На панихиду Клер опаздывала. Она еще бежала через Большой двор, а колокол церкви уже звонил. Впереди, под аркой Часовой башни, Клер увидела каких-то людей, кажется, их было четверо. Даже издалека ей показалось в этой группе нечто странное: стоят как будто вместе, но друг с другом не разговаривают. Подойдя поближе, она узнала магистра, декана и Эндрю. Словно заколдованные какой-то невидимой силой, они неподвижно застыли, уставившись на четвертого, стоящего к ней спиной. Когда она уже была совсем близко, Эндрю заметил ее и повернул к ней голову, а человек, обращенный к ней затылком, следуя за его взглядом, тоже обернулся.

Сердце Клер подпрыгнуло и юркнуло куда-то в пятки; разинув рот, она споткнулась и едва не растянулась на ровном месте: перед ней стоял не кто иной, как сам Дерек Гудмен. Загорел, коротко подстригся, отрастил холеные усы, одет в ладно сшитый костюм. Господи, неужели это Дерек… правда, немножко все-таки другой, посвежевший какой-то, словно только что прилетел с Капри. Да что это она, разве это возможно? Ведь она собственными глазами видела, как в то утро полиция катила на тележке его тело. А теперь он стоит перед ней на Большом дворе, под мрачным, типично ноябрьским небом, и колокола церкви заливаются звоном по поводу его собственных похорон.

Ее прибытие словно сняло заклятие, обратившее всех четверых в немые статуи.

— Доктор Донован, — быстро сказал Эндрю, словно опасаясь, как бы Клер не ляпнула чего-нибудь лишнего, — позвольте представить вам мистера Дэвида Гудмена, брата доктора Гудмена.

Он сделал небольшую паузу.

— Они близнецы.

Снова пауза.

— Из Лос-Анджелеса.

— Рад познакомиться, — сказал Дэвид Гудмен.

— Взаимно, — ответила Клер.

Она все еще не верила собственным глазам, но у нее с души словно камень свалился.

Мистер Гудмен, должно быть, только что прибыл, поскольку два руководителя колледжа еще не опомнились и стоят, будто воды в рот набрали. В глазах магистра ходят тени явного ужаса: похоже, ему кажется, что сам Вельзевул во плоти явился сюда, чтобы посмеяться над ними. И натянутое выражение лица декана ей тоже легко объяснить, слава богу, пожила в Англии: есть что-то неподобающее в том, что два брата так похожи. Она почти слышит, как он говорит, разводя руками: «Так не бывает!»

Что и говорить, ситуация неловкая, но Дэвид Гудмен выглядит довольно бодро для человека, который собирается принимать участие в похоронах собственного брата.

— Американка… и такая миленькая… вас-то сюда каким ветром занесло? — сострил он. — Ха-ха-ха!

— Мистер Гудмен, — открыл наконец рот магистр, слегка дрожа, однако твердо глядя в глаза почетному гостю, — Прошу вас, позвольте мне выразить наши соболезнования по поводу трагической смерти вашего брата.

Дэвид Гудмен жизнерадостно захихикал.

— Да вы, наверное, шутите, — сказал он, обводя всех недоверчивым взглядом. — Вы что, серьезно хотите сказать, что искренне сожалеете о том, что он умер?

— Разумеется.

— Ну так вот, лорд Ливертон, лично я сказать то же самое не могу. Я четырнадцать с лишним лет не имел ничего общего с братом. С тех самых пор, как он украл у меня машину и увел невесту. Машину загнал в канаву, невесту сделал алкоголичкой, а потом еще попросил денег взаймы.

Он снова расхохотался, да так, словно ему в жизни еще не было так весело.

— Я явился сюда только затем, чтобы своими глазами увидеть, что этот мерзавец действительно умер.

Магистр с деканом одновременно раскрыли рты.

— Может, пора уже зайти в церковь? — ввернул Эндрю.

Церковь была набита битком: преподаватели постарше в первых рядах, младшие сзади, студенты вдоль стенок. Клер пробежала взглядом по знакомым лицам: Каролина Сатклифф, мистер Пилфорд, Элизабет Беннет, Робби Макинтош, Эшли Темплтон, Розамонда Мёрси, Нора Джилс. Даже Фиона Флэнниган здесь. «Возможно, как и Дэвид Гудмен, — подумала Клер, — она пришла убедиться, что Дерек действительно мертв». Порция Гастингс тоже присутствовала, она стояла в задних рядах рядом с каким-то темноволосым мужчиной примерно ее же возраста, который очень смахивал на работника Скотленд-Ярда. А вот и Ходди; они подошли друг к другу и уселись на два свободных стула в заднем ряду.

— Святые угодники! — промычал Ходди, увидев, как по центральному проходу к передним рядам пробирается Дэвид Гудмен.

— Это его брат, — прошептала Клер.

— А я уж было подумал, он сам восстал из мертвых.

— У меня тоже мороз по коже, когда я его увидела.

В этом они не были одиноки. Публика явно была шокирована явлением нового Дерека: по церкви прокатилась волна потрясенного шепота, который достиг крещендо и стих, лишь когда двойник покойного занял свое место. Но это его, похоже, нисколько не обеспокоило; усевшись в одиночестве на пустую переднюю скамью, он оживленно поглядывал по сторонам и жизнерадостно улыбался. Возможно, Дэвид был единственный живой родственник Дерека Гудмена. Или единственный, кто соизволил почтить присутствием его похороны.

Магистр вышел на кафедру, произнес несколько банальных фраз и предоставил слово декану. Декан призвал публику повторить вслед за ним молитву и, закончив, предоставил слово Эндрю. Тот взошел на подиум, сжимая в руках несколько карточек. «Смотрится мрачновато», — подумала Клер. Он подошел к микрофону, поправил его, глубоко вздохнул и прокашлялся.

— Что я могу сказать вам о Дереке Гудмене? — начал он наконец, оглядывая собравшихся, словно ожидая услышать от них ответ. — Первое, и самое главное, и это известно всем нам: он был выдающийся ученый. Докторскую диссертацию он написал, когда ему было всего двадцать пять лет, и никто не удивился, когда вслед за этим он опубликовал сразу две книги подряд: «Реформа и революция: корни британской демократии» и «Плаха: высшая мера наказания в Англии Тюдоров и Стюартов», тем самым доказав, что он блестящий историк и настоящий ученый. Обе книги получили широкое и горячее признание и поставили доктора Гудмена в ряд ведущих специалистов по истории Англии.

Эндрю сделал паузу и заглянул в свои карточки.

— Его статьи часто печатались в самых влиятельных научных журналах, таких как «Прошлое и настоящее» и «Английский исторический журнал»…

Эндрю замолчал. Он снова заглянул в свои карточки, еще раз прокашлялся и сморщил нос, однако продолжать не торопился. В зале возникло ощущение, что он не знает, что говорить дальше. «Возможно, — думала Клер, — Эндрю сейчас размышляет о том, сколько своих статей Дерек Гудмен написал сам. Или даже писал ли он сам свои книги».

— Доктор Гудмен был… — открыл рот Эндрю, но опять замолчал, — Дерек Гудмен… — попытался он еще раз, потом замолчал окончательно — просто стоял и, щурясь, озирался, оглядывая собравшихся.

— Нет, боюсь, у меня ничего не получится… — сказал наконец он и потер ладонью лоб. — Не просто не получится… в общем, я не хочу, вот и все. Сколько лет я подбирал за Дереком Гудменом грязь и, честно говоря, устал. Представляю, как посмеялся бы он, узнав, что я пою тут ему дифирамбы, в то время как он делал все, чтобы превратить мою жизнь в сплошной ад. Мою жизнь, а также жизнь каждого из вас.

Он снова замолчал и виновато посмотрел на сидящего в переднем ряду Дэвида Гудмена.

— Я искренне надеюсь, что лично вам, мистер Гудмен, не будет обидно или оскорбительно услышать, что, откровенно говоря, ваш брат был настоящей скотиной.

— Что вы, что вы, нисколько не обидно! — крикнул Дэвид Гудмен, сияя от радости.

— Понимаете, я боюсь, что окончание моей хвалебной речи будет выдержано примерно в том же ключе, — предостерег его Эндрю.

— Продолжайте, прошу вас, — весело попросил его Дэвид Гудмен.

— Я вижу, Дерека Гудмена не удостоили даже приличного поминального ужина, — заметил Ходди, когда они с Клер уже стояли в трапезной, где проходила гражданская панихида.

Люди собирались кучками, разговаривали, смеялись, выстраивались в очереди к буфетным стойкам. Окончание надгробного слова Эндрю было принято залом исключительно хорошо. В воздухе витал дух легкомысленного веселья, вещь редкая на похоронах. Похоже, у каждого было что рассказать про Дерека, каждый не прочь был вставить в прощальную речь и свое слово. После погребальной службы к Клер то и дело подходил то один, то другой, признаваясь, что в свое время ему тоже очень хотелось дать Дереку Гудмену по морде, и каждый от всей души благодарил ее за почин.

Клер бросила взгляд на Эндрю, который стоял рядом с Порцией Гастингс возле преподавательского стола.

— Не переживайте, — заметил Ходди, смекнув, куда обращено внимание Клер. — Она здесь со своим мужем.

Клер строго посмотрела на Ходди.

— С чего это вы взяли, что я переживаю?

— Да так… Просто я слышал, что прошлым вечером кое-кто кое с кем очень поздно работал в архивах.

— Да, боже мой, что это за место такое, где все сразу становится всем известно!

— Да я ничего, просто хотел предупредить, — хитро усмехнулся он.

— Если что знаете, держите при себе, договорились?

— Постараюсь, — ответил он, перехватывая бокал белого вина с подноса проходящего мимо официанта.

Клер огляделась. Мистер Пилфорд беседует с магистром; по улыбке библиотекаря она поняла, что магистр горячо уверяет его в том, что все книги, которые Дерек Гудмен не вернул в библиотеку, скоро будут благополучно возвращены. Роберт Макинтош сидит в студенческой части зала, видимо, с одной из двух своих подружек. Каролина Сатклифф украдкой накладывает себе на тарелку еще порцию десерта: диету, видно, решила послать к черту. Нора Джилс и Эшли Темплтон увлечены оживленной дискуссией, похоже, интимного свойства. Элизабет Беннет помогает какому-то пожилому джентльмену занять место за преподавательским столом. Она вспомнила: да-да, это тот самый человек, которого она видела здесь за обедом два дня назад.

— Кто это с доктором Беннет? — спросила она Ходди.

— Ее отец, профессор Рутерфорд. Беннет — фамилия ее мужа, — объяснил Ходди, — она оставила ее себе, хотя развелась с ним лет десять назад. Профессор когда-то преподавал у нас историю Древнего мира. Сейчас он на пенсии и большую часть времени проводит с семьей, в своем родовом имении в Бедфордшире.

— В родовом имении?

— Да, у них там громадный старинный дом. Ну знаете, такой монстр, который находится под охраной Национального треста. Он — одиннадцатый… нет, кажется, двенадцатый герцог Кендальский.

У Клер шея сама вытянулась в сторону доктора Беннет и ее отца. Она еще не видела герцогов не на картинке, а живьем.

— Прямой потомок Якова Второго, — добавил Ходди.

— Что вы говорите? И что, когда он умрет, доктор Беннет станет герцогиней?

— Нет, титул наследуется только по мужской линии. Герцогом станет ее сын, Брендан. Отличный парень, хотя и немного хулиган… он ходит в школу при Оксфордском университете, — сказал Ходди, слегка поежившись.

Что это отец и дочь, можно было догадаться без труда: тот же высокий лоб, те же отчетливо выступающие скулы. Интересно, они хоть немножко похожи на Якова Второго? Если бы оба встали рядом с портретом короля, было бы заметно сходство? Интересно, что чувствует человек, если знает, что он — прямой потомок короля? Может, это его тяготит? Ведь правление Якова закончилось трагически. В1688 году он был свергнут, и бежал из страны, и всю оставшуюся жизнь прожил в изгнании во Франции.

И вдруг ее словно током ударило.

— Ходди! — воскликнула она, хватая его за руку, — Ведь Яков Второй был герцогом Йоркским!

— Ну и что?

Он смотрел на нее так невозмутимо, что ей захотелось вылить ему на голову свой бокал с вином.

— Как что? До того как стать королем, он был просто герцогом Йоркским! Вы сказали, что герцог Кендал его прямой потомок. А кто его мать? Королева?

— Не думаю. Кажется, это боковая ветвь, их предок родился от внебрачной связи.

— Значит, ребенок от одной из любовниц Якова?

— Да.

— Джейн Констейбл…

— Что?

— Джейн Констейбл, Ходди! Листок с припиской, который нашли в кармане Дерека Гудмена! Это было не пари. Это был шантаж!

Красными от слез глазами Элизабет Беннет обвела всех собравшихся в профессорской комнате.

— Я совсем не хотела этого делать, — сказала она, всхлипывая и сморкаясь в салфетку, — Я любила его… то есть как друга, конечно. Иногда он вел себя отвратительно, гадко, особенно когда выпивал. Но он мог быть и удивительно обаятельным человеком. Дерек для меня был как младший брат. Такой проказливый младший братик…

— Прошу вас, расскажите все, что было между вами с самого начала, — попросила Порция Гастингс.

Она сидела в одном из кресел с высокой спинкой напротив Элизабет Беннет. Эндрю, Клер и Ходди пока молча наблюдали.

— Несколько недель назад Дерек сказал, что он обнаружил свидетельство, будто мои предки к Якову Второму не имеют никакого отношения. И показал страницу из этого дневника. По словам автора дневника, выходило, что Джейн Констейбл была беременна не от герцога Йоркского. Мы поссорились, я сказала, что это не доказательство и титул у нас никто не отберет, прошло уже слишком много времени. Но Дерек не слушал. Он вел себя отвратительно, он кричал, что мы ведем свой род не от короля, а от шлюхи и ее безвестного любовника. Он угрожал написать и напечатать об этом статью. Мне- то самой наплевать, но я не хотела выставлять на посмешище отца и сына.

— Как вы поздно ночью оказались в районе Бэкс?

— Дерек пришел ко мне около часу ночи. Он был пьян, шумел, скандалил, ругался. Я сказала, что согласна с ним поговорить, но только не дома, и он ответил, что подождет меня возле моста Тринити. Он совсем обезумел, честное слово — он был сильно пьян или под наркотиком, а может, и то и другое. Он все повторял, что, если я не дам ему денег, он напишет эту свою гнусную статью про то, что титул герцога мой отец носит не по праву и что его надо отобрать. Он кричал, что Джейн Констейбл была шлюхой, которая с помощью лорда Арлингтона надула герцога Йоркского. Я уже сказала, что Дерек был человек обаятельный, но порой он превращался в настоящего монстра. От него всего можно было ожидать: настроение менялось чаще, чем погода. Мы и раньше, бывало, ссорились, но таким я его еще никогда не видела. Вы понимаете… да что там говорить, я ужасно расстроилась. Я ударила его, а потом мы подрались. Ну, сначала просто подрались, но потом я сильно толкнула его…

Она снова шмыгнула носом и промокнула глаза.

— Мне и в голову не могло прийти, что он больше не встанет.

— Он упал с моста в воду?

— Было темно, трудно сказать.

— После того как он упал, вы держали его голову под водой?

Лицо Элизабет Беннет исказилось от ужаса.

— Нет, боже упаси, ни в коем случае!

— А что же тогда?

— Я убежала. Вернулась к себе.

— Значит, вы утверждаете, что, когда вы покинули место преступления, Дерек Гудмен был жив?

— Да, совершенно верно.

Клер попыталась представить себе: доктор Беннет толкает Дерека Гудмена, он падает в воду, пытается встать, несколько футов проползает на четвереньках… потом снова падает и под действием наркотиков теряет сознание.

Наркотики. Так, а каков токсикологический анализ крови? Марихуана, кокаин, викодин… и что-то там еще было…

— Простите, детектив Гастингс, — взволнованно говорит Клер, — вы упомянули, что анализ крови доктора Гудмена показал наличие наркотиков…

— Да, это так.

— Вы сказали, что он принимал некоторые препараты по указанию врача. Не помните, какие именно?

— Викодин, это обезболивающее, и еще пару каких- то антидепрессантов. Остальные препараты — простые наркотики, марихуана и кокаин.

— Но было еще какое-то вещество, разве не так?

— Алпразолам — или ксанакс, как его все называют.

— Он принимал его по рекомендации врача?

— Нет, насколько я помню.

— Но ведь это не из тех веществ, которые употребляют на вечеринках, верно?

— Пожалуй. Это успокоительное.

Эндрю скептически посмотрел на Клер.

— К чему это вы клоните?

— В ту ночь на Бэкс был еще кое-кто, — ответила Клер, — Кто тоже был на той вечеринке…

«Это должен быть человек либо влюбленный в Дерека Гудмена, либо ненавидящий его, а скорей всего, и то и другое вместе, хотя вряд ли он это замечал, — думала Клер, — Человек с тонкой, может быть, болезненной чувствительностью, глубоко раненный тем, что, с одной стороны, чувств его не замечают, а с другой — обращаются с ним грубо и бесцеремонно…»

— …и кто подмешал ксанакс ему в напиток, кто шел за ним до самого дома, кто был свидетелем его ссоры с доктором Беннет и видел, как он упал в воду… а потом придержал его голову под водой, пока тот не умер.

— И кто же это?

— Розамонда Мёрси.

— Кажется, я ее видел сейчас в зале, — сказал Эндрю.

Розамонду Мёрси они нашли быстро: она сидела в студенческой части зала за столом одна и с несчастным видом ковыряла вилкой в тарелке. Увидев, как Эндрю и Клер в сопровождении Порции Гастингс приближаются к ее столу, она аккуратно положила вилку на стол и уставилась на них огромными под стеклами очков в металлической оправе глазами. Она была совершенно спокойна, словно давно уже ожидала чего-нибудь в этом роде и приготовилась.

— Мне очень жаль, — сказала она.

Через несколько часов, когда поминки давно закончились, и полиция увезла Розамонду Мёрси и Элизабет Беннет в участок, Клер и Эндрю шагали по Невилс-корт. Они направлялись в библиотеку Рена. Но Клер удивилась, когда он повернул к двери, ведущей в подвальный этаж.

— Куда вы меня ведете? — спросила она.

— В архив.

— Только не это. Там холодно и полно пауков.

— А еще новенький замок, так что можно закрываться теперь без опаски.

Эндрю отпер замок, и они с Клер вошли внутрь.

— Утром, еще до погребальной службы, я провел собственные поиски. И обнаружил, что в собрании Баркли, как и в других коллекциях этой библиотеки, есть не только бумаги и книги.

Эндрю подвел Клер к одному из стоящих у стены шкафов. Открыл его резные дверцы. Внутри, перед стопкой каких-то старинных картин, стоял портрет красивой темноволосой женщины в платье эпохи Реставрации, в котором преобладали золотой и алый цвета.

— Смотрите, это леди Баркли.

Клер вспомнила о письме, на которое она случайно наткнулась, пролистывая один из томов в секции «R», когда решила заняться исследованием деятельности женщин-художниц. Как давно это было!

— Та самая леди Баркли, портрет которой писала Мэри Бил?

— Та самая и тот самый портрет.

— Все это очень интересно, но я не понимаю, куда вы клоните.

Эндрю улыбнулся.

— До того как стать леди Баркли, она была известна под именем Анны Стратерн.

Глаза Клер так и засияли от восторга.

— Как, неужели это Анна?

— Она самая.

Клер встала на колени, чтобы рассмотреть портрет поближе. Она была очень красива: густые темные локоны ниспадали на плечи, умный и вместе с тем мягкий взгляд больших, карих с золотинкой глаз. Ну конечно, Эдвард не мог не влюбиться в такую женщину.

— Но она нигде и словом не обмолвилась, что Эдвард был графом.

— Когда они познакомились, еще не был. Титул от отца перешел к его старшему брату Хью. К несчастью, Хью умер довольно рано, в тысяча шестьсот семьдесят седьмом году, и тогда титул перешел к Эдварду.

— Так значит, они все-таки поженились.

— И у них родились дети. Эта коллекция была подарена колледжу их прапраправнуком, девятым графом Баркли. Между прочим, в этом собрании есть еще кое- что, на что стоит взглянуть.

— И книги там, наверху, — они могли быть из библиотеки самой Анны…

— А также ее отца и Эдварда. Вы раскопали одну из самых любопытных историй, таящихся в стенах библиотеки Рена, — давненько ничего подобного не выходило отсюда.

Клер встала и пожала плечами.

— Начинающим всегда везет.

— Я бы сказал, что одного везения тут мало.

Он помолчал, а потом заговорил более серьезным тоном.

— Мне кажется, об этом вы обязательно должны писать. Материала здесь столько, что одной статьей не отделаетесь. Так что готовьтесь писать книгу. А это, разумеется, означает, что вам придется задержаться у нас дольше, чем на три семестра. Работа может занять пару лет, а то и больше. Весьма вероятно, вас придется зачислить в штат.

Клер представила себе эту перспективу, у нее голова закружилась. Остаться в Кембридже, работать здесь постоянно? Она и мечтать не могла об этом. Особенно когда это означает, что теперь у нее будет сколько угодно возможностей ответить на вопросы, которые все еще оставались без ответа: как сложилась дальнейшая судьба Анны и Эдварда, что стало с Мейтлендом, как был убит Томас Клиффорд… да всего и не перечислишь. А уж что говорить о том, какую сенсацию произведет открытие секретного параграфа к Дуврскому договору.

— Спасибо, — сказала Клер.

Эндрю смотрел на нее огромными карими глазами, которые так сияли, словно он видел перед собой самую прелестную, самую очаровательную женщину в мире.

— Правда, меня смущает одно обстоятельство, — сказала она.

— Какое?

— Согласно правилам колледжа преподавателям не разрешается целоваться.

— Боюсь, что вы правы, — сказал Эндрю с явным сожалением.

Сияние в глазах его погасло, он опустил голову, но тут же снова поднял и улыбнулся.

— Но иногда они нарушают правила, — добавил он и потянулся к ней губами.