25 февраля 1618 года
Валерия, служанка, работавшая наверху, внесла в спальню поднос с чайным прибором флорентийского фарфора и выпечкой. Ла Селестия уютно устроилась в кресле возле пылающего камина, на ней был халат, отделанный собольим мехом. Лицо у куртизанки немного опухло от сна, был ранний час, и она еще не успела толком проснуться. Служанка искоса, но без особого неудовольствия взглянула на человека, осмелившегося нарушить покой хозяйки в столь неурочный час. То был мужчина в пурпурной тоге, он стоял у окна и мрачно взирал на мелко моросящий дождь и серое небо.
– Этого достаточно, госпожа?
Служанка присела в низком реверансе.
– Да, Валерия, – улыбнулась Ла Селестия.
Служанка выскользнула из комнаты, но куртизанка успела заметить, каким взглядом одарила Валерия раннего гостя. Последняя отчего-то терпеть не могла сенаторов, хотя Ла Селестия никак не могла понять причин. Стоит снять с них тогу, и каждый выглядит как и все остальные мужчины.
За исключением, пожалуй, этого. Нет, сама она никогда не видела его без тоги, да и не желала видеть. Сближение сделало бы его более податливым ее влиянию, однако это было невозможно. Он перестал быть мужчиной уже давно, хоть и не был стар. И все ее старания и манипуляции не помогли бы его расшевелить, не тот случай. Наверное, именно поэтому Ла Селестия чувствовала себя неуверенно в его присутствии, к тому же этот человек одним лишь взглядом мог подавить ее волю.
Ла Селестия разлила вино по чашам, Джироламо Сильвио отошел от окна. Она заметила, что он еще статен и движения его преисполнены уверенности. Правда, такие знакомые черты лица заострились, вдоль носа и губ прорезались глубокие складки, осталось лишь малопривлекательное отдаленное воспоминание о прежнем прекрасном лице, которое она некогда так любила.
– Я ожидал от тебя большего, – заметил сенатор, подходя к креслу напротив и усаживаясь.
Несмотря на неприятную внешность, держался он на удивление достойно. А хромота была заметна лишь тем, кто о ней знал.
– Не слишком ли ранний час, чтобы обсуждать такое дело?
– Не для меня, – сухо ответил он. – В отличие от тебя я предпочитаю заниматься делами в дневное время.
Как же, как же, подумала Ла Селестия. Далеко не всеми. А как насчет тайных встреч “Тройки”, долгих ночных заседаний в суде? Бдений в Судной камере шнура?
– Я с самого начала объяснил, чего именно хочу, – продолжил Сильвио. – Не люблю разочаровываться.
“Да как ты посмел заявиться сюда и угрожать мне?” Ла Селестия чувствовала, как в ней закипает гнев, но постаралась не показывать этого. Пусть сейчас ей больше всего на свете хотелось вышвырнуть сенатора из дома, но она не могла позволить себе этого. Его нельзя превращать во врага.
– Я сделала все, что ты просил, – сердито сказала она. – Представила Бедмару девчонку. Остальное зависит не от меня.
– Память у тебя, как вижу, девичья. Я особо подчеркнул – мне нужен полный отчет о действиях и поступках посла.
– А я сказала, чего хочу взамен. Раз не выполняешь своих обещаний, ищи другую дуру, которая будет вынюхивать и выслеживать.
– Я ничего тебе не обещал. И потом, ты просишь невозможного.
– Однако ваша семья обзавелась аристократическими титулами за деньги, – напомнила ему Ла Селестия.
– Мои предки не покупали никаких титулов, их включили в Золотую книгу в знак признания выдающихся заслуг во время войны. И было это более двухсот лет тому назад.
– И тот факт, что они пожертвовали три тысячи дукатов в государственную казну, тоже не помешал.
– Факт остается фактом. За последние два века к кругу венецианской аристократии не была причислена ни одна семья. Правила включения в Золотую книгу остались неизменными. И куртизанке, пусть даже она является гражданкой Венеции, туда не попасть никоим образом.
– Я не для себя стараюсь, ты же знаешь. В жилах моих дочерей течет голубая кровь. Всего-то и прошу тебя – помочь Катерине и Елене узаконить свое происхождение, чтобы девочки могли выйти за нобилей, как им и положено.
– Большое приданое откроет путь куда угодно. Знаю нескольких обнищавших нобилей, которые с радостью закроют глаза на происхождение девочек в обмен на золото.
– Но если дочерей не узаконить, мои внуки никогда не войдут в Золотую книгу, им никогда не разрешат войти в Большой совет.
– Смотрю, ты строишь грандиозные планы на будущее, Ла Селестия. Неужели маленькая куртизанка из Тревизо видит дожа в одном из своих потомков?
Она понимала, что говорить этого не следует, однако не сдержалась.
– У меня-то хоть, по крайней мере, есть потомки.
Сильвио сразу помрачнел, это послужило предупреждением Ла Селестии, что она слишком далеко зашла. Впрочем, жалеть о том она не стала.
– Подтвердить законность происхождения – это не так просто, как ты думаешь, – заметил сенатор.
– Но ведь ты человек очень влиятельный. Неужели не понимаешь, насколько это важно? Клянусь Девой Марией, девочки – дочери твоего брата!
– Они незаконные дети моего брата.
– Он женился бы на мне, если бы…
– Если бы вернулся после сражения с турками. Во всяком случае, именно так тебе хочется думать. Однако я далеко не уверен, что он на тебе женился бы. Впрочем, этого мы уже никогда не узнаем, верно?… А ты осталась с двумя незаконными дочерьми. И если хочешь устроить их будущее, делай, что я тебе говорю.
Сенатор не желал уступать ни на йоту. Вот упрямец, ничем его не проймешь!
– Так значит, шпионить за Бедмаром? – спросила она.
– У посла есть нечто крайне мне нужное. Скажи, эта твоя молодая куртизанка, она ведь остается иногда ночевать в испанском посольстве?
– Наверное.
– Я скажу тебе, что это за вещь и где лежит. А ты попросишь свою подопечную раздобыть ее для меня.
– Хочешь, чтобы она украла? Не тот случай. Алессандра не воровка. Уверена, у тебя и без нее полным-полно шпионов в посольстве. Почему бы не использовать их?
– Когда посол уходит, комнаты в его апартаментах запираются. Никому не позволено входить туда. Она единственная, кто имеет доступ.
– Но ведь и он будет там, верно?
– И крепко спать, полагаю.
– Как я смогу убедить ее совершить такое преступление?
– Посол Испании планирует заговор, нападение на Венецию. И когда все раскроется, любой близкий ему человек сразу попадает под подозрение в соучастии. Так что отчетливо представляю себе эту картину: твою Алессандру повесят рядом с ее любовником.
– Стало быть, я должна убедить ее угрозами?
– Это не угроза. Если не будет помогать нам, это обещание.
– Вместо этого ты мог бы воззвать к ее патриотическим чувствам. Уверена, ей не захочется видеть Венецию свергнутой испанцами.
– Что ж, попробуй, если считаешь это более действенным подходом.
– Циник ты, больше никто!
– Я практик. И еще у меня совсем мало времени.
– Маркиз – человек умный. И очень опасный. Я не убеждена, что это правильный ход. Если он застигнет Алессандру на месте преступления… бог его знает, как с ней поступит. Я вложила в нее немало средств, мне бы очень не хотелось терять такой прекрасный источник доходов. Более того, маркиз наверняка догадается, что она никогда бы не посмела сделать такое сама. Значит, действовала по чьему-то наущению, и он, конечно, заподозрит меня. Нет, я на это не пойду.
– Думаю, все же пойдешь. Посол может быть очень опасен. Однако не забывай: я тоже. Для тебя – так даже еще опаснее.
– Обещаешь помочь моим дочерям?
– Ничего я не обещаю, но ты все равно это сделаешь. А если нет, весь город узнает, что всех мужчин, играющих в твоем доме в карты, систематически обжуливают.
Ла Селестия побледнела.
– Ты не докажешь!
– Докажу. И тогда ты пропала, Ла Селестия. Это тебя разорит. И поделом: твоя алчность не знает пределов.
Ла Селестия смотрела прямо в глаза сенатору. Это было нелегко. Кто дрогнет, отведет взгляд первым? Если он блефует, то делает это весьма умело, в глазах его светилась уверенность. “Интересно, – подумала она, – кого из моих слуг ему удалось подкупить. Хорошо, если только одного”. Как только Сильвио уйдет, она допросит наиболее доверенных слуг и, если повезет, разоблачит шпиона и вышвырнет его из дома еще до захода солнца. Нет сомнений, изгнанник тут же побежит к Сильвио за вознаграждением, станет просить пристроить его к какой-нибудь другой куртизанке.
– Что я должна делать? – тихо спросила она.
28 февраля 1618 года
– Это книга, переплетенная в сафьяновую кожу. Названия на обложке нет, – сказала Ла Селестия. – Мне сообщили, что в кабинете у Бедмара хранится небольшой сундучок. Ключ к нему спрятан где-то в письменном столе.
Алессандра встретилась с куртизанкой в знаменитой и роскошной гондоле Ла Селестии, что была пришвартована на канале Сан-Марино. Под навесом горела лишь одна маленькая лампа, она почти не разгоняла теней. Снаружи дежурил чернокожий гондольер и охранник Ла Селестии Мукиб, он сидел на корме и наблюдал за тем, что творится вокруг.
– А кто тебе это сказал? – спросила Алессандра.
– Это неважно, и лучше тебе не знать и не слышать его имени. Как только раздобудешь книгу, сразу уходи из посольства Ступай к Листа-ди-Спанья, потом – к мосту Скальци. Там, под мостом, тебя будет ждать Мукиб, он и привезет тебя ко мне. Я верну книгу через день. И ты положишь ее на прежнее место. Туда, откуда взяла.
– Вернуть на прежнее место? Но это может оказаться труднее, чем взять. Я вижусь с маркизом всего раз или два в неделю. Ведь меня приглашают в посольство, по собственной воле я войти туда не могу. Прежде так не было. И это вызовет у него подозрения.
– Не знаю, как ты это сделаешь, но должна, вот и весь сказ. И смотри, осторожней. Бедмар не должен узнать, что у него хотя бы на один день пропала эта книга.
– Но зачем это все? Хотелось бы знать. Я заслуживаю доверия, раз меня посылают на такое дело.
– Посол замышляет заговор против Венеции. Собирает армию из наемников, с их помощью надеется овладеть городом и воссоединиться с герцогом Оссуной…
– С герцогом Оссуной?
Ла Селестия взглянула на нее как-то особенно подозрительно, и Алессандра пожалела, что задала этот вопрос.
– Тебе известно, что посол имеет общие дела с герцогом?
– Нет.
Алессандра изо всех сил старалась сохранить непроницаемое выражение лица. Но голова у нее шла кругом. Неужели и виконт участвует в этом заговоре?
– Почему так важна эта книга? – спросила она.
– Это ключ к кодам, которыми он зашифровывает свои послания королю Испании. Если раздобыть копию этого ключа, можно узнать обо всех их намерениях и действиях. Но получится это лишь в том случае, если книгу возьмут, а затем вернут на то же место, так, чтобы он ничего не заметил.
Маркиз, безусловно, не проявит милосердия, застукав ее на месте преступления.
– Как думаешь, что он сделает, если поймает меня?
– Не допускай ошибок. Иначе он тебя просто убьет.
– И ты решила, что я полная дура и соглашусь на такое дело?
– У тебя нет выбора. Если откажешься, тебя припишут к компании заговорщиков, во главе с послом и другими. И повесят, не сомневайся.
Алессандра выбрала жизнь куртизанки отчасти еще и потому, что это сулило свободу. Только теперь она поняла, что далеко не свободна.
– Так ты познакомила меня с послом только с этой целью, верно? А знаешь, с первого дня, как ты появилась у меня в доме, я знала, чувствовала, что дело кончится чем-то в этом роде.
– Чему быть, того не миновать. И теперь ты должна сделать, что тебе велят. Иначе попадешь на виселицу вместе со своим испанцем.
– Но я ничего не знаю ни о каком заговоре!
– Кое-что знаешь… просто мне не хочешь говорить.
– Да ничего я не знаю!
– Врешь. Одна надежда, что у тебя есть веские причины для вранья. Что, защищаешь маркиза? Неужто влюбилась в него?
– Ясное дело, нет. Скажи, ты абсолютно уверена, что он затеял заговор против Венеции?
– Похоже, что да.
– Тогда почему решила меня так подставить?
– Понимаю, неподходящее для тебя дело, но ты должна, слышишь, должна найти какой-то способ выкрасть книгу. Говорю это как человек, который радеет и заботится о тебе…
Алессандра с горечью рассмеялась.
– Заботишься обо мне? Да о ком ты когда-нибудь заботилась, кроме как о себе? Скажи мне честно, Ла Селестия, ведь это из-за денег, верно? Неужели тебе все мало? Ведь ты настоящая богачка!
– Я вовсе не такая уж бессердечная, какой ты меня представляешь. Я люблю тебя и вовсе не желаю тебе зла. И потом, ты только подумай! Посол замышляет предательский заговор против Венеции, каждый гражданин ее в опасности! И ты, только ты можешь это остановить. Разве дело того не стоит?
– Да, конечно, но…
– Понимаю, это опасно. Не стану тебе лгать, так оно и есть. И ты должна верить: мне страшно не хочется тебя туда посылать. Но у нас просто нет выбора, ни у тебя, ни у меня.
– Так значит, и на тебя кто-то давит?
– Да.
– Хорошо. Если я добуду эту книгу, а потом незаметно для маркиза верну, обе мы будем в безопасности или нет?
– Да, будем.
Какое-то время Алессандра молчала.
– Ладно, быть по-твоему.
– Ты поняла, что именно должна сделать?
– Да.
– И прошу тебя, сначала убедись, что маркиз крепко спит.
– Засыпает он с трудом, да и сон у него очень чуткий. Всегда настороже. Проснется, как только я поднимусь с постели.
– Этого-то я и боялась. А потому принесла тебе вот что. – И Ла Селестия достала из кармана крохотный пузырек, наполненный прозрачной, янтарного цвета жидкостью.
Алессандра не спешила взять его в руки.
– Это что, яд?
– Нет, снотворное. Добавишь несколько капель в вино – и заснет как миленький. Но не больше, иначе маркиз заболеет, а ведь ты не хочешь, чтобы он что-то заподозрил, верно?
Алессандра взяла пузырек, повертела в пальцах.
– Какой еще совет можешь дать, а, Ла Селестия?
Куртизанка откинулась на подушки, озабоченно нахмурилась.
– Смотри, только не попадайся!…
2 марта 1618 года
Она сделала все, как велела Ла Селестия, но желаемого результата не достигла. Алессандра с досадой смотрела на посла. Снотворное подействовало на него быстрее, чем она ожидала, а потому времени затащить его в постель у нее не оказалось. Они ужинали в его частных посольских апартаментах; не успев доесть бифштекс, маркиз Бедмар отключился. Так и остался сидеть в кресле у обеденного стола, что был накрыт у него в кабинете, лицом к письменному столу и заветному сундучку, где хранилась книга с кодами. Алессандра сидела напротив и уже довольно долго прислушивалась к ровному его дыханию, но страх словно пригвоздил ее к креслу. Что, если он вдруг проснется? Она содрогнулась, вспомнив, что сделает маркиз, если застигнет ее шарящей в письменном столе. Потом вспомнила предупреждение Ла Селестии: если не добудешь книгу, тебя причислят к участникам заговора. Повесят вместе с испанцами. Она представила, как шею ее обхватывает петля из толстой грубой веревки, потом веревка затягивается все туже и туже, она беспомощно ловит ртом воздух, задыхается… Вспомнились страшные рассказы о повешении, о том, что для жертвы считается счастьем, если от рывка веревки сразу сломается шейный позвонок и смерть наступит немедленно. Гораздо хуже медленное, мучительное удушение. Она представила себя в петле. О, что за жуткое и жалкое зрелище – пурпурное лицо, вывалившийся язык, ноги дергаются, как у марионетки. И сколь не покажется странным, это видение побудило ее приступить к делу. Действие снотворного не бесконечно. Надо спешить.
Она взяла подсвечник, подошла к письменному столу и в свете свечи осмотрела его. Старинное замысловатое сооружение, около дюжины маленьких ящичков в верхней части в форме резной надстройки, и один большой выдвижной – в нижней части из отполированного дерева. Алессандра решила начать именно с него, но ничего интересного не обнаружила, там лежали только листы писчей бумаги да несколько недавно заточенных перьев. И в маленьких ящичках тоже хранились письменные принадлежности: чернила, воск, порошок, которым присыпали только что написанное, чтобы чернила быстрее высохли. И вот наконец в глубине одного из ящиков блеснуло что-то металлическое. То был маленький медный ключ, и он идеально подошел для замочной скважины сундука.
Она осторожно вынула из него книгу. Совсем небольшая, размером чуть больше ее ладони, переплетена в сафьяновую кожу красивого винного цвета. Изредка косясь на храпящего маркиза, Алессандра стала переворачивать страницы. Книга была написана по-латыни, но смысла в предложениях и фразах ей уловить никак не удавалось, они были составлены из разрозненных слов. Имелись здесь и отдельные предложения, и даже цитаты. Некоторые из них были ей знакомы – из Цицерона, Вергилия, Сенеки. “Inhumanitas omni aetate molesta est” – прочитала Алессандра. “Негуманность вредна в каждом возрасте”. “Nullum magnum ingenium sine mixtura dementiae fuit”. “Нет и быть не может большого таланта без примеси безумия”. Что все это означает? Как маркиз использовал эту книгу для кодирования своих сообщений? Непонятно…
Тут вдруг раздался стук в дверь, и Алессандра вздрогнула. Выронила из рук книгу, наклонилась, как ей показалось, страшно долго шарила в полутьме по полу, потом нашла, подняла, быстро сунула в бархатную сумочку, с которой пришла этим вечером в посольство. Положила сумочку в кресло и накрыла шалью.
И лишь после этого подошла к двери и приоткрыла ее на маленькую щелочку. Перед ней стоял Паскаль, слуга Бедмара.
– Прибыл посланник, спрашивает господина маркиза.
– Но маркиз спит.
– Он настаивает, говорит, дело срочное…
– Он просил не беспокоить.
– Но это срочно… – донесся откуда-то из темноты знакомый голос.
К Паскалю подошел Антонио, резко отодвинул его рукой, слуга метнулся назад и скрылся в темноте коридора. Антонио распахнул дверь и вошел, вместе с ним в кабинет ворвался прохладный и сырой воздух Большого канала, а также запахи придорожной таверны, лошадей, постели, сделанной из соломы. Но под всем этим угадывался и запах его собственного тела – острый и сладковатый, как свежий яблочный сидр.
– Спит?… – недоверчиво спросил Антонио. Потом окинул глазом всю комнату: стол у камина, накрытый на две персоны, остатки еды на тарелках, бутылку вина, Бедмара, спящего в кресле – тело безвольно обвисло, голова откинута назад, рот приоткрыт. – Просто не верится. – Взгляд его остановился на платье Алессандры в типичном для куртизанки стиле – низкий вырез, из-за кружевных зубчиков выступают два холмика грудей. – Особенно в присутствии столь прелестной дамы.
Слова можно было бы расценить как комплимент, если бы не отчетливо прозвучавшие в них насмешливые нотки. Они с Антонио не виделись с карнавала, и запомнила она его совсем другим, веселым, обаятельным. Теперь же перед ней стоял донельзя напряженный, отстраненный и рассерженный человек. На протяжении нескольких недель она в глубине души надеялась, что пробудила нежные чувства в виконте, мечтала о его приезде в Венецию. “Но нет, таким, как теперь, он мне и даром не нужен, – обиженно подумала она. – Не сегодня”.
– Должен признаться, увидев в дверях ваше лицо, я предполагал застать совсем другую сцену, – продолжил Антонио все тем же резким тоном. – Разве вы не должны услаждать слух маркиза игрой на лютне, соблазнять его нежным своим голоском, восхищать его своим… умением?
Она понимала, что путешествие до Венеции далось ему нелегко. Однако какое право он имел говорить с ней столь презрительно и дерзко?
– Посол несколько перебрал по части вина.
Антонио подошел поближе к Бедмару, осмотрел его лицо с отвисшей челюстью.
– Я знал, что маркиз далеко не безгрешен, но никогда не думал, что он пьяница.
И с этими словами он подозрительно покосился на Алессандру.
– Видно, вино оказалось слишком крепким.
– Разве?…
Он взял со стола бокал Бедмара, понюхал содержимое, затем поднес бокал к губам.
Алессандра инстинктивно рванулась к нему, предупреждающе вскинула руку.
– Вино оказалось не очень хорошим.
Он смотрел ей прямо в глаза.
– Однако дело свое оно сделало, не так ли? – Он медленно поставил бокал на стол. – Что это вы затеяли, а?
– Ничего. – Алессандра взяла сумочку с кресла, накинула на плечи шаль. – Я получила записку от Бьянки. Мне надо домой.
– К чему такая спешка?
Он сделал три шага и преградил ей путь к двери.
– Просто возникло одно неотложное дело.
– А-а…
Она стояла прямо перед ним и больше всего на свете опасалась, что он заметит, как ее сотрясает дрожь.
– Позвольте мне пройти.
– Лучше скажите, что я найду, заглянув в эту сумочку. Золото маркиза, его драгоценности или столовое серебро?
– Вы не смеете!…
– Так докажите, что я ошибаюсь.
Они не сводили друг с друга настороженных глаз. Алессандре страшно хотелось поделиться с Антонио своей тайной, но она знала, что виконт испанец и находится в услужении Оссуны и Бедмара. С чего это она вообразила, что несколько дней, проведенных вместе, должны перевесить его чувство долга? И уж определенно, поимка воровки в резиденции посла еще больше расположит маркиза к нему. Она покосилась на шпагу, висевшую в ножнах у него на боку, на кинжал, тоже в ножнах, заткнутый за пояс. И вспомнила, что у него имеется еще и третье оружие – тонкий стилет, который он прячет в рукаве.
– Не могу.
– Ну а что же вы станете делать, если маркиз узнает о вашем преступлении?
Голос его звучал тихо, почти доверительно.
– Никакого преступления я не совершала.
– Знаете, от полного отсутствия страха до смерти один шаг.
Она не могла понять, являются ли эти его слова предупреждением или угрозой. И тут вдруг, неожиданно для нее, Антонио отступил в сторону и распахнул перед ней дверь.
– На вашем месте я бы воспользовался черным ходом, – заметил он.