Павел вошёл и сказал:

— Ребята, ну вы даёте! Вам что, Сергей ещё не звонил?

Мы не знали, звонил ли нам кто-нибудь. Мы были ещё так далеко отсюда.

Но небесное колесо уже повернулось. Я приближалась к моменту Постижения.

— Ребята, быстрее выходите. Машина ждёт.

Сергей уже входил в дверь следом за Павлом.

— А день рождения? — спросила я, уже зная, именно этот день и есть мой истинный день рождения.

— Зоя, это будет твой лучший день рождения! — торопил меня Сергей, словно знал. — Уж поверь! Такое бывает раз в жизни!

«Раз в тысячелетие», — подумала я.

— Да что случилось-то?

Павел, похоже, ничего не понимал. Как и все они.

— Паша, там… Рабочие выкорчевывали деревья под котлован и нашли…Они такое нашли, Паша! Помнишь, общественность дуб какой-то вековой защищала? Ну, мои рабочие дуб спилили, а там…

Сергей подгонял нас. Мы уже садились в машину.

Ехали недолго по шоссе, потом свернули на просёлочную, потом в лес по примятой траве.

Машина остановилась. Мы вышли, и Сергей вскоре вывел нас на поляну. Рабочие стояли, опершись на лопаты и уставившись на нас.

У меня под рёбрами похолодело.

То, что мы увидели там, выглядело просто нереально. В мечущемся свете фар, посреди варварски вытоптанной травы, грубых неряшливых следов колёс машин и развороченной земли, как поверженный великан лежал огромный вековой дуб, Вечное Древо. Ствол поваленного дерева в поперечнике был значительно выше человеческого роста. Вокруг застыли в нереальных изгибах обломанные ветви, подобные щупальцам мёртвого гигантского спрута, выкорчеванные корни, длинные, словно дерево питалось самыми глубоко скрытыми, тайными соками Земли.

На том месте, где когда-то стояло прекрасное Древо, образовалась чёрная яма. Мы подошли к краю и, немые от изумления, посмотрели вниз.

Можно было предположить всё, что угодно — клад, могилу Тамерлана, захоронения ядерных отходов, но такого никто из нас увидеть не ожидал.

Среди сырой, тёмной земли, остатков безжизненных корней и других змеящихся, вылезающих из чёрных недр, растительных останков, производивших впечатление движущейся клубящейся массы, на невысоком основании стоял большой плоский, круглый, гладко отполированный голубой камень. По диаметру, длина которого была приблизительно около полутора метров, камень был рассечён надвое узким углублением, тонкая ровная линия которого, как экватор, делила, поверхность камня пополам.

На правой половине круга была изображена фигура женщины в странном облегающем одеянии. Голову венчало что-то вроде диадемы, а в стороны расходились штрихи, или, может быть, лучи. На шее и верхней части груди — ожерелье. В правом кулаке женщина сжимала цилиндр, в левом — что-то напоминающее верёвку или змею. На второй половине камня, словно вдавленное внутрь, углубление в виде ладони правой человеческой руки, чуть выше над ладонью три волнистые линии.

Никто из нас не мог ничего сказать.

Изумлённые глаза Павла скользнули на мой медальон. Да я и сама узнала это изображение. Но ни я, ни Павел ничего не могли понять пока. Я дрожащей рукой дотронулась до холодного металла у себя на груди.

Первой прервала молчание Тамара, и низким, словно севшим от волнения голосом, наконец, спросила:

— Что это?

Павел задумчиво произнёс:

— Круглый, полированный камень…. Думаю, это древний языческий алтарь.

Павел замолчал, потом спрыгнул вниз и, медленно шагая по рыхлой почве, обошёл камень вокруг, осматривая его, словно, сомневаясь в чём-то.

— Смотрите, — наконец, сказал он, — это же древняя шумерская Богиня Инанна, владычица небес, как её называли.

— Постой, постой, Павел, — заговорил Сергей, — но при чём же здесь мы? Как этот алтарь мог попасть сюда? Где Шумер, и где мы?

Потом он, а за ним один за другим и все остальные, спрыгнули вниз и окружили камень.

— Шумерская Инанна имеет и другие имена, которые, возможно, известны вам, — сказал Павел. — Иштар, Астарта, Тара, Исида, Афродита, Венера, и, наконец, славянская Лада — все они божества Вечно Возрождающейся Жизни, противостоящей Смерти. В архаической религиозной системе не было ни богов, ни богинь, а были универсальные богини.

Валентин показал на волнистые линии, глубоко прочерченные на одной из половин алтарного камня:

— А это что означает?

— Это идиограмма, — Павел провёл по линиям рукой, — она означает «море». Так изображалось имя древнейшей шумерской Богини Намму, «матери, давшей жизнь небу и земле».

Договорив фразу, Павел провёл ладонями по лицу и покачал головой:

— Ребята, это просто невероятно! Последние два дня вы не перестаёте меня удивлять. То загадочные медальоны, то тексты диктуете на древнехеттском, то шумерские алтари откапываете.

Он посмотрел на Валентина.

— И всё-таки непонятно, как здесь очутился шумерский алтарь, — сказала Тамара, всё это время стоявшая в стороне с высокомерно брезгливым выражением, она была единственная, кто не спрыгнул вниз.

Павел провёл пальцами по полированной поверхности камня, словно стараясь нащупать ответ, что же может означать появление здесь, в русском лесу, алтаря с изображением шумерской Богини.

Всё происходящее казалось сном.

Уже наступила ночь, и на бархатно-чёрном небе появился узенький серп новой луны.

Всё это напоминало мне что-то, уже случавшееся со мною однажды. И молодая луна, и бархатная ночь, и каменный алтарь, только ночь не русская, прохладная, августовская, а душная тропическая. Но каменный алтарь…

— Постой, — остановила я Павла.

Он убрал руку и даже чуть отступил назад, словно чувствуя, кто здесь главное действующее лицо.

Мне ли было не знать, зачем здесь этот полированный голубой камень! Я ещё не вспомнила всего, что мне нужно было вспомнить, но когда я шагнула к алтарю, рука сама легла на гладкий камень, в то самое углубление в форме ладони, и замерла в ожидании.

И ожидание было оправдано.

Сначала послышался тихий тревожный скрежет. Алтарь чуть дрогнул, и две половины большого круга разошлись в стороны, открыв небольшое углубление.

Все мы отпрянули.

В углублении, как в каменном футляре, лежал цилиндр сантиметра четыре в диаметре и длиной чуть меньше метра.

Глаза Павла загорелись, он протянул руку к цилиндру:

— А это что?

Я, с каждой секундой всё более и более становясь кем-то иным, не тем, кем была до этого, вспомнила этот странный предмет.

Синий, с золотыми вкраплениями, будто звёзды рассыпаны по ночному небу, сантиметров шестьдесят длиной, с восьмигранной центральной частью. Наконечник из прозрачной шестигранной призмы, плоской в сечении. Спиралевидный металлическиий пояс из непонятных знаков, похожих на следы птичьих лапок.

Сложный орнамент напоминал фантастический рисунок.

Ещё неуверенно, но словно подчиняясь внутреннему приказу, я протянула руку к загадочному предмету.

— Кажется, я знаю, что это такое, — произнесла я, взяв цилиндр в руку, вспоминая, что видела его во сне. — Это жезл.

— Почему ты командуешь здесь?

Это был голос Тамары.

— Павел лучше знает, что это, а если и не знает, то всё равно… он руководитель, он специалист…

Но Павел молча наблюдал за происходящим. Он ничего не предпринимал, доверившись мне.

Но это была ещё я, Зоя Кононова. И я протянула руку Павлу, чтобы он помог мне выбраться наверх. Павел помог мне.

Я стояла с жезлом в руке напротив Тамары, посреди поляны на изумрудной траве в белом свете фар.

— Положи на место, — сказала Тамара угрожающе и сделала шаг в мою сторону.

Я знала её раньше. Она была из древней и опасной породы.

Но я не намерена была отступать.

— А по какому праву командуешь ты?

Мы стояли, глядя друг другу прямо в глаза.

Все, кто пришёл сюда вместе с нами, чувствуя, что происходит нечто необыкновенное, выбрались из ямы наверх и молча наблюдали.

— Это моё, — услышала я собственный голос, звучащий как будто издалека.

Тогда, переложив жезл в левую руку, правой рукой я прикоснулась к спирали его металлического пояса. Мои пальцы быстро, и казалось, хаотично, словно восстанавливая по памяти, набрали комбинацию знаков. Когда пальцы замерли, браслет, что был у меня на руке, начал мерцать, словно внутри включилась подсветка.

Я увидела, как напугана Тамара, и сильнее сжала жезл рукой.

Опасаясь за меня, Валентин сделал движение в мою сторону.

— Зоя!

Странно, но моё имя показалось мне чужим.

В этот момент Тамара, издав жуткий звук, похожий на рычанье рассвирепевшей львицы, повернулась к нему.

— Стой! Я твоя госпожа! — произнесла она страшные непонятные слова.

Валентин остановился.

Тамара продолжала тихо произносить какие-то странные отрывистые звуки, мало похожие на слова. Валентин бледнел, словно умирая.

Что происходило со мной, было трудно объяснить.

Я чувствовала, что какая-то неясная, непонятная, необъяснимая сила наполняет меня. Я держала в руке нечто невероятно сильное, что-то делающее меня могущественной. Древние воспоминания просыпались во мне, запредельно древние, те, что таились в самой глубине моего подсознания. И они теперь диктовали мне то, что я должна была делать.

И я сделала это. То, что снилось мне в мучительных, пугающих снах. То, что должна была сделать. Это было так просто и понятно мне теперь — осознать свою Силу и победить Зло.

Я вложила Лазуритовый Жезл в правую руку. Мои пальцы сами собой сжались вокруг его гладкой поверхности. Я сделала это так, будто держала его всю жизнь, будто с детства меня учили крепко держать в руках этот символ владычества. Я уже делала это не однажды. На моей груди неземным светом мерцал медальон, знак моей принадлежности к царскому роду. Я видела всё по-другому, не так как раньше, словно глаза, наконец-то, открылись. Будто всю свою прежнюю жизнь я смотрела на мир сквозь пыльную завесу, а теперь сорвала её. Краски стали невероятно яркими, словно я видела самую суть цвета. Я слышала каждую вибрацию, каждый звук, все до единого!

И тогда меня настиг знакомый голос:

— Асму-Никаль! Асму-Никаль!!

Я уже знала, что за голос зовёт меня, выкрикивая моё древнее имя.

Я оглянулась.

В пяти шагах от меня, освещённая серебристым призрачным светом, стояла моя соперница, та, что была моим заклятым врагом, вековечной преследовательницей. Я узнала её, и произнесла слова, которые мечтала сказать столько веков:

— Харапсили, как долго я ждала тебя.

Она ответила:

— Как долго я искала тебя, Асму-Никаль!

Мы узнали друг друга.

Я, Асму-Никаль, седьмая и младшая дочь Тахарваиля, виночерпия царя страны Хатти, жрица Богини Хатахцифури.

И она, Харапсили, дочь купца Аллува.

Она снова стояла передо мной, прекрасная и беспощадная. Она преследовала меня веками, пытаясь найти и отнять того, кто принадлежит только мне, моего Возлюбленного, моего Алаксанду, поэта из Таруиши. Душа Алаксанду жила теперь в Валентине. Сколько раз мы теряли друг друга в веках, но снова обрели и по-прежнему любим друг друга.

Но Харапсили из рода Аллува настигла нас, не пожелав отказаться от ненависти. Она нашла нас там, где найти, казалось, невозможно, в дремучих лесах Русской равнины. Она явилась в своём излюбленном облике красивой хищницы. Чары её так сильны, что ни один смертный не устоит перед ней. Но и я не зря блуждала в столетиях, пройдя сорок девять жизней, накопив невероятную силу. Я была готова одержать окончательную победу. Наша вековечная вражда подошла к концу.

Мы стояли напротив друг друга. Мы знали, что настал час последней битвы.

Жажда решающего поединка подстёгивала меня.

Обжигающая ненависть полыхала в чёрных глазах Харапсили.

— Чем ты удивишь меня на этот раз, дочь Аллува?

Мой голос звучал как победные трубы на стенах Хаттусы, моего города, встречающего свою царицу:

— Не будем медлить, Харапсили, я готова.

Бормоча слова, сковывающие древних духов зла, я выплеснула этому исчадью ада прямо в её красивое побледневшее лицо, прямо в глаза, все, что копилось долгие века преследований и потерь…

Но она никогда не чувствовала боли других. Она привыкла наносить жестокие удары с целью причинять боль другим. Она всегда была готова отомстить, отнять и предать, оглушить и оскорбить. Когда она стала жертвой демонических сил, какие грехи прошлых жизней тяготеют над ней? Инфернальное злорадство сверкнуло в её глазах.

Я смотрела в лицо, отмеченное нечеловеческой красотой, которой её наделила наследственно гордая и необузданная кровь её породы. Её чувственные губы зловеще улыбались, в чёрных глазах мерцали отблески страшного пламени. Не в силах справится с ненавистью, Харапсили опустила руку в складки одежды, и в её руке сверкнул нож. Это был жертвенный кинжал из чёрного небесного железа, драгоценного амутума, некогда принадлежавший колдуну Гахидджиби, орудие убийства, на металле которого вместе с кровью жертв запечатлелись их ужас и боль.

— Наконец-то я сделаю то, чего так долго жаждала, Асму-Никаль!

Голос Харапсили совсем не изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Сладострастно жестокий контур приоткрытого её рта изогнулся в улыбке.

Теперь, в момент пика своей ненависти ко мне, она была ужасающе красива и сильна. Но это существо древней кровожадной породы посвятило себя мести, неутолённая жажда которой стала сильнее любви. Теперь она хотела только моей гибели, она опустошила своё сердце, а сердце, не наполненное любовью, слабо, ибо только любовь делает его по-настоящему сильным.

С шипением готовящейся к нападению пантеры, она двинулась ко мне.

Ядовитые языки её ненависти почти достигли меня, но ненависть, перерастая свою цель, обращается против самой себя.

И я сказала:

— Поздно, Харапсили! Тебе не одолеть меня. Я отправлю тебя туда, где тебя давно ждут!

Я была полна решимости и достаточно сильна для последнего боя. Там, за моей спиной лежал недвижимым мой Возлюбленный, мой Избранник, которого я искала столько веков. И я ни за что не отдам его теперь. Валентин казался бездыханным, но был жив. Я почувствовала, как моё сердце бьётся в унисон с сердцем Валентина, как наполняет меня и нарастает во мне с каждым его ударом немыслимая сила, такая сила, что я перестала чувствовать земное притяжение.

Ноги мои оторвались от земли, показалось мне, что, я взлетаю. Серебристо-белый свет струился из Жезла, раскрываясь веером, и свивался вокруг меня в кокон. Окутав меня с ног до головы, кокон стал медленно вращаться, постепенно ускоряя вращение. Я оказалась внутри светящейся сферы. Я видела всё, как из прозрачной, непроницаемой капсулы. С каждым мгновеньем я становилась сильнее, моё сознание прояснялось, всё становилось… стало реальным. Моё тело звенело натянутой струной. Воздух пришёл в движение. Волосы развевались вокруг лица. Кончики пальцев мерцали пурпурным блеском. Я была так сильна! Мне достаточно было лишь поднять ладонь, чтобы сокрушить врага. Я была готова защищать своё право безраздельно владеть сердцем Валентина.

Я шла, как Богиня Намму, когда она к чудовищу Эббех подходила. Непоколебимое спокойствие Вселенной снизошло на меня, в моей душе был покой. — ни вопросов, ни сомнений. Я подняла свою сияющую пурпурным светом руку, руку, держащую Лазуритовый Жезл Владычества, и в этот самый миг сгусток несокрушимой энергии сорвался с кончиков моих пальцев и ударил Харапсили в самое сердце. Её тело содрогнулось и замерло. Поднятая рука разжалась и выронила занесённый над головою нож. Он глубоко вонзился в землю, издав глухой и печальный звон. Харапсили покачнулась, медленно опустилась на колени и рухнула к моим ногам.

Я стояла над ней, понимая, что одержала окончательную победу, пройдя через страдания и лишения, ибо страдание ведёт к пониманию и любви, и так замыкается круг.

Я ликовала! В этот восхитительный миг, миг моего торжества, мир взорвался, превратившись в яркий свет. Он трепетал, пульсировал, расплёскивая сияние. Свет становился нестерпимым. Мои глаза насыщались невероятным блеском. Вдруг яркая вспышка обожгла глаза. Я зажмурилась, но ослепительное сияние прорезало сомкнутые веки. Я вдыхала странный незнакомый аромат, который не смогла бы описать словами. Я находилась внутри самого света, я сама становилась светом…

Я оказалась в краю, которому невозможно найти название, испытала чувства, рядом с которыми звёзды в августовском ночном небе кажутся стайкой бумажного серпантина…

Тёмный экран вигилятора спал, посылая редкие серовато-голубоватые волны по поверхности.

Иннаресми смотрела на него, не понимая, чего ждёт. Она словно предчувствовала что-то. Вдруг на экране вспыхнула светящаяся точка. По тёмному полю среди голубых волн теперь плавал крохотный, слабо пульсирующий шарик света.

Иннаресми, ещё не совсем отдавая себе отчёта в том, что это означает, почти закричала:

— Я нашла его!

Её победный голос зазвучал из всех трансляторов «Сиппара». В командирский зал немедленно сбежались все, кто был на дежурстве и те, кто отдыхал в своих комнатах.

— Я нашла его! — едва не задыхалась от возбуждения крикнула Иннаресми. — Они наконец-то обнаружили себя.

На неё вопросительно смотрели глаза членов команды «Сиппара». Они ещё не верили в то, что произошло чудо.

— Я нашла люцидум.

Наконец-то первая реакция. Танфана подняла руки к голове и, сжав её ладонями, засмеялась. Эстан бросился к Иннаресми, схватил её ладони, крепко сжал и стал молча трясти.

— Слава Создателю! — сказала Аната, и словно обессилев, села в ближайшее кресло.

— Ты зафиксировала его местонахождение? — взволнованно спросил Аруна.

— Конечно!

Иннаресми была взволнована не меньше.

— Вот, смотрите.

Она вывела на дисплей координаты.

Все столпились у экрана, на котором ярко пульсировала световая точка.

— Я доложу Элу, — сказал Эстан и набрал на панели связи код командора Элу.

Танфана обняла Иннаресми за плечи:

— Молодец, девочка.

После разговора с Элу Эстан был немногословен и собран.

— Мы выходим, — коротко объявил он. — Ярри, готовь фуджер.

Повернувшись к Иннаресми, он сказал:

— Ты идёшь с нами.

На щеках нибирийки вспыхнул яркий румянец. Первый выход на Землю!

Иннаресми сняла с подставки излучатель, создающий поля недоступности для всех форм излучений и делающий нибирийцев неуязвимыми для всех материальных частиц. Она вставила его в кобуру на поясе и проверила весь комплект портативного защитного оборудования: излучатель на месте, эскхалантик, регулятор гравитации, диафанум и звуковой генератор.

Никогда раньше не случалось настолько удаляться от пределов родной цивилизации. Но ещё на Нибиру она полюбила эту маленькую планету и её странных обитателей, так походивших на нибирийцев и таких не похожих на них.

Прорезав толщу океанских вод, Ярри поднял свой фуджер в воздух, и повёл его по касательной к горизонту. Пологой дугой он поднимался всё выше.

Эстан и Иннаресми, погрузившись в глубокие сиденья в прозрачном носу катера, наблюдали, как на координатном вигиляторе непрерывно пульсирует светящаяся точка. Это означало, что люцидум находится где-то там, в этой точке.

Включив обзорные экраны в режим оптики, они старались не упустить из виду крохотую пядь земли, на которой предположительно должен был находиться генератор защитного поля.

Через некоторое время Ярри направил фуджер вниз. На последнем вираже перед посадкой он пролетел над самой поверхностью деревьев, широкой тёмно-зелёной полосой уходящих за горизонт. Фуджер развернулся, максимально уменьшил скорость и завис над лесом. С высоты полёта уже были хорошо видны верхушки деревьев, разбегавшихся во все стороны едва ли не до бесконечности.

— Открываю фенеструм. Активирую диафанум и звуковой генератор.

Ярри привычными движениями нажимал сенсоры на блоке управления. Звенящая вибрация заставила фуджер содрогнуться.

На экране они увидели, как люди упали.

Фуждер завис уже над самой травой.

— Выходим, — сказал Эстан.

Раскрасневшаяся Иннаресми поднялась с кресла, готовясь увидеть то, к чему шла долгие годы, и что так мечтала увидеть — людей Земли.

— Открываю.

Ярри тронул ещё один сенсор на панели управления, и остиум плавно отделился от стен фуджера.

Эстан ободряюще улыбнулся Иннасерсми и первым шагнул наружу.

Она последовала за ним.

Нибирийка вышла из фуджера.

Земная поверхность была такой мягкой, Иннаресми показалось, что ботинки провалились в зелёный растительный покров. Она ожидала головокружения, но его не было, лишь ощущение лёгкой слабости, что было естественным. От пряного аромата защипало в носу, Иннаресми чихнула и слегка покачнулась. Эстан подхватил её за руку, внимательно заглянув ей в глаза:

— Если хочешь, подыши, — протягивая баллончик эксхалантика, сказал Эстан.

— Нет, не надо, мне нравится.

Иннаресми тряхнула головой и улыбнулась.

Эстан кивнул.

Закрыв глаза и сделав несколько дыхательных упражнений, нибирийка восстановила равновесие и огляделась.

Люди выглядели именно так, как Намму изобразила их на своей знаменитой пиктуре, той, что украшает стены кафедры генетики Высшей школы. На изумрудной поверхности Земли, волнуемой лёгким ветром, лежали золотоволосые юноша и девушка, столь совершенной красоты, что от них невозможно было оторвать взгляда. Иннаресми понимала, что это было мечтой Намму — создание существ, более совершенных, чем нибирийцы. Она всегда говорила об этом Иннаресми, ведь та была её лучшей студенткой.

Неуверенно переступая ослабевшими ногами, она подошла к золотоволосой девушке и опустилась рядом с ней на колени. В разжатой ладони землянки лежал люцидум.

Иннаресми вглядывалась в её лицо, узнавая черты Намму. Поразительно, но это было её лицо.

— Посмотри, Эстан, какое сходство.

Эстан присел рядом. Сходство девушки с Земли и его далёкой возлюбленной было, действительно, поразительным.

Эстан осторожно вынул из ладони девушки люцидум, поднялся и коротко сказал Иннаресми:

— Уходим.

Скоро он будет на Нибиру, вахта на «Сиппаре» завершается. Он увидит синие горы Нибиру, её зелёные водоёмы, и снова встретится с Намму.

— Постой…

Иннаресми понимала, что это первый и, возможно, последний выход на Землю. Она рискнула попросить:

— Можно, Эстан? Ради Намму.

Ради Намму он был готов пойти на многое. Он кивнул.

Иннаресми сняла с запястья инвелигабис и нажала на маленькую голубую кнопку, внутри которой запульсировала слабая световая точка. Иннаресми несколькими движениями пальцев настроила код и надела на руку девушки.

Через несколько мгновений та открыла глаза.

С огромным трудом я подняла тяжёлые веки и увидела, что воздух вокруг меня уплотнён, почти осязаем. Я могла дотронуться до него, погрузить в него ладонь, раздвинуть, словно прозрачный занавес. Сквозь эту завесу я различала не имеющий чётких контуров, светящийся женский силуэт.

Свет, исходивший от фигуры жещины, был нестерпим. Но я сумела разглядеть…

Её черты были вполне человеческими, но… немного другими, чуть изменёнными. Её кожа, волосы, глаза — всё мерцало искрящимся перламутровым светом… Она выглядела очень молодой, но взгляд голубых глаз был мудр, как у человека, прожившего долгую жизнь.

Чудесный покой снизошёл на меня.

Всё, что я видела, словно отодвинулось далеко назад…

Узкая переливающаяся рука осторожно касается моего запястья. Затем словно вспыхивает новое солнце, сверхновая, мерцающий взгляд неправдоподобно синих глаз направлен на меня. Неземной, идущий из глубины пространств и времён, он проходит сквозь меня. Боюсь, у меня не хватит слов, чтобы описать это.

Она улыбается.

Она сказала мне всего два слова. Хотя, впрочем, откуда мне знать, сколько было слов. Но она обратилась ко мне дважды. Голос звучал как абсолютная гармония. Он был соткан из света и серебра, он почти пел. Эти звуки можно назвать музыкой или волнами сопереживания, мудрости. Они звучали невидимым хором.

Сначала она произнесла:

— НИБ' ИХ' УР' У.

Потом, указав на себя, добавила:

ИН' НАХ' РЕС' МИ.

Потом снова был яркий свет и тишина.

Ярри взял курс на южный полюс. Фуджер, плавно вращаясь, поднялся над землей, взволновав изумрудную траву.

Иннаресми смотрела, как трещут золотые волосы девушки, похожей на Намму.

— Они ничего не вспомнят, — сказал Эстан, продолжая, как и Иннаресми, смотреть на землянку, чьё красивое лицо всё ещё можно было разглядеть.

— Очень жаль, — задумчиво сказала нибирийка.