Блестящая девочка

Филлипс Сьюзен Элизабет

РЕБЕНОК В БЕГАХ

 

 

Глава 17

Флер поправила на плече ремешок сумки и сняла чемодан с багажной карусели. От тяжести она пошатнулась. Девушка не спала уже больше тридцати шести часов. Сумка, казалось, весила целую тонну. Она пыталась заснуть в самолете, но всякий раз, когда закрывала глаза, в ушах продолжали звучать голоса Джейка и Белинды. Снова и снова. Потрахайся с моей дочерью, Коранда, чтобы она могла спасти свою карьеру.

— Мадемуазель Савагар? — К ней подошел шофер в ливрее.

— Да.

Он взял ее чемодан.

— Отец ожидает вас.

Она направилась за ним по переполненному людьми терминалу аэропорта Орли и вышла к лимузину, припаркованному у тротуара.

Мужчина открыл ей дверь, и Флер скользнула прямо в объятия Алексея.

— Папа.

Он привлек ее к себе.

— Итак, дорогая, наконец ты решила приехать домой, ко мне.

Она уткнулась лицом в дорогую ткань пиджака и заплакала.

— Это было ужасно. Я оказалась такой глупой.

— Ну-ну, детка. Теперь отдохни. Все будет хорошо.

Он принялся гладить ее, и ей стало так хорошо, что она на миг закрыла глаза…

Когда они подъехали к дому, Алексей помог Флер дойти до ее комнаты. Девушка попросила его посидеть с ней, пока она не заснет, и он так и сделал.

Наутро Флер проснулась поздно. Служанка подала ей кофе и красивую тарелку фирмы «Лимож», полную круассанов и сладких булочек. Но Флер оттолкнула ее; она не могла даже подумать о еде.

— Здравствуй. — Алексей вошел в столовую, нагнулся и поцеловал Флер в щеку. Он нахмурился, увидев, что после душа она надела джинсы и пуловер. — А ты разве не взяла с собой другую одежду, дорогая? Если нет, надо сегодня же поехать и купить.

— Нет, у меня все есть. Просто не было сил одеться. — Она заметила недовольство на его лице и пожалела, что не постаралась выглядеть получше.

Алексей критически оглядел Флер.

— Прическа ужасная. Как ты могла такое сотворить с собой?

Ты похожа на мальчишку.

— Это мой прощальный подарок матери.

— Понятно.

— Я, пыталась немножко поправить ножницами, но не получилось.

— Ничего, сегодня мы этим займемся.

Алексей приказал горничной налить ему кофе. Когда та вышла, он вынул сигарету из серебряного портсигара, который носил в нагрудном кармане.

— Я думаю, ты расскажешь, Что случилось?

— Белинда звонила?

— Несколько раз. Она в панике. Сегодня утром я сказал ей, что ты наконец связалась со мной, что ты едешь на один из греческих островов. Но не открылась, на какой. Что ты хочешь побыть одна, хочешь, чтобы тебя оставили в покое.

— Я уверена, она уже летит в Грецию.

— Естественно, — сказал Алексей по-французски.

Они помолчали, потом он спросил:

— Имеет ли это отношение к конкретному кумиру?

— А ты откуда знаешь?

— Я всегда стараюсь знать все о тех, с кем имею дело.

И о тех, кто принадлежит мне, — тоже.

Флер потянулась за кофе и посмотрела в чашку, пытаясь скрыть слезы, снова навернувшиеся на глаза. Она устала плакать, устала бороться с болью, сидевшей внутри.

— Я влюбилась в него, — сказала она. — И мы переспали.

— Ну, это неизбежно.

Такая бесцеремонность обидела Флер.

— Но первой была моя мать, — добавила она сердито.

Две узкие ленточки дыма выползли из ноздрей Алексея.

— Боюсь, и это неизбежно. У твоей матери слабость к кинозвездам.

— Они заключили сделку.

— Надеюсь, ты мне расскажешь.

Алексей выслушал рассказ Флер о разговоре между Джейком и Белиндой.

— Мотивы твоей матери совершенно ясны, — сказал он, когда она умолкла. — А твоего любовника?

Она вздрогнула от последнего слова.

— Я думаю, они тоже ясны. Это его первый сценарий, и ему была необходима хорошо сделанная любовная сцена, кульминация фильма. А когда я задубела на площадке, он понял, что все готово рассеяться как дым.

По опыту Алексей знал, что ни один фильм не может погибнуть из-за одной сцены. Но не поделился этой мыслью с дочерью.

— Очень жаль, дорогая, что ты не подыскала кого-нибудь получше на роль своего первого любовника.

— Я не самый лучший в мире знаток людей.

Алексей откинулся в кресле, положив ногу на ногу. Другой бы в такой позе казался женоподобным. Но он выглядел еще более элегантным.

— Надеюсь, ты останешься у меня на какое-то время. Я думаю, для тебя это будет лучший вариант.

— Да, пока не приду в себя. Если, конечно, ты не против.

— Для меня это удовольствие, дорогая. Я ждал этого дольше, чем ты можешь себе представить. — Алексей поднялся. — Прежде чем мы займемся твоими волосами, я хотел бы кое-что тебе показать. Сейчас я чувствую себя ребенком, дождавшимся Рождества.

Флер пошла за ним через заднюю часть дома, через сад, к музею. Он вставил ключ в замок и повернул.

— Закрой глаза.

Она закрыла. Алексей ввел ее в холодный интерьер своего святилища. Флер вспомнила день, когда встретилась здесь со своим братом. Ей следовало бы спросить Алексея о Мишеле. Нашел ли он мальчика? Но она не стала. Она не будет говорить с ним о Мишеле.

— Одна моя мечта исполнилась, — сказал Алексей. Флер услышала щелчок выключателя. — Можешь открыть глаза.

В комнате горело несколько лампочек. Их свет падал вниз на платформу, пустовавшую в прошлый раз. Сейчас на ней стоял большой прекрасный автомобиль, самый замечательный из всех, какие ей доводилось видеть. Черный, сверкающий, с бесконечно длинным капотом, немного напоминавший шаржированные автомобили миллионеров. Несмотря на капот, автомобиль был невероятно пропорциональный. Если бы он не стоял в центре, Флер все равно бы узнала его. Она тихо вскрикнула и побежала к нему.

— Это тот самый, да? Алексей, ты нашел свой «роял»? О, какой красивый!

— Я не видел его с 1940 года. — Алексей подошел к ней сзади и в сотый раз рассказал историю машины. — Нас было трое, дорогая. Мы отвезли его подальше от Парижа и завернули в брезент и солому. Всю войну я не подходил к нему, боясь, что меня выследят, но когда вернулся после освобождения, машина исчезла.

Те двое были убиты в Северной Африке, и я думал, что его нашли немцы. Но тогда я не был уверен. На поиски у меня ушло больше тридцати лет.

— Но как ты нашел его?

— Это не важно. Десятилетия расспросов, деньги нужным и ненужным людям. — Он вынул из нагрудного кармана платок и стер невидимую пылинку с крыла машины. — Теперь важно только одно: я владелец самой замечательной коллекции чистокровных «бугатти», а «роял» — ее главная жемчужина.

Полюбовавшись машиной и позволив Алексею снова рассказать о коллекции. Флер пошла к себе, где ее ждал парикмахер. Ему явно хорошо заплатили за молчание, потому что он ни о чем не спрашивал. Он просто покороче подрезал волосы Флер и сказал, что не может сделать ничего лучшего, пока они не подрастут. Он ушел, а Флер принялась изучать себя в зеркале.

Выглядела она ужасно. Темные круги под глазами, прическа не лучше, чем до визита парикмахера. Она походила на жертву концентрационного лагеря. Большие глаза, крупная безволосая голова, Но тем не менее Флер испытала удовольствие, рассмотрев себя.

Внешность точно соответствовала ее внутреннему состоянию.

Увидев ее, Алексей нахмурился и позвал обратно в комнату, чтобы она подкрасилась. Но это не слишком помогло. Они гуляли по рю де ля Бьенфезанс, говорили, что станут делать, когда Флер немного придет в себя от потрясений. Днем она поспала, потом они поели телячьей грудинки, послушали музыку Сибелиуса у Алексея в кабинете. Он держал Флер за руку, и внутренняя боль немного отпускала. Какая она была глупая, столько лет подряд разрешая Белинде держать ее вдали от отца! Она позволяла матери полностью управлять ее жизнью, боялась восстать даже в мелочах, опасаясь лишиться любви Белинды.

Флер положила голову на плечо Алексею и закрыла глаза.

Может, Бог наказывает ее за то, что она перестала ходить на мессу? Глупая детская мысль, но она изводила Флер. Совесть католички, усмехнулся Алексей, когда она рассказала ему о своих опасениях.

Черт побери, если ему не нравится ее совесть католички, почему он запер ее с монашенками на целых шестнадцать лет? Но Флер уже не могла по-настоящему злиться на него, она готова была наконец простить отца. Он единственный человек, который ничего не выигрывает от любви к ней.

В тот вечер она никак не могла заснуть. Флер включила в ванной свет, нашла в аптечке Белинды таблетки снотворного. Проглотила две капсулы и ссутулившись уселась на крышку унитаза.

Хуже всего было то, что она утратила самоуважение. Она позволила обвести себя вокруг пальца, как бестолкового, доверчивого щенка, подчиняясь малейшему желанию матери. Люби меня, мамочка, не покидай меня, мамочка. Ей стало нехорошо от этой мысли. А потом появился Джейк. Она пожирала его глазами, мечтала о нем, любила так сильно, что позволила себе поверить, будто и он пылает к ней такой же любовью. Сосредоточившись на своей боли, она бередила ее, как подсыхающую рану.

— Тебе плохо, детка?

В дверях стоял Алексей, завязывая пояс халата. Его редкие с проседью волосы были аккуратно зачесаны, словно он только что поднялся из кресла парикмахера. Флер подумала: а бывают ли они когда-нибудь растрепанными? Алексей не такой, как Джейк, совершенно; тот всегда был взъерошенный, а утром у него такая прическа, будто он побывал в схватке с целым бронетанковым отделением. Флер покачала головой.

— Ты в этой рубашке как мальчишка, да еще с ужасными обкромсанными волосами, — сказал Алексей. А потом добавил по-французски:

— Бедное дитя. Иди-ка в постель.

Она подчинилась, он подоткнул вокруг нее одеяло, как если бы она была маленькой.

— Я тебя люблю, папа, — тихо по-французски сказала Флер, сжав руку Алексея, лежавшую на одеяле.

Он коснулся ее губами, сухими и неожиданно шершавыми.

— Повернись, я разотру тебе спину, и ты быстро заснешь.

Флер повернулась, это было так приятно. Его руки скользнули под рубашку, коснулись ее кожи, и она ощутила, как напряжение отпускает ее. Таблетки начали действовать, Флер заснула. Во сне она занималась любовью с Джейком, он целовал ей шею, гладил ее сквозь шелковую ткань трусиков.

После первых нескольких дней в Париже жизнь Флер начала входить в привычное русло. Она поздно вставала, надевала джинсы, завтракала, читала, слушала музыку, днем снова спала, убедительно прося горничную вовремя разбудишь ее, чтобы она успела принять душ и одеться к возвращению Алексея. Иногда они гуляли, но недолго — ходьба утомляла ее. Потом они ужинали, слушали музыку. По ночам она засыпала с трудом, и Алексей массировал ей спину.

Флер понимала, пора перестать киснуть, надо взять себя в руки и думать, что делать. Но единственное, чего она не могла сделать, — это вернуться в Соединенные Штаты.

Конечно, в таком виде, какая она сейчас, думала Флер, ее никто не узнает. Но если узнают, от репортеров не будет отбоя. А на это у нее нет сил. И потом, ничто в мире не способно заставить ее снова появиться перед камерой.

Белинда продолжала звонить, Алексей по-прежнему отваживал ее. Флер, должно быть, передумала насчет Греции, сказал он ей.

Детективы, которых он нанял, полагают, что девочка на Багамах.

Потом он отчитал Белинду за то, что она не состоялась как мать, и та разрыдалась.

Флер решила, что самое лучшее для нее сейчас — это уехать в Грецию, потому что Белинда там уже побывала. Она всегда любила острова. Флер сказала Алексею, что им надо поговорить о деньгах, которые он вкладывал по ее просьбе. Она арендовала бы дом в Греции и купила лошадь. Впрочем, может, и не стоит ее покупать, пока она не устроится основательно.

Но Алексей заявил, что основная сумма ее денег на долгосрочных вкладах, и взять их сейчас невозможно.

Флер настаивала.

Алексей сказал, что она должна понимать, насколько это непросто. Потом попросил не беспокоиться о деньгах и пообещал купить все, что она пожелает.

Флер захотела дом в Ажане и лошадь.

Он пообещал поговорить об этом, когда она почувствует себя лучше.

После беседы с Алексеем ей стало немного неловко за свое поведение. Она с такой легкостью позволяла отцу заниматься ее деньгами, что пропускала мимо ушей все его объяснения насчет вкладов. Она подписывала бумаги, которые он ей присылал, не читая, и возвращала их. Счета всегда бывали оплачены в срок, у них с Белиндой было денег столько, сколько нужно. О финансовых сложностях ей не приходилось беспокоиться. Флер пошла в комнату и решила еще немного поспать.

В одно из воскресений они зашли в пустой офис Алексея, и он показал ей свои самые драгоценные вещи. Стол, купленный на аукционе в Лондоне за двести тысяч фунтов, молельный коврик из Малой Азии, костяной прибор, в котором в восемнадцатом столетии хранились курительные принадлежности самурая. Когда они вышли на бульвар Сен-Жермен, чтобы сесть в лимузин, мимо них пробежал мужчина с ярко-оранжевой повязкой на голове и с черным хронометром на запястье. Она попыталась вспомнить, каково это, когда ты, полный сил и энергии, бежишь ради удовольствия.

В ту ночь Флер снова не могла заснуть. Потом забылась тревожным сном, ненадолго. Внезапно она открыла глаза. Ночная рубашка промокла от пота. Ей снился Джейк. Будто она вернулась в монастырь, и он хочет ее там оставить. Сняв рубашку. Флер завернулась в халат и пошла в ванную за снотворным. Но пузырек оказался пуст, вчера она вытряхнула последние таблетки.

Флер решила найти Алексея. Но в комнате его не было. Сердце тревожно забилось, пульс участился. А если и он ее бросил?

Потом Флер заметила в конце коридора свет, он падал на ступеньки лестницы, ведущей в пристройку.

Флер поднялась по ступенькам и увидела, что дверь приоткрыта. В более странной комнате ей не доводилось бывать никогда в жизни. Потолок был голубой, как небо, а по нему неслись белые пушистые облака. Край парашюта, прицепленного к потолку, свисал над железной кроватью. Алексей с поникшими плечами и пустой рюмкой в руке сидел на стуле посреди комнаты.

— Алексей?

— Оставь меня, — резко бросил он. — Уходи отсюда.

Флер догадалась, что это комната Мишеля. Занятая собой и собственной болью, она до сих пор не удосужилась обратить внимание на боль отца.

Она опустилась на колени рядом со стулом. Флер никогда не видела, чтобы он много пил. Но сейчас от него разило ликером.

Наверное, у Алексея выдалась ужасная ночь.

— Ты тоскуешь по нему, да? — тихо спросила она.

— Ты ничего не знаешь об этом.

— Я знаю, что такое тосковать о ком-то, Алексей. Я знаю, что такое тосковать о том человеке, которого любишь.

Он поднял голову, и она увидела холодные, пустые глаза. Она испугалась.

— Твои чувства очень трогательны. Но они ни к чему. Мишель — тряпка, я вычеркнул его из своей жизни.

«Как и меня, — подумала она. — Когда-то ты вычеркнул из своей жизни меня».

— Мне надо было выпить, и я себя потешил. Ясно?

— Что ты хочешь сказать?

— Кто, как не ты, Флер, должна понять. Именно ты, из всех.

Ей не понравилось его замечание.

— Ты думаешь, я себя тешу?

— Ну конечно. Ты возвела на пьедестал Белинду. Из меня сотворила отца, которого тебе всегда хотелось иметь.

Флер ощутила, как холодок пробежал по спине; встала" потерла руки.

— Зачем мне было тебя придумывать? В последние несколько лет ты прекрасно относился ко мне.

— Я был именно таким, каким ты хотела меня видеть.

Флер решила вернуться к себе в комнату.

— Спокойной ночи, Алексей. Я пойду спать.

— Подожди. — Он поставил пустую рюмку на стол. — Не обращай внимания. У меня тоже есть свои собственные фантазии.

Так что вряд ли стоит смеяться над твоими. Я мечтал обрести в Мишеле сына, достойного меня, а не порочного слабака, который лучше никогда бы не рождался.

— Смешно, — резко ответила она. — И старомодно. Миллионы людей гомосексуалы. Подумаешь, какое дело.

Он вскочил, и ей показалось, он сейчас ударит ее.

— Ты ничего не знаешь об этом. Ничего! — зарычал Алексей. — Мишель — это Савагар. — Он зашагал по комнате, пугая Флер исступленными движениями. — Такое бесстыдство немыслимо для Савагара. Это кровь твоей матери. Мне не надо было жениться на ней.

Никогда! Она одна из ошибок моей жизни, от которой я так и не смог оправиться. Мишеля испортило ее невнимание. Если бы не было тебя, она стала бы ему настоящей матерью Его устами говорил алкоголь. Это не ее отец. Флер понимала, ей лучше уйти, сейчас же, прежде чем она услышит нечто, чего она не хотела бы слышать. Она повернулась к двери, но он оказался рядом.

— Ты ведь меня совсем не знаешь? Так? — Он провел рукой вверх по ее руке. — Я думаю, мы должны сейчас поговорить. Я пытался быть терпеливым, дать тебе время прийти в себя. Но все слишком затянулось.

Флер попятилась, отступая, но Алексей удержал ее.

— Завтра, Алексей, — попросила она, — когда ты будешь трезвым.

— А я не пьяный. У меня приступ меланхолии. — Он положил ей руки на шею и мягко провел пальцем по контуру уха — Ты бы видела свою мать, когда она была еще моложе тебя. В ней было столько жизни, страсти и детского эгоизма. У меня есть планы на твой счет, дорогая. Они возникли в первый же день, как я увидел тебя.

— Какие планы?

— Ты боишься. Ложись-ка на кровать Мишеля, я помассирую тебе спину, и мы сможем поговорить.

Ей не хотелось ложиться на кровать Мишеля. Ей хотелось пойти к себе, запереться и спрятаться с головой под одеяло.

— Ну иди, дорогая. Я вижу, что растревожил тебя. Дай я это исправлю.

Алексей улыбнулся и повел ее к кровати.

Она решила, что сходит с ума. Алексей скучает по Мишелю, а она не может этого вынести, вот и все. Она ревнует, пытается притвориться, будто Мишеля вообще не существует.

Флер легла на голый матрас и подложила ладошки под щеку.

Он сел сбоку, постель продавилась, сквозь тонкую ткань халата он стал тереть ей спину.

— Я терпеливо ждал тебя, дорогая. Я дал тебе два года. Я позволил тебе влюбиться. Я позволил тебе и твоей матери протащить имя Савагаров по газетам, запятнать его вульгарной карьерой.

Она напряглась.

— Что ты…

— Ш-ш-ш… Я буду говорить, а ты слушай. Когда ты, собрав все свое мужество, склонилась над гробом поцеловать в губы свою бабушку, я понял — совершилась ужасная несправедливость. Ты такая, каким должен был стать мой сын. Я дал тебе время понять сущность твоей матери. Чтобы между нами не стояли никакие фальшивые сантименты. Это был болезненный урок для тебя, но необходимый. Сейчас ты видишь слабости своей матери и наконец готова занять свое место рядом со мной.

Она повернулась и посмотрела на него.

— Алексей, ты пугаешь меня. Я не понимаю, о чем ты. Что значит занять свое место рядом с тобой?

Он положил ей руки на плечи и стал массировать, его веки были полузакрыты. Она не хотела, чтобы он прикасался к ее плечам. У нее было единственное желание: встать и уйти, прежде чем случится что-то ужасное. Она посмотрела на парашют. Он поник и желтел над нею.

— Ты принадлежишь мне, дорогая, как твоя мать никогда мне не принадлежала. — Его руки поползли дальше, в открытый ворот халата. — Я собираюсь сделать из тебя замечательную женщину. У меня грандиозные планы на твой счет. — Руки ползли глубже, открывая ворот халата… Ниже…

— Алексей. — Флер схватила его за запястья.

Он улыбнулся так нежно, что она смутилась. О Боже.

— Да, дорогая. Мы должны быть вместе. Неужели ты не понимаешь этого, когда смотришь на себя? Неужели, глядя в зеркало, ты не замечаешь измену своей матери?

Измену. Флер не понимала смысла этого слова.

— Пора узнать правду, дорогая. Отбрось все фантазии. Напрочь. Правда гораздо интереснее.

— Нет…

— Ты не моя дочь. Твоя мать была беременна, когда, я на ней женился.

Зверь вернулся обратно. Огромный, отвратительный" который хотел откусить от нее кусок.

— Я не верю тебе. Ты мне лжешь.

— Ты незаконная дочь Эррола Флинна, моего старинного врага.

Он шутит. Флер попыталась улыбнуться, показать ему, что она хорошо все понимает. Но улыбка умерла на губах, а нарисованные облака на потолке помутнели, когда она вспомнила слова Джонни Гая о Белинде и Эрроле Флинне, которых он видел в «Саду Аллаха».

Алексей нагнулся и прижался к ней щекой.

— Не плачь, детка.

Облака поплыли перед глазами. А зверь стал кусать за пальцы на ногах, на руках, отгрызая кусочек за кусочком; Флер почувствовала, как его руки шарили по ее телу через ткань.

— Какие миленькие, маленькие, нежные, не такие пухлые, как у твоей матери.

— Нет! Нет! Будь ты проклят! — Она отшвырнула от себя его руки и попыталась встать. Но зверь, казалось, сожрал все силы;

Алексей отпустил ее.

— Извини, дорогая. Я вел себя глупо. Я смущен. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть. Увидеть все так, как вижу я. Нет ничего плохого в том, что мы будем вместе. У нас нет общей крови. Да и ты не чистокровная.

— Ты мой отец, — прошептала она. — Пожалуйста, будь моим отцом.

— Никогда! — хрипло ответил Алексей. — Я никогда не считал себя твоим отцом. В последние годы я просто ухаживал за тобой. Даже твоя мать поняла.

Флер с трудом села на кровати.

— Не думай сейчас об этом, — сказал Алексей. — Я вел себя непростительно неуклюже. Мы подождем, пока ты будешь готова.

— Готова? — Голос у нее стал хриплым. Казалось, она говорила из-под воды. — К чему готова?

— Об этом мы поговорим позже.

— Сейчас. Скажи мне сейчас.

Казалось, Алексей был больше раздражен, чем сердит.

— Ты смущена, Флер.

— Я хочу услышать все.

— Ты удивишься, у тебя ведь не было времени свыкнуться со свалившимися на тебя новостями.

— Чего ты от меня хочешь, Алексей?

Он вздохнул.

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной. Позволяла мне баловать тебя. Снова отрастила волосы, была бы такой же красивой, как всегда.

Но он думал о чем-то большем. Гораздо большем.

— Скажи мне, Алексей.

— Не сейчас. Рано.

— Скажи мне! — Ногти Флер впились в ладони. Не говори того, что собираешься сказать, мысленно умоляла она. Не говори, что хочешь взять меня в любовницы.

Он и не говорил.

Он сказал, что хочет, чтобы она родила ему ребенка.

 

Глава 18

Она стояла у грязного окна пристройки и смотрела на крышу.

Что-то розовело на плитках черепицы. Голое, без перьев тельце птенца, выпавшего из гнезда, устроенного в одной из труб. Алексей объяснял ей свой план. Он ходил по комнате, засунув руки в карманы халата, и обстоятельно выкладывал. Как только она забеременеет, он увезет ее куда-нибудь на время, а потом, когда все закончится, объявит, что усыновил ребенка. Дитя будет его крови, ее и Флинна.

Флер глядела на голое тельце. У него нет шанса выжить и отрастить перья. Она чувствовала себя такой же безжизненной, как этот птенец. Алексей уверял ее, что он не распущенный старик.

Это ты сказала «папа», не я.

После того как все закончится. Они могут вернуться к прежним отношениям. Он станет ее любящим отцом, какого ей хотелось иметь.

— Я собираюсь нанять юриста, — сказала Флер, но голос ее прозвучал сдавленно, как шепот. Она вынуждена была повторить, уже надтреснутым голосом. — Я нанимаю юриста. Я хочу получить свои деньги, Алексей.

Он рассмеялся?

— Да хоть целую армию. Ты сама подписывала бумаги. Я давал тебе пояснения. Все законно.

— Я хочу свои деньги.

— Да не беспокойся о деньгах, дорогая. Завтра я куплю тебе сапфиры, изумруды, они прекрасно подходят к твоим глазам. Я куплю все, что ты хочешь.

— Нет.

— Твоя мать однажды оставалась одна, — сказал он. — Без денег, без перспектив на будущее. И беременная. Хотя, конечно, тогда я этого не знал. Я нужен тебе сейчас, как твоей матери тогда.

Она должна его спросить. Прежде чем выйдет из этой комнаты, она должна его спросить. Но, боясь снова расплакаться, Флер продолжала душить в себе эти слова. Наконец она повернулась и вцепилась в грязный подоконник за спиной.

— Что ты знаешь обо мне? — воскликнула она.

Вопрос озадачил его.

Ей показалось, что она задыхается.

— Что ты видишь во мне такого ужасного? Почему ты считаешь меня способной на такую гадость? Какой недостаток ты во мне нашел? Ты ведь не глупый человек и не сделал бы своего грязного предложения, не рассчитывая на успех.

Алексей пожал плечами. Элегантно, но чуть жалко.

— Ну, в общем-то ты не виновата, так сложились обстоятельства. Сама по себе ты ничто, просто красивая декорация. Ты не представляешь никакой ценности как личность. Ты ничего не умеешь делать.

Флер вытерла ладонью нос.

— Да ты дурак! Ты понимаешь? Я самая известная в мире модель.

— Блестящая Девочка — это творение Белинды, дорогая. Без нее у тебя ничего бы не вышло. А если бы даже вышло, все равно это не твой успех. Я предлагаю дело. Флер, и даю слово никогда не отворачиваться от тебя.

Алексей действительно рассчитывал на ее согласие! Флер видела это по его глазам и надменному выражению лица. Он решил, что она достаточно слаба и пойдет на грязную сделку.

Она выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице к себе, заперлась на ключ и забилась под одеяло. Очень скоро в коридоре раздались его шаги. Перед ее дверью они замерли, а потом каблуки Алексея застучали снова. Он направился к себе. Флер лежала без сна, слушая гулкие удары собственного сердца, ожидая рассвета…

Ключ в замке повернулся беззвучно, когда Флер открывала музей. Опустив дорожную сумку, включила на панели свет. Потом прошла в подсобку в задней части строения. Ладони вспотели, она вытерла их о джинсы. «Спокойно, — говорила себе Флер. — Продержись еще немного».

Ряды ровных просторных полок тянулись вдоль стены мастерской, обшитой вагонкой. Все такое аккуратное, как он сам. Флер снова ощутила отвратительные пальцы Алексея у себя на груди и невольно скрестила руки, закрываясь. Она велела себе сосредоточиться на инструментах, мысленно переводя взгляд с одного на другой, третий… Вот то, что надо. Она сняла со стены ломик и прикинула на вес. Потом пошла с ним к машине.

Белинда ошибалась. Правила одинаковы для всех. И если люди не будут им следовать, они потеряют человеческий облик.

Она охватила взглядом «бугатти-роял» целиком. Свет с потолка осыпал звездами полировку автомобиля. Маленькие белые звездочки на сверкающем черном небе. Она подумала о машине, которую так лелеяли, заворачивали в ткань и в солому, чтобы она не повредилась. Флер высоко подняла железный лом и с силой опустила на блестящую черную поверхность… Челюсти зверя сомкнулись.

 

Глава 19

Было утро, пешеходы спешили мимо офиса «Америкэн Экспресс» к станции метро «Опера». Оглянувшись, Флер нырнула в толпу. Она шла, опустив голову, правая рука тяжело висела вдоль туловища и ныла от лома. Флер разнесла жемчужину коллекции на кусочки. Она била по ветровому стеклу, по фарам, по крыльям, по дверцам, потом опустила лом на сердце автомобиля, на несравненный двигатель Этторе Бугатти Толстые каменные стены музея заглушали удары, никто не кинулся к ней, не остановил, пока она разрушала мечту Алексея. Может, когда-то она пожалеет о сделанном, но не сейчас.

Флер снова оглянулась через плечо, почти не сомневаясь, что увидит Алексея, который гонится за ней. Впрочем, он узнает о случившемся не раньше чем через несколько часов. Никто не обращал на нее внимания, но она быстро бежала по ступенькам метро.

Сумка, висевшая на плече, колотила по бедру; Флер плотно прижала ее к боку. У нее там почти девять тысяч франков и две тысячи долларов; она получила их по золотой кредитной карточке «Америкэн Экспресс».

Поездка до Гардэ-Лион, казалось, длилась вечность. Выйдя на станции, она пробилась сквозь толпу к доске с расписанием и стала изучать его. Цифры и города расплывались перед глазами. Наконец Флер поняла, что следующий поезд по расписанию идет в Ним, и купила билет. Ним в четырехстах милях от Парижа, в четырехстах милях от возмездия Алексея Савагара.

Единственными пассажирами вагона второго класса была пожилая пара, подозрительно поглядывавшая на Флер. Она отвернулась к окну, ей хотелось пойти в туалет и привести себя в порядок.

Порез на щеке от отлетевшего стекла «бугатти» щипало, наверное, у нее на лице кровь. Надо промыть порез, чтобы не попала инфекция и не остался шрам.

Флер закрыла глаза и постаралась представить свое лицо со шрамиком на щеке. Потом смыла это видение и принялась воображать длинный шрам, который тянется от корней волос через лоб, делит бровь надвое, идет по веку, по щеке, до самой челюсти. Украшенная таким шрамом, она была бы в безопасности до конца дней.

Перед тем как поезд был готов тронуться, в вагон вошли две молоденькие женщины. У одной в руке был номер журнала «Европа на пятнадцать долларов в день», а другая несла целую кипу американских изданий. Флер посмотрела на их отражение в стекле, когда они усаживались на свои места, разглядывая попутчиков в типично туристской манере. Наконец они заговорили с пожилой парой, а Флер закрыла глаза. Казалось, она не спала неделю, от усталости сильно кружилась голова. Флер старалась сосредоточиться на ритмичном стуке колес поезда, но в уши лез скрежет металла и звон разбиваемого стекла. Она заснула.

Проснувшись, Флер услышала, что говорят о ней.

— Должно быть, это она, — шептала одна девушка. — Если не считать волосы. Посмотри на брови.

— А где шрам? Где маленький беленький шрам, разрезающий бровь надвое? — тихо спросила другая.

— Не говори глупостей, — прошептала в ответ первая. — Что делать Флер Савагар в вагоне второго класса? И вообще я читала, что она сейчас снимается в новом фильме в Калифорнии.

Флер охватила паника. Казалось, у нее внутри колотят металлическим ломом. Она сказала себе: ее узнавали сотни раз, ничего нового не происходит. Но от мысли, что в ней видят ту самую Блестящую Девочку, какой она была, Флер стало нехорошо. Она отвернулась к окну и медленно открыла глаза.

Женщины разглядывали журнал, открытый на коленях у той, что повыше. Флер видела отражение страницы в оконном стекле.

Там она рекламировала спортивную одежду от Армани. На ней большая, небрежно надетая шляпа, лицо надутое, а волосы разлетаются из-под полей во все стороны.

Наконец одна из женщин приподняла журнал и слегка подалась вперед.

— Простите, вам никто не говорил, что вы похожи на Флер Савагар?

Флер не могла заставить себя отвернуться от окна. Она ждала вопроса, ее спрашивали не раз. Но сейчас у нее просто не было сил смотреть на женщин, с любопытством ожидавших ответа.

— Она не понимает по-английски.

Та что повыше, закрыла журнал.

— Я же говорила тебе, это не она.

Поезд пришел в Ним, и Флер скоро нашла комнату в недорогом отеле рядом со станцией. Когда она легла в постель, душа ее оттаяла и Флер разрыдалась. От одиночества, от предательства и ужасного, беспредельного отчаяния. Она потеряла все, Любовь Белинды оказалась ложью. Мечты — обманом. Алексей запачкал ее так сильно, что ей никогда не отмыться. Почему она оказалась такой слепой? Такой поглощенной своими проблемами, что не увидела, чего он хочет? Этот Джейк. Она считала его частью себя самой. А он изнасиловал ее душу.

Предательство близких людей сорвало повязку с ее глаз. Она увидела свою собственную омерзительную слабость. Люди выживают в этом мире благодаря умению делать выводы. Однако все ее выводы оказались ошибочными. Ты ничто, сказал Алексей. Когда тьма ночи окружила ее, она поняла, что такое ад. Ад — это потеряться в мире и потерять самое себя.

— Простите, мадемуазель, но этот счет закрыт. — Золотая карточка Флер исчезла в ладони клерка, как в руке фокусника.

Ее охватила паника. После бессонной ночи стало ясно только одно: ей нужны деньги. Еще. С деньгами она может спрятаться от Алексея. Без них это невозможно. Торопливо шагая по улицам Нима, Флер не могла избавиться от ощущения, что он за ней наблюдает. Он мерещился ей возле дверей, в отражениях витрин, в лицах, мелькавших на улице. Прижимая к себе сумку, она бежала к железнодорожной станции.

Когда Алексей увидел, что произошло с его замечательным «бугатти», он впервые осознал, что смертей. Из-за легкого паралича правая сторона его тела не действовала почти два дня. Он закрылся в комнате и ни с кем не виделся.

Большую часть времени Алексей спокойно лежал, держа в левой руке носовой платок. Иногда он смотрел на свое отражение в зеркале на противоположной стене комнаты.

Правая сторона лица обвисла.

Вообще-то было почти незаметно, выдавал только рот.

Как он ни старался, он не мог удержать вытекающую из угла рта слюну. Каждый раз, поднося платок стереть ее, он понимал, что такого рта он никому никогда не простит.

Паралич постепенно отпускал, и когда Алексей смог владеть собой, он обратился к докторам. Они сказали, что он перенес небольшой удар. Предупреждающий. Приказали сбавить нагрузки, не курить, следить за диетой. Они упомянули о высоком давлении.

Алексей терпеливо выслушал, потом отправил эскулапов с миром.

В начале декабря Алексей Савагар выставил на аукцион свою коллекцию автомобилей. Машинами заинтересовались покупатели со всего мира. Ему посоветовали не присутствовать на торгах, но он пренебрег советами. Он хотел видеть, как уходит каждая машина; он изучал лица покупателей, сохраняя их в памяти навсегда.

После аукциона Алексей разобрал музей камень за камнем.

Флер сидела за обшарпанным столом в углу студенческого кафе в Гренобле и доедала второе пирожное, такое же липкое и чересчур сладкое, как первое. Она подбирала все крошки, склеивала и отправляла в рот. Уже больше года еда доставляла ей удовольствие, и когда джинсы плотно обтянули ее, а на ребрах нарос жирок, за который она могла уже ухватить себя, Флер ощутила противоречивое удовлетворение. Блестящая Девочка исчезла. Каким бы стало лицо Белинды, если бы она увидела свою драгоценную дочь! Потолстевшая, с общипанными волосами, отвратительно одетая. И лицо Алексея… Казалось, она слышит презрение в его вкрадчивых, сладких словах, похожих на испортившуюся конфетную начинку.

Флер тщательно сосчитала деньги и вышла из кафе, потеснее стянув воротник на мужской парке. В то утро шел снег, было темно и холодно, и она поглубже натянула шерстяную шапочку, желая защититься от холода, а не от страха, что ее узнают. Такого не случалось уже несколько месяцев. Перед кинотеатром выстроилась очередь, она встала в конце, а за ней столпилась группа американских девочек. Из разговора она поняла, что они студентки, приехали учиться по обмену, их произношение резало ухо. Флер уже не помнила, когда в последний раз говорила по-английски.

Несмотря на холод, ладони Флер вспотели, и она поглубже засунула руки в карманы парки. Год — вполне достаточный срок для бегства. Сегодня она наконец решила не прятаться от своего прошлого. У нее ведь осталось мужество? Ведь осталось же? Но стоило взглянуть на афиши, как Флер делалось нехорошо. Она не могла представить, что когда-то придет в кино и высидит весь фильм.

Сначала она говорила себе, что не будет читать отзывы о фильме, но потом начала и не могла остановиться: читала все подряд.

Критики были к ней добрее, чем ожидала Флер. Некоторые называли ее игру обещающим дебютом. А один убил ее наповал своим высказыванием: «Какая-то обжигающая химическая реакция происходит между Корандой и Савагар». Но только Флер знала, у кого остался ожог от этой «реакции».

Стоя возле кинотеатра в ожидании начала, она услышала, как молоденькая француженка принялась подтрунивать над своим спутником.

— А ты не боишься, что сегодня вечером я даже не посмотрю в твою сторону? Я два часа проведу в обществе Джейка Коранды.

Он взглянул на афишу, потом на девушку.

— По-моему, это тебе стоит поволноваться. Ты будешь смотреть на своего Коранду, а я в это время — на Флер Савагар. Жан-Поль видел этот фильм на прошлой неделе, и с тех пор ни о чем не может больше говорить. Только о ее потрясающем теле.

Флер сжалась. Втянув голову в плечи, прячась в воротник парки, она прошла мимо них в зал и села в последнем ряду. Свет начал гаснуть, ей ужасно захотелось убежать, но она знала, если сейчас убежит, то никогда уже не сможет остановиться. Она должна высидеть фильм. Она должна посмотреть в лицо образу на экране. Может, тогда она сможет посмотреть в лицо самой себе.

Пошли титры. Камера показала панораму просторных фермерских земель Айовы, пыльные бутсы, ступающие по гравийной дорожке. Внезапно на экран выплыло лицо Джейка. Сцепив руки на коленях, Флер заставляла себя смотреть на него. И помнить о его предательстве. Но на ум шло совсем другое: его нежность, собственное счастье рядом с ним. Несколько сцен пролетели одна за другой. Потом Джейк остановился перед домом в Айове, а молоденькая девушка прыгнула к нему прямо с качелей на крыльце…

Съеденные пирожные комом встали в животе, когда она смотрела, как летит к нему в объятия. Она помнила прикосновение к его крепкой груди, его губы, его смех, шутки, сильные руки. Она думала, эти руки будут обнимать ее вечно и никогда не отпустят. Нет, она не в силах это смотреть. Запахнув парку, Флер поднялась. Лучше она убежит, лучше она будет бежать всю жизнь, без остановки, чем выдержит хотя бы минуту боли перед экраном, заполненным лицом человека, которого она любила.

Последнее, что слышала Флер, убегая из зала, был голос Джейка:

— Когда ты успела так похорошеть, Лиззи?

Отчеты приходили в офис Алексея на бульвар Сен-Жермен каждую пятницу ровно в три. Он опускал их в кейс и закрывал на кодовый замок. Он не будет трогать их до вечера. А когда останется в кабинете без посторонних, позволит себе просмотреть бумаги.

Он не сомневался, что Флер вернется в Нью-Йорк и возобновит карьеру. Но она удивила его, оставшись во Франции. Сначала Лион, потом Экс-ан-Прованс, потом Гренобль, Бордо, Монпелье, города с крупными университетами. Она надеялась скрыться от него в безымянных толпах студентов. Глупо. Как будто такое вообще возможно.

Через год она стала брать уроки в некоторых университетах.

Он удивлялся выбору: лекции по калькуляции, контрактное право, анатомия, психология.

…Несколько месяцев у него ушло на то, чтобы понять: Флер выбирает лекции, которые читают в больших залах. Где меньше вероятность, что обнаружат незарегистрированную студентку. Об официальном поступлении не могло быть и речи, у нее нет денег.

Он об этом позаботился.

Алексей пробежал глазами сверху вниз по листу, читая, чем она зарабатывает на жизнь. Чистка конюшен, уход за лошадьми, официантка. Иногда Флер работала с фотографами, но не как модель. Такая мысль ей сейчас не могла даже прийти в голову. Она ставила свет, занималась оборудованием. Дважды прочитав отчет, Алексей закрыл папку и понес в стенной сейф. В данный момент у нее нет ничего ценного, отнять нечего. Но придет время, и он будет готов. Алексей Савагар терпелив. Он подождет.

В дверь позвонили, когда Флер укладывала на полку последнюю коробку с пленкой. От неожиданности она вздрогнула. Резкие звуки пугали ее, хотя давно пора было преодолеть свой страх. Все-таки прошло два года. Если бы Алексей хотел, он давно бы нашел ее. Флер посмотрела на часы на стене. Ее хозяин снимает детей уже целую неделю. Она надеялась, что на сегодня работа закончена. Обтерев руки о джинсы, Флер отодвинула занавес, отделявший маленькую приемную от студии.

За занавесом стояла Гретхен Казимир.

— О мой Бог! — воскликнула она.

Все мускулы Флер мгновенно напряглись, а грудь будто сдавило тисками.

— Боже мой! — повторила Гретхен.

Флер попыталась объяснить себе, что это неизбежно. Все равно кто-то должен был ее найти, и ей следовало быть благодарной, что нашли так не скоро, но она не испытывала подобных чувств. Ей казалось, что она загнана в ловушку. Почему она задержалась в Страсбурге? Четыре месяца — огромный срок.

Гретхен сняла солнечные очки и окинула фигуру Флер цепким, внимательным взглядом.

— Ну ты и разжирела. Я не могу использовать тебя в таком виде.

Гретхен отпустила волосы длиннее, чем прежде, покрасила в рыжий цвет. Лодочки у нее скорее всего от итальянца Марио, бежевый льняной костюм от Перри Эллис, а шарф от Гермес. Флер почти забыла, как выглядит дорогая одежда. Того, что надето на Гретхен, ей бы хватило на полгода жизни.

— Ты набрала тридцать фунтов! — сказала Гретхен. — А волосы! Я не смогу продать тебя даже в «Поля и реки».

Флер попыталась ухмыльнуться: мол, да пошла ты, плевать я на все хотела, — но у нее не вышло.

— А тебя никто и не просит, — сдержанно сказала она. — Уходи, Гретхен.

Женщина не обратила на ее слова никакого внимания.

— Твоя эскапада обошлась тебе уже во много тысяч. Ты нарушила контракты. Идут судебные процессы. Тяжба может лишить тебя всего.

Флер попыталась засунуть руку в карман джинсов, но ткань так натянулась, что она смогла просунуть только большой палец. Если бы она была в своем прежнем весе сто тридцать фунтов, она бы утратила приятное чувство безопасности, которое взрастила в себе.

— Пошли счет Алексею, — сказала Флер. — У него моих два миллиона долларов. Они все покроют. Я думаю, ты и сама знаешь. — Конечно, это Алексей ее навел. Он знает, где она, и почему-то послал Гретхен. Казалось, стены комнаты приблизились к ней. Сдавили.

— Я намерена увезти тебя в Нью-Йорк, — заявила Гретхен — Потом отправлю на ферму. Понадобятся месяцы, пока ты вернешься в форму. Но если узнают, что ты в Штатах, мне придется подсуетиться и не допустить некоторых судебных процессов. Эти ужасные волосы тебя портят, поэтому не думай, что я смогу тебя пристроить по прежней цене. И не рассчитывай, что Паркер сразу же начнет с тобой другой фильм.

— Я не вернусь, — сказала Флер.

— Не смеши. Ну посмотри, где ты сидишь! Не могу поверить, что ты здесь работаешь. Боже мой, после выхода «Затмения в воскресное утро» некоторые режиссеры в Голливуде, между прочим ведущие, хотят тебя снимать. — Она заткнула дужку солнечных очков в карман жакета, и линзы свесились наружу. — Ваша глупая ссора с Белиндой слишком далеко зашла. Между матерями и дочерьми возникают проблемы постоянно, но незачем раздувать их в такое дело.

— Это тебя не касается.

— Ну повзрослей же, Флер. На дворе двадцатое столетие, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него разошлись две женщины, которые любят друг друга.

Так вот что все думают? Что они с Белиндой поссорились из-за Джейка! Впрочем, почему нет? Понятная всем, удобная для объяснения причина.

Гретхен не пыталась скрыть свое презрение.

— Посмотри на себя. Спряталась в какой-то дыре, живешь как нищая. Все, что у тебя есть, — это лицо. А что ты с ним сделала? Ты сделала все, чтобы разрушить свой образ. Если ты не послушаешь меня, однажды утром проснешься старая и одинокая, довольствующаяся крохами, которые тебе станут бросать. Ты этого хочешь? Ты что, самоубийца?

Флер почувствовала, как защипало глаза. Гретхен пытается напугать ее. Вот и все. Она соберется. Очень скоро.

Дело времени. Она почувствует себя лучше, и снова все станет прекрасно.

— Отстань от меня, — сказала Флер" — Я не поеду в Нью-Йорк.

— Я не уйду, пока…

— Уходи.

— Ты не можешь продолжать…

— Вон! — закричала Флер.

Гретхен уставилась на нее долгим взглядом. Скользнула по ужасной мужской рубашке, по джинсам, оценивая ее… Флер точно уловила момент, когда Гретхен Казимир решила, что Флер Савагар больше не стоит никаких усилий.

— Ты потерпела поражение, — сказала она с презрением. — Ты жалкая и ты живешь жизнью, которая ведет в тупик. Но в общем-то я не удивляюсь. Без Белинды за спиной ты ничто.

Флер не пошла на лекцию по экономике. Она упаковала дорожную сумку, повесила ее на плечо и уехала из Страсбурга.

Когда прошел еще год, Алексею пришлось уговаривать себя сохранять терпение. Флер невольно нашла единственный способ защиты от него. Что можно отнять у человека, у которого нет ничего?

Он сел в кожаное кресло в своем кабинете, закурил сигарету, последнюю из пяти, которые позволял себе за день. Фотографии, разложенные перед ним, были похожи на прежние. Отвратительная стрижка, сделанная в парикмахерской, потертые джинсы, заношенные кожаные ботинки. Вообще-то по обычным стандартам ее нельзя было назвать толстой, она прибавила в весе фунтов сорок, но для той, что была на верху модельной славы, и такой лишний вес совершенно непристоен.

Он услышал шаги, быстро засунул фотографии обратно в кожаную папку, подошел к двери и отпер.

Перед ним стояла Белинда со спутанными после сна волосами и размазанной тушью под глазами.

— Мне снова приснилась Флер, — сообщила она. — Ну почему я без конца вижу ее во сне, Алексей? Почему мне никак не становится лучше?

— Потому что ты без конца за нее цепляешься, — сказал он. — Ты сама не отпускаешь ее.

Белинда коснулась руки Алексея и умоляюще посмотрела на него.

— Ты же знаешь, где она. Ну скажи мне, пожалуйста.

— Дорогая, я защищаю тебя. — Он провел холодными пальцами по ее щеке. — Я защищаю тебя от ненависти твоей дочери.

 

Глава 20

В день, когда Флер исполнилось двадцать три года, она подошла к засиженному мухами зеркалу и ужаснулась. Толстое мужское лицо, не смягченное косметикой, отвратительная тусклая челка. Она заложила прядь волос за ухо и вспомнила свою светлую гриву. В памяти всплыло ощущение собственной легкости, стройности, силы — она ведь могла пробежать без остановки две или три мили. Тогда ей не приходилось беспокоиться о том, что поесть завтра, чем заплатить за комнатушку, запущенную, с ржавой раковиной и мокрыми разводами на потолке.

Самое трудное позади. Иногда она целый день не вспоминала о Джейке. Она уже могла спокойно смотреть на фотографии Белинды и Алексея, которые ей попадались в газетах и журналах. Это были совершенно чужие ей люди. Конечно, Белинда вернулась к Алексею. Он одна из самых важных персон во Франции, а ее матери необходим свет рампы, как кислород.

Флер иногда подумывала о возвращении в Нью-Йорк. Но что ей там делать? Сейчас она в безопасности. Полнота и кочевой образ жизни охраняют ее. А возвращение в прежний мир означало риск, к которому она еще не была готова. Легче дрейфовать в настоящем, чем ринуться в неопределенное будущее. Легче было забыть о молоденькой девушке, полной решимости заставить всех подряд любить себя. Сейчас ей не нужна ничья любовь. Ей никто не нужен, кроме себя самой.

За неделю до Рождества она побросала вещи в спортивную сумку и отправилась на поезде в Вену. Она все время жила во Франции, потому что именно здесь могла найти работу. Но едва появлялась возможность. Флер старалась куда-нибудь уехать. На этот раз она выбрала Вену, прочитав про «Мир по Гарпу». Ей хотелось посмотреть на медведей, которые катаются на одноколесных велосипедах, и на мужчин, умеющих ходить на руках.

Каприз? В какой-то мере — да. — Она нашла дешевую комнатенку в очень старом венском пансионе, где лифт еще походил на позолоченную птичью клетку, лифт, который, как сказал консьерж, был разбит немцами еще в войну.

Поднявшись с сумкой на шестой этаж, она открыла дверь в малюсенькую комнатку с поцарапанной мебелью и подумала: какую войну, интересно, он имел в виду?

Флер быстро поела и отправилась на автобусе в испанскую школу верховой езды. Она узнала, что школа закрыта до марта.

Вернувшись в пансион, сняв пальто и джинсы, она села на кровати в одних трусиках. Скрестив ноги и завернувшись в покрывало, Флер пыталась согреться. Холодный ветер бился в окна, радиатор покрякивал; она взяла американский журнал, купленный на вокзале, и вспомнила свои любимые отели: «Стэнфорд Корт» в Сан-Франциско, «Пенинсула» в Гонконге, «Кона Виллэдж Рисот» на Гавайях, «Ля Берж де Седона» в Аризоне с маленькими бревенчатыми хижинами и французскими дачными постройками…

Но это было все равно, что бередить языком больной зуб, поэтому Флер принялась листать журнал, желая отвлечься. Вдруг она застыла и уставилась на фотографию. Джейк с симпатичной брюнеткой.

Каждый раз, когда Флер попадались его снимки, она вздрагивала. Будто шла по дороге и, неожиданно увидев дохлую кошку или мертвую птицу, спотыкалась. Разум уверял, что животное тебе ничего не сделает, но тело не слушалось.

Она перевернула страницу. Еще одна фотография. Джейк и та же самая женщина выходят из театра. Похоже, им хорошо друг с другом, если не обращать внимания на хмурый взгляд Коранды, устремленный в камеру. Флер ничего не могла с собой поделать.

Она перелистнула страницу обратно и начала читать.

"С начала лета актриса Диана Бреннан и Джейк Коранда, актер и драматург, стали новым голливудским дуэтом. Их заверения, что они просто хорошие друзья, не убеждают наблюдателей.

«У Джейка и Дианы много общего», — высказала свое мнение актриса Лини Дэвиде, бывшая пассия Коранды.

За последние несколько лет Коранда не написал ни строчки.

Его актерская карьера развивается успешно, если иметь в виду такие хиты, как «Голубой Коммандо» и новый фильм про Калибра «Волнение кровавой реки». Но он ничего не написал с 1977 года, после того как получил награду Академии за сценарий «Затмения в воскресное утро». Друзья надеются, что новая подруга вернет его в стан драматургов".

Больше Флер не могла читать. Она закрыла журнал и зашвырнула в угол.

На следующий день она отправилась в «Леопольд» возле Рузвельт-плац на ленч. Официант поставил перед ней тарелку с маленькими австрийскими клецками, очень вкусными, но Флер не могла проглотить ни одной. Поездка в Вену оказалась совершенно бесполезной. Нет медведей на велосипедах, нет мужчин, умеющих ходить на руках; только старые проблемы, которые никак нельзя решить бегством.

Вдруг какой-то плащ от Бэрбери и кейс Луис Виттон скользнули по спинке ее стула. Она услышала:

— Флер? Флер Савагар?

Флер не сразу узнала в мужчине Паркера Дэйтона, своего бывшего агента. Ему было за сорок; его лицо, казалось, ваял совершенно божественный скульптор, но потом, когда глина почти высохла, ударил в лицо и разрушил всю работу. Даже аккуратно подстриженная имбирного цвета бородка, которую он отрастил за минувшие годы, не помогла достичь гармонии между вдавленным носом и выступающим подбородком.

Белинда выбрала его в свое время под сильным давлением Гретхен. Паркер Дэйтон, говорила она, подает серьезные надежды. На самом-то деле он был любовником Гретхен, а не представителем высшего эшелона нью-йоркских агентов. Но судя по кейсу Виттон и туфлям от Гуччи, дела у него шли хорошо.

— Флер, я думал, ты вообще исчезла с лица земли. Боже мой, сколько я потерял, когда ты сбежала! Подожди, я еще скажу Гретхен, что видел тебя.

— Может, лучше не говорить? Я ей должна. — Флер слабо улыбнулась и пожалела, что не подкрасила губы. Она никогда не любила Паркера, поэтому ей не хотелось, чтобы он видел ее такой, как сейчас.

Он не улыбнулся в ответ на шутку, но, как она вспомнила, Паркер никогда не отличался чувством юмора, особенно если дело касалось денег. Не ожидая приглашения, он подтащил стул и сел напротив нее, поставив кейс на пол.

— У тебя был успех после «Затмения», — сказал он. — Тобой интересовались крупные режиссеры. Ты прекрасно смотрелась на экране, сексуально до чертиков. Чертовски сексуально. — Потом Паркер уставился на нее.

Несколько секунд он молчал. Флер захотелось наорать на него.

Не настолько ведь ужасно она выглядела. Конечно, она уже не вешалка для одежды, но и не толстуха.

— Гретхен пришлось потрудиться, чтобы уладить проблемы с контрактами, которые ты нарушила, — сказал он.

Рука его потянулась к кейсу, и у Флер возникло ощущение, что сейчас Паркер достанет калькулятор и станет подсчитывать, во сколько все это обошлось.

Она слегка подалась вперед.

— Гретхен это не стоило ни цента, Паркер. Я уверена, Алексей оплатил все счета из моих денег. Я могла себе позволить наплевать на контракты.

Доведя свою мысль до его сознания, Флер заговорила о другом:

— Так что, «Агентству Дэйтона» все еще удается уводить таланты у «Ай-си-эм»?

— Я сейчас занимаюсь телевидением и музыкой. — Он закурил. — Среди прочего я менеджер у «Неон Линкс». Поэтому я в Вене. — Он порылся в карманах и вытащил билет. — Приходи сегодня на концерт, будешь моим гостем. Билеты проданы за несколько недель до начала гастролей.

Она видела афиши самой популярной американской рок-группы, расклеенные по всему городу. Это было первое европейское турне «Неон». Флер с сомнением взяла билет; она вряд ли пойдет.

— Мне трудно представить тебя рок-менеджером. Как ты вошел в это дело?

— От жадности, Флер. Если рок-группа добивается успеха, ты, можно сказать, получаешь лицензию на печатание денег. Парни играли в третьеразрядном клубе на берегу Джерси, когда я на них набрел. Я понимал, в них что-то есть, но упаковка не та. Никакого стиля. Понимаешь, о чем я? Конечно, я мог найти им менеджера, но в тот момент у меня дела шли не очень, и я решил, а почему бы мне самому ими не заняться? Я кое-что поменял и сделал их известными. Скажу тебе правду, Флер, я ожидал успеха «Неон», но не такого. В последнем турне в двух городах дело дошло до беспорядков. Ты не поверишь…

Вдруг Паркер умолк и замахал кому-то рукой. К ним подошел лохматый и усатый мужчина лет тридцати с небольшим. Паркер представил его как Стю Каплана, гастрольного менеджера группы.

К облегчению Флер, он ее не узнал, а после того как мужчины заказали кофе, Паркер повернулся к Стю:

— Так ты нашел наконец?

Стю плюхнулся на стул.

— Я битый час проторчал в агентстве по трудоустройству, и мне сказали, что через недельку подыщут девушку. Боже мой, мы же в Германии будем на следующей неделе!

Паркер нахмурился.

— Это твоя проблема. Я не собираюсь вмешиваться. Будешь работать на гастролях без секретарши.

Они поговорили еще несколько минут, потом Паркер извинился и пошел в туалет. Стю повернулся к Флер:

— Он твой друг?

— Да я бы не сказала… Мы просто знакомы.

— Чудовищный диктатор. «Это твоя проблема», черт! Не я же ее обрюхатил в конце-то концов!

— Секретаршу?

— Да. — Он хмуро уставился в чашку с кофе, усы уныло повисли. — Я сказал ей, мы заплатим за аборт и все такое. Она заявила, что вернется в Штаты и там все сделает. Как следует. — Стю с укоризной посмотрел на Флер. — Ради Бога, ведь это Вена, да? Ведь Фрейд отсюда? Что, здесь нет хороших докторов?

Она немного подумала над ответом, но решила промолчать.

Стю застонал.

— Ну пускай бы это случилось в Питсбурге или где-то еще.

Но в этой чертовой Вене…

— А что именно делает секретарь?

Вопрос возник из ниоткуда. Флер сама не знала, почему задала его. Может, из любопытства. Просто вежливый вопрос для поддержания беседы. Ничего больше.

Стю Каплан взглянул на Флер, и в его глазах впервые зажегся интерес к ней.

— Да совсем легкая работа. Отвечать на телефонные звонки.

Дважды проверить, все ли готово к концертам. Помогать группе по мелочам. Ничего трудного. — Он отпил кофе. — А ты говоришь по-немецки?

Флер тоже отпила кофе.

— Немного. Ну и по-итальянски, по-испански, по-французски, конечно. — Сердце ее вдруг забилось, но голос звучал спокойно. Во всем этом нет никакого смысла, но она почувствовала, что жизнь вдруг бросила в ее сторону конец веревки.

Стю откинулся на стуле и посмотрел на Флер.

— За работу две сотни в неделю. Комната и питание бесплатно. Тебя интересует?

Это, конечно, сумасшествие. У нее есть работа в Лилле, занятия, комната, и она давно уже не действует импульсивно. Но это безопасная работа, всего на месяц, а потом она решит, как ей дальше распорядиться своей жизнью.

— Я согласна.

Стю улыбнулся и вынул визитную карточку.

— Собирай вещи, встретимся через полтора часа в «Интерконтинентале». — Он нацарапал что-то на карточке и встал. — Здесь номер комнаты. Скажешь Паркеру, что я с ним там встречусь.

Когда Паркер вернулся к столу и Флер ему рассказала, что произошло в его отсутствие, он покачал головой:

— Извини, Флер, но ты не сможешь у него работать.

Теперь, приняв решение, она не могла допустить, чтобы работу у нее отняли.

— Почему?

— Ты не выдержишь. Понимаешь, я не знаю, что тебе наговорил Стю, но быть гастрольной секретаршей при любой группе очень тяжело. А с этой — просто ужас.

Итак, вот оно. Не слишком тонкий намек на ее бесполезность и беспомощность. Флер быстро ответила:

— Я знаю, что такое трудная работа, Паркер. Последние несколько лет не были для меня сладкими.

Он протянул руку и покровительственно потрепал ее по руке.

— Я верю, что не были, но дай-ка я тебе кое-что объясню.

Одна из причин, почему «Неон Линкс» все еще на самом верху, заключается в том, что они беспредельно испорченные, надменные ублюдки. Это часть их имиджа. Сказать откровенно, я их в этом поддерживаю. Наглость помогает им быть такими, какие они есть.

Но именно поэтому с ними очень тяжко работать. И потом секретарша — занятие непрестижное. Давай посмотрим правде в глаза.

Ты привыкла приказывать, а не подчиняться.

Много он понимает, этот Паркер Дэйтон!

— Я могу постоять за себя, — сказала Флер.

Человек, начисто лишенный чувства юмора, расхохотался.

— Ты не сможешь пробыть гастрольной секретаршей и двух часов. Слушай, Флер, я не знаю, что с тобой произошло, похоже, жизнь здорово потрудилась над тобой. Но я дам тебе один бесплатный совет: воздержись от хлеба и пирожных, а потом позвони Гретхен и возвращайся на свою дорогу.

Флер встала.

— А Стю Каплан имеет право нанимать себе секретаршу?

— Ну, обычно…

— Да или нет?

— Да, Стю меня нанял, Паркер, и я согласна.

Она вышла из ресторана прежде, чем он успел открыть рот. Но на полпути она почувствовала сильное головокружение, и ей пришлось прислониться к стене. Сердце билось так, как будто ее разбудили криком среди ночи. Все в порядке, твердила она себе. Работа секретарши.

Ничего сложного. Такого, что ей не по силам. Но сердце не слушалось, и Флер понимала почему. Она до сих пор не верила.

Через час она вошла в «Интерконтиненталь» и оказалась в настоящем бедламе. Репортеры зажали Паркера в угол и донимали вопросами, как и двух экстравагантно одетых парней, которого она приняла за членов группы. Официанты сновали с сервировочными столиками. Звонили три телефона сразу, две трубки Стю поднял, а на третий аппарат указал ей.

Звонил менеджер отеля, в котором группа предполагала остановиться на следующую ночь в Мюнхене. Он заявил, что до него дошли слухи о погроме, устроенном «Неон» в номерах лондонского отеля, и поэтому появление таких гостей в его заведении нежелательно. Флер прикрыла трубку рукой и пересказала содержание разговора Стю.

Тут-то она поняла, что Стю Каплан, с которым она пила кофе, и тот, на которого должна работать, — совершенно разные люди.

— Скажи ему, что это был Род Стюарт, черт побери! — заорал он. — Покрути своими мозгами и не беспокой меня всяким дерьмом! — Он швырнул ей список. — Перепроверь, все ли готово, пока говоришь с ним по телефону. Потом еще раз проверь!

Флер почувствовала, как внутри что-то сжалось. Нет, она не может работать, когда на нее кричат. Ведь никто ничего не объяснил. Паркер Дэйтон посмотрел на нее с улыбкой — мол, «я же тебе говорил». Ладонь, сжимавшая трубку, взмокла. Флер отвернулась от него и увидела себя в зеркале размером с окно на другой стороне комнаты. Ничуть не меньше, чем ее фотографии, которые Белинда развешивала на стенах квартиры. Те увеличенные красивые лица, казалось ей, не имели ничего общего с ее тогдашним лицом. Как и бледное испуганное лицо, отражавшееся сейчас в зеркале.

Она сосредоточилась на телефонном разговоре.

— Извините, что я заставила вас ждать. Но вы не можете обвинять «Неон Линкс»… Это не они…

У Флер перехватило дыхание, и она повысила голос. Потом, быстро вздохнув, принялась хоронить Рода Стюарта. Разделавшись С ним, она стала проверять по списку заказанные комнаты, уточнять детали, касавшиеся багажа и питания. Менеджер спокойно отвечал, и Флер едва могла поверить, что ей удалось убедить его. Радость захлестнула ее, огромная, непропорциональная одержанной победе.

Флер повесила трубку, но телефон снова зазвонил. Одного из «родстеров» поймали на наркотиках. На этот раз она уже приготовилась к крику Стю, и он заорал, а когда унялся, она все равно спросила, что такое «родстер».

— Бога ради! Неужели ты не знаешь? Так называют тех, кто занимается оборудованием. Они устанавливают все эти железяки, черт побери! — Он схватил куртку. — Оставайся здесь, пока я не вытащу его.

Он швырнул ей другую папку.

— Расписание и все встречи указаны. Пропуска для особо важных гостей надо проштамповать. Позвони в Мюнхен и убедись, что там позаботились о транспорте из аэропорта. В последний раз нам не хватило лимузинов. Проверь чартер из Рима. — Все еще давая указания, Стю вылетел за дверь.

Флер еще восемь раз поговорила по телефону, полчаса занималась аэропортами, прежде чем заметила, что она до сих пор в пальто. Перед уходом Паркер Дэйтон самодовольно улыбнулся и спросил:

— Как, еще не надоело?

Она тоже улыбнулась и сказала, что ей ужасно нравится.

Но как только дверь за ним закрылась, Флер повалилась в кресло. Надо продержаться три дня. Стю говорил, что Паркер через три дня уедет в Нью-Йорк, и тогда ей не придется выслушивать «я же тебе говорил», когда она соберется уходить. Три дня — это ничто. Она продержится.

Появился Питер Забель, ведущий гитарист «Неон Линкс».

Хотя Флер не была знакома с ним, она узнала его. Между телефонными звонками она успела просмотреть проспект группы и запомнила имена и лица. Забелю, невысокому, плотному, с кудрявыми черными волосами до плеч, были слегка за двадцать. В правом ухе болтались две серьги. Одна с огромным бриллиантом, а другая в виде длинного белого пера. Он попросил ее соединиться с его брокером в Нью-Йорке. Забель волновался о медных акциях.

Поговорив по телефону, он откинулся на диване и водрузил ноги на кофейный столик. Туфли на трехдюймовых каблуках были фирмы «Лусит», с выбитыми золотыми рыбками.

— Я единственный в группе, кто думает о будущем, — вдруг заявил он. — Другие считают, что кайф будет продолжаться вечно.

Но такого не бывает.

— Может, это и не вредно. — Флер взяла пропуска и принялась их штамповать.

— Да, черт побери, не вредно. А кстати, как тебя зовут?

— Флер.

— Что-то ты мне кажешься знакомой.

На этот раз она шлепнула печатью сильнее, чем надо. Кого она собирается обмануть? Три дня покажутся ей вечностью.

Питер встал, направился к двери, остановился и повернулся к ней:

— Я знаю, где я тебя видел. Ты была моделью или чем-то в этом роде. У моего младшего брата в комнате висел постер. На нем ты в фильме, который я видел во Вьетнаме. Флер… Как-то…

Она поколебалась.

— Флер Савагар.

— Ага, правильно.

Она заметила, что он ничуть не потрясен.

Он потянул себя за белое перо.

— Слушай, надеюсь, ты не против, если я тебе скажу? Если бы ты вовремя подсуетилась насчет ценных бумаг, у тебя было бы на что жить, когда тебя пиханули.

— Учту на будущее, — совершенно серьезно ответила Флер.

Дверь закрылась, и она поняла, что улыбается. Впервые за много дней. В таком окружении Блестящая Девочка — уже вчерашняя новость. Она откинулась в кресле и задумалась. У нее возникло приятное ощущение: словно в комнате стало больше воздуха и она могла наконец свободно дышать.

Гастроли открывались в тот вечер на спортивной арене в северной части Вены, и как только Стю вернулся с «родстером», у Флер не осталось ни минуты на размышления. Что в общем-то было хорошо. Сначала обнаружилась путаница с билетами, потом надо было за час обзвонить всех членов группы, спуститься вниз пораньше и проверить транспорт, позаботиться о чаевых, второй раз обзвонить по телефону всех членов группы и предупредить, что лимузины ждут. Стю кричал на нее по любому поводу, но он орал абсолютно на всех, кроме членов группы, и Флер старалась не обращать на это внимания. Она уловила два основных правила, которых надо придерживаться: обеспечивать комфорт группе и все заранее проверить дважды.

Когда члены группы «Неон Линкс» вышли в вестибюль, Флер узнала всех. С Питером Забелем она была уже знакома. Кайла Лайта, бас-гитару, было трудно с кем-либо перепутать. У него были негустые светлые волосы, мертвые глаза и изможденный вид. Фрэнк Ляпорт, ударник, с вызывающей рыжей шевелюрой, спустился с банкой пива «Будвейзер» в руке. Саймон Кэйл, клавишник, казался самым свирепым на вид мужчиной из всех, которых ей доводилось видеть. Голова побрита и смазана маслом, на мощной груди болтались серебряные цепи, а на ремне у пояса висело что-то вроде мачете.

— Где этот чертов Барри? — спросил Стю. — Флер, отправляйся наверх и доставь этого стервеца сюда. Смотри не разволнуй его.

Флер нехотя пошла к лифту, чтобы найти солиста Барри Ноя.

В проспекте он был назван новым Миком Джаггером. Ему двадцать четыре, на снимках он изображен с распущенными волосами песочного цвета или с хвостом. Из обрывков разговоров Флер поняла, что Барри — трудный случай. Она старалась не думать, что бы это могло значить.

Она постучала в дверь его комнаты, но ответа не последовало, и она нажала ручку. Дверь открылась.

— Барри!

Он растянулся на диване, закрыл рукой глаза, конец хвоста свисал прямо на ковер. Он был в таких же атласных брюках, как и все, но с одним отличием: в паху у него блестела красная звезда.

— Барри! Стю послал меня за тобой. Мы выезжаем.

— Я сегодня не могу.

— Причина?

— У меня депрессия. — Он протяжно вздохнул. — Клянусь, никогда в жизни у меня не было такой депрессии. А когда у меня депрессия, я не могу петь.

Флер посмотрела на часы. Это были золотые мужские часы «Ролекс», которые Стю дал ей для работы. У нее оставалось пять минут. Пять минут и два с половиной дня.

— Может, ты скажешь мне, из-за чего у тебя депрессия?

Тут он впервые посмотрел на нее.

— А ты кто такая?

— Флер. Новая гастрольная секретарша.

— А, да, Питер говорил. Ты была в свое время большой кинозвездой или что-то в этом роде. — Он снова закрыл рукой глаза. — Жизнь дерьмо. Гадость. Я могу получить любую женщину, которую захочу. Но эта сучка Кисеи обвела меня вокруг пальца.

Клянусь, я звонил сегодня в Нью-Йорк сто раз. Но я или не дозваниваюсь, или она не подходит к телефону.

— Может, она вышла.

— Да. Она вышла. Да. С каким-нибудь жеребцом.

У нее четыре минуты.

— Барри, ты действительно думаешь, что женщина в здравом уме пойдет с другим, если у нее есть ты? — Черт побери, конечно, пойдет. Любая женщина в здравом уме уйдет хоть с кенгуру, только бы подальше от тебя. — Держу пари, тебе просто не везло. Часовые пояса такие разные. Почему бы тебе не попытаться позвонить ей после концерта? Тогда в Нью-Йорке будет раннее утро, и ты наверняка до нее дозвонишься.

Впервые ей показалось, что он включился.

— Ты так думаешь?

— Да, я уверена. — Три с половиной минуты. Если придется ждать лифт, возникнут проблемы. — Я сама тебя соединю.

— Ты придешь сюда после концерта и поможешь мне дозвониться?

— Конечно.

Он ухмыльнулся:

— Эй, так это здорово. Я думаю, ты мне, пожалуй, понравишься.

— Ну и хорошо. Я уверена, что понравлюсь тебе. — Черта с два, дегенерат! Три минуты. — А почему бы нам не пойти вниз?

Она доставила Барри в вестибюль на тридцать секунд раньше срока. В лифте, между девятым и десятым этажом, он сделал ей предложение жить с ним. Но когда она отказала, он помрачнел.

Тогда Флер добавила, что она подозревает у себя какое-то венерическое заболевание. Казалось, он успокоился.

 

Глава 21

Как только они появились на спортивной арене, Стю швырнул ей папку и велел проверить все еще раз. Она закончила, когда открытие подходило к концу, и решила пойти на сцену, чтобы посмотреть шоу.

На одном конце ледяного хоккейного ринга, отгороженного ради безопасности исполнителей, не обращая внимания на игру музыкантов, сотни поклонников давили на ряды охранников и на деревянные баррикады, воздвигнутые перед сценой. Все они выкрикивали имя Барри Ноя и его группы.

Администратор сцены помахал ей рукой, она подошла, и он дал ей упаковку розовых затычек для ушей.

— Возьми, их носят даже музыканты. Все услышишь, но сохранишь барабанные перепонки.

Флер засунула их в уши в тот момент, когда погас свет. Крики превратились в сплошную шумовую стену, а голос из громкоговорителя взревел:

— Уважаемые дамы и господа! Американская группа «Неон Линкс» начинает свои гастроли!

Крики переросли в восторженные вопли, четыре прожектора ударили по сцене, словно вспышки взорвавшихся бомб. Раздался оглушительный шум, лучи света скрестились, и «Неон Линкс» выбежали на сцену. Толпа завыла. Барри подпрыгнул, волосы разлетелись. Он поддал бедрами вперед, и красная звезда вспыхнула огнем. Фрэнк Ляпорт подкинул барабанные палочки, они перевернулись в воздухе, и он поймал их. Саймон Кэйл ударил по клавишам. Флер видела, как девчонке лет двенадцати-тринадцати, за баррикадой, стало плохо. Толпа напирала, не обращая внимания на слабонервных.

Барри Ной давал толпе то, за что она заплатила. Музыка хрипела, утробная и нагло-сексуальная. Когда песня кончилась, новая волна накатилась на баррикады; Флер заметила, как занервничали охранники. Лучи света поголубели, потом покраснели, они как мечи перекрестились над сценой, и группа перешла к следующему номеру.

Она боялась, что кто-нибудь погибнет. Один из «родстеров» подошел к ней, и она спросила его: неужели концерты всегда проходят так?

— Нет, — ответил он. — Мы и не к такому привыкли в Штатах. Сегодня толпа полудохлая.

После шоу она стояла со Стю в подземном гараже, запруженном венской полицией, и считала лимузины. Группа вышла из дверей, все пятеро совершенно мокрые от пота; Барри схватил ее за руку:

— Надо поговорить.

Когда он потянул ее к первому лимузину, она запротестовала, потом увидела, как Стю смотрит на нее, и вспомнила правило номер один: члены группы должны быть всегда довольны. Это значит, надо перво-наперво ублажать Барри Ноя.

Может, это было бы не так плохо, окажись он не столь странноватым парнем.

Она влезла в лимузин, он потянул ее на сиденье рядом с собой.

В дверях возникла тень, загремели цепи, когда Саймон Кэйл забрался к ним. Вспомнив, как он крутил на сцене мачете, Флер нервно посмотрела в его сторону. Он закурил маленькую сигару и уставился в окно.

Лимузин выкатился из гаража; полиция с трудом сдерживала орущих поклонников. Вдруг молоденькая девчонка прорвалась через цепь охранников и кинулась прямо к лимузину. Стаскивая с себя рубашку, она обнажила подростковые груди. Полицейский поймал ее, прежде чем она успела добежать до машины, но Барри не обратил на происшедшее никакого внимания.

— Как я сегодня, а? — спросил он, открывая банку пива, которую принес с собой.

— Великолепно, Барри, — ответила Флер со всей искренностью, которую могла изобразить. — Просто здорово.

— А тебе не кажется, что я был не совсем? Эта чертова толпа сегодня какая-то затраханная.

— Не-а.

— Да, наверное, ты права. — Он отпил пива, потом сжал банку в кулаке. — Я хотел, чтобы Кисеи была здесь. Она не приедет ко мне в Европу, ты понимаешь это? Видишь, какая она ненормальная?

— Да, это о многом говорит, Барри.

С другого сиденья до нее донеслось что-то вроде хмыканья.

— А чем Кисеи занимается? — быстро спросила она.

— Говорит, что она актриса. Но я никогда ее не видел ни по телевизору, ни где-то еще. Черт, снова на меня накатывается эта депресуха.

Вот уж совсем не ко времени, подумала Флер.

— Ну тогда все ясно. Актриса, которая пытается найти работу, не может уехать из города в любой момент. Иначе она упустит шанс.

— Да, ты права. Я тебе сочувствую, я извиняю твою венерическую болезнь и все остальное.

Впервые Саймон Кэйл посмотрел на нее, и ей показалось, в его взгляде блеснул интерес.

Даже после всего увиденного сегодня она не была готова к столпотворению в вестибюле отеля. Хотя было твердо приказано не давать никому никакой информации, вестибюль был полон женщин.

Когда группа пробиралась к усиленно охраняемым лифтам, она увидела, как Питер Забель выхватил из толпы какую-то здоровенную рыжую девку, а Фрэнк Ляпорт, оглядев веснушчатую блондинку, поманил ее и жующую жвачку подружку. Лишь Саймон Кэйл спокойно прошел мимо толпы поклонниц.

— Я просто не верю своим глазам, — пробормотала она шепотом.

Но Стю услышал.

— Да. Одна надежда, что они не говорят по-английски. Можно будет хотя бы не разговаривать.

Флер посмотрела на него.

— Ничего более отвратительного я в жизни не слышала.

— Это мир рок-н-ролла, детка. Эти ребята — короли, пока они на вершине. — Он обнял одну женщину и направился к лифтам. Прежде чем двери закрылись, он крикнул:

— Держись поближе к Барри, он признался мне, что ты ему нравишься. Проверь одну из девиц, что пошли с Фрэнком. Не слишком ли молоденькая, мне не нужны проблемы с полицией. А потом сядь на телефон и выясни, сможет ли эта чертова Кисеи встретиться с нами завтра в Мюнхене. Скажи ей, что я заплачу двести пятьдесят за неделю.

— Эй, это же на полсотни больше, чем мне.

— Так ты одноразового пользования, детка.

Двери лифта задвинулись.

Флер оперлась о колонну. Мир рок-н-ролла… Уже час ночи, она без сил, и если сейчас не пойдет и не ляжет, то заснет стоя. Она собиралась забыть о Фрэнке и о его девках — они наверняка стоят друг друга. Она хотела забыть о Барри и его глупой Кисеи, взять и пойти спать. Утром она скажет Паркеру, что он был прав. Это работа не для нее.

Она поднялась на этаж, где располагались апартаменты Фрэнка Ляпорта.

Две девицы, которые были с ним, уже уходили, поэтому она как можно вежливее пожелала им «спокойной ночи». Потом Флер поднялась на другой этаж, где были комнаты Барри. Она с трудом переставляла ноги, шагая по коридору и мечтая о своей уютной комнате. Чистые простыни, тепло, вода…

Охранник Впустил ее, и она с облегчением увидела, что по крайней мере здесь все Одеты. Три девицы, из которых ни одна не казалась особенно осчастливленной, играли в карты. Барри растянулся на диване и смотрел телевизор. Лицо его осветилось улыбкой, когда ой увидел ее.

— Привет, Флер. Я только что собирался звонить тебе в комнату. Я уже думал, что ты забыла. — Он схватил с кофейного столика бумажник и, порывшись в нем, вынул листок и сунул ей. — Вот номер Кисеи. Может, позвонишь ей от себя? Мне надо поспать. Уведи двух проституток, когда будешь уходить.

Она стиснула зубы.

— Двух конкретных или любых?

— Да не знаю. Тех, которые говорят по-английски.

Через пятнадцать минут Флер наконец оказалась в своей уютной маленькой комнате. Она разделась, бросила страстный взгляд на кровать, но сняла телефонную трубку. Ожидая ответа, она смотрела на клочок бумаги в руке. Кристи. Кисеи Сью Кристи. О Боже!

После пятого гудка ответил сердитый голос с южным акцентом:

— Барри, клянусь Богом…

— Это не Барри, — быстро перебила Флер. — Мисс Кристи?

— Да.

— Это Флер. Новая секретарша «Неон Линкс».

— Это Барри просил позвонить мне?

— В общем…

— Не важно. Просто передай ему. — И ласковым голосом, с акцентом многих поколений, предшествовавших появлению на свет леди Кисеи Сью Кристи, она выпалила без запинки целый список указаний для Барри Ноя, не забыв упомянуть все его анатомические особенности. Контраст между голосом и словами был настолько разительным, что едва Кисеи договорила, как Флер расхохоталась. — Я тебя позабавила? — холодно спросил голос.

— Да. Ой, прости, просто ужасно поздно, я с трудом держу глаза открытыми. Если честно, ты высказала мои собственные мысли. Мужчины — это…

— …дерьмо, — закончила Кисеи Сью.

Флер снова стало смешно. Кисеи поддержала ее на другом конце провода. Когда обе успокоились. Флер извинилась за звонок.

— Все в порядке, — сказала Кисеи. — А сколько Стю предлагает на этот раз? В последних гастролях он обещал две сотни баксов в неделю.

— Сейчас двести пятьдесят.

— Не шути. Черт, я бы очень хотела поехать в Европу, и у меня скоро отпуск. Единственное, что я видела кроме Южной Каролины, — это Нью-Йорк и Атлантик-Сити. Но скажу откровенно, Флер, я скорее вообще покончу с мужиками, чем снова улягусь в постель с Барри Ноем.

Флер с минуту подумала, потом села на кровать.

— Ты знаешь. Кисеи, есть один способ. — Она объяснила свою мысль, они обсудили ее, и Флер, усталая, но довольная, повесила трубку.

Наутро, в половине седьмого, ее разбудил телефонный звонок.

Положив трубку, она ждала, что обычная тяжесть придавит ее. Но ничего подобного. Она чувствовала… А правда, как она себя чувствовала? Она ведь спала меньше пяти часов и должна была испытывать усталость. Но нет. Она хорошо отдохнула. Не ворочалась в кровати, не металась. Ни сердцебиения, ни снов о людях из прежней жизни. Она чувствовала…

Удовлетворенность.

Опершись о подушки, она еще раз все обдумала. Работа у нее ужасная. Люди кошмарные. Испорченные, грубые, совершенно бесчувственные и аморальные. Но несмотря на все это, она пережила первый день и хорошо справилась с работой почти в невероятных обстоятельствах. Даже лучше, чем просто хорошо. Она сделала великое дело. Ей ничего не поручили такого, чего она не смогла бы выполнить. Включая Барри Ноя. Она еще покажет Паркеру Дэйтону! Но Флер остановила себя. Черт! Да плевать ей на Паркера Дэйтона. Плевать ей на мнение о ней Алексея, Белинды или кого-то еще. Единственное, кому она должна что-то доказать, — это самой себе.

Приезд группы в Мюнхен был шумным и суматошным, как она и думала. Стю кричал на нее, не закрывая рта. На этот раз она тоже завопила в ответ, и он надулся. Стю, видите ли, не предполагал, что она станет кипятиться из-за его тона. Следующие два вечера были повторением концерта в Вене. С девицами, чуть не падавшими в обморок за баррикадами, с толпой проституток в вестибюле отеля. Перед последним концертом Флер послала лимузин в аэропорт забрать долгожданную мисс Кристи, но, к ее разочарованию, машина вернулась пустой. Флер объяснила Барри, что, должно быть, задержался самолет, и следующие два часа пыталась вызнать, куда подевалась Кисеи. Когда Стю узнал о происшествии, он завопил и велел Флер самой объясняться с Барри после концерта.

Барри впал в тоску. Флер успокаивала его глупыми обещаниями, они вызывали мало доверия. Она сомневалась, что сможет их выполнить.

Флер потащилась к себе в, комнату, по дороге ей встретился Саймон Кэйл. На нем были серые слаксы и черная шелковая рубашка с открытым воротом, на шее болталась всего одна золотая цепочка. Столь скромно одетым Флер его еще не видела. Но она никак не могла избавиться от ощущения, что у него в кармане лежит нож со стреляющим лезвием.

Она уснула в считанные секунды, едва коснувшись головой подушки, но ее разбудил резкий телефонный звонок менеджера отеля.

Тот сообщил, что гости жалуются на шум на пятнадцатом этаже, а он не может отыскать герра Каплана, поэтому ее обязанность — прекратить безобразие.

Флер понятия не имела, что ее ждет на пятнадцатом этаже, но она направилась туда. Едва войдя в лифт, она обнаружила герра Каплана в углу без чувств с пустой бутылкой и наполовину сбритыми усами. Полчаса она упрашивала участников попойки подняться на двадцать пятый этаж. Она переступила через Фрэнка Ляпорта, неся телефон в клозет, чтобы позвонить в вестибюль, и попросить прислать охранников к лифтам.

Выйдя, она увидела Барри с какими-то женщинами и решила, что может вернуться к себе. А потом поняла, что ей не хочется уходить. Завтра дается день на сборы, и она вправе тоже отвлечься, немного выпить. А уж потом идти спать.

Повозившись с пробкой, Флер налила себе на несколько дюймов шампанского в стакан, а потом Питер позвал ее поговорить, к большому неудовольствию девиц, жаждавших его внимания. Когда Флер принялась за вторую порцию шампанского, она услышала яростный стук в дверь; Со стоном она поставила бокал и пошла.

— Вечеринка окончена! — крикнула она в щель.

— Впустите меня! — Голос был женский и отчаянный.

— Не могу, — ответила Флер. — Правила пожарной безопасности.

— Флер, это ты?

Флер вдруг узнала голос с сильным южным акцентом и открыла дверь.

Кисеи Сью Кристи ввалилась в комнату.

Она показалась Флер похожей на мятую сливу. У нее были короткие лакричные кудряшки, рот как яблочная карамель и большие выпученные глаза. Она была в черных кожаных брюках и ярко-розовом топе с оборванной бретелькой. За исключением пышных грудей, все остальное было тонким. Ко всему прочему она сильно хромала, поскольку один каблук сломался. Но несмотря на хромоту, Кисеи Сью Кристи выглядела именно так, как всегда хотелось выглядеть Флер.

Кисеи закрыла за собой дверь и осмотрелась.

— Ты Флер Савагар, — сказала она, — Когда мы говорили с тобой по телефону, у меня возникло невозможное чувство, что это ты, хотя я понятия не имела, как твоя фамилия. — Она повернулась и проверила замок на двери. — Я убегаю от пилота «Люфтганзы». Я появилась бы раньше, но совершенно неожиданно задержалась. — Она обвела взглядом обитателей комнаты. — Ну скажи, какая я везучая? Я не вижу здесь Барри.

Флер улыбнулась.

— Да. Везучая.

— Я думаю, было бы слишком надеяться, что его украли или еще что-то в этом духе.

Флер ухмыльнулась, потом покачала головой;

— Никому из нас не может так повезти. — Она вдруг вспомнила про свои обязанности. — А где твои вещи? Я позвоню и скажу, чтобы их доставили в твою комнату.

— Ну в общем-то, — сказала Кисеи, — моя комната уже занята.

На лице Флер, отразилось любопытство. Кисеи подтянула розовый топик и сказала:

— Мы можем где-нибудь поговорить с тобой? Ты же не думаешь, что я откажусь выпить?

Флер прихватила бутылку шампанского, два бокала и Кисеи. У нее возникло острое желание засунуть ее к себе в карман.

Свободной оказалась только ванная. Они заперлись и сели на пол. Пока Флер наливала шампанское, Кисеи скинула туфли.

— Честно говоря, я совершила ошибку, позволив ему проводить меня в номер.

Флер осенило.

— Ты про пилота «Люфтганзы»?

Кисеи кивнула.

— Все началось как легкий флирт, потом вышло из-под контроля. — Кисеи отпила шампанского и облизала кончиком языка верхнюю губу. — Я знаю, тебе покажется странным, но у меня сильное чувство, что мы с тобой сблизимся. Признаюсь с самого начала: у меня есть одна небольшая проблема. Я неразборчива.

Признание Кисеи предвещало интересный разговор, и Флер села поудобнее, привалившись к стенке ванны.

— И насколько проблема небольшая?

— Да как посмотреть. — Кисеи подвернула под себя ногу и привалилась спиной к двери. — Флер, ты любишь красивых мужиков?

Флер добавила вина в бокал и задумалась.

— Да сейчас мне как-то не до мужчин. Я к ним равнодушна.

Ты понимаешь, о чем я.

Глаза Кисеи, и без того выпученные, полезли из орбит.

— Боже мой, нет, извини!

Флер захихикала. То ли от шампанского, то ли от присутствия Кисеи, то ли от того, что было очень поздно, но внезапно она почувствовала, что сыта по горло трагедиями своей жизни и так хорошо посмеяться. Она заметила, что бокал Кисеи пуст, и тут же наполнила его.

— Иногда мне кажется, что чертовы красавчики поломают мне жизнь, — мрачно проговорила Кисеи. — Я твержу себе: надо кое-что изменить, но… Поднимаю глаза, а перед ними кусок шикарного мужского тела. С мощными плечами, с узкими аккуратными бедрами. И не могу пройти мимо.

— Как с «Люфтганзой»?

Кисеи причмокнула.

— У него такая ямочка. Прямо вот здесь. — Она ткнула пальцем чуть ниже середины щеки. — Она что-то со мной сделала, хотя всего остального не так уж много. Понимаешь, в чем мои трудности, Флер? Я всегда найду что-нибудь такое.

Но это мне дорого обходится.

— Ты о чем?

— Ну, например, карнавал.

— Карнавал?

— Ага. «Мисс Америка». Мама и папа с пеленок готовили меня к поездке в Атлантик-Сити.

— А ты не поехала.

— Да нет, поехала. Я завоевала звание «Мисс Южная Каролина» без всяких проблем. Но вечером, накануне карнавала «Мисс Америка», я допустила неосторожность.

— Красавчик? — предположила Флер.

— Два. И оба судьи. Ну, не в одно и то же время, конечно. Один — сенатор Соединенных Штатов. А другой — защитник команды «Далласских ковбоев». — Она прикрыла глаза, вспоминая. — И, мой Бог, Флер…

— Тебя застукали?

— Прямо на месте преступления. И скажу тебе, Флер, до сих пор я не могу успокоиться. Меня, конечно, вышвырнули, а они оба остались. Разве это справедливо? Чтобы такие мужики были судьями на самом величайшем карнавале красоты в мире?

Флер это тоже показалось совершенно несправедливым.

— Потом по дороге в Чарльстон я встретила водителя грузовика, похожего на Джона Траволту. Он подбросил меня до Нью-Йорка, нашел пристанище, где меня точно никто не изувечит, и я нанялась на работу в художественную галерею. Я живу в ожидании своего великого шанса. Должна сказать, что-то этот шанс медлит. Наверное, заблудился где-нибудь. — Кисеи отпила из бокала и продолжила:

— Я ведь исключительный талант. Кроме всего прочего" я родилась, чтобы играть Теннесси Уильямса. Иногда я думаю, он писал своих сумасшедших теток именно для меня.

— Тогда в чем дело?

— Да в том, чтобы добиться пробы, перво-наперво. Режиссеры только взглянут на меня и сразу заявляют, что я не тот типаж.

Слишком маленькая, а сиськи чересчур большие, и что я выгляжу вульгарно. Знаешь, как раздражает? Красивая женщина вроде тебя, Флер, с ногами, скулами и со всем прочим, даже представить себе не может, каково это.

Флер чуть не задохнулась.

— Ты самая потрясающая красотка, каких я встречала в жизни. Я всегда хотела быть маленькой и хорошенькой, как ты.

Они обе расхохотались. Потом Флер заметила, что бутылка опустела, и пошла за новой. Когда она вернулась, в ванной никого не было.

— Кисеи!

— Он уже ушел? — спросила Кисеи из-за занавески.

— Кто?

Кисеи вылезла.

— Ну тот, кто сидел на унитазе. Я думаю, это был Фрэнк. Он в общем-то большая свинья, как мне показалось.

Они уселись на прежние места. Кисеи заправила кудряшки за ухо, потом задумчиво посмотрела на Флер.

— Ты уже готова поговорить? — спросила она.

— О чем?

— Слушай, я не слепая и вижу перед собой женщину, которая была самой известной моделью в мире. И многообещающей актрисой.

Которая исчезла с лица земли после очень интересных слухов насчет ее связи с потрясающим красавцем. Я же не совсем тупая, Флер.

— Я так о тебе и не думала.

— Ну?

— Что «ну»?

— Ну мы друзья или нет? Я тебе рассказала про самое интересное из своей жизни, а ты мне до сих пор ничего.

— Так мы только что встретились, Кисеи. — Едва Флер это произнесла, как сразу поняла, что напрасно обидела девушку.

Глаза Кисеи наполнились слезами.

— Разве у нас не дружба с первого взгляда? Неужели ты еще не поняла? Должно же быть доверие? — Она резко вытерла слезы, взяла шампанское и отпила прямо из бутылки. Потом посмотрела Флер в глаза и протянула бутылку ей.

Флер подумала обо всех своих секретах, которые держала взаперти так долго, и вдруг ей показалось, что она посмотрела на последние три года в широкоугольный объектив. Она увидела жалость к себе, попытки убежать от самой себя и невероятное одиночество. Кисеи предлагала ей выход. Конечно, есть риск, а она уже давно не позволяла себе рисковать.

Флер медленно потянулась за бутылкой, потом сделала большой глоток.

— В общем-то это сложная история, — наконец проговорила Флер. — Она началась еще до моего рождения…

Почти два часа рассказывала Флер. Им пришлось перейти к ней в номер, потому что желавшие попасть в туалет нетерпеливо стучали в дверь.

Кисеи свернулась на одной из огромных двуспальных кроватей, Флер села в изголовье другой, прижимая к груди бутылку шампанского, помогавшую снова пережить прошлое. Кисеи иногда прерывала односложной оценкой упоминаемых в рассказе людей, но Флер оставалась почти беспристрастной. Шампанское определенно помогает, если хочешь вывалить все, что накопилось в душе.

— Кошмарная история! — воскликнула Кисеи, когда Флер наконец закончила. — Не знаю, как только ты не рассыпалась на куски, рассказывая это.

— Я выплакалась, Кисеи. Знаешь, если долго живешь с чем-то трагическим, оно со временем становится обыденным.

— Как «Царь Эдип»! — воскликнула Кисеи. — Я участвовала в хоре, когда мы играли эту пьесу в колледже.

Флер кивнула:

— Тогда ты понимаешь, что я имею в виду.

Кисеи перевернулась на спину.

— Вот где ключ ко всему.

— Как ты вычислила?

— Дай мне характеристику трагического героя.

Флер минуту подумала, но шампанское мешало сосредоточиться.

— Ну, это человек, достигший высот и падающий вниз из-за высокомерия или такого греха, как гордыня. Он все теряет, достигает катарсиса, очищение происходит через его страдания.

— Или ее страдания, — вдруг подчеркнуто сказала Кисеи.

— Моего?

— А разве лет? Ты была на самом верху жизни и явно пала вниз.

— Какой же у теня грех?

— Плохие родители.

Поздним утром, когда девушки приняли душ и аспирин, выпили кофе в номере, в дверь постучали. Кисеи открыла и громко вскрикнула. Флер посмотрела поверх головы подруги и увидела Саймона Кэйла. Кисеи кинулась к нему в объятия.

Они втроем завтракали во вращающемся обеденном зале на вершине Олимпийской башни Мюнхена, откуда можно было увидеть Альпы, что в шестидесяти милях от города. Флер услышала историю давней дружбы Кисеи и Саймона. Их познакомил вскоре после появления Кисеи в Нью-Йорке их общий друг, один из одноклассников Саймона, они вместе учились в Джуллиарде. Саймон Кэйл, как выяснила Флер, был таким же грозным, как Санта-Клаус.

Он смеялся, осторожно вытирая уголок рта салфеткой.

— Ты бы видела Флер, когда она отшивала нашего короля Барри страшным рассказом о венерической болезни, — говорил он Кисеи. — Она была великолепна.

— Ты ей не помогал, правда? — Кисеи толкнула его далеко не нежно. — Насколько я тебя знаю, ты посмотрел на нее этим своим взглядом: «Я ем белых девочек на завтрак. Чтобы позабавиться».

Саймон, казалось, обиделся.

— Я не ем белых девочек на завтрак уже несколько лет, Кисси. Как ты можешь подумать такое?

— Саймон — гомик, — сообщила Кисеи подруге. Потом громким шепотом добавила:

— Не знаю как тебе, Флеринда, но для меня «голубые» — это личное оскорбление.

К концу завтрака Флер понравился Саймон Кэйл. Под циничным обликом скрывался добрый, милый человек. Она наблюдала за его приятными манерами, аккуратными жестами, и ей казалось, что он чувствовал бы себя уютнее в теле девяностофунтового слабого существа. Видимо, поэтому он ей и нравился. Они оба жили в теле, в котором не ощущали себя дома.

Когда они вернулись в отель, Саймон пошел звонить, а Кисеи и Флер отправились в номер Барри. Казалось, там все было более-менее в порядке после вечеринки. Обитатель номера нервно расхаживал по ковру. Он так обрадовался Кисеи, что едва слушал захватывающую дух ложь о причине опоздания. Только через несколько минут он заметил Флер и, указывая взглядом на спальню, дал понять, что ее присутствие нежелательно. Флер притворилась, будто не замечает.

Кисеи наклонилась к нему и что-то зашептала на ухо. Он слушал, и на лице его появлялся ужас. Закончив, Кисеи опустила глаза в пол, как нашкодивший ребенок.

Барри посмотрел на Флер. Потом на Кисеи. Потом снова на Флер.

— Это что такое?! — завопил он, — Эпидемия?!

Две недели отпуска, которые. Кисеи взяла в галерее, кончились.

Они с Флер со слезами попрощались в Хитроу. Флер обещала позвонить в тот же вечер за счет Паркера Дэйтона. Она вернулась в отель в подавленном состоянии впервые после начала работы. Она скучала по юмору Кисеи и ее легкому взгляду на жизнь.

Через несколько дней она затосковала по ней еще сильнее. В этот самый момент ей позвонил Паркер и предложил работать у него в Нью-Йорке за двойную плату. В панике, ошарашенная. Флер повесила трубку и набрала номер Кисеи в галерее.

— Но я не понимаю, чему ты удивляешься, Флер? Ты разговариваешь с ним по телефону два-три раза в день, он оценил твою работу, как и все остальные, кстати. Он, может, и дерьмо, но не дурак.

— Я… я еще не готова вернуться в Нью-Йорк, Кисеи. Слишком быстро.

Кисеи, находясь на расстоянии в три тысячи миль, хмыкнула.

Этот звук донесся по проложенному на дне океана кабелю до Флер.

— Надеюсь, ты не начнешь снова скулить, а? Жалость к себе убивает твои сексуальные порывы.

— Их не существует.

— Слушай! Ну что я тебе говорила?

Флер крутила провод в руке.

— Кисеи, все не так просто.

— Будешь это твердить, снова окажешься там, откуда выбралась месяц назад. Кончай жить как страус, Флеринда. Пора вернуться в реальный мир.

Кисеи легко говорить, подумала Флер. На самом деле все гораздо сложнее. Сколько она продержится в Нью-Йорке неузнанной, если работа с Паркером не пойдет? Что тогда? В животе заурчало, она вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела. Кстати, еще одна перемена в ее жизни. Джинсы болтались на талии, а волосы отросли ниже ушей. Она становилась другой.

Флер положила трубку, подошла к окну, раздвинула занавеси, посмотрела на мокрую улицу. Ловко увертываясь от такси, бежал человек в спортивном костюме. Флер вспомнила, как и она с удовольствием бегала, невзирая на погоду. Самая храбрая, самая быстрая, самая сильная.

Сейчас, наверное, ей не одолеть и один городской квартал, не останавливаясь, чтобы перевести дыхание.

— Эй, Флер, не видела Кэйла?

Фрэнк, в девять утра уже с банкой «Будвейзера» в руке, окликнул ее. Флер схватила парку и пронеслась мимо, не отвечая, выскочила в коридор, запрыгнула в лифт и через хорошо одетую толпу бизнесменов прорвалась в вестибюль.

Лил дождь, холодный, как и положено в январе. Когда она добежала до угла, вода уже стекала с волос на шею. Флер пересекла улицу; ноги хлюпали в мокрых кроссовках Это были старые дешевые кроссовки с лохматыми шнурками, над большими пальцами пробились дырки. В кроссовках не было ни подушечек, ни толстой упругой стельки.

На другой стороне улицы она вынула руки из карманов и досмотрела вверх на серое стальное небо. Потом вперед, вдоль длинного квартала, простиравшегося перед ней. Один квартал.

И она побежала.

 

Глава 22

Флер взяла такси от аэропорта до квартиры Кисеи в Гринич-Виллидж, которая располагалась над итальянским рестораном. Ее бывшая соседка несколько месяцев назад съехала, и она искала «кого-нибудь, чье присутствие она могла бы выносить», чтобы платить пополам. Они обе восприняли как само собой разумеющееся, что Флер и будет этим человеком. По крайней мере на какое-то время, Кисеи эта квартира досталась после старого друга. Интерьер был похож на хозяйку. Леденцовые краски, коллекция плюшевых мишек, постер Тома Селлека, наклеенный на дверь ванной. Когда Кисеи показывала, как действует самодельный душ, взгляд Флер привлек отпечаток ярко-розовых губ на постере.

— Кисеи Сью Кристи, это твоя помада на Томе Селлеке?

— А что?

Флер поцокала языком.

— Хотя бы постаралась прицелиться в рот, ты, магнолия в цвету.

Паркер дал ей неделю на устройство, и Флер решила возобновить знакомство с Нью-Йорком. Было начало февраля, самое худшее время для города, но все равно он казался ей красивым. Наконец она почувствовала, что вернулась домой. Каждое утро Флер бегала и одолевала уже несколько кварталов, прежде чем переходила на шаг и восстанавливала дыхание. С каждым днем сил прибавлялось.

Иногда она бывала в тех местах, где они гуляли с Белиндой. Она ощущала острый горько-сладкий укол боли, скучая по матери. Не раз за последние три с половиной года Белинда пыталась связаться с ней Конечно, это радовало Флер, но она считала эти попытки лицемерными, как и ее фальшивую удушающую любовь.

Ее злила собственная слабость при мысли о Белинде. В новой жизни нет места для подобных сантиментов. Флер собиралась сама делать карьеру, строить независимое будущее, она не потащит в него грязное белье из прошлого. Она не будет никого просить о любви. Она не будет больше метаться в постели по ночам и думать о Джейке. Она станет целеустремленной и безжалостной, какой должна быть, чтобы двигаться вперед.

Флер заставила себя сесть и два дня смотреть фильмы с Эрролом Флинном, пытаясь хоть что-то почувствовать к фанфарону на экране. Но Флинн ничего не значил для нее. Алексей Савагар, какой бы сволочью он ни был, навсегда останется ее отцом.

За день до начала работы она вернулась домой и обнаружила, что Кисеи выбросила всю ее одежду.

— Ты больше не наденешь эти отвратительные тряпки, Флер Савагар. Ты похожа в них на нищенку.

— Черт побери, Кисеи! Ты не имела права!

Но Флер не могла долго злиться на свою соседку и купила новые джинсы, больше подходившие ее постройневшей фигуре, мексиканскую крестьянскую рубаху, студенческий спортивный свитер, несколько свитеров с высоким воротником и бледно-голубую тунику на случай, если надо будет произвести на кого-то впечатление. Кисеи ничего не сказала о новом гардеробе Флер, но рядом с холодильником оставила номер журнала «Платье для успеха». Флер даже не обратила на него внимания.

Очень скоро Флер поняла, что Паркер за щедрую зарплату требует попотеть как следует. Она работала день и ночь, иногда прихватывая выходные. Она посетила канареечное жилище Барри Ноя среди холмов Соммерсета, успокаивая его по поводу потери Кисеи. Она писала пресс-релизы, изучала контракты, отвечала на бесконечные телефонные звонки, худела и отражала предложения Паркера встретиться с кем-то из его друзей в Голливуде, которые могли бы дать ей роль. Постепенно ее обязанности расширились настолько, что она сама стала заниматься клиентами Паркера. Она узнала, кто такие продюсеры грамзаписи, она была в курсе всего, что происходило на телевидении. От нее зависели очень многие, и Флер всегда четко выполняла свои обязательства. Скоро клиенты стали искать ее, именно ее. К лету она поняла, что по-настоящему влюбилась в бизнес, который занимается производством звезд.

— Знаешь, как здорово дергать за ниточки людей, вместо того чтобы дергали тебя, — призналась она Кисеи.

Они сидели на скамейке в парке и ели мороженое из рожков, которое таяло от жары и капало. Это было одно из любимых мест, здесь они наблюдали за другими. Кого только нет в парке! Туристы, хиппи, черные подростки со стереомагнитофонами на плече. За шесть месяцев в Нью-Йорке Флер стала совсем другой. Волосы отросли ниже подбородка и были прежнего здорового цвета, золотистого на солнце. Флер загорела и похудела. Голубые шортики снова стали велики.

Кисеи подняла глаза от мороженого и хмуро посмотрела на мешковатый наряд подруги. Флер все еще отождествляла красивую одежду с Блестящей Девочкой. У нее не было ни одного нарядного платья или брюк, кроме простых, обыкновенных, и никакие уговоры и критические выпады не могли ее поколебать. Кисеи ждала, когда наступит день и Флер вынуждена будет понять, что борьба с собой обречена на провал. Но несмотря на одежду и волосы, которые пока не достигли прежней длины, по мнению Кисеи, Блестящая Девочка не шла ни в какое сравнение с новой Флер Савагар. Годы придали ее лицу зрелости, чего не было раньше, и внутренней силы, являвшейся сутью ее классической красоты.

Нельзя сказать, чтобы Флер не была согласна или совсем ничего не замечала. Уже полгода Кисеи наблюдала, как подруга избегает смотреться в зеркало. Шесть секунд, чтобы подкрасить губы и несколько раз провеет щеткой по волосам. Она была чемпионом мира по умению игнорировать собственное отражение. Она будто боялась, что если осознает свою красоту, то Блестящая Девочка вернется и разрушит все, что сумела создать Флер Савагар.

— Ты ведь действительно любишь свою работу, не так ли, Флеринда? — спросила Кисеи, слизывая малиновые капли мороженого и поправляя на волосах красную пластиковую заколку в виде алых губок.

— Мне иногда страшно, что я так сильно ее люблю. Меня не тяготит даже возня с этим павлином, Барри Ноем. Мне нравится закручивать дела, решать сложные проблемы. Кажется, что, когда мне что-то удается сделать, кто-нибудь из наших Монахинь ставит крестик напротив моего имени.

— Ну это же совершено безнадежное занятие — стараться быть впереди всех. Ты хоть сама понимаешь?

— Да, понимаю, — согласилась Флер. Она перехватила каплю мороженого, грозившую упасть на шорты, и успела подтянуть ноги, тем самым спасая их от летевшего на них скейтборда.

Один из торговцев наркотиками остановился, прервав их на полуслове, чтобы дать им оценку, но Флер не обратила на него внимания.

— В детстве я думала, что если стану самой лучшей, то меня заберут домой. Это уже вошло в кровь. — Она вздохнула. — Я всегда старалась изо всех сил. Поверь, работать на Паркера в сто раз лучше, чем прятаться во Франции, погрязая в жалости к себе.

— А ты разве не скучаешь по актерской игре?

— Ты же видела «Затмение». И сама понимаешь, мне не грозит награда Академии.

— Ты хорошо смотрелась, — настаивала Кисеи.

— Да всего лишь соответствовала. Ты ведь читала отзывы критиков? «Флер Савагар смотрится лучше, чем играет».

— Эго мнение одного. Были хорошие оценки.

Флер скорчила гримасу.

— Мне никогда особенно не нравилось играть. Приходится слишком сильно обнажать душу.

Из уважения к Кисеи она не упомянула, что бесконечные дубли превращают эту профессию в скучнейшую.

— Но ты была прекрасной моделью. Ты была лучшей, Флеринда.

— Всего лишь удачное сочетание хромосом. Ко мне лично это никогда не имело никакого отношения. Неужели не понимаешь? В тот вечер, когда мы с Алексеем закончили непристойную сцену, он заявил, что я просто симпатичная большая декорация. Сама я ничего не умею.

— Алексей Савагар — самодовольный дурак, если хочешь знать мое мнение.

Флер рассмеялась. Было приятно, хотя и глупо, услышать, как Кисеи низвергла Алексея с пьедестала безупречности.

— Но он был прав. Три года я бегала от правды. Конечно, по дороге я получила университетское образование, но больше не собираюсь убегать.

Кисеи, казалось, потеряла интерес к мороженому и бросила его в урну.

— Хотела бы я иметь твою энергию.

— Смешно слушать. Никто не способен работать больше тебя. Ты и в галерее, и бегаешь на пробы. По вечерам учишься, репетируешь.

— Репетиции не утомляют, Флеринда.

— Роли придут, Магнолия. Ты знаешь, я со многими говорила о тебе.

— Знаю. Спасибо. Но пора посмотреть правде в глаза. Режиссеры не дадут мне прочитать ничего, кроме ролей комических секс-бомб. А я совершенно ужасна в таких ролях. Я ведь серьезная актриса, Флер.

— Я знаю. Да, дорогая. — Флер пыталась говорить искренне и с сочувствием, но, глядя на Кисеи с надутыми губками, огромными грудями и малиновым мороженым на подбородке, она невольно думала, что подруга просто создана для комических сексапильных ролей.

Кисеи засунула руки в кармашки очень коротких розовых шортиков.

— Мне повысили зарплату, — хмуро сообщила она, словно объявляя о своей смертельной болезни.

Глаза ее скользнули по молодому человеку приятной наружности, прошедшему мимо. Она бессознательно проследила за ним взглядом, но Флер показалось, что сердце подруги осталось спокойным.

— Я собираюсь на время бросить актерство. Слишком много отказов, я сыта ими по горло. У меня хорошая работа в галерее, мне надо время зализать раны.

Флер наморщила лоб. Ей не понравилось заявление Кисеи. Но любые слова успокоения сейчас прозвучали бы лицемерно. Она слишком хорошо понимала чувства подруги.

— Слушай, — сказала она, — я куплю тебе гамбургер, и если мы поторопимся, то успеем к началу сериала по телевизору. А потом будем собираться на свидание.

— Хорошая мысль. Который это уже раз?

— Пятый или шестой. Я сбилась со счета.

— Ты никому не говорила? Нет, Флеринда?

— Ты что, сумасшедшая? Ты думаешь, я хочу раструбить про это на весь мир?

Когда девушки выходили из парка, взгляды десятков пар мужских глаз провожали их.

Сегодня Флер предстояло свидание с Максом Шоу, молодым актером. Оказывается, поняла она, удобнее всего встречаться с незанятыми актерами. Они полностью поглощены собой и не пристают с вопросами. Голливудский красавчик Макс оказался приятным парнем, именно его она выбрала, чтобы положить конец долгому воздержанию. Это должно было случиться сегодня.

Мысль о сексуальной близости была отвратительна Флер так долго, что она удивилась, поймав себя на ней. Физические упражнения укрепили ее мышцы, сожгли лишние фунты веса, и в ней вдруг стали пробуждаться желания. Случалось, она думала о сексе даже во время деловой встречи или стоя на мрачной платформе подземки.

Влияние Кисеи, уверяла себя Флер. Но в конце концов, призналась она себе, ее тело соскучилось по контакту с мужским телом.

Она хотела, чтобы к ней прикасались, чтобы ее гладили, обнимали. Разве это ужасно? Она жаждала прижаться к колючей щеке, к волосатой груди того, кто ругается и пьет мексиканское пиво. Нет, только не мексиканское, больше всего на свете она хотела, чтобы кто-то помог ей забыть о Джейке. Потому что сексуальное влечение заставляло Флер тосковать именно по нему.

Когда Макс Шоу заехал за ней вечером, она была в джинсах и в черном топике за четыре доллара девяносто девять центов, купленном на распродаже в Охрбахе. Они собирались пойти на вечеринку, но Флер сказала, что у нее была трудная неделя и она не прочь оказаться в тихом, спокойном месте. Макс был не дурак и быстро повез ее к себе.

Он был поджарым длинноногим блондином, и единственной его слабостью, как поняла Флер, была страсть к записям старины Мело Торме и постоянным фразам типа: «благодаря моему умению». Она не думала, что это помешает ему быть хорошим любовником. Напротив, она могла бы попросить его поставить Рода Стюарта или Берта Бакараха в качестве аккомпанемента. Когда он налил ей вина, она попыталась разбудить все сексуальные ощущения, которые преследовали ее на платформах, но вместо этого в голову лезло совсем другое: стоит ли сказать о музыке сейчас или оставить на потом, когда понадобится поднять настроение? Внезапно она вспомнила про нижнее белье. Подходящее или нет? Может, надо было выбрать что-то не такое явное, не черное? Он сел рядом с Флер, и она нервно заерзала.

— Правда, Флер, ты меня очень заводишь, — прошептал он, проведя пальцами по ее руке и утыкаясь губами ей в шею.

Она подумала, может, стоит сказать «спасибо»? Потом решила, что нет. О Боже, если бы она только так не нервничала. Куда девалась ее разнузданная похоть, месяцами сводившая с ума?

— С первого раза, как я тебя увидел, мне захотелось с тобой спать, — признался он, а рука его путешествовала по шее, потом вдруг оказалась очень близко от груди, и Флер вздрогнула. — Что-то не так?

— Нет! Я… Поцелуй меня. Макс. — Она взяла его за плечи, но никак не могла сосредоточиться на поцелуе. Вместо этого она думала о положении их губ, о шуме в соседней квартире, о завитке на шее. От него пахло… Интересно, почему мужчины любят одеколон? Ей нравилось, когда от них пахло свежим мылом и чистой рубашкой. Как от Джейка…

Пытаясь отвязаться от этой мысли, она снова решила думать только о поцелуе. Макс застонал, его руки скользнули по бедрам Флер, он притянул ее ближе, и она почувствовала его возбуждение.

Совсем скоро ей надо будет открыться ему. Мужчине, которого она едва знала. Заниматься любовью — значит отдаваться. Предлагать что-то очень личное, особенное и святое. Почему она отдает себя мужчине, который ей безразличен?

Она продолжала держаться, позволяя ему трогать себя, раздевать и ласкать, воспользоваться ее телом. Самая быстрая, самая храбрая, самая сильная… Она поставила перед собой цель и шла к ней, несмотря на то что ей понадобилось закусить губу, чтобы не расплакаться. Боже, какой ужасной дешевкой она себя чувствовала, отдаваясь мужчине, которого не любила.

Потом ему хотелось поговорить, но Флер сказала, что у нее рано утром встреча, и быстро оделась. Она видела, как он обиделся, ведь он был внимательным, бескорыстным любовником, а она ничего не дала ему взамен. Когда она вышла из его квартиры, ее трясло. Почему она себя чувствовала так, будто потеряла что-то очень драгоценное?

Утром ее настроение не улучшилось, когда она прочитала в «Дейли ньюс», что бывшая Блестящая Девочка Флер Савагар вернулась в Нью-Йорк и работает в агентстве Паркера Дэйтона.

Она понимала, что ей не удастся вечно оставаться неузнанной, но надеялась, что продержится дольше. Спрятавшись под джинсами и майкой, избегая появляться на главных дорогах, она уверовала в собственную незаметность. За все время был только один звонок из прежней жизни: Гретхен желала узнать, не пришла ли Флер в чувство и не вернулся ли к ней разум.

В офисе Флер нашла кучу телефонных посланий. Она закрыла дверь и остаток утра вежливо отвечала на них. Она всем отказала в интервью, кладя трубку прежде, чем ей успевали задать вопрос.

Самые настырные явились лично. Они хотели, чтобы Блестящая Девочка подписывала контракты на рекламу духов, встречалась с известными мужчинами, уточняли слухи насчет ее связи с Джейком Корандой. Но в ответ все слышали только одно:

— Никаких комментариев.

Целую неделю возле офиса крутились репортеры, посланные за прежней девочкой в облаке пушистых светлых волос, но потом все успокоилось.

Флер после опыта с Максом Шоу перестала ходить на свидания. Перед Рождеством Кисеи принялась ее упрекать:

— Твой синдром быть впереди всех очень опасный, Флеринда.

Ты кончишь тем, что останешься с карьерой, с деньгами, с властью и больше ни с чем. Тебе нужен мужик.

Флер уставилась на нее:

— Это попахивает средневековьем. Очень старомодная мысль.

От тебя я впервые такое слышу.

В конце концов Флер стала ходить на свидания с актерами, но это были дружеские встречи. Она поняла, что если сама не увлеклась, то ей не нужен секс. Она еще энергичнее занялась работой.

Месяцы шли за месяцами, и Флер стала чувствовать, что Паркер мешает ей, сдерживает. Но ненамеренно. Чем дольше она работала с ним, тем очевиднее становилось, что они почти на все смотрят по-разному. Самым наглядным примером явилась Оливия Крейгтон. В конце пятидесятых она была королевой фильмов второго ряда, играла героинь в рваных платьях, которых спасал Рори Колхаун. Но те дни давно минули, и Паркер и личный менеджер Оливии, Бад Шарп, решили нажить капиталец на ее имени.

— Ну что у вас для меня на этот раз? — устало спросила Оливия, когда Флер представилась по телефону. — Опять коммерческое предложение? О, ну это же слабительное! Я ведь хочу играть.

— Кондоминиумы во Флориде. Они просто жаждут вашего очарования, — вздохнула с тоской Флер.

Ответом было молчание на другом конце, провода.

— А что-нибудь получилось с новой пьесой Майка Николса?

— Она не попала в число ведущих, Оливия, и Бад решил, что это не для вас. Мало денег. К сожалению.

Она не стала рассказывать о своем споре с Бадом и Паркером насчет всего этого. Она почти уговорила Паркера, но Бада не сдвинула с места ни на дюйм. В такого рода битве, как, поняла Флер, личный менеджер всегда победит агента.

Повесив трубку, она сунула ноги в лодочки, которые сбросила под столом, и направилась к Паркеру.

Она почти полтора года работала на него, но их отношения по-прежнему оставались натянутыми. Она ему нужна, она его лучший сотрудник, но Паркер всегда сам принимал окончательные решения. Кроме всего прочего, она не соглашалась с ним спать. Что задевало его гордость.

— Чем дольше Флер работала с ним, тем яснее ей становилось, что именно надо было делать по-другому. Паркер слишком концентрировался на «Неон Линкс», это, с ее точки зрения, был близорукий взгляд на бизнес. Последний альбом группы оказался не слишком хорош; Барри обленился, поговаривал о намерении создать свою группу. Флер очень скоро поняла, что рок-группы лопаются быстрее надувных шариков. А Паркер вел себя так, будто «Неон Линкс» вечны. К тому же он не всегда честно работал с клиентами, чего она не могла выносить.

— Паркер, у меня есть идея, я хотела бы ее обговорить с тобой.

Флер села на диван напротив стола, заметив, что на вдавленном лице начальника не отразилось никакого удовольствия.

— Почему бы тебе не изложить это на бумаге, Флер?

— Я это уже делала, но, по-моему, от личной беседы больше пользы.

— Я, знаешь ли, разочарован. Твои прежние предложения — это предложения отличницы из колледжа и годятся только для сортира.

Флер подумала, что сегодня у Паркера плохой день, наверное, поссорился с женой.

— Так что на этот раз? Еще какая-нибудь ерунда насчет компьютеризации? Может, новая система файлов? Или ты будешь мне пудрить мозги про бюллетень для наших клиентов?

— Бюллетень — дело хорошее, Паркер. Я им обязательно займусь. — Флер говорила холодно, спокойно, и Паркер понял, что его слова не задели ее. — Нет, на этот раз нечто более основательное.

Действуя по схеме «мухи — мед — уксус», Флер смягчила тон.

— Что происходит, когда мы ведем переговоры о контракте с нашими крупными клиентами? — Взглянув на лицо Паркера, Флер поняла, что он не собирается отвечать, и продолжила:

— Во-первых, мы имеем дело с личным менеджером клиента, потом, после того как наши юристы все изучат, за дело снова принимается личный менеджер, потом он все передает бизнес-менеджеру, а тот — другому юристу. Когда цепочка кончается, тогда агент по рекламе…

— Ты когда-нибудь подойдешь к сути, Флер?

Она встала, подняла руки, изображая в воздухе два столбца диаграммы.

— Здесь клиент, здесь мы. Мы берем десять процентов за то, что находим работу клиенту. Личный менеджер получает пятнадцать процентов за то, что направляет карьеру клиента. Бизнес-менеджер получает пять за то, что занимается финансами. Юрист — еще пять за изучение документов, напечатанных на бумаге. А пресс-агент имеет две или три тысячи в месяц за публикации. Каждый получает кусок.

Паркер сказал:

— Любой клиент, достаточно крупный, чтобы иметь такую команду у себя за спиной, не доживает свои дни в нищенском приюте.

— Но сравним твои отношения с «Линкс». Ты и их агент, и личный менеджер. Мы делаем гастрольную рекламу прямо из офиса. Мы не режем пирог на столько частей. Подобрав хороших людей, мы могли бы сами обслуживать твоих лучших клиентов, Паркер, от начала до конца, и претендовать на двадцать процентов комиссионных, то есть на десять больше, чем сейчас. Но на пятнадцать процентов меньше, чем отдает клиент всем этим людям. Мы получаем больше, клиент платит меньше — все счастливы.

— Флер, «Линкс» — другое дело. Я сам нашел золотую жилу и не подпустил к ней никого. Но работать на том уровне, о котором ты говоришь, слишком дорого. Кроме того, большинство клиентов не захочет жесткой централизации, даже если она им обойдется дешевле. При такой системе они могут столкнуться с не правильным ведением дел, не говоря уж о растратах.

— Все так, — согласилась Флер, — поэтому понадобятся регулярные проверки. Но нынешняя система тоже открывает большие возможности для обмана. Слушай, Паркер, ты не хуже меня знаешь, что многие менеджеры пекутся о собственном куске, а не об интересах клиентов. Вспомни, сколько дел лопнуло из-за менеджеров, желавших получить поскорее деньги? Оливия Крейгтон хороший тому пример. Она же терпеть не может коммерческих съемок, но Бад Шарп не даст ей ничего другого. Потому что никто не платит столько, сколько коммерческие структуры. А я думаю, что Оливия вполне способна сделать что-то толковое. Стало быть, ее менеджер работает ей во вред.

Паркер покосился на часы, но Флерэде уходила.

— Если этим правильно заняться, для клиентов будет больше пользы. А мы начнем делать большие деньги. Может, клиентов станет меньше, пятнадцать — двадцать. Но если мы подойдем разборчиво, мы повысим статус агентства Паркера Дэйтона. Мы будем «агентством для избранных». Клиенты начнут ломиться к нам.

— Флер, я еще раз попытаюсь объяснить тебе, и следи за моими губами, если не понимаешь на слух. Я не хочу быть Уильямом Моррисом. Я счастлив тем, как идут дела.

Паркер сказал именно то, чего ждала Флер. Она сама не могла понять, для чего тратила силы, но, вернувшись в кабинет, стала снова прокручивать в голове собственную идею. Да, если бы в девятнадцать лет она подумала о будущем, то не лишилась бы двух миллионов долларов.

Весь день в голове вертелась мысль об «агентстве для избранных». И всю следующую неделю тоже. Она обсматривала ее со всех сторон. Конечно, риск был. Соединить все операции вместе гораздо дороже, чем вести дело по принципу стандартного агентства. Сама суть проекта требовала престижного адреса, офисов, ежемесячной арендной платы за которые хватило бы, чтобы накормить население слаборазвитой страны. Надо нанять больше сотрудников, самых лучших, а стало быть, высокооплачиваемых. Она прикинула, что только для начала нужно сто тысяч. Но чем больше Флер думала об агентстве, тем больше она убеждалась, что разумному человеку это по плечу. К несчастью, этот человек имел на счету в банке только шесть тысяч долларов.

В тот вечер Флер встретилась с Саймоном в индийском ресторане.

— Что бы ты сделал, — спросила она, когда они закончили есть, — если бы ты еще не был ужасно-богатым, а тебе была бы нужна ужасная сумма денег?

— Я бы убирал квартиры. Правда-правда, невозможно найти нормального помощника. Я готов выложить кучу денег тому, кто хорошо бы помыл полы. — Он взял из чаши несколько семян сладкого укропа и кинул в рот.

— Я серьезно, Саймон. Как бы ты поступил? Допустим, у тебя в банке только семь тысяч долларов, а тебе надо гораздо больше.

— Ну, если мы не отказываемся обсуждать возможность торговать хорошими физическими данными, то я бы сказал, что самый быстрый способ — это снять телефонную трубку и позвонить суке Гретхен Казимир.

— Это не выход, Саймон.

Она, конечно, думала про это, но поняла, что больше не сможет быть моделью. С нее хватит. Саймон, кажется, тоже понял и не стал давить.

— Никакие формы проституции мы не обсуждаем. — Флер одарила его таким взглядом, что Саймон, сдаваясь, поднял руки.

— Я просто исследовал границы дозволенного, детка. Тогда, наверное, лучший способ — попросить в долг у чертовски богатого старого друга, как ты думаешь?

Она улыбнулась.

— Ты бы тоже так сделал, да? Итак, все, что, мне надо, — это попросить.

Он вскинул голову и вытянул губы трубочкой.

— Но ты, конечно, этого не сделаешь.

— Конечно, нет. Еще какие идеи?

— Я думаю, остается Питер. Нет ничего лучшего, учитывая все искусственные преграды, которые ты перед собой воздвигла.

— Питер Забель? А как он может помочь?

— Ты что, шутишь, детка? Ты же сама помогала ему звонить на биржи. Питер лучше всех знает, как делать деньги. Он помог мне сколотить состояние в драгоценных металлах и новых акциях.

Не верю, что он не делал тебе никаких намеков.

Флер чуть не опрокинула бокал.

— Ты считаешь, его можно воспринимать всерьез?

— Тебе кто-нибудь уже говорил, что ты прекрасно разбираешься в людях?

— Но он же идиот!

— Его банкир совершенно бы с тобой не согласился.

Флер позвонила Питеру на следующий же день. И выложила свои проблемы.

— Я собираюсь открыть агентство по работе с группами. Но для этого нужны деньги. Как ты думаешь, могу я начать с шести тысяч?

— Это зависит от того, согласна ты их потерять или нет. Большой навар требует большого риска, Флер. А это значит, тебе надо связаться с торговлей — валютой, топливом, зерном и так далее.

Допустим, сахар подешевеет на пенс за фунт, и ты прогораешь.

Очень рискованно. Есть шанс, что ты окажешься в ситуации похуже нынешней.

Она подумала.

— Хорошо. Меня это не волнует. Шесть тысяч долларов сами по себе ничем мне не помогут. Говори, что делать.

Теперь каждую свободную от работы минуту Флер погружалась в книги и брошюры, которые Питер порекомендовал ей. Она читала «Коммерческий журнал» в метро и засыпала с книгой Бэррона под подушкой. По совету Питера в июле она вложила две тысячи в соевые бобы, купила контракт на жидкий пропан и, изучив прогноз погоды, остальное потратила на апельсиновый сок. Во Флориде ударили заморозки, соевые бобы сгнили из-за ливней, но жидкий пропан дал результат. И в итоге она получила семь тысяч. В следующий раз Флер решила разделить всю сумму между медью, твердой пшеницей и еще раз польстилась на соевые бобы.

В апреле Кисеи получила хорошую роль Мэгги в «Кошке на раскаленной крыше». Она влетела в спальню Флер и зажгла свет в два часа ночи, желая сообщить замечательную новость.

— Я же решила все бросить, Флеринда, правда. Я действительно так решила. А потом вдруг телефонный звонок от женщины, которая занималась со мной в актерском классе. Она сказала, что у нее есть труппа актеров и чердак в Сохо. Они собираются ставить «Кошку». Она вспомнила сцену, в которой я играла на уроке, и… О Боже, не могу поверить! Я только что со встречи с ней. На следующей неделе начинаются репетиции. Денег, конечно, нет, и это не то, что привлечет важных и влиятельных людей, но по крайней мере это роль! Я снова буду играть!

Начались репетиции. Флер не видела Кисеи целыми днями, а когда видела, подруга была замкнута и необщительна. Никакие красавчики больше не появлялись в квартире, Флер даже сделала ей замечание.

— Я коплю сексуальную энергию, — ответила она.

В день премьеры Флер нервничала сильнее Кисеи, Она не могла себе представить, как ее маленький пушистый шарик станет играть тяжеловесную роль Мэгги. Вдруг ей не понравится игра Кисеи: что она тогда ей скажет? Она убедилась, что Кисеи тонко чувствует и соврать ей невозможно.

Грузовой лифт поднял ее на чердак с облезшими трубами. Самодельная сцена была пуста, на ней стояла одна большая железная кровать. Флер попыталась убедить себя, что кровать именно то, что надо Кисеи, а сама села на железный стульчик. Через несколько минут собралось много молодых мужчин в джинсах, похожих на безработных актеров и художников. Флер разочарованно заметила, что нет ни одного режиссера-постановщика, ни агента по набору актеров, хотя она лично обзвонила человек двадцать и пригласила их. Не слишком хороший знак, подумала она мрачно, для того, кто хочет открыть собственное агентство.

— Так вы подруга невесты или жениха? — наклонился к ней мужчина из следующего ряда.

— А… невесты, — ответила она.

— Ага, я так и подумал. Эй, а мне нравятся ваши волосы.

— Спасибо.

Волосы у Флер были, ниже плеч, достаточно длинные, чтобы можно было иногда зачесывать их наверх, но это привлекало больше внимания, чем ей хотелось. Флер иногда подумывала, не подрезать ли их, но никак не могла заставить себя.

— А не удастся ли мне их когда-нибудь нарисовать? — спросил он. — Я рисую акриловыми красками, получаются сумасшедшие; вещи.

— Не думаю.

Он откинулся назад: вероятно, привык к отказам.

— В общем-то холодный прием.

Пьеса началась. За сценой раздался шум душа. Флер набрала воздуха и стиснула кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

Вышла Кисеи. Она была в старинном кружевном платье, ее акцент был сильным, как аромат летнего жасмина. Она вылезла из платья, по-кошачьи потянулась, царапая воздух коготками. Мужчина, сидевший рядом с Флер, заерзал на стуле.

Два часа подряд Флер сидела совершенно очарованная, а Кисеи расхаживала, шипела, царапалась, сообщая всем о сексуальной неудовлетворенности Мэгги. Ее эротизм был отчаянный, голос дешевый, как тальк из дешевого магазина или секс на заднем сиденье машины. Ничего подобного Флер не доводилось видеть. Все происходящее на сцене шло из самого нутра Кисеи Сью Кристи. К тому времени, когда пьеса закончилась, Флер наконец поняла, в чем проблема подруги. Если даже она, Флер, не воспринимает ее серьезной актрисой, как она может убедить режиссеров?

Флер пробилась сквозь толпу, окружившую Кисеи.

— Ты была невероятна! Я никогда ничего подобного не видела.

— Знаю, — захохотала Кисеи. — А теперь пойдем, и, пока я буду переодеваться, ты расскажешь, какая я была замечательная.

Флер пошла за Кисеи в самодельную артистическую уборную, где ее представили другим актрисам. Она поболтала со всеми, а потом села на стул рядом с туалетным столиком Кисеи и еще раз повторила, какая она невероятная.

— Все одетые? — спросил мужской голос из-за двери. — Мне надо забрать костюмы.

— Мишель, только я осталась! — крикнула Кисеи. — Так что входи. Я кое с кем хочу тебя познакомить. Флер, помнишь, я говорила тебе о замечательном дизайнере, который будет делать одежду для самых красивых? Флер Савагар… Мишель Антон.

Казалось, мир замер, все остановилось, как будто крутили фильм, а проектор сломался. Он был в старомодной лиловой атласной рубашке и в шерстяных свободных брюках на подтяжках. Немногим выше, чем когда она видела его в последний раз. Может быть, сейчас в нем пять футов и шесть дюймов. Блестящие светлые волосы спускались волнами к подбородку. Узкоплечий, узкогрудый, с нежными чертами лица. Она отвела взгляд. Ей было больно видеть этот налет голубизны…

— Привет, Флер.

Он сделал несколько шагов в ее сторону, но не протянул руку.

Она отметила утомленную грацию, свидетельство аристократической крови или давних больших денег. Да, он двигался как Алексей.

Прошло несколько минут, прежде чем Кисеи уловила что-то непонятное. Она посмотрела на одного, потом на другого.

— Вы знакомы?

Мишель Антон кивнул.

Флер пришла в себя и изобразила приятную улыбку. Ей уже не Семнадцать, и она не собиралась перед каждым обнаруживать свои чувства.

— В общем-то Мишель — это мой брат Майкл.

— О Боже! — Взгляд Кисеи заметался между ними. — Что мне надо сделать? Заиграть на органе?

Майкл засунул руку в карман брюк.

— А как насчет нескольких нот на чем-нибудь попроще?

Флер не понравилась его враждебность. Это у нее есть право злиться на него.

— Ты знал, что я в Нью-Йорке? — спросила она.

— Знал.

Ей хотелось быть сдержанной, разумной при встрече с ним. Но она не могла. Схватив сумочку, Флер ткнулась носом в щеку Кисеи и выбежала из уборной.

Кисеи догнала ее почти на улице.

— Флер, подожди. Боже, извини. Я понятия не имела.

— Все в порядке. Кисеи. Просто это шок. Вот и все.

— Флер, Мишель действительно… Он действительно замечательный парень.

Флер повернулась к ней.

— И ты считаешь, что я ужасная, да?

— Конечно, нет. Я думаю, вам надо получше узнать друг друга, прежде чем ты вычеркнешь его из своей жизни.

Флер увидела такси и остановила его.

— Иди к своим, Магнолия. Выпей за меня. Я поеду домой спать.

В ту ночь она долго не могла заснуть.

В следующие несколько недель она собиралась забыть о Майкле. Однажды вечером Флер шла по Пятьдесят пятой улице в западной части города и изучала номера над дверями. Было почти семь часов, все магазины были закрыты. Хорошо, иначе ей было бы не пробраться по этой улице.

Она нашла нужный номер, и ей стало ясно, что брат не был слишком удачливым бизнесменом. Хороший адрес, но фасад не производил должного впечатления. Окна слишком малы и плохо освещены. Но в них была выставлена самая красивая одежда, которую Флер когда-либо доводилось видеть.

Кисеи сказала, что работы Майкла замечательные, но подруге было свойственно преувеличивать, поэтому Флер не отнеслась серьезно к ее словам. Особенно после того, как Кисеи намекнула, что лучше бы Флер подружиться с Майклом. Рассмотрев платья, Флер поняла, что похвалы Кисеи были совершенно справедливыми.

Он явно был противником моды, делавшей женщин похожими на мужчин.

В маленькой витрине бутика были выставлены четыре прелестных женственных платья, вызывавших в памяти и картины Ренессанса, и мюзиклы Басби Беркли. Глядя на шелка и джерси, на красиво уложенный крепдешин. Флер пыталась вспомнить, сколько времени она уже не носит платьев и блузок. Она давно не покупала себе ничего, кроме губной помады и тампаксов. Все деньги она вкладывала в рыночные бумаги.

За весной пришло лето, а за летом осень. Кисеи примкнула к другой большой труппе, которая, к несчастью, выступала исключительно в Нью-Джерси. Флер отметила свое двадцатипятилетие, уговорила Паркера повысить ей зарплату и вложила деньги в какао.

Она теряла чаще, чем выигрывала, но скоро поняла, что на рынке это нормальное явление. Когда на ее долю выпадали удачи, они приносили много. Питер дал ей хороший совет. Флер быстро училась на собственных ошибках, и ее исходные шесть тысяч скоро превратились в тридцать пять. К сожалению, чем больше денег она делала, тем труднее было расставаться с ними и вкладывать в рискованные предприятия. Но тридцать пять тысяч долларов для нее были так же бесполезны, как и шесть тысяч.

Зима была в разгаре. Флер больше не рассчитывала на Питера и сама принимала решения. Говядина поднялась в цене. Свинина упала. Она увлеклась медью и сделала почти двадцать тысяч долларов за шесть недель. У нее начались боли в желудке, но Флер продолжала, а когда получала деньги, то все до последнего цента бросала на рынок.

Первого июня, через полтора года после того, как Флер начала делать деньги, она оставила работу у Паркера, продала все, что у нее было, и вложила всю сумму в «Чейз Манхэттен» на тридцатидневный депозит. Итак, через восемнадцать месяцев Флер имела девяносто три тысячи долларов, боли в желудке и у нее часто немели кончики пальцев. Она начала подыскивать офис и через три недели подписала контракт на аренду четырехэтажного дома.

Когда она входила в дом, раздался телефонный звонок. Решив, что это Кисеи, с которой они планировали встретиться вечером в галерее, а потом вместе поужинать, она кинула сумочку на кресло и сняла трубку.

— Привет.

— Здравствуй, детка.

Услышав ласковый знакомый голос, она сильнее стиснула трубку и заставила себя медленно вздохнуть. Этого голоса она не слышала пять лет.

— Что тебе надо, Алексей?

— И никакого обмена любезностями?

— У тебя минута. Потом я вешаю трубку.

Он тяжело вздохнул.

— Ну хорошо, дорогая. Я звоню тебе, чтобы поздравить с недавней финансовой победой. Довольно отчаянный шаг. Но когда успех в кармане, его никто не оспаривает. Насколько я знаю, ты сегодня подписала контракт на трехлетнюю аренду дома.

Она похолодела.

— Откуда ты знаешь?

— Я говорил тебе раньше, дорогая. Моя обязанность — все знать о людях, о которых я забочусь.

— Ты совершенно не заботишься обо мне, — холодно сказала она. — Не играй со мной ни в какие игры, Алексей.

— Наоборот, я очень забочусь о тебе. Я долго этого ждал, дорогая. Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

— Чего ты долго ждал? О чем ты говоришь?

— Охраняй свою мечту, дорогая. Охраняй ее лучше, чем я свою.

 

Глава 23

Флер уперлась каблуками в перила помоста и наблюдала, как клонится трава от дуновения ветра, как меняется ее цвет. Она радовалась, что приехала сюда. Ей нравился дом из стекла, дранки и солнечных коллекторов, обращенных в сторону пляжа на этом фешенебельном Аонг-Айленде в городке Куок. Киеси долго уговаривала ее провести праздник 4 Июля на побережье, а она отказывалась. Потом из-за жары и от мысли, что это у нее последняя возможность хоть немного отдохнуть, передумала. Ей хотелось выключить маленький проигрыватель, постоянно шуршавши" в голове: с него несся голос Алексея Охраняй свою мечту.

Тонкое предупреждение. Флер без труда поняла, о чем он. Все эти годы Алексей желал отомстить за свой «роял». Теперь он угрожал ее агентству.

Она вспомнила, как долго ее не отпускало чувство, что он может возникнуть в любой момент и утащить ее обратно в дом на рю де ла Бьенфезанс. Она представляла, как он запрет ее в пристройке со свисающим с потолка парашютом. Она помнила об отвратительной похоти Алексея…

Шел год за годом, ничего не происходило, и Флер перестала беспокоиться. Но после телефонного звонка все в секунду переменилось.

Она старалась отвлечь себя, воображая свой новый дом. Всю последнюю неделю она встречалась с декоратором, который осматривал интерьер дома, где должно было располагаться агентство «Флер Савагар и коллеги, менеджмент для знаменитостей».

Декоратор остался доволен. Передняя часть трех этажей будет служить офисом, решил он, а задняя — жилищем Флер. Немного поспорив, художник согласился следовать ее указаниям и пообещал, что она сможет переехать в середине августа. До этого времени Флер предстояло нанять сотрудников и подписать договоры с клиентами.

Флер подсчитала, что, если не случится ничего непредвиденного и удача повернется к ней лицом, она продержится на плаву до февраля. Но потом, понимала она, придется рассчитывать только на себя денег, отложенных на черный день, не будет. Она знала: для того чтобы ее бизнес окреп и встал на йоги, нужен год. Но года в запасе у нее нет, поэтому требуется работать с утроенной энергией и не тратить время и силы па беспокойство из-за Алексея Единственное, что ей надо, — быть постоянно намеку.

Она говорила себе, что ничего не упустит. С тех пор как она изложила Паркеру концепцию «агентства для избранных», Флер знала, что это великая идея. Она решила не ограничиваться музыкантами и актерами. Она займется художниками и писателями, спортсменами: всеми, у кого есть потенциал и кто хочет подняться на самый верх.

У нее уже были три хороших клиента. «Раф Харбор» («Бурная гавань») — группа, созданная Саймоном Кэйлом, когда «Неон Линкс» окончательно выдохлась. Еще Оливия Крейгтон, вырванная из жадных лап Бада Шоу, и Кисеи. Конечно, на них долго не продержаться, но у всех троих большие возможности.

Подумав о Кисеи, Флер нахмурилась и сдвинула солнечные очки на лоб. Ничего, кроме роли Ирины в студийной постановке «Вишневого сада» на Си-би-эс, Флер не смогла ей найти после «Кошки на раскаленной крыше». Подруга снова перестала ходить на пробы. В последнее время у нее появилось слишком много мужчин, и каждый новый поклонник оказывался мускулистее и глупее предыдущего. Флер винила себя Кисеи нужно показать. А она до сих пор никак не могла это устроить. Не слишком хороший результат для человека, который должен успеть проявить себя до февраля.

Флер вспомнила о хозяине дома, в который они приехали на выходные. Чарли Кинкэннон поддерживал студийную труппу, ставившую «Вишневый сад». И отчаянно надеялся пополнить коллекцию «красавчиков» Кисеи. Он был невысокий, очень умный, и Флер сомневалась, что когда-нибудь он станет чьим-то соперником. Жаль, думала она, потому что Чарли, на ее взгляд, гораздо больше подходил Кисеи, чем всякие «красавцы мужчины» с мощной мускулатурой, с которыми она имела дело.

Дверь внутреннего дворика открылась у нее за спиной, и Флер обернулась. Вышла подруга, одетая для вечеринки в нечто «конфетное»: полосатое и розово-голубое. Серебряные серьги-сердечки свисали до плеч. Сквозь кудряшки Кисеи пропустила ленточку. Розовые босоножки на плоской подошве были отделаны бисером на пальцах.

Она показалась Флер похожей на семилетнюю грудастую девочку.

Кисеи потягивала кокосовый сок через испачканную помадой соломинку.

— Сейчас восемь, и гости этого, как-его-там-зовут, начинают собираться. Не хочешь переодеться?

Флер критически изучила свои белые шорты, натянутые прямо на купальник. Горчичное пятно на них повторяло очертания штата Айдахо. Конечна, их надо сменить к что-то сделать с волосами, собранными в простой хвост. Но вместо этого она зевнула и потянулась к бокалу Кисеи.

— Лучше я пойду в душ. И знаешь, перестань называть Чарльза как-его-там-зовут. Чарли Кинкэннон очень хороший человек.

Кисеи сморщила нос.

— Ну и забери его себе.

— Может, и стоит. Он мне нравится. Кисеи, он правда мне нравится. Он не ест бананы и не пялится на небоскребы, как другие твои поклонники.

— Очень остроумно, Флеринда. Я дарю его тебе. — Кисеи снова потянула напиток. — Он похож на одного знакомого баптистского священника. Тот хотел меня спасти и одновременно боялся, что, если спасет, то я перестану распутничать.

— Я не могу этого выносить! — воскликнула Флер. — Если у тебя неодолимая потребность изображать из себя секс-бомбу, делай это на сцене: там ты хоть заработаешь нам денег!

— Ты говоришь как настоящий кровопийца. Из тебя получится великий агент. Между прочим, все незанятые куски мужской плоти, которые тебя увидели, уже жаждут познакомиться.

Флер отмахнулась. Послушать Кисеи, так все мужчины в мире хотят Флер Савагар.

Во дворике появились новые гости. Она нехотя поднялась, отряхнула песок с ноги, отпила еще глоток из бокала Кисеи и пошла внутрь.

Дом был обставлен, как и положено на Лонг-Айленде: с шиком. На выложенном плитками полу была расставлена японская мебель, ничего не говорившая о личности хозяина. Чарльз сидел на диване, не обращая внимания на гостей, угрюмо уставившись в рюмку с чем-то похожим на коньяк.

— Ты можешь уделить мне минуту. Флер? — спросил он.

— Конечно.

Она села рядом с ним. Чарли Кинкэннон напоминал ей и внешне, и по темпераменту героев Дастина Хоффмана: мужчин, которые, несмотря на свои деньги, умудрялись быть немного не в ладу с остальным миром.

— Что-то случилось?

Он серьезно посмотрел на нее.

— Меня, конечно, смущает, что я веду себя как подросток, Флер, но как ты думаешь, каковы мои шансы с Кисеи?

— Ну, в общем-то трудно сказать.

— Другими словами, никаких?

Флер с радостью задушила бы в то мгновение свою подругу.

— Пойми, Чарли, дело не в тебе. Сейчас у Кисеи трудный период, она занимается саморазрушением. Она не видит в мужчине человека.

Он обдумал ее слова. Потом сказал:

— Интересная перемена ролей с точки зрения социологии. Но не слишком утешительная. Я понимаю, я не очень хорош как сексуальный объект, но прежде женщины не обращали на это внимания из-за моего богатства.

Такое заявление мог сделать только Чарли Кинкэннон, подумала Флер. За это он ей и нравился. Она вдруг решила протянуть ему руку помощи.

— Чарли, кроме Саймона, которого в общем-то можно не брать в расчет, ты единственный мужчина в жизни Кисеи, который понимает, как она умна. Ты сумеешь привлечь ее внимание, если сосредоточишься на ее мозгах, а не на теле.

Чарли с упреком посмотрел на Флер.

— Я не хотел бы показаться шовинистом. Флер, но игнорировать тело Кисеи очень трудно. Особенно тому, у кого с сексом все в порядке.

Она сочувственно улыбнулась.

— Извини, но это единственное, что я могла бы тебе посоветовать.

Потом она услышала знакомый голос и подняла голову. Майкл, разодетый в мадрасский блейзер, желтую сетчатую майку и шорты, вышел из кухни в гостиную. Все удовольствие от уик-энда сразу улетучилось.

После их встречи они раза два натыкались друг на друга, холодно кивали, но даже поел; этого она чувствовала себя раздраженной и настроение портилось на несколько часов. Почему она не догадалась, что если у Чарли собирается компания Кисеи, то и он там будет? Она внимательно посмотрела на его спутника, мускулистого молодого человека с темными волосами, которые все время падали на глаза. Танцор, решила она, увидев, как его ноги замерли в первой позиции.

Дом был полон гостей, а Флер так и не переоделась. Она быстро извинилась перед Чарли и, выскользнув за дверь, пошла в сторону пляжа. Выплывшая на небо луна освещала пенистые гребни волн, но Флер никак не могла заставить себя любоваться чудесной картиной. Ну зачем появился Майкл? Еще несколько минут назад она с удовольствием думала о вечеринке. Чарли Кинкэннон финансировал много пьес, шедших не на Бродвее, так что, кроме членов труппы Кисеи, наверняка будут и другие люди. Значит, если вернуться, то, потягивая коктейль через соломинку вместе с Кисеи, можно завести новые знакомства.

Когда ноги вдавились в прохладный мокрый песок, Флер вдруг поняла, что пришло время вести себя иначе. Деньги закончатся, а вместе с ними и ее бизнес. Засунув руки в карманы шортиков, Флер повернула к дому.

Она размышляла о Кисеи и Чарли, когда вдруг из-за дюны, примерно в пятидесяти ярдах от нее, появился человек. Он наблюдал, как она приближается. Вокруг тихо, пляж пустынный, они совершенно одни. Флер насторожилась. Мужской силуэт выделялся на фоне ночного неба; человек был гораздо выше ее, и если придется сцепиться с ним, ей не справиться. Он напряженно наблюдал за ней, не скрывая своего интереса. Флер посмотрела в сторону дома — тот был слишком далеко; если звать на помощь, никто не услышит. А разве ей понадобится помощь? От жизни в Нью-Йорке она совсем свихнулась. Может, это кто-то из гостей Чарли тоже ушел с вечеринки? Но Флер прибавила шагу, держась поближе к воде. Краем глаза она видела лохматую голову, похожую на голову Чарльза Мэнсона, с еще более лохматыми усами. Фраза «Беспорядочное бегство» молнией пронеслась в голове.

Мужчина пошевелился, и каждый мускул Флер напрягся. Наконец незнакомец отшвырнул банку с пивом, которую держал в руке, и направился к ней длинными быстрыми шагами.

Свихнулась она от жизни в Нью-Йорке или нет, но больше Флер ждать не могла. Она рванула мимо него.

Она дышала так громко, что ничего больше не слышала. Потом расслышала глухие удары за спиной и поняла, что он бежит за ней. Сердце колотилось в груди; Флер понимала, что сможет оторваться: она хорошо накачала мышцы, только надо бежать чуть быстрее обычного. Да, чуть быстрее, и все.

Она старалась держаться ближе к воде, где песок был плотнее.

И не спускала глаз с дома, который казался до ужаса далеким.

Может ли она рискнуть и бежать прямо к дюнам? А если она утонет в песке и потеряет скорость? Она же опытная бегунья, ему не догнать ее. Рано или поздно он выдохнется.

Но он не выдыхался. Он держался.

От страха ей стало трудно дышать, она не могла обрести ритм, легкие жгло огнем. Изнасилование.

Слово билось в голове и не отпускало. Что она читала про это?

Она вспомнила: надо попытаться отговорить. Но она не сможет произнести ни слова, у нее сбилось дыхание. Она читала, что, если разговор не поможет, надо попытаться вызвать у насильника отвращение к себе: пустить слюну или вызвать рвоту. Это нетрудно. Но что она скажет потом остальным? Я у него вызвала такое отвращение, что насильник меня не захотел? Боже, да о чем это она? Она сошла с ума! Она спятила!

Почему он не отстанет?

Вместо того чтобы отстать, мужчина приближался.

— Отстань от меня! — крикнула Флер, но слова скомкались, превратившись в непонятный набор звуков.

Он что-то кричал. Близко. Почти в ухо. Она не слышала, что он кричал. Не хотела слышать. Потом ощутила что-то на плече.

.Что это было на плече? Внезапно Флер повернулась и упала на песок, он вместе с ней; его рука ударила ее в плечо, а тело прижало ее тело. И тут она поняла, что она слышала. Одно слово. «Цветик»!

Грудь тяжело поднималась под его тяжестью, когда Флер пыталась продохнуть, на зубах скрипел песок. Она собрала остатки сил и, сжав кулак, ударила его по спине. Раздалось резкое злое восклицание, но он перестал давить так сильно; концы его волос коснулись ее щеки, когда он приподнялся над ней на руках. Она почувствовала на лице его дыхание и снова ударила.

Удар заставил его еще отодвинуться, и Флер поднялась на колени, молотя его кулаками куда попало — в руку, в шею — и каждый удар сопровождая сдавленными рыданиями.

Вдруг он прижал ее к себе и стиснул так крепко, что чуть не выдавил из нее весь воздух.

— Перестань, Цветик. Это я, Джейк.

— Я понимаю, что это ты. Ты, сволочь! — задыхаясь, ругалась она, втиснутая в его майку. — Отпусти!

— Не отпущу, пока не успокоишься.

— Я спокойна.

— Нет, не спокойна.

— Спокойна.

— Повтори.

— Сукин сын!

Она снова стала бороться.

— Отпусти меня, ты, сукин…

— Я не отпущу тебя, пока не успокоишься. Если ты меня снова ударишь, я тоже тебя ударю. А я не хочу.

— Черт побери, Джейк!

— Так что?

— Ты, сволочь!

— Если ты меня еще раз ударишь, клянусь Богом, я тебя собью с ног.

Он сказал это так серьезно, что Флер осела на песок.

Опустившись рядом, Джейк подвернул под себя одну ногу и смотрел на Флер откровенно враждебно. Спутанные лохматые волосы падали на плечи, усы скрывали весь рот, кроме невозможной пухлой нижней губы. В майке, не доходившей до талии, в выцветших каштановых шортах, он казался неряшливым, как и прежде. Но раньше в таком наряде было что-то располагающее, а теперь ничего подобного о виде Джейка Коранды сказать было нельзя.

— Почему не признался, что это ты? — выкрикнула Флер.

— Да мне в голову не пришло, что ты меня не узнаешь.

— Ты похож на Чарльза Мэнсона! — Она с трудом поднялась.

Нет, не так она мечтала с ним встретиться. Усыпанная бриллиантами, под руку с каким-нибудь европейским принцем, пользующимся дурной славой, она выходит из казино в Монте-Карло… И он смотрит на нее… А не в белых шортах с горчичным пятном в форме штата Айдахо и конским хвостом на резинке.

Джейк тоже медленно поднялся.

— Я снимаюсь в новом фильме про Калибра. Герой слепнет, и я должен учиться стрелять на звук. Это чушь, но поможет заработать еще несколько миллионов.

— Сколько женщин ты насилуешь в этом фильме?

— А какое это имеет значение? Жалеешь, что тебя нет среди них?

Она со всхлипом втянула воздух. Он злится на нее. Ах, как хотелось бы Флер пойти рядом с ним по песку, но она не собиралась поддаться искушению. Его взгляд был откровенно оскорбительным. Джейк оглядел ее всю, заставив вспомнить про нейлоновый купальник, прилипший к груди, но она выдержала его взгляд. Глаза Джейка опустились ниже.

— Эти шикарные ноги трудятся без устали, да? — Вопрос прозвучал не как комплимент. Он подошел и прикоснулся к ее плечу. — Как часто мы так проводим уик-энд?

— Прекрати. — Флер дернулась.

— Ты знаешь, что меня обманули?

В голове что-то взорвалось. Ей показалось, она снова стоит под проливным дождем на лужайке перед домом Джонни Гая Келли, заканчивая тот разговор.

— Ты действительно сволочь, — прошептала Флер. — Ты использовал меня, чтобы доделать свою картину. Глупую, наивную девчонку, не желавшую раздеваться. Ты постарался. Правда? Осчастливил меня, чтобы все отнять. Не подумал про это, когда получал «Оскара», Джейк?

Он схватил ее за руку.

— Ты жертва своей матери. Я тут ни при чем. Не забывай об этом. Не вали ее вину на меня. Из-за вас я испортил лучший кусок жизни, Она не вникала в его слова. Единственное, о чем она думала, — как вырваться от Джейка Коранды.

— Я думаю, тебе лучше убрать от нее руки, — раздался голос из-за дюны. Они оба повернулись и увидели тонкую фигуру, приближавшуюся к ним.

— Это частные владения, и как насчет того, чтобы не лезть не в свое дело? — спросил Джейк, но пальцы разжал.

К ним подошел Майкл:

— Флер, пошли домой.

Она посмотрела на лицо брата и поняла, что он явился как защитник. Она еще раз прокрутила в уме это слово. Защитник… На голову меньше ее, не слишком сильный, в мадрасском блейзере и сетчатой майке, с прядями светлых волос, которые ветер размазывал по щекам, Майкл бросал вызов Человеку с бандитским взглядом.

— Почему бы тебе не убрать свою задницу туда, откуда ты ее принес? — протянул Джейк. — Если, конечно, не хочешь получить пинка.

Это походило на реплику из самого худшего фильма Коранды, и Флер чуть не остановила эту дикую сцену. Она могла бы. Она понимала, что должна положить ей конец. Но она этого не сделала.

Майкл — ее защитник… Она не позволит Джейку обидеть его, но ей надо посмотреть, насколько далеко брат готов пойти ради нее.

— Лицо Майкла не дрогнуло.

— Я буду счастлив уйти, — сказал он. — Но только вместе с Флер.

— И не рассчитывай.

Майкл засунул руки в карманы, понимая, что ему не хватит физических сил, чтобы отнять Флер у Джейка, и приготовился переждать.

Флер увидела смущение на лице Джейка; это было не то, к чему он привык.

— Твой друг? — спросил он, переводя взгляд с Майкла на нее.

— Мой брат. Мишель ан…

— Я Майкл Савагар.

Джейк внимательно посмотрел на обоих, потом медленно отпустил Флер.

— Я взял за правило не находиться в том месте, где больше одного представителя Савагаров. Увидимся позже, Флер.

И он ушел вниз по пляжу.

Флер смотрела на Майкла, оба молчали. Потом двинулись к дюнам, а когда дошли до них, брат взял ее за руку и помог перелезть. Она остановилась.

— Майкл, почему ты это сделал? Джейк мог разломить тебя пополам, — Ты моя сестра, — просто ответил он. — А я мужчина. Это мой долг.

Алексей ответил бы так же. Но он никогда бы не смог придумать красивую одежду, которую она видела в витрине бутика.

— Мы можем куда-нибудь поехать поговорить? — спросила она.

— Я бы очень хотел.

Они молча доехали до придорожного ресторана, где голос Уилли Нелсона несся из проигрывателя. Официантка подала им сырых моллюсков с французским жареным картофелем и пиво.

— Извини, что я вела себя как последняя сволочь, — сказала Флер. — Даже не могу объяснить…

— Забудь об этом.

Майкл откинулся на спинку поцарапанной деревянной скамейки и закурил. От неоновой вывески за окном его волосы поголубели. Флер вздрогнула, но ей все равно хотелось объясниться с ним.

Она рассказала Майклу немного о монастыре, о том, что это за чувство — быть брошенной. Когда она закончила, он долго молчал, потом рассказал о себе. О школе, о гомосексуализме, об Алексее.

Обо всем он говорил с изрядной долей цинизма, кроме любви к бабушке. Флер узнала, что Соланж оставила ему деньги, на которые он делает свой бизнес. Когда брат договорил, она раскрыла ему тайну Белинды и Эррола Флинна. Майкл закурил другую сигарету, помолчал, а потом произнес то, чего она никак не ожидала.

— Я хочу делать одежду для тебя. Я всегда хотел.

Наутро Флер проснулась поздно и приняла душ, который так и не смогла принять накануне вечером. Несколько минут ушло на прическу, потом она надела бикини цвета морской волны и пляжный халат. В гостиной никого не было, но в окно она увидела Чарли, Майкла и нескольких гостей, отдыхавших с кофе и воскресными газетами. Флер улыбнулась, увидев, как сегодня одет Майкл. Бермуды и изумрудно-зеленая рубашка.

Флер пошла на кухню, налила кофе, размышляя о Майкле, который, кажется, готов был взять на себя заботу о ней, хотя она не давала ему никакого повода.

Вечером после возвращения они постояли на ступенях перед домом и обнялись.

— А как насчет того, чтобы сделать два кофе?

Обернувшись, Флер увидела на пороге Джейка.

Майкл рассказал ей, что ее встреча с Джейком Корандой на пляже не была каким-то невероятным стечением обстоятельств. Он был одним из гостей Чарли и, услышав, что Флер Савагар тоже приглашена, пошел ее искать.

— Сам себе делай.

Джейк посмотрел на нее, потом взял желтую кружку. Краем глаза Флер заметила, что сегодня он в чистой майке и выцветших плавках. Она могла поклясться, что в тех же самых, в которых он купался у них в бассейне пять лет назад, когда Белинда позвала его на барбекю. Флер обычно пила черный кофе, но тут, чтобы занять себя, принялась сыпать в чашку сахар и наливать сливки, давая себе несколько лишних секунд, чтобы успокоиться. Ей было важно заставить Джейка понять, что теперь он имеет дело не с девятнадцатилетней безмозглой девицей, вроде «группи», которые ублажают артистов.

Он потянулся к кофейнику, и его рука невольно коснулась Флер.

Она почувствовала запах мыла и мятной зубной пасты.

— Я не хотел тебя пугать вчера, — сказал он спокойно. — Я был не совсем трезвый. В последнее время моя жизнь складывается не лучшим образом. Извини, Цветик.

Она отодвинулась от него подальше и скрестила руки на груди.

— Наверное, довольно трудно быть несчастным с твоими миллионами, Джейк. Так что я, пожалуй, приберегу жалость для жертв землетрясения.

— Замечательно, — тихо проговорил он.

— А чего ты ожидал? Я не люблю грубого обращения. Театр Махо меня больше не волнует.

Джейк облокотился об стол и отпил кофе.

— В смысле?

— Сам догадайся.

— А ты стала жестче за эти годы; не так ли, детка?

— Еще бы. Конечно.

— Ты ведь неплохо получилась в «Затмении». Гораздо лучше, чем я ожидал.

— Боже, спасибо, — с сарказмом поблагодарила Флер.

— Пойдешь со мной, на пляж?

— Нет.

— Да перестань, — сказал он. — Боишься, что я буду кусаться или что не буду?

— Видит Бог, Коранда…

— Ну смелей…

Она выругалась неподобающе для леди и грохнула кружкой об стол.

Джейк ухмыльнулся. Дерзко и нагло, как прежде.

Они вышли в боковую дверь, чтобы не показаться на глаза сидящим во дворике, и долго молчали. Флер сняла пляжные тапки, почувствовав в них песок, а Джейк наклонился и поднял ракушку.

— Мне нравится твой брат, — сказал он. Ветер трепал его волосы, то откидывая назад, то снова швыряя в лицо. — Сегодня утром мы с ним поговорили. Хороший парень.

Флер не хотела, чтобы Джейк был вежливым и милым, пытаясь растопить лед прошлых обид пригоршней обыденных слов.

— Достаточно хороший, чтобы быть модельером? — спросила она саркастически.

— Что ты, черт побери, хочешь этим сказать?

— Я не хочу, чтобы ты опекал Майкла.

Он недовольно посмотрел на Флер:

— Да пошла ты, мадам…

Отвернулся и пошел прочь.

Он не остановился, но замедлил шаг, чтобы Флер могла догнать его. И поступил правильно. Она бы ни за что не побежала за ним. Но Флер поняла, что утратила свою позицию и что придется завоевать ее снова.

— Извини, — сказала она, — я мало спала.

Он шлепнулся на песок.

— Ну ладно, допустим, у нас счет один-один.

— Нет уж.

— Хорошо, Цветик, давай разберемся. Давай проанализируем.

Начало, конец, середину, чтобы все отбросить и начать по новой.

Флер посмотрела на отца с сыном, запускавших неподалеку желтохвостого китайского змея.

— Какой смысл? — спросила она. — Зачем двум взрослым людям обсуждать потерю девственности девятнадцатилетней девушки? Сейчас век сексуальной свободы, Джейк. После тебя у меня было много мужчин, — солгала она. — Ничего особенного.

— Да? — Он сощурился и посмотрел на солнце. — Почему ты тогда бросила карьеру, которая тебе давала большие деньги? И почему после «Затмения» я ничего не смог написать?

Она почувствовала удовлетворение.

— Правда?

— Ты же больше ни разу не видела в списках обладателей Пулитцеровской премии моего имени? Так ведь?

— Ты совсем не пишешь? — спросила она, садясь рядом с ним на песок.

— Застопорилось. — Он швырнул раковину в воду. — Знаешь что, детка, я здорово писал до того, как вы с мамой так преуспели.

— Ты меня осуждаешь?

— Я не люблю, когда за мной охотятся.

— Уже второй раз ты пытаешься изображать передо мной страдальца. Мне это не нравится.

— Говоря бессмертными словами Рэтта Батлера …

— Не умничай, — резко перебила Флер.

— О'кей. Будем говорить откровенно. То, что произошло тогда между нами, в выходные, не имело никакого отношения к фильму. И ты это, черт побери, прекрасно знаешь. — Джейк посмотрел на воду. — Я думаю, тебе понадобилась удобная причина, чтобы убежать к отцу.

Флер пришла в ярость.

— Правда? Тогда вот что скажи мне, Джейк. Если ты не чувствуешь никакой вины, почему тогда тебя заклинило? Я не могу залезть в твои мозги, но не так трудно догадаться.

— Да ничего ты не понимаешь.

— Хорошо. Забудь «Затмение». Давай посмотрим в лицо факту.

Я была ребенком, который по-детски влюбился, а ты взрослым мужчиной. Кто должен взять на себя ответственность в этом случае? Совершенно ясно.

Джейк вскочил на ноги, осыпав ее песком.

— Я когда-нибудь претендовал на роль святого? Не вываливай на меня свои детские правила. Девятнадцать лет и твоя внешность…

Да какой, к черту, ребенок?

Джейк сдернул с себя майку и побежал к воде. Он с разбега нырнул и поплыл. Флер не спускала с него глаз, желая увериться, что он не тонет. Большой мужчина, кинозвезда. Сволочь. Ей стало приятно, что она вывела его из себя. Но почему он так смотрел на нее? Что в ней теперешней не так?

Когда он вышел из воды, Флер встала, расстегнула халат, позволила ему упасть на песок. Под платьем было бикини апельсинового цвета, и она уж постаралась, чтобы он увидел его. Не говоря ни слова, она прошла мимо Джейка к воде идеальной походкой: след в след, когда одна нога ступает в след другой, отчего бедра ритмично покачиваются. Флер подошла к воде, встала в профиль к Джейку, подняла руки, поправила выбившуюся прядку волос, осторожно потянулась, приподнялась на цыпочки; при этом ноги стали казаться еще длиннее. Она следила за ним краешком глаза. Он наблюдал за ней. Хорошо. Пускай теперь умирает от сожаления.

Флер окунулась, поплавала несколько минут и вышла. Джейк держал ее халатик на коленях. Она наклонилась за ним, но Джейк ухмыльнулся и отодвинулся.

— Ну прекрати, Цветик. — Он не отдавал халат. — Целых три месяца я имел дело только с лошадьми.

— Спасибо за комплимент, — насмешливо поблагодарила Флер. — Теперь я знаю, что выгляжу лучше лошади.

Как только эти слова сорвались с языка, ей захотелось лягнуть себя. Она решила не бороться с Джейком из-за халата. Случайно, выпрямляясь, она потеряла равновесие и, слегка покачнувшись, задела грудью его руку.

Он уперся локтем в песок и с ухмылкой смотрел на нее, с глупой мужской ухмылкой, с какой студенты-второкурсники заглядывают в раздевалку.

Она ответила ему спокойным взглядом, а потом просто ушла.

Улыбка Джейка исчезла, когда она повернулась спиной и направилась к дому. Он почувствовал себя так, как будто его ударили в живот. Он не думал, что ему когда-нибудь доведется увидеть нечто более прекрасное, чем девятнадцатилетняя девушка, разрушившая его жизнь. Но сейчас Джейк Коранда понял, что ошибался. Та девушка и в сравнение не шла с женщиной, уходившей от него.

Тогда было чисто сексуальное влечение, объяснил он себе, оно прошло еще шесть лет назад. Но даже будучи неопытным ребенком, она сумела выбить его из колеи. А теперь, когда она стала похожа на мечту каждого мужчины, над ним нависла угроза посерьезнее.

Казалось ли ему или так было на самом деле, но она виляла своим маленьким задом над сногсшибательными ногами чуть больше, "чем надо. Он пожалел, что не отдал ей халат: тогда бы не пришлось мучиться, наблюдая за ее телом, перечеркнутым апельсиновым бикини наверху и внизу. Он съел бы, он сожрал бы это бикини в три укуса.

Явная похоть.

Отправляясь к воде охладиться, Джейк взглянул на мужчину, запускавшего с ребенком змея, желая убедиться, что его не узнали.

Еще бы, того занимало совсем другое. Увидев Цветика, он чуть не упустил змея и теперь шел к воде, чтобы лучше рассмотреть ее. С ней всегда так было. Мужчины оторопело останавливались, когда она проходила мимо них, не замечая реакции, которую вызывала.

Этот гадкий утенок долго не заглядывал в зеркало и не понимал, что он давно уже превратился в лебедя.

Джейк вернулся на прежнее место. От пляжного халата пахло цветком, но он не мог понять, каким именно. Точно так же от нее пахло вчера вечером, когда она боролась с ним. Конечно, он вел себя омерзительно, а она мужественно сопротивлялась. Она всегда умела это делать. В том-то и заключалась проблема. Как прекрасно у него шли дела до ее появления в его жизни. Появившись, она сокрушила стены, которыми он себя окружил. Он боялся писать, опасаясь, что, если снова попробует, рухнет все остальное.

Но если дело только в похоти, нашептывал ему внутренний голос, то чего ты так волнуешься насчет стен? Почему каждый раз, когда ты на нее взглянешь, у тебя мутится в голове? Ответь на это, ты же гений.

 

Глава 24

Больше Флер не видела Джейка. Он пришел с пляжа вскоре после нее и уехал не прощаясь. Вернувшись в город, она ловила себя на том, что вздрагивает от каждого телефонного звонка, ожидая услышать в трубке голос Джейка. Она уже приготовилась послать его ко всем чертям. Темные эротические сны мучили ее по ночам, и когда Флер просыпалась, ее тело было влажным от пота. Надо найти любовника. Больше нельзя так жить, изнывая от жажды прикосновения, отказывая телу в естественном желании. Ну почему она не может, как другие женщины, позволить себе случайный секс?

Она попала в западню, она зажата между строгими принципами морали и телом, сгоравшим от чувственного жара…

И Флер окунулась в работу.

— Майкл, я просмотрела твои бухгалтерские книги, они в полном беспорядке.

Флер уселась на стул с прямой спинкой, наблюдая, как Майкл запирает свой бутик. Поначалу они с братом выдумывали разные предлоги, чтобы поговорить. Он позвонил ей и спросил, не попала ли она в пробку, возвращаясь в Нью-Йорк. Потом она попросила его совета, что из одежды купить ей на день рождения Кисеи.

Наконец они отбросили все хитрости и стали открыто наслаждаться обществом друг друга.

Она только вернулась со встречи с художником, который занимался ее домом; джинсы были в свежих опилках. Она смахнула их и с упреком посмотрела на Майкла.

— Ну как ты можешь держать в таком беспорядке свои финансовые дела? Неудивительно, что ты теряешь столько денег.

Майкл выключил свет в передней части бутика и вернулся к Флер.

— Я художник, а не бизнесмен, поэтому и нанял тебя.

— Да, ты мой свежайший клиент, — улыбнулась она. — Я очень рада заняться тобой, Майкл. Правда. Твои модели самые красивые, которые этот город когда-нибудь видел. И единственное, что мне надо сделать, — заставить людей захотеть их купить. — Она нарисовала в воздухе хрустальный шар. — Я вижу славу, деньги, — предсказывала она тоном гадалки, — и блестящее ведение твоих дел. — А потом, подумав, добавила:

— Я вижу нового любовника.

Майкл встал у нее за спиной и вытащил заколки из волос.

— Сосредоточься на славе и деньгах, а любовников оставь в покое. Я знаю, тебе не нравится Дэймон, но он…

— Он же нытик. Видит Бог, ты выбираешь мужчин еще хуже Кисеи. Ее красавчики просто тупые, а твои еще и неврастеники.

Дэймон был темноволосым танцором, с которым Майкл приезжал к Чарли. Флер не скрывала, что, по ее мнению, Майкл мог бы найти что-то получше.

— Дай-ка мне твою щетку, — попросил он. — Ты похожа на Бетт Дэвис. А при виде этих джинсов у меня разливается желчь.

Правда, Флер, я не могу больше спокойно смотреть, как ты одеваешься. Я покажу тебе…

— Давай-ка поскорее кончай с волосами. Мне надо встретиться с Кисеи, я забежала пригласить тебя на завтрашний ужин с нами у меня в доме.

Он вставил последнюю заколку.

— В доме? Но ты еще не переехала. Не думаешь ли ты, что для званого ужина не хватает кое-чего. Стен, мебели…

— Это не официальный ужин.

Флер вскочила, поцеловала его и убежала. Она не нервничала насчет предстоящего вечера. Она приготовилась сделать им одно заявление и хотела придать ему некоторую официальность. Чтобы самой себе не позволить уклониться от обещанного.

— Никто не спутает это с «Ля Гринуэй», — весело сказал Майкл, усаживаясь на складной стульчик возле стола, сооруженного Флер из двух козел для побелки и нескольких листов фанеры.

Очень скоро это место станет центром ее офиса.

Кисеи многозначительно посмотрела на Майкла, одетого в греческую крестьянскую рубаху.

— Тебя не пустят в «Ля Гринуэй», так что успокойся. — Она оглядела строительный мусор. — На твоем месте, Флеринда, я бы не спешила переезжать. Тут полный беспорядок.

— Художник поклялся могилой матери, что я сюда перееду в середине августа. Тогда я смогу начать в сентябре. — Флер выудила кусочек цыпленка и сочную устрицу из бумажной коробки. — Кисеи, ты подумай и переезжай ко мне. Если хочешь уединенности, занимай пристройку. Там вдвое больше места, чем у тебя в квартире. Кухня новая, сантехника новая, у тебя будет отдельный вход, и я не смогу каждый раз цокать языком, видя твоих поклонников.

— Спасибо, Флеринда. Но мне нравится моя квартира. И потом, я тебе уже говорила, переезды меня сводят с ума. Я ни за что" на это не пойду без суровой необходимости.

Флер хорошо знала, что, несмотря на все насмешки насчет денег Флер, добытых на бирже, Кисеи никогда не прикасалась к тому, чего не заработала сама.

Кисеи промокнула рот бумажной салфеткой.

— К чему все эти тайны, Флеринда? Ты говорила, что хотела нам с Майклом сделать какое-то заявление?

Флер указала на вино:

— Наливай. У меня есть тост:

— «Божоле» с китайской едой? Ты даешь, Флер.

— Не критикуй, а наливай;

Бокалы были полны, и Флер подняла свой.

— Сегодня, — сказала Флер, — мы пьем за моих самых любимых клиентов и за гения, который собирается поднять вас к сияющим вершинам. — Она чокнулась и отпила.

В тот вечер, когда они с Майклом беседовали в придорожном ресторане, у нее возникла одна идея, но понадобилось время убедить себя, что она готова эту идею осуществить. Сегодня Флер была уверена более, чем когда-то, хотя все равно не до конца. Ей надо продержаться до февраля, а значит, пройти и через это.

Поставив стакан, она посмотрела на брата.

— Майкл, почему ты никогда не выставляешь свои работы?

Он пожал плечами.

— У меня был один вернисаж. Но он обошелся очень дорого и ничего не дал. Мои вещи не похожи на вещи с Седьмой авеню.

Флер посмотрела на Кисеи:

— А у тебя нет возможности показать себя в ролях, в которых ты хороша, потому что не можешь добиться пробы, так?

Кисеи кивнула и подхватила устрицу.

Флер продолжала. На тарелке остывала еда.

— Что вам обоим нужно для того, чтобы сдвинуть карьеру?

Витрина. Я наконец поняла, как это сделать. Немного удачи, необходимое паблисити, и благодаря вам обоим я заработаю кучу денег.

Итак, кто из нас троих лучше всего может привлечь внимание средств массовой информации?

— Ладно, не мели ерунды, — проворчала Кисеи, — ты, конечно.

Флер покачала головой.

— В Нью-Йорке я почти два года ; — и тишина. Им не нужна Флер Савагар, им нужна Блестящая Девочка. — Она показала им вечернюю газету, сложенную колонкой сплетен вверх.

Кисеи начала читать вслух:

"Вот загадка для всех, кто следит а? жизнью знаменитостей.

Прошел слух, что суперзвезду Джейка Коранду видели гуляющим по пляжу во время уик-энда четвертого июля не с кем иным, как с Блестящей Девочкой Флер Савагар. Коранда, решивший отдохнуть после съемок последнего фильма про Калибра «Глаза, которые не видят», был приглашен, как и Блестящая Девочка, в загородный дом миллионера-фармацевта Чарльза Кинкэннона. Говорят, они не спускали глаз друг с друга. Пока нет никаких комментариев ни из офиса Коранды, ни от вечно исчезающей Блестящей Девочки, которая в последние годы спокойно делает себе имя в Нью-Йорке как талантливый агент по продвижению знаменитостей".

Кисеи подняла глаза от статьи и потрясение проговорила:

— Извини, Флеринда, но это ужасно. Если Абраме вцепится, то уже не отпустит. Не знаю, кто ей рассказал, но…

— Это моих рук дело.

Они потрясение уставились на нее.

— Может, ты постараешься объяснить нам причины? — попросил Майкл.

Флер набрала в грудь воздуха и подняла бокал.

— Вытаскивай все модели, которые ты припас для меня, Майкл.

Блестящая Девочка возвращается.

Боль переносить труднее, когда не можешь напиться. К такому выводу пришла Белинда, покончившая со спиртным. Она сунула кассету в магнитофон, нажала кнопку. Голос Барбары Стрейзанд заполнил комнату. Она пела «Какими мы были». Белинда швырнула газету, легла на спину, откинулась на атласные подушки, и дала волю слезам.

Все мятежники уже ушли в мир иной. Первым был Джимми, погибший по дороге в Салинос. Потом Сэл Минео в жестоком убийстве, а теперь Натали Вуд. Три ведущих актера из фильма «Мятежник поневоле». Все они умерли раньше срока, и она боялась, что станет следующей.

Они с Натали были почти ровесницами, и ее смерть испугала Белинду, потому что та тоже любила Джимми.

Он подтрунивал над ней на съемках, как над ребенком, забавлялся ее чувствами. Дрянной парень Джимми Дин. А теперь Натали мертва.

Смерть пугала Белинду, но все же она тайно хранила таблетки на дне старой ювелирной шкатулки вместе с давнишним подарком Эррола Флинна, дешевой безделушкой. Если бы она наверняка знала о существовании рая, она бы быстро решила, использовать их или нет. Она думала, что не сможет продолжать жить так, как сейчас, хотя глубоко в душе Белинды теплился оптимизм и он подсказывал, что все может обернуться к лучшему. Алексей тоже смертей.

Белинда очень скучала без своего ребенка. Алексей обещал засадить жену в лечебницу для хронических алкоголиков, если она попытается Связаться с Флер. И хотя Белинда не позволяла себе и капли алкоголя вот уже два года, она по-прежнему боялась исполнения угрозы.

Алексей не выходил из дома, но Белинда его почти не видела.

Он вел все дела в комнатах на первом этаже. Его помощники в темных костюмах, с мрачными лицами проходили мимо нее по коридорам, как мимо пустого места. Почти никто не говорил с ней. Дни и ночи смешались. Бесконечная вереница позади и такая же впереди. Казалось, вот-вот придет мысль, что жить дальше нет причин.

В прежние дни все было по-другому. Когда она входила в бальный зал или в ресторан под руку с Алексеем, она становилась самой важной дамой. Все искали возможности поговорить с ней, узнать ее мнение, осыпали комплиментами, восхищались красотой.

Но теперь Алексей никуда с ней не ходил; Белинда стала невидимкой в толпе и больше не принимала приглашений.

Она вспомнила жизнь в Калифорнии, когда была матерью Блестящей Девочки. Она была полна энергии, сияла, все, к чему она прикасалась, становилось особенным. Лучшие дни ее жизни…

Песня закончилась. Белинда отодвинула газету с известием о смерти Натали Вуд и подошла к магнитофону. Снова нажала кнопку, и песня полилась сначала. Музыка помешала услышать стук двери; Белинда и не заметила, что вошел Алексей.

Он почти месяц не входил к ней, и она пожалела, что встречает его непричесанная, с красными от слез глазами.

— Я… я плохо выгляжу, — сказала Белинда, нервно теребя полы халата.

— Но, как всегда, красивая, — ответил Алексей. — Приведи себя в порядок ради меня, дорогая. Я подожду.

Именно это делало его особенно опасным. Не страшная жестокость, придавала ему силу, а невероятная нежность.

Пока он устраивался в самом удобном кресле, Белинда забрала все, что ей надо, и скользнула в ванную. Вернувшись, она увидела, что он выключил лампы, оставив одну, и лежит в постели. Тусклый свет скрывал морщины и нездоровый оттенок кожи, как и «гусиные лапки» в уголках ее глаз.

Подойдя к нему, Белинда вспомнила их первую брачную ночь.

Он был в халате приятного золотистого оттенка, как сейчас, а она в такой же ночной рубашке. Но сейчас ногти на ногах не были покрыты лаком, лицо не тронуто косметикой, а волосы перехвачены ленточкой.

Она легла на кровать, и он закатал ей ночную рубашку до пояса.

Она плотно сжала ноги, пока он гладил ее. Потом Алексей медленно стянул с нее трусики, и когда ткнулся ей в колени, она заверещала, будто от испуга, а он наградил ее глубокой лаской, которую она так любила. Она снова попыталась сжать ноги, чтобы угодить ему, но он принялся целовать ее бедра, и она медленно закрыла глаза. Это было частью их негласного договора. Теперь, когда любовницы-подростки уже не были доступны Алексею, она играла перед ним роль девочки, а он позволял ей закрывать глаза и представлять кого угодно: Джейка Коранду, Флинна… Джеймса Дина.

Обычно он уходил сразу, когда все кончалось, но на этот раз спокойно лежал; его грудь блестела от пота.

— С тобой все в порядке? — спросила Белинда.

— Не дашь ли ты мне халат, дорогая? Там в кармане таблетки.

Она быстро принесла халат и отвернулась, когда он вынул пузырек с таблетками. У нее не было иллюзий насчет его болезни. Но вместо слабости он, кажется, обретал силу. С армией помощников, выполняющих его приказы, он становился совершенно неуязвимым.

Белинда пошла в ванную принять душ, а когда вернулась, с удивлением увидела его в кресле. Он потягивал что-то из рюмки.

— Вон виски. — Он указал рюмкой на графинчик на серебряном подносе.

Как это жестоко с его стороны! И это после нежности! Вот так всегда, больше двадцати пяти лет.

— Ты ведь знаешь, я больше не пью.

— Да ладно, дорогая. Не стоит мне врать. Думаешь, я не знаю о пустых бутылках, которые горничная находит на дне корзин для бумаг?

Никаких пустых бутылок не было. Это был его способ угрожать ей, чтобы заставить подчиняться. Она вспомнила фотографии клиники, которые он ей показывал. Отвратительные серые здания в глухой части Швейцарских Альп.

— Что, ты от меня хочешь, Алексей?

— Ты же глупая женщина. Ты это знаешь? Глупая и беспомощная. Не могу вообразить, что я когда-то любил тебя. — Кожа на виске Алексея задергалась. — Я тебя отсылаю, — резко бросил он.

Холод пробрал ее до костей. Белинда подумала об отвратительных серых зданиях, которые, как огромные камни-валуны, лежали в снегу. Потом о таблетках на дне старинной шкатулки для украшений. Все мятежники уже умерли.

Алексей положил ногу на ногу и отпил из рюмки.

— Ты наводишь на меня уныние. Я не хочу тебя больше видеть.

Смерть от таблеток будет безболезненной. Гораздо легче, чем смерть Натали, когда соленые воды сомкнулись над ней, или смерть Джимми. Она может лечь в кровать и спокойно заснуть.

Тяжелый взгляд русских глаз Алексея Савагара резанул ее, как лезвием ножа.

— Я отправляю тебя в Нью-Йорк, — сообщил он. — Что ты там будешь делать, меня больше не волнует.