Валентин позвонил на следующий день и назначил мне свидание в центральном сквере.

— О, Боже! — закричала я после нашего первого телефонного разговора. — Почему я не взяла с собой фиолетовое платье?! Ну почему мне не пришла в голову эта светлая мысль?!

Как можно было предположить, что я пойду на свидание там, куда я ехала едва ли не в добровольную ссылку! Я металась по дому, расшвыривая то немногое, что взяла с собой.

В конце концов, устав от примерок, я скомкала весь свой гардероб и запихнула в сумку. На кровати остались только джинсы, в которых я приехала, и бледно-сиреневая рубашка со шнуровкой на груди.

И вдруг вспомнила, что у меня есть кое-что…

Через мгновение в моих ладонях лежало то драгоценное, ценность чего была не в каратах, а в чём более существенном, что измеряется другими мерами, мерами времени и заложенного в нём импульса чего-то очень мощного, какой-то сверхтонкой энергии.

Прикрепив медальон к кожаному шнурку, я надела его на шею и подошла к зеркалу.

Я стояла перед старинным зеркалом, наверное, так же, как стояли перед ним мои прабабушки, с единственным желанием, чтобы оно вынесло свой приговор: «Я ль на свете всей милее…».

Золото? Самоцветы? Зачем, если на мгновенье в глазах моих затрепетали отсветы древних костров, потаённых священных озёр, в которых тонули лиловые тени прошлого. Я медленно провела рукой по лицу, словно это было не моё лицо. Всё подёрнулось синеватым туманом и пропало.

Девушка в отражении выглядела совсем неплохо. Что говорить, просто здорово.

Да, это было именно то, что нужно. И зеркало любезно подтвердило мою мысль.

«Ну и была бы сейчас как дура в своем фиолетовом платье, — подумала я удовлетворённо. — А так просто класс!»

Настроение улучшилось.

Но ненадолго. Потому что потом позвонила Тамара.

— Слушай, не хочешь сходить в кино? — предложила она. — Небось, не была никогда в нашем кинотеатре? «Сумерки» не хочешь посмотреть?

«А я, кажется, попала в неловкое положение», — подумала я. — «Как же я могла забыть, что Валентин нравится моей подружке!»

Но свидание уже было назначено!

— Я… не смогу.

— Почему?

«Она догадывается».

Но теперь некогда было думать об этом!

— Зойка, что случилось? — словно чувствуя что-то Тамара добивалась от меня признания.

Но, по крайней мере, сейчас я решила уйти от ответа. После свидания будет ясно.

— Да нет, просто у меня дела.

Всё! Я запрятала телефон подальше.

Я иду в центральный сквер.

«Теперь она уведёт у меня Валентина…»

Тамара догадывалась, что совершила роковую ошибку, пригласив Зою пойти вместе с ней к Павлу.

Она безошибочно догадалась, куда отправится её удачливая соперница, поэтому сказала таксисту:

— Центральный сквер.

И приехала туда раньше Зои.

Он был уже там.

Валентин сидел на крайней скамье, положив локти на выгнутую спинку, красивый и желанный как никогда. Рядом на сиденьи лежала ветка лилий. Тамара знала этот сорт. Это была розовая Сорбонна.

Он смотрел туда, откуда должна была появиться её соперница.

Она видела, как широко открыты его глаза, его прекрасные серые глаза, как губы готовы улыбнуться сразу, как только появится Зоя.

Неторопливо и осторожно, как хищник вокруг жертвы, Тамара обошла сквер и встала за деревьями позади Валентина. Затаив дыхание, она наблюдала, как ветерок ерошит его светлые волосы, как заботливо он поправляет цветы. Цветы для Зои.

Она уже ненавидела свою соперницу с такой силой, что, могла бы, кажется, испепелить её только взглядом, а потом развеять пепел над чёрной речной водой.

Вдруг наступила тишина. Налетел странный порыв ветра, внезапный и ледяной, отчего по телу пробежала мелкая противная дрожь. А потом в глазах потемнело. И словно треснула, расколовшись надвое, мёртвая тишина, в голове загудел огромный колокол. Вокруг коленей закручивался ледяной вихрь. Сладострастно лизнув её ноги, вихрь с шумом, подобным шелесту вороха иссохшихся листьев, рванулся вперёд, промчался по скверу туда, где сидел Валентин, и, дунув изо всей силы, смахнул цветы со скамейки на землю, в пыль.

Валентин сделал движение, чтобы их подхватить, но не успел.

Тамара стояла за деревяьми, с каким-то странным чувством облегчения наблюдая, как он поправляет сломанную веточку, стряхивает с лепестков крупинки песка.

Вдруг она остро почувствовала, что Валентин никогда не подарит ей цветов.

Обессилев, она присела на прямо бордюр тротуара и согнулась так, будто её ударили поддых, в солнечное сплетение. Дышать стало невозможно.

Плакать не хотелось, нет. Но и жить не хотелось.

В этот миг она увидела Зою.

Она шла через сквер навстречу Валентину, легко шагавшему к ней.

На Зоиной груди что-то ослепительно блеснуло прямо в глаза.

Тамара зажмурилась. «Какая боль…»

Но ненависть придала ей сил. Она медленно, словно ноги вязли в отчаянии, направилась прочь.