Наша ежедневная переписка возобновилась, и теперь Эд стабильно звонил мне раз в неделю. Через несколько месяцев такого тесного общения мне начало казаться, что я знаю его всю жизнь.

Для нас не было запретных тем, мы говорили обо всем, но чаще всего о философии, религии и, конечно, о любви. О том, как все будет, когда он наконец-то приедет сюда. Он даже грозился украсть меня – увезти в огромном чемодане, если я вдруг передумаю. А еще мы отправляли друг другу посылки. Он прислал мне огромного плюшевого медведя в шотландском килте. А я отправила ему кассету с русскими песнями и записала туда еще одну – песню из «Шербурских зонтиков». Эта песня всегда мне безумно нравилась. Но теперь она не просто мне нравилась: каждая ее строчка словно была написана о нас с Эдом.

Он послушал кассету и написал, что теперь это будет наша песня. Англичане и американцы вообще очень любят это понятие – «наша песня». И по-моему, в этом нет ничего плохого. Напротив, это даже очень романтично. А до того как Эд получил посылку, я в конце каждого письма писала одну строчку из этой песни. Так что потом у него получилась вся песня. Его это очень тронуло.

Эд просвещал меня и по религиозным вопросам. Например, я узнала, что католикам нельзя предохраняться. Сначала это меня несколько пугало, но потом я решила, что ради любимого человека пойду на все. Еще он поведал мне, что «целомудрие» – величайшая добродетель, отчего мне стало как-то не по себе, поскольку этим я похвастаться не могла. Однако я деликатно молчала о данном факте моей биографии.

Тем не менее уважение к целомудрию не мешало Эду писать о том, что он бы очень хотел обнять меня и поцеловать, а некоторые из наших писем даже носили откровенно эротический характер, причем инициатива непременно исходила от него, ведь я просто не смела делать никаких намеков, боясь оскорбить его религиозные убеждения.

Ну и конечно, каждое письмо и я, и он обязательно завершали традиционным «благослови тебя Бог».

Я больше не сомневалась, что сделала правильный выбор. С Сашей я иногда общалась. Я знала, что он живет со своей Надей, а он знал, что я «типа, встречаюсь», если это можно так назвать, с Эдом. Пару раз Саша приглашал меня в кафе, мы по-дружески болтали и расходились. Я радовалась, что мне все-таки удалось сохранить с ним нормальные отношения.

Я стала чаще бывать в церкви, морально готовясь к тому, что в жизни моего избранника Бог занимает важное место. Сначала я просто заглядывала туда и ставила свечки. Потом начала ходить на службу, чаще всего на вечернюю. О каждом своем походе я гордо сообщала Эду и получала от него одобрение.

Время шло, приближался Новый год. Наши отношения развивались. Он даже писал, что попытается организовать свой приезд пораньше. И я жила надеждой, уповая на то, что день, когда он будет рядом со мной и признается мне в любви, все ближе и ближе.

В жизни моих подруг все по-прежнему шло гладко. Ольчик давно уехала в Германию, и мы переписывались по электронной почте. Андреас обожал ее, и единственным, что омрачало ее радость, было то, что в Германии ей было очень сложно найти работу, а сидеть дома она не хотела.

Линка радовалась успехам Алиски, которая по результатам разных тестов неоднократно становилась «самым одаренным ребенком в детском саду».

Одним словом, я была счастлива, и меня окружали счастливые люди. Это было прекрасно.

Как-то раз дома мне на глаза попались Заповеди оптимизма, которые я когда-то повесила на дверь. Они, бесспорно, помогли мне, но больше были не нужны. Я и так счастлива. Я сорвала листок с двери и убрала в ящик стола. Может, еще пригодится. Если не мне, то кому-нибудь из моих знакомых.

Я подумала о Луниной. Я как раз собиралась к ней в больницу. У Наташки развилась анорексия, и ее положили в специальный центр реабилитации. Она отощала так, что у нее начали вылезать лопатки. Мне было ужасно ее жалко, такая умная и красивая девушка! И началось-то все на пустом месте! Никогда и не подумаешь, что с виду успешные люди могут быть настолько не уверены в себе!

Еще за это время я несколько раз видела Лизуна. Как выяснилось, Зюки-Хрюки все-таки не оправдал возложенных на него ожиданий. Я подозревала, что на самом деле Лизун просто узнала: на родине у него осталось как минимум две жены и выводок детей. В общем, при очередной встрече Лизун сообщила мне, что у нее появился новый парень, похожий на Тома Круза.

– О! Симпатичный, наверное, – искренне улыбнулась я. С недавних пор я разучилась злорадствовать. В конце концов, религия учит нас не желать зла ближнему своему.

– У меня вообще уродов не бывает, – скорчила гримаску Лизун.

Ну зачем человеку постоянно доказывать что-то и себе, и окружающим? Да, неуверенность в себе здесь налицо, подумала я. Очевидно, одно из главных правил настоящего христианина – не суди, да не судим будешь – мне так и не удалось усвоить.

В общем, жизнь текла спокойно и размеренно, как и должно быть. За эти несколько месяцев даже Линка и Ольчик успели привыкнуть к тому, что я «встречаюсь» с Эдом, и с большим трудом приняли сей факт.

Но Линка не уставала повторять:

– Ты все равно не такая смиренная и кроткая, какой пытаешься стать. Да и подумай: будешь с ним жить в уэльской деревне, ходить в церковь и непрерывно рожать ему детей, потому что нельзя предохраняться. Тебе это надо?

– Надо, – с уверенностью отвечала я. – Я готова на все, чтобы быть рядом с ним. Настоящая любовь требует самопожертвования.

В ответ Линка пожимала плечами, возводила глаза к небу и причитала:

– Когда же ты повзрослеешь?

Ольчик иногда звонила мне из Германии и тоже спрашивала:

– Ну как? Ну что? Ты уверена, что поступила правильно? Когда твой Эдик приезжает?

– Я уверена, что поступила правильно, – бодро отвечала я. – Но приедет он точно. Только пока я не знаю когда, – добавляла я уже с меньшим оптимизмом.

– А у меня скоро будет ребеночек, – в один из таких разговоров радостно сообщила мне Ольчик.

– Что?! – Я чуть не поперхнулась чаем, который пила во время разговора. – Сначала Димка, теперь еще и ты... Нет, ну а вообще поздравляю! Сколько месяцев уже?

– Три, – гордо сообщила Ольчик. – Когда он родится, приглашу тебя в Германию, на крестины.

– Э-э-э-э... – протянула я. – Чесслово, Оль, слов нет, остались одни цифры... А-а-а-а... Кто? Мальчик или девочка?

– Не знаю пока! – весело ответила Ольчик. – Но я уже начинаю округляться. Скоро стану похожа на большой футбольный мяч. Честно говоря, пока муж не слышит, я хочу девочку. Девочка – это для мамы. А я ведь большая эгоистка, ну ты знаешь. – Она рассмеялась.

– Ну да, – согласилась я. – Ты не думай, что я не рада. Просто удивилась очень... Поэтому у меня такая замедленная реакция.

– Знаешь, так странно думать, что внутри тебя кто-то растет, – поделилась своими ощущениями Ольчик.

– Но здорово, наверное, – предположила я.

С этим Ольчик, конечно, не могла не согласиться.

После разговора я села на диван и задумалась. Люди замуж выходят, детей рожают... В общем, культивируют классический вариант «женского счастья». Да что там люди... Самые мои ближайшие подруги, а не кто-то там. А я... Я, получается, зациклилась на виртуальных отношениях, а реальная жизнь тем временем проходит мимо... И главное, я сама выбрала этот гиблый вариант. Однако у нас с Эдом сейчас все так хорошо, что мне грех жаловаться. Я уверена, у меня с ним все сложится так, как я хочу. Эта мысль меня успокоила, и я, расслабившись, отправилась спать.

Я жила и тешила себя мыслями о том, что каждый прожитый день приближал меня к Эду, а также к Новому году – одному из самых любимых моих праздников. Я стала верить, что Господь действительно послал нам это испытание, чтобы мы могли проверить свои чувства. И мы обязательно выдержим эту проверку и окажемся достаточно сильными.

Примерно за неделю до Нового года Эд сообщил, что его на пару месяцев отправляют в командировку в США, преподавать американским студентам, и что оттуда он тоже будет мне писать, как только обустроится. Мне эти его планы как-то сразу не понравились. Я рвала и метала, требовала, чтобы он приехал в Москву. Он же успокаивал меня, говоря, что его отправляют с работы и он ничего не может с этим поделать. А ко мне обещал приехать, как только у него появится такая возможность. В конце концов аккурат под католическое Рождество он улетел в Штаты.

До Нового года он так и не написал. Меня это удивило, ведь мы слали письма друг другу каждый день, и мне ужасно не хватало его посланий. Я отправила ему пару писем на почтовый ящик, а также электронную открытку. Каждый день я с надеждой проверяла ящик, но ответа все не было. Я относила это на счет того, что у него сейчас куча проблем с обустройством и ему просто некогда мне написать. Однако он даже не позвонил, чтобы поздравить меня с Новым годом.

Этот Новый год стал самым ужасным в моей жизни – я провела его в полном одиночестве. К родителям поехать не получалось, потому что они сами уехали к папиным родителям в Польшу. Ольчик праздновала Новый год у себя, в Германии. Линка с мужем укатила в дом отдыха. И наконец, Саша тусовался в каком-то клубе с супер-Надей и приятелями. Я получила кучу поздравлений по телефону, но легче мне от этого не стало. Где-то за два часа до Нового года я сходила в магазин и купила себе бутылку шампанского. Надо было пригласить Сашу, подумала я. Вдруг бы он согласился... А то я даже не уверена, что смогу открыть эту бутылку. Как же мне одиноко – просто выть хочется!

Естественно, желание я могла загадать только одно: чтобы мой любимый Эд наконец приехал и сделал мне предложение руки и сердца. Остаток новогодней ночи я провела наедине с телевизором, переключаясь с канала на канал, где крутили одни и те же замшелые «голубые огоньки» с одними и теми же героями. Вот уж точно! В последние годы стало просто нереально смотреть телевизор в новогоднюю ночь! Везде одни и те же физиономии! Тошно до безобразия. Я выключила «ящик», надела дубленку и вышла на улицу.

Кругом взрывались петарды и хлопушки, и в небо взмывали тысячи маленьких огоньков, в морозном воздухе ощущался запах гари. Народ группировался небольшими кучками, по двое, по трое человек. Лишь я шла по улице одна, углубившись в свои мысли.

– С Новым годом, девушка! – выкрикнул один из группы веселых молодых людей, которые шли мне навстречу.

– Вас тоже, – рассеянно ответила я, даже не подняв на них глаза.

– Вот, возьмите! – Этот же парень догнал меня и протянул зажженный бенгальский огонь неимоверных размеров.

У молодого человека был такой знакомый теплый взгляд, как... Как у Саши, подумала я.

– Нельзя грустить в новогоднюю ночь, – сказал он улыбаясь. – Хотите, присоединяйтесь к нам.

– Нет, но все равно спасибо! – Я улыбнулась в ответ и пошла дальше. А он так и остался стоять там, глядя мне вслед.

Бенгальский огонь горел у меня в руках как символ надежды. Но мне все равно было очень одиноко. Почему он не пишет? – сокрушалась я. Как хочется быть рядом с ним, обнять его... Ощутить тепло его дыхания... Вдруг зазвонил мобильный телефон.

– С Новым годом тебя, красавица, – услышала я Сашин голос.

– Ты уже меня поздравлял, – грустно сказала я.

– Ну и что! Это было до Нового года, а теперь он уже наступил! И я желаю тебе, чтобы ты была счастлива, с кем бы то ни было. Эдик-то хоть приехал? – вдруг спросил он.

– Нет, – с горечью призналась я. – Вот праздную в гордом одиночестве.

– Понятно, – замялся он. – Ну, знаешь... В общем, я тебе потом позвоню.

Хорошо хоть не сказал какую-нибудь гадость, подумала я, втягивая ноздрями свежий воздух и слушая, как хрустит под ногами снег. Холодно как-то... Видно, пора мне домой. Спать.

* * *

Примерно через неделю я получила подтверждение того, что он видел мою открытку, но от него самого не пришло ни строчки. Это уже начинало меня беспокоить. Уж не случилось ли с ним что-то? А может, в голову закралась крамольная мысль, он встретил другую... Шикарную блондинку-американку с силиконовым бюстом и белоснежной улыбкой. Нет, не может быть! Он не такой, для него в женщине главное отнюдь не это, я же так хорошо его знаю...

Я написала ему что-то вроде:

Я беспокоюсь... Что с тобой случилось? Напиши хоть что-нибудь. Я понимаю, что ты занят, но найди хотя бы минутку, чтобы черкнуть мне пару строк. Я очень переживаю и очень скучаю.

С любовью,

Энни

Ответа не последовало.

Послушай, я ума не приложу, что могло произойти. Если у тебя нет Интернета, хотя, я думаю, в Америке такая проблема не стоит, то почему ты больше не звонишь и не пишешь эсэмэски? Почему? Это по меньшей мере некрасиво по отношению к человеку, с которым ты так долго общался.

С любовью,

Энни

Ответа не последовало.

Я устала ждать. Я просто не знаю, чего мне ждать. Если ты встретил кого-то, скажи мне об этом честно. Я пойму. Только не мучай меня неизвестностью.

Все еще с любовью,

Энни

Ответа не последовало.

Почему-то я вспомнила, что в самом начале нашего знакомства Саша также слал мне письма одно за другим, а я на них не отвечала. Мне стало обидно и больно.

Я больше не чувствовала себя счастливой. Да какое там счастливой! Я была глубоко несчастна. С момента отъезда Эда прошел почти месяц, а он так и не связался со мной. А я еще, как полная дура, загадала на Новый год, чтобы мы поженились... Как я была наивна! Нет, но почему он не может написать мне правду, даже если он встретил другую женщину?! Почему он держит меня в неизвестности? Это самое страшное, когда не знаешь, что будет завтра. Нет ничего хуже!

Я плакала, я злилась, я рвала и метала, но в глубине души знала, что, если он вернется, я все ему прощу. За эти месяцы он стал мне таким родным, и я просто не понимала, как он может жить дальше, просто забыв о том, что было между нами. Ведь нас связывали общие мысли, надежды и чаяния... Как мог он забыть обо всем этом, ведь я не могу этого сделать?!

В конце концов я набралась смелости и решила позвонить ему на мобильный. Сначала в трубке раздались длинные гудки, потом он произнес:

– Алло?

– Привет! – сказала я.

– Алло? – сказал он.

– Привет!! – сказала я уже громче.

– Алло? – повторил он.

– Привет!!! – Я уже кричала.

– Алло? – повторил он еще раз и отключился.

Он, наверное, оглох в этих Штатах, подумала я, набирая номер еще раз. Сцена «Я тебя слышу, ты меня – нет» повторилась. Я решила отказаться от третьей попытки. Теперь я по крайней мере знала, что он жив и здоров. Значит, он просто не хочет мне звонить. Прекрасно. Как я должна это понимать? Ждать его дальше, как и обещала? Но когда я это обещала, все было иначе. Может, это проверка на прочность? Испытание, посланное мне Эдвардом Эндрюсом?

По щекам заструились слезы. И чего ради было все это ожидание? А может, он все-таки вернется... Я надела длинную юбку и отправилась в ближайшую церковь. Там я, казалось, провела целую вечность, стоя у иконы с Богородицей и молясь о том, чтобы она вернула мне мою любовь и силы жить дальше.

Еще через месяц я поняла, что даже Богородица не в силах вернуть мне Эда, потерявшего слух в далекой Америке. Мне было больно с этим смириться, и я до конца не могла поверить, что он больше не вернется ко мне, ведь он мне так ничего и не написал. Со времени его отъезда я в общей сложности отправила ему около сорока писем. Все они остались без ответа.

Мне было стыдно смотреть в глаза подругам. Как они оказались правы! Даже Ольчик, которую я всю жизнь считала ребенком... Линка как попугай повторяла одну и ту же фразу: «Я всегда тебе говорила: твой Эдик – врун, болтун и хохотун». Да уж, смеялся он действительно много, но вот то, что он врун, я поняла только сейчас.

Вот уж не думала, что мне придется похоронить любовь во второй раз... Как же несправедлива жизнь!

Я чувствовала себя одиноко. Ольчик была очень далеко, а Линка уехала с мужем в дом отдыха по путевке, которую ему дали на работе.

Иногда мне казалось, что я почти забыла Эда, что мысли о нем посещают меня все реже и реже, но потом я понимала, что ошиблась. Любовь похожа на перелом ноги. Сначала лежишь в больнице в гипсе и чувствуешь жуткую боль. Потом вроде становится легче. Потом кость заживает, срастается. Но если ты неудачно наступишь на когда-то сломанную ногу или, еще хуже, подвернешь ее, боль вернется с удвоенной силой. И будет мучить тебя при каждом шаге. Именно это происходило со мной в то время.

Я почти никуда не выходила. Не было сил даже заглянуть в церковь. Я думала: если Бог так жесток, зачем в него верить? Я сидела дома, упивалась своим горем и писала стихи. В стол. Все они, само собой, посвящались Эду, хотя он был явно недостоин того, чтобы что-то ему посвящать. Но я посвящала.

Про ангелов я попала в яблочко. Мы ведь такие святые, такие добренькие, но как мы умеем делать больно другим! Мне так хотелось отправить свое лирическое произведение Эду, но, во-первых, я дала себе слово, что больше не напишу ему ни одного письма, а во-вторых, он не понимал по-русски, а переводить стихи на английский я не умею.

Меня поглотило чувство разочарования. Я поняла, что все эти месяцы жила одним-единственным днем. Днем воспоминаний. Хотя по Уильямсу, которого я уважала все больше и больше, вся жизнь есть воспоминание, за исключением настоящего момента. Но и он проходит так быстро, что ты едва успеваешь его заметить. Печально. но это именно так и есть. Но по крайней мере в нашей власти сделать этот настоящий момент приятным, а не тешить себя иллюзиями. И в нашей власти взять себя в руки и найти счастье. Отчаяние – самый большой грех. Видит Бог, я старалась не падать духом, но мне далеко не всегда удавалось сохранять самообладание.

Как-то в момент слабости я позвонила Саше и начала вопить в трубку:

– Он меня бросил! Он пропал!

– Кто? Эдик? – удивился Саша. – Хочешь, чтобы я приехал?

– А ты можешь? – недоверчиво спросила я, всхлипывая.

– Не вопрос, конечно, могу, – ответил он.

Через полчаса он, безумно красивый и одетый с иголочки, уже стоял у меня на пороге. Не знаю, как ему удалось так быстро добраться, учитывая тот факт, что был час пик. С собой он принес бутылку шампанского.

– А это зачем? – спросила я.

– Отпраздновать твое освобождение от религиозной зависимости.

Вертя в руках запотевший бокал, я выложила ему все. Рассказала о том, как Эд пропал непонятно почему, о том, как я страдала и писала ему письма, и о том, что я до сих пор не могу прийти в себя после такой ураганной «любви».

– Ну что ж, твой Эдик оказался мыльным пузырем. Вроде весь такой красивый и блестящий, а внутри пустота, – заключил Саша.

Мы еще немного посидели, он увещевал меня, что мне надо начать жизнь заново. Я молча кивала. Потом он сказал, что Надя будет волноваться, если он придет поздно, и поэтому он должен идти. Мне не хотелось его отпускать и оставаться одной в квартире, наполненной тоской и одиночеством.

– Я была не права, – сказала я, когда он уже стоял в дверях.

– В чем? – спросил он и пристально посмотрел на меня.

– В том, что тогда не дала тебе шанса. Прости меня. И я говорю это не потому, что просто не хочу оставаться одна, а потому что сейчас я действительно поняла, что такое любовь.

Он приподнял мой подбородок, посмотрел мне в глаза, а потом прикоснулся губами к моим губам.

– Нет, это ты меня прости... Что я не могу остаться.

И он уже спускался вниз по лестнице, спеша к другой женщине. А я провожала его взглядом, стоя в дверях. Одна.