— Сэр Грэнвилл убит?

Холодный взгляд Арлингтона скользит от Эдварда к Анне и обратно.

— Прошлой ночью, — твердо отвечает ему Эдвард. — В своей постели.

Они разговаривают в пышном кабинете министра. Это воплощение представлений государственного чиновника о том, что такое роскошь: стены отделаны красным деревом, толстые французские ковры на полу, в которых утопают ступни ног, такие мягкие, что ступать по ним — одно удовольствие. Окна в кабинете задрапированы плотными шторами, и свет дают только две свечи, которые вносит секретарь всесильного министра. В огромном камине тлеют красные уголья.

Анна внимательно наблюдает за лицом Арлингтона. Она знает, что он искусный лицедей, но всех своих чувств не может утаить даже этот человек. Под бесстрастной маской она отчетливо видит настороженную подозрительность, неуверенность и даже страх. Похоже, он действительно ничего не знал о гибели сэра Грэнвилла, но видно, что эта новость не явилась для него полной неожиданностью.

— Мой отец, мистер Осборн, сэр Генри, а теперь вот сэр Грэнвилл, — говорит Анна. — Как по-вашему, лорд Арлингтон, что у всех этих людей могло быть общего?

— Понятия не имею, — равнодушно отвечает он.

Он поправляет бархатный воротник расшитого золотом халата, потом подносит ладонь к парику, видимо, надетому в спешке, и поправляет и его.

— Мне, конечно, грустно слышать о том, что случилось с вашим дядюшкой, доктор Стратерн, но ни один человек, господа, какое бы важное дело у него ни было, не имеет права беспокоить меня в этот поздний час. И только из уважения к покойному я позволил себе прервать мое уединение, которое для меня свято, и встретиться с вами. А теперь самое время пожелать друг другу доброй ночи.

Он делает шаг в сторону двери, ведущей к его личным покоям, но Эдвард преграждает ему путь. Чтобы добраться до министра, доктору Стратерну уже пришлось угрожать секретарю Арлингтона физической расправой, и теперь он готов без малейших колебаний применить аналогичный способ убеждения даже к высшему чиновнику государства, как бы ни было это безрассудно.

— Все убитые присутствовали во дворце Сент-Клод в ту ночь, когда умерла принцесса Генриетта Анна, — говорит Эдвард. — Кстати, вы сами там были тоже.

— Интересно, откуда вы это знаете?

Министр кривит губы так, словно в рот ему попало что-то кислое.

— Я тоже там был, милорд.

Арлингтон снова переводит взгляд с Эдварда на Анну и обратно, словно пытаясь понять, что в точности им известно, и размышляя, что им ответить.

— Одно мое слово, — он кивает головой на дверь, ведущую в кабинет секретаря, — и вас обоих прямиком отсюда отправят в Тауэр.

— Мы об этом прекрасно знаем, сэр, — говорит Эдвард. — Но сначала, почему бы вам не уделить нам несколько минут вашего драгоценного времени?

Арлингтон скептически качает головой.

— А мне-то от этого какая польза?

— Это может спасти вам жизнь.

Министр смотрит на него с недоверчивой усмешкой, словно ему совершенно все равно, что они собираются ему сообщить, но, в конце концов, решает-таки их выслушать. Продиктовано ли его решение личным интересом или политической целесообразностью, Анна решить не может.

— Ну хорошо, — сердито бросает он наконец и, протянув большой палец к горящей свече, ногтем делает на ней отметину, на полдюйма ниже пламени, — Пока свеча не догорит до сих пор, у вас есть время.

Анна бросает взгляд на Эдварда, и он кивает, уступая ей инициативу.

— Принцесса Генриетта Анна была отравлена, — начинает она, — и кто-то стал по одному убивать всех, кто знает тайну ее смерти.

— Вы полагаете, сестра короля была убита?

В голосе Арлингтона ровно столько высокомерного недоверия, сколько требуется. Если бы Анна не знала, что министру самому об этом известно, его пренебрежение сбило бы ее с толку. Но она знает правду и не позволит ему отрицать ее.

— Мы читали отчет моего отца о вскрытии принцессы.

— Этого не может быть, я своими руками уничтожил его.

— Перед тем как представить его вам, он сделал копию. Доктор Стратерн и я, мы оба видели ее. Я безошибочно узнала его руку, а сам отчет не оставляет никаких сомнений.

— Где он находится?

— В надежном месте.

— Что вы собираетесь с ним сделать?

— Лорд Арлингтон, мы просим, мы умоляем вас рассказать, что произошло, вот и все, а там уж мы сами установим личность злодея и представим его перед правосудием, — вступает Эдвард.

— А если я не стану вам ничего сообщать?

— Если вы не поможете, мы покажем отчет моего отца королю.

Идея использовать отчет в качестве рычага, чтобы заставить Арлингтона говорить, принадлежала доктору Сайденхему.

Арлингтон скрещивает руки на груди.

— Вы полагаете, что приперли меня к стене? — раздраженно говорит он.

В голосе его столько сарказма, а ухмылка на лице столь надменна, что Анна понимает: угроза не возымела действия, на которое они надеялись. Эдвард тоже это видит — лицо его явно обеспокоено. Может быть, Арлингтон не вполне понимает опасность, которая ему грозит.

— Вы скрыли от короля, что сестра его была убита, — говорит Анна. — А это пахнет предательством.

— Так бы оно и было, если бы вы оказались правы в своем предположении, что я скрыл это от него.

— Король знает?

Арлингтон не отвечает. Да в этом и нет необходимости — ответ по глазам виден.

— А почему же король не высказался открыто по поводу убийства своей сестры? — спрашивает Анна.

— Не ваше дело спрашивать, почему король поступает так или иначе. И я предлагаю вам оставить ваше расследование. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Но убийца может нанести еще один удар, — предостерегает Эдвард, — Опасность грозит даже вам, лорд Арлингтон, как и всякому, кто знает правду о том, как умерла принцесса.

Арлингтон все еще смотрит на них с недоверчивым высокомерием, но увещевания Эдварда, похоже, затронули в его душе нужную струнку.

— Как вы думаете, кто может нести ответственность за эти ужасные убийства? — продолжает свое Эдвард.

Арлингтон тяжело вздыхает.

— Не знаю, — отвечает он, и в голосе его звучит тревога и вместе с ней какая-то глубокая усталость.

Анна чувствует, что в первый раз за весь вечер министр говорит искренне.

— Наше собственное расследование до сих пор не дало никаких результатов.

— Ваше расследование? — удивляется Анна, — Вы тоже пытались найти убийцу?

— А вы полагаете, королю наплевать, что его верных подданных безжалостно уничтожают? Разумеется, мы пытались найти этого мерзавца.

Он обводит их строгим взглядом.

— Уж не хотите ли вы сказать, что у вас есть подозреваемый?

— Да, есть, — осторожно отвечает Анна. — Мы считаем, что мадам Северен…

— Мадам Северен! — с издевкой перебивает ее Арлингтон, — Да вы хоть понимаете, что вы…

— Лорд Арлингтон, прошу вас, будьте терпеливы и выслушайте меня. Мадам Северен была к принцессе очень близка, может быть, ближе у нее никого не было.

Я уверена, что она разбирается в ядах, следовательно, у нее была не только возможность, но и средства. Во Франции с ней произошла печальная история, вы, вероятно, об этом знаете. Возможно, она хотела оставить принцессу и уехать в Англию, но принцесса ее не отпускала.

Анна вспоминает странное поведение мадам Северен на балу.

— Я вполне верю в то, что она способна совершить эти преступления.

— Правда? — сухо спрашивает он.

Ища поддержки, Анна смотрит на Эдварда и кивает.

— Вчера вечером сэра Грэнвилла посетила какая-то женщина, она была одета во все черное.

— И на этом вы основываете свои глубокие умозаключения?

— Частично.

Но как ему объяснить, что она интуитивно чувствует: мадам Северен явно в чем-то замешана!

Он иронически поднимает бровь.

— Эти сказки — плод вашего богатого воображения.

— Кроме богатого воображения у меня есть еще кое- что.

— А вот я совершенно точно знаю, что к убийству сэра Грэнвилла она не имеет никакого отношения.

— Неужели вы в этом так уверены?

Арлингтон смотрит в пол, качает головой и вздыхает.

Потом снова поднимает голову, и в глазах его сверкает искорка гнева.

— Да, уверен. Потому что в ту ночь она была здесь, — говорит он, не отрывая от нее взгляда. — Со мной. Всю ночь до самого утра.

Он умолкает и ждет, пока до обоих дойдет смысл его слов.

Анна осторожно косится на Эдварда и видит, что он поражен не менее ее самой. Министр сегодня преподносит им уже второй сюрприз.

— Оставайтесь здесь, — повелительным тоном приказывает Арлингтон.

Он пересекает комнату и исчезает за дверью, ведущей в его личные покои.

— И что теперь будет? — спрашивает Эдвард.

— Понятия не имею, — отвечает Анна. — Но подозреваю, что он нам никогда не простит, что мы пытались надавить на него.

— Может, он лжет насчет мадам Северен?

— Не думаю. По правде говоря, я подозревала что-то такое между ними еще в первый вечер, как попала в Уайт-холл, но они умело скрывают свою связь тем, что постоянно ссорятся на людях.

Подтверждения ее слов не приходится долго ждать. Арлингтон возвращается, и вместе с ним мадам Северен, которая опирается на его руку. Через комнату Анна едва различает очертания ее фигуры; как всегда в черном, она движется словно тень среди других теней, живая тень, окруженная шелестящими, словно что-то шепчущими шелковыми юбками. Но вот неразличимый прежде, бледный овал ее лица приближается, становится больше, проступает в полумраке все отчетливей. И министр, и его любовница, кажется, несколько не в своей тарелке, словно только что между ними произошла перепалка; в лице мадам Северен Анна ясно видит раздражение и злость. Хотя, что ж тут удивительного в том, что фрейлине не доставляет большого удовольствия видеть ее здесь.

— Мадам Северен невиновна в смерти вашего отца, миссис Девлин, а также и вашего дяди, доктор Стратерн. Даже наоборот, мы обеспокоены, что следующей целью убийцы может стать и она тоже.

Он обращает лицо к своей подруге.

— Мадам?

— Я остаюсь при своем мнении: говорить им об этом совсем не обязательно, — резко бросает она.

— А я считаю, что сделать это необходимо, — спокойно, но с не меньшей убежденностью отвечает он.

Слова его сопровождаются таким взглядом, что всем становится понятно, что именно он советник короля, а не она.

— Вы знаете правду о том, что случилось той ночью? — спрашивает Эдвард.

Мадам Северен меланхолично смотрит в сторону; ясно, что воспоминание для нее в высшей степени тягостно. Пламя свечи мягко дрожит, освещая тонкие и правильные черты ее лица. Свеча давно уже прогорела ниже уровня, отмеченного ногтем министра.

— Прежде всего, — начинает мадам Северен, — да будет вам известно, что Генриетта Анна была несчастлива в браке. Герцог ее не любил, он вообще не любил женщин. Он открыто щеголял перед ней своими фаворитами-мужчинами, да и перед всем двором тоже. И двор тоже относился к ней с не меньшим пренебрежением. Герцог завидовал близости принцессы с его братом, королем Людовиком, и третировал ее, как свою служанку или рабыню. Он входил к ней только для того, чтобы она родила ему наследника. Акт любви всякий раз превращался в акт насилия, в средство держать ее в своей власти. Перед тем как ехать в Дувр на встречу с братом, королем Англии, герцог изнасиловал ее с единственной целью — чтобы она забеременела, и ей не позволили путешествовать. Она узнала о своем положении, когда король Людовик дал согласие на ее поездку, чтобы она могла встретиться с любимым братом, которого не видела десять лет. Я была ее единственной наперсницей, и я помогла ей скрыть беременность. Весь долгий путь она чувствовала себя плохо. Король Карл попросил доктора Брискоу обследовать ее состояние, но принцессе удалось скрыть свою беременность даже от него. Когда мы вернулись домой, она поклялась никогда больше не иметь от герцога детей. Принцесса попросила меня раздобыть для нее средство, которое приводит к выкидышу.

Мадам Северен умолкает и прикладывает к глазам платок. Пламя свечи отражается в гранях камня на ее перстне, и в тонких, как паутинка, складках платка сверкают крохотные искорки. Но он мало помогает: вниз по щекам ее медленно катятся две яркие, как хрусталь, слезинки. Не в силах оторвать от них глаз, Анна до глубины души тронута рассказом мадам Северен; прежде она вообразить не могла, что эта женщина способна вызвать у нее сочувствие.

— И вы дали ей это средство?

— Нет. Просьбу исполнила, но средство утаила. Я боялась, как бы не дошло до герцога или короля. Тогда нам обеим было бы несдобровать Мы с ней подолгу и горячо спорили, и мне кажется, я убедила ее носить ребенка, несмотря на ее чувства к мужу. Но потом она обнаружила, где я прятала средство, и нечаянно приняла смертельную дозу. Прошло всего несколько часов, и она почувствовала невыносимую боль в желудке, и врачи уже ничего не могли поделать, чтобы спасти ее.

Она поворачивает голову и смотрит на Эдварда.

— Вам, кстати, это хорошо известно.

Так вот оно что, значит, принцесса Генриетта Анна сама распорядилась собственной жизнью. Самоубийство — смертный грех, и души тех, кто его совершает, будут вечно гореть в аду. Это деяние всегда останется лежать пятном на ее имени.

— Теперь вы знаете, почему король предпочитает хранить в тайне правду о гибели своей сестры, — говорит Арлингтон, — Он не может позволить, чтобы ее память была опозорена этим скандалом. Имейте в виду, вы тоже узнали об этом в условиях строжайшей секретности. Если хоть одна живая душа узнает от вас об этой тайне, я вам обещаю, оба сгниете в Тауэре.

— Но рассказ мадам Северен не решает нашей проблемы, лорд Арлингтон, — говорит Эдвард. — Если мой дядя и все остальные были убиты не для того, чтобы скрыть, что принцесса была отравлена, тогда зачем их было убивать?

— Понятия не имею. Но если бы и знал, доктор Стратерн, я не был бы обязан сообщать вам.

— Но мы твердо решили предоставить этого человека правосудию, — говорит Эдвард.

— Зарубите себе на носу, что в этой стране существует только одно правосудие, это правосудие короля.

— По крайней мере, скажите, кто еще посвящен в эту тайну, — говорит Анна. — Может быть, эти люди знают то, что мы ищем.

Арлингтон смотрит на мадам Северен, словно желая узнать ее мнение или, возможно, получить ее одобрение. Слезы ее давно уже высохли, и надменное лицо снова исполнено чувства собственного достоинства. Министр, похоже, раздумывает, стоит ли отвечать на вопрос Анны.

— Мне доподлинно известно только об одном таком человеке, — говорит наконец он, — Это Ральф Монтегю.

— Монтегю! — потрясенно восклицает Эдвард. — Ну конечно, он ведь тоже был в это время в Париже. А где его можно найти?

— Я полагаю, миссис Девлин должна знать об этом, — вздернув вверх одну бровь, загадочно произносит Арлингтон, явно на что-то намекая.

— Как вы смеете!

Эдвард бросается на министра. Но Анна вовремя хватает его за руку.

— Эдвард, прошу вас… — Она поворачивается к Арлингтону, — Я не видела мистера Монтегю с того самого вечера, когда у короля был бал. А вы сами не знаете, где он?

— А я не имел от него вестей с тех пор, как он на той неделе вернулся из Парижа. Скорей всего, прячется с какой-нибудь девкой в своих апартаментах возле Ньюгейтского рынка, — Он делает паузу и окидывает их подозрительным взглядом, — А может, его тоже отправили на тот свет, как и всех остальных.

— Что вы себе вообразили, мы-то здесь при чем? — говорит Эдвард.

— Я теперь ни в чем не могу быть уверен, доктор Стратерн. Но вам обоим настоятельно советую прекратить заниматься этим делом. Король поручил герцогу Йоркскому проследить, как ведется расследование этих убийств.

Арлингтон вздыхает и хмурит брови.

— И я уверен, он этим займется… в те редкие минуты, когда не занят со своей новой возлюбленной, Джейн Констейбл.

— Джейн Констейбл? — как эхо повторяет Анна, не в силах скрыть изумление.

Она смотрит на мадам Северен, но лицо француженки остается непроницаемым.

— А с каких пор она…

— Разве вы не знаете? — спокойно, даже несколько оживляясь, говорит Арлингтон, — Она скоро родит ему ребенка.

Он смотрит на Анну так, будто хочет, чтобы та опровергла его слова. Мадам Северен едва заметно улыбается своей загадочной улыбкой.

— У герцога будет ребенок? Но…

— Да-да, и уже можно приносить ему свои поздравления, — снова перебивает ее Арлингтон, — Жаль, что вы не сможете сделать это лично. С нынешнего вечера, миссис Девлин, в ваших услугах двор больше не нуждается.