4.1. «Новые» и «традиционные» СМИ: раздел сфер влияния

В романе Агаты Кристи «Объявлено убийство», действие которого происходит задолго до эпохи онлайновых социальных сетей, есть очень тонкое наблюдение, касающееся отношения жителей английской деревушки 1950-х годов к местной газете: во-первых, в общенациональной прессе они лишь бегло просматривали заголовки, а местную газету открывали с нетерпением; во-вторых, девять из десяти читателей в местной газете искали «Персональную колонку», в которой размещались объявления односельчан о желании продать или купить какие-то вещи, найме домашней прислуги и т. п. (газета давала возможность получить какую-то дополнительную информацию о жизни соседей, удовлетворить свое любопытство). И сегодня глобальные информационные поводы волнуют немногих, гораздо интереснее наблюдать за жизнью своего ближайшего окружения, тем более если есть возможность сделать это незаметно, не раскрывая себя.

Одна из основных причин популярности социальных сетей Интернета — они позволяют каждому человеку беспрепятственно наблюдать за другими и без каких бы то ни было материальных затрат стать центром внимания своей собственной «информационной вселенной», главным героем своего собственного «микро-СМИ».

«Традиционные» СМИ (телевидение, радио, газеты, журналы) и «новые» СМИ, основанные на информационных возможностях Интернета, объединяет основной принцип функционирования: в центре внимания находятся самые важные и значимые события. Только применительно к «традиционным» СМИ эти события должны быть значимы для относительно больших групп людей (хотя бы для жителей одного сельского округа или маленького городка), а применительно к социальным сетям факты могут иметь значение для круга друзей или одной семьи, или только для конкретного человека. Образно говоря, первоначально социальные сети Интернета — это «СМИ для тех, о ком никогда не пишут в газетах».

Большинство современных людей осознанно или неосознанно стремятся к известности. Для многих известность — признак успеха (потребность № 4 «пирамиды потребностей» Маслоу — признание и общественное одобрение). Это коренным образом меняет отношение к понятию «наблюдение». Если традиционная трактовка этого термина имеет негативную окраску и ассоциируется со шпионажем, слежкой, вмешательством в личное пространство, то сейчас быть наблюдаемым окружающими — скорее признак общественного внимания и расценивается позитивно. Например, девушка, размещающая у себя на стене «ВКонтакте» свои фото в купальнике, хочет, чтобы на нее смотрели. Она прекрасно отдает себе отчет, что среди зрителей могут быть не только ее друзья, но и совершенно незнакомые люди, в том числе посторонние мужчины. Сознательно выставляя себя напоказ, она получает определенное психологическое удовлетворение, укрепляет уверенность в себе за счет положительных отзывов и лайков.

Наиболее известной метафорой традиционного иерархического наблюдения является «Паноптикон» — проект идеальной тюрьмы Иеремии Бентама,когда один стражник может наблюдать за всеми заключенными одновременно. В проекте тюрьма представляет собой цилиндрическое строение со стеклянными внутренними перегородками. Стражник находится в центре, но невидим для заключенных. Узники не знают, в какой точно момент за ними наблюдают, поэтому у них создается впечатление постоянного контроля. Таким образом, они становятся идеальными заключенными. В этой модели присутствует глубокое неравенство наблюдаемого и наблюдателя, все права и возможности сконцентрированы в руках последнего, остальные полностью бесправны и находятся в положении жертв. В социальных сетях Интернета наблюдение получает другое воплощение и превращается во взаимную, горизонтальную практику — у каждого пользователя есть возможность быть объектом наблюдения и наблюдать за другими участниками. В этой среде все участники процесса находятся в равных условиях. Это, на первый взгляд, меняет расстановку сил и уводит от представления о наблюдателе как о субъекте, осуществляющем контроль за объектами наблюдения.

Однако если сами пользователи в большинстве случаев не могут контролировать друг друга, это не означает, что этого не может делать какая-то внешняя сила (например, налоговые органы, службы безопасности различного уровня и другие заинтересованные субъекты).

Самым ярким примером тотальной слежки за людьми в современном мире является информация, предоставленная бывшим сотрудником спецслужб США Эдвардом Сноуденом, раскрывающая ее чудовищные масштабы. Сноуден доказал, что объектом тотального слежения (в том числе и путем сбора информации в социальных сетях Интернета) стал более чем миллиард человек в 60 странах мира.

Необходимо отметить, что программы, осуществляющие эту работу, такие как PRISM, о которой поведал Сноуден, актуальны только в условиях, когда люди охотно, часто и добровольно раскрывают информацию о себе — через откровенные разговоры по телефону, в публикациях в социальных сетях, в переписке по электронной почте и т. д. Люди сами создают комфортные условия для тех, кто хочет за ними следить, в том числе потому, что им нравится выставлять себя напоказ. Можно смело предположить, что популяризация различных интернет-сервисов, в том числе социальных сетей, тесно переплетается с интересами государств (не только США), которые хотят следить за своими гражданами с целью «уберечь их от необдуманных поступков».

Идея Паноптикона как идеальной тюрьмы никуда не исчезла, она просто вышла на новый уровень. Однако этот уровень так глобален, так очевидно далек от интересов рядового пользователя онлайновых социальных сетей, что у большинства людей, увлеченных своими повседневными делами, складывается ощущение, его просто нет, благодаря чему возникает ложное чувство полной свободы информационных действий.

В специальной литературе много говорится о виртуальности как об особой, отличной о реальности среде. Хотя на практике социальные сети Интернета преимущественно воспринимаются пользователем как инструмент, позволяющий описать (показать) что-то, происходящее в реальном мире (например, свою поездку на пикник или в отпуск), либо добиться каких-либо целей (например, купить или продать что-то, познакомиться с девушкой, стать участником какого-либо события). Это настолько очевидно, что, даже не имея специальной статистики, можно с уверенностью утверждать, что на 80 % онлайновые социальные сети используются именно так. По сути дела, принцип использования социальных сетей такой же, как у «традиционных» СМИ, с той лишь разницей, что в онлайновой социальной сети информацию может добавлять каждый пользователь, а в СМИ существует редакция, которая контролирует информационные потоки, поэтому информация идет из одного центра. Данные, распространяемые в социальных сетях Интернета, невозможно полностью контролировать централизованно (не вводя прямых запретов), но можно корректировать общий информационный фон с помощью определенных управленческих технологий, о которых будет сказано отдельно.

Около 20 % активности в онлайновых социальных сетях приходится на чисто виртуальные процессы, не ориентированные на какую-либо связь с реальностью, кроме воздействия на сознание их участников. Как правило, все участники таких взаимодействий скрывают свои личные данные, и фактически речь идет о коммуникации между виртуально сконструированными личностями.

В настоящее время социальные сети Интернета не являются противоположностью реальности, а скорее, выступают в виде инструмента, направленного на повышение качества реальных взаимодействий, более эффективного и быстрого достижения целей, стоящих перед индивидом. В этой связи дискурс, основанный на противопоставлении реального и виртуального пространства, представляется в значительной степени надуманным.

Достаточно часто предпринимаются попытки разграничить онлайновые социальные сети и «традиционные» СМИ на основании качества и характера передаваемой информации. Многим авторам хочется рассматривать социальные сети Интернета как некое независимое народное СМИ, в котором излагается «вся правда» в противовес официальной точке зрения. Это распространенное мнение сформировалось за счет того, что в онлайновых социальных сетях, как уже говорилось ранее, отсутствует единый центр формирования информационной политики, который есть у любого «традиционного» средства массовой информации. «Повестка дня» формируется самими участниками социальных сетей. По крайней мере так кажется на первый взгляд.

Однако особенность ситуации в том, что бесконечное множество источников информации в социальных сетях Интернета приводит к тому, что человек с любой точкой зрения может найти единомышленников и подтверждение правильности своей позиции. Все зависит от его изначальной установки. Еще в середине ХХ века в социологический лексикон было введено понятие «гомофилия», которое сейчас активно используется при анализе закономерностей установления связей между пользователями и образованием сообществ в социальных сетях Интернета. Принцип гомофилии заключается в том, что люди с общими характеристиками (политическими взглядами, религией, увлечениями, национальностью и т. п.) имеют взаимную склонность к общению. «Верно и обратное: если между двумя индивидами имеется связь, то они, скорее всего, обладают похожими характеристиками». Например, если человек убежден в коррумпированности властей, он найдет множество подтверждающих примеров, если, напротив, он разделяет политику действующей власти, он также найдет случаи, доказывающие ее эффективность. Поэтому говорить о консолидированном мнении участников онлайновых социальных сетей по какому-либо общественно важному вопросу некорректно, тем более что это мнение часто определяют ситуативные факторы (информационные стимулы) и оно может очень быстро меняться под воздействием внешних обстоятельств. Представление разрозненных сообществ социальных сетей Интернета в качестве самостоятельной прогрессивной консолидированной общественной силы, очень распространенное в современном мире, в первую очередь выгодно тем участникам общественных отношений, которые пытаются управлять поведением пользователей онлайновых социальных сетей для реализации собственных интересов. Чтобы определенная социальная сила обрела мощь и эффективность, надо сначала ее улестить, «поднять ее самооценку», укрепить внутригрупповую консолидацию, а потом можно с легкостью ею манипулировать. С той же самой целью в XIX веке создавался миф о «независимых» СМИ как о «четвертой власти», хотя изначально за каждым СМИ с момента его возникновения стояли определенные финансовые и политические группы влияния. Неслучайно автором распространенного и комплиментарного для СМИ определения «четвертая власть» был влиятельный британский историк и политик Томас Маколей, который, по известной оценке Карла Маркса, был «систематическим фальсификатором истории».

Однако и сам Маркс действовал в той же манере, приписывая пролетариату ранг решающей исторической силы, на основании чего выстраивались все дальнейшие идеологические конструкции.

Рассматривая информационные системы современных развитых обществ, можно сказать, что «традиционные» и «новые» СМИ, в том числе и социальные сети Интернета, находятся в состоянии информационного обмена и баланса. Каждая из этих систем не является замкнутой, информация из обоих источников составляет общую информационную «повестку дня».

Информационный повод может сначала возникнуть в виде обсуждения в онлайновых социальных сетях, а потом перейти в «традиционные» СМИ, если является достаточно «громким» и значимым, либо сначала появиться в новостной ленте информагентства или на телеканале, а потом стать предметом дискуссии в социальных сетях. Многое зависит от характера самого информационного повода. Информационные поводы, которые можно условно отнести к «большой» политике (например, назначение нового губернатора или принятие проекта бюджета страны), как правило, сначала появляются в «традиционных» СМИ, а потом переходят в онлайновые социальные сети. Локальные новости высокой социальной значимости со скандальным оттенком (например, «дети в школе издевались над одноклассником и записали это на видео»), как правило, сначала появляются в социальных сетях. Что касается «громких» происшествий криминального характера, то здесь многое зависит от масштаба случившегося и характера формирования информационного фона. Часто преступление становится «резонансным» после того, как начинается активная дискуссия в интернет-сообществах.

Рис. 17

Приведенную на рис. 17 схему не стоит абсолютизировать. Современное информационное пространство настолько пластично, если не хаотично, что, кажется, в нем уже невозможны какие-то устойчивые правила и закономерности. Например, сообщение об убийстве Осамы Бен Ладена сначала появилось в Twitter и моментально распространилось по миру. Информационные агентства и профессиональные журналисты подключились к освещению и расследованию этого события значительно позднее. Наверное, у тех, кто выбрал социальную сеть местом вброса данной информации, были свои резоны. В частности, можно предположить, что распространителям данной новости было важно, чтобы к тому моменту, когда начнут выясняться детали происшествия, которые могут показаться странными, мировое общественное мнение уже было однозначно убеждено, что «террорист № 1» мертв. Для реализации этой цели идеально подходит формат коротких сообщений в Twitter, не предусматривающий развернутых комментариев.

 

4.2. «Клиповое мышление»: в чем опасность умения мыслить быстро?

Для правильного понимания информационных процессов, происходящих в социальных сетях Интернета, и характера восприятия информации пользователем необходимо описать наиболее распространенный способ обработки и оценки данных, получаемых человеком в процессе взаимодействия в этой среде.

Большой ошибкой является оценка происходящего в онлайновых социальных сетях с позиций традиционной логики, оперирующей абстрактными понятиями и стремящейся к установлению причинно-следственных связей. С практической точки зрения это выражается в том, что традиционные технологии регулирования коммуникативных процессов различной направленности, сформировавшиеся в XIX и XX века, все чаще «дают сбой» или не приносят ожидаемого результата в пространстве социальных сетей.

Используя понятийный аппарат, доставшийся в наследство от предыдущих столетий, аналитик, исследователь, управленец пытается видеть во всем целостные явления и оперировать абстрактными понятиями («нация», «общество», «государство», «аудитория» и т. д.). Тогда как современность — время «расщепленных», атомизированных до уровня конкретного индивида явлений. Видимое единство данных явлений сохраняется лишь благодаря абстрактной понятийной оболочке, имеющей слабую связь с фактическим содержанием.

Термином «клиповое мышление» в 1990 годы стали обозначать доминирующее восприятие информации посредством короткого сообщения, картинки, видеоклипа, являющееся следствием возросшей информационной нагрузки на современного человека. Сейчас у большинства людей нет времени, а во многих случаях и необходимости, воспринимать большие куски текста «от и до», главное — понять суть и двигаться дальше. Такой способ мышления позволяет обрабатывать большой объем информации и быстро ориентироваться в происходящем. Однако он делает сознание человека подверженным манипуляции, так как открывает широкий простор для воздействия на его эмоциональную сферу заинтересованным субъектам коммуникации. Отсутствие возможности (а в большинстве случаев желания) подробно проанализировать ситуацию логическими методами, невнимательность к деталям делает широкую аудиторию современных СМИ и социальных сетей Интернета очень чувствительной к действиям социальных технологов. Однако справедливости ради надо отметить, что так называемое традиционное мышление не менее уязвимо. Его слабое место — наличие группы источников информации, пользующихся неограниченным доверием («они не могут лгать»), через которые может оказываться манипулятивное воздействие. В качестве таких источников информации может выступать политический или духовный лидер, государственные СМИ, священный текст и т. п.

Сравнительный анализ особенностей «клипового» и «традиционного» мышления, позволяющий оценить имеющиеся различия, приведен в табл. 3.

3. Особенности «клипового» и «традиционного» мышления

«Клиповое» мышление эффективно в случаях, когда необходимо быстро принимать решения на основании отдельных характеристик ситуации, когда нет времени и возможности для ее более развернутого анализа. Для людей некоторых профессий (водителей, снайперов и т. п.) умение мыслить таким образом является важнейшим навыком, от которого зависит эффективность их действий. Однако в случае онлайновых социальных сетей речь идет не об использовании навыков работы с информацией людьми, прошедшими определенную профессиональную подготовку, а о доминирующем способе восприятия информации широкими массами пользователей.

В среде, где доминирует «клиповое мышление», основное воздействие на аудиторию оказывается путем давления на эмоции с помощью ярких образов. Такая технология пришла в пространство Интернет из арсенала телевидения и благодаря свойствам распространения информации в сети достигла огромных масштабов.

Данный механизм впервые детально описал Ж. Бодрийяр на примере освещения событий в Ираке в 1991 г. в работе «Войны в заливе не было». Автор сравнивает эту войну с искусственным природным катаклизмом: «Эскалация нереальна; все происходит так, как если бы путем манипуляций с измерительными приборами сделали видимость землетрясения». Это не означает, что реальных боевых действий и гибели людей не было. Просто в отличие от войн прошлого, которые преследовали конкретные практические цели (захват территории, устранение противника и т. п.), в данном случае цель выходила за рамки происходивших событий, целью было повлиять на мировую аудиторию, которая благодаря СМИ оказалась в «зрительном зале», провести масштабную «акцию устрашения», показать военно-техническую мощь США. По существу, это «рекламная кампания», направленная на развитие мифа о непобедимости американцев, их роли «мирового полицейского» в системе международных отношений с целью заставить людей во всем мире бояться возможного наступления подобных последствий. Автор отмечает: «Мы пребываем уже не в логике перехода возможного в действительное, но в гиперреалистической логике запугивания себя самой возможностью реального». Со времен первой иракской войны прошло много времени, и технология «пошла в массы». Сегодня ее используют самые разные группы в своих интересах и для достижения своих целей.

Яркий пример создания гиперреальности с учетом особенностей «клипового» мышления демонстрирует информационная тактика террористической группировки ИГИЛ («Исламское государство Ирака и Леванта»). Ее представители учли, что традиционные терракты с большим количеством жертв уже не производят должного впечатления на зрителя, который во всех смыслах далек от места событий. В мире ежедневно происходит множество трагедий, попадающих в ленты новостей. У мировой аудитории уже настолько притупился болевой порог восприятия, что данные события большинством воспринимаются как часть ежедневной рутины, они мало кого шокируют и потрясают.

ИГИЛ прибегло к принципиально новой для террористов тактике информационного воздействия на мировое общественное мнение: на протяжении 2014–2015 гг. с определенной регулярностью в социальных сетях Интернета появлялись видеоролики с записью публичных казней заложников разных стран коалиции — противников исламистской группировки. Эта тактика очень точна с психологической точки зрения. Для западного зрителя одно дело — узнать, что в какой-то далекой стране от рук террористов погибло некое количество местных жителей, и совсем другое — стать очевидцем, практически участником казни своего соотечественника, пережить это в реальном времени. В расчет приняты все детали:

• высокая ценность человеческой жизни в западном мире (особенно «цивилизованного» человека, а не представителя «развивающихся стран»);

• изначально заложенное в человеческой психике (хотя и вытесненное за пределы рационального) любопытство к кровавым зрелищам;

• отождествление себя с жертвой, похожей по базовым параметрам.

Социальные сети Интернета стали идеальной средой для распространения такого рода информации, она ни при каких условиях не могла остаться незамеченной. Авторы этой и других аналогичных кампаний ИГИЛ правильно поняли актуальный для сегодняшнего дня механизм воздействия: «клиповое» мышление схватывает яркий образ, который сложно выбросить из головы, он пугает и притягивает, и от этого пугает еще больше, его можно вытеснить за пределы сознания, но посеянный им страх останется. Сегодня убийство одного человека в «режиме реального времени» способно оказать на аудиторию больший эффект, чем разрушение целых городов силами артиллерии.

В данном конкретном случае террористам полностью удалось достичь поставленных целей (поднять свой уровень известности и заставить содрогнуться от ужаса тех, кого они считают своими врагами). При этом следует отметить, что никакого адекватного информационного ответа от своих основных оппонентов они пока не получили.

Ролики с записями публичных казней размещаются ИГИЛ с определенной периодичностью, что говорит о наличии информационной стратегии. Группировка постоянно напоминает о себе, актуализируя произведенное впечатление. Это обусловлено опять-таки учетом особенностей «клипового» мышления, изложенных ранее.

Мировая информационная система работает преимущественно по принципу «амнезии»: важно только то, что происходит здесь и сейчас, причинно-следственные связи с прошлым, даже недавним, публикой практически не анализируются, поэтому принципиально значимые для участников информационного процесса сообщения нуждаются в обновлении (аналогично работе «ленты» или «хроники» в сообществах в онлайновых социальных сетях).

Телезритель 1960-х годов, о котором пишет М. Маклюэн в работе «Понимание медиа», был жаден до тактильных эффектов. Телевизионная картинка подталкивала его к приобретению личного опыта, поиску новых реальных впечатлений, что, в свою очередь, стимулировало потребление и влияло на развитие экономики. Пользователь социальных сетей Интернета, напротив, фактически боится тактильности, любое «касание» происходит опосредованно. Основной источник страха и дискомфорта для человека, глубоко интегрированного в современную культуру дистанционных взаимодействий, — реальное соприкосновение с объектами, процессами, людьми. Это не означает полного отказа от реальных практик, что является крайней формой социофобии, скорее, это выраженное предпочтение, т. е. «зона комфорта», в которую человек возвращается при первой возможности. В частности, отсюда берет начало популярность отношений между людьми («дружбы» и даже «любви»), основанных на использовании дистанционных средств связи.

«Картинка», визуальный образ в социальных сетях по-прежнему важны (тот же пример с пропагандистской кампанией ИГИЛ наглядно демонстрирует это). Но образ существует не как стимул к реальному действию, а как повод к еще большему отстранению от него и как повод для комментирования, которое представляет собой не столько способ общения с другими, сколько средство самовыражения. Пользователь онлайновой социальной сети постоянно заявляет миру «Я есть», «Это моя позиция», актуализирует себя. Информационный фон (даже самые трагические происшествия) и другие пользователи служат только поводом и фоном для этого заявления.

 

4.3. Измерение результатов активности в социальных сетях Интернета

Оценка произведенного на аудиторию эффекта — самая сложная часть любого коммуникативного процесса. Все дело в том, что итоговый результат всякого социального взаимодействия зависит от многих факторов, большинство из которых возникает случайно, поэтому их невозможно полностью учесть.

Вопрос оценки эффективности наиболее актуален для социально-сетевых сообществ, которые можно условно назвать «проектами». Они имеют определенную практическую направленность в общественной, политической или коммерческой сфере. Для сообществ, представляющих собой просто «кружки по интересам» и не преследующих никакой скрытой или явной пропагандистской цели, такой вопрос не так актуален, потому что основным критерием эффективности и полезности такого сообщества является удовлетворенность его членов. В данном контексте снова можно вспомнить теорию потребностей: если потребность пользователя удовлетворена, значит, коммуникация была эффективной. Именно зафиксированный факт субъективной удовлетворенности — малозатратный и наиболее доступный способ оценки результатов коммуникации. Однако не всегда этого достаточно.

Нужно выделить три уровня понимания эффективности:

• «эффективность для себя самого», когда получаемый результат заключается в самой возможности делиться информацией о себе и общаться с единомышленниками. Привлечение новых участников в такие сообщества, как правило, происходит не целенаправленно, а спонтанно, путем поиска объединений по интересам;

• «эффективность для „продаж“», когда важно не просто количество просмотров и объем членства в группе, а факты «покупок» (слова «продажи» и «покупки» взяты в кавычки, потому что речь не обязательно может идти о коммерческой сделке, например, это же относится к приглашениям на мероприятия, в том числе политические);

• «эффективность для имиджа» — в данном случае важен сам факт распространения информации о чем-то, будь то общественная организация, идеологическая система взглядов или бренд. Это движение информации рассчитано на долгосрочную перспективу и увеличение количества информационных «касаний» аудитории.

В генеральной совокупности «проектных» социально-сетевых сообществ можно выделить две крупные группы:

• группа социально-сетевых сообществ, которые развиваются только своими силами, без использования дополнительных средств продвижения информации. Как правило, это небольшие проекты, создатели которых имеют ограниченные материальные возможности и используют социальные сети Интернета как бесплатную возможность связи со своей целевой аудиторией;

• группа сообществ, которые являются частью более или менее крупных информационных систем, которые могут включать в себя публикации на других сайтах, в лентах новостей, в печатной прессе и по телевидению, а также на наружных рекламных носителях. В таких системах сообщества — одно или несколько — в социальных сетях являются инструментом дополнительной информационной поддержки какого-либо проекта или частью информационной кампании.

Выбор методов оценки эффективности результатов деятельности сообществ в онлайновых социальных сетях зависит от изначально поставленных целей. Если цель сформулирована конкретно (например, продажа товаров или организация каких-то встреч или мероприятий), то этот показатель измеряется достаточно просто путем подсчета клиентов или участников, получивших информацию из данного источника. В этом случае оценка эффективности сводится к вопросу мониторинга.

Методы оценки эффективности деятельности групп в социальных сетях Интернета можно разделить на количественные и качественные, как и методы оценки PR-деятельности в целом. Александр Чумиков и Михаил Бочаров в учебном пособии «Связи с общественностью. Теория и практика» предлагают следующий перечень параметров оценки:

1) количество подготовленных информационных продуктов (сообщений, комментариев, статей и т. п.);

2) количество адресатов, получивших данные информационные продукты (измерение аудитории);

3) количество изменений, произошедших в результате получения информационных продуктов (например, увеличение продаж);

4) количество инструментальных циклов, относящихся к производству и использованию информационных продуктов.

Параметры 1, 2 и 4 являются количественными и не дают представления о том, какое именно влияние было оказано на целевую аудиторию в результате работы. Наиболее показательным является параметр 3, но тут остро встает вопрос измерения характера и степени воздействия (и было ли оно оказано вообще?).

В некоторых случаях осуществить это относительно легко: по степени интенсивности «обратной связи», количеству людей, пришедших на мероприятие из числа предварительно зарегистрировавшихся в группе и т. д. При этом нужно иметь в виду, что аргументированно привязать изменения настроения целевой аудитории к появлению определенного информационного сообщения практически невозможно.

В этом контексте также стоит вспомнить предложенный Игорем Рожковым способ измерения относительной эффективности рекламных кампаний. Автором выделяются два основных критерия сравнения:

• по сопоставлению «объемов продаж» (в денежном выражении) или прибыли до и после проведения кампании и затраченной на нее суммы;

• по изменению процента информированности целевой аудитории о рекламодателе, его товарном знаке, продукции и услугах.

В последнем случае эффективность рекламы оценивается в зависимости от того, насколько эффективно она выполнила свою информационную функцию. Данный подход может применяться и для оценки эффективности сообществ в онлайновых социальных сетях, хотя имеет те же недостатки, что и описанный выше.

Приходится признать, что результаты PR-работы в социальных сетях Интернета, так же как и любой другой пропагандистской деятельности, можно точно оценить только на сугубо локальном уровне (успех проведенного мероприятия и т. п.), при этом мерилом эффективности информационной кампании в целом остается итоговая «победа» или «поражение». Оба этих понятия являются достаточно субъективными и опять возвращают нас к вопросам самодиагностики.

Несмотря на это, проводить оценку эффективности стоит хотя бы для того, чтобы сделать выводы, которые, не претендуя на абсолютную объективность, могут расширить понимание ситуации.

Структура оценочного процесса включает в себя следующие этапы:

• выбор параметров проведения оценки;

• формулирование доступных для измерения целей;

• определение методов сбора фактов;

• ведение «дневника» информационной активности;

• обобщение сведений о результатах оценки.

Надо отметить, что периодическое оценивание результатов информационной работы полезно, так как повышает ее управляемость, что способствует решению поставленных задач. Изложенные выше подходы являются общими для всех направлений целенаправленной коммуникации независимо от того, какими методами и ради чего она осуществляется.

Применимость технологий анализа эффективности деятельности сообществ в социальных сетях Интернета показывает, что данная категория инструментов распространения информации является не каким-то обособленным явлением, а частью общей системы массовых коммуникаций, на которую распространяются общие законы.

Практика показывает, что с точки зрения достижения поставленной цели наиболее эффективны сообщества в социальных сетях Интернета, задачи которых максимально конкретизированы: «найти пропавшего человека», «собрать гуманитарную помощь», «пригласить людей на мероприятие». Конкретные цели порождают измеримые результаты.

Надо отметить особенность онлайновых сообществ, которая очень важна для «раскрутки» определенной темы. Она связана с тем, что, как уже неоднократно отмечалось, инициатива по созданию сообщества в онлайновой социальной сети может принадлежать любому пользователю, в то время как в «традиционных» СМИ каждое информационное действие должно пройти несколько ступеней одобрения и контроля. Таким образом, если какая-то тема многим пользователям кажется актуальной и важной, она будет получать стихийное распространение в форме роста частотности ее обсуждения по принципу «снежного кома». По такому же принципу может возрастать и количество сообществ, посвященных конкретному проекту. По мере снижения актуальности обсуждаемого вопроса для широкого круга лиц, жизнь в этих сообществах может замирать и прекращаться. Показательным примером является рост числа групп оппозиционно настроенных пользователей в социальной сети «ВКонтакте» в конце 2011 — начале 2012 года и сокращение их числа по мере снижения актуальности данной темы.

Для продвижения какой-либо идеи в социальных сетях Интернета достаточно правильно вбросить «информационные семена», которые имеют шанс «прорасти» и начать работать самостоятельно.

В этом контексте важную роль играет правильный выбор времени и общего социального контекста осуществления таких информационных действий. Социальные сети Интернета в большей степени, чем другие каналы передачи общественно значимой информации, являющиеся «зеркалом общества», наиболее чувствительны ко всем происходящим изменениям и реагируют на них наиболее быстро.

По степени выраженности тех или иных идеологических взглядов в онлайновых социальных сетях можно судить о распространенности определенных установок и точек зрения в обществе, которое они представляют, если в этом обществе имеет место высокий уровень интернетизации населения, которому, как правило, сопутствует высокая популярность ряда социальных сетей.

Рассматривая социальные сети с этих позиций нельзя забывать о манипулятивных технологиях, широко распространенных в данной коммуникативной среде. Необходимо учитывать, что любое преувеличение значимости чего-либо с помощью специальных средств строится на определенном реальном фундаменте, то есть общественную поддержку каких-либо идей или популярность брендов невозможно строить на «голом месте». Как гласит библейская истина: «Где ничто не положено — нечего взять».

 

4.4. технологии формирования мнений в онлайновых социальных сетях

Многими авторами открыто признается, что «новые медиа» (в частности, социальные сети Интернета) используются как оружие в конфликтах: для организации общественных движений, рекрутирования новых членов, «политического просвещения», возбуждения протестных настроений, подстрекательства к отказу от сотрудничества с властями и вмешательства во внутренние дела государств. Несмотря на то, что реальная эффективность таких усилий на данный момент весьма ограниченна, они успешно используются для создания видимости определенного тренда общественного мнения и маскировки практической деятельности политтехнологов по созданию «пятой колонны».

Объективные исследователи социальных сетей Интернета открыто признают, что, попадая в пространство онлайновой сетевой структуры, человек становится потенциальной мишенью для воздействия со стороны политических или экономических субъектов, заинтересованных в достижении собственных корыстных целей. «Внешние субъекты (политические силы, коммерческие организации и пр.) могут быть заинтересованы в достижении сетью некоего целевого состояния: требуемой степени связности (либо, наоборот, разобщенности) сети, формирования необходимой информированности сети, в формировании требуемого общественного мнения в сети и т. п.».

Механизмы деятельности политических и экономических субъектов в онлайновых социальных сетях с точки зрения используемых ими механизмов воздействия очень похожи: и те, и другие стремятся продать свой «продукт» как можно большему количеству потребителей.

Коммуникативная среда социальных сетей Интернета очень удобна для различных манипуляций, потому что основными характеристиками общения в этой среде является поверхностность, нестабильность, постоянная сменяемость (обновляемость) состояний и предпочтений. В таком коммуникативном пространстве активно формируются и транслируются суррогаты ценностей («дружба», «любовь» и т. д.) и знаний. Как следствие, возникают суррогаты социально-политических представлений, во многом основанные на смысловых конструктах, почерпнутых из продуктов массовой культуры.

Основная ошибка позиционирования любого проекта в социальных сетях Интернета — «претензия на всеобщность» в традиционном смысле этого слова, когда хочется, чтобы «признали все». Это невозможно, потому что в беспрерывно сегментирующемся по разным основаниям сообществе нельзя достичь устойчивого лидерства. Здесь отношения строятся по принципу «от ненависти до любви один шаг» (при этом основным показателем востребованности является наличие общественного интереса, присутствие в «ленте новостей», контекст которого не так важен).

В сфере массовой культуры наблюдается та же самая ситуация: во всех ее сферах больше нет «мегазвезд» уровня Майкла Джексона или Мэрилин Монро, значение которых признала бы большая часть аудитории, вне зависимости от личного отношения. На их место пришли «звездочки» помельче, имеющие свои группы поклонников. Это относится не только к поп-культуре, но и к театру, классической музыке, литературе и изобразительному искусству. В этой связи очень точным определением основной характеристики современной информационной среды является формулировка «Конец большого» (The End of Big) Никко Меле. Действительно, не только в плане культурных феноменов, но и в политике, идеологии, экономике время гигантов проходит.

Свойства конкретной социальной среды предопределяют применяемые технологии. Манипулятивные технологии, используемые в социальных сетях Интернета, не являются чем-то «отдельно стоящим» и принципиально отличным от других аналогичных практик. Технологии манипуляции общественным мнением стары как мир, но при этом успешно находят новое применение в «цифровой реальности» онлайновых социальных сетей. Часто они становятся даже более эффективными, чем ранее, за счет таких особенностей пространства социальных сетей, как наличие огромной невидимой аудитории, «вирусного» распространения информации, возможности анонимного авторства. Последовательность, в которой описаны представленные далее технологии, является случайной, так как среди них сложно выделить приоритетную, все они используются достаточно часто и доказали свою эффективность.

Технология № 1. Апелляция к конкретному случаю. Из новостного ряда выхватывается пример с определенным составом участников и на основании этого выстраивается необходимое обобщение в целях пропаганды желаемой точки зрения. Например, новость: «Сотрудник полиции стал виновником ДТП и смог избежать ответственности, используя служебное положение». На основании этого за счет комментариев раскручивается тема о коррупции в целом, о том, что «система прогнила», «необходимо менять власть» и т. д. Либо другая новость: «Трудовой мигрант из ближнего зарубежья вчера изнасиловал несовершеннолетнюю москвичку». На основании этого информационного повода раскручивается тема о том, что все мигранты — преступники и насильники, их надо «гнать из страны», чуть ли не выходить на улицы и убивать всех подряд без суда и следствия. В обоих случаях выводы заведомо ложные, так как факт конкретного преступления не доказывает неэффективность системы в целом или виновность всех до единого членов какой-либо социальной или профессиональной группы, однако эта технология успешно работает, особенно в блогосфере, так как обращается к «эмоциональному разуму» и основывается на конкретном примере, который всегда убедительнее статистики. В основе этого приема лежит сознательное искажение логического соотношения родовых и видовых понятий, по принципу «яблоко — это плод, поэтому все плоды — яблоки», что, разумеется, не так, потому что яблоко — только одна из возможных разновидностей плодов, но под влиянием эмоций такие аргументы, как правило, не рассматриваются.

Технология № 2. Апелляция к недостижимым авторитетам.

Выстраивается ассоциативная связь товара или услуги с представителями референтной группы, при этом информация является практически непроверяемой. Например, «голливудское наращивание волос»: никто из потенциальных рядовых потребителей данной услуги доподлинно не знает, каким способом голливудские дивы наращивают волосы и делают ли они это вообще. Возможно, один из тысячи потенциальных клиентов будет упорно докапываться до истины и даже установит несоответствие рекламного месседжа действительности, однако его отказ от услуги не повлияет на общий уровень продаж. Большинство поверит на слово, особенно если рекламный текст будет составлен убедительно и сопровожден изображениями известных лиц, которые, наверняка, даже не знают о том, что стали участниками этой рекламной кампании. Данный прием может использоваться и в политической пропаганде. Например, использование таких оборотов, как «Еще в традициях древних славян было заложено…», «Еще Сократ говорил…» позволяет придать дополнительный вес любым суждениям, предназначенным для массовой аудитории. Здесь расчет делается исключительно на невежество слушателей, так как специалистов, знающих особенности традиций древних славян и детали наследия Сократа, всегда будут единицы и их голос слабо слышен на общем фоне. Этой особенностью восприятия успешно пользовались создатели теоретической базы нацизма: сам Адольф Гитлер при написании «Майн кампф» и Альфред Розенберг в «Мифе ХХ столетия» (множество исторических фактов и отсылок к авторитетным источникам могут придать убедительности любой теории, даже позволить доказать, что Иисус Христос был арийцем).

Технология № 3. Апелляция к проверенному средству. В ряде случаев продвижение товара (любой объект, который нужно преподнести аудитории в выгодном свете) строится на формировании прямой связи с проверенным, известным и хорошо зарекомендовавшим себя средством или непререкаемым авторитетом. Этот прием является усиленной версией предыдущего. Отличие заключается в том, что один объект полностью вписывается в «имиджевую нишу» другого, принимая на себя все его свойства. В качестве примеров из социально-политической сферы можно привести такие суждения, как «Папа Римский — наместник Бога на Земле» или «Сталин — это Ленин сегодня». В первом случае фигура понтифика полностью встраивается в фигуру Бога, соответственно все, что делает римский епископ, обсуждению не подлежит. Во втором примере имеет место аналогичная ситуация. Просто целевые аудитории разные: в первом случае — христиане-католики, во втором — коммунисты-большевики.

В качестве примера из области маркетинга можно привести название лечебной процедуры «ботокс для волос», которая предлагается во многих салонах красоты. Многие женщины знакомы с эффективностью ботокса как средства по коррекции морщин и даже если не пробовали его на себе, то знакомы с ним опосредованно (через отзывы друзей и знакомых, продукты кино и телевидения). Казалось бы, причем тут волосы? Здесь за основу взят образ ботокса как универсального средства по коррекции возрастных изменений, способа моментального и чудесного преображения. Большинству клиенток совершенно не важно, из чего будет состоять лечебный состав для волос и есть ли в нем действительно молекула бутулотоксина, само название средства уже программирует на определенный результат, а, по сути, за ним может скрываться что угодно. Торговое название, с помощью которого неизвестное средство попадает в нишу известного, само по себе способствует продажам.

Технология № 4. Апелляция к «сакральным жертвам». Данный прием активно используется для создания мифологии политических проектов, направленных на радикальное изменение устоев общества и государственного строя революционным путем. Основная цель — придать легитимность протестному движению, представив его как закономерную реакцию на преступления прежнего «кровавого режима». В основе лежит та же технология, как при «апелляции к конкретному случаю», основанная на раздувании конкретного прецедента до масштабов всеобщей практики или сознательного изъятия события из цепочки причинно-следственных связей. Инструментарий, которым обладают социальные сети Интернета, позволяет делать это очень эффективно. В качестве недавнего примера можно привести создание идеологического фетиша «небесной сотни» (на основе списка погибших участников акций «Евромайдана» на Украине в конце 2013 —начале 2014 г.). Историческим прообразом этого можно считать «обожествление» 16 «мучеников» Пивного путча в нацистской Германии.

«Сакральная жертва» используется не только для оправдания, но и для инициации политического конфликта. Показательным примером является серия событий «арабской весны», когда случаи единичного протеста политических активистов путем самосожжения политтехнологи пытались сделать поводами для массовых беспорядков (Саудовская Аравия, Мавритания и др.). Данная манипулятивная технология, так же как и другие, далеко не нова, она доказала свою эффективность в ходе революционных события прошлого. Ярким примером того, как с помощью такой провокации определенным политическим силам удалось добиться успеха, является «Кровавое воскресенье» (разгон мирного шествия петербургских рабочих к Зимнему дворцу), давшее старт революции 1905 года в Российской империи.

Технология № 5. Апелляция к «внутреннему ребенку». Активно используется как в маркетинге, так и в политике. Технология основана на том, что в каждом человеке, вне зависимости от его возраста, живет надежда на чудо. Психологический механизм этого таков: путь к любому качественному результату труден и тернист, понимая это рационально, человек все равно склонен хвататься за возможность «сократить дистанцию» и достичь желаемого результата более щадящим для себя способом. Даже будучи многократно обманутыми, многие люди продолжают «попадаться на удочку» продавцов чудодейственных средств, обещающих мгновенный результат («похудеть за неделю», «помолодеть на 15 лет с помощью крема для лица», «увеличить свой доход в десять раз, не вставая из-за компьютера» и т. п.). Аналогично действуют и некоторые политические обещания (например, пропагандистский тезис о том, что после подписания Ассоциации с Евросоюзом, уровень жизни на Украине будет, как в Европе).

С чем связана готовность людей попадать в одни и те же ситуации, исход которых заведомо предсказуем? Вероятно, именно с некоей внутренней нерациональной надеждой, которая работает по принципу «Пусть девять раз обманули, но на десятый точно все будет хорошо. Я же должен когда-то выиграть?» Из этой ошибочной установки следует готовность поверить в недобросовестные обещания продавцов и политиков. Некритичное восприятие действительности у большинства людей усиливается из-за утраты аналитических навыков. Оно обусловлено доминированием «клипового» мышления, формирующегося в результате повышающейся информационной нагрузки на человека.

Технология № 6. Апелляция к «волшебному предмету».

Манипулятивная уловка, по способу воздействия на психику близкая к описанной выше, имеет более узкий спектр применения и относится преимущественно к маркетинговой сфере. Этот прием широко используется в рекламе: товар помещают в определенную обстановку (например, дешевый гель для душа — в атмосферу роскошного СПА-салона) или представляют принадлежащим человеку, образу которого представитель целевой аудитории хотел бы соответствовать (конкретной известной личности). У потенциального потребителя возникает ложное представление, что благодаря обладанию данным атрибутом (товаром) он станет более успешным, приобретет сходство с героем рекламы, получит желаемые качества не только внешности, но и характера. В корне такого заблуждения лежит все то же желание «получить все и сразу» без систематических усилий. Архетип данного ожидания является очень древним и отражен в широко известных сказках, где часто присутствует «волшебный предмет», способный коренным образом изменить судьбу героини или героя (хрустальная туфелька, шапка-невидимка, кольцо всевластия и т. п.). На «волшебные предметы» часто переносится ответственность за личный успех или неуспех в определенных ситуациях. Несмотря на то что «сказочную» информацию вроде бы никто не воспринимает на веру, эти представления очень глубоко укоренены в культуре и в измененном виде постоянно воспроизводятся в различных контекстах (рекламе, продуктах кинематографа и даже сюжетах новостей). Иногда эти конструкции настолько размыты и видоизменены, что их присутствие сложно определить без углубленного анализа.

Технология № 7. Апелляция к многочисленности движения.

Наиболее полно данная технология проявляет себя именно в социальных сетях Интернета, так как никакая иная коммуникативная среда не дает такого наглядного представления о количестве приверженцев определенного товара, услуги или идеи. Однако за счет того, что количество членов групп в онлайновых социальных сетях можно беспрепятственно увеличивать искусственными методами (наиболее распространенным из них является создание страниц несуществующих пользователей — ботов), эта характеристика стала средством манипуляции общественным мнением. Как это работает? У человека больше интереса вызывает информация, которая интересна другим людям, и больше доверия вызывают популярные мнения. Если он заходит в группу в онлайновой социальной сети и видит, что ее численность составляет несколько тысяч человек, его интерес и доверие к представленной там информации будет выше, чем если количество членов сообщества невелико. Это происходит даже в том случае, если он не отдает себе в этом отчет и считает, что не подвержен «стадному инстинкту». При этом пользователь не в состоянии оценить, каков процент подлинных участников в этом сообществе. Даже если человек не разделяет взглядов членов данной группы, при виде ее многочисленности у него сложится мнение, что носителей данных взглядов много и они являются существенной силой, что косвенно повлияет на его собственное видение ситуации. Технология создания видимости многочисленности сторонников активно используется как в маркетинге, так и в политике, поскольку помогает показать объект позиционирования сильнее, чем он есть на самом деле.

Искусственная многочисленность может быть «немой» и использоваться только для того, чтобы количественно показать объем аудитории, лояльной к какому-либо объекту или событию, распространенность определенных взглядов и предпочтений. Также специально созданная масса пользователей может быть «говорящей», что, конечно, сложнее с точки зрения исполнения и требует больших материальных затрат, однако приносит значительный эффект при влиянии на ситуацию.

В странах, где вход в Интернет является свободным и не требует специальной регистрации с предоставлением личных данных, такая технология имеет большое прикладное значение, так как основана на учете «родовых особенностей» коммуникации в онлайновых социальных сетях.

Пользователи социальных сетей относительно социальных фактов современности играют примерно ту же роль, которую выполняет хор в древнегреческой трагедии. Основной игровой функцией хора как части сценической модели является повествование и комментирование «Хор в контексте сценической формы стал естественным продолжателем, наследником ритуальных церемоний и народных праздников, первоначально представляя собой группу танцоров и певцов, комментировавших происходящее театрализованное действо. Благодаря активному участию хора в представлении и постоянному его присутствию на сцене он стал восприниматься как полноценное действующее лицо спектакля». Последнее замечание особенно важно, так как совокупность пользователей социальных сетей Интернета сегодня тоже следует воспринимать как полноценное действующее лицо публичных коммуникаций.

По описанной выше модели выстраивается информационное освещение любых новостей, событий, новинок и т. п. Сначала происходит (появляется) будущий объект комментирования, далее информация об этом попадает в Интернет (факт становится публичным). Информация появляется либо на сайте новостного агентства или интернет-версии какого-то «традиционного» СМИ (потом подключаются сервисы комментирования), либо сразу на сайте, разместившем информацию, либо в основных онлайновых социальных сетях, возможность цитирования в которых, как правило, предусмотрена в самом материале.

Комментарии в социальных сетях Интернета являются как бы встроенным в структуру новостного пространства «индикатором общественных настроений», что позволяет без проведения углубленного анализа быстро понять, какие точки зрения на тот или иной социальный факт являются наиболее выраженными.

Этим обстоятельством не могут не пользоваться силы, способствующие формированию общественного мнения в своих интересах. Цель «искусственных» комментаторов, среди которых могут быть как реальные, так и вымышленные сетевые персонажи, — убеждать, переубеждать, формировать мнения в соответствии с задачами, поставленными заказчиком. Слово «искусственный» я беру в кавычки, потому что эту деятельность осуществляют не роботы, а конкретные люди, каждый из которых может одновременно вести переписку с относительно большого числа аккаунтов в разных группах в онлайновых социальных сетях. Основное отличие такого работника от обычного пользователя заключается в том, что он действует не по своей воле (реализует волю заказчика) и его усилия направлены на формирование определенной точки зрения, которую он лично как частное лицо может не разделять.

Подходящим примером из недавней политической практики является создание на Украине в феврале 2015 года так называемых «информационных войск», вступить в которые может любой пользователь Интернета. Министр информационной политики Украины Юрий Стець обозначил цель проекта как «противодействие публикации зарубежными СМИ недостоверных сведений», если называть вещи своими именами, имеется ввиду «информационная война» с Россией.

По словам министра, уже в первый день работы проекта в «информационные войска» вступили 35 тыс. человек. По сути дела, речь идет о технологии, описанной выше, только ее пытаются реализовать не за счет профессионалов, а путем рекрутинга добровольцев, эффективность деятельности которых при необходимости быстрой реализации конкретно поставленных задач представляется весьма сомнительной (равно как их «трудовая дисциплина» и возможность контролировать результаты их деятельности). Однако начинание украинских властей по созданию «информационного оружия» в Интернете не является чем-то принципиально новым для политических коммуникаций и уже сейчас активно используется различными группами интересов.

Обзор технологий манипулирования общественным мнением не претендует на исчерпывающее описание всех возможных вариаций такого воздействия. Как правило, все технологии управления сознанием и, следовательно, поведением людей опираются на базовые свойства человеческой психики, присущие ей изначально (жадность и страх, сочувствие и жалость, надежда на чудо, стремление избежать трудностей и т. п.). Каждая новая технология воздействия основана на творческой интерпретации одной или нескольких таких особенностей, поэтому при наличии видимых различий все они сводимы к немногочисленным базовым конструкциям.

 

4.5. роль социальных сетей Интернета в организации политических акций

Революцию в Египте 2011 года, приведшую к свержению президента Хосни Мубарака, иногда называют «Твиттерной». Могли ли социальные сети Интернета действительно сыграть решающую роль в столь масштабных политических событиях? Или это очередной искусственно созданный эпизод гиперреальности (согласно терминологии Бодрийяра) с целью убедить мировую общественность во всемогуществе онлайновых социальных сетей?

Статистика говорит о том, что международные онлайновые социальные сети в арабском мире не популярны, в первую очередь, из-за низкой доступности Интернета, массовой бедности и приверженности большинства населения традиционному образу жизни. Лидерами по использованию социальных сетей являются нефтедобывающие страны региона, где уровень жизни значительно выше (в первую очередь, речь идет о традиционном союзнике США на Ближнем Востоке — Саудовской Аравии). В этой связи крайне сомнительной выглядит связь распространения использования социальных сетей Интернета с процессами «демократизации» в регионе, потому как на данный момент наибольшее распространение они получили в государствах с устойчивыми монархическими режимами, в которых не намечается никаких демократических преобразований.

По данным Arab social media report, количество пользователей Twitter в Египте в начале 2011 года составляло около 120 тыс. человек, притом что численность населения страны более 85 млн жителей. К концу 2014 года количество пользователей Twitter в этой стране выросло до 0,5 млн, но эта цифра также является незначительной на общем фоне. О каком влиянии на массовые настроения можно говорить при таком охвате аудитории? Максимум что может сделать эта сеть — обеспечить циркуляцию информации внутри узкой прослойки элиты, сконцентрированной в Каире и Александрии, двух крупнейших городах страны (то есть «агитировать уже сагитированных»). На момент революции примерно также обстояли дела и с распространенностью сети Facebook: в начале 2011 года ее аудитория в Египте составляла 5,42 % (также по данным Arab social media report). Примерно такой же была ситуация с распространением онлайновых социальных сетей в других странах региона, охваченных массовыми беспорядками в ходе «арабской весны». Количество пользователей Facebook в Ливии в 2011 году — 3,84 %, в Тунисе в конце 2010 — начале 2011 г. — около 17 %. Аудитория Twitter в этих странах была ничтожно мала. Понятно, что такие группы пользователей никакой репрезентативной картины общественного мнения создавать не могут и представляют собой весьма сомнительный инструмент влияния на общество в целом.

В качестве контраргумента моим доводам некоторые могут привести популярную концепцию «креативного класса», который, по мнению некоторых экспертов, должен повести человечество к «светлому будущему», как некогда пролетариат у марксистов, правда, к будущему «демократическому».

Автором теории креативного класса является американский экономист Ричард Флорида. По его мнению, основным двигателем экономического прогресса является творческая элита (данный тезис сам по себе является достаточно спорным с учетом размытости понятия «творчество» в современную эпоху).

В России одним из основных трансляторов данной концепции выступил Фонд эффективной политики (ФЭП). В 2006 году эта организация провела исследование (количественный опрос 3600 респондентов и проведение 30 фокус-групп в 10 регионах страны), на основании которого был сделан вывод о характеристиках российского «креативного класса»: «Это высокообразованный и материально благополучный класс российского общества. В нем велика доля жителей крупных городов и представителей среднего класса. Высокий интеллектуальный потенциал позволяет этому классу выступать в роли идеолога, создавать образцы политических предпочтений».

Последнее утверждение ярко опровергли результаты выборов депутатов Государственной Думы и Президента России в ходе электорального цикла 2011–2012 гг., а также итоги волны протестной активности в крупных городах России. Большинство россиян «креативный класс» не поддержало. Данное обстоятельство недвусмысленно указывает на то, что его представители «являются идеологами» и создают «образцы политических предпочтений» только для самих себя и своего ближайшего окружения. Для трансляции «правильных образцов» идеально подходят социальные сети Интернета, потому что во многих странах, где спонсорами всемирной «демократизации» на него возложена данная миссия, другие СМИ «креативному классу» недоступны. Однако, когда дело доходит до практики, обнажаются некоторые реальные свойства как онлайновых социальных сетей, так и «креативного класса», вносящие коррективы в процесс реализации амбициозных пропагандистских проектов.

В этой связи вспоминается один случай из личной практики. В 2011 году ко мне обратились с просьбой проконсультировать кандидата в депутаты районного собрания в одном из районов Москвы на предмет проведения малобюджетной предвыборной кампании. Я предположила выявить различные сообщества районного масштаба в онлайновых социальных сетях (коллективные действия, направленные на решение районных проблем, благоустройство территории и т. п.) и попробовать установить связь с этой частью общественности, которая уже изначально достаточно активна и заинтересована в изменении ситуации в районе к лучшему. Результат превзошел все ожидания: он был практически нулевым (!). Конечно, что-то найти удалось, но людей, объединившихся в такие группы, было так мало, что они не представляли собой никакой реальной силы. При этом все-таки Москва не Каир, и степень распространения социальных сетей Интернета в столице России уже тогда была несравнимо более высокой, чем в Египте.

Данный пример косвенно подтверждает сомнительность эффективности онлайновых социальных сетей в качестве инструмента организации реального политического действия. Поговорить о политике — «да», высказать свое мнение — «конечно», но реально куда-то идти, тем более под пули — «извините, нет». В этом, на мой взгляд, одна из основных особенностей аудитории социальных сетей в целом: в неготовности реально рисковать своей жизнью.

Большинству пользователей психологического удовлетворения от выражения эмоций в словах и картинках («симуляции», опять же по Бодрийяру) вполне достаточно. Эта особенность очень хорошо проявилась в ходе акций протеста в ряде городов России после парламентских выборов в 2011 году. Ситуация в социальных сетях Интернета, мониторингом которой тогда пришлось заниматься, существенно отличалась от того, что реально происходило на улицах. В рамках популярных социальных сетей («ВКонтакте», Facebook, Twitter) создавались многотысячные группы, расписывались планы протестных действий по разным городам страны, велись онлайн-трансляции с митингов, то здесь, то там звучали призывы «На Кремль!», множились плакаты и призывы. В общем, работы у аналитиков было много. На практике же ситуация на улицах была достаточно спокойной, жизнь шла своим чередом, митинги собирались, время от времени достаточно крупные, на них ходили люди как истинно уверенные в своей правоте, так и те, кто пришел «за компанию» или следуя социальной моде. Потом, не достигнув желанной для организаторов событий развязки, ситуация стала постепенно входить в нормальное русло, пока не вошла в него окончательно.

Возвращаясь к событиям «арабской весны», необходимо ответить на вопрос, кому и зачем понадобилось «раздувать» роль социальных сетей Интернета в процессах искусственной смены политических режимов на Ближнем Востоке? Причем не только в СМИ, но и в научной среде. Надо отметить, что добиться этого эффекта удалось потому, что роль Twitter и других международных социальных сетей в революционных событиях в арабском мире уже стала «общим местом» и для многих людей сомнению не подлежит.

Ответ на вопрос «кому» это выгодно, очевиден. Достаточно упомянуть факт, что США перевели египетским и иностранным неправительственным организациям в Египте в январе 2011 года около $150 млн, о чем уже после революции рассказал сотрудник аппарата министра международного сотрудничества Египта Марван Заки. Вопрос «зачем» является более сложным и интересным, так как вряд ли можно предположить, что опытные политтехнологи предполагали с помощью онлайновых социальных сетей взбунтовать население, которое ими практически не пользуется. На мой взгляд, активное использование данного инструмента в событиях «арабской весны» преследовало три основные цели.

1. Создать эффектную медийную картинку народного восстания (не поддерживаемого извне, а возникшего по инициативе снизу) для мировой общественности, которая активно получает информацию из социальных сетей Интернета. По сути, тот самый симулякр, о котором писал Ж. Бодрийяр, — видимость отображения реальности, которая фактически реальностью не является. Не случайно множество плакатов, которые были в руках митингующих на площади Тахрир, были написаны на английском языке явно с целью попасть в объективы репортеров. Эти сообщения были адресованы не египетским крестьянам, многие из которых до сих пор не умеют читать даже на арабском, а западному зрителю.

Решаемая задача: легитимизация государственного переворота.

2. Создать «правильный» имидж онлайновых социальных сетей как эффективного инструмента самоорганизации и достижения желаемых целей для рекрутинга новых членов в странах, где они только начинают распространяться. С людьми, поверившими в эффективность данного инструмента в политическом процессе, впоследствии смогут работать профессиональные социальные технологи для достижения новых поставленных целей.

Решаемая задача: «работа на будущее» в целях создания лояльных групп по всему миру, через которые можно в дальнейшем осуществлять свое влияние.

3. Искусственно поднять стоимость крупнейших социальных сетей Интернета, таких как Twitter и Facebook. Имидж «страшного информационного оружия» порождает много желающих его купить, среди желающих приобрести Facebook был даже король Саудовской Аравии Абдулла, на которого события «арабской весны» произвели глубокое впечатление. После каждого нового случая массовых беспорядков, роль в которых приписывается социальным сетям американского производства, биржевые котировки данных компаний заметно растут, соответственно растет и прибыль их владельцев.

Решаемая задача: взвинтить цену на товар (онлайновые социальные сети) с помощью эффектной рекламы.

Надо отметить, что технологии, отработанные на примере Египта, настолько понравились их авторам, что в дальнейшем использовались неоднократно. Вот небольшой пример. Активная фаза египетской революции началась 25 января, известного как «День гнева», после акции в Facebook «Мы все — Халид Саид» (активист движения, умерший в александрийской тюрьме), начатой исламистской радикальной организацией «Братья-мусульмане». Конечно, смерть одного активиста не могла стать реальной причиной восстания, так как противостояние между «Братьями-мусульманами» и режимом Мубарака длилось годами. Тем более такой причиной не могла стать акция в непопулярной в Египте американской социальной сети. Просто нужна была красивая медийная картинка (она же сигнал к атаке, повод для развертывания событий, которые были заранее подготовлены), что и было сделано. На фоне всех последующих событий эта история отошла на второй план и впоследствии практически забылась. И вот недавно произошло новое применение той же схемы, теперь уже в Европе. Я имею в виду акцию «Je suis Charlie» («Я Шарли»), которая началась сразу же после терракта в редакции юмористического журнала, опубликовавшего карикатуры на Пророка Мухаммеда, во Франции 7 января 2015 года. Теперь основной площадкой проведения акции был выбран Twitter. Данный хэштег стал одним из самых популярных в истории и за два дня собрал около 5 млн ретвитов. В данном случае декорации несколько иные и участниками акции являются европейцы, среди которых Twitter действительно популярен. Только цель использования данной технологии остается прежней: разжечь конфликт. Теперь уже межрелигиозный и межцивилизационный, а с учетом того, сколько мусульман проживает в современной Европе, еще и внутриевропейский. Показателем успешного раскрытия конфликтного потенциала акции стало то, что практически сразу же началась ответная акция «Я не Шарли», а также прошли митинги протеста против оскорбления чувств верующих во многих странах, в том числе и в России. Таким образом, акция явно достигла цели, задуманной ее организаторами.

В контексте всего изложенного можно говорить о социальных сетях Интернета как об информационном оружии «непрямого действия». Достичь желаемого результата только с помощью использования ресурса онлайновых социальных сетей практически невозможно, однако оказать влияние на оценку событий, придать их освещению определенную информационную направленность вполне реально, что доказывает мировой опыт.

Распространение информации в социальных сетях Интернета носит «вирусный» характер и быстро охватывает значительный сегмент общества, при условии что в этом сегменте присутствует значительное число пользователей этих сетей. Быстрота распространения информации снижает критичность ее оценки. Акции, подобные описанным выше, апеллируют не к разуму, а к эмоциям человека. Требуется моментальный ответ «да» или «нет», «ты с нами или против нас?». Именно такая ситуация является идеальной средой для манипуляций общественными настроениями. В таких ситуациях онлайновые социальные сети выполняют роль провокатора, реализуя свою основную функцию: заставить человека выйти из «внутренней иммиграции», проявить свои истинные взгляды, стать «прозрачным» для различного рода наблюдателей. Понятно, что эффект от одной акции может быть кратковременным. Но, как правило, это часть долгой целенаправленной работы по формированию определенных общественных настроений.

В этой связи нельзя не упомянуть историю развития проекта «РосПил» Алексея Навального, который начинался как частная инициатива по борьбе с коррупцией и различными злоупотреблениями, на первый взгляд, не имевший какой-либо выраженной политической составляющей. В 2010 году (ближе к выборам) блог превратился в интернет-проект, и тогда социальная активность стала плавно перетекать в политическую. Создание правильного имиджа «борца с коррупцией», позиционирование проекта как социальной инициативы, не связанной с известными политическими силами, позволило собрать значительную группу поддержки. Политические притязания были озвучены позднее, когда этапы становления уже были пройдены. Если бы политические амбиции были озвучены в самом начале, никакого успеха добиться бы не удалось.

Универсальный принцип индивидуальной и проектной «раскрутки» в социальных сетях Интернета звучит так: сначала создать положительную репутацию источника информации, затем убедить аудиторию в его положительных качествах и в том, что он заслуживает доверия.

Когда этот этап состоялся и лояльная аудитория сформирована, можно озвучить основной тезис, до этого скрытый или подразумеваемый, и вести своих сторонников к цели. Насколько далеко люди будут готовы идти за лидером (проектом), зависит от того, насколько качественно выполнен первый этап. Отметим, что по этому принципу работают не только социально-сетевые проекты, но любые организованные формы коллективной активности, в основе которых лежит личный контакт (политические партии или религиозные секты). С появлением онлайновых социальных сетей устанавливать доверительные связи с большим числом людей одновременно стало быстрее и удобнее, поэтому в социальных сетях всегда присутствует достаточное количество «ловцов человеческих душ».

В этой связи закономерен вопрос: какова должна быть позиция государственной власти, которая подвергается постоянным нападкам со стороны внешних и внутренних сил, желающих дестабилизировать обстановку, в том числе и с использованием возможностей социальных сетей Интернета?

По мнению автора, в такой ситуации как никогда важна реалистичная постановка задач, первейшая из которых заключается не в достижении «всенародной любви», а в сохранении рамочного контроля над ситуацией. Основная функция государства в условиях высокой сегментации общества — охранять одни «малые группы» от других «малых групп». Реализация этой задачи должна выполняться на всех уровнях, включая информационную политику.

Выражение «Разделяй и властвуй» сегодня нуждается в некотором переосмыслении: властвовать приходится в ситуации, когда объект управления уже сам разделился по не зависящим от власти причинам.

Эффективность государственной политики на современном этапе зависит от следования императивам, обусловленным особенностями исторической эпохи, которые заключаются в следующем:

• не культивировать различия, которые и так прорастают сами, но и не пытаться их нивелировать, пытаясь вновь загнать общество в единую «ценностную матрицу»;

• не концентрироваться на лояльной целевой аудитории, а стремиться максимально увеличить количество групп разной степени лояльности;

• адресно взаимодействовать с микрогруппами, а в идеале — с конкретным человеком;

• понимать микрогрупповые и индивидуальные потребности и создавать максимальные условия для их удовлетворения;

• не допускать перерождения радикальных настроений в экстремизм, а впоследствии — в терроризм, с помощью точечных превентивных мер;

• стремиться формировать «точки соприкосновения», общие для всех, вне зависимости от имеющихся различий. Объединяющих позиций не может быть много, но они должны быть бесспорными по своему положительному значению;

• избегать применения «запретительной тактики», кроме случаев, где нет иного выхода. Запреты вызывают сопротивление, рождают «героев» и «мучеников», т. е. дают основания для развития сильной альтернативной мифологии.

 

4.6. Анализ идеолого-политических установок аудитории «ВКонтакте»

Данные, приведенные в этом подразделе, получены в результате интернет-опроса 1000 пользователей социальной сети «ВКонтакте», проведенного ГК «НИИ Социологии» в апреле — мае 2012 года (руководитель проекта — М. С. Филь).

В то время, когда проводилось анкетирование, пространство российских онлайновых социальных сетей было в большей степени политизировано, чем сейчас, в связи с событиями вокруг выборов депутатов Государственной Думы и Президента Российской Федерации. Поэтому мнение пользователей по рассматриваемому вопросу было четко выраженным, что отразилось на результатах исследования.

В процессе работы наблюдались изменения в структуре дискуссионных площадок интернет-пространства, проявляющиеся в том, что в период с апреля по июль 2012 года увеличилось число профильных групп в социальных сетях Интернета, созданных для обсуждения социально-политических тем. Особое развитие получили националистически окрашенные группы, по которым было отмечено увеличение численности подписчиков.

В период проведения исследования в большом количестве состоялись различные массовые акции оппозиционного характера. Важные детали этих акций — совместное участие последователей разных идеологических направлений, что свидетельствует о высокой степени консолидации протестных групп вокруг общего образа «врага» по принципу «против кого дружите?», слабость иных идеологических посылов, отсутствие самостоятельных и жизнеспособных альтернативных политических программ.

Мнения участников исследования относительно характеристик личных политических настроений разделилось примерно поровну между противоположными вариантами — «радикальные» и «умеренные» (рис. 18).

Тот факт, что значительное число респондентов оценило свои личные политические настроения как «радикальные», свидетельствовал о существовании значительного напряжения среди пользователей онлайновых социальных сетей на момент проведения опроса.

Каковы Ваши политические настроения?

Рис. 18

Тенденцией исследуемого периода можно считать резкое увеличение числа аналитических материалов в сети Интернет, основой для которых стали рассуждения авторов относительно исторического прошлого, настоящего и будущего России, оценки деятельности федеральных органов власти и комментарии по наиболее актуальным событиям в стране. Появился даже отдельный жанр блоггерства — «философские эссе», выполненные в виде текста либо видеоматериала.

Отметим, что подобные развернутые материалы стали достаточно популярны среди пользователей Интернета, так как выражали доминирующую на момент проведения исследования позицию определенных социальных групп, которая заключалась в недовольстве существующей социально-политической системой. В качестве авторов подобных аналитических материалов выступали как рядовые пользователи Интернета, в том числе и молодежь, так и лидеры различных объединений и движений.

Степень радикализации Рунета не является устойчивой величиной и напрямую связана с внешними актуальными событиями новостного характера, которые происходят в стране и мире. Поэтому численность респондентов, называющих свои настроения «радикальными», может быть значительно ниже во время проведения следующего исследования, при условии что информационный фон будет спокойным из-за отсутствия волнующих общественность событий.

На момент проведения опроса численность респондентов, оценивающих свои политические взгляды как «индифферентные», была относительно невелика. Значительная часть участников исследования выражала активный интерес к политике и заявляла о том, что придерживается радикальных взглядов. При этом они были готовы принимать активное участие не только в дискуссиях и обсуждениях в социальных сетях Интернета, но также и в реальных массовых акциях и мероприятиях.

Среди участников исследования наиболее распространенными оказались левые (социалистические и коммунистические) и леволиберальные политические взгляды (социал-демократия европейского типа). Соответствующие варианты ответа выбрали 19,2 % и 20,9 % участников мониторинга.

В целом необходимо подчеркнуть, что «левый уклон» в принципе является основным трендом развития политических ориентаций в молодежной среде, известным по другим исследованиям. Популярность данных идей может быть вызвана комплексом факторов, на первое место из которых выдвигается выраженный запрос на социальную справедливость. Ее достижение планируется с помощью мер разной степени радикальности. Такое идейное движение на массовом уровне в принципе идет в русле европейских трендов.

Каковы Ваши политические взгляды?

Рис. 19

Еще с начала 1990-х годов в России стало формироваться мнение, что единственную реальную оппозицию действующей власти представляют носители левых взглядов, соответственно, поддержка этих идей усилилась в 2011–2012 гг. на фоне обсуждений в Интернете и состоявшихся оппозиционных митингов и шествий.

Обращает на себя внимание и распространенность националистических идей, так как соответствующий вариант ответа выбрали 16,5 % респондентов. Стоит учитывать то обстоятельство, что определенная часть респондентов могла скрыть свои симпатии к националистам, желая сохранить анонимность. Соответственно, уровень популярности националистических взглядов мог быть выше зафиксированного в ходе опроса.

Праволиберальные политические взгляды на момент исследования поддерживало только 13,1 % респондентов, что примерно соответствует поддержке данных идей в российском обществе в целом, о чем можно судить по различным федеральным и региональным избирательным кампаниям.

Следует отметить, что в ходе исследовательских мероприятий, наряду с группой активистов, составляющей около 25 %, зафиксирована и устойчивая группа равнодушных к политике пользователей социальной сети «ВКонтакте», которая колеблется в пределах от 16 до 20 %.

Отметим, что если бы выборка не была изначально ориентирована на изучение мнений наиболее активной части пользователей данной социальной сети, а соответствовала общей структуре ее аудитории, количество «индифферентных» (неполитизированных) участников было бы значительно больше.

 

4.7. Ограничения и запреты на использование социальных сетей Интернета

Основной принцип функционирования онлайновых социальных сетей, согласно которому каждый пользователь может свободно делиться любой информацией с другими, приводит к тому, что у разных политических и экономических субъектов время от времени возникает желание взять под контроль то, что происходит в этой среде. Такой контроль в силу огромной численности разнонаправленных информационных потоков затруднен, поэтому гораздо проще заблокировать эти «опасные» средства коммуникации на своей территории. К такой тактике прибегают многие работодатели и некоторые государства.

Позиция работодателей в данном случае вполне ясна. Чаще всего их обеспокоенность проблемой использования онлайновых социальных сетей на рабочем месте связана с обеспокоенностью снижением производительности труда. Сотрудники могут использовать социальные сети, чтобы незаметно «отдохнуть» от работы. Тем более что «сидячая» офисная работа, связанная с исполнением рутинных неинтересных заданий, очень располагает к такого рода досугу. Если раньше офисные сотрудники на рабочем месте часто играли в тетрис или компьютерные карточные игры, делая вид, что увлеченно работают, то с появлением Интернета ассортимент развлечений значительно расширился, общение в онлайновых социальных сетях занимает первое место в этом списке. Гораздо большей проблемой, чем пустая трата рабочего времени, может стать утечка конфиденциальной информации, которой сотрудник может поделиться в социальных сетях «просто так» или под влиянием профессионального провокатора.

С появлением смартфонов, обеспечивающих беспрепятственный выход в Интернет отовсюду, борьба работодателей с онлайновыми социальными сетями на рабочем месте постепенно теряет смысл, так как руководство организации может заблокировать доступ к социальным сетям только на принадлежащих ему компьютерах.

Пока смартфоны еще не получили повсеместного распространения (в особенности за пределами столичного региона России), борьба между работодателями и сотрудниками за доступ к социальным сетям Интернета на рабочем месте продолжается. Работодатели придумывают новые способы блокировки, а сотрудники — новые способы ее обхода (поиск Яндекса предлагает достаточно информации на эту тему). В то же время многие работодатели начинают отказываться от блокировки социально-сетевых сервисов на рабочих компьютерах, так как привязка к рабочему компьютеру делает активность сотрудника более прозрачной для работодателя.

Более прогрессивной мерой оградить организацию от опасностей, связанных с открытым пространством онлайновых социальных сетей, является разъяснительная работа с персоналом и подписание каждым сотрудником регламента использования ресурсов Интернета в рабочее время, а также положения о неразглашении информации, предусматривающего существенные санкции в случае нарушения. Такая тактика делает сотрудника субъектом договорных отношений, стороной, с которой договариваются, а не объектом воздействия, которому что-то запрещают указом «сверху» без объяснения причин. Это поднимает статус человека, апеллирует к чувству ответственности, что повышает шансы на исполнение достигнутых договоренностей.

В целом современная общемировая тенденция сводится к тому, что работодатели с большой настороженностью относятся к активным пользователям социальных сетей Интернета, в особенности к тем, кто не просто общается с помощью этих ресурсов с родственниками и друзьями и посещает группы, посвященные развлечениям, а является производителем контента, особенно по социально значимым темам. Работодателей страшит мысль получить в коллективе собственного Эдварда Сноудена. Эти опасения имеют подкрепление на практике. Например, в 2009 году широкую известность получило обращение майора милиции Александра Дымовского к Председателю Правительства Владимиру Путину и офицерам России по поводу коррупции в правоохранительных органах. Сначала заявление было опубликовано на личном сайте Дымовского, а потом получило широкое распространение через Youtube. Результатом стало проведение внеочередных проверок в МВД, что, соответственно, вызвало существенные проблемы у непосредственного начальства блогера. Зарубежные авторы обращают внимание и на другие аргументы против присутствия блогеров в рабочих коллективах: «Во-первых, коллеги чувствуют дискомфорт, когда знают, что кто-то в отделе ведет блог. Они могут опасаться, что новый коллега будет „копаться в грязном белье“ их отдела. Во-вторых, кандидат может иметь сложности, связанные с сокрытием личных предпочтений и убеждений от работодателя и коллег».

Во всех случаях опасения в отношении блогеров связаны с возможностью нарушения ими чужого личного пространства и разглашения приватной информации , касающейся как отдельных людей, так и организаций, в которых они работают. В этой связи защитники «свободы слова» говорят о фактах дискриминации блогеров и приравнивают такие действия к дискриминации по расовому или гендерному признаку. Однако эти дискуссии мало влияют на реальное положение дел и практические тактики организаций.

Аналогичные опасения по поводу социальных сетей Интернета только в большем масштабе испытывают и государства, в первую очередь те, стабильность политических режимов которых стараются подорвать внешние влиятельные силы. Представление о могуществе онлайновых социальных сетей в качестве инструмента политической самоорганизации, отчасти искусственно созданное, о чем более подробно говорилось ранее, провоцирует запретительные меры.

На сегодняшний день доступ к международным социальным сетям (Facebook, Twitter, Youtube) частично или полностью ограничен в таких странах, как Северная Корея, Китай, Пакистан, Иран, Турция, Вьетнам. Список стран, в которых действуют запреты и ограниче ния, периодически обновляется, так как данные ресурсы блокируются и в других государствах, особенно в период выборов (такая ситуация имела место в Таджикистане и Туркмении) или, наоборот, получают свободный доступ (разблокируются в странах, перечисленных выше, например, Facebook в Иране в 2013 году). Это очень тесно связано с внешней и внутренней политикой и зависит от ситуативных факторов. В ряде случаев отношение правительств ряда государств к международным онлайновым социальным сетям можно рассматривать как индикатор их отношений с западным миром, в первую очередь с США.

Надо отметить, что большинство запретов направлены не на социальные сети Интернета как на инструмент коммуникации, например, в Китае активно развиваются их национальные версии (например, Sina Weibo). Во всех случаях, кроме Северной Кореи, где вообще нет Интернета, запрет наложен на конкретные ресурсы американского происхождения, которые часто используются как площадка для реализации проектов американских политтехнологов.

В России также неоднократно предпринимались попытки каким-то образом ограничить доступ к онлайновым социальным сетям, однако ни одна из них не достигла практической реализации. Наибольшую известность получило предложение группы депутатов Государственной Думы ввести регистрацию в социальных сетях по паспортным данным (2012). Эта идея развития не получила, однако вызвала большую дискуссию в Интернете, результаты которой сводились к тому, что реализация такого замысла уничтожит сам принцип функционирования социальных сетей и приведет к их разрушению, так как люди перестанут посещать сайты, на которых они заведомо становятся объектом тотального контроля со стороны «компетентных» органов.

Надо отметить, что в Китае подобные правила уже действуют: пользователи социальных сетей Интернета, которые не указали в своих анкетах свои настоящие имена, фамилии и паспортные дан ные, не могут публиковать свои сообщения. Конечно, менталитет китайского общества имеет свои особенности, и подобный запрет переживается в Поднебесной легче, чем это можно себе представить в условиях другой страны. Однако даже при традиционной послушности китайцев воле государства, по подсчетам экспертов популярного в Китае хостинга Sina Weibo, 40 % пользователей перестанут вести там дневники из-за введенного запрета.

Российские инициативы, подобные описанной выше, в основном служат для пиара отдельных политиков и партий, так как реальной необходимости, продиктованной соображениями государственной безопасности, в блокировке отдельных онлайновых социальных сетей или ужесточении режима доступа к ним на данный момент в России нет. Согласно количественным данным, приведенным ранее при анализе статистики российской аудитории социальных сетей Интернета, большинство россиян предпочитает отечественные социальные сети. Аудитория Facebook и Twitter значительно меньше, чем у проектов «ВКонтакте» и «Одноклассники», и не демонстрирует выраженной тенденции к росту. При этом большинство участников онлайновых социальных сетей не ориентировано на социально-политический контент, предпочитая использовать социальные сети «по назначению» — для общения с друзьями и знакомыми.

При этом внешними силами время от времени предпринимаются попытки представить Россию как страну, стремящуюся ограничить «свободу слова» в социальных сетях Интернета. Например, реакцию Роскомнадзора на то, что Twitter последовательно не выполняет требования российского законодательства, в том числе противодействующие экстремизму, некоторые СМИ расценили как попытку российских чиновников запретить данную сеть на территории страны. Безусловно, это не так. В данном случае в очередной раз речь идет о «политике двойных стандартов» со стороны американской компании: за вторую половину 2014 года Twitter получил от российских властей 108 запросов различных сведений об аккаунтах и ни один них не был удовлетворен, при этом было удовлетворено более 3000 аналогичных запросов со стороны властей США (поэтому ни о какой фактической заботе о «ценностях демократии» в данном случае не может быть и речи).

В целом, говоря о разных формах запрета или ограничения доступа к социальным сетям в разных регионах мира, нужно выделить два ключевых момента:

• с одной стороны, определенная «демонстрация силы» от стран, которые являются постоянным объектами провокаций со стороны организаторов «цветных революций» в адрес зарубежных центров влияния;

• с другой стороны, превентивная мера, цель которой показать определенным «группам интересов» внутри страны, что их стратегии понятны и контролируются.

Отметим, что большинство населения стран, где международные онлайновые социальные сети полностью или частично блокированы или блокируются время от времени (кроме Турции и Китая), мало охвачены Интернетом и соответственно даже не замечают какие-то ограничения в этой сфере. Даже если со временем Интернет в этих странах распространится массово, скорее всего наибольшую популярность там получат местные версии социальных сетей, более ориентированные на национальную специфику. Поэтому наличие запретов на западные онлайновые социальные сети в этих странах можно в большей степени рассматривать как инструмент внешней, а не внутренней политики, своего рода политическое заявление о намерении защитить право на собственный путь развития.