Бар и закусочная 0’Коннела на Третьей авеню были расположены в длинном узком помещении, откуда практически нет никаких других выходов, если не считать, конечно, дымоходы. Бэкстер хорошо знал это и потому, увидев входящего с улицы Джона Спенса, продолжал спокойно сидеть.
Нет, Бэкстер не испугался, увидев Спенса. Ведь хуже того, что он сделал себе сам, никакой Спенс ему натворить бы не мог. Бэкстер сглотнул слюну и ощутил неприятный вкус во рту. Никто не мог испугать и Спенса, работника ФБР. Все было просто: Спенс — это его бывший друг и в настоящем — любовник Пенни. Поэтому если у кого-то и должно было возникнуть чувство вины или страха, так это у Спенса. Да, у Спенса и у Пенни!
Спенс остановился у бара и заговорил с барменом Деннисом. Потом он посмотрел в ту сторону, где за столом сидел Бэкстер, и направился к нему. Этот путь показался Бэкстеру вечностью. Остановившись около стола, Джон Спенс какое-то время молча стоял рядом.
— Привет, Поль, — сказал он спокойно.
Бэкстер поднял на него глаза. Вблизи было видно, что лицо Спенса покрыто какими-то красными пятнами.
— Если ты пришел со своими советами, — заметил Бэкстер, — то можешь убираться вон! Я в них не нуждаюсь.
Спенс отодвинул стул напротив Бэкстера, сел.
— Поль, ты плохо выглядишь, — сказал он.
— Да, я плохо выгляжу. Я плохо себя чувствую. Я вообще плохой, — отрезал Бэкстер. — И хватит об этом. Слушай, Джон, давай лучше махнем по рюмочке, а? — Он заглянул в пустой стакан из-под виски, стоящий перед ним, слегка постучал им по столу с тем, чтобы услышал Деннис. Спенс слегка прищурил глаза:
— Ты когда-нибудь бываешь достаточно трезвым, чтобы хоть что-нибудь воспринимать?
— Нет, никогда, — ответил Бэкстер. — Во всяком случае, за исключением тех дней, когда не на что. Потому что, когда я ясно воспринимаю все окружающее, Джон, то не могу четко на это реагировать. Тебе понятно, о чем я говорю? Был рад с вами увидеться, всего хорошего, — язвительно добавил Бэкстер.
Спенс сидел неподвижно. И тут вдруг Бэкстер сильно стукнул пустым стаканом по столу.
— Черт возьми, что же нужно сделать, чтобы ты, Деннис, подошел сюда! — заорал он.
Сидящие в баре посетители повернулись в их сторону.
— Не надо волноваться, господин Бэкстер, — сказал Деннис, подходя к столу. — Вы ведь не один. Что, повторить?
— Двойной, со льдом.
— А что будет ваш приятель?
— Если мой приятель и хочет что-то выпить, — сказал Бэкстер, — то пусть сам и заказывает.
Спенс отрицательно покачал головой, и Деннис удалился.
— Ну что, — снова начал Бэкстер, — наверно, принес бумаги для развода. Я ведь никогда не стоял тебе поперек дороги, не так ли? Давай вытаскивай их, я подпишу.
— Пенни не согласна на развод, — промолвил Спенс мрачно. — Пенни решительно намерена, да поможет ей бог, быть до конца с тобой, Поль. Уж если Пенни любит, то до конца жизни. Но ведь и ты, Поль, должен что-то для этого сделать! — Голос Спенса дрогнул. — Или ты должен начать свою жизнь сначала, или уж лучше тебе совсем исчезнуть.
— Мне очень жаль, но я не в силах ускорить свою смерть, — ответил Бэкстер, однако почувствовал, как сильно бьется в груди его сердце. Пенни хочет быть до конца с ним! Да, если она любит, то любит. Пенни! Пенни, дорогая, любимая!
Как больно было вспоминать прошлое: те давние дни, когда он с Пенни и Спенсом, который обычно прихватывал с собой какую-нибудь девочку, отправлялись в субботу или воскресенье на океанское побережье. Тяжело было вспоминать и все то, о чем они говорили: Спенс рассказывал об училище ФБР, которое он тогда только что окончил, Пенни мечтала об их будущем. Он рассказывал о своей работе газетного репортера, о повести, над которой он работал ночами. Это был изумительный, разноцветный мир, без тревог и опасений. Да, именно цветной и обманчивый.
— Вот ваша порция, господин Бэкстер, — бармен поставил на стол двойную порцию виски.
Бэкстер торопливо взял стакан, выпил половину.
— Скажу тебе честно, — сказал Спенс. — Я далек от мысли делать что-нибудь исключительно для тебя, Поль. Мне жаль, конечно, но это так. Но, тем не менее, для Пенни, да, для Пенни я сделаю все, чтобы ей в этом помочь.
— Конечно, — грустно промолвил Бэкстер. — Я бы тоже!
Все было так, как будто Джон Спенс был его, Бэкстера, отзвуком, отголоском. Когда-то Бэкстер чувствовал то же самое и уже произносил эти слова — «Для Пенни я сделаю все». Но потом оказывалось, что какая-то неодолимая, всепоглощающая сила заставила его отойти от этих слов. Его все больше охватывало чувство разрыва с Пенни. Почему? Отчего? Как-то психиатр, к которому он обратился в момент сильного отчаяния, объяснил ему причину такого его состояния. Он как будто сейчас слышал этот спокойный, ровный голос:
— Все это не так трудно объяснить, господин Бэкстер. Еще в детстве вы оказались в самом центре отвратительного и мерзкого бракоразводного процесса, который со всеми подробностями обсуждался во многих газетах. Как и любой другой ребенок, вы старались удержать родителей от развода, но это было бесполезно. Родители вас бросили, практически предоставив самому себе, а затем отправили сначала в пансион, а потом в закрытый колледж. С тех пор вас не покидает это ощущение отверженности. У вас возникла боязнь привыкания ко всему тому, что вам нравится, из-за страха потерять это. Именно поэтому вы не в состоянии создать что-нибудь стоящее для вашей газеты — где-то вы понимаете, что такая попытка может кончиться неудачей и вас уволят. Только поэтому вы боитесь ответственности брачных уз и отцовства. Вы чувствуете, что можете не оправдать надежд и быть отвергнуты тем человеком, которого любите больше всего на свете — вашей женой. Поэтому вы считаете, что лучше даже не пытаться искушать себя ни одним из этих соблазнов. Лучше бежать от них.
Слова, слова… Точно и наукообразно подобранные слова. И тем не менее в них был страх, временами такой сильный, что просто необходимо было немного выпить, чтобы избавиться от этого страха. Но постепенно эти желания возникали все чаще и чаще, пока все, что имело для него какое-нибудь значение, не исчезало в пьяном угаре.
— Поль, я хочу предоставить тебе одну возможность. Пенни считает, что все складывается так безнадежно только потому, что у тебя нет случая показать себя. И вот я позволил себе не согласиться. Думаю, что и ты не откажешься, во всяком случае, не должен отказаться, если я предоставлю тебе такой случай. Если я окажусь прав, то уж Пенни будет доверять мне. Если же ошибусь, ну что ж, тогда Пенни сможет получить то, что она так хочет.
— То есть…
— Тебя, — ответил Спенс.
Сердце Бэкстера сильно забилось.
— Что же это за возможность?
— Этот случай, — начал Спенс, — самая грандиозная сенсация, которая когда-либо попадала в руки журналиста. Если эта новость будет в твоих руках, Поль, то ты сможешь продать ее любой газете или агентству новостей в нашей стране. За эту сенсацию ты сможешь запросить любую сумму, чтобы с лихвой окупить все свои старания и труды.
Поль Бэкстер открыл глаза и сразу же закрыл их — в окно светило такое яркое солнце, что было больно смотреть. Некоторое время он не мог понять, где находится, потому что дома в его спальню солнечный свет не попадал. Нестерпимо болела голова, словно в затылок вонзили что-то острое. Он почувствовал запах свежего кофе, и уже от одного этого запаха его чуть не вырвало. Он смахнул со лба крупные капли пота. Потом его стала бить дрожь. Он-то знал, что избавиться от этого можно только одним, давно, испробованным способом. Он попытался облизать губы, но язык был сухим и горячим.
Бэкстер снова открыл глаза и тут понял, что находится в спальне Спенса. Он увидел его аккуратно выглаженные костюмы, висящие в открытом шкафу, галстуки на перекладине, туфли на полках в стороне. Спенс был всегда очень опрятен. Бывало, они подшучивали за это над ним. Потом он увидел на письменном столе фотографию Пенни в тонкой кожаной раме. Острая боль еще сильнее пронзила голову. Фотография его Пенни на столе у Джона Спенса!
Внезапный ужас охватил Бэкстера. А вдруг где-то здесь, именно в этой квартире находится и сама Пенни! Он провел пальцами по небритому подбородку. Она не должна видеть его таким! Он закрыл глаза и почувствовал, как спазма рыданий стягивает горло. Господи, да ведь она уже сотни раз видела его таким еще задолго до того, как он наконец, стыдясь себя, ушел от нее.
В дверях появился Джон Спенс.
— Извини, что разбудил, — начал Спенс. — Я должен рассказать тебе обо всем до моего ухода на работу.
— Ты… у тебя случайно не найдется чего-нибудь выпить, а, Джон? — спросил Бэкстер.
— Нет, — резко ответил Спенс. — Да даже если бы и было, то я все равно не дал бы тебе. Ты должен быть совершенно трезвым, чтобы понять все, что я скажу. После этого можешь напиваться до одурения, но лучше в каком-либо другом месте.
Бэкстер отправился в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Боже, как ужасно он выглядел!
Спенс уже сидел за столом в маленькой кухоньке. На столе были ветчина, яйца и кофе. Спенс просматривал свежие газеты. Взглянув на вошедшего Бэкстера, он показал на дымящуюся чашку с томатным соком.
— Выпей вот это.
Бэкстер сел за стол. Подняв чашку, сделал глоток. Горячий сок обжигал рот. Поставив чашку, он схватился за край стола, чтобы унять колотившую его дрожь.
— Ты, конечно, знаешь, кто такой голландец Хейден? — спросил Спенс.
— Убийца, грабитель, похититель людей. Человек, который способен на самые гнусные преступления.
— Сегодня он в нашей стране, так сказать, враг номер один, — сказал Спенс. — В настоящее время он находится здесь, в Нью-Йорке.
— Какая честь для Нью-Йорка! Уж не хочешь ли ты, чтобы я взял у него интервью? В этом и заключается сенсация? Конечно, Джон, я…
— Нет, — ответил Спенс. — Я хочу, чтобы ты был свидетелем нашей расправы над ним.
Бэкстер покачал головой.
— Я не следил за газетами уже несколько недель и не очень в курсе событий… Ты хочешь сказать, что он был арестован, осужден и теперь будет…
— Я хочу сказать, что он будет убит на Десятой авеню между девятью и десятью часами вечера при выходе из ресторана. Если ты до этого времени еще сможешь быть трезвым, то будешь единственным журналистом, который увидит все собственными глазами.
— Но откуда ты знаешь, что он будет…
— Это я должен его убить, — ответил Спенс.
— Слушай, Джон, подожди минутку…
— Дай мне досказать тебе, — прервал его Спенс, — у нас не так много времени. — Впервые он посмотрел на Бэкстера открытыми, ясными, честными глазами. — Самой последней операцией Хейдена было ограбление банка в штате Индиана. Местная полиция схватила его, но он сумел скрыться, убив двух охранников и местного шерифа. Теперь за раскрытие этого ограбления взялись мы, работники ФБР. Но Хейден как в воду канул. И вот четыре дня назад нам удалось напасть на его след. Теперь-то мы получим его как на блюдечке.
— Каким же образом? — спросил Бэкстер.
— Есть одна женщина, — ответил Спенс, — Она нам все рассказала. Хейден сделал себе пластическую операцию, а чтобы его не узнали по отпечаткам пальцев, он обработал их каким-то кислотным раствором. Здесь, в Нью-Йорке, он живет уже три месяца и продолжает спокойно руководить своей бандой.
— Наверно, для него подобная пластическая операция равносильна самоубийству, — заметил Бэкстер. — Ведь он был очень симпатичным парнем, настоящий красавец.
— Это его и погубило, — сказал Спенс. — Слишком запоминающаяся внешность да еще такая известность. У него слава, как у голливудской звезды. Поэтому единственным выходом для него было изменить до неузнаваемости свое лицо или из-за этого погибнуть.
— Странно, почему же эта женщина так предала его?
— Я думаю, что надоели его издевательства над ней. На нас она вышла окольными путями, это длинная история, и не стоит ее рассказывать. Сегодня вечером она обедает с Хейденом в этом самом кабачке на Десятой авеню. Перед тем как выйти, она даст нам условный сигнал.
— Так именно ты и должен будешь убить его?
Спенс пожал плечами.
— Мне сдается, что он не даст нам близко подойти к нему и взять его, не открывая пальбы.
— Ты что, уверен, что все на мази?
— Конечно, мы уже все несколько раз проверили и перепроверили, — ответил Спенс. — Она сообщила нам фамилию того, кто делал — пластическую операцию. Этого человека мы взяли, и он, чтобы выкрутиться, все выложил. Теперь, Поль, слушай внимательно. Все, что я говорю, совершенно секретно. Если кто-нибудь узнает о том, что я тебе рассказал, меня вышибут с работы, а может быть, даже будут судить. Все это я тебе говорю только по одной причине.
— Пенни?
— Только из-за нее. Так вот, напротив этого ресторана есть коричневое трехэтажное здание. С его крыши ты сможешь увидеть все. Если ты еще будешь трезвым и сможешь все хорошо разглядеть, а затем еще и описать, то у тебя в руках будет верный шанс пробиться в люди. В этой папке куча материалов и подробностей о прошлом Хейдена, всякие фотографии, сообщения, — продолжал Спенс. — Можешь сидеть здесь и читать это все, твой материал должен получиться захватывающим. На этом листке записан адрес здания, на крыше которого ты будешь сидеть. Здесь показано, как пробраться на крышу. Вот, собственно, и все, что ты должен сделать, Поль. Остальное решай сам.
Над коричневым зданием, высоко в небе, на крыше соседнего дома светились яркие электрические огни: реклама автомобильных покрышек. Они зажигались и гасли через определенные промежутки времени, своей монотонностью чем-то напоминая гигантский пульс. На какое-то мгновение на крыше воцарялась тьма, затем сразу становилось светло как днем.
Поль Бэкстер присел около ограждения у края крыши, всматриваясь в улицу внизу. Стояла теплая августовская ночь, но Бэкстеру все равно было холодно и зябко. Он переживал самые жуткие в своей жизни дни. И вспышки рекламы были в этом смысле своеобразной символикой — сначала свет, потом тьма. Светлые промежутки были наполнены надеждой, темные внушали ужас. Какое-то мгновение он уверял себя, что Джон Спенс, несмотря на свою жестокость, был его самым прекрасным другом, лучшего нельзя было и желать. Но уже в следующее мгновение он проклинал Спенса, как мучителя и садиста. Спенс был, конечно, уверен, что Бэкстер сорвется. Видимо, Спенс даже хотел, чтобы так и случилось. По его мнению, Бэкстер скорее всего должен был отправиться в бар О’Коннела, напиться до чертиков и забыть обо всем на свете. Потом он стал думать о Пенни и о том, что произойдет, если он, несмотря ни на какие трудности, все-таки справится с таким заданием. Если бы он смог опять добиться работы, и Пенни помогла бы ему, то он мог бы вновь поверить в себя. Ведь Пенни готова шагать с ним до конца жизни. Где же конец этой жизни? А конец, видимо, заключается именно в этом конкретном провале, в его неспособности воспользоваться предоставившейся возможностью. И Спенс это хорошо знал. Поэтому-то он и взялся оказать такую «услугу».
Черное и белое, свет и тьма, ритмичные повторяющиеся движения, подобно глухим ударам его сердца, со всех сторон, снова и снова, да и нет…
Пока Бэкстер кое-как держался. Около семи вечера он уже ехал через весь город к дому на Десятой авеню, из последних сил сдерживаясь, чтобы не зайти в какое-нибудь питейное заведение. Сотни раз он уговаривал себя, что одна рюмочка совсем не повредит, зато прекратится эта постоянная дрожь. Но он продолжал держаться.
В двадцать минут восьмого он уже был на крыше того самого коричневого дома, устроившись в углу на самом краю. Примерно в восемь тридцать стемнело, и электрические огни начали вспыхивать и гаснуть.
Без десяти девять по крыше, покрытой толем, раздался скрип шагов. Он спрятался еще глубже в тень, посматривая через плечо назад. Какой-то человек сначала походил по крыше, а потом медленно подошел к ее краю. При вспышке света рекламных огней было видно, что человек этот довольно хорошо одет. Видимо, один из осведомителей Спенса.
Чтобы лучше видеть происходящее на улице, Бэкстер слегка приподнялся. Над входом в ресторан мерцала желтая реклама «Монахан» — скорее всего это был ресторан для состоятельных клиентов. Бэкстер опять поймал себя на том, что он думает об искрящейся галерее бутылок за стойкой бара.
Он взглянул на часы. Было без двух минут девять. Бэкстер хорошо помнил план Спенса, набросанный на листках бумаги в досье. Около девяти часов вечеря некая Флоренс Кнэпп, бывшая опереточная танцовщица, должна вместе с голландцем Хейденом выйти из «Монахана». Выйдя на улицу, она притворится, что оставила какую-нибудь вещицу в ресторане, куда затем и вернется. В этот момент Спенс и его люди приблизятся к Хейдену.
В темноте Бэкстер не мог видеть этих людей, но знал, что Спенс и дюжина сотрудников были расставлены в подъездах домов по обеим сторонам улицы, блокируя все входы и выходы, охраняя все переулки между домами. Один из сотрудников должен подойти к Хейдену и приказать ему сдаться. Если он окажет хоть какое-то сопротивление, то будет убит на месте.
Бэкстер снова взглянул на часы. Три минуты десятого. Он почувствовал, что вся его спина стала мокрой от пота. Что, если Флоренс Кнэпп где-то допустила ошибку! Вдруг Хейден оказался хитрее! Неужели весь этот нескончаемый день пыток окажется напрасным!
Дверь «Монахана» открылась, и из ресторана вышли двое — мужчина и женщина. Бэкстер впился руками в ограждение крыши, подался вперед. Вот мужчина остановился в поисках такси. Женщина что-то сказала ему и пошла обратно в ресторан. Вот он закуривает сигарету. Даже с высоты здания было отчётливо видно пламя спички. Затем из соседней двери показался еще один человек. Бэкстер сразу же узнал высокую угловатую фигуру. Это был Джон Спенс.
Какое-то мгновение Спенс напоминал актера, выходящего из-за кулисы на сцену. Он быстро приближался к Хейдену. Вдруг Хейден резко поднял голову. Видимо, Спенс назвал его по имени. Бэкстер видел, как тот схватился за карман. В это же мгновение с разных сторон раздалось несколько выстрелов. Хейден приподнялся на носки, издал громкий гортанный крик, потом медленно развернулся и рухнул на землю лицом вниз. Из засады вышли люди, окружили распростертое на земле тело. Джон Спенс стоял не двигаясь, глядя на убитого.
Бэкстер полез в карман за платком и в этот момент услышал звуки, от которых ему стало не по себе. Это был алчный, злорадный смех. Он повернулся и взглянул на того, другого человека, который тоже находился на крыше. Смеялся именно он, глядя на происходящее на улице. Вдруг он повернулся и заметил Бэкстера. Несколько секунд они стояли, уставившись в темноте друг на друга. Потом снова зажегся свет рекламных огней.
Леденящий ужас охватил Бэкстера. Страх был настолько силен, что он чуть не потерял сознание. Вновь воцарилась темнота. Но он уже не мог не только сдвинуться с места, но даже открыть рта. Как только он увидел, что этот человек сделал к нему первый шаг, он ясно понял, что одной ногой стоит в могиле. Именно в этот момент Бэкстер узнал этого человека. Бэкстер понял, кто этот человек, несмотря ни на что: ни на реальность всего происходящего, ни на ужас всего случившегося на улице, невзирая на все факты, изложенные в досье Спенса.
Огни зажглись снова, высвечивая еще раз лицо человека, не поврежденное никакой пластической операцией;
Бэкстер прекрасно знал это лицо, особенно после того, как он на протяжении нескольких часов изучал все то, что с ним было связано.
— Не шевелись, братец, если не хочешь, чтобы я раскроил тебе череп, — сказал голландец Хейден.
Инстинктивное, неосознанное стремление Поля Бэкстера к бегству, видимо, и спасло ему жизнь. Как только свет рекламы погас, он резко повернулся и в паническом порыве перевалился вниз через ограждение крыши. Это произошло совсем не потому, что он решился на верную смерть. Им владела единственная мысль — быстрее удрать от этого голландца Хейдена; и уж лучше разбиться о мостовую, чем быть живым здесь, на крыше дома.
Однако судьба уготовила ему более легкую участь. Случилось так, что Бэкстер прыгнул во двор, где метрах в двух от земли была крыша гаража. Бэкстер и упал на эту крышу, покрытую гравием, ободрал себе ладони, больно вывихнул ногу, оцарапал лицо.
Но, даже лежа здесь, он продолжал закрывать голову, опасаясь, что Хейден пустит ему вдогонку несколько пуль. Но выстрелов не было: ни сразу, ни в следующие секунды, показавшиеся ему вечностью. Бэкстер начал медленно оценивать происшедшее: так начинает вращаться мотор, долгое время находившийся в замерзшей смазке. Ведь Хейден и не будет стрелять! Он не осмелится, потому что кругом стоят люди Джона Спенса и полицейские. Однако он, конечно, постарается помешать Бэкстеру убежать.
Складывалась какая-то невероятная ситуация. Одно было очевидно — Спенса надули. Голландец Хейден вовсе и не менял свое лицо. Он не обедал в «Монахане» с Флоренс Кнэпп. Человек, убитый на улице, был подставным лицом, которого обманным путем вместо Хейдена затянули в ловушку.
Становилось ясно, для чего это было сделано. Теперь, когда дублер Хейдена был убит, настоящий Хейден мог жить спокойно и без всякой боязни. Теперь-то Хейден мог считать себя совершенно свободным, если бы не одно маленькое обстоятельство. Этим обстоятельством было присутствие Бэкстера на крыше дома. Хейден не мог не поддаться искушению собственными глазами засвидетельствовать свою казнь; но вдруг оказалось, что еще один человек был очевидцем всего происшедшего. Если Бэкстеру удастся скрыться, то Хейден не сможет чувствовать себя полностью свободным, до конца спокойным, не бояться опасности. Кроме того, горькая ирония создавшегося положения усугублялась еще и тем, что Бэкстеру было совершенно безразлично, поймают или нет самого Хейдена. Он хотел только одного — убежать отсюда в какое-нибудь безопасное место, например, в бар О’Коннела на Третьей авеню.
Бэкстер поднялся. Правая нога сильно болела, но на нее можно было все-таки слегка опереться. Он заковылял к небольшому возвышению в центре крыши, которое напоминало верхнюю часть шахты грузового лифта; там же он заметил и пожарный выход. К счастью, дверь оказалась открытой.
Вот наконец и лестница. Бэкстер спустился на первый этаж, который был сплошь заставлен машинами. Пока ему не встретился ни один человек. Прихрамывая, он направился к выходу. У главных ворот стояло кресло, на котором было сложено старое одеяло. Бэкстер понял, что это место ночного сторожа. Держась в тени, он пошел к выходу. Метрах в десяти от выхода он увидел человека, разговаривающего с группой женщин. Они посматривали в ту сторону, где был убит мнимый голландец Хейден.
Бэкстер почувствовал реальный выход из создавшегося положения. Он ведь может обратиться к любому полицейскому и все ему рассказать или забраться куда подальше и сначала привести свои разбитые нервы в порядок. Потом он сможет связаться со Спенсом. Да, это потом. Все это надо сделать потом. А сейчас, пока он не успокоится, ему не стоит ни с кем говорить. Да, и сначала надо еще как-то выбраться отсюда. Может быть и так, что голландец Хейден стоит где-нибудь здесь, за углом, прячется в парадном напротив или сидит в одной из машин, стоящих у тротуара.
Тут Бэкстеру пришла в голову прекрасная идея. Люди всегда оставляют ключи в машинах, хранящихся в гаражах, для того, чтобы в случае необходимости машину можно было передвигать с места на место. Необходимо только выбрать такую машину, на которой можно быстро выехать за ворота гаража, тогда он будет спасен. Постояв у дверей, он вернулся в гараж. Прямо напротив выездных ворот стоял черный лимузин. Бэкстер сел за руль. Его трясло с головы до ног, пока он изучал приборный щиток, разыскивал кнопку стартера, ключ зажигания, педаль газа. Все должно сработать с первого раза.
Проехав около шести кварталов к центру города, он старался все время забирать правее к Бродвею и, только остановившись на красный свет у Восьмой авеню, подъехал к тротуару и вышел из машины. Через пять минут он уже смешался с толпой людей, шагающих по Бродвею.
На этой улице не было ничего, что хоть чем-то напоминало о голландце Хейдене, и от этого Бэкстеру стало легче. Но как только он расслабился, то понял, что неимоверно устал. Физические и психические нагрузки измотали его вконец. Казалось, что до бара О’Коннела еще шагать сотни миль. Конечно, он мог бы остановиться и выпить необходимый ему стаканчик где-нибудь в другом месте, но бар О’Коннела казался ему недосягаемым оазисом безопасности. Как только он доберется туда, с ним уже ничего не случится. Люди искоса поглядывали на него, когда он, пошатываясь, шел через город. А он просто не отдавал себе отчета в том, как выглядит со стороны: лицо и руки в кровавых ссадинах, брючина разорвана, весь костюм выпачкан в грязи и гудроне.
И как раз в тот момент, когда уже не было никаких сил сделать ни ярда, он увидел тусклые огни над баром О’Коннела. Пошатываясь, ввалился в бар.
— Боже мой, господин Бэкстер, какой ужас, как вы выглядите! — вскричал Деннис. — Что случилось?
— Деннис, ради бога, дай лучше выпить!
Вот уже второй раз подряд пробуждался Поль Бэкстер с самыми жуткими ощущениями и каждый раз не в своей собственной квартире. Открыв глаза, он лежал без движений в полутьме, пытаясь представить, что происходило в моменты забытья.
Постепенно все прояснялось. Он уже понял, что лежит на старом кожаном диване в служебной комнате Пэта О’Коннела, которую все, оптимистично шутя, называли «кабинетом». Он не помнил, как попал сюда, но, судя по тонким полоскам света, пробивающимся сквозь ставни на окнах, понял, что, видимо, уже наступило утро.
Он попробовал повернуться и застонал от боли. Все тело было в ссадинах от вчерашнего падения. Встав, он заковылял к двери.
— Деннис! Деннис!
Через минуту появился Деннис.
— Который час? — спросил Бэкстер.
— Четыре часа дня, господин Бэкстер. Вы проспали почти четырнадцать часов. Думаю, что вам это только на пользу.
— Сейчас мне бы лучше пару глоточков спиртного.
— Я так и думал, — ответил Деннис. Он полез в задний карман и вытащил фляжку виски. — Я догадывался, что вам сейчас здорово не по себе.
Бэкстер взял бутылку, вытащил пробку. Пока он пил, в его голове крутились бессвязные мысли. Но, по мере того как по телу разливались волны тепла, мысли принимали стройные очертания.
— Деннис, у вас есть газеты? Сегодняшние газеты.
— Конечно, — ответил Деннис. — Сейчас принесу. Масса интересного. Вчера вечером агенты ФБР схватили голландца Хейдена. На Десятой авеню. Пристрелили его ко всем чертям.
Бэкстер облизал пересохшие губы.
— Разрешите мне самому посмотреть газету, Деннис. Между прочим, нет ли у вас бритвы?
Деннис принес газету, бритву и ушел. Бэкстер опустился на край дивана. Да, мрачная картина. Вот фотография Хейдена, «взятая из картотеки хирурга после пластической операции». Потом шла фотография того, второго типа, лежащего в пыли с открытым ртом, из которого текла струйка крови, застывшие глаза были широко открыты. Под фотографией была подпись: «Конец безумному бандиту».
Может быть, и так, подумал Бэкстер. Вполне может быть, что этот мертвый человек действительно сумасшедший бандит, но ведь это не голландец Хейден. Бэкстер было потянулся за бутылкой, стоящей около него на полу, но был настолько поглощен чтением, что до бутылки так и не дотянулся. В газете пелись дифирамбы специальному агенту ФБР Джону Спенсу. Тут была также и фотография почти обнаженной Флоренс Кнэпп, той девицы, которая выдала агентам Хейдена. Была и фотография хирурга, который «под страхом смерти делал пластическую операцию голландцу Хейдену».
Бэкстер сидел и, хмурясь, рассматривал эти фото. Где-то внутри негодовал Бэкстер-журналист. Эти фотографии, говорил он про себя, жуткое недоразумение. Они, по сути, второе недоразумение в этом разыгранном праздничном представлении, которое должно было убедить общественность в том, что голландец Хейден мертв.
Первой ошибкой и недоразумением было фатальное желание Хейдена присутствовать на своей собственной казни, в результате чего он и был обнаружен. Эти фотографии уже вторая ошибка. Ведь даже Джон Спенс должен был почувствовать здесь подвох. Например, эта девица не только позволяет всем себя фотографировать, но и сообщает свою фамилию! У Хейдена ведь масса дружков, и если бы он действительно был убит, то они уже давно бы свели счеты со всеми предателями, а тут эта девица, позирующая перед камерами, сообщает не только свою фамилию, но даже и адрес отеля, где она живет! Довольно любопытная смесь, если только, конечно, не знать, что Хейден на самом деле не убит. Его дружки и пальцем ее не тронут да сами вдоволь посмеются над тем, что Спенс, даже не подозревая, убил совсем другого человека.
В этот момент Бэкстер почувствовал, что и на нем лежит определенная доля ответственности за все происходящее. Он обязан явиться к Спенсу и доложить ему обо всем.
Включив электробритву, он стал бриться, глядясь в пыльное зеркало на стене. Бутылка виски так и осталась стоять едва отпитой на полу у дивана.
На столе у секретарши Спенса раздался звонок. Она повернулась к Бэкстеру, сказала:
— Вы можете зайти, господин Бэкстер.
Спенс просматривал какие-то бумаги и даже не взглянул на вошедшего Бэкстера. Он молчал. Бэкстер стоял прямо напротив стола Спенса, пытаясь вытащить из кармана сигарету, но сильная дрожь мешала ему сделать это.
— Привет, герой-победитель, — почему-то грустно произнес Бэкстер, когда молчание стало уже невыносимым.
Наконец-то Спенс взглянул на него. Его серые глаза были усталыми.
— Ну что ж, и это дело ты прошляпил, — сказал он безразличным тоном.
— Я прошляпил?!
Спенс показал на кипу газет, лежащих на столе.
— Сначала я подумал, что ты почему-либо не успел в утренний выпуск. Потом вспомнил, что у тебя есть связи в нескольких дневных газетах. Но ведь ты упустил все на свете. И теперь остается только взглянуть на тебя, чтобы убедиться, что ты опять был пьян.
— Нет, ты послушай! — едва сдерживаясь, начал Бэкстер, и от гнева дрожь стала еще сильнее. — Я был там, на крыше. И все видел. И знаю, что…
— Но ты не смог до конца оставаться трезвым и все описать.
— Может быть, дашь и мне возможность высказаться? — закричал Бэкстер. — Я действительно напился. Сознаюсь. Но напился я только потому, что это была единственная возможность отделаться от чувства страха.
— Могу себе представить.
— А испугался я только потому, что ТЫ все прошляпил.
Брови на лице Спенса взлетели в неподдельном удивлении.
— Вчера вечером вы взяли совсем не голландца Хейдена, — продолжал Бэкстер. — Вы ухлопали подсадного человека. Такое сообщение я, конечно, не мог послать в газеты, не разбив одновременно твои шансы, которые со всей очевидностью говорили за то, что Хейден все-таки схвачен. Я понимаю, мне надо было явиться сюда значительно раньше, но, по правде говоря, я действительно напился и только потому, что до смерти испугался.
Спенс вздохнул.
— Давай забудем об этом, Поль. Сейчас я не нуждаюсь и не хочу слышать никакие фантастические объяснения.
— Но, черт возьми, послушай же! — вскричал Бэкстер. — Я был там, на этой крыше! Еще за несколько часов до того, как вы прокрутили весь ваш спектакль. И за весь день я ни грамма не выпил. Ни грамма! Это ты понимаешь? Так вот, без чего-то девять на крышу поднялся еще кто-то. Какой-то мужчина. Я тихонько лежал в углу, потому что не хотел, чтобы в последнюю минуту меня оттуда выставили. Я видел, как из «Монахана» вышли этот парень и девица. Видел, как ты приближался к нему. Видел, как он вытащил пистолет. Даже видел то, как ты и твои мальчики пристрелили его. Разве это было не так?
— Это со всеми подробностями описано во всех наших газетах, — устало произнес Спенс.
— Да, теперь послушай, то о чем не было написано в газетах! — ответил Бэкстер. — Когда тот парень был убит, я услышал чей-то смех. Так это смеялся человек, который был на крыше. Я повернулся, чтобы посмотреть на него. Яркие огни рекламы то вспыхивали, то гасли. И вот когда огни зажглись, я разглядел его лицо. Это был голландец Хейден! Не было никакой пластической операции. Ничего! Они надули тебя, Джон. Ты попался на их удочку.
— Представляю, — уныло заметил Спенс, — как здорово вы с голландцем Хейденом над всем этим посмеялись.
— Если бы я быстро не смылся, — ответил Бэкстер.
— Ха! Так Хейден и отпустил тебя!
— Я перепрыгнул через ограждение и свалился вниз.
— Упал с третьего этажа на улицу, чудом остался жив только для того, чтобы рассказать мне эту сказку.
— Я упал на крышу гаража. Поэтому получилось, что падал я всего около двух метров. Для меня это окончилось довольно благополучно.
— Ну и что же дальше? — спросил Спенс. В его голосе звучала теперь едва скрываемая злоба.
— Решив, что Хейден постарается помешать мне скрыться, я пробрался в гараж, украл машину и удрал оттуда. Машину я бросил около Восьмой авеню и побрел в бар О’Коннела. Мне бы надо было связаться сразу с тобой, Джон, но я был чертовски измотан. Мне было очень страшно. Потом я выпил немного и, веришь, только час назад встал.
— Может быть, ты тогда скажешь, кто этот человек, которого взяли мы?
— Черт возьми, откуда я знаю? Но я уверен, что это не Хейден. Слушай, Джон, это настоящая сенсация. Но, приличия ради, я должен был придержать этот материал, пока у тебя не созреет какой-нибудь план.
Спенс долго молчал, потом, откинувшись на спинку кресла, посмотрел на Бэкстера грустно и укоризненно.
— Поль, у нас с тобой было пари, — сказал он. — Я знаю, все шансы были против того, чтобы ты выиграл. Может быть, ты и был там, на крыше. Может быть, ты действительно видел, как мы брали Хейдена. Но это такая фантастическая отговорка…
У Бэкстера пересохло во рту.
— Ты мне не веришь?
— Я думаю, Поль, что тебе не стоило придумывать все это.
— А я говорю тебе, что Хейден жив! Он стоял на крыше того дома. Я видел его!
— Ну ладно, хватит. — Спенс отодвинул назад кресло, встал, всем своим видом показывая, что Бэкстер может уходить.
— Джон, выслушай меня, — проговорил Бэкстер. — Это правда, клянусь тебе. Хейден жив! — На его лице выступила испарина. — Джон! Разве тебе не кажется странным, что эта девица Кнэпп создала вокруг себя такую рекламную шумиху? Ты думаешь, банда Хейдена не может ее поймать?
— Какая банда? — возразил Спенс. — Мы их всех взяли.
— Если бы Хейден был действительно убит, они бы расправились с ней.
— Конечно, конечно, — ответил Спенс. — Это ее проблема.
— Джон, я говорю правду! — взмолился Бэкстер. — Ты же знаешь, что бы ни, происходило, я никогда не лгал.
— Будем считать это фантастическим происшествием, — заметил Спенс. — Из всего этого получился бы занимательный роман. Почему бы тебе не попробовать? — Его голос звучал насмешливо.
Слезы навернулись Бэкстеру на глаза. Его голос дрожал:
— Стало быть, ты не возражаешь, если я передам о случившемся в газеты?
— Нет, — ответил Спенс, — не возражаю. Но лучше не старайся, Поль. А теперь извини меня, я должен идти. У меня свидание.
— С ней?.. С Пенни?
В голосе Спенса появились железные нотки:
— Теперь это уж совершенно не твое дело, Поль.
Бэкстер ехал в вагончике метро из центра города, покачиваясь в такт поезду. Все, что произошло в офисе у Спенса, казалось ему совершенно неправдоподобным. Где-то он еще мог предположить, что Спенс побранит его за такую долгую задержку со всеми известными ему фактами, но он совсем не ожидал, что его можно обвинить во лжи. Ведь действительно ни Пенни, ни кому другому он никогда не говорил неправду. Как только он вспоминал холодные, недоверчивые глаза Спенса, его одновременно обуревали и гнев и собственная беспомощность.
Да провались все это! В конце концов, и этот голландец Хейден не его забота. Уж если Спенс хочет жить как заблуждающийся ангел — это его личное дело. Конечно, когда-нибудь Хейден появится снова, и тогда-то уж Спенсу не поздоровится. А он, Бэкстер, может подождать, думал он про себя.
Потом он представил себе Джона Спенса и Пенни. Через несколько минут они, видимо, должны встретиться, и Спенс, конечно, расскажет ей о случившемся, и она, конечно, тоже подумает, что именно он все прошляпил, и что только для того, чтобы хоть как-то оправдаться, он докатился до этой глупой выдумки. Теперь это будет концом всему. Ведь все дело заключалось в том, что он не смог выдержать испытание. А если Пенни бросит его, если она перестанет его ждать…
Он вышел из метро на Центральном вокзале и направился было в сторону Третьей авеню, в бар О’Коннела. Но тут он вспомнил, что каждый день приблизительно в 6 часов в Балтиморский бар заходит его старый друг, редактор раздела городских новостей Сэм Кэави со своими «мальчиками», чтобы выпить рюмочку перед отходом поезда на Уестчестер. Бэкстер взглянул на часы, было всего пять минут шестого. У него еще есть время перехватить Сэма Кэави и рассказать ему всю эту историю. А уж Сэм-то лучше кого другого знал, что Бэкстер честный журналист, во всяком случае, всегда был таким и никогда не подтасовывал факты.
Бэкстер быстро направился через все здание вокзала к Балтиморскому бару. Он вошел в бар — длинное овальное помещение, до отказа забитое рабочими-сменщиками. Как только он почувствовал запах спиртного, его лицо судорожно передернулось. «Нет, все это потом». Он медленно пробирался между столиками бара, разыскивая Сэма. Наконец он увидел его. Обойдя вокруг стола, он подошел ближе и тронул Сэма за рукав пальто. На лице Сэма появилось выражение безразличия.
— Привет, Поль, — сказал он.
— Сэм, можно с тобой минутку поговорить с глазу на глаз?
Кэави какое-то мгновение колебался, потом пожал плечами и отошел от своих друзей.
— Вот свободный столик, — заметил Бэкстер.
— Видишь ли, у меня действительно нет времени, Поль. Мне надо успеть на поезд, — сказал Кэави. Затем добавил слегка смущенно: — Если тебя устроит пара сотен…
— Я пришел к тебе не для того, чтобы выпрашивать деньги! — отрезал Бэкстер.
— Извини, Поль, но я слышал, что…
— Я пришел предложить тебе самую крупную сенсацию, которую ты когда-либо опубликовал в своей газете. Когда я расскажу тебе все, ты наверняка никуда не захочешь ехать. Присядем.
И Бэкстер начал торопливо рассказывать. Слова так и вылетали из него. Во время своего рассказа он стал замечать, как на лице Кэави вновь появилось безразличное выражение. Испугавшись, он стал более внимательно выбирать слова. Не дослушав до конца, Кэави встал.
— Сэм, осталось совсем чуть-чуть. Пожалуйста, сядь и дослушай!
Но Кэави уже быстро шел прочь. Бэкстер догнал его, схватил за руку. Кэави резко высвободился.
— Прекрати-ка эти штучки. А то я тебя быстро выкину отсюда за уши.
Бэкстер оторопело опустился на стул. Официанту, подошедшему принять заказ, он отрицательно качнул головой. Затем поднялся и через боковую дверь вышел на Мэдисон авеню. Как все ужасно! Как все глупо! Как же должен поступить человек, который говорит совершенно очевидную, чистейшую правду, а все люди смотрят на него так, будто он преследует какие-то корыстные цели?
Он повернул направо. Бар О’Коннела находился именно в этом направлении. Ему необходимо все спокойно обдумать. Может быть, поговорить с Деннисом? Вот Деннис бы ему поверил. Уж, во всяком случае, Деннис бы сказал, что верит ему. Хотя вообще-то Деннис никогда не верил никаким разговорам. Да и что за польза от того, что Деннис ему поверит?
Может быть, заявить в полицию! Но если Спенс не поверил ему да Сэм Кэави не внял его рассказу, что можно ожидать от твердолобого дежурного сержанта?
Пенни! Только Пенни хорошо знала эту его черту, именно то, что он никогда не лгал. Бэкстер резко остановился и посмотрел по сторонам. Он увидел лавчонку на углу Лексингтон авеню и быстро зашагал туда, шаря по карманам в поисках мелочи. Войдя в помещение, он направился к телефонной стойке, расположенной в глубине лавки, с трудом поборол дрожь в пальцах, опустил монету в автомат и только с третьей попытки ему все-таки удалось набрать правильно номер телефона.
— Пенни…
Он явно слышал ее порывистое дыхание.
— О, Поль, это ты!
— Пенни, Джон у тебя?
— Да.
— Значит, ты уже все знаешь… Послушай, Пенни. Все, что я говорил Джону, все до единого слова правда.
— Поль, я…
— До единого слова, слышишь, Пенни! Разве я когда-нибудь говорил тебе неправду?
— Я думаю, что нет, Поль. Но…
— И каждое слово во всем этом тоже правда. Я был там. Видел стрельбу на улице. Потом я увидел Хейдена. Он был совсем рядом со мной там, на крыше.
— Я знаю, тебе кажется, что это правда, Поль. Я уверена, что ты был там. Я уверена, ты думаешь, что видел Хейдена. Но…
— Пенни, я действительно видел его. Перед этим я весь день изучал его фотографии. Я видел его много раз по телевизору. Да если бы это был не Хейден, то зачем бы ему грозить мне пистолетом?
— Милый Поль… — ее голос дрожал.
— Пенни, тут совершенно все ясно! Ведь это не… ну не галлюцинация! Я же не придумал все это. Я видел это! Ты должна мне поверить.
— Все это хорошо, Поль. Я…
— Перестань! — прервал он резко.
— Я не понимаю тебя, Поль.
— Хватит меня успокаивать! И перестань разговаривать со мной так, будто я маленький ребенок, которому приснился плохой сон! Ведь все это было на самом деле.
Он бросил трубку на рычаг. Значит, так! Она все еще верит, что он хотел бы говорить правду, но теперь он уже не в состоянии отличить реальность от вымысла. Теперь стало ясно, о чем она думала.
Бэкстер в изнеможении прислонился к стене телефонной будки. Теперь получается, что он лишил Пенни всего, что только можно было у нее взять, именно поэтому она ему теперь и не верит: это значит, что у них больше нет ни любви, ни надежды. Эх, старина Бэкстер! Как жаль, что все так получилось! Его слова были всегда лишь только векселями, а теперь надо мыслить реальными категориями. Очнись, Поль. Это всего-навсего дурной сон.
— Я видел, голландца Хейдена, клянусь богом! — вскричал он. — И я докажу это.
Он выбежал из телефонной будки, весь обливаясь потом.
На углу Третьей авеню Бэкстер на какое-то мгновение остановился, задумавшись. Бар О’Коннела был совсем недалеко отсюда. А учитывая его разбитое состояние, этот бар был бы хорошим местом, где можно было провести пару часов, размышляя о деле. Но там наверняка придется разговаривать с людьми, а дело-то как раз и заключалось в том, что он должен все решить самостоятельно. И он повернул обратно по направлению к кирпичному дому с меблированными квартирами, в одной из которых жил он сам.
По дороге он остановился у винно-водочного магазина и купил пинту кукурузного виски. Когда он пришел домой, было уже жарко. Он снял пиджак, галстук, налил полстакана виски, поставил его на столик, закурил сигарету. Затем лег на кровать и, положив руки под голову, задумался.
Значит, так: если возникла какая-то проблема, то ее сначала необходимо разобрать детально. Хейден жив. Вчера вечером он еще был в Нью-Йорке, и можно спорить на что угодно, что он еще здесь. Хейден, видимо, чувствует себя очень спокойно. Все газеты фактически признали, что он убит. Он скорее всего решил, что человек, который оказался с ним на крыше, не узнал его, иначе что-нибудь уже давно бы просочилось в газеты. Учитывая это, он считает себя в полной безопасности.
И что же из этого следует? Надо бы проделать несколько детективных уловок и попытаться обнаружить его. Затем вызвать полицейского и заявить ему: «Вот это голландец Хейден. Как видите, он оказался живым». А полицейский на это посоветует заниматься и дальше, газетными новостями, а сам вдоволь посмеется с Хейденом. «Вы действительно похожи на голландца, сэр, — скажет он ему, — но не надо ругать несчастного бездельника за то, что ему все что-то кажется».
Нет, просто обнаружить и заявить на него на улице, в ресторане или ножном клубе — этого явно недостаточно. Вот если бы обнаружить Хейдена в действии, где-то заставить его схватиться за оружие, как-то загнать его в такое место, где его легко будет арестовать, снять с него отпечатки пальцев… Но как?
Выход только один. Надо вынудить Хейдена к действиям в тот момент, когда тот будет перед Спенсом и его людьми. Но в таком случае могут и тебя пристрелить. Точно при таких же обстоятельствах уже погиб похищенный ребенок, больше десяти невинных прохожих да эта «подсадная утка» на Десятой авеню. Поэтому если сегодняшний день для него вопрос жизни или смерти, если Пенни, Спенс и все остальные считают его ходячим истеричным идиотом, то нет и смысла во всей этой жизни. Вопрос только в том, как заставить Хейдена действовать на глазах у Спенса?
Догорающая сигарета обожгла пальцы, и Бэкстер от неожиданности уронил на пол окурок. Он поднял сигарету, посмотрел на стакан с виски, который так и остался стоять нетронутым на туалетном столике. Ничего, говорил он себе, можно и подождать, пока все не разрешится. Его ум должен быть абсолютно ясным. Это казалось довольно странным, но еще два дня назад ему бы даже в голову не пришло, что с этим можно и подождать.
Теперь-то, конечно, дело прошлое, но тем не менее Спенс мог бы более настороженно отнестись к этой девице, Флоренс Кнэпп. К этой Флоренс Кнэпп, позирующей фотографам с платьем, задранным выше колен. К Флоренс Кнэпп, бойко заявляющей, что она живет в отеле «Чандлер» и надеется устроиться на какую-нибудь хорошую работу в городе. Спенс должен был почувствовать, что все это кем-то ловко подстроено. Да, Флоренс Кнэпп…
Бэкстер продолжал лежать, хмуро уставившись в потолок, постукивая незажженной сигаретой по тыльной стороне руки. Флоренс Кнэпп!..
Он встал, подошел к зеркалу трюмо и взглянул на себя. Провел пальцем по щекам. Электробритва Денниса хорошо бреет. Расстегнув рубашку, он снял ее, затем открыл средний ящик комода. Подумав, выбрал синюю рубашку и галстук в горошек. Аккуратно завязывая галстук, он заметил, к своему удивлению, что пальцы его теперь совсем не дрожали. Причесавшись, он надел пиджак и приспустил на один бок шляпу с загнутыми полями.
Погасив за собой свет, он вышел из квартиры. Вытащив брелок с ключами, чтобы закрыть дверь, он долго и внимательно их разглядывал. Вот два ключа, которыми он на протяжении нескольких месяцев совсем не пользовался. Один от квартиры Пенни. Закрыв дверь, он стал спускаться вниз.
Там, в закрытой комнате, на столике так и остался стоять нетронутый стакан с виски.
Когда-то «Чандлер» был один из самых популярных отелей. Колонны вестибюля до сих пор украшали лепные ангелы, играющие на арфах, однако позолота во многих местах уже облупилась. Когда Бэкстер вошел в отель, часы, висевшие над конторкой дежурного администратора, показывали десять минут восьмого. Бэкстер подошел к окошку дежурного.
— Мне бы хотелось поговорить с мисс Флоренс Кнэпп по внутреннему телефону, — сказал Бэкстер. — Дайте, пожалуйста, номер ее комнаты?
— Вы ее знакомый?
— Конечно!
— Не могли бы вы назвать свою фамилию?
— Послушайте, я прошу вас дать мне только номер ее комнаты.
— Нет, я не могу это сделать, вот если вы назовете себя, тогда другое дело, — ответил клерк.
Молодой человек поднялся из-за своей конторки.
— А, так вы журналист! Мисс Кнэпп нас строго предупредила— никаких репортеров! Она очень просила.
— Может быть, как-нибудь договоримся? — спросил Бэкстер.
— Попробуйте, — с тенью презрения ответил клерк. — А вообще если вы хотите увидеть мисс Кнэпп, то вон она с каким-то господином спускается по лестнице.
Нахлобучив поглубже шляпу, Бэкстер повернулся. А что, если с ней Хейден?.. Нет, так быть не может. Они не рискнут появиться вместе на людях.
Это действительно был не Хейден. Бэкстер узнал в ее попутчике известного бродвейского журналиста. Видимо, за свою биографию мисс Кнэпп собирается содрать с какой-нибудь газетки солидный куш. Естественно, что свою жизнь она постарается представить в самом занимательном виде — здесь-то она даст волю фантазии.
Бэкстер проследил, как они вышли из отеля и сели в такси. Ему не хотелось следить за ними. У него было время ждать. Ему необходимо поговорить с мисс Кнэпп только наедине и так, чтобы их никто не прерывал.
Флоренс Кнэпп выглядела почти так же, как на многочисленных своих фотографиях. Конечно, она не могла не знать о тайных планах Хейдена. Она участвовала во всех операциях по хищению людей, многочисленных убийствах, да и в этом убийстве на Десятой авеню. Однако, несмотря на всю ее красоту и сверкающее великолепие белых волос, от нее веяло холодом и смертью. Бэкстера охватила знакомая дрожь. Если он не проявит максимальной осторожности в этой игре, то эта улыбающаяся блондинка может очень хорошо посмеяться и на его похоронах.
К моменту возвращения Флоренс Кнэпп, а она вернулась гораздо раньше, чем он ожидал, во рту у Бэкстера совсем пересохло, язык словно распух. Нервы его были напряжены до предела. Звуки музыкального автомата в баре стали похожи на гудки сирены, но он сидел, сжав что есть мочи подлокотники кресла, и в трансе повторял про себя всякие стихи, вспоминал имена товарищей по колледжу и прочую чепуху с тем, чтобы только отключиться от звуков музыки, призывного звона стаканов, взрывов смеха.
И вот минут десять первого ночи через вращающуюся входную дверь появилась Флоренс Кнэпп. Ее сопровождал все тот же репортер. Бэкстер поднялся из кресла. И в этот момент у него родилась идея. Если репортер станет подниматься с Кнэпп по лестнице, то он пойдет за ними следом. На его счастье, дежурный клерк куда-то отошел.
Однако репортер стал прощаться, после чего Флоренс Кнэпп быстро зашагала через вестибюль к лестнице.
— Мисс Кнэпп, можно поговорить с вами одну минутку, — голос Бэкстера был хриплым и сухим.
В глазах девицы чувствовалась затаенная враждебность.
— Нет, — ответила она и хотела обойти Бэкстера, но он преградил ей путь.
— Это очень важно.
— Вы что, репортер? Я же сказала всем журналистам, что для них я уже выделила один день.
— Нет, я не журналист, — ответил Бэкстер. — И не коллекционер автографов. Я должен непременно поговорить с вами.
— О чем же?
— О голландце Хейдене.
— Послушайте, я уже вам ответила…
— Мне надо знать, как связаться с голландцем, — произнес Бэкстер как можно спокойней.
Флоренс Кнэпп взглянула на него с неподдельным удивлением. Ее пальцы нервно сжимали сумочку. «Значит, попал в цель», — подумал Бэкстер.
— Да кто же вы, черт возьми, уж не новоиспеченный ли Джек Потрошитель? — спросила она грубо. — Или вы не читаете газеты? Так знайте, голландца Хейдена вчера вечером убили полицейские.
— Так и убили? — Бэкстер оглянулся, по сторонам. В фойе они были совершенно одни. — Дело в том, что именно я был в тот момент на крыше, — добавил, он.
Флоренс Кнэпп открыла уже было рот, чтобы ответить что-нибудь, но замолчала. Она только слегка прищурила глаза. Эти глаза что-то судорожно анализировали и как бы вновь внимательно разглядывали Бэкстера.
— Ну хорошо, я согласна, давайте поговорим. Может быть, зайдем в бар?
— Нет…
— Где же тогда?
— Нам надо уйти из этого здания. Будем ездить в такси вокруг дома. Мне бы не хотелось, чтобы вы просигналили своим друзьям или показали меня кому-нибудь из тех, кто потом сможет опознать меня при встрече с голландцем.
Ему стало ясно, что такая догадливость ей совсем не понравилась.
— Вы ведь тоже в этом замешаны, — сказал он. — Кроме того, я думаю, что сотрудники ФБР вряд ли обрадуются, если узнают, что все рассказанное вами — сплошная ложь. А уж они-то знают, где и как вас разыскать.
— Хорошо, пошли.
Они сели в такси, стоявшее около отеля. Бэкстер сказал водителю, чтобы тот какое-то время поездил вокруг дома. Затем он проверил, плотно ли закрыта стеклянная перегородка между задним, пассажирским, и передним сиденьем водителя.
— Ну так как с моим предложением, мисс Кнэпп?
— Мне кажется, что вы не совсем нормальный человек, — начала она. — Я даже не совсем понимаю, о чем конкретно идет речь. Голландец Хейден умер вчера вечером.
— Зачем же тогда вы пошли со мной? — спросил Бэкстер. — Я не так глуп, чтобы этого не понять. Я никому, конечно, не сказал о том, что случилось вчера вечером, — он слегка улыбнулся. — Вы еще больше удивитесь, если я расскажу о закулисной стороне всего дела. Смею вас заверить, что это в точности совпадает со всем тем, что знаете и вы. Потому что вам точно известно, что произошло на самом деле.
— Зачем вам понадобилось связываться с Хейденом? — спросила она уже более свободно и непринужденно.
— Разве по мне не видно, что я несколько поиздержался, — ответил Бэкстер.
— Это скорее похоже на вымогательство.
— В таких случаях я всегда говорю: живешь сам и дай жить другим.
— Даже если бы я знала, где голландец, то уж не думаете ли вы, что я вам рассказала бы об этом, — сказала она. Бэкстер заметил, как она поежилась. — Мне ведь тоже хочется жить.
— Нет, я даже и не рассчитывал, что вы мне расскажете, как найти его. Но я хотел бы очень надеяться, что сегодня вечером вы передадите Хейдену мою маленькую записку. Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали ему о нашей встрече и о том, что я хочу его видеть.
— А если он согласится, то как я свяжусь с вами? — спросила Кнэпп.
— Не делайте из меня идиота, — ответил Бэкстер. — Записка будет следующего содержания. Я хочу видеть Хейдена завтра днем в 16.15. Он должен прийти туда, где буду я, и там мы поговорим.
— А где будете вы?
— Завтра я пришлю письмо с нарочным, в котором будут подробные указания насчет того, как Хейден найдет меня. Вы получите письмо без пятнадцати четыре. До встречи со мной у Хейдена будет ровно полчаса.
— А если он не согласится?
— Тогда в четыре тридцать я иду в ФБР, — сказал Бэкстер, стараясь придать своему голосу максимум непринужденности. Конечно, ни она, ни Хейден не могли знать, что в ФБР уже зло посмеялись над ним. — И передайте Хейдену, что он может явиться и не один, но пусть обязательно придет сам лично. Потому что еще до нашей встречи на условленном месте я буду знать, идет он сам или подослал кого-либо из своих мальчиков. Пожалуйста, не забудьте напомнить ему об этом.
— Хорошо, я все передам ему, — ответила Кнэпп. Она враждебно смотрела на него, стараясь раскусить его замысел.
— Ни с кем другим, кроме Хейдена, я не стану разговаривать, — твердо сказал Бэкстер. — И еще передайте ему, что нам есть о чем поговорить, прежде чем он постарается пристрелить меня. В отличие от вашего приятеля на Десятой авеню есть такие люди, сама смерть которых уже говорит сама за себя.
— Что вы имеете в виду? — спросила девица.
— Вашего вчерашнего приятеля, с которым вы обедали, — ответил Бэкстер. — Ведь он так и не смог высказаться, потому что не знал всего того, что должно было случиться. И действительно, нетрудно представить себе такую ситуацию: вот парень, которого разыскивает полиция, ему делают пластическую, операцию, обрабатывают раствором его пальцы, сам Хейден помогает ему всеми силами, вы любезно кокетничаете с ним, а ему и невдомек, что судьба его уже решена. На свой счет у меня нет никаких иллюзий, мисс Кнэпп. Но мне бы не хотелось оказаться на месте этого парня. Если уж это и случится, то все, что я вам говорил, станет достоянием гласности.
Девица молчала.
— Ну так как, мисс Кнэпп?
— Хорошо, я передам ваше письмо. Но больше я не могу вам ничего обещать. Вы пришлете мне свою записку без пятнадцати четыре, да?
— Да, ровно без пятнадцати, — сказав это, Бэкстер опустил стекло перегородку. — Пожалуйста, выпустите меня здесь, а даму отвезите обратно в «Чандлер».
Машина остановилась у тротуара. Бэкстер вынул деньги, протянул водителю.
— Этого должно хватить и на чаевые. — И, повернувшись к Кнэпп, добавил: — Спокойной ночи.
Взглянув на него, она слегка покачала головой: «Играешь с огнем, братец».
Бэкстер еще раньше определил, что они находятся около станции метро «Центральный вокзал». Он быстро спустился в метрополитен, сделал несколько ложных пересадок, пока не убедился, что Флоренс Крэпп не следит за ним. Затем доехал до Лексингтон авеню и только после этого через весь город поехал домой.
Открыв дверь, он зажег свет и некоторое время постоял, глядя на свои ключи. Два ключа были особенными. Из них один от квартиры Пенни. Его взгляд упал на стакан с виски, стоящий на тумбочке у кровати. Про себя он подумал, что у него все-таки есть сила воли отказаться от спиртного. Ему еще надо было кое-что сделать. И он не мог полагаться на то, как он будет чувствовать себя после выпитого.
Он достал из стола коробку с писчей бумагой, ручку, чернила. Сел за стол, закурил сигарету и, немного подумав, написал крупным, разборчивым почерком:
«Восток, 37-я улица, дом 125. Нажмите на кнопку против таблички без фамилии. Поднимитесь на лифте на пятый этаж. Дверь квартиры будет открытой».
Сложив бумагу, он вложил ее в конверт. Заклеив его, надписал: «Отель «Чандлер», Флоренс Кнэпп. Передать лично». Он снова взглянул на стакан с виски и взял другой лист бумаги. Долго сидел в раздумье, курил, наконец начал писать: «Милая, дорогая Пенни…»
И он детально, со всеми подробностями описал все, что произошло с ним, начиная со своей встречи с Джоном Спенсом в баре О’Коннела и кончая разговором с Флоренс Кнэпп.
«Если план, который я теперь разработал, удастся, — писал он, — то вы с Джоном сможете убедиться в том, что я говорил правду. Если же все кончится неудачей, то по крайней мере ты будешь знать, что я не лгал. Сейчас мне трудно передать тебе все то, что я чувствую. Вряд ли я смогу выбраться из этой истории живым. Ты спросишь, страшно ли мне? Если хочешь знать правду, то очень. Но ведь у меня нет другого выхода. Ты, наверное, думаешь, что же все-таки со мной случилось? Почему в этой ситуации я могу смотреть в лицо опасности и не бежать, как мальчишка, от той ответственности, которая связана, например, с работой, женитьбой? Неужели, правда, есть то желание смерти, о котором часто говорят герои боевиков? Мне же страшно хочется жить, я даже не могу высказать, как сильно это желание. Тем не менее мне кажется, несмотря на всю дикость и невероятность этого, что перед лицом такой реальной опасности все остальное выглядит детской забавой. Интересно, как ты думаешь, если я останусь жив и окажусь прав, то сможешь ли ты… Да, действительно, мы очень много фантазировали в прошлом. Теперь настало время посмотреть, что из этого получится. Может быть, я увижу тебя еще до того, как ты получишь это письмо, а может быть, голландец Хейден к этому времени уже пристрелит меня. Но в любом случае знай, что я всем сердцем люблю тебя, дорогая Пенни, и что мы еще будем счастливы, я очень хочу надеяться».
Когда он кончил писать, в окно уже светилось утро.
Бэкстер проснулся около полудня. Чувствовал он себя довольно бодро, чего с ним давно уже не бывало, но, как только он начал собираться с мыслями, его сердце учащенно забилось. Через четыре часа пятнадцать минут ему снова придется встретиться лицом к лицу с голландцем Хейденом, и скорее всего это будет конец.
Одевшись, он вышел из квартиры и направился в угловой кафетерий. У почтового ящика на мгновение задержался в нерешительности, затем опустил письмо к Пенни. Завтра утром, когда все уже будет так или иначе кончено, она должна получить это письмо.
Он заказал кофе и апельсиновый сок; выпив все это, ему захотелось еще грудинки, яиц, жареного хлеба и кофе. Давно уже он так вкусно и аппетитно не завтракал! Плотный завтрак перед смертью! Видимо, ощущение неминуемой смерти делает пищу более привлекательной. Может быть, это подсознательное стремление к покою перед лицом опасности? А ведь он так боялся, так сильно боялся!
Позавтракав, он закурил сигарету, словно это был самый обыкновенный день. Продолжать сидеть в этом кафе не было никакого смысла, он поднялся и вышел. Пройдя дальше по Лексингтон авеню, он зашел в почтовое отделение. Там оформил доставку письма Флоренс Кнэпп в отель «Чандлер».
— Пожалуйста, имейте в виду, — попросил он служащего отдела доставки корреспонденции, — это письмо необходимо вручить без пятнадцати четыре. Я готов внести дополнительную плату, лишь бы твердо знать, что письмо будет вручено вовремя. От этого может зависеть жизнь человека.
Служащий удивленно взглянул на него.
— Моя жизнь, — добавил Бэкстер.
В четверть третьего Бэкстер был уже около недавно отремонтированного дома на 37-й улице. Это был оштукатуренный в светло-голубой цвет дом, на котором ровные ряды окон были похожи на застекленные решетки.
Бэкстер вошел в вестибюль, остановился около медной таблички — указателя номеров квартир и фамилий жильцов. Против каждой таблички была маленькая кнопка звонка. «Квартира № 5 — Джон Спенс». Бэкстер нажал на кнопку, некоторое время подождал ответа. Но ждал он в общем-то просто так, на всякий случай, потому что был уверен — Спенса нет дома, если только ему дали отгул за вчерашний героический день. Вряд ли, скорее всего для того, чтобы окончательно закрыть дело Хейдена, надо еще оформить кучу всяких бумаг. Бэкстер ухмыльнулся, представив Спенса в вороге бумаг.
Достав ключи, он кончиком одного из них вынул из таблички-указателя картонку, на которой значилась фамилия Спенса, и сунул ее в карман.
«Нажмите на кнопку против, таблички без фамилии».
Он снова взглянул на свои ключи — вот два ключа, которые принадлежат совсем не ему: один от квартиры Пенни, другой ему года два назад дал Джон Спенс, когда они хотели писать большую статью о работе ФБР. Ключом Спенса он открыл дверь, ведущую в дом. Коридор вел к маленькому лифту на двух человек, в Котором Бэкстер стал подниматься на пятый этаж. Лифт поднимался, сопровождаемый какофонией жужжащих, щелкающих звуков. Наконец-то на пятом этаже дверь лифта открылась, и Бэкстер вышел на лестничную клетку.
Квартира была светлой, солнечной. Окна оказались открытыми, отчего по квартире гулял прохладный ветерок. Какой образцовый порядок! Добрый старина Спенс! Он ведь разозлится как черт, если на его чистом сером ковре появятся капли крови.
До назначенной встречи была масса времени — почти два часа. Присев на подоконник, Бэкстер закурил. Теперь ему можно было сделать еще один важный шаг, но его надо сделать только в самый последний момент, иначе Спенс может все испортить. Глядя на светлую дымку тумана над городом, он вспомнил, что Пенни очень нравился этот вид из окна, когда они впервые оказались в этой квартире. Бывало, они любили забираться на крышу дома и там разыгрывали предполагаемые семейные сценки, которые должны были происходить за тысячью светящихся окон перед их глазами. Могли ли они предположить, думал он, что именно он, журналист-неудачник, будет когда-нибудь сидеть в квартире своего приятеля в ожидании смерти, которая явится в образе человека, «кончину» которого только что приветствовала вся страна? Неплохой сюжет для детектива. Добрый старик Спенс. Всего небольшая детективная повесть!
Ровно в три пятнадцать Бэкстер позвонил в управление, где работал Спенс, и попросил его к телефону.
— Господина Спенса нет, мистер Бэкстер, — ответила секретарша.
— А когда он должен быть?
— Он передал, чтобы его сегодня не ждали.
— Что?
— Я думаю, он вряд ли сегодня будет.
У Бэкстера пересохло во рту.
— Послушайте, я нахожусь в его квартире. Это очень важно. Мне необходимо с ним связаться до четырех часов дня.
— Ничем не могу вам помочь, мистер Бекстер. Господин Спенс даже не сказал, куда он ушел.
Голос Бэкстера дрожал:
— Если он все-таки придет, оставьте записку или передайте, что я ему звонил и что голландец Хейден будет в его квартире ровно в четверть пятого.
— Голландец Хейден?
— Не удивляйтесь. И передайте все слово в слово. Кстати, скажите ему, что если он не придет сюда в четыре пятнадцать, то всю его квартиру разделают под орех.
Секретарша разговаривала с ним настолько спокойно, насколько может себе позволить человек, вынужденный разговаривать с лунатиком.
— Я передам, мистер Бэкстер, как только господин Спенс придет. Но я не уверена, что сегодня он будет. На сегодня у него нет ничего срочного.
— Ну что же, тогда считайте, что это была просто шутка, — закончил разговор Бэкстер и вдруг почему-то рассмеялся.
Сейчас это казалось безумием, но раньше ему даже в голову не приходило, что Спенса может и не быть в управлении. Наоборот, он всячески оттягивал звонок с тем, чтобы у Спенса уже не оставалось времени хоть что-нибудь изменить. Ведь Спенс ему не верил и поэтому, разрабатывая план, он решил, что наиболее эффектно эта операция пройдет именно в квартире самого Спенса. «Журналист, над которым посмеивался агент ФБР, устраивает преступнику засаду в квартире этого агента». Но он-то ведь рассчитывал найти Спенса, готового в любую минуту прийти на помощь.
Оставался только один выход — бежать из этой квартиры. Бэкстер рванулся было к двери, но на полпути остановился. Если Хейден получил записку, то он, конечно, явится сюда. Если в квартире никого не будет, то он станет ждать в коридоре. И что будет потом, когда Спенс придет домой… Конечно, Хейден будет чертовски рад, застав Спенса без охраны. Нет, Бэкстер не позволит, чтобы это случилось. Он не может допустить, чтобы Спенс попал в такую ловушку. Нет, бежать сейчас невозможно. Надо доводить начатое до конца. Во всяком случае, необходимо учитывать сложившуюся ситуацию.
Двадцать минут четвертого. Он был на грани отчаяния. Может быть, еще удастся остановить доставку письма! Пальцы едва подчинялись ему, когда он искал в телефонной книге номер почтового отделения по доставке корреспонденции, расположенного на Лексингтон авеню. Вот этот номер. Спокойно, мальчик. Спокойно! Он медленно и осторожно набрал номер. К телефону подошел клерк.
— Скажите, как обстоит дело с письмом в отель «Чандлер»?..
— Это письмо, мистер Бэкстер, уже ушло. У рассыльного была и другая корреспонденция, поэтому он ушел раньше. Можете не сомневаться, оно будет доставлено точно в указанное время.
— Я не хочу, чтобы его вручали! Можно ли остановить доставку?
— Даже не представляю, как это можно сделать, мистер Бэкстер. Я…
— О господи, да пусть уж будет как есть!
Бэкстер стоял у телефона, дрожа всем телом. Отель «Чандлер»!!! Может быть, ему все-таки удастся предотвратить вручение письма Флоренс Кнэпп. И снова невыносимо трудный поиск нужного телефона в справочнике, затем неуклюжий набор цифр.
— Отель «Чандлер?» Дежурного администратора, пожалуйста. — Что же они так медленно, побыстрей. — Администратор? Слушайте меня внимательно. Сейчас разносчик корреспонденции принесет письмо для вручения мисс Флоренс Кнэпп. Так знайте, это ошибочная доставка. Надо, чтобы письмо не вручали.
— А кто это говорит?
— Видите ли, это письмо послал я, — сказал Бэкстер. — По ошибке. Для меня очень важно, чтобы письмо не вручали.
— Поймите меня правильно, сэр, но боюсь, что без дополнительной информации об этом я не могу взять на себя такую ответственность.
— Так ведь это же я послал письмо! Поймите, я…
— Вы утверждаете, сэр, что это именно вы послали письмо, а как я могу быть в этом уверен? Боюсь, что не смогу взять на себя такую ответственность…
— Ну хорошо, ладно, — хрипло ответил Бэкстер.
С лица его струился пот и ручьями стекал за воротник. До чего же ловко все складывается, чертовски ловко. Если уйдет он, то могут убить Спенса. Если он останется, то он же может и умереть. А что, если… Ведь все агенты ФБР должны иметь в доме оружие. Если он найдет пистолет, то по крайней мере не будет чувствовать себя как зверь в ловушке. Тогда можно будет еще побороться.
Поиски Бэкстер начал с письменного стола, затем приступил к комоду, секция за секцией, все больше приходя в отчаяние. Он перешел в спальню, распахнул настежь шкаф и стал выбрасывать из него рубашки и всякое белье. Где-то же у агента ФБР должно быть оружие.
Наконец-то! Пистолет лежал в нижнем ящике комода в коробке, которую он чуть было не выбросил. Пистолет был автоматическим, в коробке лежали патроны. И хотя Бэкстер никогда в своей жизни не стрелял, однако знал, как заряжается пистолет. Заряженная обойма легко вошла на свое место, и пистолет удобно лег в ладонь. Он поднял пистолет, прицелился, вспомнив, как это делали в кино. Вот так он чувствовал себя значительно лучше, почти прекрасно.
Бэкстер снова вернулся в гостиную. На все эти звонки и поиски оружия ушло слишком много времени. Ведь уже без пяти четыре! Он опять позвонил Спенсу в управление.
— Нет, он не приходил, мистер Бэкстер. Я же вам говорила, что сегодня, видимо, он не будет.
Пенни! Может быть, он у Пенни? Бэкстер набрал ее номер, но никто не ответил. Может быть, в этот момент она катается где-нибудь в машине Спенса. Да и черт с ними! Пусть он сдохнет! Теперь главное — удрать отсюда.
Однако Бэкстер почему-то не спешил уходить. Он стоял у окна и смотрел вниз, на улицу. Один раз он даже подошел к окну, выходящему во двор, и заглянул туда. Во дворе кто-то стоял под бело-зеленым солнечным зонтом, очень милым и веселым. Он снова подошел к окнам на улицу. Теперь его сердце колотилось так сильно, что гудело как в морской раковине.
Десять минут пятого… Одиннадцать минут пятого… Тут он увидел, как на той стороне улицы прямо перед домом затормозил серый «седан». Из него вышли четыре человека. Они остановились, рассматривая дом. Двое из них перешли улицу и по проходам между домами направились во двор. Двое других пошли к дому. В одном из них Бэкстер узнал голландца Хейдена.
В квартирный коридор солнечный свет не попадал, и коридор был сравнительно темным. Поэтому входящий с лестничной клетки человек должен был оставаться в тени. Находившийся в комнате оставался на свету и был хорошо виден.
Едва передвигая ноги, Бэкстер встал прямо напротив входной двери, взвесив на ладони пистолет. Затем слегка согнул руку в локте так, чтобы дуло пистолета было направлено чуть вверх. Теперь он будет ждать звуков лифта…
Раздался бой стоявших на камине часов. Едва слышный звон показался ему оглушительно громким. Что же будет? Прошла минута, вторая, пятая. В одно из этих жутких мгновений ему стало казаться, что те два человека во дворе взбираются в квартиру по пожарной лестнице, чтобы взять его с тыла. Потом он вспомнил, что пожарная лестница проходит по уровню окон лестничной клетки. Значит, все они должны быть по ту сторону входной двери.
— Что же вы не идете, грязные убийцы? Что же вы не идете? — шептал Бэкстер сквозь зубы.
И как будто в ответ на его желание раздался жужжащий, щелкающий звук поднимающегося лифта.
Тонущий человек запоминает все, самые мельчайшие подробности. Точно так же и погибающий человек тоже помнит все. Но Бэкстер почувствовал, что с ним происходит что-то неладное. Сопровождая звуки движущегося лифта, в его голове снова и снова возникали мысли о чем-то возможном, вероятном. Ну, например, у него могла бы быть жена, семья. На работе он мог бы быть более удачлив, иметь успех. Он мог бы никуда и не уходить! А теперь, когда ему действительно надо было бежать отсюда, он почему-то неподвижно стоял в позе дуэлянта-неудачника прошлого века в ожидании смерти.
Вместе с тем подсознательно Бэкстер чувствовал и едва ощутимое недоумение. Почему же Хейден так долго не поднимается? Ведь наверняка он приехал сюда заранее, чтобы вовремя попасть на встречу, но почему-то задерживается уже больше чем на десять минут. Наверно, проверяет, подумал Бэкстер, нет ли где засады, чтобы не случилось чего-нибудь непредвиденного. На этот раз уже не будет ни крыши гаража, ни другой возможности спастись. Уж на что-то, раз Хейден хочет бить наверняка.
Послышалось равномерное постукивание и щелканье движущегося лифта. Раздался характерный металлический стук. Теперь надо сосчитать до шести, и послышится хлопок закрываемой двери лифта. Вот дверь закрылась. Теперь должны быть слышны шаги. Должны же быть шаги. Но Бэкстер их почему-то не слышал. Наверно, у него в голове так сильно гудело, что казалось, вместе с этими звуками подымалась вся комната.
Но шагов все равно почему-то не было. А потом случилось нечто еще более поразительное. Ручка двери бесшумно повернулась. Похолодевшая рука Бэкстера еще сильнее сжала рукоятку пистолета. «Входи же, Хейден, пора кончать все это!»
Внезапно дверь резко распахнулась. На какое-то мгновение Бэкстер увидел в дверном проеме очертания высокого человека в шляпе с загнутыми полями. Бэкстер медленно навел пистолет на уровень фигуры и замер. Когда он нажал на курок, человек в дверном проеме что-то громко прокричал и плашмя рухнул прямо на ковер в коридоре. Он опять нажал на курок, но выстрела больше не последовало. Ни единого звука, ни щелчка.
— Поль, ради бога, прекрати это! — вскричал Джон Спенс, лежа на полу в неудобной позе.
Значит он, Бэкстер, был жив. Он так и стоял, твердый, непреклонный. Правда, все, что было с ним уже после этого, Бэкстер не помнил: как Джон Спенс поднялся с ковра, медленно провел и усадил Бэкстера в кресло, осторожно взял у него пистолет.
Взглянув на пистолет, Спенс как-то странно, почти истерично захохотал.
— Дурачок ты деревенский, — заговорил Спенс. — Неужели ты не понял, что это немецкий трофейный спортивный пистолет? Память о войне.
— Там, во дворе, — едва прошептал Бэкстер. — Еще двое из них во дворе.
— Их уже взяли, — хмуро ответил Спенс. — Всех взяли, и Хейдена тоже. Все благодаря тебе.
— Мне? — Бэкстер облизал сухие губы. — Почему мне?
— Хочешь выпить? — спросил Спенс. — Наверняка ты тут весь исстрадался в ожидании того, когда придет Хейден и стукнет тебя.
Бэкстер отрицательно покачал головой.
— Лучше расскажи мне, что же произошло.
Спенс достал две сигареты, одновременно прикурил их и одну протянул Бэкстеру.
— Это все Пенни, — начал Спенс. — В основном Пенни. Это она все время повторяла, что ты говорил правду, во всяком случае, тебе казалось, что ты говоришь правду. Пенни все время настаивала, что ты не стал бы выдумывать невесть что только для того, чтобы оправдаться перед нами. Тут-то я и начал кое-что прикидывать. Да, ты был прав насчет этой девицы Кнэпп. Уж слишком демонстративно выдавала она свои старые связи и делишки. А сегодня с утра я со своим сотрудником еще раз побывал на Десятой авеню. Мы проверили твою версию об украденной автомашине. Оказалось, что все было действительно так, как ты и говорил. На крыше мы обнаружили следы твоего падения. Так твоя версия стала приобретать реальные черты. Тогда я решил побеседовать и с Флоренс Кнэпп. Мы с сотрудниками подъехали к отелю «Чандлер». И перед самым нашим носом от отеля отъехал серый «седан». Вроде бы швейцар успел разглядеть гостя. «Если бы я не знал, что он убит, — заявил швейцар, — то мог бы поклясться, что один из мальчиков в этой машине — голландец Хейден. Наверное, это его двойник».
— Мы не стали дожидаться, Поль, встречи с Кнэпп, а поехали за этим «седаном». Можешь себе представить мое удивление, когда их машина остановилась здесь, почти напротив моего дома. Мой сотрудник взялся за тех людей во дворе. А я ждал Хейдена с его приятелем внизу, в холле.
— Именно так это и произошло?! — вырвалось от удивления у Бэкстера.
Спенс улыбнулся.
— Да, именно так. По всему было видно, что они нас совсем не ждали. А теперь ты, Поль, рассказывай! Да, позвольте, какого черта ты делаешь в моей квартире?
Бэкстер все по порядку рассказал ему.
— Похоже, Джон, что и у меня теперь есть своя сенсационная новость, — закончил Бэкстер. — И уж этого у меня никто не отнимет.
— Если хочешь, можешь прямо сейчас продиктовать по телефону в редакцию, — заметил Спенс. — А хочешь, запиши на мой магнитофон. Думаю, что здесь гораздо удобнее, чем в твоей берлоге.
— Нет, я лучше пойду домой, — ответил Бэкстер с легкой ухмылкой.
Спенс все понял, и в глазах его появилось тоскливое выражение.
— Всего хорошего вам… Обоим.