морозящие пальцы под одежду.

Покрасневшие ладони. В кармане можно найти тепло, но тогда бы не стало дыхания, тогда бы не стало его.

Смазанные очертания магазинов одежды, шиномонтажных мастерских, охранных будок…