22 апреля 1617 года

Аллея Невыполненных Обещаний являла собой узкий темный проулок, постоянно погруженный в тень и заваленный отбросами; тянулся он параллельно набережной, между полуразвалившимися складами, в портовой части города под названием Каннареджо. Стояла глубокая ночь, и в свете луны в темный проход в конце аллеи скользнула фигура мальчишки. Типичный уличный оборванец с мелкими чертами лица, покрасневшими глазами и маленьким заостренным носом, который, точно у грызуна, шевелился и принюхивался в моменты неуверенности. На вид пареньку было лет восемь-девять, не больше, но на самом деле исполнилось двенадцать, так, во всяком случае, уверяли его монахини из Санта Мария деи Мираколи, чьими скудными благодеяниями он и существовал.

Звали мальчишку Таддео Понте, и он был шпионом.

Услышав приближающиеся шаги, он еще сильнее, всем телом, вжался в тень. По тротуару бок о бок шагали трое мужчин, вот они поднялись на изогнутый мостик над узким каналом Панада. Лунный свет поблескивал на рукоятках их шпаг, отбрасывал скользящие светлые блики на черную воду внизу. Двое из них были французскими корсарами – пиратами с Варварского побережья. А третий – испанским авантюристом, наемным убийцей. Таддео еще в таверне определил, что это не обычные заезжие купцы, частенько навещающие крохотную таверну Агостино. Корсары – люди особые, почти что военные. А этот испанец… он ничуть не походил на мелкого жулика, кои здесь водились во множестве. Высокий, стройный, с ледяным взглядом и серебряной серьгой в виде обруча, что свисала с левого уха. Таддео удалось достаточно близко подобраться к этому испанцу, и он хорошо разглядел рукоять его шпаги. На ней красовалась лисица – фирменный знак толедской стали и одновременно – эмблема лучших рапир в мире. “Проследишь, куда они пойдут, и сразу возвращайся”, – сказал ему Агостино. Но Таддео был уверен: следя за этими людьми, он может обнаружить нечто такое, чем заслужит щедрое вознаграждение от Бату Вратсы.

Он поплотней запахнул на себе коротенький плащ, стремясь защититься от ночной сырости, и поднял глаза на затянутую туманной пеленой луну. Потом выждал, пока мужчины не скроются в темноте по ту сторону моста, осторожно вышел из своего укрытия и затрусил следом. Двигался он бесшумно, точно призрак. Перед тем как Агостино дал ему работу в таверне, он был связным, проводил заблудившихся, измученных людей по задворкам и темным проулкам Венеции. По выложенным камнем или плитами дорожкам и настилам он двигался уверенно и бесшумно, точно бродячий кот, и распугивал крыс – те разбегались, показывая ему свои потайные тропы.

Он осторожно приблизился к небольшому строению и увидел, как мужчины отперли тяжелую дверь и вошли в помещение склада, что находился на канале Кабриотти. Мальчишка обогнул помещение и бросился к каналу – мимо проплыла гондола, затем свернула и скрылась за широкими арочными дверьми склада, специально предназначенными для лодок.

Таддео, вжавшись в стену, осторожно передвигался вдоль каменной кладки, что тянулась до самого входа. Добравшись до него, он встал на четвереньки и пополз вдоль задней стены склада. В мигающем свете факела он увидел просторное помещение, где было полно деревянных ящиков, бочек, лежали свернутые кольцами толстые веревки и канаты. В воздухе пахло отсыревшим деревом и гниющей пенькой.

Корсары и испанец стояли в центре этого большого помещения и следили за тем, как гондольер привязывает лодку. Свет лампы на гондоле отражался от воды, на потолке и стенах склада танцевали змеистые желтоватые отблески. Но вот из лодки вышел мужчина, и Таддео спрятался за одним из ящиков. Одет приезжий был в испанском стиле и выглядел очень импозантно в черном бархатном камзоле, расшитом серебряной нитью, и в коротком, подбитом мехом плаще, накинутом на плечи. И шпага была при нем – как и у остальных. А широкую грудь украшала массивная золотая цепь, с которой свисал крупный медальон.

Испанец отвесил ему поклон.

– Ваше превосходительство. – Затем обернулся к корсарам. – Имею честь представить вам своего господина, маркиза Бедмара, посла Испании в Венеции. – Затем он поднял глаза на хозяина. – Прошу знакомиться, капитаны Жак Пьер и Никола Рено.

– Ваше превосходительство, – в унисон пробормотали корсары и отвесили низкие поклоны.

Испанский посол? Острый кончик носа Таддео задергался, уши напряглись и, казалось, зашевелились – так всегда бывало, когда он испытывал прилив возбуждения в предвкушении чего-то важного или просто чего-то пугался. За два года работы “глазами и ушами” государства ему еще ни разу не доводилось шпионить за столь знатной персоной. Обычно его клиентами были мелкие купцы, местные торговцы да шлюхи из таверны. Таддео даже захотелось бежать отсюда сломя голову – у него возникло предчувствие, что добром вся эта история не кончится. Но потом он вспомнил о Бату Вратсе и понял: выбора у него нет, надо продолжать слежку.

Друг сирот, бродяг и отверженных, так представился Бату, знакомясь с Таддео, и буквально пригвоздил его к полу холодным и неподвижным, как у рептилий, взглядом. Ни один человек на свете не смел называть Бату своим другом, просто все делали то, о чем он просил. “А Бату обязательно попросил бы об этом. Как тогда я буду смотреть в его бледные холодные глаза? Соврать не получится”. Таддео потер кончик носа и снова навострил ушки.

– Вы согласны на наши условия? – спросил Бедмар.

В аккуратно подстриженной заостренной бородке серебрились несколько седых прядей, однако при этом маркиз обладал живостью и уверенностью человека молодого и бодрого.

Французские корсары обменялись настороженными взглядами. Пьер заговорил первым:

– Мы, разумеется, должны ознакомить с ними наших людей. Как я уже говорил, мсье Санчесу…

Пьер, Рено, Санчес – запоминал Таддео. Пьер был худощав и темноволос, с ястребиным носом и тонкими нервными пальцами. Рено светловолосый, лицо красное, мясистое.

– Уверен, вся команда “Камараты” пойдет за мной. Меньше уверенности внушают люди капитана Рено, – закончил Пьер.

– Но мы предлагаем куда более щедрую плату, нежели ту, что вы получаете от Венеции.

– Дело не только в деньгах. Они хотят быть уверены, что их не поведут на бойню.

– Да этот город слаб и не привык к битвам! – воскликнул Бедмар. – Силы республики разбросаны бог знает где. Уверен, ваши люди не испугаются кучки арсеналотти.

Арсеналотти? Так называли кораблестроителей венецианского Арсенала, которые по совместительству являлись еще и охранниками дожа в случае грозящей тому опасности.

– И потом, усердие и храбрость непременно будут вознаграждены, – заметил посол. – Только подумайте об этом, все сокровища Венеции! Не думаю, что они… – Тут он понизил голос до шепота.

Они говорят о нападении на Венецию! Он должен немедленно сообщить об этом Агостино… и Бату тоже. Таддео уперся ладонями в пол, вытянул шею, продолжая прислушиваться. Внезапно откуда-то вынырнула большая толстая крыса, пробежала прямо по его рукам. Мальчишка отпрянул, задел спиной ящик.

– Что это? – резко спросил Бедмар.

Таддео окаменел от страха.

– Обыскать помещение! – приказал посол.

Трое с топотом разбежались по разным направлениям.

Таддео быстро отскочил от ящика и пополз к двери, что выходила на канал. Он находился в нескольких дюймах от нее, когда мясистая лапа ухватила его за шиворот и рывком поставила на ноги. Затем Рено взял мальчишку за запястья и поволок в центр помещения, где уже ждали остальные.

– Всего лишь какой-то оборванец, – сказал Рено и подтолкнул Таддео к собравшимся.

– Он из таверны, мальчишка на побегушках, – сказал Санчес.

В голосе его звучали нотки подозрительности, того и гляди разоблачит его как шпиона.

Таддео невинно округлил глаза.

– Да, господа хорошие, – пробормотал он и отвесил неловкий поклон, поскольку руки Рено так и не отпустил. – Хозяин послал меня за вами вернуть деньги. Потому как вы переплатили за вино, которое имели удовольствие откушать в его скромном заведении.

– Чушь какая-то, – пробормотал Санчес. – Какой, скажите на милость, хозяин таверны станет возвращать клиентам серебро?

– Да нет, господа, честное слово, монеты у меня в башмаке. Сейчас достану, если вы меня отпустите.

И он покосился на Рено.

Бедмар кивнул, и корсар разжал руки. Таддео понимал: сейчас лучшие его союзники – внезапность и скорость. Он запустил пальцы в ботинок, затем резко распрямился и всадил короткий кинжал в правую руку Рено. Капитан взревел от боли и неожиданности, точно разъяренный бык. Все остальные замерли от удивления и не успели выхватить шпаги, а Таддео резко метнулся в сторону и пустился наутек.

Черт бы побрал эту луну, думал он, мчась, словно ветер, по темным и узким улочкам Каннареджо. Из переулка Кудрявых Женщин – на улицу Семи Девственниц, затем по темным вонючим проходам между мясными лавками и рынком, откуда на миг пахнуло прогорклым жиром. Мысли роились в голове во время этого сумасшедшего бега: “Должен сказать Агостино… должен сказать Бату. Держись в тени, черт бы побрал эту луну!…”

Он пробежал по мосту Арривоза, затем вихрем промчался по калле Вольто. И вдруг увидел впереди Санчеса, тот тоже заметил его и рванул навстречу. Таддео развернулся, бросился назад и увидел посла – тот преграждал ему дорогу. Таддео даже не успел остановиться, врезался в посла, холодный золотой медальон стукнул его по щеке. Бедмар ухватил его за плечо стальными пальцами, потом наклонился и заглянул в глаза. На губах его играла загадочная улыбка. Тут подоспел и Санчес.

– Сто раз должен был подумать, прежде чем распускать язык в таверне, – упрекнул его Бедмар. – Этот помоечный крысеныш мог подслушать и передать кому-то еще. А ты привел его ко мне!

– Простите, ваше превосходительство. Этого больше не случится.

Санчес выхватил шпагу и указал на Таддео.

“Сейчас они меня убьют”, – подумал мальчик. И колени у него подогнулись от страха. А сердце колотилось в груди мелко и часто, точно у кролика.

– В том нет нужды, – сказал посол и убрал свою шпагу в ножны.

Таддео едва не лишился чувств от радости.

– Ваше превосходительство, – забормотал он, – вы человек чести и великого сострадания…

В лунном свете сверкнула сталь, тело пронзила невыразимая боль. Кинжал Бедмара рассек ему горло, на миг Таддео ощутил холод стали и жар хлынувшей крови одновременно. Он пытался крикнуть, не мог, захлебывался и давился. Все случилось в точности так же, как в преследовавшем его ночном кошмаре – он загнан в угол, он в отчаянии и не в силах выдавить и звука. Он сжимал горло пальцами, они тут же стали липкими и скользкими от крови, в лунном свете она казалась черной. Таддео смотрел на посла умоляющими глазами, рот открыт, хватает воздух, но в легкие он не проходит. Бедмар смотрел мимо него, точно Таддео не было здесь вовсе. “Но я ведь еще жив… или мне показалось?…” Те же мысли роились в голове: “Успеть сказать Агостино… успеть сказать Бату… они хотят напасть на Венецию…”

Бедмар отпустил его, и Таддео рухнул на землю. Он слышал удаляющиеся шаги двоих мужчин, стук каблуков по булыжной мостовой становился все тише и замер где-то вдали. Он с трудом осознавал, что жизнь выходит из него по капле, вместе с кровью. Теплой кровью, что заливала холодные камни. “Должен сказать… должен… что?” Он уже не помнил. Таддео поднял глаза к небу. Луна, как бешеная, раскачивалась на небе, звезды водили хоровод и постепенно становились все тусклей. А вскоре и совсем погасли.