Случилось что-то скверное. Дверь коттеджа была широко распахнута, а Ганнибал жался к крыльцу возле старых деревянных ловушек для омаров, кое-где еще покрытых нерастаявшим снегом. Выскочив из внедорожника, Энни бросилась через двор к открытой двери. Она слишком разъярилась, чтобы осторожничать. Ей хотелось застигнуть мерзавцев в доме и разорвать их в клочья.

В гостиной ей сразу бросились в глаза покосившиеся картины на стенах и разбросанные по полу книги, скинутые с полок. Но самое ужасное – негодяй, вломившийся в дом, оставил на стене надпись, намалеванную наспех ярко-красной краской:

«Я приду за тобой».

– Черта с два! – Энни решительным шагом обошла коттедж. Кухня и студия выглядели в точности так же, как и утром. Куклы не пострадали, вещи Тео тоже остались нетронутыми, но ящики комода в спальне кто-то выдвинул, разворошив и вышвырнув на пол все, что в них лежало.

Грубое вторжение в ее личное пространство привело Энни в бешенство. Какие-то подонки считали себя вправе врываться в ее дом, рыться в ее вещах и малевать омерзительные надписи на стенах. Но на этот раз они хватили через край. Или кто-то из Харпов задумал выжить ее с острова, или один из местных жителей, прознав о наследстве Марии, пытался избавиться от Энни, чтобы разобрать дом по кирпичику, пока не найдет то, что ему нужно.

Эллиотт Харп не отличался хорошим вкусом в выборе жен, но не давал повода заподозрить его в непорядочности. А вот с Синтией Харп дело обстояло иначе. У нее имелись деньги, мотив и связи среди жителей городка. Правда, Синтия отдыхала на юге Франции, но это вовсе не означало, что она не могла дирижировать всеми событиями, оставаясь в тени. Но зачем ей пускаться на подобные ухищрения ради крошечного коттеджа, когда в ее распоряжении огромный Харп-Хаус? Что же до наследства Марии… в отсутствие Энни взломщик, будь то женщина или мужчина, мог обыскать весь дом сверху донизу, обшарить каждый уголок, не опасаясь появления хозяйки, – коттедж часто подолгу пустовал.

Впрочем, сама Энни располагала неограниченным запасом времени и все же не нашла того, что искала. Правда, она не вскрывала полы и не ломала стены, а таинственный охотник за сокровищами, возможно, именно это и собирался сделать, для чего ему и требовалось время. Взломщик, кем бы тот ни был, узнал о наследстве, после того как Энни появилась на острове, иначе успел бы раньше перетряхнуть дом.

Ганнибал забился под кровать, а Энни, обойдя ворох сорванного с постели белья, брошенного на полу, направилась в гостиную.

«Я приду за тобой».

Красная краска еще не просохла. Кто-то пытался напугать Энни, и, возможно, сумел бы, не будь она так зла.

Существовала и еще одна вероятность, которую Энни не хотелось рассматривать, но продолжать с ослиным упрямством делать вид, будто ее не существует, было уже невозможно. Свист пули, едва не разнесшей Энни голову, и теперь отчетливо звучал у нее в ушах. Что, если наследство тут вовсе ни при чем? Что, если кто-то просто желает ей смерти?

Найдя в чулане банку с остатками белил, Энни закрасила мерзкую надпись, затем села во внедорожник Джейси и поехала в Харп-Хаус. Неожиданно она поймала себя на мысли, что почти скучает по пешим прогулкам. Три недели назад путь к вершине утеса казался ей восхождением на Эверест, но приступы кашля наконец прекратились, и ходьба уже не изматывала ее, а доставляла удовольствие.

Стоило Энни выйти из машины, как Ливия в одних носках выбежала из дома и бросилась к ней, улыбаясь во весь рот.

– Ливия! Ты же не обута! – крикнула Джейси ей вслед. – Вернись сейчас же, чертенок!

Погладив малышку по щеке, Энни привела ее в кухню. Джейси неловко проковыляла к раковине на своих костылях.

– Звонила Лиза. Она видела утром, как вы с Тео проезжали через город.

Энни уклонилась от скрытого вопроса в словах Джейси.

– Да, какая-то женщина остановила его и попросила осмотреть ее отца. Она назвалась Джесси. Похоже, новость о том, что Тео обучался оказанию экстренной медицинской помощи, облетела остров.

Джейси включила воду и, наполнив стакан, передала его Ливии.

– Джесси Чилдерс. Мы здесь обходимся без врача, с тех пор как Дженни Скейффер уехала на материк.

– Я слышала об этом.

Энни перешла в кабинет Эллиотта, чтобы проверить почту. Пришло приглашение от старой подруги студенческих времен на вечеринку по случаю предстоящего рождения ребенка, короткое сообщение от нью-йоркской знакомой и лаконичный ответ от агента Джеффа Кунса: «Это не его работа».

Энни захотелось расплакаться. Она говорила себе: надеяться не следует, но в душе не сомневалась, что кресло-русалка и есть наследство Марии. Однако теперь она снова оказалась в тупике.

Из кухни донесся глухой стук. Энни поднялась, чтобы узнать, в чем дело. Она застала Джейси посреди кухни: та пыталась поднять упавший стул с прямой спинкой.

– Хватит носиться по дому, Ливи. Ты что-нибудь разобьешь. – Ливия сердито пнула стул носком кроссовка. Джейси с удрученным вздохом облокотилась на стол. – Она не виновата. Ей хочется побегать, выплеснуть энергию, а здесь не поиграешь.

– Я выйду с ней погулять, – предложила Энни. – Что скажешь, Лив? Хочешь на прогулку?

Девочка так оживленно закивала, что бледно-лиловый пластмассовый обруч у нее в волосах съехал ей на глаза.

Энни решила отвести Ливию на берег. Солнце светило ярко, наступило время отлива. Девочка росла на острове и, как все местные дети, привыкла к воде. Она скучала по океану.

Спускаясь по каменной лестнице, Энни крепко держала малышку за руку. Ливия пыталась вырваться, ей не терпелось сбежать вниз, но Энни ее не отпустила. Дойдя до последней ступеньки, девчушка замерла, глядя во все глаза на пустынный берег, будто не могла поверить, что вокруг столько простора и свободы – бегай сколько хочешь.

Энни указала на птиц, сидевших на каменном выступе чуть поодаль:

– Попробуй-ка поймать вон тех чаек.

Ливию не пришлось долго упрашивать. Она бросилась бежать, перебирая тонкими ножками. Ее каштановые волосы, выбившиеся из-под розовой шапочки с помпоном, развевались на ветру. Вихрем промчавшись между скалами, она выскочила на песок, но остановилась вдалеке от полосы прибоя.

Энни нашла плоский валун в стороне от старого входа в пещеру. Опустив рюкзак на камни, она наблюдала, как Ливия карабкается на скалы, гоняется за ржанками и роет ходы в песке. Когда малышка наконец устала, она подошла и уселась рядом с рюкзаком. Улыбаясь, Энни достала и надела на руку Плутовку.

Кукла не стала терять времени даром.

– Сыграем в «Освободи секрет»?

Ливия кивнула.

– Я боюсь. – Плутовка театрально всплеснула руками и добавила с еще большим драматизмом: – Я просто в ужасе.

Ливия наморщила лоб.

– Океан такой большой, – прошептала Плутовка, – а я не умею плавать. Боюсь воды.

Ливия энергично покачала головой.

– По-твоему, вода не страшная? – спросила Плутовка.

Ливия явно не разделяла ее страхов.

– Мне кажется, разных людей пугают разные вещи. – Плутовка задумчиво похлопала себя по щеке. – Хорошо, когда боишься такого, о чем легко рассказать. Ну, если страшно подойти к океану, когда рядом нет взрослых. Но есть вещи, о которых так просто не расскажешь, потому что они не взаправдашние. Например, жуткие чудища.

Ливия согласно кивнула.

Наблюдая за тем, как играет Ливия, Энни раздумывала о немоте девочки. Она не была полностью уверена, что поступает правильно, но собиралась попытаться.

– Или когда видишь, как папа обижает маму. – Плутовка понизила голос: – Это очень, очень страшно.

Нахмурившись, Ливия просунула палец в дырочку на джинсах.

Энни не изучала детскую психологию, все свои знания о том, как помочь ребенку, перенесшему психологическую травму, она почерпнула в Интернете. Случай был слишком трудным, ей следовало остановиться. И все же…

Джейси не смогла поговорить с Ливией о случившемся. Энни надеялась, что Плутовке, возможно, удастся снять табу с этой темы.

– Это намного страшнее, чем океан. – Плутовка вздохнула. – Если бы я увидела, как маме пришлось застрелить папу из пистолета, я бы так испугалась, что, наверное, тоже не захотела бы разговаривать.

Оставив в покое дырку на джинсах, Ливия широко раскрыла глаза, ловя каждое слово куклы.

Энни отступила на шаг, и Плутовка, вскинув голову, заговорила бодро и весело:

– Но потом мне бы надоело все время молчать. Особенно если бы мне захотелось сказать что-то важное. Или если бы я вздумала спеть. Я говорила тебе, что замечательно пою?

Ливия оживленно закивала.

Внезапно Энни пришла в голову безумная идея. Конечно, ее ни в коем случае не следовало приводить в исполнение, но что, если…

Плутовка начала петь, потряхивая кудрями из рыжей шерстяной пряжи в такт незатейливой мелодии, которую Энни только что придумала:

Страшная штука со мной приключилась. Я хотела забыть, а она не забылась. Жизнь капризна, как море, и сильно штормит иногда, Но такого кошмара не видел никто никогда! Да, такого кошмара не видел никто никогда!

Ливия внимательно слушала куклу и вовсе не казалась расстроенной, поэтому Энни продолжала, нескладно импровизируя на ходу:

Всякие папы бывают. Мы их не выбираем. Хорошие и плохие, И даже ужасно злые. Плохой был папа у Лив, Но лучше бы он был жив! Да, лучше бы он был жив!

О господи! Что она натворила! Энни почувствовала под ложечкой холодную сосущую пустоту. Ее представление выглядело скверной пародией на телешоу «Субботним вечером в прямом эфире». Веселый мотивчик, мерзкие стишки… Она коснулась больной для девочки темы, паясничая в стиле стендап-комедии!

Ливия, похоже, ждала продолжения, но Энни, в ужасе от собственной безумной выходки, растеряла весь свой кураж. Несмотря на самые благие намерения, она, возможно, нанесла новую психологическую травму этой прелестной девочке. Плутовка сокрушенно повесила голову.

– Наверное, мне не стоило петь песенку о таких ужасных вещах.

Ливия долго смотрела на куклу, потом соскочила с камня и побежала вдоль берега в погоне за чайкой.

Энни только что накормила Ганнибала ужином, когда вошел Тео.

– Ты не должна оставаться здесь одна.

Его голос звучал раздраженнее, чем обычно.

– Откуда этот запах свежей краски?

– Небольшой ремонт. – Энни говорила подчеркнуто сухо, желая восстановить барьер между ними. – Как прошло врачевание ран?

– Не слишком удачно. Накладывать швы без наркоза – развлечение не из приятных.

– Не говори об этом своим читателям. Они в тебе разочаруются.

Тео смерил ее мрачным взглядом.

– Если меня нет в коттедже, ты должна оставаться в Харп-Хаусе.

Хороший совет, только Энни твердо решила быть в коттедже, когда таинственный взломщик явится в следующий раз. Игра в «кошки-мышки» слишком затянулась. Настало время выложить карты на стол.

«Я не потерплю, чтобы моя дочь росла такой робкой овцой, Антуанетта».

Энни невольно вздрогнула, вспомнив запальчивые слова Марии. Сколько еще ярлыков, приклеенных матерью, таскала она на себе долгие годы, не подвергая их сомнению?

«Ты всегда была такой пугливой… Ты с рождения ужасно неуклюжая… Пора тебе расстаться со своими фантазиями…»

И еще: «Конечно, я люблю тебя, Антуанетта. Я не беспокоилась бы о тебе, если б не любила».

Жизнь на холодном зимнем острове вдали от большого города заставила Энни взглянуть на себя другими глазами. Она вдруг…

– Какого дьявола?

Повернувшись, Энни увидела, что Тео разглядывает свежеокрашенную стену. Она состроила гримаску.

– Надо добавить еще один слой белил.

Тео ткнул пальцем в красные буквы, слабо проступавшие под белой краской.

– Ты пытаешься обратить все в шутку? Но это вовсе не смешно!

– А ты лучше подумай хорошенько. Я могу шутить или визжать от ужаса. Выбирай, что тебе больше нравится. – На самом деле Энни вовсе не хотелось визжать. Она бы предпочла задать кому-нибудь трепку.

Сердито выругавшись, Тео потребовал, чтобы Энни в точности описала ему все, что случилось. Выслушав ее рассказ, он хмуро объявил:

– Вот как мы поступим. Ты переедешь в Харп-Хаус. А я отправлюсь на материк и обращусь в полицию.

– Напрасно время потратишь. Полиция не проявила интереса, даже когда в меня стреляли. Станут они беспокоиться из-за надписи на стене.

Тео вынул из кармана телефон, но тотчас вспомнил, что в коттедже не работает связь.

– Собирайся. Ты уедешь отсюда.

– Я ценю твою заботу, но я остаюсь. И мне нужно оружие.

– Оружие?

– Только на время.

– Ты хочешь, чтобы я одолжил тебе пистолет?

– И показал, как из него стрелять.

– Это скверная идея.

– Ты хочешь, чтобы я встретила подонка безоружной?

– Я бы предпочел, чтобы ты его вовсе не встречала.

– Я не побегу, поджав хвост.

– Черт возьми, Энни. Ты все такая же бесшабашная, как в пятнадцать лет.

Энни недоуменно застыла. Она никогда не считала себя бесшабашной, но ей понравился этот новый образ. Возможно, Тео сказал правду. Взять, к примеру, ее привычку влюбляться в неподходящих мужчин или глупую уверенность, что из нее выйдет хорошая актриса, или решимость непременно свозить Марию напоследок в Лондон. Да еще не стоило забывать, что она, возможно, ждала ребенка от Тео Харпа.

«Ты совсем меня не знала, Мария».

Тео выглядел непривычно усталым и измученным. Это только прибавило ей твердости.

– Мне нужен пистолет, Тео. И я хочу научиться стрелять.

– Это слишком рискованно. В Харп-Хаусе ты будешь в безопасности.

– Я не хочу переезжать в этот дьявольский дом. Я останусь здесь.

Тео посмотрел на нее долгим изучающим взглядом, потом строгим учительским жестом поднял палец.

– Ладно. Завтра днем начнем тренироваться в стрельбе. Но лучше бы тебе прислушаться к моим словам. – Он удалился в студию.

Энни поужинала бутербродами и продолжила разбирать коробки, но вскоре почувствовала, что устала – день выдался длинный. Чистя зубы, она поглядывала на закрытую дверь студии. Энни постоянно твердила себе, что следует соблюдать дистанцию, и все же ей отчаянно хотелось, чтобы Тео лежал рядом. Ее так мучило это желание, что, не выдержав, она схватила на кухне клейкие листочки для записей, оторвала один и, нацарапав короткую записку, приклеила ее снаружи на дверь своей спальни. Лишь потом она улеглась в постель.

Диггити Свифт был мертв. Тео покончил с ним. Мальчишка допустил наконец промах, доктор Квентин Пирс настиг его, и с тех пор Тео не написал больше ни строчки.

Закрыв лэптоп, он устало потер глаза. Похоже, мозги увяли окончательно. На сегодня все, решил он. Лучше продолжить завтра на свежую голову. К тому времени исчезнет противная тяжесть в груди, и можно будет двигаться дальше. На середине книги работа всегда дается с трудом. Но теперь, когда Диггити больше нет, созданная им неразбериха и хаос исчезнут вместе с ним, и следующие главы пойдут гораздо легче. Главное, не думать об Энни и о том, что случилось утром на ферме…

Он не станет будить ее, когда уляжется рядом. Он ведь не животное, не способное обуздать себя, хотя, сказать по правде, за это Тео не поручился бы. Заниматься любовью с женщиной, не испытывая к ней ненависти и отвращения… Сжимать в своих объятиях женщину, которая не станет потом истерически рыдать и кидаться на него с кулаками, обвиняя в воображаемых изменах. Тео давно не испытывал такого восхитительного чувства.

Энни так мало походила на женщин из его прошлого, что Тео невольно задумался, заметил ли бы он ее, встретив случайно на улице. Да, черт возьми. Он обратил бы внимание на это необычное лицо, своеобразное, единственное в своем роде. И на ее походку завоевательницы. Тео нравился рост Энни, ее забавная манера смотреть на людей так, будто она видела их в истинном свете. Ему нравились ее ноги, да еще как. Энни была чудачкой. Удивительной, неподражаемой чудачкой. И ему следовало надежнее защищать ее.

Днем в беседе с Джесси и ее отцом Тео пытался разузнать, как на острове относятся к Энни, но не услышал ничего, что показалось бы ему подозрительным. Всех занимал вопрос, почему Энни приехала на Перегрин зимой, но люди куда охотнее делились воспоминаниями о Марии.

Тео решил на следующий день вечером, когда рыбаки возвращаются после лова, снова заглянуть в город, угостить островитян пивом и расспросить. Вдобавок он собирался довести до всеобщего сведения, что Энни вооружена. Его не особенно прельщала эта перспектива, но ничего другого не оставалось.

Он приехал на остров, потому что не мог больше находиться в окружении людей, но и здесь оказался в самой гуще. Прошло больше часа с тех пор, как Энни ушла к себе в комнату. Должно быть, она переоделась в свою кошмарную пижаму. А может, и нет.

Все добрые намерения Тео мгновенно испарились. Отложив в сторону лэптоп, он вышел из студии. Но, приблизившись к двери спальни, увидел клейкий листок с запиской и резко остановился. Энни обошлась одним словом:

«Нет».

На следующее утро Тео не упомянул о записке. Он вообще говорил мало, сказал лишь, что ему понадобится машина. Позднее Энни обнаружила, что он съездил в город и привез слесаря. Ей стало неловко, ведь у нее не было денег, чтобы оплатить счет.

Тео работал в студии, когда она вернулась в коттедж. Достав из шкафа коробку с вином, Энни отнесла ее в «рейнджровер».

Тео застал Энни на кухне.

– Что ты положила ко мне в машину?

– Немного хорошего вина. Оно твое. И спасибо, что позаботился о новых замках.

Похоже, Тео видел ее насквозь.

– Я сменил замки ради себя самого. Не хочу, чтобы у меня украли компьютер, пока меня нет.

Он пытался помочь ей сохранить лицо, но от этого Энни еще острее почувствовала себя обязанной.

– Да, да, как же.

– Энни, мне не нужно твое вино. Эти замки для меня пустяк.

– А для меня нет.

– Ладно. Больше никаких записок на твоей двери, и будем считать, что мы квиты. Как тебе такая идея?

– Наслаждайся своим вином. – Энни не могла сохранять ясность мысли, когда перед ней стоял Тео, источая свои губительные феромоны, да еще после всего, что случилось на ферме. – Ты принес оружие?

Он не стал настаивать.

– Да, принес. Возьми пальто.

Они вышли на болото. Объяснив основные правила безопасного обращения с оружием, Тео показал ей, как заряжать и разряжать автоматический пистолет, который он для нее выбрал, а затем начался урок стрельбы. Энни думала, что оружие вызовет у нее отвращение и страх, но ей понравилось стрелять. Не понравилась ей неожиданно бурная реакция собственного тела на близость Тео. Они едва успели дойти до коттеджа, прежде чем начали срывать друг с друга одежду.

– Я не хочу говорить об этом, – воинственно прорычала Энни позднее вечером, когда они лежали в ее постели.

Тео мирно зевнул.

– Ну и отлично. Превосходно.

– Тебе нельзя здесь спать. Иди к себе в постель.

Он прижал ее к своему обнаженному телу, устраиваясь поуютнее.

– Но я не хочу спать у себя в постели.

Энни тоже не хотелось, чтобы Тео уходил к себе, и все же… Пусть она далеко не все понимала в происходящем, но этот вопрос не вызывал у нее ни малейших сомнений.

– Я хочу секса, а не близости.

Он обхватил рукой ее бедро.

– Это и есть секс.

Энни вывернулась из его рук.

– У тебя два варианта. Или ты спишь один, или лежи здесь и слушай историю моих неудавшихся отношений с бывшими дружками. Три ближайших часа я посвящу описанию самых отвратительных подробностей, объясню, почему романы закончились крахом, и отчего все мужчины такие придурки. Предупреждаю: я становлюсь жуткой уродиной, когда рыдаю.

Тео отбросил одеяло.

– Увидимся утром.

– Я так и думала.

Энни получила от Тео то, чего хотела, – лучший секс в своей жизни, но при этом установила границы.

«Очень умно, – одобрительно кивнула Милашка. – Ты наконец-то усвоила урок».

На следующий день Энни снова повела Ливию на прогулку. День выдался слишком ветреным, чтобы бродить по берегу, и они устроились на ступеньках крыльца. Энни должна была убедиться, что не навредила девочке своим вмешательством. Она усадила на колено Плутовку. Кукла сразу, без обиняков завела разговор на щекотливую тему:

– Ты злишься на меня за то, что я говорила о твоем папе, когда мы спускались на берег?

Ливия сжала губы, ненадолго задумалась, потом медленно покачала головой.

– Слава богу, – отозвалась Плутовка. – Я боялась, что ты рассердилась.

Снова мотнув головой, Ливия взобралась на каменную балюстраду, заменившую деревянное ограждение. Потом повернулась к кукле спиной и уселась верхом на перила.

Энни замерла в нерешительности. Свернуть разговор или продолжить? Ей следовало узнать побольше о мутизме и психологических травмах у детей. Пока же она могла полагаться лишь на собственное чутье.

– Я бы здорово рассвирепела, если бы мой папа обижал маму, – продолжала Плутовка. – Особенно, если бы я не могла никому об этом рассказать.

Ливия принялась скакать на воображаемой лошадке, обнимая балюстраду.

– Или спела бы об этом песенку. Кажется, я уже упоминала, что пою божественно. – Плутовка взяла несколько нот и изобразила вокализ. Энни тренировалась не один год, чтобы научиться петь голосами своих кукол, произвольно меняя тембр, что отличало ее от других чревовещателей. Наконец кукла замолкла. – Если захочешь, чтобы я спела еще о том, что случилось, дай мне знать, – предложила она.

Оставив лошадку, Ливия повернулась и посмотрела на Энни, потом на Плутовку.

– Да или нет? – прощебетала кукла. – Я жду твоего мудрого решения. Как скажешь, так и будет.

Ливия опустила голову и принялась обдирать остатки розового лака с ногтя большого пальца. Явное «нет». Энни вздохнула про себя. А чего еще она ожидала? Неужели она и впрямь думала, будто ее неуклюжее вмешательство способно исцелить такую глубокую травму?

Поерзав на балюстраде, Ливия подняла глаза на Энни. Потом медленно, нерешительно кивнула.

Энни показалось, что сердце замерло, пропустило удар.

– Вот и хорошо, – откликнулась Плутовка. – Я назову свою песню «Баллада об ужасной истории, приключившейся с Ливией». – Энни торжественно откашлялась, надеясь, что ее нехитрая уловка поможет вытащить запретную тему из темноты на свет, сломав печать молчания. Это самое большее, что она могла сделать для Ливии.

Маленьким девочкам гадкие вещи видеть не полагается, И все же порой, и все же порой такое случается…

Она продолжила свою песенку, импровизируя, как и накануне, но на этот раз исполнила стишки серьезным тоном, без воплей и подвываний. Ливия ловила каждое слово куклы, потом важно кивнула и вернулась к игре в лошадки.

Услышав шум за спиной, Энни обернулась.

Тео прислонился к углу дома в дальнем конце крыльца. Даже издалека были отчетливо видны хмурые морщинки у него между бровями. Он слышал песенку и явно не одобрял затею Энни.

Ливия тоже его заметила и замерла на балюстраде. Тео подошел ближе, неслышно ступая по каменным плитам.

«К черту его неодобрение», – пробормотала Энни про себя. По крайней мере, она пыталась помочь Ливии. А что сделал он, кроме того, что испугал девочку?

Плутовка все еще сидела у нее на колене. Энни резко подняла куклу.

– Стой! Кто идет?

Тео застыл на месте.

– Тео Харп. Я здесь живу.

– Это ты так говоришь. Докажи.

– Ну… мои инициалы вырезаны на полу беседки.

«Да, рядом с инициалами Риган».

Плутовка недоверчиво вздернула подбородок.

– Ты хороший или плохой, мистер Тео Харп?

Он изогнул темную бровь, внимательно глядя на куклу.

– Я стараюсь быть хорошим, но это не всегда легко.

– Ты съедаешь овощи? Не оставляешь их на тарелке?

– Все, кроме брюквы.

Плутовка повернулась к Ливии и произнесла громким театральным шепотом:

– Он тоже не любит брюкву. – Кукла снова взглянула на Тео: – Ты не бузишь и не упрямишься, когда приходит время принять ванну?

– Я принимаю душ. И мне это нравится.

– Ты выбегаешь из дома в одних носках?

– Нет.

– А таскаешь сладости, когда никто не смотрит?

– Только ореховое печенье.

– Твоя лошадь пугает детей.

Тео бросил выразительный взгляд на Ливию.

– Вот почему детям нельзя заходить в конюшню без меня.

– Ты когда-нибудь ругаешься? – продолжала Плутовка.

– Стараюсь не ругаться, – серьезно ответил Тео. – Только если «Сиксерс» проигрывают.

– Ты умеешь сам причесываться?

– Да.

– А ногти грызешь?

– Нет, совершенно точно.

Плутовка тяжело вздохнула, опустила голову и спросила, понизив голос:

– Ты когда-нибудь обижал мам?

– Никогда, – не моргнув глазом, ответил Тео. – Никто не должен обижать мам.

Плутовка повернулась к Ливии, склонив голову набок:

– Что скажешь? Пусть остается?

Ливия согласно кивнула. На этот раз твердо, без колебаний. Потом соскользнула с перил.

– Можно мне теперь поговорить с Энни? – спросил Тео Плутовку.

– Пожалуй, я пойду сочинять песенки, – отозвалась кукла.

– Хорошая мысль.

Энни убрала Плутовку в рюкзак. Она ожидала, что с исчезновением куклы Ливия вернется в дом, однако та медленно прошла вдоль крыльца и спустилась по короткой лестнице. Энни хотела позвать ее, но девочка не собиралась убегать. Подобрав прутик, она ковыряла замерзшую землю возле самого дома.

Тео кивком указал на дальний угол крыльца, давая понять, что разговор будет личным. Энни последовала за ним, посматривая одним глазом на Ливию. Тео заговорил тихо, чтобы ребенок не мог слышать:

– И как давно это продолжается?

– Ливия давно подружилась с Плутовкой, но я только пару дней назад завела разговор об отце девочки. И, опережая твой вопрос: нет, я не знаю, что делаю. Хотя и сознаю, что имею дело с проблемой слишком сложной и запутанной для непрофессионала. Считаешь меня сумасшедшей?

Тео задумался.

– Ливия определенно стала менее замкнутой. И, похоже, ей нравится твое общество.

– Ей нравится общество Плутовки.

– Это Плутовка заговорила с девочкой о случившемся, верно? Плутовка, а не ты? – Энни кивнула. – И Ливия подружилась с куклой?

– Вроде бы да.

Тео недоуменно нахмурился.

– Как тебе это удается? Я взрослый человек. Я знаю, черт возьми, что это ты заставляешь куклу говорить, и все же смотрю на куклу.

– Я хорошо делаю свое дело. – Энни пыталась изобразить сарказм, но это ей не удалось.

– Да, чертовски хорошо. – Тео кивнул в сторону Ливии. – Думаю, ты должна продолжить. Если девочке что-то не понравится, она это покажет.

Его уверенность принесла Энни облегчение.

Он повернулся, чтобы уйти. Ливия взбежала по ступенькам и бросилась к нему. В руках она что-то держала. Остановившись, она показала Тео свои трофеи – два маленьких камешка и несколько ракушек. Он посмотрел на нее с высоты своего немалого роста. Девочка запрокинула голову, как всегда, сжав губы в прямую линию. Потом протянула ладошки. Тео с улыбкой забрал дары, потрепав Ливию по голове.

– До встречи, малышка. – Он начал спускаться по вырубленным в скале ступеням, ведущим на берег, и вскоре исчез.

Как странно. Ливия побаивалась Тео и все же отдала ему свои сокровища. Почему?

«Камешки, ракушки…»

Энни вдруг догадалась. Ливия отдала ему свои трофеи, потому что домик для фей строил Тео.

Энни никак не удавалось связать прежнего Тео из далекого прошлого с человеком, которого она узнала теперь. Она понимала, что, взрослея, люди меняются, но жестокие подростковые выходки Тео указывали на психическое расстройство. Подобные вещи легко не проходят. Тео говорил, что ходил к психологу. Похоже, это помогло, хотя он по-прежнему отказывался говорить о Риган и замыкался в себе, стоило разговору свернуть на личные темы. Энни видела, что его все еще терзают демоны прошлого.

Вечером, вынося мусор, она посмотрела в сторону коттеджа и застыла на месте. К домику медленно, будто крадучись, приближалась машина.

Тео писал в студии. Иногда за работой он слушал музыку. Он мог даже не заметить появления незваного гостя.

Энни вбежала в дом, схватила ключи от машины и, усевшись в «рейнджровер», понеслась вниз по склону к коттеджу.