Герберт Фардаль, с озабоченным лицом ожидавший Мильдред, поднялся ей навстречу. Она поздоровалась приветливо, но несколько рассеянно.

— Сегодня вы не имеете права упрекать меня в том, что я опоздала. Посмотрите на часы,— еще нет половины первого.

— Но вы обещали мне прийти в двенадцать.

— Ах, моя память! Я была уверена, что в половине первого. Но меня ждет машина. Мы можем поехать выпить коктейль.

— Но одно это вечное ожидание отвратительно! Почему я не могу заехать за вами на вашу виллу? Вы здесь уже год, и я ни разу не посетил вас.

— Пожалуйста, Герберт, не начинайте снова. Вы знаете, мой развод утвержден. Через три педели я свободна. Надеюсь, потерпите до того времени. Не забывайте, что Гарвей наблюдает за мной. Мысль о разводе всегда была ему ненавистна.

— Глупости! Это совсем не в его характере.

— Дорогой мой! Не говорите так громко, это действует на нервы.

— Но вы принимаете других мужчин на своей вилле.

— Это наши старые друзья. Против них Гарвей ничего не имеет. Вы — единственный, кого он подозревает. А теперь один серьезный вопрос: правда ли, что я прочла о Гарвее?

— Что именно?

— Да вот! Мне прислали последний номер «Financial Times». Я немного понимаю в этом. Правда ли, что фирма Гаррарда основала акционерное общество с капиталом в 2 500 000 фунтов и уже распределяются десятипроцентные дивиденды?

— Совершенная правда! Ему чертовски повезло.

— Значит, меня обманули! — возмущенно крикнула она.

— Не понимаю вас.

— Я, как и все, думала, что фирма обанкротилась. Известно было, что Гарвей получил в наследство от своей тетки годовую ренту в 1000 фунтов. Я поручила адвокату требовать эту ренту для меня, чтобы я все же осталась с чем-нибудь.

— С чем-нибудь! Но, дорогая моя, вы имеете уже больше 3000 в год.

— Молчите! Что для меня 3000 в год! Я дала ему свободу и должна была потребовать за это крупную сумму. Но боялась, что ничего не получу, и настояла на ренте в 1000 фунтов. Я подписала бумагу, что отказываюсь от всех дальнейших требований.

Одно мгновение Герберт Фардаль молча смотрел на нее. Потом внезапно разразился хохотом.

— Что означает ваше веселое настроение?

— Дорогая Мильдред, вы должны согласиться, что в этой ситуации есть нечто комическое, хотя эта шутка дорого обошлась вам. Вы умная женщина, я восхищаюсь вами: вы продали дом и мебель, потому что предчувствовали опасность. Отлично. Вы обеспечили за собой ренту, которую Гарвей передал вам при свадьбе. Прекрасно. Вы думали, что ваш муж разорен, и взяли последнее, что у него осталось: ренту в 1000 фунтов. Очень благоразумно. Но если бы вы оставили ему эту ренту, он, несомненно, выплачивал бы вам 5000 в год.

— И это вы находите смешным?!

— Простите, это было очень глупо с моей стороны. Но зачем вам заботиться о деньгах? Вы получите все, что захотите.

— Все, что захочу,— иронически повторила она.— Никогда! И даже если вы предоставите мне все ваши 40 000 в год.

Она медленно пила коктейль, а он внимательно смотрел на нее. На ней было светло-зеленое крепдешиновое платье. Она выглядела очаровательно.

— Нельзя ли аннулировать развод?— сказала она.

— Это выкиньте из головы! Вы имеете 4000 в год. В день нашей свадьбы дам вам еще 4000. Полагаю, что для женщины, живущей с мужем, этого вполне достаточно.

— 8000 в год? Пожалуй, этого мне хватит.

Пожалуй,— иронически повторил он.

— Теперь все так дорого… Каковы, собственно, ваши доходы, Герберт?

— Около 40 000 в год. Но эта сумма уменьшится, если буду каждый месяц приезжать сюда или в Биарриц, чтобы добиться от вас милостивого взгляда.

— Теперь вам осталось недолго ждать. Почему вы не возвращаетесь в Лондон и не принимаетесь снова за работу? Я вовсе не хочу отвлекать вас от дел.

— Другими словами, предпочли бы, чтобы я оставался в Сити и зарабатывал деньги, которые вы потом будете тратить, нежели я был бы здесь с вами.

— Я обещала выйти за вас замуж. Если я осторожна, то делаю это в наших общих интересах.

— Ваша осторожность заходит слишком далеко.

— Думаю, нам пора обедать. Ах, здесь Патти и Филипп,— внезапно воскликнула она и поспешила к вошедшим.

— Дорогая Патти! Как мило ты выглядишь! Я думала, что вы все еще в Англии. Только что встретила мистера Фардаля. Ведь вы знакомы?

Принесли еще стулья, и все маленькое общество расселось. Кроме Патти Малинсон и Филиппа Бартлета были еще леди Софи Труп и Джек Месон, только что вернувшиеся с теннисной площадки.

— Все выпьют по коктейлю,— сказала Мильдред,— мистер Фардаль, вы разбираетесь в них лучше всех. Пожалуйста, заказывайте. Как я рада снова видеть тебя, Патти! Я пережила много тяжелого. В твоем возрасте и не подозревают о таких вещах. Скажи-ка, ты за последнее время слыхала что-нибудь о Гарвее? Очень беспокоюсь о нем. Говорят, он слишком много работает и скверно выглядит. Надеюсь, он позаботится о своем здоровье.

Патти Малинсон принадлежала к молодым девушкам, откровенно выражающим свои мысли. Кроме того, она терпеть не могла своей кузины.

— Полагаю, теперь тебе нечего беспокоиться о нем. У него очаровательная квартирка в Албани — мы недавно пили у него чай — и маленькая вилла в Борн Энде, которая всех приводит в восторг. Мне кажется, он питается очень хорошо.

— Как мило! — воскликнула Мильдред, но голос ее прозвучал фальшиво.— Мой бедный муж! Надеюсь, он чувствовал себя не особенно одиноким. Иногда я испытываю угрызения совести. Мне следовало быть снисходительной и простить ему эту маленькую оплошность. Он никогда не позволял себе ни малейшего флирта.

— Что же, он вознаграждает себя за прошлое.

— Серьезно? — спросила Мильдред.

— Ему очень везет,— продолжала Патти.— Его секретарша самая очаровательная девушка, которую мне когда-либо приходилось видеть. Она полуфранцуженка, полуамериканка. Филипп по уши влюблен в нее. Я ревновала бы, но она не замечает никого, кроме Гарвея. Незадолго до нашего отъезда она была у нас.

— С Гарвеем?

— Да. Они всегда вместе, счастливы и им все завидуют. Три дня в неделю она работает с ним в бюро, в остальное время они играют в гольф и выезжают на автомобиле за город. Они собираются…

— Да?

— Прости, Мильдред. За своей болтовней я забыла о главном. Они собираются пожениться.

— Вот как!

— Оба очень счастливы. Они везде бывают вместе, и Грэйс очаровывает всех. Моя мать обожает ее. Мы хотели взять ее с собой, но она не расстается с Гарвеем.

— Она красива?

— Прелестна,— вставил Филипп,— Держит себя изумительно. Ее манера говорить, одеваться…

— В ней есть шик,— перебила его Патти.— Не только Филипп, многие потеряли из-за нее сердце. Я бы никогда не подумала, что Гарвею так повезет.

— Мой муж — мой бывший муж — обладает, по-видимому, притягательными для женщин качествами, которые скрывал до сих пор.

— Она поддерживала его в трудные минуты, а Гарвей пережил их немало,— сказал Филипп.

— Да. Фирма была накануне краха. Он приходил ко мне просить взаймы,— вставил Фардаль.

— Настоящий роман! — вздохнул Филипп.— Она получила от своего деда наследство в 1 000 000 долларов и продолжает работать в его бюро. Пожалуйста, еще один коктейль.

— Пожалуйста! — сказала Мильдред.— Мы все вместе обедаем. И вы с нами, не так ли, мистер Фардаль?

Все приняли ее приглашение. Мильдред с нежной улыбкой обратилась к банкиру.

— Пожалуйста, закажите по телефону столик в отеле «Де Пари» и выберите меню. Мужчины понимают в этом гораздо больше женщин.

Мистер Фардаль повиновался. Уединение с Мильдред было потеряно, и он знал, что ему предстоит уплатить по счету. Но все гости принадлежали к высшему обществу Лондона, и он видел уже свое имя в газетах.

— Почему ты так часто встречаешься с этим парнем, Мильдред? — спросил Филипп, когда Фардаль вышел.

— Я нахожу его ужасным…— сказала Патти.

— Милые дети,— тихо произнесла Мильдред,— вы должны понять, что женщина в моем положении не может быть достаточно осторожной. Я не должна всюду показываться одна и нуждаюсь в провожатом: при нем всякая сплетня исключена. Никто не предположит, что я флиртую с таким человеком.

— Ты должна это лучше знать,— продолжала Патти,— но, кажется, от него не так легко отделаться.

— С этим я уж справлюсь…

— Он кажется очень добродушным,— заметила леди Софи, которая была юным, жизнерадостным созданием.

— У него много достоинств,— подтвердила Мильдред.— Вот он идет. Не будем больше говорить о нем. Он иногда бывает невероятно чувствительным.

Обед был замечателен. Мильдред возглавляла стол, а мистер Фардаль должен был довольствоваться тем, что заплатил по счету.

Письмо, которое Мильдред писала после обеда, стоило ей много времени и размышлений. Когда оно было готово, она медленно и с удовлетворением прочла его.

«Милый Гарвей!

За последнее время много о тебе думала, и мне было очень грустно слышать, что ты так плохо выглядишь и слишком много работаешь. Я пришла к заключению, что мое решение развестись с тобой было слишком. Поэтому предлагаю тебе приостановить процесс о разводе и приехать на несколько недель ко мне, в мою виллу, и мы начнем новую жизнь. Я не знаю этих отвратительных формальностей, но думаю, что можно помешать непреложному решению. И сообщу моему адвокату, что я так решила. Если это требует жертв, принесу их, лишь бы добиться цели.

Надеюсь, милый Гарвей, что тебе доставит столько же удовольствия читать это письмо, сколько мне писать его. Мне точно о тебе ничего не известно, но я всем сердцем надеюсь, что деловые заботы не слишком обременяют тебя и что во всех других отношениях тебе хорошо живется.

Верная тебе твоя Мильдред».

Мильдред отослала письмо и остальную часть дня провела в отличном настроении. Она отправилась с Фардалем в Каин и, выиграв на его ставке порядочную сумму, сделалась необычайно приветливой.

— Если хотите, Герберт, можем вдвоем поужинать и потом отправиться домой. Это вознаградит вас за обед. Патти — фальшивая кошка. Я не верю ни одному слову из того, что она рассказывала о Гарвее.

— Этот сэр Филипп усердно ее поддерживал.

— Уверена, что они все это сочинили. Патти ненавидит меня и обожает Гарвея. Ей очень хотелось выйти за него замуж. Но это старая история. Где мы ужинаем?

— Где хотите, лишь бы быть вместе.

Хорошее настроение Мильдред продолжалось недолго. Все последующие дни она с тревогой ждала ответа на свое письмо и все обдумала. Если то, что Патти рассказывала, было правдой, и Гарвей действительно любил эту женщину, он приедет сюда или пришлет своего адвоката и пообещает ей ренту в 5000 фунтов при условии, что она согласится ускорить развод. Если же эта история была ложной, он, может быть, вернется к ней. В душе она надеялась на это. Он был очень удобным мужем. Мысль о Фардале всегда связывалась в ее представлении с 40 000 фунтами в год. Но с каждым днем она все мучительнее ощущала свое отношение к нему: он был ей противен.

В течение этих дней ее терпение не раз подвергалось тяжелому испытанию. Она дважды отказалась принять его из-за другого общества, которое было у нее. Когда он протестовал, заявляла, что ее знакомые ничего не знают о ее помолвке с ним и после свадьбы он, конечно, будет принят повсюду вместе с ней. Она просила его подождать еще немного, но ее пальцы, гладившие его руку, были холодны, как лед.

Как-то утром пришла долгожданная телеграмма. Мильдред вскрыла ее и медленно прочла. Телеграмма была отправлена из Лондона:

«Получил твое письмо, очень удивившее меня. Развод уже подтвержден. Желаю тебе всего хорошего. Сегодня утром обвенчался.

Гарвей».

Телеграмма выпала из рук. Несколько мгновений она сидела, не шевелясь, потом обессиленная опустилась на подушки. Итак, ее мечты беззаботно жить подле богатого и равнодушного мужа разбились! И даже не осталось хорошей ренты. От того, что она называла бедностью, ее мог спасти только этот противный выскочка Фардаль. Внезапно эта мысль показалась ужасной, но она вспомнила о своей скромной вилле, о еще не оплаченных в Париже счетах, о 40 000 фунтов в год! Да разве человек с таким состоянием мог быть противен? Даже если он согласится давать ей 4000 в год, она добьется от него еще подарков.

Она выпила кофе и взглянула на разложенные горничной платья.

— Голубое,— приказала она. Это было любимое платье Фардаля.

— Приготовьте ванну, Аннет, сегодня я должна в 12 часов быть готова.

Мильдред предоставила себя в распоряжение массажистки, потом приняла ванну и заботливо оделась. Ровно в назначенный час она вошла в ресторан и встретила Фардаля многообещающей улыбкой.

— Герберт, присядем на диван. У меня новости.

— Новости?

— Мой развод утвердили третьего дня, несколькими неделями раньше, чем я рассчитывала. Я свободна.

— Ах, черт подери, да это чудесно!

— Вы выражаетесь немного грубо, но это действительно очень неожиданно. Рада за вас. Вы были очень терпеливы, дорогой. Я благодарна за это.

— Вы свободны? Можете делать все, что хотите?

— Все, что хочу. Как только формальности будут закончены, мы можем венчаться.

— Поедем в Париж. Там такие вещи устраиваются очень быстро. Мы можем сегодня же поехать и завтра обвенчаться в посольстве. Потом вернемся сюда или поедем в Биарриц.

— Но, дорогой Герберт, прежде надо урегулировать деловую часть.

— Деловую часть?

— Ренту,— тихо произнесла она.

— Из-за этого ждать?— крикнул он с раздражением.— Если я обещаю 4000 в год, то дам их. Но ждать больше не желаю. Не переходите границу, Мильдред! Мое терпение может лопнуть!

— Тише!

— Это всякого вывело бы из себя. Пожалуйста, никаких промедлений. Прикажите горничной уложить ваши вещи. Мы должны поехать ближайшим поездом.

— Герберт, не так бурно. Можно поговорить с вами об одном денежном вопросе?

— Хорошо, только покороче.

— Вы зарабатываете 40 000 в год. Полагаете ли вы, что при этих условиях 4000 в год достаточны для вашей жены? Знаю, какой вы умный и преуспевающий делец, и хочу, хоть мне это и тяжело, говорить с вами по-деловому. Вы мечтаете попасть в высшее общество, но не имеете возможности. Я это сделаю для вас. Я могу принимать всех. Со мной вы будете жить совсем в другой среде. Разве этого мало, Герберт? Вы слушаете меня?

— Да, с большим интересом. Продолжайте.

— Поэтому думаю, вам следовало бы назначить мне 8000 в год. И обещаю, что в вашем доме будет собираться высшее общество, а ваша жена будет самой шикарной дамой в Париже и Лондоне.

— Это немало. Вы, я вижу, хотите конкурировать с кокотками.

— Как вы грубы!

— Правда никогда не бывает грубой. Но оставим пока вашу ренту в стороне. Будете завтра венчаться со мной в Париже?

— Что за глупости! Вы знаете, как адвокаты медлят. Повенчаюсь с вами в тот день, когда рента будет утверждена за мной.

— Понимаю. Я ждал вас целый год, Мильдред. Это тяжело для мужчины. А вы, кроме того, всегда были резки и холодны.

— Время ожидания прошло. Разве вы не рады?

— Но для составления контракта нужны две недели — и я должен опять ждать?

— Что поделаешь? Если вы настаиваете, сегодня же еду с вами в Париж, но ваши адвокаты должны тотчас же приступить к делу. За это время можете жить вблизи меня в каком-нибудь отеле, а там, когда формальности будут закончены, мы обвенчаемся.

— Я хочу венчаться завтра,— упрямо повторил он.

— Это исключено. Велите уложить свои вещи. Я еду к себе и через полтора часа вернусь.

— Хорошо.

Он проводил ее к автомобилю, приказал слуге уложить свои вещи и сел за письмо.

Когда Мильдред в безукоризненном коричневом дорожном костюме вернулась через два часа в сопровождении своей горничной, портье протянул ей конверт. Она узнала почерк Фардаля, вскрыла письмо и прочла:

«Дорогая Мильдред!

Мое терпение иссякло. Я наблюдал за Вами день за днем и пришел к заключению, что Вы самая эгоистичная женщина в мире, бесчувственная и бестактная, не принимающая во внимание переживания других людей. Вы корыстолюбивее любого лавочника в Сити, с которым мне приходилось иметь дело. Вы мне очень правились, и малейшего проявления благородства с Вашей стороны было бы достаточно, чтобы сохранить мою любовь. Достаточно было бы рукопожатия — я не говорю уж о поцелуе. Я напрасно ждал хоть единого признака Вашей благосклонности. И, выражаясь грубо, мне все это надоело. Я уезжаю, прежде чем Вы вернетесь.

Герберт Фардаль».

Мильдред скомкала письмо. Вестибюль отеля был полон народу. Ей поклонилась Патти Малинсон.

— Выпейте с нами кофе, Мильдред.

Мильдред приветливо улыбнулась.

— Охотно, только попудрюсь. Я несколько взволнована. Третьего дня утвердили мой развод и у меня была масса неприятностей с этим ужасным Фардалем. Я старалась ради Гарвея поддерживать с ним дружеские отношения, но в конце концов мне пришлось прогнать его… Через две минуты я вернусь, Патти.

— Держу пари на 5 фунтов,— сказал Филипп Бартлет,— он оставил ее на бобах.

* * *

Прошло два года. В Монте-Карло начался зимний сезон. Поздно вечером в Карльтоне сидела небольшая группа людей. Среди них были три молодые пары: Гарвей и Грэйс, Патти и Филипп Бартлет, ее молодой муж, Джек Мэсон со своей женой Софи. К ним подошел француз и поздоровался с Бартлетом, который представил его остальным как своего старого знакомого.

— Я прихожу сюда каждый вечер. Нигде не бывает так весело, как здесь. Нигде не встретить таких оригинальных людей. Вот там, например, сидит ваша землячка — я забыл ее имя — с наемным танцором.

Филипп попробовал толкнуть под столом ногу француза, но было уже поздно — лицо Гарвея приняло каменное выражение. Этой «землячкой» была Мильдред.

— Эта дама,— продолжал француз, ничего не поняв,— является примером того, как действует на людей атмосфера этого дансинга. Она принадлежала к лучшим кругам английского общества, была богата и держала себя безукоризненно. Говорят, развелась с мужем из-за какого-то пустяка. Несколько месяцев назад она встретила здесь танцора и влюбилась в него.

Эти южане всегда имеют огромное влияние на женщин, во всем отличных от них. Она приходит сюда каждый вечер с этим парнем, подарила ему авто и оплачивает все его счета. Она разошлась из-за него со всеми друзьями и почти разорилась. Ей около 40, и все утверждают, что эта первая любовная афера в ее жизни.

Все молчали. Француз с удивлением обвел их взглядом. Филипп толкнул его наконец так сильно, что он понял и встал.

— Простите,— серьезно сказал он.— Я, кажется, был нескромен. Если кто-нибудь из вас знает эту даму, тысячу раз прошу прощения.

Он ушел. Гарвей зажег сигарету.

— Если это правда, печально,— заметил он,— но, как сказал француз, психологически интересно.

Мильдред вдруг испуганно оглянулась.

— Пожалуйста, налейте мне шампанского скорее и выпейте со мной,— попросила она своего спутника.

— Что беспокоит вас, мадам? — спросил он с почти беззастенчивой нежностью.

— Призрак!