Глава 1

Кенни Тревелер был редкостно ленив, и только этим не слишком приятным качеством объясняется то, что он постыдно заснул в клубе «Амбассадор», принадлежащем «Трансуорлд эрлайнз» далласского аэропорта Форт-Уорт, вместо того чтобы встречать рейс 2193 из Британии. Чистая лень с его стороны плюс полное нежелание встречать рейс 2193.

Он спал бы и дальше, но, к несчастью, появление парочки чересчур шумных бизнесменов лишило его столь приятной возможности. Неохотно открыв глаза, Кенни минут пять со вкусом потягивался и громко зевал. Симпатичная женщина в сером костюме с короткой юбкой сочувственно улыбнулась ему, и он, отделавшись ответной улыбкой, взглянул на часы и понял, что опаздывает уже минут на сорок. Посему Кенни не стал никуда спешить, а вместо этого снова зевнул и потянулся.

— Простите, что беспокою вас, — нерешительно начала незнакомка, — но ваше лицо… кажется таким знакомым. Вы, случайно, не…

— Совершенно верно, мэм. — Кенни подавил зевок, растянул губы в широкой ухмылке и залихватски сдвинул стетсон на затылок. — Рад слышать, что кто-то узнает меня не только на арене родео. Видите ли, чаще всего люди меня просто не замечают!

— Родео? — смутилась женщина. — Извините. Я подумала… вы так похожи на Кенни Тревелера, знаменитого игрока в гольф.

— В гольф? О, что вы, мэм! Я слишком молод, чтобы забавляться играми пенсионеров! Мне по душе настоящий спорт.

— Но…

— Родео. Вот это классная штука. Ну и футбол, конечно, или баскетбол.

Он медленно поднялся с кресла и выпрямился во все свои шесть футов два дюйма.

— Вот когда доходит до тенниса, тут следует хорошенько подумать. Занятие для снобов, видите ли. Ну а гольф — самое распоследнее дело!

Он пожал плечами. Но «серый костюм» было трудно провести на мякине, поскольку она не вчера родилась.

— Однако я прекрасно помню, как этой зимой видела по телевизору вашу блистательную игру в финале турнира «АТТ» и «Бьюик инвитейшнл», — настаивала она. — Клянусь, я думала, что Тайгер разрыдается во время последнего раунда в Торри-Пайнз. — Ее улыбка несколько поблекла. — Просто поверить не могу, что президент Бо…

— Был бы крайне благодарен, мэм, если бы вы не упоминали при мне имя антихриста.

— Простите. Как по-вашему, надолго вас дисквалифицировали?

Кенни поспешно взглянул на золотой «Ролекс».

— Вероятно, это зависит от того, как быстро мне удастся добраться до терминала «Бритиш эруэйз».

— То есть?

— Рад был потолковать с вами, мэм. Мне пора.

Он вежливо притронулся к полям стетсона и засеменил к выходу.

Одна из его несчастных отставных подружек заметила как-то, что в исполнении Кенни эта походочка вполне может считаться настоящим бегом во весь опор. Но все дело в том, что он вообще не видел смысла тратить энергию в любом другом месте, кроме как на поле для гольфа. Его девизом было «поспешай медленно» или «тише едешь — дальше будешь», хотя в последнее время следовать ему становилось все труднее.

Он решительно протопал мимо газетного лотка, не остановившись взглянуть на заголовки таблоидов, вопивших о его дисквалификации. О том, как президент Профессиональной ассоциации гольфа Даллас Фремонт Бодин отстранил от игр Кенни Тревелера в разгар самого удачного сезона в истории профессионального гольфа, сделав тем самым невозможным его участие в турнире «Мастерз», срок которого наступал всего через две недели.

— Привет, Кенни.

Он кивнул какому-то типу в деловом костюме и с тем восторженно-щенячьим выражением, которое появлялось у людей при виде смутно знакомого лица. Похоже, этот прибыл прямо с севера, поскольку выговаривает его имя слишком правильно — «Кенни», а не «Кинни», как все нормальные люди.

Он чуть-чуть прибавил шагу, на случай если бизнесмену взбредет в голову ахать над его триумфальным последним раундом на турнире в Бей-Хилле в прошлом месяце. Женщина с длинной гривой и в туго облегающих джинсах бросила на него оценивающий взгляд, но на поклонницу гольфа она не походила, и Кенни рассудил, что, должно быть, она сражена его офигенной внешностью.

Та же экс-подружка говаривала, что если в Голливуде когда-нибудь вздумают снять фильм о жизни Кенни, единственной звездой, достойной, в смысле красоты, изобразить героя на экране, будет Пирс Броснан, если, конечно, его немного растрепать, привести одежду в беспорядок, избавить от жеманного иностранного акцента и кормить жареными цыплятами, пока он хоть немного не поправится, а то его сдует первым же ураганом из западного Техаса. Но прежде всего придется научить старину Пирса махать клабом так, как заповедал Господь.

Черт, долго еще топать на своих двоих? Он совсем упарился.

Кенни остановился у лотка со сладостями и орехами, купил несколько пачек фруктовых карамелек и, бессовестно пользуясь своим обаянием, убедил мексиканскую киску, стоявшую за прилавком, убрать банановые. Хотя он любил ассорти, но терпеть не мог бананов и, поскольку требовалось слишком много усилий, чтобы вытащить их из пачки, обычно пытался уговорить кого-то другого проделать за него всю работу. Если уболтать продавцов не удавалось, приходилось просто съедать все подряд.

У терминала «Бритиш эруэйз» не осталось ни единой души, поэтому Кенни прислонился к колонне, вытащил из пачки горсть карамелек и закинул в рот. Задумчиво жуя, он предавался грезам, среди которых не последнее место занимала картина, как он с наслаждением сворачивает шею Франческе Дей Бодин, жене антихриста, скрытого под личиной президента ПАГ. Подумать только, и он считал эту женщину своим другом!

— Только одно малюсенькое одолжение. Ради меня, Кенни, — упрашивала она. — Если приглядишь за Эммой эти две недели, даю слово, что уговорю Далли сократить срок твоей дисквалификации. Пусть ты пропустишь «Мастерз», но потом…

— И как, по-твоему, ты это осуществишь? — осведомился он.

— Никогда не спрашивай, как мне удается обвести вокруг пальца моего муженька.

А он и не собирался. Всякому известно, что одного взгляда Франчески вполне достаточно, чтобы растопить сердце Далли Бодина.

Пронзительный ребячий визг, сопровождаемый жизнерадостным голосом с резким британским акцентом, вернул Кенни к действительности.

— Немедленно отпусти волосы сестрички, Реджи, иначе я очень рассержусь. И незачем так вопить, Пенни. Если бы ты не укусила его, он бы на тебя не набросился.

Кенни обернулся и с усмешкой покачал головой при виде женщины с двумя детишками, показавшейся из-за угла. Первое, что он заметил, была шляпа, этакая залихватская соломенная штучка с загнутыми полями и гроздью весело подпрыгивавших при каждом шаге искусственных вишен. На незнакомке были тонкая зеленая юбка с узором из роз и свободный розовый блузон в тон маленьким аккуратным сандалетам. Одной рукой она сжимала ладошку малыша вместе с ручкой сумки размером со штат Монтана, другой — пальцы недовольной девочки, цветастый зонтик и клубнично-красный мешок, едва не лопавшийся от книг, газет и еще одного яркого зонтика. Беспорядочно вьющиеся светло-каштановые волосы выглядывали из-под шляпки, а если с утра англичанка и позаботилась нанести какую-то косметику, то она давно стерлась. Кенни, правда, решил, что это к лучшему, поскольку ее рот даже без помады выглядел невероятно чувственным: с пухлой нижней губкой и изогнутой наподобие лука верхней. Несмотря на легкомысленный наряд, подбородок был решительно выдвинут вперед, что придавало бы ей строгий вид, если бы не младенчески круглые щечки. Скулы были высокими, а нос — узким и чуточку длинноватым, что, однако, не уменьшило интереса Кенни, так как в дополнение ко всему прилагалась еще и пара невероятно огромных, золотисто-карих глаз, обрамленных густыми ресницами.

Он мысленно прикинул, как будут выглядеть на ней обтягивающий топ, мини-юбка и туфли на восьмидюймовых шпильках, потом добавил для полноты впечатления черные сетчатые чулки. Ему в жизни не приходилось платить за секс, но тут отчего-то подумал, что был бы счастлив расстаться с парой сотен, если красотка, например, сообразит, что ей нечем заплатить детскому дантисту или, скажем, парикмахеру.

Но тут, к полному удивлению Кенни, она направилась прямо к нему.

— Мистер Тревелер?

Фантазии — вещь неплохая, но вот реальность…

Сердце Кенни ушло в пятки, а в желудке появилась неприятная сосущая пустота при виде двух назойливых спиногрызов. Выходит, она ожидала именно его, и этот факт безоговорочно указывал на то, что перед ним леди Эмма Уэллс-Финч, та самая особа, которую Кенни подрядился нянчить целых две недели. Но Франческа ни словом не обмолвилась о детях?

Слишком поздно он осознал, что машинально кивнул в ответ, вместо того чтобы повернуться и в мгновение ока слинять из аэропорта, сесть в «кадиллак» и усвистеть прочь. Но разве он может позволить себе такую роскошь? Сейчас самое главное — поскорее вернуться на поле.

— Чудесно! — просияла она и ринулась к нему, таща за собой свою поклажу и детишек. Юбка путалась в ногах, волосы летели по ветру, газеты громко шуршали. Ну и энергия!

Кенни устало поморщился. Но женщина, ни на что не обращая внимания, отпустила девочку, схватила его руку и принялась бодро трясти.

— Счастлива познакомиться, мистер Тревелер. — С каждым ее словом вишенки смешно подпрыгивали. — Я Эмма Уэллс-Финч.

Парнишка отвел назад ногу и, прежде чем Кенни успел опомниться, больно лягнул его в коленку.

— Ты противный!

Кенни злобно уставился на малыша, соображая, стоит ли треснуть хорошенько его, или лучше отшлепать Франческу сразу после того, как выскажет все, что думает о низких и подлых шантажистах.

Леди Эмма повернулась к маленькому негоднику, но, вместо того чтобы наградить его оплеухой, как он того заслуживал, укоризненно нахмурилась.

— Реджи, дорогой, немедленно вынь палец из носа. Это ужасно некрасиво. И извинись перед мистером Тревелером.

Поросенок вытер палец о джинсы Кенни. Тот уже готовился прихлопнуть гнусное отродье, но в этот момент к ним подбежала запыхавшаяся женщина:

— Спасибо, дорогая, что присмотрела за ними. Реджи, Пенелопа, вы хорошо себя вели?

— Да они просто ангелочки, — ответила Эмма с такой неподдельной искренностью, что Кенни едва не подавился яблочной карамелькой.

Леди Эмма тут же принялась колотить его по спине. К несчастью, проделывала она это с такой же силой, как и трясла его руку, и Кенни понял, что перелома двух-трех ребер не миновать. Он был готов поклясться, что слышал подозрительный треск. Когда он наконец отдышался, маленькие бесенята вместе со своей мамашей уже успели исчезнуть.

— Ну вот, — улыбнулась леди Эмма, — мы и одни.

У Кенни закружилась голова, отчасти из-за помятых ребер, но в основном из-за усилий увязать аристократическое произношение с лицом, вполне уместным на панели.

Пока Кенни оправлялся от удара, Эмма, в свою очередь, делала кое-какие умозаключения. Как директриса женской школы Святой Гертруды, в которой сама училась с шести лет, она привыкла оценивать людей едва ли не с первого взгляда и уже через минуту заключила, что этот типично американский ковбой, наделенный не столько твердым характером, сколько огромным обаянием, — именно то, что ей нужно.

Жесткие черные волосы выбивались из-под полей соломенно-желтого стетсона, словно привинченного к голове. Темно-синяя футболка с логотипом фирмы «Кадиллак» на широченной груди, выцветшие джинсы обтягивают узкие мускулистые бедра и стройные ноги. Она отметила ковбойские сапоги ручной работы, достаточно поношенные, но безукоризненно чистые. К этому оставалось добавить прямой нос, чуть выдающиеся скулы, красивой формы рот и глаза. Глаза цвета диких гиацинтов или болотных фиалок. Совершенно неприличные для мужчины.

Кроме того, беглый осмотр позволил ей узнать все что необходимо о его натуре. Дерзость, граничащая с наглостью, так и сквозила в его небрежной позе, заносчивость проглядывала в посадке головы, и что-то безошибочно-плотское так и светилось в фиолетово-голубых глазах под тяжелыми веками.

Эмма с трудом сдержала трепет.

— Ну что, в путь, мистер Тревелер? Вы, кажется, немного опоздали? Остается надеяться, что никому не пришло в голову стащить мои вещи.

Она протянула ему мешок, но промахнулась и случайно наткнулась на его грудь. На пол выпала «Таймс» с биографией Сэма Хаустона, которую она как раз читала, и плитка шоколада. Эмма, конечно, понимала, что и без того не тростинка, но уж очень любила сладкое.

Она поспешно нагнулась — как раз в тот момент, когда Кенни шагнул вперед. Шляпка Эммы задела его колено и отлетела к груде вещей на полу. Эмма сердито нахлобучила ее на свои непокорные кудри.

— Простите.

Обычно Эмму нельзя было назвать неуклюжей, но в последнее время неприятности так одолели ее, что лучшая подруга Пенелопа Бриггс утверждала, будто ей грозит неминуемая опасность превратиться в одну из «тех милых крошек с тараканами», так любимых создательницами английских детективных романов.

Сама мысль о том, что всего в тридцать она вот-вот станет «милой крошкой с тараканами», невыносимо угнетала, посему Эмма не позволяла себе думать ни о чем подобном. Кроме того, если все пойдет по плану, беспокоиться не о чем.

Он не помог собрать вещи с пола, не предложил понести сумки, но чего ожидать от человека, столь щедро одаренного матерью-природой?

— Пойдем? — повторила она, взмахнув в нужном направлении сложенным зонтиком, и уже почти добралась до конца терминала, когда осознала, что Кенни не двинулся с места. Эмма повернулась, не понимая, что случилось. Он пялился на ее зонтик-трость. Странно. Зонтик как зонтик, что он в нем нашел? Может, он вообще медленно соображает и куда более дебилен, чем она посчитала?

— Вы… э-э-э… всегда так указываете направление? — поинтересовался он. Эмма с недоумением опустила глаза на цветастый зонтик, гадая, что, черт возьми, имеет в виду Кенни.

— Нам нужно попасть в багажное отделение, — терпеливо пояснила она, ткнув для наглядности ручкой куда-то вперед.

— Знаю.

— Ну и?..

Кенни обалдело уставился на нее.

— Нет, это я так, не обращайте внимания.

И едва он сделал первый шаг, она рванулась вперед. Юбка развевалась, непослушный локон прилип к щеке. Ей, возможно, следовало бы задержаться на несколько минут и привести себя в порядок, прежде чем покинуть самолет, но она так устала, занимая детей, сидевших через проход, что совершенно забыла о себе.

— Мистер Тревелер, мне кажется… — начала она, но поняла, что говорит сама с собой. Эмма снова остановилась, обернулась и обнаружила, что Кенни таращится на витрину сувенирного киоска. Она покорно стала дожидаться, пока он соизволит обратить на нее внимание.

Напрасно. Он прилип к киоску.

Эмма со вздохом направилась к нему.

— Что-то не так?

— Не так?

— Нам нужно получить багаж.

Кенни нехотя поднял глаза.

— Я тут подумал, что неплохо бы купить новый брелок для ключей.

— Именно сейчас?

— Возможно.

Он передвинулся на шесть дюймов влево, чтобы получше разглядеть товар.

— Мистер Тревелер, по-моему, нам нужно торопиться.

— Видите ли, пару лет назад друг дал мне брелок от Гуччи, но мне не слишком нравятся вещи с чужими инициалами.

— Вы получили этот брелок несколько лет назад?

— Вот именно, мэм.

Она вспомнила когда-то слышанную проповедь на тему, как щедро вознаграждает Господь людей, чем-то обделенных в одной области, даря им необыкновенные таланты в другой. Например, недостаток мозгов возмещается иногда удивительной красотой.

Волна сострадания захлестнула ее, а вместе с этим пришло и чувство невероятного облегчения. Кажется, ей не придется прилагать слишком много усилий. Его невероятная тупость все значительно упрощает.

— Хорошо, я подожду.

Он продолжал изучать витрину. Руку Эммы ломило под весом груза. Наконец она, не выдержав, протянула ему мешок:

— Не смогли бы вы его подержать?

Кенни с сомнением осмотрел его.

— Выглядит тяжелым.

— Да. Очень.

Кенни неопределенно кивнул и вновь припал к витрине. Эмма перекинула мешок в другую руку. Нет, она этого не вынесет!

— Может, вам помочь?

— О, не стоит, я и сам способен заплатить!

— Я хотела сказать — может, вам помочь выбрать?

— Нет, видите ли, вся беда в том, что я вечно позволяю другим выбирать за меня брелоки.

Эмма почувствовала, что руки сейчас вывернуться из суставов.

— Мистер Тревелер, нам в самом деле пора. Не считаете ли, что это можно сделать в другое время?

— Наверное, только в других местах ассортимент не столь хорош.

Терпение Эммы лопнуло.

— Прекрасно! Возьмите тот, что с ковбоем.

— Ну? Вам он по душе?

Она заставила себя выдавить:

— Потрясающая штука!

— Ковбой так ковбой.

Кенни с довольным видом вошел в магазинчик, остановился, чтобы полюбоваться посудными полотенцами, и целую вечность болтал о чем-то с миленькой продавщицей. Наконец он появился в дверях с маленьким свертком, который тут же сунул в ее сведенные судорогой пальцы.

— Вот так.

— Что это?

Кенни раздраженно пожал плечами:

— Брелок для ключей, естественно. Сами сказали, что вам нравится ковбой.

— Но это ваш брелок!

— К чему мне он, спрашивается, когда у меня в кармане уже лежит один, и притом от Гуччи?

Он устремился по коридору, и Эмма могла бы поклясться, что при этом насвистывал «Правь, Британия».

Двадцать минут спустя они оказались на автостоянке. Эмма тоскливо взирала на машину, большой роскошный «кадиллак-эльдорадо» последней модели, цвета шампанского.

— Извините, это мне не потянуть.

Кенни небрежным поворотом ключа открыл багажник.

— Прошу прощения?

Прекрасно управляя финансами школы, Эмма тем не менее совершенно пренебрегала своими. Поскольку содержание старых зданий стоило дорого, денег вечно не хватало, и когда школа отчаянно нуждалась в новом ксероксе или лабораторном оборудовании, Эмма приобрела дурную привычку залезать в собственный карман. Результат, разумеется, был плачевным. И сейчас она залилась краской смущения.

— Боюсь, произошла ошибка, — сконфуженно пролепетала она. — Мой бюджет весьма ограничен. Когда я сказала Франческе, что смогу платить водителю всего пятьдесят долларов в день, она заверила, что этого вполне достаточно. Но пользоваться таким автомобилем могут только миллионеры.

— Пятьдесят долларов в день?

Ей хотелось верить, что голова гудит вследствие перепада часовых поясов, но обычно Эмма прекрасно переносила дорогу, значит, дело в досаде и раздражении. Общаться с этим роскошным кретином куда тяжелее, чем с самыми тупыми ученицами. Он не только передвигается со скоростью улитки, но, похоже, вообще не понимает ни одного ее слова. После недоразумения с брелоками целая вечность ушла на то, чтобы дотащить его до багажного отделения.

— Я думала, Франческа обо всем с вами договорилась. Вы ведь ожидали больше пятидесяти долларов, не так ли?

Он установил два тяжеленных чемодана в багажник с удивительной легкостью, учитывая то обстоятельство, что всего минуту назад вел себя так, словно эти чемоданы вот-вот переломят ему позвоночник. Эмма снова невольно уставилась на мускулистые плечи, обтянутые футболкой. Она всегда считала, что для того, чтобы нарастить такие мышцы, нужно затратить немало энергии.

— Вероятно, это зависит от того, что еще, кроме езды, должна покрыть эта сумма, — заметил он, беря у нее хозяйственную сумку и швыряя рядом с чемоданами. Потом подозрительно оглядел ее сумку: — Удивительно, что вас не заставили ее взвесить перед посадкой. Клянусь, она весит больше, чем все остальное, вместе взятое. Это тоже в багажник?

— Нет, спасибо.

Боль перетекла с висков в затылок.

— Наверное, нам стоит вернуться в терминал, сесть и хорошенько все обсудить.

— Слишком далеко идти, — пробормотал он и, скрестив руки, облокотился о багажник.

Размышляя, как далеко может зайти в своей откровенности, Эмма поморщилась при мысли о том, какой контраст составляет ослепительное солнечное сияние с ее мрачными мыслями.

— Прежде чем стать директрисой школы Святой Гертруды, я преподавала историю и…

— Директрисой?

— Да, и…

— Вы в самом деле всем так представляетесь? Директриса?

— Это моя должность.

Веселью его, казалось, нет предела.

— Вы, британцы, чертовски напыщенный народ! Ну и титулы у вас там! Как у королевских особ!

Будь на его месте другой американец, Эмма попросту расхохоталась бы, но что-то в его манерах нестерпимо задевало ее и заставляло разыгрывать этакую чопорную мисс.

— Не нам менять установленные правила… — Эмма осеклась. Боже, она сама себе противна. Когда это она так выражалась? — Весь прошлый год я работала над статьей о леди Саре Торнтон, англичанке, которая проехала по Техасу в 1870 году. Она тоже окончила школу Святой Гертруды. Статья почти готова, но мне нужно поработать в нескольких библиотеках, прежде чем я ее завершу. И поскольку сейчас весенние каникулы, самое время немного попутешествовать. Франческа рекомендовала вас как прекрасного гида и заверила, что пятидесяти долларов за ваши услуги будет достаточно.

— Услуги?

— В качестве гида, — повторила она.

— Угу. Я рад, что вы имели в виду именно это, поскольку опасался, что вы подразумеваете что-то еще, в каковом случае пятидесяти долларов, конечно, будет недостаточно.

Он все еще ухмылялся, хотя Эмма никак не могла понять, в чем дело.

— Ездить придется много. Кроме Далласа, мне нужно посетить библиотеку университета штата Техас и…

— Ездить? Это все, что вам нужно?

Ей требовалось не только это, но теперь не время упоминать о том, как сильно она хочет, чтобы он показал ей изнанку жизни Техаса.

— Нет. Мне необходимо кое-что еще.

— Ну что же, — улыбнулся он, — начнем с главного, а остальное приложится.

Эмму одолевали сомнения. Денег и так не хватает, а тут…

— Не находите, что лучше прояснить все с самого начала?

— Пока все достаточно ясно. — Он открыл для нее дверцу и жестом пригласил сесть. — Вы платите мне пятьдесят долларов в день за работу водителя.

— У меня целый список мест, где я хотела бы побывать.

— Я так и думал. Не прищемите юбку. — Кенни захлопнул дверцу и перешел на другую сторону. — Вы могли бы сэкономить деньги, купив дорожные карты и взяв машину напрокат.

Он устроился на месте водителя и вставил ключ в зажигание. В машине пахло роскошью и дорогой кожей. Перед глазами, как живой, встал герцог Беддингтон, но Эмма решительно выбросила его из головы.

— Я не умею водить, — призналась она.

— Всякий, кому перевалило за четырнадцать, умеет водить, — сообщил он и, бросив взгляд через плечо, вырулил со стоянки.

— Давно вы знаете Франческу?

Эмма с трудом оторвала взгляд от спидометра, стрелка которого колебалась на угрожающих цифрах, и притворилась, что думает, будто это счетчик километража.

— Я встретилась с ней несколько лет назад, когда ее компания выбрала территорию нашей школы, кстати весьма живописную, чтобы заснять интервью с несколькими английскими актерами для передачи «Франческа сегодня». Мы понравились друг другу и с тех пор постоянно переписывались. Я собиралась навестить ее, но они с мужем временно перебрались во Флориду.

Кенни подумал, что самолетом во Флориду добраться легче легкого. Похоже, Франческа точно знала, каким чирием на заднице может быть леди Эмма, и именно поэтому спихнула ее на него.

— Кстати, насчет ваших расходов, — с тревогой начала Эмма. — Это такой большой автомобиль. Должно быть, бензина уходит прорва.

На ее лбу залегла небольшая морщинка, зубы терзали нижнюю губу. Лучше бы она этого не делала! Чертовски неприятно! Она безумно раздражала его, с того момента, когда впервые открыла рот, и Кенни мысленно поклялся, что, если она хотя бы еще раз ткнет во что-то своим проклятым зонтиком, он выхватит его и переломит о колено. Но при виде того, как изгибаются эти губки, за которые каждый выложит двести долларов в час, он едва не лопнул. Не понятно, как он выдержит эти две недели!

В постели.

Идея осенила его внезапно, да так и застряла в голове. Кенни улыбнулся. Именно образ мышления сделал его чемпионом трех континентов. Лучший способ не придушить ее — как можно скорее избавить от одежды. Предпочтительно в следующие же два дня.

Молниеносная победа — дело нелегкое, это некий вызов его способностям, но Кенни все равно нечего было делать, поэтому вполне можно попробовать. Он подумал о пятидесяти долларах в день, обещанных Эммой, потом вспомнил о трехмиллионном гонораре, который получит в этом году, и искренне улыбнулся. Впервые с того времени, как нечистый на руку менеджер втянул его в финансовую аферу, повлекшую за собой дисквалификацию, ему стало немного легче. Но улыбка быстро сменилась угрюмой гримасой, стоило Кенни представить реакцию Франчески, когда Эмма упомянула о пятидесяти долларах. Она, должно быть, ухохоталась, решив умолчать об этой пикантной детали. Кенни не переставал удивляться, что такой упертый безжалостный ублюдок со стальными глазами, как Далли Бодин, не способен справиться с женой. Единственной женщиной, распоряжавшейся когда-то Кенни, была его психованная мамаша. Она едва не разрушила его жизнь, прежде чем он взялся за ум. И при этом получил урок, который усвоил крепко-накрепко. С тех пор он не позволял ни одной бабе взять над ним верх.

Он искоса зыркнул на леди Эмму с ее кудряшками цвета жженого сахара, кукольными щечками, аляповатыми розочками и трясущимися вишенками. Всю свою взрослую жизнь он манипулировал женщинами и никогда не давал им забыть, где их истинное место.

В кровати. Прямо под ним.

 

Глава 2

— Это не отель!

По дороге Эмма незаметно задремала, но уже успела прийти в себя и, взглянув в окошко «кадиллака», увидела, что они въехали в окруженный забором двор, по всей территории которого были рассеяны строения.

Эмма вовсе не собиралась спать, тем более что давно ждала встречи с Техасом, но Кенни упорно игнорировал ее вежливые намеки на головокружительную скорость, с которой машина мчалась по шоссе, так что пришлось от страха прикрыть глаза. Об остальном позаботился организм, измученный разницей часовых поясов.

У себя дома она предпочитала ходить пешком или ездить на велосипеде, к восторгу учениц. Но ей исполнилось всего десять, когда она попала в ужасную автомобильную катастрофу, лишившую ее отца. Хотя сама девочка отделалась всего-навсего переломом руки, с тех пор в машинах ей становилось не по себе. Она стыдилась своей автофобии и ненавидела всякие проявления слабости в себе.

— Поскольку вы хотите побольше сэкономить, — пояснил Кенни, — я подумал, что лучше остановиться здесь.

Эмма оглядела дорогие на вид домики, которые американцы именовали коттеджами. Все оштукатурены, с зелеными черепичными крышами. И везде цветы, а с невысоких оград, отделяющих одно здание от другого, свисают гроздья бугенвиллеи.

— Но это похоже на частное владение, — запротестовала она, когда Кенни свернул на подъездную аллею.

— Да, и принадлежит моему приятелю, — пояснил он, нажатием кнопки открыв ворота гаража. — Сейчас его нет в городе. Можете занять соседнюю с моей комнату.

— С вашей? Вы тоже здесь живете?

— Разве я только что не сказал?

— Но…

— Не хотите бесплатное жилье — не нужно. По мне так все равно. — Он развернул машину. — Правда, вам не пришлось бы тратить сотню баксов в день, но если вам все равно, немедленно везу вас в отель.

Кенни включил зажигание.

— Нет! Я не знаю… то есть не уверена…

Кенни остановил «кадиллак», успев лишь наполовину выбраться из гаража, и уставился на Эмму.

Она не привыкла к колебаниям, особенно когда сама не понимала, по какой причине возражает. Что ей до того, живет он здесь или нет? Разве она не отправилась в это путешествие с твердым намерением потерять свое доброе имя?

При мысли об этом в животе похолодело, но она приняла решение и не опозорит имя школы своей трусостью.

— Ну как, согласны?

— Да. Уверена, что это наилучший выход.

Кенни снова въехал в гараж.

— Во дворике стоит большая ванна с подогревом.

— Ванна с подогре…

— А что, в Англии таких не бывает?

— Бывают, конечно, но…

Кенни заглушил мотор и вышел. Эмма последовала за ним.

В дальнем конце гаража высилась груда коробок и было устроено нечто вроде винного погреба. Эмма, во всяком случае, увидела штабеля покрытых пылью бутылок.

Кенни направился к двери, ведущей в дом, но Эмма поспешно напомнила:

— Мистер Тревелер, я…

Он повернулся.

— Я хотела сказать — мои чемоданы…

Кенни, испустил усталый вздох человека, чье терпение подвергается тяжелым испытаниям, но все же открыл багажник и заглянул внутрь.

— Знаете, человеку с больной спиной ужасно вредно таскать такие тяжести.

— У вас болит спина?

— Пока нет. Подчеркиваю, пока.

Эмма едва скрыла улыбку. Он просто невыносим, но довольно забавен. И чтобы проучить его, она гордо промаршировала к багажнику и собственноручно вытащила чемоданы.

— Я сама их понесу.

Но неотесанный олух, вместо того чтобы устыдиться, довольно ухмыльнулся:

— Я придержу дверь.

Раздраженно морщась, Эмма втащила вещи в дом.

Они оказались в маленькой кухоньке с зеленоватым кафельным полом, отделанными мрамором кухонными столами и посудными полками с рифлеными стеклянными дверцами. Заходящее солнце, проникавшее сквозь световой люк, освещало внушительный набор кухонной техники.

— Прелестно! — искренне восхитилась Эмма и, поставив чемоданы, прошла в гостиную, обставленную мебелью белых, голубых и различных оттенков зеленого цветов. Какие-то растения с огромными листьями росли у стеклянной двери, открывавшейся прямо в небольшой внутренний дворик, окруженный деревянным заборчиком. У дальней стены стояла просторная восьмиугольная ванна.

Кенни швырнул шляпу на стул, бросил ключи на бронзово-стеклянную этажерку и нажал кнопку изящного автоответчика. Комнату наполнили звуки женского голоса с протяжным техасским выговором:

— Кенни, это я, Тори. Позвони, как только вернешься, сукин сын, иначе, клянусь Богом, я свяжусь с антихристом и наябедничаю, что ты гоняешься за несовершеннолетними католичками. Кстати, у меня остались твои пинги, в том числе и Большая Берта, та, с которой ты выиграл «Колониел». Я не шучу, Кенни. И переломаю их в щепки, все до единой, если не объявишься сегодня к трем.

Кенни широко зевнул. Эмма украдкой бросила взгляд на элегантные часы, красующиеся на этажерке. Ровно четыре.

— Похоже, она сильно рассержена.

— Тори? Нет, просто такая манера говорить.

— Это ваша жена? — не сдержала любопытства Эмма.

— Я никогда не был женат.

— Вот как, — выжидающе обронила она. Кенни рухнул на диван с таким видом, словно пробежал марафонскую дистанцию. — Значит, это ваша невеста? Или подружка? — против воли выпалила Эмма, окончательно заинтригованная великолепным лентяем.

— Моя сестра. К несчастью.

— Я не совсем поняла, что она имела в виду. Большая Берта? Пинки?

— Пинги. Клабы для гольфа. Ну, клюшки такие.

— А, значит, вы играете в гольф! Этим объясняется ваше знакомство с Франческой! Некоторые наши преподаватели тоже увлекаются гольфом.

— Неужели?

— А я катаюсь на велосипеде, чтобы поддерживать форму.

— Угу.

— Я большая поклонница ежедневных физических упражнений.

— А я преданный поклонник пива. Хотите бутылочку?

— Нет, спасибо. Я… — Эмма вовремя осеклась. — Собственно говоря, я обожаю пиво.

— Прекрасно, — кивнул Кенни, поднимаясь. — Можете занять спальню в конце коридора наверху. Буду ждать у ванны с парочкой холодненьких, как только разденетесь.

И прежде чем она успела ответить, Кенни исчез. Эмма нахмурилась. Для человека, передвигавшегося медленнее черепахи, у него просто изумительная реакция.

Кенни развалился в ванне, стоявшей в тени маленького внутреннего дворика. Последняя модель и, несмотря на скромное название, снабжена системой охлаждения, позволяющей сохранять приятную прохладу воды жарким техасским летом. Но к вечеру, когда солнце пекло не так сильно, приятно полежать в тепле.

Он велел установить ванну сразу после того, как купил это местечко. Вообще-то ему принадлежали три участка, включая ранчо в окрестностях Уайнета, штат Техас, и пляжный домик на Хилтон-Хед, хотя его, к сожалению, придется продать, чтобы выпутаться из неприятностей с законом и финансовых трудностей, в которые вверг Кенни бывший менеджер Ховард Слаттери по прозвищу Слезоид.

Кенни услышал звонок телефона, но предпочел проигнорировать его, в полной уверенности, что снова звонит Тори, и, прислонившись коленом к крану, стал размышлять о том, как получилось, что Эмма не знает, кто он. Вероятно, этот факт должен был ранить его самолюбие, но Кенни тихо радовался, что оказался в обществе человека, который не станет перебирать осточертевшие подробности скандала.

Дверь распахнулась, и на крыльце появилась леди Эмма. Кенни восхищенно тряхнул головой. Больше всего она напоминала закутанное с головы до пят привидение: еще одна соломенная шляпа, темные очки, прозрачный розовый халатик, усеянный белыми цветами. Очевидно, она обожает подобные расцветки.

Кенни отхлебнул пива и небрежно махнул бутылкой в ее сторону:

— Надеюсь, под этим у вас ничего нет?

Золотисто-карие глаза засверкали всеми оттенками изумления.

— Разумеется, есть!

— У моего дружка твердое правило — не садиться в ванну одетым.

В ее глазах блеснули веселые искорки.

— Но вашему другу совсем не обязательно знать об этом, не так ли? — Тут ее пальцы, возившиеся с поясом халата, застыли. — Значит, вы совсем голый?

Кенни сделал еще глоток и с невинным видом уставился на нее.

— Видите ли, это одна из таких вещей, по поводу которых американки не задают расспросов. Это само собой разумеется.

Эмма поколебалась, но все же развязала пояс, и передернув плечами, сбросила халатик.

Кенни задохнулся, ощутив, как прямо здесь, в бурлящей воде, одна весьма непослушная часть его тела зашевелилась и встала по стойке «смирно».

И дело оказалось совсем не в ее купальном костюме, кстати говоря, очень скромном, закрытом, с узором из переплетающихся стеблей ириса. А вот фигура, которую он обтягивал… Да, эта леди вряд ли бежит после ужина в туалет, чтобы сунуть два пальца в глотку, как некоторые его приятельницы! У леди Эммы тело настоящей женщины, с изящными изгибами бедер и восхитительной грудью. Любому мужчине, оказавшемуся с ней в постели, не придется проверять, все ли на месте. А кожа! Безупречная, молочно-белая и, должно быть, нежная на ощупь. Ноги, правда, не слишком длинны, зато стройные и чисто выбритые. Кенни облегченно вздохнул, увидев это: ведь с иностранками ни в чем нельзя быть уверенным. Вспомнить хотя бы встречу со знаменитой французской кинозвездой. Бр-р-р! Вот был неприятный сюрпризец!

Но несмотря на округлости во всех нужных местечках, леди Эмму никак не назовешь полной! И хотя спортом эта дама не занималась, она была подтянутой и стройной. Должно быть, велосипед и вправду штука неплохая.

Она тронула губы помадой, нежно-розовой, а не шлюшно-красной, что тоже неплохо, поскольку алого цвета он попросту не вынес бы и наверняка потерял бы над собой контроль. Ну что за насмешка природы! Вложить в такое тело душу вояки, обожающего дисциплину! Должно быть, Всемогущий решил посмеяться.

Кенни поднял бутылку пива, предназначенную для Эммы, весьма слабо веря в то, что она способна его выпить… и протянул ей. Она шагнула к нему с таким видом, что раздражение Кенни вспыхнуло с новой силой. У дамы такой вид, словно она собралась освобождать Китай от коммунистов, а не расслабляться в джакузи. Да, эта женщина понятия не имеет, что такое настоящий отдых.

Она опустилась в воду как можно дальше от него, так что над поверхностью воды виднелись лишь плечи, пересеченные белыми лямками.

— Мы в тени, — напомнил он, — так что вполне можете снять шляпу, если только вас не смущает… сами знаете что.

— Что именно?

Кенни заговорщически понизил голос:

— Ваша лысина.

— Какая еще лысина?!

— Лысина — это вовсе не то, чего стоит стыдиться, леди Эмма, — с деланным сочувствием сообщил Кенни, — хотя, должен признать, ее привычнее видеть у мужчин.

— Но я вовсе не лысая! Как вы могли подумать такое?

— Но я почти не видел вас без шляпы! Она словно приросла к вашей головке, так что естественно предположить, будто…

— Мне просто нравятся шляпы.

— Полагаю, они истинные друзья людей с поредевшими волосами.

— Мои волосы… — Эмма негодующе закатила глаза и сбросила шляпу. — У вас своеобразное чувство юмора, мистер Тревелер.

Но он уже не слушал и, глядя на пушистую корону кудряшек, моментально забыл, какая зануда их владелица. Правда, долго предаваться созерцанию ему не удалось.

— Нам нужно обсудить завтрашний распорядок дня, — деловито объявила Эмма.

— Не стоит. Кстати, вы собираетесь пить пиво или просто подержите бутылку? И меня зовут Кенни. Всякое иное обращение заставляет ощущать себя школьным учителем, не во гнев будь сказано.

— Ладно, Кенни. И прошу вас, зовите меня Эмма. Я никогда не пользуюсь своим титулом, он, что называется, почетный.

Она поднесла горлышко к губам и, двумя глотками осушив бутылку наполовину, как ни в чем не бывало поставила ее на бортик ванны.

— Не понимаю, почему вы не пользуетесь титулом, — удивился Кенни. — По-моему, это единственная хорошая традиция, что есть у британцев.

— Ну, не так уж мы плохи, — улыбнулась Эмма.

— Кстати, как вы его получили?

— Мой отец был пятым графом Вудборном.

— А я думал, — немного поразмыслив, протянул Кенни, — что дочери графа… простите, если лезу не в свои деkа… и члену королевской семьи можно не считать каждый шиллинг.

— Но я вовсе не член королевской семьи, и к тому же большая часть английских аристократов живет довольно скромно. Мои родители не исключение. Оба были антропологами.

— Были?

— Отец погиб, когда я была ребенком. А едва мне исполнилось восемнадцать, как мама умерла на раскопках в Непале. Видите ли, она была по-настоящему счастлива, лишь когда ближайший телефон находился в сотне миль от нее, так что не было никакой возможности получить медицинскую помощь, когда ее аппендикс лопнул.

— Должно быть, вы воспитывались в глуши.

— Нет, я выросла в школе Святой Гертруды. Мама оставила меня там, чтобы работать без помех.

В голосе леди Эммы не слышалось ни капли горечи, но Кенни просто не мог думать хорошо о женщине, бросившей свое дитя, чтобы шататься по всему свету. С другой стороны, если бы его мамаша больше уделяла внимания окружающим, чем сыну, насколько счастливее было бы его детство!

Подойди, поцелуй мамочку, котеночек! Мой красавчик! Мама любит тебя больше всего на свете. Никогда не забывай это!

— У вас есть братья и сестры?

— Никого.

Она опустилась в воду еще глубже.

— Мне не терпится начать работать, и, кроме того, неплохо бы посмотреть окрестности; но прежде всего необходимо заехать в магазин и купить кое-что из одежды. Кстати, не знаете, где тут салон татуировки?

Кенни поперхнулся. Пенистая струя ударила ему в нос.

— Ч-чего?!

Эмма подняла очки и пресерьезно объяснила:

— Сначала я хотела наколоть анютины глазки. Но цвет… видите ли, боюсь, это будет похоже на синяк. А те цветы, что я люблю больше всего: маки, ипомеи, подсолнухи, — слишком велики. Роза тоже неплохо, но уж очень тривиально, не находите? — Она снова сдвинула очки на переносицу. — Обычно я редко сомневаюсь, но на этот раз никак не могу решить. Не посоветуете что-нибудь?

Кенни впервые в жизни лишился дара речи, и это настолько потрясло его, что он ушел под воду и оставался там некоторое время, дабы прийти в себя. Но это ему не удалось. Она тут же принялась дубасить его по голове, и это еще больше разозлило его. Он поспешно вынырнул и вызверился на нее:

— Я правильно понял? Желаете сделать татуировку?

У нее хватило наглости улыбнуться!

— Я не знала, что в Штатах существует столь ярко выраженный языковой барьер. Кстати, когда вам в следующий раз вздумается сунуть голову под воду, предупреждайте. Я уж было испугалась, что вы тонете.

Он отчетливо почувствовал, как повышается кровяное давление и его вот-вот хватит удар.

— Какой, к черту, языковой барьер? Просто таким, как вы, не к лицу иметь наколки!

Впервые с момента их встречи Эмма оцепенела. Прошло не меньше минуты, прежде чем из пузырьков показалась ее рука и медленно стянула очки. Она положила их на бортик, рядом с бутылкой, и подняла на него вопрошающие глаза.

— Что, собственно говоря, вы имеете в виду? Такие, как я? Какие именно?

Он явно умудрился вывести ее из себя, но, хоть убей, не понимал чем.

— Ну… респектабельные… консервативные, что ли…

Эмма величественно поднялась, и по выражению ее лица Кенни сообразил, что, будь он ребенком, его сейчас послали бы к директору школы, как провинившегося озорника. Тем более что идти было недалеко.

— Должна признаться, мистер Тревелер, что определение «консервативный» ни в малейшей мере мне не подходит!

Он засмеялся было, но тут же смолк, отвлекшись созерцанием упругих белых бедер, по которым струйками стекала вода.

— Не хотите ли сказать… — выдавил он.

— Именно! Репутация у меня крайне шаткая, если не больше! Неужели еще не поняли? Посмотрите на меня! Валяться в ванне с человеком, которого знаешь всего несколько часов!

— Но вы же не голая, — резонно возразил он. Эмма порозовела, и не успел Кенни оглянуться, как она уселась и принялась дергать за лямки. Прямо на его глазах, утопая в кипящих пузырьках, она стянула купальник и размахнулась. Мокрая ткань с мягким шлепком приземлилась на брусчатке.

— Вот вам! И чтобы я не слышала слова «консервативный»!

Кенни ухмыльнулся. Черт возьми, да это оказалось проще простого! Легче, чем отнять у ребенка конфету!

Эмма, со своей стороны, видя, как белые зубы ярко блеснули на загорелом лице, тяжело вздохнула. Опять она влипла! О ее вспыльчивости ходили легенды, но она всю жизнь старалась держать себя в руках, и подобные взрывы случались крайне редко.

Она поспешно схватила бутылку и сделала огромный глоток, пытаясь скрыть смущение, но сознание того, что она лежит голая в одной ванне с мужчиной, отнюдь не облегчало задачу. Она привыкла справляться с задиристыми ученицами, безрассудно любящими родителями, капризными спонсорами и перегруженным работой штатом преподавателей. Как могла она так легко поддаться на провокацию?

Пытаясь вновь обрести достоинство, Эмма ощутила ласку воды на коже. Ядовитая змея чувственности вновь подняла изящную головку. Свирепо скрутив ее, Эмма вновь поставила бутылку и бросила резче, чем намеревалась:

— Теперь, когда мы все выяснили, может, к завтрашнему дню узнаете адрес ближайшего салона?

Кенни разглядывал ее с туповатым видом деревенского недоумка. Однако физически он прекрасно развит. Солнечные зайчики играли на широченных плечах. Теперь, когда он избавился от стетсона, стало заметно, что волосы у него темные как смоль и вьются, как у падшего ангела. Если бы скульптор эпохи Возрождения задался целью высечь техасского ковбоя на фризе собора, лучшей модели, чем Кенни Тревелер, просто не сыскать!

— Поисковые работы не входят в перечень услуг. Готовы платить сверхурочные?

— Каких услуг?

— Моих, разумеется. Пятидесяти долларов недостаточно.

— Вы относите выяснение адреса тату-салона к поисковым работам?

— Совершенно верно, мэм.

Этого следовало ожидать. Слишком уж выгодны были его условия, чтобы оказаться правдой, подумала Эмма.

— А что входит в перечень ваших услуг?

— В основном вождение. Кроме того, я не делаю причесок и маникюра.

— Я и не просила…

— А вот массаж — дело другое. Но разумеется, вы уже это поняли.

— Мас…

— Переноска чемоданов — раз в день. Все, что сверх, будет стоить вам лишней тонны баксов. Обязанности гида входят в ежедневную плату. Но если придется переводить с испанского, надо добавить. За секс — еще пятьдесят гринов. Вас устраивает?

Эмма ошарашенно пялилась на него, гадая, уж не попала ли ей в уши вода.

Но Кенни покачал головой:

— Нет, вы правы. Сейчас не сезон, так что придется сделать скидку. Тридцатка за секс, и ни центом меньше, но это, как понимаете, за целую ночь, а не за раз. Стесненный в средствах турист, вроде вас, должен знать, что за такую цену ничего подобного не найти.

Язык Эммы наконец обрел способность повиноваться.

— Секс?

— Подумайте: целая ночь — и всего за тридцать долларов. — Он подался вперед, положив локти на бортик. — Недавно я задумался, насколько несправедлива судьба. Женщина может потребовать сотни долларов за ночь, а мужчина… черт, это настоящая дискриминация — вот что это такое. Клянусь, я уже совсем собрался подать жалобу в КРВ!

Эмма никак не могла оторвать от него взгляда, одновременно брезгливого и зачарованного.

— Женщины платят, чтобы переспать с вами?

Он вытаращился на нее так, словно имел дело с кретинкой.

— Вы наняли эскорт-сервис.

— А я думала — водителя.

— И гида. И эскорт. Это одно и то же. Разве Франческа ничего не объяснила насчет водителей и эскорт-сервиса?

— Кажется, нет, — пролепетала она.

— Придется поговорить с ней, — возмутился Кенни. — Ей следовало принять в расчет, что вы не знаете здешних обычаев. Теперь я попал в неловкое положение. Терпеть не могу обсуждать гонорар с клиентами. Куда приятнее толковать об удовольствии!

Тон, которым он протянул последнее слово… так, словно перекатывал во рту сладкую шоколадку, послал по ее спине озноб. И неожиданно в голове закружился целый водоворот беспорядочных мыслей. Секс за деньги? Разве это не лучшее решение всех ее проблем?

Горло сдавило. Нет. Немыслимо. Невозможно.

Но почему?

Почему бы и нет? У нее всего две недели, чтобы выпутаться из паутины, которой этот мерзавец Хью Холройд опутал не только ее, но и школу, а такая эскапада куда скандальнее любой татуировки!

Интересно, уж не по этой ли причине Франческа порекомендовала в качестве гида именно Тревелера? Правда, она ничего не ведала о планах Холройда, но знала кое-что другое, не менее важное: как сильно Эмма стыдится своего ничтожного опыта в общении с мужчинами.

Как-то раз, несколько месяцев назад, они мирно пили чай в коттедже Эммы на территории школы, и откровения Франчески касательно своего весьма непростого и мучительного вхождения в зрелость побудили Эмму открыть подруге некоторые детали своего прошлого. Франческа уже успела понять, как сильно Эмма любила школу, единственный дом, который у нее когда-либо был. Девочка росла в чисто женском мирке, и это определило ее дальнейшие отношения с мужчинами. Даже когда она поступила в университет, положение не слишком изменилось. После смерти матери она осталась без единого пенни и была вынуждена трудиться с утра до ночи. Занятия и работа не оставляли времени на развлечения, а мужчины, которых она находила интересными, шарахались от той, кого считали занудой и синим чулком. Похоже, им нравились более женственные особы, менее склонные командовать и давать указания.

Эмма достаточно ясно сознавала, что было бы куда разумнее после окончания университета найти место преподавателя в Лондоне, но «Святая Гертруда» была единственным дорогим ей местом, и ее как магнитом тянуло назад. К сожалению, выбор потенциальных женихов в маленьком городишке Лоуэр-Тилби был весьма ограничен, и, кроме того, как выяснилось позже, Эмма обладала не совсем приятным свойством возбуждать в мужчинах скорее уважение, чем страсть.

Постепенно она начала свыкаться с мыслью об одиноком существовании, когда место преподавателя истории, освободившееся после назначения ее директрисой, занял Джереми Фокc. Не прошло и нескольких месяцев, как она влюбилась в него по уши. Джереми оказался человеком добрым и по-своему привлекательным — этакий рассеянный ученый, — а это всегда ей импонировало. Беда в том, что он являлся также ее подчиненным, но у них было столько общего, что дружба завязалась довольно быстро.

И Эмма позволяла себе довольствоваться этим… до того несчастного серого ноябрьского денька, который провела, баюкая шестилетнюю малышку, свернувшуюся клубочком у нее на коленях. Мерзкая погода вместе с мыслями о надвигающемся тридцатилетии и невыразимо сладким запахом детской кожи затуманили ее здравый смысл и поставили в ужасное положение. Она совершила роковую ошибку, поднявшись в комнату Джереми и признавшись, что ее чувства не имеют ничего общего с дружескими.

Одного-единственного взгляда на его потрясенное лицо оказалось достаточно, чтобы осознать горькую истину. Он был невероятно участлив, но без обиняков дал понять, что относится к ней как к хорошей приятельнице, но не больше.

— Ты такая сильная, Эмма! Настоящий лидер! И всегда будешь ведущей.

У нее хватило ума сообразить, что это отнюдь не комплимент, а некоторое время спустя пришлось вымученно улыбаться на свадьбе Джереми с молоденькой продавщицей, не способной отличить Хартию вольностей от Линии Мажино.

Эмма припомнила, с каким сочувствием восприняла Франческа ее исповедь.

— Так, значит, ты еще девушка, — коротко бросила она, сокрушенно покачав головой. Эмма вспыхнула от стыда.

— Ну… я, конечно, встречалась с мужчинами… и несколько раз… о, что тут скрывать! Да. Так и есть. Какой позор, верно?

— Вовсе нет. Ты просто слишком разборчива.

Но несмотря на утешения, Эмма чувствовала себя кем-то вроде ярмарочного урода. Однако до сих пор ей в голову не приходило покупать мужчин. Ах, если бы не Хью Холройд, герцог Беддингтон! Кто бы мог подумать, что решение настолько простое? Простое? Или невыносимо сложное?

Нет, необходимо узнать побольше.

— Ваши сексуальные услуги… — Она неловко откашлялась. — Что они включают?

Пивная бутылка замерла на полпути ко рту Кенни, а легкая улыбочка, игравшая на губах, мигом поблекла. Он долго глазел на нее, потом открыл было рот, очевидно, желая высказаться. Но тут же закрыл. Снова открыл. Хлебнул пивка.

Эмма пристально наблюдала за ним. Она почти читала мысли этого жеребчика. Воображает, будто она такая замшелая старая дева, что не позволит себе ничего лишнего. Наверное, пожалел, что так быстро снизил цену.

Он поставил бутылку на мостик.

— Э-э, все, что угодно клиентке.

Перед мысленным взором Эммы предстали одна за другой такие откровенно эротические картины, что ей пришлось одернуть себя. Где ее хладнокровие? Никаких эмоций! Нужно подходить к этому делу спокойно. Логика и расчет — вот что требуется. И кроме того, не мешает подумать и о практической стороне дела.

— А как насчет… болезней…

Посмотреть ему в глаза не было сил, поэтому она притворилась, что любуется пузырьками.

На мгновение ей показалось, что он не собирается отвечать, но Кенни все же выдавил голосом, звучавшим так, словно пиво попало не в то горло:

— Гарантирую стопроцентно безопасный секс.

— Такого не бывает.

— Девяносто пять процентов. Как говорит Тори, «жизнь есть риск». Но если желаете знать, я абсолютно здоров. А как насчет вас?

— Меня? — ахнула она, вскинув голову. — Я, разумеется, тоже.

Она снова опустила глаза, заметила, как мокрая кожа просвечивает сквозь пузырьки, и задалась вопросом, много ли ему удалось увидеть.

— Все это чистая коммерция? И вы достаточно профессиональны… гм… в этом вопросе?

— Если клиентка недовольна, деньги возвращаются.

— И… клиентка определяет, как должна пройти… встреча?

Кенни надолго задумался, потом ответил:

— В общих чертах. Я забочусь о деталях. Например, если у леди имеются какие-то особенные пристрастия…

— О нет. Никаких.

Единственная мечта Эммы — заняться любовью с человеком, который бы любил ее. А этого Кенни Тревелер ей не даст. Придется довольствоваться чистым сексом.

— …Или, например, если клиентка говорит что-то вроде: «Кенни, котик, я хочу, чтобы ты врезал мне хорошенько…»

Эмма встрепенулась.

— …В таком случае я готов угодить ей, потому что это общие указания. Но оставляю за собой право действовать по-своему, после того как просьба удовлетворена.

— Я-ясно…

Щеки накалились так, словно вот-вот вспыхнут огнем. Она, похоже, просто сошла с ума! Неужели всерьез отважится на такое? Позволить Кенни Тревелеру взять ее девственность — это похлеще любой татуировки. К тому же он, как на грех, изумительно подходит для задуманного: неотразим физически, хотя несколько чужд ее идеалу родственной души. Зато никаких обязательств, и на душе после всего случившегося не останется невидимых миру шрамов. Да, пожалуй, так лучше всего. Поскорее покончить с этим и забыть.

— Обязан упомянуть также, что не имею пристрастия носить женское белье или пускать в ход кнут. Дамы обычно обожают некоторое время почувствовать себя рабыней, так что с этим проблем не будет. Поймите. Я давно остался бы без дел, если бы не соглашался на те оплеухи, о которых говорил, так что буду более чем счастлив сделать одолжение.

— Вы бьете женщин?! — вырвалось у потрясенной Эммы. Не то чтобы это большая редкость: такое случается сплошь и рядом, но все же… — Не может быть!

— Ну-ну, не стоит так сразу осуждать. Поверьте, мне тоже не слишком понравилось в тот первый раз, когда я защелкнул наручники на… впрочем, не стоит вдаваться в подробности. Если вас это не устраивает, попробуем что-нибудь другое.

Эмма шумно втянула воздух в легкие. Не следовало ломать голову, чтобы догадаться: Провидение указывает ей верный путь не только к собственной свободе, но и к спасению школы. Почему же так хочется плакать?

Она собралась с мужеством. Стоит ли медлить, ведь, готовясь к поездке, она сознавала, что жизнь необратимо переменится и уже никогда не будет прежней.

И, не дав себе времени опомниться, Эмма кивнула:

— В таком случае — по рукам. Звучит вполне удовлетворительно.

Кенни изумленно моргнул:

— Правда?

— Откладывать ни к чему. Сегодняшний вечер ничем не хуже других.

— Сегодняшний?

Эмма наконец нашла в себе силы взглянуть на него.

— У вас другие планы?

— О нет, мне подходит как нельзя лучше.

Эмма с облегчением вздохнула. Если она будет слишком долго терзаться мыслями о том, когда это произойдет, то в самом деле тронется. Поэтому она попыталась сосредоточиться на финансовой стороне дела.

— Вы берете дорожные чеки?

Его постоянные клиентки, очевидно, были более чем искушены в подобных вопросах, потому что Кенни радостно заухмылялся. Она ответила ему долгим холодным взглядом, пока его веселье не поумерилось.

— Да, мэм. Плюс «Америкен Экспресс» и «Виза», и даже «Дайнерс клаб», хотя не слишком охотно.

— У меня только дорожные чеки.

— В таком случае никаких проблем, верно?

— Абсолютно.

Сейчас ей больше всего на свете хотелось выбраться из этой проклятой ванны, убежать наверх и спрятать голову под подушку. Но она попала в собственную ловушку. Голая и беззащитная. И все по своей вине. Во рту сухо, как в пустыне, а живот опять крутит.

Она закрыла глаза и почти ушла под воду.

Кенни пристально наблюдал, как плечи леди Эммы медленно скрываются в пене пузырьков. Она нервно облизнула губы, и когда розовый кончик язычка мелькнул между зубами, Кенни едва не взорвался. Он до сих пор не верил тому, что все оказалось так просто. Заводя этот разговор о плате, он не имел в виду ничего особенного: просто хотел немного развлечься. И ни на секунду не думал, будто она ему поверит. Ну и женщина! Никакого чувства юмора! А он еще строил планы, давал себе целых два дня, чтобы затащить ее в постель! Вся процедура заняла не больше двадцати минут. Да, ничего не скажешь, он всегда умел обращаться с женщинами, но это поистине рекорд!

Однако сейчас, глядя на Эмму, он испытал серьезные сомнения. Может, ну ее к дьяволу?

Правда, потом Кенни вспомнил, какая она властная и безапелляционная, и все колебания растаяли. Если он кого и не может терпеть, то именно таких особ! Леди Эмма — отнюдь не робкая девственница с глазами лани и прекрасно знает, чего добивается. Можно себе представить, каких любовников она до сих пор выбирала: старых напыщенных болванов с именами вроде Руперт или Найджел. Они предоставляли ей всю инициативу, не причиняли ни малейших неприятностей и, разумеется, ни в малейшей степени не будоражили душу. Но теперь дамочка вырвалась на волю, решила хорошенько оторваться в таком месте, где ее никто не прищучит и некому будет трепать языком, и вбила себе в башку перепихнуться с парнем, у которого по крайней мере хоть зубы свои. Что же, он счастлив ей соответствовать.

Веки Эммы чуть приподнялись, и она смело встретила его взгляд.

— Я хочу оставить свет включенным. Что ж, ее воля.

— Будь по-вашему, — пожал он плечами.

— Никаких сигарет.

— Я не курю.

— Бренди, я думаю. Или, может, немного хереса.

— Угу.

— И музыка, лучше классическая. Стиль барокко.

Проклятие! Да у нее все продумано до мелочей! Нужно заткнуть ей рот, прежде чем начнет диктовать, какого цвета должны быть простыни!

— Никакой музыки. Мешает сосредоточиться на самых важных эрогенных зонах, видите ли.

— Вот как… — Эмма громко сглотнула слюну. — В таком случае, конечно, никакой музыки. — Она растерянно огляделась. — Возможно, мне лучше сразу признаться, что я боюсь щекотки.

— Кто предупрежден, тот вооружен.

— И у меня что-то вроде клаустрофобии, так что, может, лучше сразу обсудить позиции…

— Простите, что перебиваю, но позвольте напомнить, что я профессионал с немалым опытом.

— О… да… — Снова она прикусила свою чертову нижнюю губу! — И еще одно. После того как все кончится, мистер Тревелер, мы не будем говорить об этом.

Кенни с удовлетворенным вздохом откинул голову на бортик.

— Леди Эмма, вы только что превратились в воплощенную фантазию каждого мужчины.

 

Глава 3

Она купила мужчину! Как покупают проститутку на панели!

Эмма до сих пор не осознала как следует, что наделала. После тридцати лет скромной, порядочной жизни она наплевала на приличия и мораль!

— Теперь можно смотреть, — сообщил Кенни.

Она почувствовала себя последней идиоткой. Как только он стал подниматься из ванны, она зажмурилась и отвернулась, ну совсем как жеманная старая дева-ханжа. Ну почему, почему она не может быть раскованной и вести себя как искушенная, умудренная опытом, зрелая женщина? Вот Кенни совершенно не смущается своей наготы! А для нее должно быть вполне естественным желание полюбоваться его телом. Так нет же, строит из себя…

Она подняла голову и тихо ахнула. Он обернул бедра полотенцем, и узел пришелся как раз под пупком. Струйки воды извивались, как крошечные змейки, по его груди и плоскому животу. Он просто неотразим… а она сняла его на ночь.

— Замерзли?

Она подняла взгляд.

— Прошу прощения?

— Вы дрожите.

— О да, становится холодно. Не потрудитесь ли подать полотенце и мне? Если, разумеется, за это не полагается сверхурочных.

Он ответил чарующей улыбкой, несомненно, именно той, которой пользовался, чтобы разить наповал доверчивых дурочек. Абсолютно беспринципен! Но именно это и делает его идеальным для избранной ею цели.

Как только он исчез за стеклянной дверью, Эмма выскочила из ванны и натянула халат.

— Все в порядке, — окликнула она Кенни и, поспешно подхватив с пола купальник, помчалась наверх. Там она собрала все, что было из косметики и туалетных принадлежностей, и скрылась в ванной комнате. Сегодня она сделает гигантский шаг не только к своей свободе, но и к безопасности школы Святой Гертруды.

Кенни уговорил леди Эмму приготовить ужин, не успела она появиться на кухне после недолгого отдыха. Для этого потребовалось всего лишь упомянуть, что таким образом она сэкономит немало денег. Правда же заключалась в том, что он опасался выводить ее на люди до завтрашнего дня. Боялся, что она может опомниться. Хорошо еще, что она временно перестала командовать и вместо этого вытащила из морозилки куриные котлеты и принялась резать салат, пока Кенни с важным видом чистил картофелины и засовывал их в печь.

Он отметил, что она одета совсем не для ночи бурного секса. Нет, в ее костюме не было ничего кричащего: аккуратные бежевые слаксы и желтый хлопчатобумажный свитер с перламутровыми пуговками у шеи и ажурной полоской внизу. Все чистое, выглаженное — и очень ей идет. Но ему отчего-то не хватало цветочных узоров.

Похоже, его присутствие нервировало леди Эмму, а у него не хватало энергии непрерывно ее успокаивать. Поэтому он решил дать ей время немного освоиться, пока печется картофель. Извинившись, Кенни отправился в кабинет, где сделал несколько телефонных звонков, причем так и не подумал связаться с Тори. В основном все его разговоры сводились к контактам с прессой. Он старался разнюхать, каково его истинное положение.

Своим легендарным замахом в игре, неизменной удачливостью и вечной готовностью дать интервью он снискал расположение публики. Всего лишь расположение. Добиться обожания Кенни так и не сумел. Зрители любили спортсменов, которым пришлось преодолеть немало трудностей в жизни, вроде бедности или хронических болезней, но Кенни Тревелер никак не относился к этой категории. Наоборот, его считали любимцем Фортуны и утверждали, что все в жизни ему дается слишком легко. Однако приятелей у него было полно, соперники относились к нему благожелательно, и Кенни ни на что не жаловался.

Но месяц назад после визита агентов ФБР его мир перевернулся. Выяснилось, что Ховард Слаттери, его старый и, казалось бы, надежный менеджер, вкладывал огромные суммы из гонораров Кенни в наркобизнес. Связи тянулись в Мексику, Колумбию, и наконец хьюстонское отделение ФБР положило этому конец. Неприятное открытие выбило почву из-под ног Кенни. Даже в самые бурные деньки своей непростой юности он сторонился наркотиков как чумы, и сознание того, что он наживался на людских несчастьях, оказалось почти непереносимым.

Слаттери арестовали при попытке бежать из страны, и все отчеты и финансовые документы Кенни стали всеобщим достоянием. Хотя следствие еще продолжалось, и федеральное правительство, и простые смертные признавали, что Кенни понятия не имел об истинном положении дел, однако ПАТ приняла новость весьма настороженно, а президент Бодин вообще отреагировал как бык на красную тряпку.

— Это последняя капля, Кенни! Ты живешь как будто в ином мире, играешь своей жизнью, игнорируешь собственные дела, ничем не занимаешься, кроме гольфа. Ну так вот, на этот раз твои лень и безделье бросили тень на ПАГ, и тебе это дорого обойдется. Я отстраняю тебя от игр на две недели.

— Не имеешь права, сукин сын! Я пропущу «Мастерз»! И ничего дурного за мной не водится! У тебя нет никаких оснований!

— Ошибаешься, у меня есть все основания! Беспросветная глупость — чем не причина? Может, немного времени вне поля даст тебе возможность привести мозги в порядок и осознать, что в жизни, кроме клюшек для гольфа и метких ударов, есть кое-что еще?!

Да как он смеет читать проповеди! Можно подумать, Кенни за две недели ухитрится постичь то, что ускользало от него тридцать три года!

Он нажал пальцем на переносицу, и вместо разъяренного баса президента в ушах зазвучал материнский фальцет:

Как вы смеете обвинять моего лапочку Кенни в том, что он задал трепку вашему отродью? Лучше признайтесь, что просто завидуете, ведь Кенни на голову выше и способнее остальных детей в этом Богом забытом заштатном городишке!

Он попытался отрешиться от старых неприятных воспоминаний детства и вернулся мыслями к бесчисленным проблемам настоящего. Через два дня после того, как Далли вышвырнул его, Кенни подрался на людях со Стерджисом Рэндаллом, мерзким похотливым слизняком, комментатором, которому, по его мнению, чересчур переплачивали. Тот никогда не упускал шанса вставить в репортаж парочку фраз вроде «рожденный с серебряной ложкой во рту», «плейбой-чемпион» и «золотая молодежь» при упоминании о Кенни и его карьере.

Кенни всегда жил согласно своему девизу: «никогда не извиняйся, ничего не объясняй». Он не выносил, когда спортсмены начинали нудить репортерам о том, как их не понимают, и поэтому взял за правило ни за что не защищаться перед представителями прессы. Вместо этого он предоставлял все рассуждения президентам гольф-клубов и считал, что люди могут довольствоваться или не довольствоваться официальными версиями; ему, со своей стороны, это до лампочки. Правда, это не означало, что время от времени он не мог отделать какого-нибудь жлоба, забывшего о пристойных манерах. Но и тогда он не врезал бы Рэндаллу, если бы тот не начал первым.

Лучшего стимула Кенни и не требовалось. Но едва Стерджис начал осознавать, какую роковую ошибку совершил, на сцене появилась Джилли Бредфорд, одна из самых известных репортерш кабельного телевидения и экс-приятельница Кенни. Она возникла так стремительно, что Кенни не рассчитал удара и случайно задел ее плечо. Тут же подвернулся оператор с камерой и заснял все это на пленку. Особенно эффектно выглядели патетически рыдавшая Джилли и утешавший ее Рэндалл с окровавленным носом.

Но и тогда Кенни удалось бы погасить скандал, поведи себя Джилли пристойно. Она отлично знала, что это случайность, но, с тех пор как их бурный любовный роман несколько остыл, она не стеснялась во всеуслышание высказывать свое недовольство поведением Кенни. Все считали ее жалобы признаками ссоры влюбленных, и теперь Кенни в глазах окружающих выглядел не только идиотом, неспособным позаботиться о собственных деньгах, но и последним негодяем, находящим удовольствие в избиении женщин.

Гнев Далли, узнавшего обо всем, не шел ни в какое сравнение с предыдущими нотациями. Он буквально стер в порошок кретина, посмевшего ввязаться во второй скандал на этой неделе.

— Ты все такой же, ни на что не годный, испорченный богатенький балбес, имевший счастье родиться с талантом, которого ты не заслужил, и весьма своеобразным взглядом на самые главные в мире вещи! Ну что же, давно пора вырасти! Учти, с этой минуты твоя дисквалификация растягивается на неопределенный срок. И предупреждаю: если хочешь восстановиться в ассоциации, прежде чем поседеешь и лишишься зубов, будь тише воды ниже травы.

Кенни стойко молчал, не произнося ни слова в свою защиту. Да и какой смысл? Далли прекрасно знает, что Рэндалл — подлая скотина, а Кенни в жизни пальцем не тронул ни одну женщину, но похоже, это не играло особой роли…

И Кенни впервые понял, что это такое — предательство человека, которого он почитал как Бога.

С тех пор не проходило и дня, чтобы он не проклинал печальное обстоятельство, заключавшееся в том, что он родился и вырос в Уайнете, штат Техас, родном городке Далли Бодина. Как он ненавидел тот день, когда Далли приметил его, зеленого юнца, колесившего по дорогам в новеньком красном «порше», подаренном мамашей на шестнадцатилетие! Правда, когда Кенни обретал способность мыслить здраво, то был вынужден признавать, что вмешательство Далли спасло ему жизнь.

Детство и юность, проведенные под бдительным оком матери, душившей его своей безумной любовью, безразличие вечно отсутствующего отца, который ни разу не подумал вмешаться, едва не стали причиной того, что Кенни пошел по кривой дорожке. Он стал настоящим хулиганом, одержимым к тому же страстью разрушения. Далли Бодин оказался единственным, кто встал на его пути к погибели, и от сознания этого факта делалось еще больнее: ведь именно Далли знал его лучше всех и понимал, что никак не доходило до остальных: гольф был единственным светлым лучиком в жизни Кенни Тревелера.

Немного придя в себя после бесплодного телефонного разговора с журналистом из «Ю-Эс-Эй тудей», он услышал шаги леди Эммы на кухне, и отчего-то на душе стало чуть-чуть легче. Похоже, его сексуальный зуд ничуть не унялся.

Еще до дисквалификации отсутствие интереса к женщинам начинало его беспокоить. Он всегда вел бурную половую жизнь, но с тех пор, как избавился от Джилли, ни на кого не положил глаза. Его преследовало неотвязное чувство собственной никчемности и сознания того, что человек, выходивший победителем стольких турниров, мог бы по крайней мере быть чуточку счастливее в жизни.

Но тут появилась леди Эмма, и он вновь воспрянул телом и духом.

Несмотря на зонтик и дурную привычку отдавать приказы, она оказалась именно тем, что ему так необходимо. Она отвлечет его от тяжелых дум, особенно сейчас, когда всякий уважающий себя профессионал рвется в Огасту, на турнир «Мастерз», пока он рассиживается дома по гнусной прихоти человека, считавшегося его другом. И можно не волноваться, что Эмма затеет очередной публичный скандалец, с привлечением прессы и заявлениями по телевизору, когда он от нее отделается. Такая чванливая особа скорее умрет, чем признается, что все каникулы кувыркалась с мужиком в кровати. Кроме того, она в самом деле забавляла Кенни, что тот находил это весьма странным, поскольку терпеть не мог властных женщин. Но леди Эмма была настолько беспомощной и бестолковой, что дурачить ее — одно удовольствие. А ее рот… и невероятная энергия…

Кенни улыбнулся, представив, как Эмма станет растрачивать эту самую энергию, извиваясь под ним. Он намеревался использовать ее на всю катушку, чтобы хоть ненадолго забыть об Огасте, Далли Бодине и жизни, казавшейся все более бессмысленной. Да, сэр, леди Эмма — то, что доктор прописал.

Эмма в третий раз уронила картофелечистку, изящное изделие немецких мастеров, и, закусив губу, сосредоточилась на морковке. Еще несколько часов — и все будет кончено.

— Ну как там картофель?

Она уронила картофелечистку в четвертый раз и обернулась. Кенни с ухмылочкой прошествовал к ней. Эмма с первого взгляда оценила коричневато-песочные слаксы, в которые он переоделся, пока она пыталась задремать, и черную тенниску с логотипом «Америкен Экспресс». Эти нейтральные тона, в сочетании с темными волосами и загорелой кожей, великолепно контрастировали с его фиолетовыми глазами.

Кенни открыл дверцу печи, взял нож и ткнул кончиком в картофелины.

— Почти испеклись. Котлеты готовы?

— Котлеты?

Она совершенно забыла о куриных котлетах!

Кенни выпрямился и кивнул в сторону груды начищенной моркови:

— Если бы сейчас сюда вторгся Багс Банни, представляю, сколько было бы счастья.

Эмма растерянно заморгала. В самом деле, куда им столько! Достаточно для дюжины салатов!

Он понимающе усмехнулся и, лениво потягиваясь, достал сковороду и салатницу. Откуда-то появились банка с мукой и кусок масла. Молниеносно бросив котлеты в кипящий жир, он велел:

— Присмотрите тут, пока я схожу за вином.

Она тупо уставилась в сковороду. Пульс прямо-таки грохотал в висках, а руки заледенели. Только сейчас до Эммы окончательно дошло, на что она отважилась. Господи, годы, проведенные в мечтах о муже, спокойном, милом, уравновешенном, эрудированном мужчине, типичном ученом, с кожаными заплатками на локтях и чернильными пятнами на пальцах. Пусть другие женщины грезят о неотразимых блестящих повесах, с густыми черными волосами, великолепным телом и фиалковыми глазами, ей нужно совсем другое.

Кенни вернулся из гаража с бутылкой и уменьшил огонь под котлетами, уже начинавшими дымиться.

— Леди Эмма, вам следует расслабиться, прежде чем вы испаритесь на полпути к спальне.

— Я спокойна! Совершенно спокойна!

Она глубоко вздохнула и замолчала, сообразив, какой, должно быть, дурочкой выглядит в его глазах. Любому ясно, что она натянута как струна.

— Пожалуйста, зовите меня Эммой. Без титула.

— Угу. Но если вы так невозмутимы, почему подпрыгиваете при каждом моем взгляде?

— Ничего подобного! — запротестовала она, наблюдая, как он уверенно справляется со штопором. При мысли о том, что совсем скоро эти большие руки будут гладить и ласкать ее, она зажмурилась, но тут же напомнила себе, что на длинных тонких пальцах нет ни единого чернильного пятна. Никаких мозолей от ручки.

— Прекрасно, в таком случае предлагаю тест.

Кенни вытащил пробку, вынул тонкие хрустальные бокалы из серванта и налил вина.

— Вот что я сделаю. Стану касаться различных… частей вашего тела, а вы должны при этом стоять неподвижно как статуя. Если пошевелитесь, значит, я выиграл.

— Вы намереваетесь дотрагиваться до меня?!

— До любой части тела. По выбору.

— По-моему, идея не слишком хороша.

— Превосходна, — возразил он, вручая ей фужер. Их пальцы на миг переплелись, и она вздрогнула.

— Проиграли! — с торжеством объявил Кенни.

— Так нечестно!

— Почему?

— Когда вы сказали «часть тела», я, естественно, предположила, что…

Кенни насмешливо поднял брови:

— Что же именно, леди Эмма?

— Просто Эмма! Я думала… О, не важно!

Она поспешно схватила огурец.

— Вы правы. Я чуточку нервничаю. Но это вполне естественно. Я никогда… никогда не делала ничего подобного.

Она поглядела на несчастный огурец, судорожно стиснутый в руке, сообразила, что это такое, и, словно обжегшись, отшвырнула.

— Что, — хмыкнул он, — никогда не снимали мужчину на ночь?

— О Господи… неужели необходимо выражаться именно такими словами?

— Я старался облечь свою мысль в наиболее вежливую форму, — пояснил он, перевернув котлеты. — А теперь — почему бы вам не заправить салат, чтобы мы наконец могли поесть?

Эмма вынудила себя сосредоточиться и после нескольких неудачных попыток полила салат майонезом. Они уселись за обеденный стол со стеклянной столешницей на черном мраморном основании. Словно по волшебству появились приборы: белые полотняные подставки для тарелок, темно-синий с золотом фарфор и тяжелое столовое серебро. Да, ее партнер знает, как выбирать друзей! В Англии она встречалась с несколькими «коллегами» Кенни по ремеслу и была далеко не в восторге от них. Красавчики, без гроша за душой, продающие свое обаяние в обмен на гостеприимство случайных подруг.

От запаха еды ей стало нехорошо, поэтому Эмма поспешно пригубила вино, душистое, чуть терпкое и, очевидно, очень дорогое. Кенни начал есть, и Эмма заметила, что у него отличный аппетит. Она откусила кусочек картофеля. Он застрял в горле, отказываясь двигаться дальше.

Молчание, похоже, не действовало на Кенни угнетающе, но ей становилось невмоготу. Может, беседа позволит ей восстановить равновесие?

— У вашего друга прекрасный вкус, — наконец отважилась она нарушить тишину.

Кенни оглядел роскошную столовую так, словно видел впервые.

— Несколько постеров со спортсменами или кинозвездами не помешали бы. И телевизор с большим экраном, чтобы смотреть футбол за едой.

Его жизнерадостная тупость бесила Эмму. Хотя, возможно, стоит быть поснисходительнее.

Он не так уж плох, просто слишком ленив, чтобы добиться чего-то. Может, просто никому не пришло в голову открыть ему новые перспективы.

— Вам когда-нибудь приходилось задумываться о способе, которым вы зарабатываете себе на жизнь? — поинтересовалась она.

— Не припоминаю, — признался он, пережевывая котлету. — Эскорт-услуги вполне меня устраивают.

Эмма немедленно поддалась природному инстинкту матери-наседки, помогающей цыплятам выработать характер.

— Но разве вы не затрудняетесь с ответом, когда вас спрашивают о роде занятий и приходится говорить правду?

— Затрудняюсь?

— Люди обычно догадываются… простите, если буду чересчур пряма… что «эскорт» — попросту напыщенное обозначение для куда более неприятного определения «жиголо».

— Жиголо!

Она вовсе не хотела показаться грубой и немедленно начала подыскивать слова извинения. Но Кенни широко улыбнулся:

— Жиголо. Мне нравится.

— Это уничижительный термин, — сочла своей обязанностью пояснить она.

— Возможно, в том социалистическом государстве, где вы живете. Но здесь свободная страна, родина храбрецов, и здешние жители уважают человека, посвятившего свою жизнь одиноким дамам.

— Я не одинока!

— Или сексуально озабоченным.

Она открыла было рот, чтобы опровергнуть наглое утверждение, но тут же поспешно закрыла. Пусть думает что хочет! Кроме того, она действительно сексуально озабочена, хотя не это главная причина, по которой было принято его предложение.

Эмма потянулась к бокалу с вином. Кенни вонзил нож в котлету, и она заметила, что его манеры безупречны, а движения ленивы и грациозны.

Слишком часто она в прошлом отодвигала свои желания на второй план ради кого-то другого, но не на этот раз!

Она набралась решимости и попыталась уладить еще один, не менее важный вопрос:

— Сегодня ночью… во время нашей встречи… надеюсь, вы понимаете, что я в любую минуту могу все прекратить…

— Никаких проблем.

— Превосходно.

— Потому что я гарантирую: вам в голову не придет что-то прекращать. Если, разумеется, вы не лесбиянка. Хотя даже в этом случае…

— Я не лесбиянка.

У него хватило наглости изобразить разочарование. Но Эмму уже понесло:

— Я только считаю, что неплохо бы прежде договориться об определенных условиях…

— Вы собираетесь доедать картофель или так и будете гонять его по тарелке?

Эмма проколола вилкой картофелину.

— Я просто указываю…

— Наверх.

— Что?!

— Поднимайтесь наверх.

Он оттолкнулся от стола и встал.

— Вижу, что не смогу как следует поесть, пока мы не покончим с нашим дельцем.

Эмма многозначительно взглянула на его пустую тарелку. Он указал на ее бокал:

— Можете захватить это с собой, если пожелаете. Или… пожалуй, я сам возьму. Совсем забыл: вы ведь любите, чтобы за вас все делали другие.

— Я сама вполне способна отнести бокал, — прошипела Эмма, выхватывая у него злополучный фужер. — Тяжелые чемоданы — другое…

Но, не успев окончить фразу, она каким-то образом оказалась на ногах у самого подножия лестницы. Его теплая рука подталкивала ее в спину.

— Я выбрал свою комнату. Кровать там гораздо шире, а я предпочитаю иметь побольше места для маневра.

Они в два счета добрались до верхней площадки.

— Дьявол! Оставил внизу наручники и цепи!

Ножка бокала едва не треснула под ее пальцами.

— Что?!

Кенни закатил глаза к небу:

— Шучу. Вы слишком серьезно все воспринимаете.

Она так и не нашла достойного ответа, а посему благоразумно промолчала.

Он втолкнул ее в дверь, включил свет и тут же притушил его до золотистого сияния. Как и во всем доме, обстановка этой комнаты отличалась элегантностью. Снежная белизна оттеняла темно-синие и темно-зеленые тона. Каждый предмет мебели казался настоящим произведением искусства: антикварное бюро, высокий комод, отделанный серебром, и кровать в стиле артдеко с инкрустированным серебром изголовьем.

Эмма воззрилась на этот сексодром.

Вот здесь и должно случиться ЭТО.

Здесь, в кровати, словно предназначенной для музея, с человеком, которому будет заплачено за работу. Она потеряет наконец проклятую девственность… Отчего же ей так невыразимо грустно?

— Мне… мне нужно в туалет.

— Прошу!

Он взял у нее бокал.

— На двери висит черный шелковый халат. Почему бы вам не раздеться и не накинуть его, прежде чем вернетесь?

«Совсем как в кабинете врача», — подумала Эмма.

— Или… если хотите, я сам вас раздену.

Его рука потянулась к перламутровым пуговкам на вырезе свитера.

Эмма метнулась в ванную.

Дверь за ней захлопнулась, и Кенни улыбнулся. Пусть леди Эмму трясет от волнения, но лично он давно уже так чертовски приятно не проводил время.

— Этот халат так приятно льнет к коже! — громко сообщил он.

В ответ гробовое молчание.

Кенни уже отметил, что ей пришлась по вкусу его грудь. Поэтому он поспешно стащил с себя тенниску. Потом избавился от носков и туфель, но брюки оставил — чтобы продлить нетерпеливое предвкушение и усилить напряжение. И наконец, открыл ящик комода и вынул лазерный диск Майкла Болтона. Вопреки своему прежнему утверждению Кенни мог творить чудеса под приятную мелодию.

Комнату наполнили звуки романтической баллады, и Кенни решил, что самое лучшее во всей этой истории — то, что ни одна женщина не способна целоваться и отдавать приказы одновременно.

При одной мысли о пухлом ротике леди Эммы его обдало жаром. Забавно, но она, похоже, не имеет ни малейшего понятия о том, каким боезапасом вооружил ее Господь. Должно быть, предыдущие любовники не слишком горели желанием просветить ее на этот счет.

Он опустился в уютное кресло, чтобы допить ее вино, весьма приличное бургундское урожая 1955 года. Лениво смакуя драгоценные капли, Кенни не сводил плаз с двери, словно вынуждая ее распахнуться. Но, подождав с полчаса, понял, что дело гиблое. Придется самому вытащить ее оттуда.

Кенни осознал также, что чрезмерное ожидание возымело крайне неприятное воздействие на его либидо: вместо того чтобы успокоить его, разогрело не хуже, чем тот знаменитый короткий гейм на открытом чемпионате «Уэстерн» в прошлом году. Если он немедленно не совладает с собой, его постельные труды не будут стоить и щербатой монетки, не говоря уж об обещанных Эммой тридцати долларах. И все из-за этих губ! Что же касается прихотливых изгибов ее изящного тела, на которое ему так и не удалось наглядеться… лучше не вспоминать!

Он поставил бокал на ковер, шагнул к ванной, легонько постучал и, не дожидаясь ответа, быстро приоткрыл дверь.

— Леди Эмма!

Она стояла в центре комнаты, боясь шевельнуться. Черный халат туго подпоясан, прочая одежда сложена аккуратной стопкой на полочке.

Вот это да!

Его халат льнул к ней, как вторая кожа. Под его жадным взглядом ворот слегка разошелся, открывая соблазнительные выпуклости. Кенни едва не кончил, тут же и на месте.

Но, заметив, как судорожно сжаты ее кулачки, понял, что она в самом деле вне себя от страха и волнения. Любуясь пушистыми кудряшками и перепуганными глазами цвета лучшего бренди, он неожиданно устыдился. Жалкие остатки чести взывали к тому, что когда-то было сердцем.

— Леди Эмма, не беспокойтесь, я ни к чему не собираюсь вас принуждать. И вам совершенно не обязательно идти на это, если не хотите.

Маленький подбородок гордо взметнулся вверх, плечи распрямились, а полные губы сжались в упрямую линию.

— Вздор!

Она протиснулась мимо Кенни в спальню, едва не сбив его при этом на пол, и его сочувствие моментально сменилось раздражением. Он сам не понимал, что в ней такого, что заставляет мгновенно вскипать злостью.

Кенни последовал за ней. Пальцы Эммы вцепились в пояс халата.

— Можете продолжать, — бросила она.

Уж он продолжит! Так продолжит, что эта фифа забудет, как командовать!

Кенни расстегнул кожаный ремень. Эмма наблюдала за его действиями с таким видом, словно перед ней была готовая взорваться бомба. Не вытаскивая ремень, он сообщил:

— Прежде чем идти дальше, я хочу запечатлеть в мозгу контуры вашего тела.

Он сунул большой палец за пояс брюк, как раз над молнией, подобрался к ней и, торжественно закрыв глаза, положил руки ей на плечи.

Эмму передернуло, как Кенни и ожидал, но теперь его не удержать! Несколько минут он просто стоял, не двигаясь, пока не ощутил, как едва заметно не расслабились ее мышцы. И только тогда провел ладонями по ее рукам. И уж потом позволил себе гладить ее, где в голову взбредет: по спине, бокам, задерживаясь на внешней стороне бедер. Она покорялась малейшему его движению, не делая попытки вырваться. Храбрый оловянный солдатик. И так продолжалось, пока он не стал ласкать ее грудь. Эмма затаила дыхание. Из горла вырвался тихий неясный звук. Руки ее взлетели и приземлились на груди Кенни, отнимая у него последние силы.

Открыв глаза, он увидел, что ее веки опущены, а носик сосредоточенно наморщен. Кенни намеренно задел большими пальцами ее соски. Твердые, как горошинки.

Эмма охнула, и губы ее чуть раздвинулись.

Эти пухлые, чуть надутые губы. Они расплывались в его глазах, пока не затмили весь мир, пока он не нагнул голову и не завладел ими. Оказалось, это все равно что целовать теплые розовые лепестки. И пахла она розами. Только сейчас до него дошло, что эта твердокаменная железобетонная особа обладает мягчайшим, сладчайшим ротиком из всех, что он когда-то целовал.

Она продолжала строго поджимать губы, хотя тело ее обмякло. Кенни провел кончиком языка по ее нижней губе. Очевидно, в ней не осталось ни капли упорства, потому что она сдалась и впустила его.

Он обожал медленные французские поцелуи, хотя большинство женщин были слишком нетерпеливы, чтобы наслаждаться ими. Но леди Эмма оказалась куда умнее и следовала инстинктам. Она позволила ему тянуть время сколько угодно, пока ее язык отвечал на ласки, и кровь ревела у него в висках;

Ее груди приятной тяжестью наполнили ладони, и он смутно сообразил, что был так занят губами Эммы, что совершенно забыл обо всем остальном.

Он осторожно сжал пальцы. Эмма теснее прижалась к нему и чуть шире приоткрыла рот. Он снова потер ее соски. Они стали еще тверже, и ему мучительно захотелось провести по ним языком. Но он еще не насытился поцелуями.

Возможно, с ней происходило то же самое, потому что он ощутил, как кончик ее языка скользнул в его рот, и, несмотря на всю хренотень, которую нес относительно своей неутомимости, Кенни понял, то сейчас взорвется.

Он со стоном потянул ее к кровати, но смена места действия отнюдь не дала ему возможности прийти в себя и немного опомниться. Он просто должен был видеть ее всю и, когда они утонули в матрасе, нашел в себе силы отстраниться на несколько дюймов.

Эмма тяжело дышала, и теплый воздух шевелил волосы, совсем как теплый летний ветерок.

— Вы… не можете ли вы раздеться?

Это не прозвучало командой. Скорее тихой мольбой, и его рука метнулась к застежке брюк. Он попытался расстегнуть молнию, но ширинка так натянулась, что пришлось возиться с замочком, как какому-то подростку-молокососу.

Но тут он отвлекся на созерцание ее вздымающейся груди. Больше он ни минуты не может ждать.

Зацепив пальцем края ворота, Кенни рывком раздвинул халат. Ткань зацепилась за сосок, но тут же соскользнула, открыв белоснежное, пронизанное голубыми жилочками полушарие, увенчанное сморщенным розовым бутончиком и обрамленное черным шелком. Он немедленно захотел попробовать его на вкус.

Эмма ощутила, как его губы коснулись ее соска, и забыла, что нужно дышать. Его губы обдали ее теплом, язык неустанно трудился, обводя чувствительные кончики. Она сейчас улетит, улетит неведомо куда.

Эмма вцепилась в гладкую поверхность покрывала, как в надежный якорь.

Он принялся нежно посасывать.

Эмму попеременно обдавало жаром и холодом. Слезы туманили глаза. Хоть бы это никогда не кончалось! Она умрет, если он остановится!

Из красивого ничтожества, которого она наняла на ночь, он превратился в ее первого возлюбленного. Бесконечно дорогого ей.

Кости, казалось, плавились и таяли. Она почувствовала легчайшее нажатие ногтя сквозь шелк, покрывавший ее другой сосок. Ее тело загорелось огнем.

— Не могу… мне этого не вынести… — выдавила она.

Вместо ответа он продолжал ласкать ее. Сдавил другой сосок и стал перекатывать между пальцами.

Эмма никогда еще не испытывала такой томительной, такой тянущей боли. Соленые капли слез падали на подушку. Уже на грани экстаза Эмма раздвинула ноги, мысленно умоляя, чтобы он дотронулся… там… Всего лишь одно легчайшее прикосновение. Больше ей ничего не нужно.

Он снова сжал пальцы, и она тихо всхлипнула.

Кенни приподнял голову и нахмурился, заметив, что она плачет.

— Я сделал вам больно?

Но язык не слушался ее. Она была не в силах ответить. Вместо этого лежала как последняя шлюха, раздвинув бедра под смятым шелком, подставляя ему грудь.

Кенни стянул брюки. Восставшая плоть поднимала черный шелк плавок, мешавших Эмме увидеть внушительную мраморную колонну. Она пыталась набраться храбрости, чтобы молить его не останавливаться, заклинать избавиться от плавок, сжечь их к чертовой матери.

Кенни отодвинулся к краю кровати и провел рукой по волосам.

— Может, немного снизим темп? Что скажете? — хрипло спросил он.

— Нет! — воскликнула Эмма.

Кенни уставился на нее.

Эмма облизнула губы. Вытерла глаза рукавом халата. Глотнула воздуха. Не позаботилась запахнуть халат.

— Нет, — выдохнула она, подбирая под себя ноги. — Все… все в порядке.

— Я немного увлекся.

— По правде говоря… вовсе нет. То есть, конечно, увлеклись, но я не… то есть мне нравилось, что вы…

Господи, что она несет?

Она отвернулась, пытаясь собраться с мыслями. И поняла, что в комнате тихо играет музыка. Это немного ободрило Эмму, и она обрела способность замечать детали. На комоде лежал бумажник вместе с грудой мелочи. На полу валялись носки. Зеркальная дверца встроенного шкафа была приоткрыта.

Эмма снова втянула в себя воздух.

На прикроватном столике лежало несколько книг, включая монографию по истории Техаса и биографию Теодора Рузвельта. Пара журналов по гольфу. На обложке одного — огромная фотография. Кто-то знакомый… Кажется, она узнает…

Странно. Здесь у нее ни одного…

Эмма пригляделась пристальнее и почувствовала, как от лица отхлынула кровь.

 

Глава 4

Эмма не помнила, как схватила журнал, но он каким-то чудом оказался у нее в руке. Значит, успела…

Она тупо глазела на обложку. Буквы плыли перед глазами:

СКВЕРНЫЙ МАЛЬЧИШКА ПАГ, ЧЕРНАЯ ОВЦА КЕННИ ТРЕВЕЛЕР РАССКАЗЫВАЕТ О СВОЕЙ ИГРЕ, ТУРНИРНОЙ ПОЛИТИКЕ И СВОИХ МИЛЛИОНАХ.

— Гм… Эмма!

Она отодвинулась от Кенни как можно дальше и свободной рукой стянула края халата.

Фотограф удачно схватил момент, когда Кенни бил по мячу. Корпус повернут вполоборота, клюшка повисла в воздухе.

Скверный мальчишка ПАГ…

Огненные языки ярости медленно развертывались в ней. До сих пор она считала, что не переживала ничего унизительнее тех моментов, когда признавалась Джереми Фоксу в своих чувствах, но это… это в сто раз хуже! Ну найдется ли на свете идиотка глупее и наивнее?!

Ее водитель оказался миллионером, сумевшим затащить в постель безмозглую дурочку!

Эмма запустила журналом в стену, вскочила с постели и, спотыкаясь, бросилась в ванную за вещами.

— Не считаете, что нам следует потолковать об этом? — окликнул Кенни.

Она вернулась с охапкой одежды и, промчавшись мимо, направилась к себе.

— Леди Эмма!

Она метнулась в свою комнату, повернула ключ в замочной скважине и принялась лихорадочно натягивать белье. Послышался легкий стук:

— Понимаю, что обложка с моим портретом пробудила в вас естественное любопытство, но почему бы нам не распить бутылочку, пока я отвечу на любые ваши вопросы?

Она проигнорировала весь этот вздор, побросала одежду в чемодан и затянула ремнями другой. Потом подхватила свои пожитки и поспешила вниз по лестнице — так быстро, как позволяла тяжесть груза.

— Эмма!

В ушах барабанным боем отдавалось биение сердца. Она добралась до выхода и стала возиться с замком.

— Эмма, уже стемнело. Куда вы пойдете?

Он возник за спиной и схватил ее за руку. Но она вырвалась и всадила угол чемодана ему в пах. Кенни взвыл и отшатнулся.

Она рванулась вперед.

Сырой ночной воздух окутал ее. Эмма представления не имела, где находится, но разве это важно? Она сознавала только, что нужно как можно скорее убраться отсюда. И старалась поддерживать в себе неугасающий огонь гнева, не дававший ей впасть в истерику. Подумать только, она считала Кенни Тревелера тупым олухом, беспросветным кретином! Как, должно быть, он смеялся над ней! Нашел себе забаву на ночь и потешался!

Тяжелые чемоданы оттягивали руки, но Эмма ничего не чувствовала. А что, если бы журнал не попался ей на глаза? Что, если бы она позволила Кенни продолжать в том же духе, так и не узнав, кто он на самом деле?

Думать об этом было слишком тяжело, поэтому Эмма окинула взглядом улицу. Ей необходим телефон-автомат, чтобы вызвать такси!

Но на глаза попадались лишь дорогие дома с роскошными машинами, припаркованными на подъездных дорожках. И ни одной живой души. Если не считать тихого шипения оросительных систем, все было тихо.

Эмма прислушалась и различила слабый шум мотора. Чемоданы били по ногам, но она упорно продолжала идти и, только когда автомобиль взревел совсем рядом, поставила вещи на землю и обернулась.

На дороге стоял знакомый «кадиллак» цвета шампанского. Стекло со стороны водителя было опущено.

— Вам не кажется, что вы слегка перегнули палку? Щеки Эммы загорелись. Глядя перед собой, она сделала несколько шагов, хотя плечи отчаянно ломило.

— Ближайший отель в десяти милях. И на случай, если не заметили: такси здесь не ездят.

Она топала вперед, как солдат на плацу.

— Господи, ненавижу капризных дам!

— Капризных?! — не выдержала Эмма. — Оставьте меня в покое! Или вы еще недостаточно позабавились?

Он повернул машину, перегородив улицу, и вышел, не выключая двигателя. Вид у него был еще тот! Рубашка распахнута до пупа, босые ноги втиснуты в кроссовки.

Она ощутила некоторое удовлетворение, увидев, что он так и не успел отойти от предательского удара чемоданом и стоит не вполне выпрямившись, но тут же впала в панику. Уж лучше поскорее убраться, пока она не сорвалась и не устроила ему хорошую жизнь!

Слегка шатаясь под весом багажа, она устремилась в обратном направлении. Но Кенни двумя прыжками оказался рядом и отобрал у нее чемоданы.

— Немедленно отдайте!

Не обращая внимания на протесты, он подхватил сумку и мешок, отнес к машине и погрузил на заднее сиденье, действуя так ловко, словно управлялся с горсткой камешков.

— За это вы должны мне тонну баксов.

Эмма прикусила губу, сморгнула слезы и быстро пошла вперед. Кенни залихватски подбоченился.

— Интересно, далеко вам удастся уйти без денег, паспорта и одежды? Не говоря уж о проклятых зонтиках?

Он оскорбил, обидел, а теперь, вместо того чтобы извиниться, еще продолжает издеваться!

Эмма попыталась найти выход из нелепого положения, в которое попала по собственной глупости, но перспективы казались более чем мрачными. Шаги ее замедлились.

— Немедленно отвезите меня в отель, — выдавила она.

— С радостью.

Эмма поколебалась, но, не имея иного выбора, направилась к машине. Кенни открыл дверцу, и она, не глядя на него, скользнула внутрь и изо всех сил попыталась сделаться невидимкой. Губы распухли, и Эмма невольно вспомнила вкус его глубоких, фальшивых поцелуев.

— Ну, начинайте. Выложите все, что думаете обо мне. Вам ведь не терпится облегчить душу и расчехвостить меня.

Если раньше он гнал так, словно его черти преследовали, то сейчас машина едва ползла.

Эмма ничего не ответила.

— Ладно, признаю: я немного подшутил над вами. Притворился, что торгую собой. Но поверьте, я не ожидал, что вы воспримете мою болтовню всерьез. А когда вы… что же, я всего-навсего мужчина и, прежде чем осудить меня за мужские потребности, предлагаю вам как следует посмотреться в зеркало. Ну а потом представьте, что бы происходило с вами на моем месте при встрече с кем-то, похожим на вас.

До чего же бессердечно с его стороны издеваться над ней только потому, что она не так красива, как его голливудские подружки!

Она не выдержала. Слова хлынули из нее потоком.

— Я ни за что не лгала бы! И не унизила бы человека так, как это сделали вы!

— Унизил вас?

Кенни казался искренне оскорбленным, но Эмма тут же вспомнила, какой он хороший актер.

Он проехал через ряд ворот на более оживленную улицу.

— Унижение тут ни при чем. Да, я использовал подвернувшуюся возможность и не скрываю этого, но с моей стороны это чистое вожделение, и ничего…

— Ради Бога, мистер Тревелер, я не вчера родилась! Какое отношение ко всему этому имеет вожделение? Вы богаты, красивы и к тому же профессиональный спортсмен. Уверена, вы можете получить любую женщину, какую захотите. Не станете же довольствоваться стареющей учительницей?

— Думаю, что вполне способен определить свои чувства! Похоть и есть похоть! И признайтесь, вы сделали все, чтобы облегчить мне задачу. Хотя до меня абсолютно не доходит, почему вы вообразили, будто иначе чем за деньги не сможете завлечь мужчину?

— Тут вы правы. Я вела себя как…

Кенни остановился на красный свет и повернул голову.

— Послушайте, Эмма, я не хотел ранить вас. Честно говоря, просто забылся. Но вам взбрело в голову потрахаться с незнакомым человеком, и я не вижу в этом ничего плохого.

— Вы лгали мне с самого начала. Каждое слово было неправдой. Вы профессиональный игрок в гольф и, если верить заголовку, миллионер к тому же. — И тут ее осенило. — И дом этот — ваш собственный! Все вранье, наглое вранье!

— Вы действовали мне на нервы, — признался он, жмурясь от света.

— Я? Но я ничего такого не делала.

— А вот это наглая ложь. С той минуты, как вы меня увидели, немедленно начали командовать, отдавать приказы, составлять перечни и тыкать в меня зонтиком.

— Я в жизни ни в кого не тыкала зонтиком.

— Отчего же у меня возникло такое чувство?

— Прошу прощения, — ледяным тоном процедила она.

— Чудненько. Я тоже извиняюсь, так что теперь мы квиты.

— Ничего подобного.

Эмма впервые подумала о роли Франчески во всем этом. И сейчас, перебирая в памяти детали, поняла, что та ни разу не обмолвилась, что Кенни — жиголо или кто-то в этом роде. Наоборот, она настойчиво именовала его другом. Почему же Эмме взбрело в голову, что он работает в эскорт-службе? Она отчетливо припоминает, как справлялась у Франчески, хватит ли ему семидесяти пяти долларов в день.

Да-да, Франческа, услышав вопрос, хохотала до упаду!

«Передай ему, что я сказала, хватит с него и пятидесяти», — задыхаясь, едва выговорила она. Подруге, разумеется, в голову не могло прийти, к чему приведет ее невинная шутка.

У Эммы не осталось сил спорить с ним.

— Ничего не выйдет, мистер Тревелер. Очевидно, что вы не питаете ко мне симпатий, и я терпеть не могу…

— Это неправда. Когда вы не размахиваете зонтиком и не указываете мне, что делать, находиться в вашем обществе — одно удовольствие. — Он свернул на четырехрядное шоссе. — По крайней мере с вами не соскучишься, чего нельзя сказать о девяноста процентах людей, с которыми мне приходится встречаться.

— Я польщена. Но грустная истина заключается в том, что мы не сможем забыть неудачного начала нашего знакомства. Завтра утром я первым делом позвоню Франческе и попрошу подыскать мне кого-нибудь другого.

Машина замедлила скорость.

— Позвоните Франческе?

— Скажу, что у нас несовместимость характеров. Она поймет.

— Я… я предпочел бы не впутывать в это Франческу.

— Не могу. Она потребовала, чтобы я немедленно связалась с ней и рассказала, как устроилась.

— Не сомневаюсь, она так и сделала, — пробормотал Кенни, оценивающе поглядывая на Эмму. — Вот что я вам скажу. Готов платить сотню зеленых в день, если позволите мне оставаться вашим гидом. Буду возить вас хоть на край света и исполнять любые желания. Вам остается только наслаждаться живописными видами и твердить Франческе, что мы — лучшие друзья. Ленивый дурачок куда-то испарился. Его место занял исполненный решимости угрюмый незнакомец с квадратным подбородком и напряженным взглядом. Эмме не потребовалось и секунды, чтобы догадаться, в чем дело.

— Франческа каким-то образом приобрела над вами власть, верно? Поэтому вы и согласились выполнить ее просьбу!

— Можно сказать и так.

Он свернул с шоссе на широкую аллею и остановился на стоянке роскошного отеля.

— И что же?

— Думаю, хватит с нас на сегодня мелодрам.

— Совершенно с вами согласна.

— Сотня в день. Устраивает?

Эмма завороженно воззрилась на него. Куда подевались веселые искорки в глазах и постоянная ухмылочка? Губы были плотно сжаты в тонкую линию. Рядом с ней сидел человек, привыкший добиваться желаемого.

Теперь Эмме стало очевидно, насколько она недооценивала Кенни. Интересно, многие совершали ту же ошибку? Но отныне ее не проведешь! Ничего, она ему покажет!

— Двести, — злорадно объявила она, — плюс оплата всех расходов.

Каким-то уголком мозга Эмма спрашивала себя, уж не спятила ли она окончательно, но душу охватило почти нечестивое ликование. Понимает ли он, что только сейчас продался ей в рабство на целых две недели? С этого момента Эмма владеет Кенни Тревелером и после того, что он сделал с ней сегодня, не испытывает ни малейших угрызений совести.

Судя по мрачной, как грозовая ночь, физиономии, с которой он подошел к стойке портье, Кенни отлично понял, что она обставила его. Напряжение огрубило мягкий техасский говорок, сделав его резче и суше.

— Сейчас сниму вам номер. И надеюсь услышать, что завтра в девять вы будете ждать меня в вестибюле.

— Не сомневайтесь.

В глазах Эммы, должно быть, отразилась вновь обретенная уверенность, поскольку Кенни мигом насторожился. Именно в эту минуту она поклялась себе во что бы то ни стало узнать, на чем зиждется власть Франчески.

Десять минут спустя посыльный проводил ее в шикарные апартаменты-люкс на верхнем этаже. На какое-то мгновение Эмма почувствовала себя виноватой, но тут же гордо расправила плечи. Вот еще! Он того не стоит! Ее явно подкупают, Кенни Тревелер пытается умаслить ее! Это не сработает, разумеется, но к чему ему знать?

Утром ее поднял телефонный звонок. Эмма убрала волосы с глаз, потянулась к трубке и посмотрела на часы. Шесть восемнадцать.

— Алло!

— Будьте любезны, подождите минутку. На проводе его светлость герцог Беддингтон.

Эмма устало откинулась на подушки. А она еще гадала, сколько времени у него уйдет на то, чтобы ее найти!

События прошлой ночи нахлынули на нее с такой силой, что она почти обрадовалась знакомому голосу.

— Эмма, девочка моя дорогая! Где ты была? Я чуть с ума не сошел от тревоги.

Она невольно поежилась от гнусавых носовых звуков, назойливо лезущих в уши. Хью Уэлдон Холройд, одиннадцатый герцог Беддингтон, человек, напоминающий Генриха Восьмого не только внешне. Помимо всего прочего, он еще и владел землей, на которой была построена школа Святой Гертруды, и восемь месяцев назад, после смерти матери, вдовствующей герцогини, стал главным ее спонсором.

— Доброе утро, ваша светлость.

— Никаких «светлостей», дорогая. Наедине с вами я просто Хью. Только не при посторонних, разумеется.

Хью помедлил, и Эмма ясно представила, как он запихивает булочку в толстогубый рот. Совершенно нереальная картина. Несмотря на огромные количества поглощаемой пищи, манеры Хью неизменно безупречны. Однажды на ее глазах он умял целый поднос сандвичей к чаю и не уронил при этом ни единой крошки. Соблюдение правил этикета было для него не менее важным, чем титул и богатство.

— Эмма, Эмма, разве можно быть такой рассеянной? Мы ведь договорились, что ты позвонишь вечером и расскажешь, как устроилась. Признаюсь, разыскать тебя было нелегко.

— Мне очень жаль, — солгала Эмма. — Но я так устала, что все обещания просто вылетели из головы.

— Вполне понятно. Надеюсь, спала ты хорошо.

— Да, вполне.

Его показное дружелюбие отнюдь не обмануло Эмму. Она уже поняла, что герцог Беддингтон крайне неразборчив в средствах. При воспоминании о его двух умерших женах ее пробирала дрожь. Нет, разумеется, на герцога не падала и тень подозрения, все абсолютно чисто: одна погибла при родах, другую застигла лавина во время лыжной прогулки в Альпах. Но все это: и разительное сходство с Генрихом, и безвременная кончина жен, и две дочери, которых он поспешил сплавить в школу, куда более престижную, чем «Святая Гертруда», — вызывали у нее непреодолимое отвращение к его светлости.

— Вы сказали, будто наняли водителя, но забыли упомянуть, что это один из самых прославленных в мире профессиональных игроков в гольф. Правда, я знаю, как вы наивны, дорогая, поэтому уверен, вам в голову не пришло, что это неприлично.

Наконец-то и на ее улице праздник!

Эмма ощутила некоторое злорадное удовлетворение.

— О, вам совершенно ни к чему волноваться, ваша светлость! Его рекомендовала моя подруга Франческа.

Она даже не потрудилась спросить, откуда он узнал про Кенни. Хью Холройд никогда и ничего не пускает на самотек. Он наверняка отправил по ее следу ищеек.

— Надеюсь, вы понимаете, как это выглядит со стороны. Знаю, как вам приятно общество Франчески, но она связана с телевидением, дорогая, что отнюдь не говорит о ее респектабельности. Как будущая герцогиня Беддингтон вы просто обязаны думать о таких вещах.

Пальцы Эммы скручивали и дергали телефонным шнур.

— О, мне кажется, тут нет ничего особенного. У меня только две недели на завершение исследований, и без надежного человека не обойтись. Мистер Тревелер прекрасно знает Техас.

— Дорогая, не в этом дело. Как только вы вернетесь, мы объявим о нашей помолвке. Проводить столько времени в компании незнакомого мужчины, пусть даже просто сопровождающего, по меньшей мере нехорошо. Что скажут люди?

Не дождется он никакого объявления о помолвке, но пока знать ему об этом не стоит. Так же как и о том, что она из кожи вон вылезет, лишь бы спасти «Святую Гертруду» от его шантажа.

— Вспомните, что я в Техасе, ваша светлость. Вряд ли знакомые из вашего круга окажутся здесь.

— Вы забываете, что мои деловые интересы распространяются по всему миру. Собственно говоря, мне придется лететь в Нью-Йорк как раз в то время, когда вы соберетесь домой. Я надеялся встретить вас в аэропорту, но, к сожалению, придется еще подождать. Но видите ли, дорогая, чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что вам необходимо немедленно вернуться. Мне с самого начала не нравилась эта поездка.

— Я ценю ваше мнение, но, боюсь, это невозможно. Конечно, вы не захотите, чтобы я продолжала работать в школе после обручения.

— Совершенно верно. Это не подобает герцогине Беддингтон.

Мы не в семнадцатом веке, зануда проклятый!

— В таком случае вы поймете, почему я должна остаться. Редактор «Нью хисториен» ждет мою статью к первому мая, и вы, конечно, согласитесь, что я не могу не сдержать слова. — Выдержав для пущего эффекта драматическую паузу, Эмма добавила: — Подумайте только, как это будет выглядеть, если будущая герцогиня Беддингтон не выполнит обязательств.

Она поняла, что попала в точку, только услышав капризные нотки в его голосе.

— Все-таки мне не нравится, что вас повсюду будет сопровождать человек с такой скандальной репутацией. Знаю-знаю, я создаю впечатление чрезмерно заботливого и даже назойливого жениха, дорогая, но никогда не прощу себе, если на ваше имя падет хоть малейшая тень.

— Не волнуйтесь, ваша светлость, не падет, — нагло соврала она, чуть прищурившись. Если все пройдет, как запланировано, скандал разразится такой, что всем планам Хью будет положен конец, о помолвке он больше не заговорит, а школа, слава Богу, станет безопасным и спокойным прибежищем для следующего поколения девочек.

Когда наконец Эмма смогла повесить трубку, ее трясло. Не в силах оставаться на месте, она поспешно вскочила с кровати. Слишком много испытаний выпало на ее долю за эти двадцать четыре часа! Иметь дело с двумя такими типами куда тяжелее, чем управлять целой ордой девчонок-непосед. Хорошо еще, что она лишь несколько последних месяцев вынуждена была работать с Хью! До самой своей смерти только вдовствующая герцогиня оставалась единственным связующим звеном семейства Беддингтон с Эммой. Правда, репутация Хью была хорошо известна всей Англии. Репутация талантливого дельца, получавшего огромные прибыли от вложений в разработки технологий режущих инструментов. Но несмотря на блестящий талант финансиста и приверженность к последним научным разработкам, герцог слыл также закоренелым консерватором, старомодным аристократом, человеком, раздувавшимся от гордости за свою голубую кровь. Служение своей семье и сохранение чистоты рода было для него куда важнее денег.

Кроме того, онстрастно жаждал наследника. Плодами двух неудачных браков были девочки, и, подобно Генриху Восьмому, он был просто одержим желанием иметь сына. Его ужасало, что в случае его безвременной кончины титул перейдет к длинноволосому хиппи-племяннику, барабанщику в рок-группе. Разумеется, такая перспектива была для Хью совершенно неприемлемой, и через месяц после гибели второй жены он отправил ищеек на поиски следующей. Первым и непременным условием было благородное происхождение, затем, разумеется, безупречная репутация. Никаких роковых красоток, способных запятнать его имя! Хью также предпочел бы девственницу.

Можно представить, как отреагировали на такое требование его слуги. Позже Эмма узнала, что единственной — найденной с величайшим трудом — кандидатке, удовлетворявшей столь высоким критериям, было всего тринадцать.

Счастливая мысль порекомендовать Эмму пришла в голову сестре Хью. Именно она настояла на том, чтобы брат вместо нее представлял семью на ежегодном празднике в честь основания школы. Пока Эмма наливала ему чай в своем кабинете, он прочитал ей нотацию за то, что она посмела ответить на телефонный звонок взволнованной родительницы, прервавший нить его рассуждений, и неодобрительно оглядел ее ожерелье из мишуры, изготовленное и подаренное ей одной из семилетних малышек на день рождения. Эмма так и не сумела угодить ему.

Однако Хью появился на следующей неделе, потом еще, еще и еще. Эмма под различными предлогами избегала его, но как-то днем он застал ее врасплох и с обычным высокомерием объявил, что, по его мнению, из нее выйдет вполне подходящая жена. Их помолвка будет объявлена, как только Эмма подаст в отставку.

Потрясение Эммы не поддавалось описанию. Ей пришлось подавить в себе порыв броситься к календарю и проверить, уж не совершила ли она случайно путешествие сквозь время и не оказалась ли в эпохе Регентства.

— Ваша светлость, у меня нет ни малейшего намерения выходить за вас замуж. Мы едва знаем друг друга. Сама эта идея — совершеннейший вздор.

Ее прямота сыграла роковую роль в дальнейшем развитии событий. Хью оскорбленно прищурился, выпятил по-павлиньи грудь и уведомил ее, что вопрос закрыт, дело улажено и он ничего не желает слушать.

— Ошибаетесь. Ничего не улажено.

— Вы титулованная женщина, вполне подходящего возраста, с незапятнанной репутацией и неброской внешностью. Так что обсуждать тут нечего.

Услышав столь нелестный отзыв о себе, принижающий ее до уровня жвачной скотины, Эмма вздрогнула, как от укола, и сгоряча выпалила:

— Я не девственница! Спала с кучей мужиков! Матросы, водители-дальнобойщики, школьный разнорабочий, причем всего на прошлой неделе!

— Не будьте инфантильной дурочкой! Я точно знаю, что у вас никогда не было серьезных отношений с мужчинами, а если вы и потеряли невинность, то так недавно, что это не имеет значения, — фыркнул Хью. И с брезгливо-пренебрежительной гримасой двинулся к двери кабинета. — Думаю, бессмысленная дискуссия окончена, Эмма. Если вы не настолько проницательны и умны, чтобы оценить честь, которую я вам оказываю, значит, недостойны занимать должность директрисы и, следовательно, будете уволены.

Эта подлая угроза, удар исподтишка ошеломили ее настолько, что прошло несколько секунд, прежде чем Эмма полностью пришла в себя.

— И что же? Какая разница? Выйду я за вас замуж или нет, так или иначе — теряю место.

Дверь захлопнулась, и знакомая комната каруселью завертелась перед глазами. Сердце неприятно сжалось. Она почти рухнула в кресло и попыталась осознать это внезапное насильственное, бессмысленное вторжение в ее упорядоченную жизнь.

Когда назавтра позвонила сестра Хью, чтобы узнать дату помолвки, Эмма решительно отрезала, что ни о какой свадьбе не может быть и речи.

Прошла неделя, от Хью не было ни слуху ни духу. Эмма уже почти выбросила эту злополучную историю из головы, когда на территории школы возникла команда геодезистов. Эмма, задыхаясь от волнения, принялась расспрашивать их, в чем дело, и узнала, что они выполняют приказ герцога Беддингтона.

Он ответил на ее звонок так быстро, что Эмме показалось, будто он дежурил у телефона.

— Ваша светлость, объясните, что произошло. Почему вы прислали геодезистов?

— Разве я не сказал? Странно! Должно быть, запамятовал. Я подумываю продать это поместье для застройки. — Он многозначительно помолчал, ожидая, пока смысл его слов полностью дойдет до жертвы. — Скоро эту старую рухлядь снесут, чтобы построить несколько дорогих доходных домов.

Все ясно. Она стала объектом самого беззастенчивого шантажа. Кроме школы, у нее нет дома, но дело было не только в ее чувствах и эмоциональных привязанностях. Несколько лет назад, преодолев протесты герцогини, она приняла в школу нескольких способных, одаренных стипендиаток. Что станется с девочками, когда их отошлют в обычные школы, где почти ничему не учат?

Эмма вспомнила, каким дрожащим, робким голоском спросила тогда Хью:

— А если я выйду за вас, что станется со школой?

— Но, дорогая, вряд ли я смогу расстаться с местом, столь дорогим сердцу моей матушки. Не так ли?

Именно после этого заявления Эмма твердо уверилась, что с головой у герцога не все в порядке.

Она провела две бессонные ночи, прежде чем план окончательно выкристаллизовался у нее в голове. На следующий день Эмма добилась у герцога аудиенции.

— Простите, что была такой несговорчивой, ваша светлость. Не сочтите меня невеждой. Всему виной шок от вашего внезапного заявления. Разумеется, я была бы на седьмом небе, став герцогиней Беддингтон! Это такое счастье… если, конечно, вы не передумали и все еще готовы пойти на такой мезальянс, — с надеждой пробормотала она.

— Передумал? Разумеется, нет!

С трудом скрывая досаду, Эмма долго мямлила что-то насчет того, что согласна объявить о помолвке, как только выполнит условия уже заключенного договора и сдаст в журнал статью, для чего необходимо поехать в Штаты и закончить заказанную «Нью хисториен» работу.

При этом ей почти не пришлось лгать. Эмма не упомянула только, что для завершения статьи ей требуется не больше нескольких дней, а все остальное время она использует для куда более важного дела.

Она должна потерять свое доброе имя.

Замысел ее трудно было назвать безупречным, но ничего лучшего не пришло в голову. Ей необходимо разъярить Беддингтона настолько, чтобы тот отказался от своего предложения, но при этом не заподозрил, что его водят за нос, иначе эта мстительная тварь уничтожит школу.

К сожалению, она так и не сумела придумать, каким образом остаться в «Святой Гертруде». Женщине с запятнанной репутацией нечего делать в школе. Ничего, она найдет другую работу. Преподаватели столько лет заботились о ней, одинокой и беззащитной девчонке, — теперь настала ее очередь платить старые долги.

 

Глава 5

Едва войдя в вестибюль, где уже ждал Кенни, Эмма удивленно моргнула. Куда девался незнакомец с жестким взглядом прищуренных глаз? Перед ней возник дружелюбный беззаботный бездельник, готовый обнять и приветствовать весь мир. Но на этот раз ее не одурачишь!

Правда, на какое-то мгновение Эмма совсем забыла, какая он сволочь, и просто наслаждалась чудесным зрелищем. Ну просто бальзам для глаз! Он оставил стетсон дома, и жесткие волосы в солнечном свете отливали синевой. Выцветшая футболка с логотипом университета штата Техас натянулась на плечах. Песочного цвета шорты облегают бедра. Рабочие коричневые ботинки с белоснежной полоской носков над ними хорошо начищены.

Эмма ошарашенно уставилась на него. Рассудок вернулся к ней, когда уголок рта Кенни дернулся в знакомой ухмылке.

— Доброе утро, леди Эмма. Рад видеть, что вы захватили зонтик. В этом году, правда, дождей еще не было, но вдруг начнутся.

Эмма растерянно опустила глаза на россыпи цветов на зонтике, словно недоумевая, как все это очутилось в ее руках; потом, расплывшись в жизнерадостной улыбке, подчеркнутым жестом ткнула наконечником в дверь:

— Что же, пора в путь.

И злорадно заметила, как заходили желваки на его скулах.

— Сначала завтрак, — Заупрямился он, — потом дела.

— Я уже поела.

Он лениво оглядел ее с головы до пят и, очевидно решив показать Эмме ее место, нарочито протянул:

— Что же вы, леди Эмма! Забыли, кто вам платит?

Ей следовало ожидать этого оскорбления.

— Возьму-ка я, пожалуй, блинчиков с ежевичным вареньем, — решил он. Цепкие пальцы обвились вокруг запястья Эммы. — А как насчет вас?

Эмма уже собиралась упомянуть о довольно познавательной беседе с Франческой, состоявшейся около часа назад, и словно невзначай обронить, что она в любой момент может перезвонить дорогой подруге, но отчего-то заколебалась. Пожалуй, слишком рано бить из артиллерии главного калибра, стоит приберечь это напоследок. Да и, впрочем, не важно, один раз она позавтракает или дважды.

Устраиваясь в кабинке кафе, она против воли думала о том, чем занималась с этим мужчиной вчера вечером. Неужели резкая смена климата так подействовала на ее здравый смысл? Чего она надеялась добиться, бросившись на шею Кенни Тревелеру через несколько часов после того, как появилась в этой стране? Если уж рвалась переспать с кем-то, следовало сначала убедиться, что сторожевые псы Хью обо всем пронюхают. Подобные необдуманные действия совсем не в ее стиле, и от осознания этого Эмме стало не по себе.

— Мне только чай, — попросила она официантку. Кенни просиял и одобрительно кивнул:

— Прекрасный выбор. Добавьте сюда блинчики с ежевичным вареньем, жареный бекон, и то же самое для меня, только вместо чая кофе.

Он намеренно провоцировал ее на стычку, но Эмма невозмутимо улыбнулась:

— Поменяйте блинчики на тост, пожалуйста, и бекон на клубнику.

Замотанная официантка налила ему кофе и умчалась, прежде чем Кенни успел разнообразить заказ еще несколькими блюдами.

Но у Эммы было полно работы, и дальше терпеть его выходки она не намерена! Выдержав ровно минуту, в продолжение которой она любовалась букетом цветов на стойке, девушка перешла к делу:

— Вы нашли тату-салон?

— Никаких татуировок. В жизни не слышал ничего глупее!

— Я сделаю наколку. Сегодня же. Это не подлежит обсуждению.

Эмма понимала: одной татуировки будет недостаточно, чтобы Хью изменил мнение о ней, но ее выходка по крайней мере заставит его усомниться в правильности выбора.

Она оглядела кафе, гадая, кто из мужчин, прятавшихся за газетами, нанят следить за ней. Ни одного подозрительного лица… но Эмма была уверена, что Хью не позволит ей целых две недели болтаться по Техасу без присмотра. И тот факт, что он без труда обнаружил ее сегодня, только подтверждал ее предположения.

— Как вы предстанете перед своими маленькими доверчивыми ученицами в таком виде? — увещевал ее Кенни.

Она никогда больше не предстанет перед милыми девочками, но к чему Кенни знать об этом?

— Они будут еще лучше относиться ко мне.

— Если вы именно этого добиваетесь, почему бы не повесить кольцо в нос? Или выкрасить волосы фиолетовым?

Она подумывала насчет кольца, но боялась, что ей занесут инфекцию, а слишком яркая окраска волос выдаст Холройду ее намерения как слишком очевидные. Единственное, на что она осмеливалась, — крошечная татуировка. Хью должен поверить, что ошибся в ней. Стоит ему заподозрить, что его водят за нос, и «Святая Гертруда» будет снесена.

Официантка принесла чай и тут же испарилась.

— И где же будет эта чертова наколка?

— На предплечье.

Как только все будет кончено, придется до конца жизни носить платья с рукавами.

— Леди не делают наколок на предплечьях. Скорее уж на щиколотке, или плече, или… если вы действительно желаете соблюсти приличия… а именно это я вам рекомендовал бы, если бы собирался давать советы, чего я никогда не делаю… лучше уж на груди.

Ее чашка замерла на полдороге к губам. Единственное слово вновь воскресило в памяти ощущение черного шелка, скользящего по коже, тепло его рта, губы, впивающиеся в сосок.

Похоже, он знает, какое действие производят его слова, и наслаждается этим.

— Неужели? — Она вынудила себя отпить глоток чая и поставила чашку на стол. — Что же, кому и знать, как не вам.

— Все еще кипяточком писаете после вчерашней ночи, верно?

— Скорее злюсь, мистер Тревелер. Директрисы никогда не писают кипятком.

Кенни хмыкнул, но тут же уставился на нее с мальчишеским энтузиазмом.

— Заполните белые пятна в ходе моих рассуждений, леди. Насколько я понял, вы милая незамужняя дама, которая хотела бы внести немного остроты в свою жизнь и чуточку поразвлечься. Все это совершенно естественно. Но на родине, в Англии, вам необходимо поддерживать репутацию, поэтому там вы не можете себе позволить никаких рискованных экспериментов. Однако в великом штате Техас каждый волен делать все что заблагорассудится. Так вот, растолкуйте мне: какая разница между профессиональным жиголо и профессиональным игроком в гольф? Все необходимые прибамбасы у меня с собой, и я с радостью позволю вам ими пользоваться.

— Вы весьма великодушны, позволяя мне распоряжаться своими игрушками, но видите ли… дело в том, что я не позволила бы вам прикоснуться к себе, будь вы даже последним мужчиной на земле.

И не успели эти слова слететь с языка, как в мозгу пронзительно завыли тревожные сирены. Что она наделала? Да ведь этот ленивый дурень зарабатывает себе на жизнь, состязаясь с такими же хитрыми противниками, и теперь по азартному блеску в глазах ясно как день, что он с радостью подхватил брошенную перчатку.

— Ну, это мы еще посмотрим, леди Эмма.

К счастью, в этот момент появилась официантка с заказом. Эмма съела почти всю клубнику, но с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков тоста. Кенни прикончил блинчики и потянулся за остатками тоста.

— Это негигиенично, — указала она.

— Прошлой ночью мы уже обменялись микробами. Лично я не слишком об этом беспокоюсь.

Ну уж нет, она не покажет ему, что была потрясена его одурманивающими медленными поцелуями.

— Удивительно, как вы не растолстели при таком зверском аппетите.

— Я сжигаю за день миллионы калорий.

— За какими, интересно, занятиями?

— Безделье — тяжелый труд.

Эмма скрыла невольную усмешку, но тут же встревоженно нахмурилась. Нельзя терять бдительность и поддаваться обаянию этого прохвоста.

— Если не поможете мне найти тату-салон, придется взять в руки справочник и отыскать самой. Ну а пока я хотела бы пройтись по магазинам.

— Мне почему-то казалось, что эта поездка с чисто научными целями.

Кенни знаком подозвал официантку.

— Да, но работа в библиотеках займет не все мое время. Сегодня я хотела бы провести несколько часов в Далласском историческом обществе. Договорилась со служащими, что проверю кое-какие документы. Кроме того, у меня дела в Остине, в библиотеке университета штата Техас, и в Сан-Антонио.

— Расскажите мне немного о вашей героине.

— Леди Саре Торнтон? Журнал «Нью хисториен» заказал мне статью о ней. Хотя я больше не веду уроки истории, но по-прежнему стремлюсь к научным исследованиям. Леди Сара — необыкновенная женщина. Аристократка, но для своего времени весьма независима и невероятно любопытна. Она в одиночку объездила весь этот район в 1872 году.

— Заметьте, в одиночку, — подчеркнул Кенни.

— Леди Сара была куда храбрее меня. Ее дорожные записки поразительны, потому что она увидела Техас глазами не только женщины, но и иностранки. Она была в Далласе в тот день, когда на вокзал Хьюстона прибыл первый поезд. Ее описание праздника, устроенного по этому поводу, и барбекю из буйволиного мяса весьма занимательно.

Кенни бросил на стол несколько банкнот и поднялся.

— Ужасно странно, что у благородной дамы хватило мужества на такую поездку в девятнадцатом веке, а современная взрослая женщина может быть такой трусихой.

— Леди Саре не приходилось иметь дела с машинами, — заметила Эмма, следуя за ним. Леди Саре, кроме того, не нужно было шокировать герцогов, появляясь в обществе привлекательных мужчин, подумала она.

Едва они очутились в вестибюле, Эмма вручила ему два доллара.

— Это за чай. Вы заставили меня заказать остальное, так что сами и платите.

— Оставьте себе ваши медяки.

— И нечего на меня рычать.

Эмма сунула деньги в сумочку и, чтобы позлить его, показала зонтиком на дверь.

— Сюда.

Кенни выхватил у нее зонтик и бросил швейцару.

— Будьте добры, сожгите это. Ради меня.

— Отнесите в мой номер, пожалуйста, — перебила Эмма. — Мисс Уэллс-Финч. Комната 820.

Она почти добралась до автостоянки, прежде чем сообразила, что Кенни нет рядом и она понятия не имеет, где он припарковал машину.

Оглянувшись, Эмма увидела, что он отползает от стойки портье со скоростью улитки, наглотавшейся снотворного, и нетерпеливо постучала об пол носком босоножки.

Кенни поприветствовал каких-то бизнесменов и остановился полюбоваться мозаикой на стене.

Эмма вздохнула и поискала взглядом его машину. И даже не удивилась, заметив ее в запрещенном для стоянки месте. Пришлось набраться терпения и ждать, пока он подойдет.

Прошла целая вечность, прежде чем он открыл дверцу.

— Уверены, что так уж необходимо сегодня таскаться по магазинам? — осведомился он, как только она уселась и застегнула ремень безопасности.

— Да. Что-нибудь приличное и недорогое.

— В таком случае вам не повезло, потому что я знать не знаю ничего в этом роде. Покупайте что пожелаете, и пусть пришлют счета мне.

Они выехали на шоссе.

— Ни за что!

— С чего вдруг такая щепетильность? Вчера вы торговались как бешеная и вынудили меня платить сотню гринов в день, чтобы заткнуть вам рот.

— Две сотни. И деньги вытянуты из вас шантажом, так что это совсем другое дело, — злорадно ухмыльнулась она.

Кенни, не стесняясь, рассматривал ее сегодняшний наряд: короткую юбку из джинсовки цвета хурмы и кремовый, забранный под пояс топ с изображенным на груди живописным пейзажем и парочкой синих птичек неизвестного вида.

— Очень милая блузка.

— Спасибо. Мне ее подарили пятиклассники в честь окончания учебного года.

Пока они мчались по шоссе, Эмма наконец получила возможность полюбоваться красотами штата, который знала раньше исключительно по историческим книгам. Рекламные щиты, небольшие магазинчики и рестораны быстрого питания не представляли особого интереса, но дух захватывало при виде открывавшихся перед ней далей. Эмма в жизни не представляла нечто столь разительно отличавшееся от Лоуэр-Тилби или обветренных зданий «Святой Гертруды» из красного кирпича, аккуратных газончиков и вековых деревьев.

Что подумала леди Сара Торнтон, увидев эти безграничные просторы, бездонное небо и зеленую землю?

Едва Кенни попытался припарковаться в очередном запрещенном для этой цели уголке, она схватила его за руку:

— Ни в коем случае.

— Я не собирался оставлять здесь машину, — заявил он с видом оскорбленной невинности. — Слоняться по магазинам с дамами — занятие не из приятных, по крайней мере для меня. Поэтому я всего лишь завезу вас, куда потребуете, а сам пойду побросаю для практики мячи. Заеду за вами через три часа.

— Не выйдет. Я прекрасно знаю, чего ищу, и не собираюсь задерживаться так долго. — Эмма ловко выхватила ключи из замка зажигания. — Идемте со мной.

Он отобрал ключи и, вздыхая и ворча, поплелся рядом.

— Постарайтесь не торчать там больше получаса. Я не шучу, леди Эмма, иначе вы только меня и видели.

— Угу.

Эмма осмотрела витрины и почти моментально обнаружила то, что искала. Показав на овальную бетонную скамью, она сухо велела:

— Ждите здесь. Я сейчас вернусь.

— Чертова баба! Настоящий капрал в юбке! Командует мной, как новобранцами на плацу! Воображаете, что я могу рассиживаться в огромном торговом центре, не вызвав при этом переполоха?

— О чем это вы толкуете?

— Я достаточно известная личность. Или до вас еще не дошло, чем это может кончиться?

И словно в доказательство его слов, к ним немедленно устремились две молодые особы с розовыми пластиковыми пакетами.

— Кинни!

— Ну, — накинулся он на Эмму, — теперь видите, что наделали?!

— Я недолго, — пообещала она, перед тем как скрыться.

Эмма сдержала слово, но, вернувшись, обнаружила небольшую толпу, скрывшую от нее Кенни. Тот, похоже, давал импровизированную лекцию по игре в гольф.

— После того как замахнулись, опускайте руку плавно и медленно. Если хотите набрать скорость, пока проходите через…

Взгляды их встретились, но, несмотря на все протесты, Кенни, похоже, безмерно наслаждался и собой, и своей известностью и вовсе не спешил поскорее избавиться от почитателей. Поэтому Эмма нырнула в отдел аксессуаров и добавила к своим покупкам кое-какую недорогую бижутерию. Как раз к этому времени Кенни наконец отвязался от поклонников и повел ее к машине.

— Теперь татуировка, — объявила она, как только они вновь вырулили на дорогу.

— Вы это в самом деле серьезно?

— Абсолютно.

Кенни ненадолго задумался.

— Ладно, если так уж настаиваете, я вам помогу. Но потребуется немного времени, чтобы найти место, где можно быть уверенным, что они используют стерильные иглы.

— Иглы?

— А как, по-вашему, наносятся наколки?

— Нет, я, конечно, понимаю… просто вы произнесли это слово с таким видом…

— Будет больно, королева Элизабет. Так что, если боитесь боли, лучше откажитесь от этой идеи.

— Ну не настолько же все ужасно. Кенни насмешливо фыркнул.

— Вы просто стараетесь меня запугать…

— Что ж, извините. Я просто старался проявить участие и сострадание.

— Ха!

— Ладно, уговорили. Я поищу это проклятое заведение, после того как отвезу вас в библиотеку.

Первая здравая мысль, которая пришла ему в голову!

— Превосходно!

Они направились к Стейт-Фейр-парк, где во внушительном здании в форме буквы "Т", принадлежащем администрации штата, размещалось Далласское историческое общество. Эмма выскользнула из машины, предварительно уговорившись с Кенни встретиться на этом месте в три часа.

Хотя она намеревалась сразу же отправиться в общество, но обнаружила, что слишком многое хотела бы сначала посмотреть, и потратила немало времени, изучая огромные фрески, тянувшиеся вдоль всего мемориального зала. На них была изображена история Техаса от 1528 года до наших дней. Когда Эмма наконец добралась до помещений общества, ее тепло приветствовали, и следующие несколько часов она провела за сверкой дневника леди Сары с другими источниками того же периода — и так увлеклась, что, поглощенная своим занятием, потеряла представление о времени и появилась перед Кенни только в три пятнадцать. «Кадиллак» оказался на месте, как и его взбешенный хозяин.

— Вы опоздали! Ненавижу опоздания!

— Но, Кенни, вы просто не имеете права жаловаться! Откуда мне было знать, что вы приедете вовремя, после того как вчера пришлось прождать вас целых сорок минут?

— Это совсем другое дело.

— Потому что опаздывали вы, а не я?

— Что-то в этом роде.

— Вы просто невозможны. Нашли тату-салон?

— Даже кое-что получше. Отыскал даму, которая делает татуировки на дому.

— Правда? И по-вашему, она надежна? Можно на нее положиться?

— Столп общества. Надежнее быть не может. Единственная загвоздка в том, что у нее полно клиентов и раньше десяти часов вечера она принять вас не сможет, да и то пришлось ее буквально умолять.

Эмма от души понадеялась, что детективы Хью будут рыскать неподалеку.

— Прекрасно.

В пустом желудке громко заурчало.

— Пожалуй, я не прочь бы пообедать.

— А я знаю чудесное местечко.

Двадцать минут спустя они въехали в массивные ворота и оказались в загородном клубе, где каждый камешек кричал о роскоши и недоступности для простых смертных. Аллея, обсаженная вековыми деревьями, привела к зданию с колоннами в новогреческом стиле. Не успел Кенни отвести машину на стоянку, как Эмма выбралась из салона, и направилась к парадному входу. И снова не сразу сообразила, что он остался на месте, Эмма обернулась. Кенни, подбоченившись, наблюдал за ней.

— Интересно, вы точно знаете, куда идете?

Эмма растерянно огляделась.

— Не совсем.

— В таком случае почему рветесь вперед?

— Сама не знаю. Привычка такая.

— Отвыкайте. Мне это не нравится.

И Джереми Фоксу тоже. Но что поделать, если она не привыкла быть ведомой? Большую часть жизни Эмма была совершенно самостоятельной, всегда сама решала свои проблемы и слишком рано осознала, что, если не станешь ведущей, не постоишь за себя, тебя затопчут.

Кенни небрежно махнул в сторону соседнего особняка, чуть поменьше размерами:

— Нам туда.

— Простите.

Чувствуя себя донельзя глупо, Эмма последовала за ним по дорожке, ведущей к двери с резными деревянными буквами. Она прочла, что это ресторан для профи. Завсегдатаи приветствовали Кенни, как члена королевский семьи, явившегося с неофициальным визитом.

— Эй, Кинни! Ну, как дела?

— Не видел тебя несколько дней!

— Слышал, как Чарли вчера сделал игл на седьмой? Так разволновался бедняга, что слег с сердечным приступом и не сумел закончить раунд.

Кенни едва успевал возвращать приветствия. Кивал, пожимал руки, сочувствовал Чарли и, наконец, повел Эмму в гриль-рум, отделенную от зала стеклянной перегородкой.

— Надеюсь, вы не станете возражать против обеда в одиночестве, — пробормотал он и сделал знак официантке: — Позаботься о ней, ладно, Мэрией? Я немного побросаю мячи.

— Не беспокойся, Кенни. Кстати, знаешь, что все наши служащие подписали обращение к антихристу с требованием вернуть тебя в игру?

— Нет, но все равно огромное спасибо. Поверь, меня это тронуло. Поблагодари их за меня, ладно?

Он исчез, а Мэрией усадила Эмму за столик у окна.

— Отсюда вы все увидите, милочка. Ну разве он не душка! Какое потрясное зрелище! Никто не орудует длинными клабами с железными головками лучше, чем Кенни Тревелер.

Эмма одарила ее приветливым, но сдержанным взглядом. Ей были совершенно безразличны все клабы с железными головками на свете.

Были.

Пока она не увидела его.

Он по-прежнему был в шортах, но сменил грубые ботинки на туфли для гольфа, а выцветшую футболку — на темно-коричневую рубашку-гольф, с очередным логотипом, который Эмма не смогла разглядеть. Двигаясь с изысканной грацией большой кошки, он раз за разом взмахивал клюшкой. Мячи взмывали в воздух так высоко, что Эмма не видела, куда они приземляются. Ее не удивила ловкость Кенни, но такая неожиданная мощь, странная для столь ленивого на вид человека, отчего-то кружила голову.

Он оставался для нее совершенной загадкой. У Эммы было такое ощущение, что в этом тихом омуте бурлят темные страсти. Но какие? И куда они могут завести ее? Она вспомнила о том, что Кенни сказал в машине, давая понять, как сильно хочет переспать с ней.

Какая разница между профессиональным жиголо и профессиональным игроком в гольф? Все необходимые прибамбасы у меня с собой, и я с радостью позволю вам ими попользоваться.

Но разница была. И огромная. Она сохранила бы уважение к себе, если бы купила услуги этого мужчины. Но о каком уважении может идти речь, если она присоединится к орде истеричных фанаток богатого прославленного спортсмена?

Весь день она заставляла себя не вспоминать о вчерашнем, но сейчас, уныло жуя сандвич с жареным цыпленком и наблюдая за виртуозной игрой Кенни, изнывала от знакомого волнения. В конце концов Эмма выругала себя и заставила мыслить логически. Татуировка и полная смена имиджа не заставят Хью Холройда отступить — разве что он призадумается. Она с самого начала понимала: придется выкинуть нечто из ряда вон выходящее. В самом деле завести любовника? Идея довольно привлекательная. Но только не Кенни Тревелера. После того, что случилось прошлой ночью, такой поступок по меньшей мере аморален. Она не могла связно объяснять, почему так считает, просто знала, и все. Нужно найти кого-то другого.

Эта мысль так расстроила Эмму, что она потеряла аппетит. Кенни Тревелеру, конечно, нельзя доверять, но он необычайно привлекателен и сексапилен, этого у него не отнимешь, и, несмотря на свою ненависть к подобного рода личностям, Эмма хотела быть с ним.

Она мрачно уставилась на свой сандвич и попросила официантку принести чашку чая, хотя совершенно не страдала от жажды. Все что угодно, лишь бы отвлечься от созерцания стройной атлетической фигуры Кенни.

Кенни завез Эмму в отель, прежде чем заехать к себе и переодеться в то, что он называл «тату-салонным обмундированием». Ровно в семь тридцать Эмма спустилась в вестибюль и немедленно осмотрелась, пытаясь определить, который из присутствующих следит за ней, но не обнаружила никого, кроме туристов и бизнесменов.

Через вращающуюся дверь вошел Кенни в темно-синих слаксах и белой тенниске с очередной рекламной надписью. Интересно, что, у него других нет?

При виде Эммы он вздрогнул и замер.

— Что, во имя всего святого, вы с собой сотворили?!

— Кто такой антихрист?

— Это вас не касается. И вообще, сейчас мы говорим не об этом, а о весьма прискорбной метаморфозе. Как получилось, что я оставил в вестибюле Мэри Поппинс, а нашел Мадонну?

Он брезгливо оглядел новый наряд Эммы, приобретенный в недорогом бутике торгового центра: облегающее черное платье без рукавов, короткое по самое некуда, с молнией на спине. Она была застегнута не до конца, спина оказалась оголена до такой степени, что в Лондоне наверняка пронюхают об этом.

— В самом деле? Вы действительно считаете, что я похожа на Мадонну?

— Совершенно ничего общего, — прорычал Кенни так тихо, что никто, кроме нее, не услышал. — Скорее уж на Мэри Поппинс с нимфоманиакальным уклоном. Еще утром в вашем костюме не было ничего вызывающего, и, я требую, чтобы вы немедленно переоделись.

— Господи, Кенни, вы говорите совсем как разгневанный папаша!

Физиономия Кенни стала поистине зловещей.

— И вы в восторге от этого, не так ли? Готовы бродить по городу в тряпочке, не оставляющей простора воображению?

— А мне идет, верно? Совсем неплохо.

Возможно, она в самом деле зашла слишком далеко! Если даже такой распутник, как Кенни Тревелер, считает, что она перегнула палку, наверное, следует действовать тоньше.

Эмма покорно подтянула язычок молнии до самого верха.

— Ну вот.

Кенни продолжал критически озирать ее.

— На вас тонна косметики.

— Я всегда крашусь.

— Но не до такой же степени!

— Наложено со вкусом, ничего чрезмерного, и не пытайтесь уверить меня в обратном.

— Дело не в этом.

— Тогда в чем же?

Он открыл было рот, но тут же беспомощно Качнул головой.

— Понятия не имею. Но точно знаю, что между случившимся прошлой ночью и вашей навязчивой идеей насчет татуировки, а теперь еще и этим… есть нечто общее… отчего мне не по себе. Одно дело — наслаждаться свободой на каникулах, и другое — сорваться с цепи. Может, все-таки честно объясните, что творится у вас в мозгах?

— Я в полном порядке.

Кенни поспешно потянул ее в сторону и, не повышая голоса, попросил:

— Послушайте, Эмма, будем откровенны: у вас нестерпимый зуд в определенном месте. Это вполне понятно, но нельзя же позволять чесать себя первому встречному? Расхаживать в таком виде — все равно что выставить себя на аукцион и повесить табличку «продается».

— Чепуха. Ведь вы будете со мной весь вечер, не так ли? Значит, я в полной безопасности.

Она решительно направилась к дверям.

— Я совершенно о другом, — процедил он. — Немедленно переоденьтесь, и я отвезу вас ужинать в шикарный мексиканский ресторан.

— Боитесь, что испортите репутацию, показавшись на людях с женщиной вполне определенного типа?

— Речь идет не обо мне, а о вас.

— По-моему, я достаточно ясно дала понять, что не меняю решений.

Она дружелюбно улыбнулась и зашагала к автостоянке, прикрепляя на ходу серебряные клипсы в виде маленьких тройных колец. Кенни поспешил догнать ее.

— Я отказываюсь отвечать за последствия. Когда в следующий раз позвоните Франческе, постарайтесь объяснить ей, что я сделал все возможное, пытаясь вбить вам в голову толику здравого смысла.

Она подождала, пока Кенни выведет машину из запрещенного для стоянки уголка.

— Кто такой антихрист?

— Человек, чье имя я не желаю произносить, — коротко бросил Кенни и постарался поскорее сменить тему: — Как прошел ваш визит в Историческое общество?

— Получила новые подтверждения того, что леди Сара была поразительным наблюдателем. Ее описание праздника на железной дороге вполне соответствует другим источникам, но она приводит куда больше подробностей.

Он стал оживленно расспрашивать Эмму о методике ее исследований, и она сама не заметила, как прощебетала всю дорогу до ресторана. И лишь когда машина остановилась, смущенно пробормотала:

— Извините. Иногда я слишком увлекаюсь.

— Не имею ничего против, — отозвался Кенни, подводя ее ко входу в ресторан. — Мне нравится история, и я люблю, когда люди увлечены своей работой. Слишком много несчастных недотеп всю жизнь занимаются тем, что в душе ненавидят. — Он вежливо придержал для нее дверь. — Готов побиться об заклад, что вы были хорошей учительницей, прежде чем эти торговцы живым товаром взялись за вас и превратили в Леди Директрису, живого монстра, внушающего страх и ужас несчастным детишкам.

— Я с удовольствием вхожу в класс, — улыбнулась Эмма, — но должность директрисы имеет свои преимущества.

— Ну да, груды мехов и бриллиантовые браслеты.

— «Святая Гертруда» — чудесное старинное местечко. Правда, она требует модернизации. Обожаю выпутываться из любых положений.

— Она?

— Это трудно объяснить. Видите ли, школа для меня — живой организм, что-то вроде милой старой бабушки. Это нечто особенное.

Кенни бросил на Эмму любопытный взгляд, но тут подошла хостесс, поздоровалась с Кенни и повела их к столику.

 

Глава 6

Ресторан размещался в довольно дряхлом старом доме со скрипучими полами и небольшими кабинетами, выкрашенными в цвета глины. Жадно принюхиваясь к аппетитным запахам пряностей и жареного мяса, они проследовали в одно из помещений в самой глубине дома. Некоторые посетители здоровались с Кенни, другие вставали, чтобы получше разглядеть знаменитость. Эмма, уже бывшая свидетелем сцены в торговом центре, лишний раз убедилась, что судьба свела ее с очень важной персоной, и ей отчего-то стало не по себе. Какое ужасное преступление он сотворил, если вынужден уступить шантажу Франчески?!

Хостесс остановилась в дальнем углу, у столика, покрытого темно-зеленой скатертью в оранжево-красную полоску. Грубо оштукатуренные коричневые стены были украшены мексиканскими рекламными плакатами начала века.

Появился официант с корзинкой чипсов и бутылочками острого соуса. Кенни немедленно отослал его за более острой версией и заказал себе «Дос экис», а ей — самую большую «Маргариту».

— Просто большой вполне достаточно.

— Самую большую, — повторил Кенни официанту. Тот кивнул и испарился, очевидно, спеша угодить знатному посетителю.

— Почему вы все время вмешиваетесь? Я не собираюсь много пить.

— Вы все время забываете об этих проклятых иглах. Через пару часов вам придется подвергнуться крайне неприятной процедуре, раз уж гнете свою линию, и если верить тому, что я слышал, это чертовски больно. Я серьезно рекомендую вам влить в себя как можно больше спиртного. Сойдет вместо наркоза.

Эмма определенно боялась пресловутых орудий пытки, поэтому решила последовать его совету. Она попробовала было изучать меню, но тут же отложила в сторону. Все равно он закажет за нее.

Эмма оказалась права. Вскоре появился официант с коктейлями, и Кенни принялся перечислять блюда так долго и подробно, что она окончательно потеряла нить беседы и положилась на судьбу. Когда официант отошел, она снова повторила вопрос, от которого настойчиво уклонялся Кенни:

— Ну скажете, наконец, кто такой антихрист?

— Вы опять за свое?

— Мужчина или женщина?

Кенни вздохнул:

— Мужчина.

— Вы давно его знаете?

— Вечность.

— Он каким-то образом связан с вашей личной или деловой жизнью?

— Можно сказать, и то и другое.

Эмма решила было расспросить Кенни о внешности неизвестного, но передумала.

— Так вы назовете его имя или нет?

Кенни поколебался, но все же пожал плечами:

— Муж вашей лучшей подруги.

— Далли?!

Кенни досадливо поморщился:

— Не смейте произносить это имя! Я не вынесу.

— Даже я знаю, что он знаменитый игрок в гольф…

— Один из лучших в мире. В свое время становился победителем почти всех крупных и мелких турниров. В следующем году ему исполнится пятьдесят. Перейдет в старшую возрастную категорию и задаст всем жару.

— Но Франческа, кажется, упоминала, что он — президент Профессиональной ассоциации гольфа или чего-то в этом роде.

— Только временно. Недавно он перенес операцию на плече и согласился занять этот пост на весь восстановительный период. Члены совета хотели выбрать постоянного главу и совершили непоправимую ошибку, вообразив, что он один из тех немногих, кому они могут доверять. Правда, он не слишком рвался занять это кресло, но некоторые идиоты его убедили. — Кенни нахмурился.

— И вы — один из этих некоторых?

— Большей глупости я в жизни не совершал, учитывая тот печальный факт, что должность дает ему куда больше власти, чем южноамериканскому диктатору, и он использовал все мыслимые способы, чтобы раздавить меня.

— Трудно поверить. Франческа поет Далли дифирамбы. В ее представлении он самый добрый, самый справедливый, самый беспристрастный человек на свете.

— Кровожадный, хитрый, расчетливый, чванливый сукин сын — вот кто он такой. Ну а теперь — нельзя ли поговорить о чем-нибудь еще? У меня с самого завтрака крошки во рту не было, но кажется, из-за вас я потерял всякий аппетит.

— Официантка в загородном клубе упомянула что-то насчет петиции. Означает ли это, что вы пока вне игры?

— Дисквалифицирован на неопределенный срок, — сухо заметил он. Взгляд стал привычно жестким.

— Это все Дал… муж Франчески?

Кенни коротко кивнул.

— Почему?!

— Всякое бывает.

Видя, что он не собирается вдаваться в объяснения, Эмма вопросительно приподняла брови:

— Но как я оказалась причастна ко всему этому?

Появление официанта с закусками дало Кенни предлог избежать ответа. Он сосредоточенно занялся фаршированными шампиньонами, пока она прихлебывала охлажденную «Маргариту». Несколько крупинок соли прилипло к ее нижней губе. Она поспешно слизнула их.

— Все, что мне требуется, — просто позвонить Франческе.

Кенни так и ел глазами ее нижнюю губу, Эмма даже слегка испугалась. Должно быть, что-то неладно.

Она поспешно промокнула рот салфеткой. Кенни ошеломленно моргнул.

— Франческа имеет большое влияние на мужа.

— И?

— Она обещала сделать все, чтобы вернуть меня в игру.

— Понятно.

Наконец все стало ясно.

— Но только если согласитесь мне помочь?

— Примерно в таком разрезе.

Нет, все-таки что-то не так. Почему Франческе вдруг понадобилось навязывать Кенни Эмму? Странно.

— О чем она только думала? Знала ведь, что свести нас — все равно что столкнуть огонь и воду.

— Думаю, все эти ток-шоу каким-то садистским образом подействовали ей на мозг. Она находит особое удовольствие в том, чтобы сводить совершенно разных людей. И наблюдать, как они рвут друг друга на части, чтобы потом самой полакомиться останками.

Совершенно не похоже на Франческу. Все равно, что-то тут не сходилось, но от Кенни она вряд ли узнает больше.

Он недовольно поморщился.

— Вы собираетесь есть или будете губы облизывать?

— Губы?

— Я не из тех, кто бросает камни в других, поскольку у меня куча недостатков и дурных привычек, но вам лучше бы оставить в покое свою нижнюю губу. Что за манера беспрерывно покусывать ее, лизать, выпячивать? Это ужасно отвлекает. Сбивает с мысли.

— Знаете, Кенни, мне начинает надоедать ваша непрерывная критика.

— Угу.

Он сунул ей в рот намазанную соусом тортилью.

Соус оказался огненным, и к тому времени, как Эмма отдышалась, принесли остальные блюда. Пока они ели, Кенни развлекал ее местными байками, и вскоре Эмма уже громко смеялась. Он, когда хотел, мог быть остроумным и занимательным спутником, или Эмма сама непонимала, по какой причине мир окрасился в радужные тона, а в голове стало легко: то ли из-за побасенок Кенни, то ли под влиянием огромного бокала с «Маргаритой», уже почти пустого.

Извинившись, она проследовала в дамскую комнату, а по возвращении ее ждала еще одна «Маргарита», с иным привкусом, но такая же восхитительная. Воспоминание об иглах дало ей повод немного побаловать себя. На темных стенах вспыхнули многоцветные огни.

Наконец Кенни отодвинул недоеденное мороженое с корицей и, подозвав официантку, расплатился, хотя Эмма настаивала, что сегодняшний ужин пойдет за ее счет.

— Скоро десять, — заметил он. — Нам пора, если, конечно, не передумали.

— Ни за что! — чересчур громко объявила она и, заметив, что почти кричит, попыталась понизить голос: — Немедленно в путь.

Она встала, и комната медленно поплыла перед глазами.

— Осторожно, — предупредил Кенни, взял ее за руку и повел к выходу, раскланиваясь налево и направо с бесчисленными фэнами.

Эмма ожидала, что на воздухе ей станет легче, но, очевидно, ошиблась: окружающий мир завертелся с угрожающей скоростью, и ей пришлось принимать срочные меры.

— Кенни, а за что вас отстранили? — пробормотала она, стараясь четче выговаривать слова. — Вы так и не сказали мне.

— Вряд ли вам понравится ответ.

Ей хотелось раскинуть руки, обнять его, обнять весь свет.

— Сегодня я счастлива… мне нравится все… все…

— Так и быть. Среди всего прочего я ударил женщину.

Это было последнее, что запомнила Эмма.

Она услышала шум воды и подумала, что второклассницы, должно быть, снова включили шланг под окнами ее коттеджа. Они страшно любили наливать воду в птичью ванночку, но не всегда помнили о необходимости вовремя завернуть кран. Эмма задумчиво свела брови и попыталась подобрать нужные слова, чтобы приструнить воспитанниц, но язык не хотел слушаться.

Шум воды прекратился. Она блаженно вздохнула и устроилась поудобнее.

— Эмма!

Она чуть-чуть приоткрыла глаза, ровно настолько, чтобы видеть белый потолок. Слишком белый для ее милого коттеджа. А где трещина над кроватью, похожая на лепесток? И вообще, что здесь делает Кенни?

Одно полотенце было обернуто вокруг его бедер, другое свисало с плеча. Волосы мокрые и взъерошенные.

Коловращение мира внезапно прекратилось, и Эмма поняла, что находится в его доме и в его кровати.

И тихо застонала.

— Проснись и пой, королева Элизабет.

— Что я здесь делаю? — прошептала она.

— Внизу у меня полный кофейник кофе, который, думаю, вам не помешает. Вы, как видно, совершенно не умеете пить.

— Пожалуйста… — выдавила она, с ужасом глядя на смятые простыни, — скажите, что я не должна вам тридцать долларов.

— Радость моя, после того, что случилось прошлой ночью, это я у вас в долгу.

Эмма взвыла и зарылась лицом в подушку. Кенни безжалостно хмыкнул:

— Должен признаться, в постели вы настоящая тигрица.

Она вынудила себя взглянуть на Кенни, но не снесла дьявольского блеска в его глазах и вновь уткнулась носом в подушку.

— Не расточайте зря комплименты. Ничего не было, — пробормотала она.

— Откуда вам знать?

— Вы еще способны держаться на ногах.

Очередной смешок.

Учитывая ее растрепанные чувства и далекое от совершенства физическое состояние, она посчитала этот ответ довольно наглым, но, поскольку приходилось бороться с приступами накатывающей дурноты, дать достойный отпор не смогла. Все, на что хватило ее сил, — осторожно приподняться и сесть, стараясь не двигать головой. Опустив глаза, Эмма обнаружила, что, кроме трусиков, лифчика и футболки с логотипом техасского университета, на ней ничего нет. Но сейчас она не позволяла себе думать о том, каким образом избавилась от остальной одежды.

— Хотите я включу вам душ?

Эмма обреченно поплелась к ванной комнате.

— Не стоит. Вы можете принести мне кофе.

— Будет сделано, ваше высочество.

Она закрыла за собой дверь, стащила через голову футболку, лифчик и повернулась к раковине.

И издала пронзительный вопль.

Кенни расплылся в улыбке и прислушался. Крик сменился чем-то, напоминавшим всхлипы. Улыбка Кенни стала еще шире, но тут же ее место заняла зверская гримаса: на лестнице раздался стук каблучков.

— Дерьмо! — прошипел он.

Дверь спальни распахнулась с такой силой, что ударилась о стену, и в комнату ворвалась роскошная брюнетка со смоляными волосами и фигурой модели.

— Иисусе, Кенни, кого ты прикончил на этот раз?

В этот момент из ванной вылетела Эмма, закутанная в большое полотенце. Глаза у нее были, как довольно большие чайные блюдца.

— Что вы со мной сделали?!

— Эмма, познакомьтесь с моей младшей сестрой Тори. Тори, это леди Эмма Уэллс-Финч.

Пока Эмма пыталась прийти в себя и ответить что-то подобающее случаю, Кенни оглядел Тори. Как всегда, безупречна, в элегантном наряде от Наймана Маркуса, из тех обманчиво простых маленьких платьев, стоимость которых намного превышает размер государственного долга, и элегантных итальянских босоножках. В ушах сверкали бриллианты величиной с голубиное яйцо, свадебный подарок ее последнего, но уже бывшего, мужа.

Локоны, такие же темные, как у брата, были уложены в модную прическу — каре. В свои двадцать восемь Тори слыла одной из красивейших женщин Техаса, и недаром: высокая, изящная зеленоглазка притягивала мужчин как магнитом. Однако все прелести Тори перевешивал один существенный недостаток: она обладала способностью действовать на нервы, как никто другой. Все же Кенни любил ее и, возможно, единственный в мире понимал, какие неудовлетворенность и боль разочарованного сердца скрывались под внешним блеском.

— Ты когда-нибудь научишься пользоваться звонком? — проворчал он.

— Зачем, когда есть ключ? — удивилась Тори, с нескрываемым интересом изучая Эмму. — Милочка, ну и татуировка у вас! Просто отпад!

Не обращая внимания на гостью, Эмма со слезами на глазах ринулась к Кенни:

— Как вы могли допустить такое?!

Он с преувеличенным вниманием стал разглядывать красно-бело-голубой флаг штата Одинокой Звезды, красовавшийся на левом предплечье. Под флагом разворачивалась затейливо изогнутая рамочка, в которой синели пять букв.

Кенни.

— А что я, по-вашему, мог поделать? Сами знаете, какая вы, когда упретесь не на шутку. Уж если что-то втемяшилось, пиши пропало.

— Я была пьяна.

— Прекрасное оправдание. Так всем и говорите — может, посочувствуют.

— По крайней мере хоть не банально, — попыталась утешить Тори.

Эмма наконец сообразила, что они не одни. Тори вежливо протянула руку:

— Рада познакомиться, леди Эмма. На случай, если вы не расслышали, я Тори Тревелер. Правда, у меня еще парочка фамилий, но недавно я от них избавилась и вернулась к прежней. Не оскорбитесь, если я замечу, что у вас ужасный вкус во всем, что касается мужчин? — Отпустив руку Эммы, она повернулась к Кенни. — Ты мог бы ответить хотя бы на один из моих звонков, сукин сын!

— Зачем? Только чтобы услышать, как ты требуешь, чтобы я приехал в Уайнет, чего я вовсе не собираюсь делать?

— Прекрасно. Будешь игнорировать меня до самой свадьбы?

— Значит, ты и Филипп Моррис все-таки решили окрутиться?

— Его имя — Филипп Моррисон, и ты отлично знаешь, что я вовсе не о нашей свадьбе говорю.

— Насколько я понимаю, не все идет гладко? Ссоры влюбленных?

— Он хотел, чтобы я прекратила выражаться и поучила его бить по мячу. Клянусь, я не могу провести остаток жизни, без того чтобы не отпустить пару непристойных шуток при виде того, как он замахивается клюшкой!

— Ты порвала с ним из-за того, что тебе не понравился его замах?!

— Это и еще неприятное обстоятельство, что он дал почетное имя своему «петушку».

— Ну и что? Множество мужчин поступает точно так же.

— Да, но при этом не называют его Барби! Барби, подумать только!

Кенни тяжело вздохнул:

— Сочиняешь!

— Хотелось бы, но такое не придумаешь!

Эмма, не в силах больше выносить их перепалки и изнывая под гнетом содеянного, набросилась на Кенни:

— Каким образом мне впечатали эту наколку?

— О другой вы и слышать не желали.

— Цветок! Мне всего-навсего требовался маленький цветочек!

— А прошлой ночью вы талдычили другое. И, солнышко, вместо того, чтобы набрасываться до меня, следовало бы поблагодарить, потому что вы также требовали наколоть на другой руке английский флаг. Когда же я наотрез отказал, вы едва не выцарапали мне глаза. Пришлось силком вытащить вас из салона, несмотря на плевки, пинки и царапины. Честно говоря, я просто побоялся везти вас в отель, из опасения, что служащие вызовут полицию, поэтому мы и оказались тут.

Эмма бессильно опустилась на край кровати.

— Но я всего-навсего выпила две «Маргариты». Как можно потерять память от такого ничтожного количества?

— Да, но в каждой было немало текилы, а, как я уже заметил, вы не слишком хорошо переносите алкоголь.

Эмма закрыла лицо руками.

— С тех пор как я связалась с вами, все идет кувырком.

— Надеюсь, это ясно покажет вам, как будут развиваться ваши отношения, — вставила Тори, подходя к зеркалу, чтобы поправить волосы. — Кенни питает плохо скрытое отвращение ко всякого рода интиму, основанное на довольно-таки нездоровом общении с нашей покойной, хотя никем не оплакиваемой матушкой.

— Да заткнешься ты?!

Тори невозмутимо взбила свои крутые завитки.

— Он дрейфует между телками шлюшного пошиба, потому что это безопасно и ни к чему не обязывает, и умными, незаурядными женщинами, поскольку в душе предпочитает именно этот тип. Но ключевое слово тут именно «дрейфует». Он настоящий Бермудский треугольник, в котором бесследно исчезают истинные чувства. Считайте, что вам повезет, если без потерь и как можно раньше выберетесь из этого омута.

— Когда ты уберешься отсюда? — рявкнул Кенни, прежде чем Эмма успела прояснить истинную суть их отношений.

— С места не сдвинусь, пока не пообещаешь приехать в Уайнет. Папуля планирует роскошную свадьбу в надежде, что, пока ты не играешь, сможешь приехать и поприсутствовать.

— Ты же сказала, что порвала с Филиппом?!

— Можно подумать, ты не ведаешь, о ком я! Речь идет о моей свадьбе с этим дебилом Декстером О’Коннором.

— А сама ты никак не сообразишь, что без твоего согласия никто тебя не потащит к алтарю, — раздраженно буркнул Кенни, снимая с шеи полотенце.

— Легко сказать! Папочка немилосердно на меня давит! Дал мне месяц, чтобы надеть кольцо Декстера на палец, иначе пригрозил заблокировать все мои кредитные карточки. И что потом? Умирать с голоду? Кто оплатит корма?

— Это он тебя на поит берет, — отмахнулся Кенни, направляясь к встроенному шкафу.

— На этот раз — нет, — устало, словно смирившись с поражением, отмахнулась Тори. — Может, мне в самом деле следует выйти за Декстера. — И с горькой усмешкой добавила: — Свадьбы и разводы — единственное, в чем я истинный виртуоз.

— Перестань так картинно себя жалеть.

— Думаешь, мне бы такое пришло в голову, не окажись я в совершенно отчаянном положении? — встрепенулась Тори. — Проклятые эму растут как на дрожжах, и корм обходится в целое состояние. Папаша давно нудит насчет этого, но до сих пор ни разу не угрожал перекрыть мне кислород.

— Если бы ты послала этих дурацких эму пастись на больших небесных угодьях, как я и предлагал, ничего подобного не случилось бы.

— Я не способна на такое, и ты это знаешь!

Эмма была так поражена, что временно позабыла о собственных несчастьях.

— Эму?

— Птички такие. Похожи на страусов, которыми чистили дымоходы, — пояснил Кенни. — Таких уродов свет не видывал.

— Неправда! — запротестовала Тори, но тут же пожала плечами. — Ладно, они не самые привлекательные создания на свете, но такие милые!

— И в этом заключается основная проблема, — протянул Кенни. — Моя сестричка, гениальный бизнесмен, была втянута в эту аферу с эму, когда в прессе началась шумиха относительно того, как легко разбогатеть на их разведении. Земли требуется совсем мало, а спрос на мясо, яйца и перья ожидался огромный.

— Мне нужно было самостоятельно зарабатывать деньги, чтобы избавиться от последнего муженька, а ферма, по всем расчетам, должна была окупиться через пару лет, — перебила Тори. — Кроме того, их жир обладает исключительными заживляющими свойствами. Используется для лечения ран Национальной футбольной лигой. Кроме того, в мясе эму больше протеинов, вполовину меньше калорий и жиров, чем в говядине, а на вкус их не отличить.

— Откуда тебе знать, если ты в жизни не съела ни кусочка мяса?

— Ну… когда-нибудь попробую.

— К несчастью, — фыркнул Кенни, — спрос на эму что-то не растет. Правда, для моей сестры это не важно: пару раз, когда ей предлагали продать птичек на мясо, она наотрез отказывалась.

— Когда я представляла, как их убивают, — запальчиво пояснила Тори, обращаясь к Эмме, — мне становилось дурно. Я попробовала продать их на разведение, но об этом никто не желает слышать.

— И теперь ей приходится кормить тьму никому не нужных страусов.

— Это что-то вроде сюрреалистического кошмара, — пожаловалась Тори, но уголок ее рта подозрительно дернулся. — С другой стороны, жизнь имеет свои светлые стороны. По крайней мере мне не приходится прятать наколку с флагом Одинокой Звезды.

Эмма снова осмотрела устрашающую картинку и вздрогнула. Теперь до конца жизни придется носить платья с длинными рукавами.

Распухшая голова, сознание собственного падения и бесцеремонное вторжение Тори в спальню помешали ей уловить суть беседы между братом и сестрой, но сейчас до нее что-то начинало доходить.

— Вы хотите сказать, что отец намерен выдать вас замуж насильно?

— Или отобрать кредитные карточки, которыми я оплачиваю корм, не говоря уже о таких мелочах, как приличная одежда и оплата электричества и газа. Мой папочка и отец Декстера загнали меня в угол. Они жаждут объединить свои фирмы и не видят для этого способа лучше, чем наше с Декстером… слияние.

— Слияние?

Кенни, по-прежнему полуголый, отошел от шкафа, застегивая летние брюки.

— Наш отец владеет «ТКС», «Тревелер компьютер системе», находящейся в Уайнете. Отцу Декстера принадлежит «Ком нэйшнл», злейший конкурент «ТКС». Их головное предприятие в Остине, но он выстроил небольшое научно-производственное объединение, только с тем, чтобы досадить отцу. Обе компании борются за первенство с начала семидесятых, не гнушаясь при этом никакими средствами и грязными трюками, какие только могут прийти в голову их хозяевам, К несчастью, они были так заняты друг другом, что, совершенно не обращали внимания на молодые растущие фирмы с амбициозными руководителями. Теперь и «ТКС», и «Ком нэйшнл» попали в беду и переживают не лучшие времена. Единственный способ для них выжить — это объединиться. В этом случае они непобедимы.

Эмма покачала головой:

— Я все-таки не понимаю, какое отношение это имеет к Тори. Совершенно не обязательно вступать в брак для того, чтобы стать союзниками, тем более что, по вашим же словам, отцы пылают ненавистью друг к другу.

— Только не в этом случае, — возразил Кенни, вынимая из шкафа голубую джинсовую рубашку. — Слишком много подлостей на их совести, и у каждого — досье на противника. Но оба жаждут этого слияния.

— Поэтому и отвели мне роль жертвенного ягненка, чтобы все прошло как по маслу.

Тори извлекла было из сумочки пачку сигарет, но Кенни тут же вырвал ее и швырнул в корзину для мусора.

Эмма, окончательно сбитая с толку, растерянно пожала плечами. Неужели западный мир поразила эпидемия браков, заключаемых под натиском шантажа и угроз? Надо же, она встретила женщину в таком же положении, как она сама! Это казалось слишком странным для простого совпадения, и на ум мгновенно пришла Франческа Дей Бодин. Неужели это тоже ее работа? Но этого просто быть не может. Франческа наверняка знает о бедах Тори, но понятия не имеет о проблемах Эммы.

Нужно хоть ненадолго остаться одной, чтобы все как следует обдумать.

Эмма поспешно поднялась.

— Прошу простить, мне нужно принять душ и как можно скорее вернуться в отель.

Не прошло и получаса, как она выбралась из ванной и стала спускаться вниз, одетая в то же короткое платье, что и накануне, с накинутой поверх футболкой Кенни в отчаянной попытке скрыть мерзопакостную татуировку. Сама мысль о том, что оставшиеся до могилы годы придется носить на руке изображение флага, была достаточно неприятной. Но заклеймить себя именем Кенни! Это поистине невыносимо!

Брат и сестра сидели на кухне и дружно пили кофе, заедая пончиками. Тори указала сине-зеленым ногтем на открытую картонку.

— Хотите пончик, Эмма? Тут есть с кремовой начинкой. Спешите, пока ваш любовничек не запустил в них свои клыки.

— Он не мой любовничек, и думаю, что в данный момент не смогу справиться ни с чем, кроме кофе.

— Если вы не занимались любовью, что же тогда делали голая в его спальне?

— Чистая случайность. Мы не спим вместе. Он мой водитель.

— Ваш водитель?! Кенни, что происходит?

Тот пустился в подробные объяснения, делая, по мнению Эммы, совершенно ненужный акцент на ее стремлении вечно доминировать.

Когда Кенни наконец замолчал, Тори недоверчиво осведомилась:

— Значит, вы в самом деле леди?

— Да, но не люблю, когда об этом вспоминают.

— Будь у меня титул, уж я бы использовала его на всю катушку, — объявила Тори.

— В точности мои слова, — подхватил Кенни, бросив на Эмму многозначительный взгляд, типа «я же говорил».

Эмма только головой покачала.

— Уайнет совсем недалеко от Остина, леди Эмма, — продолжала Тори, грациозно, словно ласка, взметнувшись из-за стола и направляясь к раковине, чтобы вымыть руки. — Очень милый маленький городок. Пока вы в Техасе, нужно посмотреть, как живут истинные туземцы, вместо того чтобы топтать проторенные туристские тропы. Кенни может возить вас в университетскую библиотеку, и Сан-Антонио рядом. Ну, что скажете? Хотя бы из женской солидарности помогите мне залучить его домой.

— Она не имеет права голоса в подобных вопросах, — раздраженно буркнул Кенни.

Эмма задумалась. Вопреки общепринятой версии она приехала в Техас вовсе не затем, чтобы вести научные изыскания. Главное — получить доступ к библиотечным фондам, и через несколько дней статья будет завершена. Гораздо важнее — бросить тень на свою репутацию, а это можно так же легко сделать в Уайнете, как и в любом другом месте. Кроме того, ее дружба со столь возмутительно яркой женщиной, как Тори Тревелер, несомненно, расстроит Хью. Детективам Беддинггона легче будет уследить за ней в маленьком городишке. Нужно признать, что иметь базу в Уайнете куда удобнее, чем переезжать из одного безликого отеля в другой.

— Ладно. Думаю, это неплохая идея.

— Ни за что! — отрезал Кенни. — Ни за какие коврижки.

— Подумай о нашей мачехе, — взмолилась Тори. — Она штанишки намочит, как только до нее дойдет слух, что в городе появилась живая представительница британской аристократии.

— Самая веская причина, чтобы держаться подальше от Уайнета, — отпарировал Кенни. Тори хитро прищурилась.

— Не напомнить ли тебе об одном далеком рождественском утре, когда наша матушка осыпала тебя подарками, тысячи этак на две зелеными, но так и не догадалась купить хоть паршивую куклу мне?

Эмма резко выпрямилась. Неужели такое возможно?

Кенни пронзил сестру яростным взглядом.

— Последние семнадцать лет я только и делал, что пытался загладить все твои обиды, и не пытайся играть на моем чувстве вины.

— А может, воскресить те незабываемые моменты, когда я на собственные карманные деньги купила большой пряник в виде Минни-Маус, со смешными торчащими ушками и бантиком? Какую ты закатил истерику, требуя такой же! Не забыл, как она надавала мне пощечин, когда я отказалась отдать пряник? Ты встал передо мной и медленно откусывал кусок за куском у меня на глазах. Кенни поморщился.

— Тори, всем на свете известно, что она была сумасшедшей, а я — гадким, испорченным мальчишкой.

— А потом ты все-таки не доел немного. Осталась головка с этим смешным бантиком. Но вместо того, чтобы отдать ее мне, ты…

— Тори, — предостерегающе начал Кенни.

— Ты выбросил ее в…

— Ладно, черт с тобой. Твоя взяла. Но помни: я поступаю так вопреки своим убеждениям и против воли.

На какое-то мгновение Тори словно поникла. Но тут же воспрянула духом и, обняв брата, поцеловала в щеку.

— Спасибо, малыш. Я у тебя в долгу.

— И еще в каком, — буркнул он. — Спасибо скажи, что не требую платы.

 

Глава 7

— Ваша сестра, разумеется, преувеличивает, — вежливо заметила Эмма. — Ни одна мать не способна на такое.

Вместо ответа Кенни показал на пролетающие мимо пейзажи.

— Взгляните на эти поля васильков. А это красный клевер. Ну разве на свете есть зрелище прекраснее?

Очевидно, он не желал говорить о своем детстве, и Эмма в который раз позволила себе отвлечься на красоты Техаса. Они находились к западу от Остина, совсем близко от Уайнета. Машина мчалась по двухрядному шоссе, по обе стороны которого расстилались поразительные ландшафты, с видом на зубчатые вершины гор и широкие долины, пестрящие коврами полевых цветов и простирающиеся к горизонту. За время поездки Эмма успела увидеть знаменитых техасских лонгхорнов, оленей и птицу, которую Кенни определил как краснохвостого ястреба, кружившего над кристально чистой речкой, ярко сверкавшей на солнце.

Однако она вновь и вновь отвлекалась, пытаясь добраться до сути странной истории, обрывки которой услышала утром. И хотя сознавала, что это ее не касается, никак не могла совладать с собой. Что-то так и подталкивало узнать о Кенни побольше.

— Расскажите о вашем детстве, Кенни. Поймите, мной движет не заурядное любопытство, а интерес педагога. Я изучаю воздействие родительского воспитания на поведение во взрослом возрасте.

— Поверьте, если бы я допустил, чтобы на меня влияло материнское воспитание, то давно уже отбывал бы пожизненное заключение в тюрьме штата.

— Неужели все действительно было настолько плохо?

— К несчастью, еще хуже, чем вы думаете. Помните старые детские фильмы, где избалованный богатый негодник всячески издевается над благородным героем?

— Разумеется.

— Ну так вот, я и был таким избалованным богатым негодником.

— Не верю. Вы инфантильны, надоедливы и способны кого угодно вывести из себя, но не жестоки. Кенни насмешливо поднял бровь.

— Пожалуйста, расскажите, — попросила она, разворачивая пакет с сыром и крекерами, купленными во время остановки на ближайшей заправке, после того как стало ясно, что он не собирается прерываться на обед.

Кенни пожал плечами:

— Любой обитатель Уайнета знает, как я рос, так что вы еще успеете наслушаться леденящих душу историй, когда окажетесь в городе. — Он перестроился в левый ряд и пропустил замызганный пикап. — Моя мать была красавицей, наследницей огромного состояния, но, к сожалению, славилась полным отсутствием мозгов.

Эмма немедленно вспомнила о Тори, но решила, что несправедлива к девушке. Похоже, она, как и брат, чрезвычайно умна, но ловко это скрывает.

— В отличие от нее отец вышел из самых низов, — продолжал Кенни, — но был умен и трудолюбив. Должно быть, это тот самый случай притяжения противоположностей. Они поженились едва ли не после первой встречи, но очень быстро осознали, что ненавидят друг друга. Не понятно, почему ни одному не пришла в голову мысль о разводе. Отец не любил признавать своих ошибок, а мать твердила, что не вынесет позора.

— Такое нередко бывает.

— Мать провела всю жизнь, балансируя на грани между неврозом и безумием, и с годами последнее все увереннее брало верх. Кроме того, она страдала клиническим нарциссизмом, муж полностью ее игнорировал, поэтому сын стал центром ее вселенной. Я получал все, что бы ни попросил, она исполняла любую мою прихоть, даже если этого не следовало делать. Мать ни в чем мне не отказывала, полагая, что в ответ я должен поклоняться ей.

— И вы поклонялись?

— Конечно, нет. Я платил ей самыми гнусными выходками, и чем больше она меня баловала, тем чаще я испытывал ее терпение. Ну а потом… стал винить ее в любой неудаче. Можете себе представить, каким я был исчадием ада.

«Неудивительно», — подумала она, ощущая укол жалости к тому несчастному мальчишке и невольное восхищение его честностью.

— А где же был ваш отец, пока все это творилось?

— Создавал компанию. Думаю, он старался как мог, когда ему случалось оказаться в моем обществе. Указывал мне на промахи и не давал спуску, но это бывало крайне редко. Я был таким омерзительным паршивцем, что трудно винить отца за то, что он старался пореже бывать дома.

Но Кенни все-таки осуждал его. Это слышалось в его голосе. Как же тяжело приходилось мальчику, разрывавшемуся между чересчур снисходительной матерью и слишком строгим отцом!

— Из того, что я слышала раньше, — осторожно заметила она, — ясно, что ваша мать не испытывала таких же теплых чувств к Тори.

— И я искренне порицаю ее за это. Мне было четыре года, когда родилась сестра, и, как всякий ребенок, я стал ревновать к неизвестно откуда взявшейся крикунье. Но вместо того чтобы защищать Тори, мать бросила ее на няньку. Ничто не должно было расстраивать ее чудесного маленького Кенни, особенно какая-то девчонка.

— Бедная ваша сестра!

Кенни кивнул.

— Хорошо еще, что отец любил Тори. Бывая дома, он все внимание уделял ей и требовал, чтобы няньки ежедневно давали ему полный отчет. Но он большую часть времени проводил в офисе, так что у Тори немало шрамов на душе.

Очевидно, не у одной Тори. Должно быть, равнодушие отца было так же губительно для Кенни, как неразумная любовь матери.

— А где ваша матушка сейчас?

— Умерла еще до того, как мне исполнилось семнадцать.

— И ты остался с отцом.

— К тому времени в мою жизнь вошел еще один человек. Он по неизвестным причинам заинтересовался мной и взял под свое крыло. Научил меня всему, что я знаю о гольфе, и в то же время постарался, чтобы я усвоил жестокие законы жизни. Черт, до чего же мне трудно пришлось. Он гонял меня в хвост и в гриву, но дал шанс исправиться.

Интересно, кто, кроме отца, разглядел в нем человека со способностями и волей к победе? — И кто это был? Но Кенни, казалось, не слышал.

— И прежде всего он преподал мне хороший урок, как обращаться с сестрой. Каждый день звонил ей и не позволял мне играть, пока не выслушивал ее отчет о моем поведении. Подумать только, семнадцатилетний парень в заложниках у двенадцатилетней девочки! — Он невесело рассмеялся. — Правда, Тори не была особенно кровожадной и уже через несколько месяцев забыла о мести. Вскоре мы поняли, что питаем друг к другу самые теплые чувства. И с тех пор стали лучшими друзьями.

— А как насчет вас и вашего отца?

— О, мы давным-давно выяснили отношения и помирились, — чересчур небрежно бросил Кенни. — Как только я стал выигрывать турнир за турниром, он сделал вывод, что и его бесполезный сын чего-то стоит. Теперь он составляет свой график с учетом моих игр и непременно приезжает на каждую.

Значит, вот чем заслужил Кенни расположение отца. Победами на турнирах.

Пока она размышляла над тем, что издевательства над детьми могут принимать самые различные формы, зазвонил сотовый телефон. Кенни поднял трубку, ответил и с недоуменным видом протянул ей:

— Какой-то парень. Утверждает, что он герцог.

Эмма отложила нетронутые сыр и крекеры и раздраженно прижала трубку к уху.

— Добрый день, ваша светлость.

— Здесь уже вечер, дорогая, — ответил знакомый голос. — Ночь кромешная, и я давно должен был бы лежать в постели, но слишком тревожусь за вас, чтобы спать. Где вы были прошлой ночью? Мне сказали, что вы не вернулись в отель.

Значит, его псы идут по следу.

— Прошлой ночью?

— Я знаю, что вы были там, разумеется… где же еще? Но мне хотелось бы, чтобы вы позвонили.

— Но…

— Почему вы выписались из отеля? Я думал, вы собираетесь остаться в Далласе.

Черт, неужели он даже не заподозрил, что она всю ночь развлекалась?

Только сейчас до Эммы дошло, что герцог имеет весьма неприятную привычку верить только тому, чему хочет верить.

— Мы с Кенни на пути в Уайнет. Это его родной город. Что же касается вчерашней ночи…

— Уайнет? Знакомое название. Но что вам понадобилось там?

— У Кенни неотложные дела. Я вызвалась его сопровождать.

— Понятно. И где же вы остановитесь? Она хотела снять номер в отеле, но теперь поняла, что не может позволить себе соблюдать приличия.

— На ранчо Кенни, конечно.

Кенни свернул влево. Эмма вцепилась в приборную панель под аккомпанемент воплей Хью.

— Немыслимо! Невозможно! Он не женат, и вам не к лицу останавливаться в доме холостяка!

— Жаль вас расстраивать, но это необходимо для моих исследований. Мне очень важно проникнуться духом Дикого Запада.

Ну вот. Пусть теперь думает что хочет.

— Я вам покажу Дикий Запад, — пробормотал Кенни. Эмма поспешно закрыла ладошкой микрофон и шикнула на него.

— Эмма, дорогая. Очевидно, вы не вполне сознаете некоторое легкомыслие своего поведения. И хотя вы в чужой стране, где никто вас не знает, все же следует быть осмотрительнее.

Эмма нетерпеливо барабанила пальцами по колену, пока Хью читал ей лекцию о правилах этикета, собственном благородном происхождении и необходимости сохранения незапятнанной репутации.

— Вы остановитесь в отеле, — предупредил Кенни, когда она наконец отключилась. — Никаких ранчо. Ну а теперь, может, объясните, кто он и что ему нужно.

И хотя он только что поделился с ней самыми сокровенными и мучительными подробностями своего прошлого, Эмма не спешила ответить тем же.

— Это Хью Холройд, герцог Беддингтон. Владелец земли, на которой стоит школа Святой Гертруды. Кстати, не могли бы вы немного сбросить скорость?

— Откуда у него номер моего сотового?!

— Понятия не имею. Он человек влиятельный и умеет добиваться своего. Смотрите! Целые поля цветов!

— Думаю, сейчас самое время рассказать, в чем тут дело, — процедил Кенни тем мертвенно-невыразительным тоном, которого она так боялась.

— Простите, вы о чем?

— У меня по спине мурашки ползут, и все волосы на затылке встали дыбом. Именно это происходит со мной за минуту до того, как промахнусь с четырехфутовой позиции.

И не успела Эмма опомниться, как Кенни съехал с шоссе на небольшую, усыпанную гравием полянку с тремя пластиковыми столиками для пикников, за одним из которым сидели муж с женой и двое мальчиков. Кенни вышел из машины, но Эмма предпочла остаться на месте.

Он открыл дверь и одарил ее взглядом, яснее всяких слов говорившим, что ей лучше вылезти самой, если она не хочет, чтобы ее вытащили силой. В последнюю минуту Эмме удалось схватить зонтик, чтобы хоть как-то позлить его. Открывая его, она ухитрилась даже раза два ткнуть Кенни в голову.

— Солнце печет, ну просто невыносимо.

— Боюсь, я сейчас поддам жару.

Он выхватил зонтик, закрыл, бросил в машину и под любопытными взглядами отдыхавшего семейства поволок Эмму к скрюченному дереву на самом краю полянки. Обеспечив таким образом некоторое подобие уединения, он выпустил Эмму и просверлил ее взглядом. Теперь его глаза напоминали скорее хирургические лазерные установки, чем болотные фиалки.

— Ну а теперь давайте с самого начала.

— С начала чего? — осторожно осведомилась она.

— Не валяйте дурака. Недаром мои инстинкты прямо-таки вопили, что во всей этой истории не все ладно, но я, как последний самоуверенный осел, предпочел не обращать внимания. Ну а теперь я хочу, чтобы все встало на свои места. Над моей головой висит угроза пожизненной дисквалификации, карьера летит ко всем чертям, а это означает, что я не могу себе позволить вляпаться очертя голову в чужие проблемы. Объясните внятно и четко, в чем дело.

Эмма никогда не считала себя трусихой, но Кенни сейчас выглядел поистине устрашающе. У кого угодно поджилки затрясутся!

— Не понимаю, о чем это вы.

— Позвольте напомнить, что ваше положение незавидно. Очутиться в чужой стране в компании человека, едва не осужденного за торговлю наркотиками и нанесение побоев женщине, — это вам не абы что. Ну? Я жду.

Он не знал, что Тори перед уходом рассказала Эмме всю историю с менеджером.

— Вы не замешаны ни в каких операциях с наркотиками, и я никогда не поверю слухам насчет женщины.

— Киска, у меня есть видеозапись.

— И поверьте, Кенни, мои дела вас не касаются.

— Черта с два! На карте стоит моя карьера, и я не имею права рисковать ради кого бы то ни было. В каких вы отношениях с этим типом?

— Я уже ответила. Герцог Беддингтон — владелец земли, на которой построена школа. И главный наш спонсор.

— И?..

Изучая плотно сжатые губы и мрачно нахмуренный лоб, Эмма неожиданно испытала прилив ностальгии по тому вечно ухмылявшемуся симпатичному идиоту, за которого с самого начала приняла Кенни.

— И все.

Кенни грозно воззрился на нее.

— Похоже, я неверно судил о вас, — наконец изрек он. — Считал, что вы так просто не сдаетесь, но, видно, у вас даже не хватает мужества быть честной.

Укол пришелся в незащищенное место. Черт, а ведь он прав.

— Это не имеет к вам никакого отношения.

Кенни не ответил, продолжая разглядывать ее, и Эмма была готова поклясться, что он разочарован. Неужели она и вправду так труслива?

Но ей до смерти не хотелось выкладывать постороннему интимные подробности своей жизни. Выслушав правду, он наверняка сочтет Эмму жалким ничтожеством.

— Вы просто невыносимы. Зачем так давить на меня? — промямлила она.

Кенни молча ждал.

Кажется, он прав. Все было бы намного проще, расскажи она Кенни правду с самого начала. И тогда можно спокойно, ни от кого не скрываясь, осуществить свои замыслы, если… если бы только правда не выглядела так постыдно.

Мальчишки выскочили из-за стола и принялись гоняться друг за другом. Эмма позавидовала их свободе.

— Так и быть, я все скажу, — неохотно пробормотала она. — Но придется позволить мне пожить на вашем ранчо.

— Поговорим после того, как я услышу вашу историю.

— Нет. Сначала пообещайте.

— Ни в коем случае, пока не узнаю, что у вас на уме, — отрезал Кенни и, демонстративно сложив руки на груди, прислонился к дереву.

Эмма кое-как собралась с силами и напомнила себе, что не сделала ничего плохого и, уж конечно, не нуждается в хорошем отношении Кенни Тревелера, но лучше себя отчего-то не почувствовала.

— Герцог Беддингтон — один из самых влиятельных людей в Англии, — нерешительно начала она. — Старая аристократия, видите ли. Кроме того, он настоящий гений инвестиций в новые технологии и поэтому очень богат. К прискорбию, у него также не все дома. Он… — Эмма нервно сплела пальцы. — Он хочет жениться на мне.

Кенни удивленно уставился на нее.

— Сдается мне, любая женщина была бы на седьмом небе от перспективы стать герцогиней.

— Поверьте, в его предложении нет ничего личного. Он не питает ко мне никаких чувств. Просто от первых браков у него остались две девочки, и он нуждается в наследнике титула и состояния. Предполагаемая невеста должна иметь благородное происхождение и незапятнанную репутацию. Не дай Господь, чтобы имя Беддингтонов было обесчещено простолюдинкой, ведущей к тому же нормальную половую жизнь. — Эмма слегка покраснела, но упрямо продолжила: — Понимаю, это похоже на мелодраму семнадцатого века, но он не видит в этом ничего смешного, и намерения его совершенно серьезны. Я, разумеется, отказала ему, но он ничего не желает знать.

Она откровенно рассказала Кенни о том, какой ужас охватил ее, когда герцог пригрозил продать школу, и о своем отчаянном плане.

— Мне пришлось согласиться, Кенни. Не могла же я допустить, чтобы он уничтожил «Святую Гертруду»! Но и стать его женой для меня немыслимо. Вот я и решила шокировать Хью своим поведением, чтобы он сам отказался от меня.

Когда она замолчала, Кенни тяжело вздохнул и, шагнув к ближайшему столику, рухнул на скамейку.

— Что вы подразумевали, утверждая, будто не ведете нормальную половую жизнь?

Эмма не верила собственным ушам. Неужели из всего сказанного он уловил лишь одну фразу?

— Это все, что вы хотите уточнить?

— Нет, но давайте разбираться по порядку.

Мальчишки, устав от беготни, юркнули в ближайшие заросли.

— Я вовсе этого не утверждала.

— Но намекнули. Итак, о каком роде извращений идет речь?

— Не порите чушь!

— Вы уже сказали, что не увлекаетесь лесбийской любовью, и я готов вам поверить. Вы фетишистка?

— Ни в коем случае!

— Мазохистка?

— Нет!

— Значит, садистка?

— Да бросьте молоть вздор!

Кенни подозрительно прищурился.

— Только не педофилка! Этого я не вынесу.

— О, черт с вами. Я девственница.

Молчание. Щеки Эммы запылали.

— Ну же, что вы ждете? Смейтесь! Я же знаю, вас так и разбирает!

— Погодите, дайте отдышаться.

Он уперся взглядом в ее грудь.

— Интересно, как это вы ухитрились? Дожив до таких лет!

— Так уж вышло. Я вовсе не собиралась хранить невинность до старости. — Она демонстративно приподняла подбородок. — Слишком много дел, и, кроме того, я не умею общаться с мужчинами.

— Все потому, что чертовски любите командовать.

— Я не спрашивала вашего мнения.

Мальчишеский крик на мгновение отвлек Эмму. Оглянувшись, она заметила, что старший парнишка повалил младшего на землю, так, что его голова оказалась в опасной близости от острого края бетонного блока, в который была залита ножка стола.

— Осторожно, дети! — вырвалось у нее. — Если хотите драться, найдите для этого другое место.

Братья замерли и с недоумением воззрились на нее. Родители переглянулись. Кенни закатил глаза.

— Не могли бы вы не лезть не в свое дело?

Эмма повернулась к нему спиной.

— Так и знала, что вы не поймете. Поэтому и не хотела вам говорить.

Кенни обошел ее и встал лицом к лицу.

— Еще бы! Всего две ночи назад вы залезли ко мне в постель, не потрудившись поделиться весьма интересной информацией.

— Это не столь важно.

— Смотря для кого. Для меня крайне важно.

— Но почему? Какая вам разница?

— Огромная! Вы использовали меня.

Эмма недоуменно захлопала глазами, не зная, злиться или смеяться.

— Насколько я помню, все было с точностью до наоборот. Вы всегда пытаетесь свалить с больной головы на здоровую, когда знаете, что не правы?

Кенни помрачнел.

— Вы представляете себе, насколько жалки и омерзительны? — выпалила она.

— Я?! — взорвался Кенни. — Это вас никто не позаботился трахнуть!

— Смысл жизни не только в сексе.

— Ну да, а вы к тому же даже в гольф не играете.

Он с крайне расстроенным видом, хотя не имел на это ни малейшего права, рванулся к машине. Эмма решительно зашагала за ним.

— Вы самый эгоистичный, самовлюбленный тип, какого я когда-либо знала! Только что вы выслушали исповедь человека с поломанной судьбой и думаете лишь о том, как бы выйти сухим из воды.

— Вы чертовски откровенны, — рявкнул остановившийся наконец Кенни. — А теперь послушайте меня хорошенько. Единственный способ для меня вернуться в спорт — сохранять снежно-белую, без малейшего пятнышка, репутацию, а это означает, что наши с вами цели абсолютно противоположны, поскольку вы защитились на идее опозорить себя.

— У меня нет иного выхода.

— Еще как есть! Решение вашей проблемы просто, как апельсин.

Он ткнул указующим перстом в машину.

— Немедленно звоните своему котику и скажите, что отказываетесь стать его женой.

— Вы что, не слышали ни слова из сказанного? Если я не соглашусь, он продаст «Святую Гертруду»!

— Это не ваши проблемы. Всегда можно найти другую работу.

Он открыл дверцу и сел. Эмма обежала вокруг и принялась дергать ручку, пока он не открыл вторую дверь.

— Вы не знаете, о чем говорите, — пробормотала она, забираясь внутрь. — Это мой родной дом. Единственный, который у меня когда-либо был. И кроме того, я начала новую программу для одаренных студентов, получающих стипендию. Если школа закроется, что с ними станет?

— Подумаешь, груда старых кирпичей.

— Но не для меня. О, зачем я вообще трудилась объяснять? Так и знала, что от вас сочувствия не дождешься.

— Но я действительно никак в толк не возьму, почему вы все усложняете?

— Беддингтон далеко не глуп. Если мое поведение будет слишком вызывающим, он сразу сообразит, откуда ветер дует, и избавится от «Святой Гертруды», чтобы наказать меня за строптивость. Нужно быть как можно осторожнее, заставить его поверить, что он ошибся во мне, и одновременно притвориться, что я не иду наперекор его желаниям.

Кенни пожал плечами и повернул ключ зажигания.

— Ну так вот, если надеетесь переспать с кем-то, ищите других дурачков.

— Но я вовсе не собираюсь спать с вами!

Неизвестно отчего, эти слова оказали на Кенни мгновенное успокаивающее действие. Он сразу обмяк и лениво взглянул на пуговицы ее блузки.

— А как насчет позавчерашней ночи? Вы так и рвались из узды, королева Элизабет!

Эмма от души надеялась, что он не заметит, как дрожат ее руки. Чтобы отвлечь его, она села прямее.

— Тогда я считала вас благородным человеком.

— Благородным? — фыркнул Кенни. — Я же представился жиголо!

— По крайней мере вы не скрывали, чем занимаетесь!

— Нагло врал.

— Но я этого не подозревала, — презрительно бросила Эмма. — И если я решу перепихнуться с кем-нибудь в ближайшие две неделимо уж точно выберу не вас!

— В ближайшие две недели вы будете вести самый целомудренный образ жизни. Пока Франческа дышит мне в спину, вы будете сохранять свою непорочность. Теряйте невинность, если хотите, леди Эмма, но только когда освободитесь от моей опеки.

Она попыталась что-то ответить, но слова замерли на губах под неотступным взглядом Кенни. Выражение его лица постепенно изменилось: губы чуть приоткрылись, а глаза потемнели. У Эммы внезапно закружилась голова. Все, что она наговорила насчет нежелания спать с ним, — вранье, вранье с начала до конца, потому что все, буквально все в этом мужчине возбуждало ее: непринужденный вид, гибкое, стройное тело, техасский выговор, даже его своеобразное чувство юмора. Она ненавидела себя за это, но втайне жалела, что обнаружила журнал с его портретом до того, как они занялись любовью.

Кенни с трудом отвел взгляд.

— Ну так вот, я снимаю вам номер в отеле.

— Ни за что! — Она не может жить в отеле, поскольку именно этого ожидал от нее Беддингтон. — Не хотела шантажировать вас, но позвольте напомнить, что я в любую минуту могу позвонить Франческе.

— Оставьте Франческу в покое!

— Вы все время забываете, в каком я отчаянном положении. И уверена, что Франческа очень расстроится, узнав, как вы напоили меня и повезли в проклятый тату-салон, где меня изуродовали на всю жизнь.

— Неужели не видите, что я делаю все для вашего же блага? Поймите, нам нельзя жить под одной крышей, это просто глупо!

— Да. Мы все время спорим, но если попытаться быть вежливыми друг…

— Я говорю не о спорах.

— О чем же?

Кенни сокрушенно вздохнул:

— Для такой сообразительной леди вы иногда бываете чертовски тупы.

Эмма прикусила губу. Не может же так случиться, что его влечет к ней?

Глупости! У нее нет времени предаваться фантазиям. Кроме того, он плейбой, а она — милая старая дева с тараканами.

— Так и быть, — сдался Кенни. — Этот раунд за вами. Я сдам вам комнату на ранчо за двести долларов в день. Этак вся ее прибыль уплывет!

— Сто долларов.

— Двести пятьдесят.

— Хорошо, — поспешно согласилась она, — двести.

Следующие полчаса они ехали молча, но даже созерцание великолепной природы не подняло дух Эммы. Не желая зацикливаться на неприятностях, она решила думать о посторонних предметах. На ум снова пришла Тори Тревелер.

— Не находите некоторого сходства между положением, в котором оказалась ваша сестра, и моим? Довольно странное совпадение.

— Никаких совпадений. Некая английская проныра очередной раз сунула нос, куда ее не просили. И я не имею в виду вас.

— Но Франческа ничего не знает об истории с Хью.

— Все она знает, можете не сомневаться. Иначе ее ток-шоу не продержалось бы на экране и полугода. Любит разыгрывать из себя Господа Бога в образе этакой сексуальной киски.

— Сегодня же позвоню и спрошу.

Кенни опустил защитный козырек от солнца.

— Пожалуйста, сколько угодно, но если Франческа не желает раскалываться, из нее слова не вытянешь.

— Вы в самом деле считаете, что она задумала свести нас?

— Уверен.

— Но зачем ей это?

— Я же говорил — садистка. Проживешь с антихристом столько лет, еще не такой станешь. Говорят же, с кем поведешься…

А в это время в роскошно обставленной спальне снятого дома в Палм-Бич, штат Флорида, пленительная сорокачетырехлетняя англичанка с каштановыми волосами и прелестным удлиненным личиком, зарылась в простыни персикового цвета и довольно вздохнула, озирая вмятину в соседней подушке. Время только отточило технику любовных игр ее мужа.

Под шум воды в ванной она тихо смеялась, гадая, как идут дела у Кенни с Эммой. Как это ей пришла в голову такая коварная мысль свести их и посмотреть, что будет?

Коварная, но ужасно соблазнительная. Подумать только, Франческа Дей Бодин в роли свахи. Хотя история не повторялась в точности, поскольку Эмма ни чуточки не походила на то противное избалованное создание, каким была сама Франческа, когда Далли Бодин подобрал ее на дороге в Луизиану двадцать три года назад.

С самой первой встречи, с самого первого взгляда женщины почувствовали духовное родство. Только Франческа знала, как на самом деле одинока ее умная, благородная подруга.

А Кенни… дорогой, несчастный Кенни Тревелер… слишком красивый и одаренный, вынужденный постоянно, втайне от всего мира сражаться с демонами, одолевавшими его душу.

Но все же… Эмма и Кенни… о чем она только думала? Правда, если бы не проблемы Тори, Франческе и в голову не пришло бы знакомить их.

Осведомители, достойные всяческого доверия, известили Франческу о странных претензиях, предъявляемых Беддинггоном к потенциальной невесте, но она не думала, что его выбор падет на Эмму. Уже тогда ее поразило сходство между судьбами Эммы и Тори. От Тори ее мысли перешли к Кенни, и тут Франческу осенило. Разумеется, совершенно нелепо верить, что столь разные люди способны помочь друг другу, но в жизни бывает и не такое.

Шум воды смолк. Франческа лениво потянулась, хотя дел было невпроворот. Прежде всего позвонить лучшей подруге, Холли Грейс Бодин Джеффи, кстати, первой жене Далли, матери четырех сыновей, то есть пятерых, если считать и Джерри, ее теперешнего мужа. Потом нужно приниматься за работу. Ежемесячные телепередачи сами собой не делаются, и на столе лежит длинный список лиц, с которыми необходимо связаться. И прежде всего с продюсером в Нью-Йорке.

Дверь ванной открылась, и Франческа моментально забыла обо всех звонках, услышав низкий голос мужа:

— Иди сюда, Неженка.

Ранчо Кенни раскинулось в долине к югу от Уайнета. Сначала он свернул с автострады на узкое шоссе, потом на дорогу, в конце которой высились грубо высеченные из песчаника колонны, поддерживающие ржавую железную арку.

— Мои владения начинаются здесь, — с гордостью объявил Кенни.

Они миновали зацветающий персиковый сад и пересекли широкий деревянный мостик, перекинутый через мелкую речку с кристально чистой водой.

— Это Педернейлс, — пояснил Кенни. — Во время сильных бурь он выходит из берегов и затопляет мостик, но мне не хочется ничего менять. Приятно иметь ручей во дворе.

Чуть позже Эмма сообразила, что они действительно находятся во дворе. Дом Кенни стоял в верхней части покрытого травой невысокого откоса, на котором росли виргинские дубы. Подобные здания она видела раньше только в фильмах о Гражданской войне. Построенное из кремово-белого песчаника, с голубыми ставнями и отделкой, оно выглядело просто сказочно. Над жестяной крышей возвышались две трубы, а лошадка-флюгер лениво поворачивалась на апрельском ветерке. Большие деревянные стулья-качалки по обе стороны от дверей словно излучали молчаливое приглашение сесть и отдохнуть. Неподалеку вертела огромными крыльями ветряная мельница, аккуратный белый забор огораживал пастбище, на котором паслись кони.

— У вас есть лошади! — не удержавшись, воскликнула Эмма, когда Кенни остановил машину.

— Только две. Шедоу и Чайна. И их трудно назвать настоящими рысаками. Что-то вроде, — улыбнулся Кенни, хотя Эмма сразу поняла, как он любит и бережет животных.

— Господи, Кенни, как у вас много всего! Лошади, прекрасный дом в Далласе, это ранчо…

— Да. Неплохо для парнишки, родившегося с серебряной ложкой во рту, как по-вашему? — с легкой горечью заметил Кенни.

Эмма немного растерялась, но тут же нашлась с ответом:

— Разве все это появилось само собой, при взмахе серебряной ложкой?

— Нет, разумеется, пришлось потрудиться, — проворчал он, — если вы назовете то, чем я занимаюсь, работой ради куска хлеба.

Странно, неужели он не гордится своими достижениями?

— Я бы назвала это именно работой. Ведь никто не вручал вам призы на турнирах лишь за красивые глаза. Кроме того, вы, похоже, стали совладельцем нескольких фирм.

— Кстати, глаза у меня действительно красивые, — самодовольно ухмыльнулся Кенни и, не дожидаясь просьбы, вытащил ее чемоданы из багажника. Эмма на секунду отвлеклась, чего он, по-видимому, и добивался, и пока она осматривалась, шагнул к крыльцу. Дверь со скрипом распахнулась, и из дома вылетел молодой человек, лет двадцати восьми, тощий, невысокий, с курчавыми волосами морковного цвета, глазами навыкате и широкой улыбкой.

— Кеннет! Немедленно отдай мне это, пока не потянул спину! О чем ты только думаешь! — Он выхватил у Кенни поклажу. — И почему не сообщил о приезде? Я едва успел подготовиться! Хорошо еще Тори предупредила, иначе хоть вешайся!

— Прости, не успел. Все произошло внезапно, — извинился Кенни, следуя за молодым человеком в прохладный холл, выкрашенный широкими полосами коричневого и бежевого цветов.

— Патрик, это леди Эмма. Она немного поживет здесь, к моему величайшему сожалению. Помести ее как можно дальше от моей комнаты. Эмма, это Патрик, мой домоправитель.

Эмма с любопытством оглядела молодого человека. Да, Кенни не откажешь в оригинальности. Почти все его знакомые — люди, можно сказать, необыкновенные.

— Леди Эмма?! — воскликнул Патрик. — Умоляю, скажите, что вы настоящая, живая аристократка, а не очередная стрипушка.

Парень лучился таким неотразимым обаянием, что Эмма не смогла сдержать улыбку.

— Самая настоящая. Но пожалуйста, зовите меня просто Эммой.

Патрик прижал руку к нагрудному карману ослепительно-зеленой рубашки.

— О Боже! Ваш акцент неподражаем!

Эмму одолевало беспокойство. Поглядывая на Кенни, перебиравшего корреспонденцию на небольшом деревянном сундуке рядом с керамической вазой с весенними цветами, она вопросительно повторила:

— Очередная стрипушка?

— Нечего смотреть на меня, — буркнул Кенни. — Это Тори притащила ее сюда.

Глаза Патрика взволнованно блестели.

— У вашей мачехи случится прилюдный оргазм, когда она познакомится с леди Эммой.

— А тебе-то что? — неприветливо осведомился Кенни.

— Ну и ну! Кто-то сегодня явно не в себе. Думаю, лучшим лекарством будет «Кло дю Рой» урожая 1990 года. — И, подняв чемоданы, Патрик пригласил: — Пойдемте, леди Эмма. Я покажу вам вашу комнату, пока Кеннет рвет и мечет.

— Просто Эмма, — со вздохом напомнила она.

Кенни сухо улыбнулся, не поднимая головы от какого-то письма.

Следуя за Патриком, Эмма, однако, успела заглянуть в гостиную, выкрашенную так же, как и холл. Мягкие кресла, удобный стеганый диван и старые восточные ковры придавали комнате уютный, жилой вид.

Заметив ее интерес, Патрик спросил:

— Хотите осмотреть нижний этаж?

— Очень.

— Лучше всего кухня. Кеннет просто не вылезает оттуда, когда приезжает домой.

Патрик поставил вещи и повел Эмму в огромную кухню в сельском стиле. Эмма изумленно моргнула.

— Просто чудесно.

— Спасибо. Я спланировал ее сам. Стены и потолок были выкрашены в жизнерадостно-яркий желтый цвет, а пол, вымощенный терракотовой плиткой, добавлял тепла в окружающую атмосферу. Перед камином стоял диван в чехле с желто-кораллово-изумрудным узором и такие же кресла. Через стеклянные двери, одна из которых вела на залитое солнцем крыльцо, лилось оранжевое сияние, бросавшее отблески на стены и мебель.

Эркер был отведен для еды. Там стоял обеденный стол, окруженный разномастными стульями в стиле чиппендейл, Людовика Шестнадцатого и раннеамериканском, с обивкой в тон. Полированная столешница отражала еще один букет, на этот раз в глиняном кувшине.

— Все так красиво!

— Я здорово рисковал, но считал, что Кеннет нуждается в прочных корнях, — пояснил Патрик, по-птичьи взмахивая руками.

Эмма не хотела выказывать излишнее любопытство, но в присутствии Патрика постоянно терялась. Он любовно провел ладонью по столу.

— Гадаете, что здесь делает тип вроде меня?

— Гадаю?

Да она просто умирала от желания узнать подробности, но элементарная вежливость мешала наброситься на него с расспросами.

— Маленькие техасские городки не слишком приветливы к «голубым».

— Наверное.

Болезненная гримаса на миг исказила лицо Патрика, но тут же исчезла.

— Я провожу вас в вашу спальню.

 

Глава 8

Вечером Эмма поужинала в одиночестве. Патрик, объявив, что Кенни тренируется, подал изумительные спагетти, салат из свежих зеленых бобов, оливкового масла и чеснока, хрустящий французский батон и солидный кусок черничного пирога на десерт. Она поела на застекленной террасе с плетеной мебелью черного цвета, под тентом в бело-зеленую полоску. Из каменных ваз свешивались плети цветущей ипомеи. За домом росла роща пекановых орехов, с одной стороны виднелись внутренний дворик и бассейн, с другой — пастбище с бродившими по нему лошадьми. Перед ужином Эмма прогулялась вдоль берега ручья и полюбовалась лужайками.

Несмотря на мирную атмосферу и напоенный душистыми ароматами воздух, Эмма не находила себе места. Почему Кенни не вернулся? Пусть она велела ему не попадаться ей на глаза, но втайне желала, чтобы он ослушался. Неужели он находит ее общество таким неприятным?

Она предложила Патрику вымыть посуду, но тот наотрез отказался, поэтому Эмма достала наброски статьи и села за работу. Мошки, летевшие на свет, бились в стекло, в кустах дружно стрекотали цикады. Эмма слышала тихий гул посудомоечной машины, крики ночных птиц. Мир и покой окружали ее, словно вливаясь в кровь. Совсем как в «Святой Гертруде», после того как девочки улягутся спать.

Но настроение у Эммы было хуже некуда. Она уже несколько дней в Техасе — и ни на шаг не приблизилась к цели. Если все и дальше будет идти такими темпами, она вернется в Англию с нимбом святой.

Увидев Патрика, направлявшегося к своей маленькой квартирке над гаражом, Эмма не удержалась и окликнула его:

— У вас, случайно, нигде не записан телефон Тори?

— Сбоку на холодильнике прилеплен список.

Несколько минут спустя сестра Кенни ответила на звонок.

— Нет у меня никаких планов, — сообщила Тори, после того как Эмма объяснила, чего хочет. — Но не думаю, что бары Уайнета придутся вам по вкусу.

— Какой смысл в каникулах, если не можешь всего перепробовать?

— Ладно, раз уж просите. Если твердо решились, я заеду за вами через полчаса.

Эмма надела рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи, приобретенные накануне вместе с растягивающейся белой трикотажной блузкой, связанной узелками, достаточно короткой, чтобы над поясом брюк виднелась полоска тела, и настолько тесной, чтобы выделялись груди. Хотя рукава скрыли почти всю татуировку, виньетка с именем Кенни осталась на виду. Унизительно, но ничего не поделаешь, решила она, поклявшись не смотреться в зеркало. Оставалось надеяться, что прихвостень Беддингтона догадается захватить камеру.

Тони явилась в темно-синем «БМВ», который вела с устрашающей скоростью. Эмма закрыла глаза и вцепилась в подлокотник.

— У вас встревоженный вид.

— Я не слишком большая поклонница автомобилей.

— Это крайне затрудняет жизнь, особенно в Техасе, — покачала головой Тори, но сбросила скорость.

— Как и везде.

Немного успокоившись, Эмма решила присмотреться к спутнице. Тори надела бирюзовое боди с тесными черными джинсами, облегавшими бесконечно длинные ноги. На талии поблескивал пояс из раковин, с мочек ушей свисали длинные мексиканские серебряные серьги. Она выглядела прелестной, богатой и совершенно неукротимой. Хью ни за что не пришло бы в голову сделать предложение Тори Тревелер.

Тори озабоченно глянула в зеркальце заднего обзора.

— Вам давно следовало бы научиться водить машину.

— Э-э-э…

— Да что там откладывать, я в два счета вам покажу.

— Вы очень добры, но не стоит…

— Дьявол так и не выпустил вас из когтей, верно?

— Думаю, да.

— Поверьте, я знаю, каково это, — грустно кивнула Тори.

Что-то подсказало Эмме: брак с Декстером О’Коннором не единственное, что тревожит Тори. За внешней напористостью и манерами богатой избалованной девицы скрывались боль и разочарование в жизни.

— Как вы поладили с Патриком? — поинтересовалась Тори. — Он готов горло перегрызть за Кенни и может огорошить любого, кто его не знает.

— Ошибаетесь, он был очень приветлив, — отозвалась Эмма.

Тори рассмеялась:

— Папочка просто на стенку лезет при мысли, что какой-то «голубой» открыто живет на ранчо в компании его единственного сына. Но все знают, что лучше Патрика никто в здешних местах не ведет хозяйство, так что, если хотите знать, в тот день, когда Кенни спас его, повезло обоим.

— Спас? Каким образом?

— Патрик разъезжал по округе, делая снимки придорожных закусочных и ресторанчиков, для каталога, который решил издать, и остановился в забегаловке около каменоломни. Ну и наткнулся на банду местных рабочих, решивших поиграть мускулами и показать силу, отделав какого-то хлюпика и к тому же, как они выразились, бабу в штанах. Четверо против одного. Но тут подоспел Кенни, и как раз вовремя. Таких вещей он не переносит. Мгновенно теряет голову, и тогда берегись!

— И что он сделал?

— Достаточно сказать, что он не часто выходит из себя, но уж если вспылит… Зрелище поистине потрясающее. Кончилось тем, что он утащил Патрика на ранчо немного отдышаться, а на следующее утро его ждали свежевыпеченные булочки с корицей, только что из духовки. Стоило Кенни вдохнуть божественный аромат, как он тут же нанял Патрика в экономки.

Разумеется, злые языки немедленно заработали, поползли грязные сплетни, не считая тех неприятностей с ПАГ, в которые он впутался, как только история о драке в забегаловке попала в газеты. — Он поступил благородно.

— Я тоже так считаю. Однако нападки не прекращались. Клянусь, если послушать местных обитателей, так Кенни — просто исчадие ада, единственной добродетелью которого стали победы на турнирах.

— Здешние не любят его? Удивительно.

— О нет, любят, и очень. Все знают, что он сделал для этих мест куда больше добра, чем все остальные, вместе взятые. Он построил центр досуга, дал деньги на новую библиотеку и все такое прочее. Кроме того, он участвует в любой благотворительной акции. Но всеобщее осуждение и пересуды так долго были любимым занятием этого города, что людям трудно отказаться от возможности почесать языки.

— Но почему?

— У жителей Уайнета долгая память, и они все еще таят зло за кое-какие детские проделки Кенни. Его столько раз выгоняли из школы, что этот рекорд до сих пор не побит. А бывший начальник полицейского участка может поведать такие истории, от которых у вас волосы встанут дыбом. Похоже, Кенни успел насолить всем и каждому. Джуди Вебер постоянно напоминает, как в четвертом классе он подменил ее контрольную по арифметике, и она получила двойку. Он украл у Боба Фрейзера карточку с автографом знаменитого бейсболиста Хэнка Эрона и порвал в клочья. Крал деньги у одноклассников, ломал игрушки, менял девчонок как перчатки и оставлял за собой «выжженную территорию», если можно так выразиться, пока Далли Бодин наконец не взял его в руки после смерти матери.

Так Далли Бодин и есть та таинственная личность, о которой упоминал Кенни! Очевидно, отношения Кенни с мужем Франчески были куда более сложными, чем предполагала Эмма.

— Да, но что было, то прошло, — справедливо заметила Эмма. — С тех пор Кенни стал, можно сказать, образцовым гражданином, и вообще, кто старое помянет, тому глаз вон!

— Кенни ничего не имеет против подначек. К тому же он так и не исправил основные свои недостатки, а их у него — что блох у собаки. Вы, конечно, уже поняли, насколько он ленив.

— Да, поняла, — сухо кивнула Эмма, — но лень — не такое уж большое преступление.

— У Кенни — это все равно что неизлечимая болезнь. Он… просто не знаю… трудно объяснить… но ему на все наплевать, кроме гольфа. Именно поэтому паразит менеджер пустил на ветер чуть не половину его состояния. Кенни даже не потрудился проверить, что он делает с его деньгами.

Эмма вспомнила его скупое, точное, почти графическое описание того развращенного материнской любовью мальчишки, каким он был когда-то. Ни капли снисхождения к тем обстоятельствам, которые едва не привели его к краху. И хотя Эмма не считала, что взрослые имеют право оправдывать свои неблаговидные поступки тяжелым детством, все же за время своей работы не раз видела, какое разрушительное воздействие может оказывать на детей эгоистичная любовь или, наоборот, полное равнодушие родителей. Но всю жизнь нести за это наказание? Стоит ли? Однако Кенни до сих пор чувствовал себя виноватым и старался любым способом загладить прошлые ошибки.

— Он словно отстраняется от всего, кроме гольфа, — продолжала Тори. — Особенно от женщин. Обращается с каждой подружкой, как с королевой: покупает дорогие подарки, посылает цветы, но стоит ей воспылать надеждой на нечто более постоянное, — он тут же исчезает.

Эмма сообразила, что Тори старается ненавязчиво предупредить ее, но ничего не ответила.

— Все на свете набиваются Кенни в друзья, но я — единственная, кого он подпускает к себе, да и то не слишком близко. Никогда еще не видела, чтобы человек так чуждался окружающих. По-моему, он просто-напросто боится, что, если откроет кому-нибудь сердце, им снова начнут манипулировать, как это умела проделывать мамаша. Ему стоило большого труда стать настоящим мужчиной, и он во всяком постороннем видит угрозу своей независимости.

— Какая грустная ирония в том, что человек с такими неисчерпаемыми запасами природного обаяния сознательно превратил себя в волка-одиночку.

— Кенни — само воплощение дружелюбия, но только до тех пор, пока его не пытаются надуть или вкрасться в доверие. Тогда он использует свой шарм, чтобы уйти в глухую оборону, или прикидывается идиотом. Я просто с ума схожу, когда он валяет дурака, потому что умнее и проницательнее человека я не встречала. Для моего братца прочитать книгу за день — не сложнее, чем иному слопать пачку чипсов, — грустно добавила Тори.

Эмма уже хотела уверить ее, что не имеет ни малейшего желания заводить роман с ее братом, но побоялась, показаться самонадеянной дурочкой.

— Странно, как бывает в жизни, — чуть удивленно протянула Тори. — В отличие от Кенни детство моего второго мужа можно назвать благополучным, а превратился он в аморального слизняка. В чем тут причина?

— Давно вы в разводе?

— Официально год, но не живем гораздо дольше. Томми оказался настоящим юбочником. Трахал все, что шевелится. Папа предостерегал меня насчет него. Но я не пожелала слушать. — Тори болезненно поморщилась. — Может, если бы я смогла родить, Томми остепенился бы, но ничего не получилось.

— Сомневаюсь, что ребенок может стать залогом верности.

— Наверное, вы правы. Все же неприятно проигрывать во второй раз. Первый муж — школьная любовь, которая довольно быстро испарилась. Он пил, а когда напивался, затевал ссоры и громил все, что было в квартире. Я не продержалась и года. — Она потянулась к кнопке радио. — Папа утверждает, будто мне нельзя доверять во всем, что касается мужчин, поэтому и требует, чтобы я вышла за Декстера. Но я не… — Тори снова посмотрела в зеркальце заднего обзора, и забыв о радио, нахмурилась. — Этот сукин сын преследует меня с той минуты, как мы покинули ранчо. Клянусь, он сидел где-то в засаде, дожидаясь, пока мы выедем.

— Неужели?!

Оглянувшись. Эмма заметила темно-зеленый «таурус».

— Думаете, он следит за нами?

— Вполне возможно.

Значит, ищейки Беддингтона опять идут по следу.

Во рту Эммы мгновенно пересохло.

Уайнет оказался очаровательным старым городишкой, с тенистой площадью в центре и оживленными торговыми рядами, вытеснить которые не смогли даже современные супермаркеты. Поскольку Кенни, спеша попасть на ранчо, объехал Уайнет стороной, Эмма только сейчас получила возможность ознакомиться с городом, и Тори устроила для нее настоящую экскурсию, которая закончилась в кабачке с непритязательным названием «Раустэбаут». Зеленый «таурус» держался сзади, как приклеенный.

Войдя в зал, Эмма немедленно осмотрелась, чтобы проверить, кто войдет следом.

— Здесь по вечерам торчит едва ли не все население, — пояснила Тори. — Эта забегаловка стоит с незапамятных времен.

В отличие от уютных пабов Лоуэр-Тилби, зал в «Раустэбаут» был большим, просторным, с длинной деревянной стойкой бара в самой глубине. Эмма увидела два стола для пула, ряд автоматов с видеоиграми и небольшую танцплощадку с музыкальным автоматом, откуда неслось разухабистое кантри. Несмотря на будний день, почти все столики были заняты, как, впрочем, и кабинеты, тянувшиеся вдоль стены.

Эмма снова украдкой огляделась, и на этот раз узрела здоровенного мужика в рубашке с цветочками, как раз входившего в дверь. У Эммы душа ушла в пятки, а по спине пробежал озноб, особенно когда незнакомец бесцеремонно уставился на нее. Кто это? Шпион Хью? Владелец зеленого «тауруса»?

Тори прошла к бару, сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула.

— Эй, вы, все! Слушайте, что скажу! Хотя музыка продолжала играть, все разговоры мгновенно стихли.

— Это леди Эмма, — объявила Тори. — Кенни взял ее под крылышко и пообещал показать здешние места. Она из Англии и, хотите верьте, хотите нет, настоящая живая аристократка, несмотря на уродскую татуировку. Леди Эмма, скажите несколько слов этим неотесанным простофилям, пусть поймут, что почем.

— Счастлива познакомиться со всеми, — смущенно пробормотала Эмма, безуспешно пытаясь выпрямить плечи, чтобы рукав спустился пониже. Но у нее ничего не получилось, и несколько взглядов так и вонзились в ее наколку. Однако ее британский акцент, похоже, произвел на них впечатление.

Тори взяла Эмму за руку и подвела к стойке.

— Джой, дай мне бокал шардонне. Леди Эмма, что будете пить?..

— Джин с тоником, пожалуйста, — попросила она. Эмма любила «Маргариту» гораздо больше джина с тоником, но хотела, чтобы все видели, как она пьет. В то же время проклятое клеймо на руке служило постоянным напоминанием о преимуществах трезвости, так что она решила потихоньку выплеснуть спиртное, заменив его водой. Так, пожалуй, будет лучше.

Бармен подал заказ, и тут же к стойке потянулась цепочка завсегдатаев, желавших представиться лично. И каждый не преминул дать совет. Кто-то предложил Эмме запереть в сейфе драгоценности и деньги, пека Кенни их не стянул; какая-то женщина предупредила, чтобы Эмма не позволяла ему крутить скакалку, иначе он непременно подсечет ее. Оба замечания были встречены понимающими смешками окружающих.

Наконец Тори потащила ее к угловому столику, где в одиночестве пил пиво молодой человек лет двадцати. Разглядев его, Эмма невольно задалась вопросом, нет ли в воде Уайнета каких-то особых добавок, способствующих появлению на свет таких гармонично развитых людей. Сначала Кенни, потом Тори, а теперь и этот, с густыми рыжеватыми волосами, квадратным подбородком и лепными чертами мужественного лица. Да и фигура у него просто идеальная — широкие плечи и перекатывающиеся под футболкой мускулы.

— Привет, Тед. Как дела?

Тори, не дожидаясь приглашения, села рядом, и указала Эмме на свободный стул.

— Не жалуюсь. А ты?

— Все так же, Тед. Все так же. Это леди Эмма.

Эмма приветливо кивнула. Тед осмотрел ее татуировку и ответил ленивой ослепительной улыбкой, отчего ей захотелось помолодеть лет на десять.

— Мэм!

— Ему всего двадцать два, — сообщила Тори, словно прочитав мысли Эммы. — Какое несчастье для нас, пожилых ворон!

Тед улыбнулся и принялся изучать пивную бутылку.

— Кенни видел? — поинтересовалась Тори.

— Минуту назад был здесь.

Эмму неприятно укололо сознание того, что Кенни не позаботился взять ее с собой. Придется, очевидно, снова пустить в ход шантаж и пообещать позвонить Франческе, чтобы лишний раз подчеркнуть, кто здесь главный.

И тут, как бы в ответ на ее невеселые мысли, появился Кенни с пивной бутылкой в одной руке и клюшкой для гольфа — в другой. На ходу он швырнул клюшку бармену, который спрятал ее под стойкой. При виде Эммы глаза его чуть заметно сузились, но, ничем не выдавая своего раздражения, он обратился к Теду:

— Следующий урок на поле за тобой. Рэнди Эймс целую вечность привязывался ко мне, требуя, чтобы я исправил его слайс , но совершенно не желает следовать моим указаниям. Может, тебе больше повезет.

— Вы тоже играете в гольф? — осведомилась Эмма, намеренно игнорируя усевшегося рядом Кенни.

— Кидаю мячик… — скромно отозвался Тед. Хотя он строил фразы как истинный техасец, речь его была лишена характерного протяжного выговора.

— Лучший игрок-любитель во всем штате, — фыркнул Кенни. — Второй среди членов «Юнайтед Тексас».

— Насчет последнего мнения расходятся, — вставила Тори, бросив на брата лукавый взгляд. — Тед ухитрился трижды стать чемпионом НССА , а кое-кто — не будем показывать пальцем — только дважды. Кроме того, Тед сумел получить университетский диплом, а кое-кто, чье имя мне не хочется называть, этого сделать не удосужился.

— Слишком много хлопот, — пробурчал Кенни, почесывая грудь. — А вопрос относительно того, кто лучший, уже давно решен, насколько мне известно. — Он самодовольно оглядел Теда. — Только у одного из нас хватило храбрости стать профессионалом.

Тед застенчиво усмехнулся.

— Видите ли, Эмма, — объяснила Тори, — Тед, этот гений-интеллектуал, разрывается между гольфом и наукой. Окружающие, включая его собственных родителей, считают Теда генетической аномалией.

Тед, вместо того чтобы оскорбиться, послушно кивнул:

— Истинная правда.

— Он только что получил одновременно степени бакалавра и магистра, — с гордостью провозгласил Кенни. С первого взгляда было заметно, что между мужчинами, существует нечто большее, чем простая приязнь. — Правда, не играй он в гольф за команду университета, защитил бы диплом значительно раньше.

— Не было никакой необходимости спешить.

— В точности мои слова, — удовлетворенно заключил Кенни.

Эмма, притворившись, что занята своим джином, прислушивалась к непринужденной болтовне троицы, переходившей с темы на тему с легкостью давно знакомых и хорошо знавших друг друга людей. Именно Тори вновь затронула больной вопрос о дисквалификации.

— Ужасно несправедливо, — пожаловалась она. — Всякий, кто знаком с Кенни, знает, что он в жизни не ударит женщину намеренно. Да, он сводит их с ума своей неверностью и обманами, но никогда и пальцем не трогает.

— Но меня в первую очередь отстранили вовсе не за это, — оскорбленно вскинулся Кенни, — а кроме того, я никогда не изменял женщине, которая мне небезразлична, по крайней мере с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать! Клянусь, Тед, не мешало бы задать моей сестрице хорошую трепку!

— На меня не рассчитывай. Я ее до смерти боюсь.

Тори перегнулась через столик и поцеловала Теда в щеку.

— Будь ты на пару лет старше, сладенький, я бы показала тебе седьмое небо.

— Сомневаюсь, что у меня хватило бы сил выжить.

— Если хочешь знать, — вмешался Кенни, — у антихриста просто начался мужской климакс. В этому году сукину сыну исполняется пятьдесят. Вот он и тронулся маленько. Со сдвигом, как у нас говорят.

— А по-моему, он кидается на тебя, потому что зол, — предположил Тед, вытягивая ноги и раскачиваясь на стуле.

— Превышение власти. Злоупотребление служебным положением, — мрачно пробормотал Кенни. — Считает, что круче его только президент Соединенных Штатов. Тед покачал головой.

— Я вполне серьезно, — продолжал Кенни. — Всякий член ПАГ ожидает от председателя справедливости. Пусть для него этот пост временный, все равно — не стоит делать людям гадости.

В этот момент Эмма заметила мужчину в цветастой сорочке, который проследовал за ними к бару и теперь не спускал с нее глаз. Приятное возбуждение охватило ее. Кажется, его в самом деле прислал Беддингтон! Нужно как можно лучше воспользоваться этим! Она лихорадочно прикидывала, что предпринять, но в конце концов удовольствовалась тем, что демонстративно опрокинула стакан. В качестве демонстрации собственного падения это выглядело довольно жалко, но придумать что-то поинтереснее Эмма не смогла. И тут ее осенила блестящая идея. Правда, ей совсем не хотелось делать это… но из двух зол приходилось выбирать меньшее. Не выходить же в самом деле замуж за Хью!

Набравшись наглости, она встала, обняла Кенни за шею и устроилась у него на коленях. Брови Кенни взлетели к самым волосам.

— Я чего-то недопонял?

Эмма скривила рот в некое подобие зазывной улыбки и попыталась говорить, не двигая губами.

— Немедленно поцелуйте меня.

— Ни за что! — негодующе отказался он.

— Почему?

— Потому что мне не нравится ваш требовательный тон.

Она и в самом деле в очередной раз позволила себе приказывать, но лишь потому, что слишком нервничала.

— Извините.

Он зачарованно уставился на ее губы.

— Ладно, я поцелую вас.

Здоровяк отвернулся, и Эмма немедленно вскочила, схватившись за стакан. Кенни недоуменно нахмурился.

— Вы опять пьяны?

— Разумеется, нет.

— Слава Богу, потому что в Уайнете нет приличного тату-салона.

Верзила отирался у музыкального автомата, по-прежнему наблюдая за Эммой. Ну и рожа! Лысеющий, с остатками соломенных волос и бульдожьей челюстью.

Поразмыслив, Эмма обратилась к Теду:

— Не хотите ли потанцевать? Беддингтону определенно не понравится ее выбор, не говоря уже о том, что Тед намного моложе.

— С удовольствием, — отозвался Тед.

— Он вам все ноги отдавит, — предупредила Тори. — Уж лучше попросите Кенни.

— Она пригласила меня, — обиделся Тед, — а не этого Джона Траволту!

— Дело ваше, леди Эмма, потом не жалуйтесь, — пожала плечами Тори.

И хотя Эмма не смотрела на Кенни, все же, выбираясь из-за стола, чувствовала на себе его пристальный взгляд. Тед взял ее за руку и повел к танцплощадке. Они начали кружиться под звуки медленной лирической баллады, и Эмма, едва ли не впервые в жизни оказавшись в объятиях неотразимого молодого человека, почувствовала неведомые прежде приятные ощущения. Ей пришлось напомнить себе, что он совсем мальчишка.

И притом очень сексапильный.

Тед улыбнулся и спросил, как ей нравится Техас.

Эмма ответила улыбкой и призналась, что просто влюблена в здешнюю природу. Он захотел узнать, хорошо ли она перенесла поездку из Далласа и какого мнения об Америке.

Они сразу нашли общий язык и болтали взахлеб, перебивая друг друга.

Протяжная мелодия сменилась быстрой. Танцующие выстроились в линию.

— Похоже, мне придется пропустить этот танец, — пожалела Эмма.

— Я покажу вам все па, — пообещал Тед. — Тори права, танцор из меня никудышный, но это совсем нетрудно.

Он отвел ее в сторонку, и Эмма очень быстро переняла нехитрый рисунок танца. Они снова оказались в центре зала, и Эмма заметила Кенни и Тори. Темноволосые, изящные, они двигались синхронно, с врожденной грацией и казались зеркальным отражением друг друга. Кенни засмеялся какому-то замечанию пробегавшей мимо женщины, Тори флиртовала с пожилым мужчиной в ковбойской шляпе. Красивые, холеные, чуточку пресыщенные… словно Гэтсби и Дэзи Бьюкенен , неожиданно оказавшиеся в техасском кабачке.

Музыка смолкла. Эмма собралась было вернуться к столу, но Тед потянул ее за руку:

— Еще один. Последний, леди Эмма. Вы прекрасная партнерша. Обожаю, когда ведет дама.

Эмма хихикнула и шагнула ближе к Теду. Приятно побыть с человеком, которому нравится ее общество.

Но они не успели сделать и двух шагов, как Кенни хлопнул Теда по плечу:

— Меняемся дамами, малыш, так что иди и попытайся усмирить Тори.

— Не хочу укрощать Тори, — мирно заметил Тед. — Я как раз собирался поближе познакомиться с леди Эммой.

— Я уверен, что она восторгается тобой, но прошу тебя уступить место.

Эмме стало немного не по себе при виде жесткого взгляда, которым Тед смерил Кенни. В эту минуту он казался куда старше своих двадцати двух лет.

— Нам давно пора выяснить отношения.

— Назови время.

— Завтра в семь утра.

— Договорились.

Эмма беспомощно подняла руки:

— Немедленно прекратите!

— Что именно? — нахмурился Кенни.

— Угрожать друг другу! Ведете себя как дети!

— Мы вовсе не угрожаем! Просто играем в гольф.

— Я буду играть в гольф, — поправил Тед. — Посмотрим, чем займется здешний Джон Траволта.

Он широко улыбнулся Эмме, прежде чем отойти.

Эмма смотрела ему вслед, чувствуя, как дрожат ноги. Если Тед способен растопить любое женское сердце в двадцать два года, что будет через десять лет?

Кенни обнял ее, и она едва не грохнулась без чувств. Ну почему ее так тянет к нему? До чего же неприятно!

— Не разевайте рот слишком широко, леди Эмма.

— Простите?

— И не притворяйтесь дурочкой. Я-то вижу, чем вы занимаетесь. Отбираете кандидатов, достойных покончить с вашей… сами знаете чем. С невинностью, — безжалостно добавил он на случай, если Эмма чего-то не поняла. — И мой юный приятель только что возглавил список.

— Чушь какая! Он слишком молод, — возмутилась Эмма, но не устояла перед возможностью уточнить: — Зато невероятно сексуален.

— Да… возможно, но поверьте, вашей подруге Франческе не слишком понравится, что вы пытаетесь совратить ее малыша.

Эмма от неожиданности споткнулась.

— Ее малыша?

Кенни ловко подхватил ее и повел в танце.

— Не говоря уже о том, как будет разоряться антихрист. Он невероятно гордится своим сыном.

— Это их сын? — охнула Эмма. — О Господи, она всегда зовет его «Тедди». Я как-то не связала…

— Теодор Дей Бодин. Единственный сын Франчески и сами знаете кого.

— Я всегда думала, что он моложе. В жизни не предполагала…

— Ну так вот, подумайте хорошенько, пока не поздно, мисс Умница, потому что он определенно не ребенок. Руки прочь!

— Я вовсе не собиралась соблазнять его. Он достаточно юн, чтобы быть моим учеником. Как вы можете намекать на подобные гадости?

— Должен ли я напомнить о неприятном инциденте, имевшем место две ночи назад?

— Это совсем другое. Я собиралась заплатить вам.

Кенни хмыкнул и передвинул руку, лежавшую на ее спине, немного ниже. Случайно или нет, но теплая ладонь легла как раз на участок обнаженной кожи между поясом брюк и блузкой. Эмма вздрогнула.

Голос Кенни, чуть хрипловатый, невыразимо чувственный, проник в ее сознание, чаруя, околдовывая…

— До этой минуты мне в голову не приходило, что вы так отчаянно томитесь по сексу и готовы ради этого даже залучать в сети порока невинных детей, — театрально продекламировал он.

— Вряд ли его можно назвать…

— Что же, наверное, мне придется отказаться от своих принципов и затащить вас в постель.

Эмма снова споткнулась, и Кенни насмешливо покачал головой.

— Хотя, если быть честным до конца, не знаю, по силам ли мне тяжкий труд уничтожения вашей сами знаете чего. Но как ни крути, а в жизни каждого мужчины наступает критический момент, когда он обязан пожертвовать собой ради блага сильной половины общества.

Эмма злобно ударила его каблуком по ноге.

— Прошу прощения.

— Вы сделали это специально!

— Вот уж нет!

Кенни, ничего не ответив, испустил терпеливый вздох и одновременно сунул большой палец под нижний край ее блузки.

— Ладно, считайте, вы победили. Я позволяю вам оттянуться со мной.

Даже понимая, что он шутит, Эмма поежилась. В животе сразу потяжелело. Но она все еще держалась. Так просто он ее не возьмет! И вообще, не стоит ли схватить с ближайшего столика кружку с пивом и вылить ему на голову? Есть ли предел самоуверенности этого человека?

— Спасибо, но я не хотела причинять вам беспокойства. Он привлек ее к себе еще ближе, так что груди уперлись в его торс.

— Никаких затруднений. Я просто лягу и предоставлю вам выполнять "всю работу. Вам это наверняка понравится больше. — И прежде чем Эмма сумела придумать достойный ответ, Кенни остановился. — Ну вот, только этого не хватало. Стоит только немного расслабиться, как…

Эмма проследила за направлением его взгляда и с удивлением увидела растрепанного мужчину лет тридцати двух, в рабочих брюках из грубой ткани, мятой темно-синей с фиолетовым отливом рубашке и очках в проволочной оправе. Он приблизился к столу, за которым сидели Тед и Тори. Тед немедленно поднялся и с искренней радостью протянул руку. Однако Тори не проявила особого восторга. Она медленно выпрямилась и пронзила вновь прибывшего убийственно злобным взглядом.

— Это Декстер О’Коннор, — пояснил Кенни. — Наследник «Ком нэйшнл», нареченный Тори и самый большой кретин во всем Уайнете, штат Техас. Тед — единственный во всем округе, кто способен разобраться в том, о чем он говорит.

Декстер напомнил Эмме Джереми Фокса. Оба выглядят симпатичными неряхами, хотя Декстер выше и тоньше. Костлявое лицо типичного ученого немного вытянуто, но достаточно привлекательно. Высокий умный лоб, широко расставленные глаза, взъерошенные каштановые волосы. Именно такой тип мужчин всегда нравился Эмме.

Кенни разжал руки.

— Нам лучше поторопиться, прежде чем Тори откусит от него слишком большой кусок и бедняга истечет кровью на глазах изумленной публики.

Он ринулся к столу, как карающий ангел.

— Какого черта вы тут делаете, О’Коннор?

— Декс пришел сюда, чтобы увидеться со мной, — вступился Тед. — Вы и Тори здесь лишние, так что убирайтесь. Леди Эмма, вы можете остаться.

— Спасибо, — улыбнулась Эмма.

Тед представил ее, а Декстер удостоил коротким, но внимательным осмотром и вежливым кивком. Что-то в его манерах импонировало Эмме. Он стащил очки и, поморгав красивыми серыми глазами, принялся протирать стекла платком.

— Собственно говоря, я не против того, чтобы Виктория и Кеннет тоже остались. Пока мы все здесь, думаю, удастся достичь некоторого взаимопонимания.

— Слышал, Кенни? Взаимопонимания! Ей-богу, выражается так, словно проглотил целый оксфордский словарь! И клянусь, Декстер, если еще раз назовешь меня Викторией, я тебя придушу.

— Сомневаюсь, что это возможно. — Он сунул платок в карман и надел очки. — Я куда выше и сильнее.

Тори обмякла и, скорчившись, схватилась за голову:

— Иисусе… ну что за болван!

— Зато сообразительный болван, — возразил Тед. — И в отличие от тебя Декс честно заработал свою долю фамильных денег.

— Заткнись, маленький свинтус, — оборвала Тори и потянулась за сигаретой, но Декс преспокойно отнял у нее пачку.

— Мне на самом деле не нравится, когда ты куришь, Виктория.

— Ну все, ты меня достал! — воскликнула она и, вскочив, бросилась на него. Кенни едва успел схватить ее за талию.

— Уймись. Ты ведь знаешь, как неприятно, когда одежда забрызгана кровью. — Он стиснул руки и бросил на Декстера предостерегающий взгляд. — Тебе лучше убраться, Декс. Не знаю, долго ли смогу удерживать ее.

— Не вижу причин уходить, — запротестовал Декстер. — Мне необходимо кое-что обсудить с ней. Правда, скрывать нам нечего, так что вы все можете слушать на доброе здравие.

Когда яростные вопли Тори заглушили музыку, Тед не выдержал и вскочил:

— Ты прав, Кенни. Кому-то нужно хорошенько отполировать ей задницу. Я утащу ее и подожду, пока она не остынет. Правда, ужасно не хочется.

И он с тяжелым вздохом схватил Тори под мышки и рванул на себя.

— Пойдем, поиграем в фусбол . Только на этот раз ты позволишь мне выиграть.

Тори, смерив напоследок Декстера презрительным взглядом, удалилась в сопровождении Теда.

Эмма с интересом наблюдала за Декстером. Она предполагала, что поездка в Техас будет весьма увлекательной, но не ожидала очутиться в самом центре развертывающейся драмы. Словно смотришь «Даллас» , только герои куда привлекательнее. Привлекательнее… если не считать Кенни Тревелера, разумеется.

Тут она снова заметила грузного незнакомца, и сердце подпрыгнуло от радости. Беддингтон просто возненавидит ее, узнав, что она принимала живейшее участие в подобной неприличной сцене.

Кенни устало сел.

— Не советую тебе ходить по темным улицам, Декстер. Тори никогда не дралась честно. Она настоящая дикая кошка, так что берегись.

— Это, разумеется, на собственной шкуре испытали два ее экс-мужа, — кивнул Декстер, усаживаясь на освободившийся стул Тори. — Я не боюсь твоей сестры, Кенни, и думал, что тебе это известно. Скорее уж она насмерть запугана мной.

Кенни ухмыльнулся и покачал головой:

— Оставляю тебя в этом приятном заблуждении.

— Мне следовало этого ожидать, — с обреченным видом пробормотал Декстер и повернулся к Эмме: — Давно вы знаете Викторию, леди Эмма?

— Просто Эмма. С сегодняшнего утра.

— Вряд ли за столь короткое время вы успели приобрести на нее влияние. Какая незадача! Вы кажетесь такой рассудительной по сравнению…

Кенни поспешно выбросил вперед руку, словно отгоняя демонов.

— Послушайте, леди Эмма, «рассудительный» совсем не то же, что «консервативный», так что не спешите протестовать.

— Я и не собиралась.

Во взгляде Декса появилось нечто вроде заинтересованности.

— Почему бы тебе не оставить Тори в покое? — осведомился Кенни.

— Это не так просто. Вспомни, дело не столько в нас, сколько в наших родителях, а они своего не упустят.

— Будь у тебя в голове полный комплект шариков, Декс, ты послал бы их куда подальше, вместо того чтобы позволять издеваться над Тори.

Декс с непроницаемым видом уставился на Кенни.

— Думаю, подобная реакция вряд ли должна меня удивлять. — Он пожал плечами и встал. — Потолкую с Тедом позже. Рад был познакомиться с вами, леди Эмма. С нетерпением жду новой встречи.

Он сухо кивнул Кенни и, не позаботившись хотя бы глянуть в сторону видеоавтоматов, направился к выходу.

— Хладнокровный сукин сын. Настоящая лягушка!

— А я нахожу его очень приятным, — возразила Эмма.

— Я так и знал. Как раз ваш тип, верно?

— Абсолютно.

— Недаром я заметил в ваших глазах охотничий блеск. Угадал? — Не дождавшись ответа, Кенни нахмурился. — Сначала вешаетесь на шею мальчишке. Теперь нацелились на Декса. В разборчивости вас не упрекнешь.

Но Эмма не поддалась на подначку. Не дождется!

— Женщина в таком отчаянном положении, как мое, не имеет права на разборчивость.

— Пожалуй, лучше закружить вас в танце, чтобы избавить от тяжелых мыслей, — ворчливо заметил Кенни, давая понять, что делает ей одолжение.

— О нет, — мило улыбнулась она, — это потребует слишком больших усилий с вашей стороны, а такого я допустить не могу.

Кенни так обозлился, что даже зубы заныли. Черт, да что такого в этой женщине, отчего у него сразу шерсть дыбом встает?! Он хотел отделаться от нее сегодня, но она, как назло, появилась здесь. И хуже всего, что в глубине души он радовался ее появлению, поэтому и лез в бутылку. Не хотел признаваться самому себе, что счастлив видеть девственную леди директрису.

Она не делала секрета из того, что терпеть его не может, а ему не нравилось ощущать себя ее спарринг-партнером в кровати хотя бы и на одну ночь, пусть он и не прочь оприходовать малышку.

Кенни не привык к запутанным отношениям с женщинами и теперь во всем винил Франческу. Если бы не она, вполне можно бы попробовать уговорить Эмму провести ночь-другую вместе без взаимных обязательств. Но у жены Далли настоящий талант вынюхивать подробности интимной жизни окружающих, и она никогда не простит его, если узнает, что он беззастенчиво использовал Эмму в своих интересах. И нет никакого смысла убеждать Франческу, что Эмма первой затеяла все это, пытаясь купить услуги мнимого жиголо.

Кенни стал задыхаться, словно вдруг оказался в каморке без окон и дверей. Леди Эмма — человек властный, с претензиями, с ней нелегко общаться. Она из тех женщин, которые мужчин за людей не считают, доводят до умопомрачения своими требованиями и капризами.

Доведенный до края, Кенни вскочил, схватил Эмму за руку и не слишком любезно поволок на площадку.

— Не смейте же вести меня в танце! — потребовал он.

— Тогда шевелитесь хотя бы немного!

— Это баллада, а не буги-вуги!

— Но это не означает, что вы должны спать на ходу!

— Я не сплю! Клянусь…

Но конец фразы тут же вылетел у Кенни из головы, стоило волосам Эммы коснуться его подбородка. На какое-то мгновение в ноздри ударил аромат фиалок, что было крайне странным, поскольку он понятия не имел, как благоухают фиалки. Теперь он был уверен: они пахнут леди Эммой.

 

Глава 9

Даже зная, что времени у нее мало и следовало бы заняться статьей, Эмма беспечно предавалась безделью: навестила лошадей, угостила их морковкой, долго гуляла по бережку, а потом, переодевшись в купальник и захватив соломенную шляпку и накидку, отправилась вместе с Патриком в бассейн. Они устроились под ярким зонтиком за одним из прямоугольных столиков, расставленных вокруг бортика, и наслаждались охлажденным персиковым чаем и темным сладким коричным хлебом с глазурью. Патрик развлекал ее историями из здешней жизни и немного рассказал о своем каталоге, прежде чем удалиться в подвальную фотолабораторию проявлять пленку.

Эмма перебралась в шезлонг под густым деревом и занялась выписками из дневника леди Сары. День был теплым, и она хотела было сбросить накидку, но побоялась, что вернется Патрик и станет разглядывать ее возмутительную наколку. Одно дело — эпатировать окружающих в надежде, что обо всем доложат Беддингтону, и совсем другое — шокировать людей ни за что ни про что.

Как выяснилось чуть позже, она правильно сделала, что не стала раздеваться. Потому что, подняв глаза, увидела привлекательную блондинку с ребенком на руках, идущую к бассейну.

Женщина казалась на несколько лет моложе Эммы, пухленькая, но не чрезмерно. Все в ее облике кричало об огромных деньгах — от бриллиантового браслета до льняной туники и шортов. Модно уложенные светлые волосы доходили до подбородка, безупречность кожи подчеркивал коричневый блеск для губ.

При виде Эммы незнакомка просияла:

— Леди Эмма, какая честь принимать вас в Уайнете! Я Шелби, но вы, конечно, уже слышали обо мне.

Растерявшаяся Эмма отложила заметки, поднялась и пожала протянутую руку. Малыш закричал и вцепился матери в волосы.

— Это Питер. — Улыбка женщины слегка поблекла, а в голосе прозвучали нотки горечи. — Заброшенное дитя.

— Как поживаете? Привет, Питер.

Мальчик застенчиво улыбнулся, показав четыре крохотных зубика, и уткнулся в шею матери. Настоящая прелесть! Такой милый!

Эмма ощутила прилив зависти. Везет же людям на детей! Смоляные локоны, нос пуговкой и изумительные, с мохнатыми ресницами, глаза необычайного синего цвета, такого насыщенного, что казались фиолетовыми.

Что-то неприятно кольнуло Эмму.

Женщина села за столик и устроила сына у себя на коленях.

— Я думала поговорить с Кенни, но следовало бы знать, что он всеми силами постарается нас избегать.

— Он… э-э-э… играет сегодня в гольф, — пояснила Эмма, садясь рядом. — Сколько лет Питеру?

— Девять месяцев — и все еще не отнят от груди. Настоящий великан: двадцать два фунта веса и тридцать дюймов роста на последнем осмотре. — Она отодвинула пустой стакан Эммы подальше от ребенка. — Кенни в городе со вчерашнего дня, но даже не подумал заехать домой, и я ни за что не прощу ему это! Презирать собственную плоть и кровь!

Тошнотный ком подкатил к горлу. Его собственная плоть и кровь! Недаром малыш — точная копия Кенни!

Сейчас ей станет плохо. Его сын!

Против всякой очевидности она все же попыталась отывкать другое, столь же правдоподобное объяснение, но вряд ли на свете существуют другие такие же глаза, да и внешнее сходство просто поразительное, не говоря уже о том, что женщина вряд ли так расстроилась бы, будь между ними лишь отдаленное родство. При мысли о том, что Кенни безжалостно бросил своего ребенка, Эмме стало не по себе.

— Простите, — выдавила она, — я не расслышала ваше имя.

— Привет, Шелби.

Эмма повернулась. Кенни! Кенни, в коралловых плавках, с желтым полотенцем через плечо!

При звуках его голоса малыш на минуту замер, но тут же принялся оживленно брыкаться. Не обращая внимания на Шелби, Кенни отбросил полотенце и подхватил парнишку.

— Эй, приятель, как поживаешь? Я как раз собирался повидаться с тобой.

Шелби презрительно фыркнула.

На губах Питера от восторга вскипали и лопались пузырьки слюны. Продолжая работать толстенькими ножонками, он дернул Кенни за волосы.

Они выглядели такими одинаковыми, что Эмма потеряла дар речи. Тошнота становилась невыносимой. Сейчас ее вывернет! Как он мог оставить такого чудесного малыша! Но что тут удивительного! Этот человек всегда найдет способ выкрутиться из любого положения.

— Хочешь поплавать, Пети? — спросил Кенни.

— Не намочи комбинезончик, — предупредила Шелби. — Я только вчера купила его.

Кенни отстегнул застежки и стащил с Питера комбинезон.

— Думаю, памперс следует оставить, на случай, если поведешь себя не по-джентльменски.

Бросив комбинезон на стол, он посадил малыша на руку и обратился к Эмме:

— Хотите пойти с нами?

Шею так свело, что она едва сумела отрицательно покачать головой.

— Вперед, Питер, у нас мужская компания.

Эмма лихорадочно соображала, что бы такого подходящего к случаю сказать Шелби. Та громко шмыгнула носом.

— Черт бы его побрал!

Присмотревшись, Эмма заметила, что глаза женщины, неотрывно наблюдавшей за Кенни и ребенком, полны слез. Сердце Эммы едва не разрывалось от жалости к ней. Драгоценности и дорогая одежда доказывали, что Кенни оказывал бывшей любовнице вполне щедрую финансовую поддержку. Но что это значит по сравнению с полнейшим равнодушием по отношению к своему сыну?

А она тоже хороша. Все ищет для него оправданий!

Эмма сочувственно улыбнулась и положила ладонь на руку женщины.

— Мне ужасно жаль.

Женщина всхлипнула и смущенно рассмеялась.

— Наверное, не стоит принимать это так близко к сердцу. Должно быть, это у меня послеродовая депрессия. Так и не смогла похудеть, и все такое… Но стоит мне увидеть их вместе…

Лицо Шелби по-детски скривилось, и по щеке поползла большая одинокая капля.

— Он отказывается от всяких обязательств, а ведь Питер ему не чужой!

Эмма стиснула зубы. Какая подлость! С точки зрения элементарной логики она понимала, что слишком бурно реагирует: ведь они знакомы всего несколько дней, — но не могла совладать с эмоциями.

— Он омерзителен, — прошипела она, обращаясь не столько к Шелби, сколько к себе.

Шелби, кажется, немного удивила реакция Эммы. Но растерянность тут же сменилась благодарностью.

— Наверное, только чужой человек способен смотреть на вещи здраво. Здесь, в Уайнете, все только плечами пожимают. Что, мол, взять с Кенни! Тут же засыпают меня историями о том, как он разбил чье-то окно или не пришел на свидание. Он, видите ли, гений гольфа и поэтому пренебрегает общепринятыми правилами приличия. — Она снова вытерла глаза. — Просто я так люблю своего малыша… — Порывшись в кармане, Шелби вытащила бумажную салфетку. — Простите, леди Эмма. Обычно я не позволяю себе так распускаться и, честное слово, хотела произвести на вас хорошее впечатление. Так приятно, когда тебе сочувствуют. — Она встала, высморкалась и, захватив брошенное Кенни полотенце, подошла к краю воды. — Давай его мне, Кенни. Нам нужно ехать.

— Мы только начали. Смотри, он в своей стихии. Правда, Пети-бои?

Малыш восторженно завизжал и заколотил ладошками по воде.

— Ему давно пора спать, так что вылезайте! Кенни нахмурился, но послушно выполнил приказ.

— Иисусе, Шелби, да что это с тобой?

— Как будто ты сам не понимаешь! Иди к маме, Питер.

Шелби наклонилась, выхватила сына у Кенни и завернула в полотенце. Проходя мимо Эммы, она нерешительно улыбнулась и, к величайшему испугу последней, неловко присела в уродливом подобии реверанса.

— Спасибо, леди Эмма. Ваше участие так много значит для меня!

Эмма кивнула, и Шелби, не оглянувшись на Кенни, удалилась. Услышав слабый всплеск, Эмма повернулась — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кенни ныряет в голубую воду. Прошло не меньше трех минут, прежде чем он показался на дальнем конце бассейна и поплыл к ней, медленно, лениво загребая руками. Небрежные взмахи человека, которому нечего делать. Ни постоянной, серьезной работы. Ни долга. Ни семьи, ни детей…

Кенни перевернулся на спину, потянулся, и гнев Эммы мгновенно канул в водовороте непонятных чувств. Она посвятила свою жизнь защите детей, а этот человек был олицетворением всего, что она ненавидела.

Отвращение к собственной слабости было так велико, что Эмма поежилась. Подумать только, как близко она подошла к краю пропасти, едва не позволив ему совратить себя!

Кенни вышел из бассейна, поискал глазами полотенце, но, очевидно, вспомнив, что Шелби завернула в него сына, стряхнул воду ладонями. Следя за его неспешными грациозными движениями, Эмма пришла в ярость. И хотя смутно сознавала, что дела Кенни не должны ее касаться, все же никак не могла объяснить противоречивые эмоции, захлестнувшие ее. Гнев, злость и ужасное, удушливое разочарование терзали ее. Почему он оказался не тем, за кого она его принимала?

Эмма не помнила, как оказалась рядом.

Она совершенно не намеревалась этого делать. Даже не сознавала, что произойдет в следующий момент. Но рука ее, словно по собственной воле, поднялась и с треском опустилась на его щеку.

И Эмма как бы издалека увидела, что его голова дернулась, а капли воды полетели во все стороны. На челюсти Кенни расплывалось красное пятно. В желудке Эммы все перевернулось.

— Что это на тебя нашло! — прогремел Кенни и, выругавшись, уставился на нее потемневшими глазами.

Ноги Эммы подкосились. Ей не следовало бить его. Ни за что. Опять она полезла, куда ее не просили, и уж тем более не имела права выносить приговор. Глаза Кенни опасно сверкнули.

— Я бы швырнул вас в этот бассейн, но поскольку на вас купальник, какой в этом смысл?

Эмма немного опомнилась и, в свою очередь, бросилась в атаку:

— Вы отвратительны!

На скулах Кенни заходили желваки, руки сжались в кулаки.

— А, черт!

И не успела Эмма оглянуться, как оказалась в самом глубоком месте бассейна. Она с головой ушла под воду, но тут же вынырнула, отплевываясь. Но не успела ничего предпринять, как Кенни моментально устремился к дому. Трусливо бросает ее, в точности как своего чудесного малыша.

— Да что вы за человек?! — крикнула она вслед. — Разве настоящий мужчина способен оставить собственного ребенка?

Кенни застыл как вкопанный. Медленно обернулся.

— О чем вы?

Рядом с Эммой всплыла шляпа. Эмма схватила ее и вылила воду.

— Быть мужчиной означает не только спустить сперму в чье-то лоно и потом отделываться солидными чеками. Нужно…

— Спустить…

Тут Эмма окончательно взбесилась и принялась грести к другому концу бассейна, но намокшая накидка затрудняла движения. Едва добравшись до лесенки, она вновь потеряла шляпу, но теперь ее вел праведный гнев и она не могла остановиться.

— Такое прекрасное дитя! Как вы…

— Идиотка!

Он стоял в самом центре газона, и солнце зажигало в его мокрых волосах черные огни. Ноги широко расставлены, на коже сверкают капельки воды, а вид такой, словно ой готов удушить ее на месте.

— Это прекрасное дитя — мой брат!

У Эммы замерло сердце. Его брат! О Гос… она и в самом деле идиотка.

— Кенни!

Но он уже отвернулся.

Эмма выбралась из воды и с тоской провожала его взглядом. Да что это с ней? С ней, всегда гордившейся тем, что никого не судит и не выносит приговор! Разбирая школьные споры, она старалась выслушать обе стороны, но тут как с цепи сорвалась. Нет, нужно немедленно извиниться перед Кенни. Остается надеяться, что он смилостивится и простит ее.

Стараясь оттянуть время, она приняла душ и переоделась. И только потом, в надежде, что Кенни немного остыл, Эмма отправилась на поиски, но обнаружила, что Кенни успел исчезнуть. Из конюшни пропала Шедоу, и, приглядевшись, она заметила одинокого всадника, удалявшегося от ранчо.

Патрик к тому времени выбрался из лаборатории и пригласил Эмму поехать с ним в город за покупками. Она с радостью согласилась, решив, что купит какой-нибудь подарок Кенни в знак признания своей вины. Но к тому времени, как они оказались в Уайнете, поняла, что ни самый дорогой одеколон, ни книга не смогут загладить оскорбления.

Когда они вернулись, Шедоу была на месте, но Кенни по-прежнему отсутствовал.

— Он, вероятно, в спортивном зале, — пояснил Патрик, когда она осведомилась, где хозяин.

— Тренируется?

— Что-то в этом роде.

Она спросила, где это, и поднялась на второй этаж. Дверь была полуоткрыта. Взявшись за ручку, она ощутила, что мгновенно вспотели ладони, и вытерла их о шорты.

Кенни работал на гребном тренажере — или по крайней мере лениво двигал веслами. Услышав ее шаги, он поднял взгляд и сразу помрачнел.

— Что вам надо?

— Я хотела попросить прощения.

— Ничего из этого не выйдет!

Он встал и отодвинул ногой валявшийся на полу сотовый телефон.

— Кенни, мне очень жаль. В самом деле.

Не обращая внимания на Эмму, он опустился на пол и принялся отжиматься. Нужно отдать ему должное, он был в прекрасной форме, но, казалось, не прилагал к этому никаких усилий.

— У меня не было никаких прав совать нос в чужие дела.

Кенни, не поднимая головы, усердно отжимался.

— Именно за это вы извиняетесь? За то, что лезли в мои дела?

— И за то, что дала вам пощечину. Она робко шагнула в комнату.

— О, Кенни, мне не по себе. Я в жизни никого не ударила. Никогда!

Кенни, не отвечая, продолжал свое занятие — так же лениво, как переплывал бассейн. До Эммы донесся слабый запах мужского пота… хотя кожа его ничуть не блестела.

Вид полуобнаженной атлетической фигуры неодолимо притягивал ее, не давая сосредоточиться. Но Эмма, упрямо тряхнув головой, попыталась продолжить покаянную речь:

— Не знаю, что на меня нашло. Я так расстроилась… так разочаровалась в вас. Какое-то минутное умопомрачение.

Кенни стиснул челюсти и, не глядя на нее, бросил:

— Пощечину я еще мог бы простить, но разве в ней суть?

— Тогда в…

— Исчезните отсюда, да побыстрее. Сейчас я видеть вас не могу.

Эмма отчаянно старалась придумать, чем оправдаться, Но мозги, как видно, отказывались действовать.

— Ладно. Вы правы. Я понимаю. — Она попятилась к двери, несчастная и донельзя пристыженная. — Мне в самом деле ужасно жаль.

Темп его движений чуть ускорился.

— Вы сожалеете вовсе не о том, но сами этого не понимаете. А теперь проваливайте ко всем чертям! И если хотите доложить Франческе о том, как бессердечно с вами обошлись, валяйте, я не стану возражать.

— Я ничего не собираюсь говорить Франческе.

Она снова направилась к выходу, но вдруг обернулась. Ей просто необходимо знать!

— Если вы прощаете меня за то, что я набросилась на вас, в чем же моя главная вина?

— Не верю, что вы настолько несообразительны.

Он ни на секунду не прерывал упражнений. И ничуть не вспотел! Мускулы ходили под кожей, как хорошо смазанные поршни.

— Очевидно, вы слишком высокого мнения обо мне. Так в чем же дело?

— Как насчет того печального обстоятельства, что женщина, которую я считал своим другом, уверена, будто я подлая, грязная тварь, готовая бросить своего ребенка?

— Мы познакомились только три дня назад! — вырвалось у Эммы. — Согласитесь, что у меня не было времени узнать вас как следует.

Он исподлобья бросил на нее взгляд, удивительным образом сочетающий удивление и возмущение.

— Вы достаточно хорошо знаете меня, чтобы сообразить, что на такое я не способен.

Он тяжело дышал, но скорее от гнева, чем от физического напряжения.

— Но, Кенни, ваша мачеха так молода! Ей, по-моему, и тридцати нет. Мне в голову не пришло…

— Ничего не желаю больше слышать! Еще раз повторяю: убирайтесь, да поскорее! Я обещал Шелби, что привезу вас к ней на ужин, и сдержу слово, хотя совершенно не желаю находиться в вашем обществе. Считайте, что нашей дружбе конец.

До этой минуты Эмма не сознавала, что их отношения можно назвать дружбой, но сейчас ее охватило чувство горькой потери. Словно она лишилась чего-то бесконечно дорогого.

 

Глава 10

Вечером, по дороге в дом отца, Кенни был безукоризненно вежлив, не подшучивал над ней, не пытался поддеть, ни разу не покритиковал. Очевидно, она все-таки задела его за живое. Но откуда ей было знать, что чувство чести настолько важно для человека, совсем недавно выдававшего себя за жиголо?

Она так углубилась в невеселые мысли, что очнулась, только когда машина свернула на извилистую подъездную аллею, разрезавшую идеально ухоженные газоны. Впереди показалось огромное здание в мавританском стиле, из розового песчаника с причудливыми трубами. Подъехав ближе, она заметила, что в доме арочные окна, а покрыт он черепицей. Огромный мозаичный фонтан у парадного крыльца придавал строению вид дворца халифа из сказок «Тысячи и одной ночи».

— Моя мать хотела чего-то необыкновенного, — учтиво заметил Кенни, выключая двигатель. Эмма ожидала услышать банальную остроту насчет султана и его гарема, но Кенни не произнес больше ни слова.

Едва она вышла из машины, как вечерний холодок пробрался под ярко-желтое креповое платье, которое Эмма выбрала для сегодняшнего вечера. Ткань была усеяна алыми маками, а рукава три четверти прикрывали татуировку.

«Беддингтон одобрил бы мой туалет», — мрачно подумала она. Но Эмма просто не могла оскорбить семью Кенни, появившись в более легкомысленном виде. Кроме того, соглядатая герцога вряд ли пустят в частное владение.

Настроение Эммы окончательно испортилось при воспоминании о том, что день снова прошел впустую и она ничем не сумела запятнать свое честное имя.

Они направились к резным, окованным медью дверям. Дом показался Эмме впечатляющим и экзотичным, но не слишком уютным, и она невольно сравнивала его с приветливым ранчо Кенни. Интересно, каково было ему расти здесь, играя роль маленького султана, и терпеть обожание матери и безразличие отца?

Кенни пропустил ее вперед, и Эмма оказалась в выложенном изразцами холле, обставленном в стиле загородного английского поместья. На высоком столе красовалась парочка фарфоровых дрезденских статуэток, стены украшали английские пейзажи. Общее впечатление было довольно приятным, хотя убранство странно контрастировало с восточной архитектурой дома.

Сверху сбежала Тори, одетая в зеленовато-желтое платье-кафтан, поверх которого была натянута черная футболка.

— Добро пожаловать в Марракенг-на-Эйвоне, леди Эмма, — приветствовала она, чмокнув Кенни в щеку. — Привет, братец. Молодожены уже ждут на террасе. Сегодня мы ужинаем на свежем воздухе.

— Повезло.

Эмма проследовала за Кенни и Тори через гостиную с высокими потолками, уставленную мебелью восемнадцатого века, со стенами, обтянутыми индийским набивным коленкором, увешанными фотографиями в серебряных рамках и гравюрами со сценами охоты. Резные двери с мозаичными инкрустациями вели на тенистую террасу с узорным полом из красного кирпича и бордюром из голубых и розовых изразцов. Банкетки с изогнутыми подлокотниками были встроены в гладко оштукатуренные стены и завалены подушками в цветастых наволочках. Большой стол с кафельной столешницей и медной лампой в центре был накрыт к ужину. На дальнем конце стоял детский манеж, в котором барахтался темноволосый малыш. Увидев Кенни, он весело замахал ручонками и приветственно загукал.

— Здорово, сынок!

Эмма без всяких пояснений поняла, что перед ней отец Кенни — настолько они были похожи, — все еще красивый и моложавый, но черты лица грубее, а густые волосы прошиты сединой. Чересчур радушное приветствие и слишком широкая улыбка говорили о неуверенности в себе. Он выступил вперед, чтобы обнять сына, и Эмма заметила, как непроизвольно напрягся Кенни. Хотя он не уклонился от объятий, но никак не отреагировал на ласку.

Яснее ясного, что Кенни не простил родителю былого равнодушия.

Эмма неожиданно остро ощутила, как отчаянно и безуспешно тот добивается прощения сына.

Кенни постарался побыстрее высвободиться и, поспешно отступив, направился к манежу.

— Как поживаешь, младший братик? — спросил он, подбрасывая мальчика.

Действительно ли он подчеркнул последнее слово или Эмме это только показалось?

Питер восторженно завизжал. В этот момент на террасе появилась Шелби, в белых леггинсах и просторном лимонно-зеленом хлопчатобумажном кардигане с треугольным вырезом. Она выглядела так молодо, что казалась младшей дочерью мистера Тревелера.

— Леди Эмма, какая честь ужинать с вами! Не знаю, говорил ли вам Кенни, но я просто помешана на всем английском. У меня огромная коллекция книг о принцессе Ди, и если хотите, я вам покажу. Кстати, никто не познакомил вас с моим мужем Уорреном?

Муж приветствовал Эмму теплой улыбкой:

— Леди Эмма, рад встрече с вами.

— Просто Эмма. Спасибо, что пригласили меня.

— Вы оказали нам огромную честь, — снова вмешалась Шелби, показывая на банкетку. — Расскажите, как проходит ваша поездка. Мы с Уорреном обожаем Лондон, верно, Уоррен? Вы живете далеко от столицы?

Эмма объяснила, что школа находится в нескольких часах езды от города, в Уорвикшире, терпеливо ответила на бесчисленные вопросы Шелби относительно цели ее путешествия. Не успела она опомниться, как Шелби засыпала ее. историями о своем пешем походе по Англии после окончания колледжа и курсовой работе по творчеству Д. X. Лоуренса .

Пока Шелби весело трещала, Тори стояла в стороне, время от времени поднося к губам бокал с вином и не сводя напряженного взгляда с Кенни и Питера. Уоррен, со своей стороны, предоставлял жене болтать и с видимым удовольствием попивал бурбон.

Шелби, казавшаяся пухленькой белокурой хорошенькой куколкой в этой компании темноволосых полубогов, неожиданно накинулась на Тори, стоило той закурить:

— Немедленно погаси! Ты ведь знаешь, я не позволяю курить в присутствии Питера.

— Но мы на воздухе, и он на другом конце террасы. Я не подхожу к нему.

— Это верно, стараешься держаться как можно дальше.

Обида затуманила ясный взор Шелби, и Эмма вспомнила, как Тори случайно обронила, что не может иметь детей. Неужели поэтому она так вызывающе ведет себя? Чтобы скрыть боль и неуверенность?

— Уоррен, леди Эмме нечего пить, — заметила Шелби.

— Что вы хотите, леди Эмма?

— Что-нибудь послабее.

Уоррен подошел к бару, встроенному в стену террасы, и преувеличенно сердечно обратился к сыну:

— Кенни, а как насчет тебя? Я специально запасся этими слюнтяйскими красными винами, которые ты предпочитаешь.

— Я сам себе налью, чуть позже, — откликнулся Кенни, не потрудившись даже повернуться. Вместо этого он посадил Питера себе на плечо и, держа его за ручонки, пошел к ближайшему оливковому дереву, чтобы показать белочку, взобравшуюся на вершину.

Тори грациозно уселась на банкетку и скрестила стройные ножки.

— Итак, что вы думаете о матушке Шелби, леди Эмма? — Она нервно запустила пальцы в жесткие локоны и откинулась на пеструю подушку. — Я-то знаю, что вы умираете от любопытства, но слишком хорошо воспитаны, чтобы пуститься в расспросы. Шелби двадцать семь, ровно на тридцать один год моложе нашего папочки и на год младше меня. Ну разве не омерзительно?

— Тори, ты могла бы по крайней мере подождать, пока Питера не уложат, — вмешался Кенни. Но Тори, словно не слыша, продолжила:

— Папуля обрюхатил ее почти полтора года назад, так что им пришлось пожениться.

Уоррен усмехнулся, словно услышал забавную шутку, но Шелби оцепенела.

— Простите Тори ее грубость, леди Эмма. Она считает, что мои отношения с Уорреном каким-то образом угрожают ее спокойному существованию.

— Ошибаешься, мне всего лишь противно видеть вас вдвоем, — отрезала Тори.

— Довольно, девочки, — мягко упрекнул Уоррен, словно давно привык к семейным перепалкам. Он снова отхлебнул виски и пояснил: — Шелби была для Тори кем-то вроде младшей сестренки в женском университетском землячестве. Много лет они считались лучшими подругами, хотя сейчас в это трудно поверить. Они даже жили в одной квартире… в краткие периоды между браками Тори.

— Я была замужем всего дважды, — отпарировала Тори. — Судя по твоим словам, можно подумать, что я меняла мужей как перчатки. Кроме того, первый брак не продлился и полугода, так что он вообще не считается.

— Ты заставила меня купить то ужасное розово-сиреневатое платье подружки, — вспомнила Шелби, — так что все считается.

Тори пустила колечко дыма.

— Да, и поскольку все знают, что Кенни вынул тебя из этого платья еще до полуночи, оно было не таким уж противным.

Эмма села прямее. Сегодняшняя серия «Далласа» оказалась более захватывающей, чем она ожидала. Только сейчас для нее дошло, что одного лишь знакомства с семейством Тревелеров достаточно, чтобы Беддингтон усомнился в безупречности ее репутации. Кенни тяжело вздохнул.

— Я вовсе не вынимал ее из платья, и тебе это известно.

Он поцеловал Питера в макушку и усадил в манеж.

— Неужели все это должно повторяться каждый раз, когда мы собираемся вместе?

— Оставь их в покое, — посоветовал Уоррен. — Это часть семейного ритуала. Тори сухо усмехнулась:

— Не правда ли, было бы забавно, если бы и Кенни сделал тебе ребеночка, матушка Шелби? Представляешь, как бы это скрепило связь поколений?

— Это слишком подло даже для тебя, — вспылил Кенни. — Немедленно затихни, Тори. Я не шучу. Шелби и я встречались всего однажды. Поцеловались у двери на прощание, вот и все.

— Французским поцелуем?

— Не помню, — пробурчал Кенни.

— А я помню, — вставила Шелби, одарив Тори снисходительным взглядом. — Но не скажу.

Кенни направился к бару.

— Дом, милый дом, — хмыкнул Уоррен. — Верно, сынок?

— Как тебе будет угодно.

«Ролекс» на запястье Уоррена ярко блеснул, когда тот поднял стакан.

— Я слышал, что ты и Тед Бодин соревновались сегодня. Говорят, ты обыграл его на три удара.

— Он дважды промахнулся. Неплохо поиграли.

— Клянусь, что прикончу этого сукина сына Бодина, дай только до него добраться. Будь я на твоем месте, давно бы уже натравил на него адвокатов.

Эмма мигом сообразила, что он имел в виду отнюдь не Теда.

— Я сам все улажу, — отозвался Кенни.

— До «Мастерз» осталась какая-то неделя! Всякий хоть сколько-нибудь приличный игрок рвется в Огасту, один Кенни Тревелер сидит дома! Нельзя допустить, чтобы Бодену это сошло с рук! Все, что от тебя требуется, — позвонить Кросли. Он лучший адвокат штата и сказал мне…

— Я ведь просил тебя не лезть в это дело, верно? — холодно процедил Кенни.

Уоррен немедленно завял и плотно сжал губы. Эмма почти ощутила, как он внутренне съежился. Тори раскинулась на банкетке.

— Умираю от голода. Если мы немедленно не сядем за стол, я звоню в ресторан и заказываю пиццу.

Словно услышав ее слова, в дверях появилась горничная с большим подносом, уставленным салатницами. Шелби поднялась и принялась рассаживать гостей. Не успел Кенни шагнуть к столу, как Питер жалобно захныкал и протянул к нему ручонки.

— Оставь его, — отмахнулся Уоррен. — Только зря балуешь.

— Для чего и существуют старшие братья, верно, Пети? — улыбнулся Кенни, поднимая мальчика.

— Невозможно избаловать ребенка, лишний раз взяв его на руки. Зря ты, Уоррен, — упрекнула мужа Шелби. — Сколько раз твердить, что я не похожа на твою первую жену и Питер не вырастет никчемным и ленивым, как Кенни, так что нечего тревожиться. Кроме того, во всех книжках по воспитанию говорится, что, если не удовлетворять их насущные потребности в детстве, придется дорого заплатить в отрочестве.

Уоррен с некоторым раздражением, не скрывавшим, однако, нежности к чересчур молодой жене, возразил:

— Думаю, что знаю о воспитании детей немного больше, чем ты, дорогая.

— Это видно по результатам, — огрызнулась она.

— Не в бровь, а в глаз, старина, — язвительно поддакнул Кенни, устраивая Питера поудобнее.

Горничная поставила пять тарелок дорогого фарфора с салатом из латука, кусочков авокадо и ломтиков спелой груши, посыпанных тертым сытом горгонцола. Шелби отобрала сына у Кенни и попыталась усадить на высокий стульчик, но малыш принялся вертеться, поэтому Кенни снова взял его на колени и, стряхнув сыр с груши, протянул ломтик Питеру. Тот немедленно принялся мусолить грушу, а Кенни приступил к салату, не обращая внимания на сыпавшиеся ему на брюки крошки.

Шелби донимала Эмму расспросами о ее великосветских связях, знакомствах и родственниках, о королевский семье, но тут в разговор влезла Тори с рассказом о путешествии по Европе, предпринятом вместе с мачехой несколько лет назад. Обе наперебой выкладывали занятные истории и, похоже, на некоторое время забыли о смертельной вражде.

За салатом последовали седло ягненка с душистыми травами и жареный картофель. Кенни с отцом принялись обсуждать программное обеспечение, разрабатываемое «ТКС», и Эмма заметила, что Уоррен старается использовать самые простые термины, словно Кенни не вполне понимает, о чем идет речь, хотя тот, казалось, не испытывал ни малейших затруднений.

Шелби перегнулась через Эмму, чтобы вытереть подбородок Питеру.

— Не понимаю, почему ты не выносишь Декса, Тори. Все от него в восторге.

— Кроме меня, — бросил Кенни.

Тори послала ему благодарный взгляд.

Уоррен бросил на тарелку только что намазанную маслом булочку. Пусть он не знал, как вести себя с сыном, но когда речь шла о дочери, мгновенно преображался. И сейчас перед ней предстал собранный, волевой, непреклонный человек, зримое воплощение понятия «удачливый бизнесмен».

— Твои чувства в данной ситуации не имеют никакого значения. Два раза я позволил тебе выйти замуж по твоему выбору, а теперь пора постараться ради семьи. Декс — порядочный человек, не та шваль, с которой ты имеешь привычку связываться. И притом на редкость способный специалист, который поможет удержать «ТКС» на плаву.

— Я не выйду за Декстера О’Коннора только для того, чтобы ты смог заполучить очередного вундеркинда — электронное чудо.

— В таком случае придется содержать страусовую ферму самостоятельно, принцесса, потому что больше я пальцем о палец не ударю.

Что-то в голосе Уоррена убедило Эмму: тот не шутит. И кажется, Тори тоже это поняла. Хотя Уоррен любил дочь, терпению его, как видно, пришел конец. К сожалению, Тори и Эмма попали в одинаково неприятное положение. Трудно не посочувствовать Тори, но что, если Уоррен делает дочери огромное одолжение, заставляя ее встать наконец на ноги и начать самостоятельную жизнь?

Тори, похоже, решила замять неприятную тему и временно отступить. Пригубив вина, она обратилась к Эмме:

— Итак, вы с Кенни завтра едете в Остин?

— Не уверена, — пробормотала Эмма, старательно избегая смотреть на Кенни.

Тори мгновенно сообразила, что между братом и англичанкой не все ладно.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала она.

— О чем вы?

— Оба вы как-то странно себя ведете сегодня. Слишком официально держитесь, словно один из вас видеть другого не может, хотя не пойму, кто именно.

— Я, — произнес Кенни. Вилка Тори замерла в воздухе.

— А что она сделала?

— Не хочу позорить ее, упоминая об этом вслух, — коротко ответил Кенни, отодвигая тарелку подальше от Питера.

— Так, это уже серьезно. Может, вы просветите нас, леди Эмма?

— Небольшая размолвка. Вернее, недоразумение, в котором виновата я.

— Небольшая? Скорее, огромная, — усмехнулась Шелби. — Кенни трудно вывести из себя.

— Неужели?

Эмма судорожно-тыкана вилкой в мясо. Обида и тоскливо-сосущее чувство, которому не было названия, заставили ее забыть о прославленной британской сдержанности.

— А по-моему, он возненавидел меня с первого взгляда и даже не трудился это скрывать.

— Ничего подобного! — взорвался Кенни.

— Так оно и было.

Окружающие с недоумением уставились на нее, но сознание несправедливости так больно ранило, что Эмме было уже все равно.

— Вы постоянно ныли и жаловались, не соизволили даже чемодан у меня взять, все время выказывали недовольство тем, как я держу зонтик, хожу и говорю. Считаете меня слишком консервативной и даже мужчиной в юбке. Отказались принять извинения по самому ничтожному поводу, из-за обычного недопонимания. Вам даже не нравится, как я танцую!

— Вы все время пытаетесь вести!

— А кто установил правило, что только мужчинам полагается вести в танце?

Остальные молча слушали перепалку, только Питер смеялся и пускал пузыри. Эмма наконец пришла в себя, с ужасом огляделась и, покраснев от стыда, отложила вилку.

— Я просто не так истолковала слова Шелби сегодня утром, — объяснила она, стараясь сохранить достоинство. — Поэтому и обиделась на Кенни, а он мне не может этого простить.

Все, кроме Кенни, продолжали взирать на нее с интересом. Он же продолжал хмуриться-.

— Леди Эмма выразила свою обиду тем, что дала мне по физиономии, — нехотя пояснил Кенни.

— О Господи! — ошеломленно прошептала Тори, открыв от изумления рот.

— Не может быть! — воскликнула Шелби, вытаращив глаза.

Кенни уничтожающе посмотрел на Эмму.

— Дело совсем не в пощечине, и она это знает.

— Расскажите, что на вас нашло, — попросила Тори. — Прости, Кенни, но я уверена, что без причины она не набросилась бы на тебя.

— Спасибо за поддержку, — презрительно фыркнул Кенни.

— Ну…

Годами вдалбливаемые правила хорошего тона и чувство собственного достоинства боролись с желанием защитить себя. Но тут она вспомнила, что эти люди без зазрения совести выносят сор из избы у нее на глазах и не стесняются выворачивать всю подноготную. С волками жить…

— Судя по словам Шелби… — Она запнулась, чувствуя, что теряет решимость, и, передернув плечами, добавила: — Я ошибочно предположила, что Питер — ребенок Кенни, которого тот бросил.

— Ого! — ахнула Тори.

Шелби явно была шокирована, и даже Уоррена ее исповедь, казалось, ошарашила.

— Ни один мужчина в нашей семье не сделал бы ничего подобного!

Только сейчас до Эммы дошло, что Тревелеры руководствуются весьма оригинальным моральным кодексом. Очевидно, для Кенни вполне естественно прикидываться жиголо, для Тори — менять мужей и жить на деньги отца, а для Уоррена — жениться на женщине едва ли не вдвое моложе, наградив ее перед этим ребенком, но вполне естественная ошибка Эммы, постороннего человека, их поразила.

— Шелби назвала Питера заброшенным ребенком, — горячо возразила Эмма. — И сказала, что Кенни отказывается от ответственности перед собственной плотью и кровью. Кроме того, Питер похож на Кенни как две капли воды, не так ли? Что же еще я должна была подумать?

— Достаточно логичное заключение для человека, который не слишком хорошо тебя знает, — согласилась Тори.

— Она прекрасно меня знает, — заупрямился Кенни.

— Нет, — возразила Эмма. — Мы познакомились три дня назад, и, кроме того, он всего-навсего мой водитель.

Уоррен изумленно поднял брови, но Кенни только пожал плечами.

Шелби все это время молчала, но внезапно взорвалась, словно кто-то поджег под ней порох.

— Питер действительно точная твоя копия, Кенни, ваши детские фотографии не различить! Вы словно две горошины в стручке, и от этого мне еще горше! Это твой единственный брат, Кенни Тревелер, а ты поворачиваешься к нему спиной!

Кенни едва успел выхватить у малыша столовый нож.

— Это неправда. Я никогда не отрекался от Питера.

Но Шелби уже сорвалась с цепи.

— Ты ленив и безответствен. Не ходишь в церковь. Шатаешься по всей стране, отказываешься встречаться с приличными девушками, с которыми я тебя знакомила, раздаешь деньги торговцам наркотиками, и в мыслях не держишь остепениться. Если это не пренебрежение собственным братом, тогда что?

Эмма не успевала следить за ходом ее мыслей, но, пока старалась разобраться в путаной речи, Шелби начала задыхаться.

— Твоему отцу пятьдесят восемь! Он неправильно питается! Мало двигается! В любую минуту с ним может случиться инфаркт, и я останусь вдовой. И если что-то произойдет со мной, Питер будет один на всем свете. — Лицо ее некрасиво сморщилось. — Вы, конечно, считаете меня дурочкой, потому что никто из вас не знает, каково это — быть матерью.

Тори раздраженно вскочила и направилась к бару.

— В жизни не думала, что смогу любить кого-то так сильно, как Питера, и не вынесу мысли о том, что мой мальчик осиротеет.

— Он не останется одинок, — заметил Кенни сквозь зубы, так преувеличенно-терпеливо, что Эмме показалось, будто они не раз возвращались к этой теме. — Прежде всего шансы, что вы оба покинете эту землю раньше времени, — самые минимальные…

— И не убеждай меня. Такое нередко случается.

— И я уже говорил, что буду ему опекуном.

— Какой из тебя опекун? Я по ночам не сплю от тревоги. Даже работы не имеешь! Постоянно ввязываешься в потасовки и путаешься со всякими стервами! — Она осеклась и бросила на Эмму извиняющийся взгляд. — Я не вас имела в виду.

— Спасибо.

Эмма неожиданно сообразила, что никто не упомянул имя Тори в качестве возможного опекуна. Странно…

— Ты ведь согласен со мной, правда, Уоррен? — обратилась Шелби к мужу.

— Я еще не стою одной ногой в могиле, но трудно представить Кенни чьим-либо опекуном.

Эмма на мгновение застыла, но тут же вызывающе вскинула подбородок. Пусть это не ее дело, молчать нет мочи!

— Кенни кому угодно будет идеальным защитником!

Ответом было недоуменное молчание. Эмма растерянно моргнула, не понимая, что на нее нашло. Но она должна высказаться!

— Даже мне очевидно, что он заботится о Питере, а Питер его обожает. Шелби, мне понятно ваше беспокойство, но, как педагог, должна заявить, что оно совершенно беспочвенно. Достаточно раз увидеть Кенни и Питера вместе, чтобы понять: лучшего друга и покровителя для маленького ребенка не найти.

Все посмотрели на Питера, сосредоточенно слюнявившего большой палец Кенни.

Шелби сосредоточенно свела брови.

— Но только утром вы были уверены, что Кенни его покинул. Не слишком ли быстро вы меняете мнения?

— Теперь я узнала его лучше, — просто ответила Эмма.

Впервые с их ссоры во взгляде Кенни, который взглянул на нее, было что-то иное, кроме ледяной вежливости. Уголки его губ слегка приподнялись в неуверенной улыбке. Он уже хотел сказать что-то, но тут снова вмешалась Шелби:

— Питер нуждается и в материнской заботе. Что, если Кенни женится на ком-то вроде этой дряни Джилли Бредфорд?

Вернувшаяся с винным бокалом в руке Тори, как ни странно, поддержала Шелби:

— Никак не пойму, Кенни, что ты в ней нашел? Единственное, чем она может похвастаться, — так это лифчик полноты "Д", а это не так и много.

— У нее есть кое-что другое, — отбивался Кенни. — В отличие от вас и ваших подружек ее ай-кью выражается трехзначной цифрой.

— Какая несправедливость! — возопила Шелби. — Ты ухаживал за моей соседкой по комнате, Кати Тиммс, и я отчетливо припоминаю, что она была членом «Фи-бета-каппа» . Или «Фи-эм»?

— «Фи-эм», — кивнула Тори, усаживаясь. — Кроме того, ты гулял со старшей сестрой Бренди Картер, а Бренди изучала высшую математику. Помнишь, Шел? Она вечно ныла насчет своих трудностей.

— Ты уверена, что это была математика? — озабоченно осведомилась Шелби. — По-моему, это был класс по домоводству, и ей приходилось составлять семейный бюджет.

Кенни беспомощно воздел руки к небу.

— Вы, конечно, не поверите, леди Эмма, но у этих двух особ имеются дипломы колледжа!

Тори хихикнула и щелкнула брата по носу.

— Ты даже не обделил вниманием Дебби Барто.

— Неправда, эта была ее кузина Мегги, — вступилась Шелби.

— Да, но родная кровь не водица, и Дебби в сообразительности не откажешь, — вставила Тори. Глаза ее сверкали. — Помнишь, Шел? Какой бы продукт ты ни назвала, она всегда в точности знала, сколько в нем калорий.

— Видите, леди Эмма, — вздохнул Кенни, — эта интеллектуальная беседа достаточно ясно показывает, почему весь мир смеется над уроженками Техаса, Остается только извиниться перед вами и заверить, что не все наши желтые розы так очаровательно безмозглы.

— Ничего, все в порядке, — отозвалась Эмма, — хотя, боюсь, в переводе их речи несколько проигрывают. Я не все поняла.

— Считайте, что вам повезло.

Но Тори даже не подумала обидеться.

— Рычи сколько хочешь, братец, но клянусь, ты и понятия не имеешь, сколько калорий в шоколадном торте.

— Зачем мне это?

Тори послала ему торжествующий взгляд.

— В таком случае я советую тебе не думать так уж плохо об интеллекте техасских женщин.

 

Глава 11

Было еще совсем рано, около девяти вечера, и витрина аптеки-закусочной ярко светилась. Кенни оставил машину на диагональной стоянке в двух шагах от входной двери.

— Я на минуту. Шнурки на любимых туфлях для гольфа лопнули. Нужно заменить.

— Я пойду с вами. Нужно купить фотопленку.

Хотя взаимная напряженность значительно ослабла, Кенни почти не открывал рта на обратном пути, а Эмма, справедливо полагая, что извинилась первая и следующий шаг за ним, не собиралась пресмыкаться.

Очутившись внутри, Кенни немедленно направился в глубь помещения, а Эмма подошла к полке с пленкой. Несмотря на то что уже стемнело, в аптеке было не протолкнуться. Эмма уже хотела было взять яркую коробочку, но заметила того плотного мужчину, что следил за ней в «Раустэбаут». Их взгляды на секунду встретились, но он тут же отвернулся.

Сердце Эммы учащенно забилось. Как жаль, что она в таком скромном платье! Но до нее тут же дошло, что сегодняшний день пройдет не зря, если действовать решительно и быстро.

Верный пес Беддингтона делал вид, что изучает ряды баночек с кремом от загара. Эмма, не дав себе времени задуматься, схватилась за тележку и ринулась в ближайший проход. Швырнула в тележку какую-то книгу и завернула за угол. Машинально обежала глазами флакончики с шампунем и, выбрав один, захватила с собой. Дальше — больше, и вскоре колеса едва не отваливались под грудой покупок. Здоровяк огляделся и направился к кассе. Нужно опередить его, чтобы он успел хорошенько рассмотреть ее приобретения.

Эмма едва не перевернула тележку, торопясь обогнать шпиона. Слегка запыхавшись, она остановилась перед кассиршей, туповатого вида девицей, щеголявшей темно-коричневой губной помадой. Скорее почувствовав, чем увидев, что соглядатай стоит за спиной, Эмма начала разгружать тележку, так, чтобы каждый предмет оказался на виду. Кассирша начала считывать цены электронным датчиком, но, заметив, что именно держит в руках, с любопытством вытаращилась на Эмму. Та, хоть и с большим трудом, сохраняла хладнокровие.

— И добавьте, пожалуйста, пачку «Кэмела», — попросила она, вытягивая с прилавка бульварную газету, на обложке которой был изображен Элвис Пресли, целующий принцессу Диану.

— И еще это.

Кассирша потянулась за сигаретами, а Эмма искоса взглянула на незнакомца. Тот пялился на ее покупки. Эмма дрожащими пальцами вытянула из бумажника кредитную карту. Неужели удача ей наконец улыбнулась? Скорее всего этого вполне достаточно, чтобы Беддингтон понял, какую ужасную ошибку едва не совершил.

Кассир подбила итог, и Эмма отошла в сторону, чтобы подождать Кенни. Здоровяк купил крем от загара и покинул магазин. Посмотрев ему вслед, она заметила, что он помедлил у входа, потом пересек улицу. Эмма готова была дать голову на отсечение, что он притаился в тени и не думает уезжать.

Подбежавший Кенни торопливо заплатил за шнурки.

— Простите, что так долго. Продавцу пришлось порыться на складе, чтобы найти нужную длину. — И, увидев раздутую пластиковую сумку, немного удивился: — Похоже, вы скупили всю пленку.

— Мне понадобилось кое-что еще, — пояснила Эмма, поскорее стягивая горловину сумки, чтобы он не заглянул внутрь, и прижала пакет к себе. Кенни пожал плечами и шагнул к порогу.

Выйдя на улицу, Эмма огляделась в поисках темно-зеленого «тауруса», но вдоль обочины стояло множество машин, а она опасалась проявлять излишнее любопытство. И все же она знала: ищейка где-то здесь, а это означало, что судьба предоставляет ей великолепный шанс.

Ну же!

Повернувшись, она бросилась на шею Кенни. Застигнутый врасплох, бедняга отшатнулся и врезался спиной в кирпичную стену, отделявшую аптеку от химчистки. Пропустив мимо ушей приглушенный вопль боли, она прижалась к нему, стукнув при этом мешком по ноге, и впилась губами в его рот.

Кенни безуспешно пытался вырваться, и глухо мычал, стараясь освободиться:

— Какого черта вы вытворяете?

— Целую вас, — пробормотала Эмма, почти не отрывая губ, и призывно вильнула бедрами. — Обнимите же меня.

— А что это вы так ерзаете?

— Извиваюсь.

— Что?!

Он поднял было голову, но Эмма вцепилась в его волосы и удержала нЈ месте. Их зубы столкнулись.

— Притворитесь, что целуете меня.

— Снова приказы, Эмма?

Она почувствовала, как сжались его челюсти, и поняла, что ее привычка командовать в очередной раз сослужила плохую службу. Ну почему ее прямота постоянно ей вредит? Сейчас он оттолкнет ее, и тогда… ну нет, она ему не позволит!

Эмма обмякла в его руках, приоткрыла губы и вложила в поцелуй все, все, что так долго копилось в ней, но оставалось невостребованным.

Шли секунды. О Боже…

Он действительно неглуп! Мгновенно понял, что ей нужно.

Его руки жгли ей спину. Рот чуть смягчился, губы раздвинулись и…

Его язык шевельнулся, скользнул внутрь, и она мгновенно забыла о верзиле и необходимости вести себя вызывающе. Мир пошатнулся, земля разверзлась и поглотила Эмму.

Сознание того, что она всю жизнь умирала от голода и вдруг попала на пир, озарило ее. Она хотела ощутить его губы везде: на груди, на талии, между ног… Да-да, именно там! Жаждала, чтобы он любил ее, наполнил собой. Желала почувствовать вес его тела, придавившего ее к земле, испытать нежность и жестокость его ласк.

Они издавали странные звуки, похожие на рычание. Земные, грубые. Его плоть набухала и твердела, готовая пронзить ее, и она хотела его так сильно, что едва не всхлипнула от облегчения, когда он стиснул ее ягодицы.

Не прерывая поцелуя, Кенни повернул Эмму так, что теперь она прижалась спиной к стене, и загородил ее собой от посторонних взглядов. Его рука прокралась ей под платье и легла на бедро. Слава Богу, она не надела сегодня чулок!

Сильные пальцы погладили внутреннюю сторону ее бедра. Эмма бесстыдно расставила ноги, приглашая его в то местечко, где ему надлежало быть. Он сразу понял, что ей надо. Горячая рука проникла внутрь, сжала, погладила…

Тишину расколол пронзительный автомобильный гудок.

Кенни отдернул руку и отскочил. Эмма обессиленно прислонилась к стене. Оба тяжело дышали. Кенни нервно пригладил волосы.

— Черт!

При виде его обозленного лица из Эммы словно воздух выпустили. Как он может вести себя так после всего, что между ними было?

Он схватил ее за локоть и бесцеремонно потащил к машине. Чудесный поцелуй был забыт, растоптан…

— И не смейте больше меня провоцировать!

Эмме следовало бы ответить ударом на удар, но она была слишком обескуражена, чтобы найти подходящие слова. Кенни втолкнул ее в машину и, все еще кипя гневом, сел за руль.

— Мы едва не сделали это! Прямо посредине главной улицы Уайнета!

«Кадиллак» рванулся с места со скоростью ракеты.

— Еще пара секунд — и ваша юбка была бы задрана до талии, а мои штаны — расстегнуты, и не пытайтесь этого отрицать! Черт возьми, Эмма! Я еще вчера объяснял, что готов на все, лишь бы вернуться на поле, но вам это в одно ухо влетело, а в другое вылетело! Или вы забыли, что мы находимся в родном городе президента, где каждая собака его знает?

Эмма промолчала. Кенни вырулил на автостраду.

— К завтрашнему утру он узнал бы все, до мельчайших подробностей: как я лапал драгоценную девственную подружку его жены, да еще на глазах у всех. На случай, если вы чего-то недопоняли, повторяю: это не самый лучший способ восстановить мою репутацию спортсмена с твердыми моральными принципами.

— Не смейте орать на меня!

Возможно, то, что она не повысила голоса, заставило Кенни взглянуть на нее пристальнее. Он мгновенно остыл и тяжело вздохнул:

— Ладно, понимаю, тут не только ваша вина. Я мог бы отстраниться. Должен был. Но, дьявол, Эмма, я мужчина, а этот твой рот…

— Я уже наслышалась о том, что совершенно невыносима, слишком властная и люблю отдавать приказы. Если в присутствии такой мужеподобной особы, как я, вы не чувствуете себя мужчиной, придется смириться. Мне себя не переделать.

Кенни явно растерялся.

— Я имел в виду вовсе не ваше вечное стремление к лидерству. Речь шла о вашем… не важно. Знай я раньше, что неодолимо притягиваю вас… мы могли бы решить этот вопрос наедине и в более подходящем месте.

Он в самом деле неодолимо притягивал ее… но ничего, кроме бед, это не сулило.

— При чем тут ваши личные качества? Просто вы единственный, кто оказался под рукой. Человек Беддин-ггона следил за мной, и мне нужно было выкинуть что-нибудь скандальное.

— За вами действительно следят?

— Я же говорила, что так будет. Прошлой ночью он торчал в «Раустэбауте».

— Как он выглядит?

— Этакий толстяк с круглой головой и редкими соломенными волосами. По-моему, водит темно-зеленый «таурус». Вы его знаете?

Кенни долго пристально изучал ее.

— Возможно.

— Кенни, у меня осталось только десять дней до возвращения в Англию.

— Это мне хорошо известно.

Свет фар встречного автомобиля мазнул по его лицу.

— Итак, меня нагло использовали?

— По чистой необходимости, — оправдывалась Эмма и, чтобы сохранить лицо, повторила: — Кроме вас, никого рядом не оказалось.

Кенни раздраженно крутанул рулевое колесо.

— И предупреждаю: не вздумайте заигрывать с Декстером или Тедом Бодином, слышите? Я серьезно, Эмма. Прочь руки от этих мужчин.

— История моей жизни, — пробормотала она.

— И что это означает?

— Ничего. — Она была готова откусить себе язык и поэтому быстро сменила тему: — Я с таким наслаждением наблюдала сегодня за Питером! Он никого не замечал, кроме вас.

— Просто есть не хотел, иначе немедленно бы вцепился в мать.

Кенни сбросил скорость, готовясь свернуть на дорогу, ведущую к ранчо.

— Должен признаться, что благодарен вам. Вы здорово защищали меня перед Шелби, не говоря уже о том, что сумели со всеми поладить. И поэтому решил простить вас.

— Ура, — сухо пробурчала Эмма. Автомобиль покатил по длинной аллее. Кенни повернул голову:

— Собираетесь разыгрывать недотрогу?

— Может быть.

— Признаюсь, утром я слишком разгорячился. Следовало бы принять в расчет ваши сердечные порывы благодетеля человечества, особенно когда вы дали мне пощечину. Вы оскорбили мои чувства, вот и все.

— Представьте, я прекрасно вас понимаю, — многозначительно кивнула Эмма.

Кенни завел машину в гараж, примыкавший к дому.

— Если намекаете, что это я вас обидел, зря стараетесь. Мы оба знаем: это невозможно. Впрочем, вам до лампочки мое доброе мнение о вас.

— Верно, — обронила она, только чтобы позлить его. Но удар не попал в цель, и Кенни, ухмыльнувшись, схватил с ее колен пластиковый пакет.

— Я внесу это в дом.

— Нет, я…

Но Кенни уже шагнул на крыльцо, и Эмме пришлось поспешить следом за ним, на кухню.

Свет, оставленный Патриком, бросал мягкие отблески на мебель и яркие картины на стенах, но Эмма, не знавшая, под каким предлогом отобрать пакет, ни на что не обращала внимания. Кенни уже подошел к кухонному столу, когда Эмма с досадой заметила, что ручки пакета разошлись. Кенни небрежно уронил его на стол, и часть содержимого высыпалась.

— Интересно, что это у нас?

Эмма рванулась вперед, но он уже рассматривал небольшой тюбик.

— Мазь от геморроя? Это немного больше, чем я хотел узнать о вас, леди Эмма.

— Я… у меня нет никакого… Немедленно отдайте! Не обращая на нее внимания, он потянулся к книге в мягкой обложке.

«Искусство любви». Ничего себе! А это что?

— Нет!

Она попыталась было отнять пластиковую бутылочку, но Кенни ловко увернулся.

— Отдайте мне…

Кенни поднял бутылочку повыше, чтобы она не смогла дотянуться, и прочел этикетку.

— Господи, кто бы мог представить, что высокородная дама, истинная аристократка, страдает от вшей?

— Сезонная напасть, — выдавила она.

Кенни отодвинул пачку сигарет, бульварную газетенку, тест для определения беременности и захватил горсть ярких коробочек.

— «Услада Шейха», «Троянские рифленые», «Рамзес экстра», «Сверхтонкие классные»… Угу. Теперь я знаю, к кому обратиться, если мне понадобится резинка. — Он высыпал презервативы на стол и отодвинул пакетик с веревкой для сушки белья. — Об этом я даже спрашивать боюсь.

В пакете оставался всего один предмет. Хоть бы он не заметил его! Хоть бы…

— И что же мы имеем? — Кенни поднял баллончик. — Вагинальный увлажнитель. — Брови его грозно сошлись. — А это на кой дьявол?!

Лицо Эммы загорелось пламенем.

— Понятия… понятия не имею. Наверное, специально для…

— Это уже предел всему! Достаточно и того, что весь город уверен, будто я сплю с морально угнетенной, вшивой, страдающей геморроем иностранкой, которая обожает, чтобы ее привязывали к кровати, и к тому же, вероятно, беременной, хотя… поскольку она скупила все презервативы в городе… кто ее знает… Но я не позволю, слышите, Эмма, не позволю, чтобы всякий думал, будто моя женщина нуждается в вагинальном увлажнителе!

— Это было… — Эмма судорожно сглотнула и попыталась говорить как можно спокойнее: — Это был неразумный порыв.

Кенни фыркнул.

— Я же говорила, что человек Хью следил за мной. Он вошел в аптеку, вот я и скупила всю эту чушь.

— Он был в аптеке?

— И видел все! — восторженно выпалила Эмма. — Думаю, я своего добилась, особенно после того, что мы вытворяли на улице! Понимаю, вам это не слишком нравится, но даю слово все объяснить Франческе при следующем разговоре. Беддингтон на стенку полезет, когда все узнает, и думаю, что не позже завтрашнего утра наша помолвка будет расторгнута.

— Так вот в чем заключается ваш грандиозный план! Убедить герцога, что мы не вылезаем из постели?

— Ну… не совсем так. Первоначальный замысел был немного иным. Но приходится работать с тем материалом, что подвернулся под руку.

— И подвернулся именно я, не так ли? Кенни перекинул увлажнитель из правой руки в левую и задумчиво нахмурился.

— Эмма, по-моему, вы слишком все усложняете. Неужели нельзя просто позвонить и сказать, что вы не выйдете за него? Отвратительно, что вы безропотно позволяете ему распоряжаться вами!

— Не могу, Кенни. Если он обозлится, непременно закроет «Святую Гертруду». Нужно действовать осмотрительно.

— Осмотрительно?! — Кенни покачал головой. — Да, ничего не скажешь, вы действительно придали новое значение старой песне, именуемой верностью идеалам и своей школе.

— Это не просто школа. Это…

— Да-да, слышал. Ваш дом. И простите меня, если скажу, что подобные сантименты довольно жалки, хотя после того, что вы наблюдали за сегодняшним ужином, боюсь, не имею права об этом говорить.

— Питер — просто чудо, — поколебавшись, промямлила Эмма.

— Я уже заказал пару клабов с железными головками, специально для него. Лежат, поджидают, пока он станет достаточно взрослым, чтобы их поднять.

— Уверена, что ему понравится! Особенно если рядом будете вы!

Оба замолчали. За окном стояла глубокая ночь, и в доме царила тишина. Взгляд Кенни упал на ее губы, и Эмма вспомнила их поцелуй, который длился, казалось, бесконечно… Интересно, чувствует ли Кенни то же самое?

— Пойду, поплаваю, — резко бросил он. — Увидимся завтра.

Он шагнул было к двери, но сунул ей в руку тюбик увлажнителя.

— Вам, пожалуй, лучше сохранить это, если окончательно рехнетесь и вознамеритесь перепихнуться с Декстером О'Коннором.

И исчез, прежде чем она успела ответить.

Тори стояла во внутреннем дворике и курила. Последняя сигарета на сегодняшний день. Она все время твердила себе, что обязательно завяжет и на этот раз так и будет. Вот только жизнь немного наладится, и она никогда не притронется к табаку.

Наверху, в комнате Питера, мелькнул свет. Должно быть, Шелби пришла посмотреть на сына.

Сердце Тори сжалось от зависти. Питер — само совершенство! Настоящий ангелочек. Она страстно любила малыша и все же не могла выносить его вида. Только раз Шелби упомянула о том, что хочет сделать опекуншей Тори, — и то сразу после рождения Питера. Тори постаралась, чтобы это вопрос больше не поднимался.

Дверь, ведущая в дом, открылась. Тори подняла глаза, ожидая увидеть отца, но на пороге возник Декстер.

— Какого дьявола тебе тут нужно?

— Уоррен впустил. Меня приглашали к ужину, но я задержался на деловой встрече.

Шелби даже не упоминала о Декстере! Очередное предательство…

Декстер сунул руки в карманы и уставился на небо. Тори учуяла запах его одеколона, свежий и чистый, как ночной воздух.

— Что за чудесная ночь! — В голосе Декстера звучало нечто, похожее на благоговение, словно он столкнулся с чем-то неземным, магическим. Волшебным.

Тори приказала себе не оглядываться, ни в коем случае не проверять, чего она лишается.

Вместо этого она скрестила руки на груди и обожгла Декстера злобным взглядом.

— Меня тошнит от тебя, Декстер. Слава Богу, в нашей стране еще можно найти защиту у закона от таких вот типов! Не смей меня преследовать!

— Положим, это трудно назвать преследованием, Виктория. Я не знал, что вечером ты окажешься в «Раустэбауге». А сегодня меня пригласили.

— По-видимому, я не совсем ясно выразилась. Объясняю: ты мне не нравишься, и я не желаю ни видеться с тобой, ни говорить.

— Позволь заметить, что ты недостаточно хорошо знаешь меня, а поэтому ни о какой неприязни не может быть и речи. Знаешь, если бы ты нашла в себе силы преодолеть страх, решение проблемы было бы куда легче и быстрее.

— Страх? Чтобы я боялась такого жлоба? Ты себе льстишь!

— Не будь ты насмерть перепугана, сама рвалась бы все обсудить и найти какой-то компромисс.

Он прав, прав как никогда, но будь она проклята, если признает это!

— Нам не о чем говорить. Я не собираюсь выходить за тебя, вот и все. Чего тут еще рассусоливать?

Декстер снова поглядел на небо и склонил голову, словно хотел рассмотреть звезды под другим углом. Тори невольно восхитилась чеканной линией его профиля. Широкой лоб, правильной формы нос и рот, который нельзя было охарактеризовать иначе как волнующе-чувственный. Неожиданное открытие окончательно взбесило Тори.

— Хочешь знать мое мнение? По-моему, ты сам все это состряпал. Жаждешь меня, но понимаешь, что я и носа не поверну в сторону такого олуха, поэтому и уговорил своего отца осуществить эту кретинскую задумку.

— Ты действительно так считаешь? — несколько удивился Декстер.

— Чертовски верно, приятель!

— Забавно.

Пока он направлялся к банкетке, Тори украдкой изучала его плечи, распиравшие помятую сорочку. Не такие уж широкие, но довольно мускулистые.

Декстер обернулся, и у нее возникло престранное ощущение, что он способен читать ее мысли.

— Честно говоря, идея принадлежала твоему отцу.

— Ну да, как же! — фыркнула она. Декстер сунул руки в карманы, натягивая ткань слаксов на плоском животе.

— Чтобы ты так не воображала, я не испытываю недостатка в дамском обществе. — Он плюхнулся на банкетку и вытянул ноги. — Что же до моего отца… — Кажется, его глаза весело сверкнули… нет, это невозможно! Всему свету известно, что у этого вундеркинда напрочь отсутствует чувство юмора! — Если уж быть до конца откровенным, он далеко не в восторге от тебя. Но слияние компаний для него важнее всего, а Уоррен ясно дал понять, что иного способа получить его согласия нет.

Тори задохнулась от негодования.

— Лжешь, скотина! Неужели воображаешь, будто я поверю, что это идея моего отца?!

И снова этот подозрительный блеск в его глазах. Окажись на его месте любой другой, Тори голову готова была прозакладывать, что он над ней подсмеивается.

— Очевидно, ему не терпится от тебя избавиться.

У нее руки чесались вцепиться ему в глотку, но она не двигалась, окаменев от потрясения. Как он может так нагло заявлять, что за всей этой мерзостью стоит ее отец? Это его папаша всем заправляет! Иначе просто быть не может!

— Если бы ты и твой брат набрались терпения потолковать прошлой ночью, — тихо добавил он, — я бы мог все объяснить.

Проклятое сердце так колотилось, что Тори едва удерживалась от желания прижать руку к груди, чтобы оно не выскочило.

— Папа в жизни не предложил бы такой постыдной сделки. Не знаю, почему ты продолжаешь врать. Ведь мне достаточно спросить его.

— Надеюсь, так ты и поступишь. Убедишься, что именно Уоррен тебя шантажирует, а я — тот самый выкуп, который он требует за слияние двух компаний. Если мой отец хочет, чтобы все прошло гладко, то он обязан меня сдать.

— Выкуп… — Слезы невыносимо раздражали веки. — Слушай ты, слизняк! Да женитьба на мне будет единственным светлым пятном в твоем гнусном существовании.

— Да? — немного поразмыслив, удивился Декстер. — По-моему, весьма спорное утверждение. Правда, ты настоящая красавица, но при этом, прости, и стерва редкостная.

Тори попыталась осознать ужасный факт, что Декстер О'Коннор, величайший кретин во всем Уайнете, не хочет ее, но так и не смогла.

— Вовсе нет!

— У тебя за плечами два неудачных брака, — напомнил он. — У твоей семьи весьма сомнительная репутация. Ты ругаешься и дерешься, как мужчина. Уверен, что сумела бы обставить меня в любом виде спорта. Кроме того, ты куришь, чего я не перевариваю, хотя убежден: это верный признак того, как мало ты себя уважаешь. — Он помолчал, и с какой-то непонятной нежностью добавил: — И в довершение всего ты, кажется, не способна иметь детей.

Тори отшатнулась, будто получила пощечину.

— Поганец! — прошипела она. — Кто тебе донес? Декстер поднялся и шагнул к ней.

— Уайнет — маленький город.

— Пошел вон!

— Я не хотел тебя обидеть, — пояснил он тоном, в котором звучало что-то подозрительно похожее на жалость. — Но не люблю ходить вокруг да около, поэтому и считаю нужным сказать тебе, что очень хочу детей.

Тори каким-то чудом удержалась от слез. Она не доставит удовольствия этому подонку!

— В таком случае хорошо, что ты не женишься на мне, потому что я бесплодна, как Сахара, сукин ты сын!

— А твой отец утверждает обратное. Заявил, что медики не видят причин, по которым ты не смогла бы зачать ребенка. Шелби считает, что твой организм отвергает нестоящих мужиков. Маловероятно, но кто знает?

Тори с трудом выталкивала слова из пересохшего горла.

— Они обсуждали это с тобой?

— Можно сказать, такой вопрос возникал.

Тори съежилась от унижения и боли. Шелби когда-то была ее лучшей подругой. Что же до отца… она любила его, считала единственным надежным якорем в море мрака. Но потом Шелби принялась бесстыдно заигрывать с Уорреном, пока не соблазнила его и не отодвинула Тори на второй план. Теперь отец пожелал окончательно отделаться от дочери, чтобы больше внимания уделять новой семье. Какая грустная ирония заключается в том, что ее единственным другом и опорой стал Кенни, когда-то мучитель и ужас всей ее жизни.

Она растерялась было, но гордость взяла верх.

— Для человека, которому сама мысль о женитьбе на мне отвратительна, ты навел слишком подробные справки.

— Я ничего не говорил насчет отвращения. Наоборот, все дело в том, что меня неодолимо тянет к тебе.

Его неожиданное признание стало чем-то вроде целебного бальзама, пролившегося на открытые раны. Вполне достаточно, чтобы воспрянуть духом. Тори презрительно скривила рот и фыркнула:

— Вот это новость!

— Со мной творится нечто странное, — улыбнулся он. — Я не терплю насилия, но, едва Тед заметил, что неплохо бы кому-то отделать тебя хорошенько, все время представляю, как ты лежишь у меня на коленях попкой вверх.

Тори мгновенно бросило в жар. Не хватало еще, чтобы…

— Одетая? — ехидно осведомилась она. Декстер, казалось, призадумался.

— В широкой юбке, закинутой на голову. Трусики висят на щиколотке.

Кровь Тори мигом превратилась в жидкое пламя, и она с ужасом осознала, что самый большой болван в Уайнете, штат Техас, только что сумел завести ее, да как! Господи, да она должна бы полезть на стенку от возмущения, а вместо этого растерялась, словно дурочка провинциальная! Но нельзя же показывать ему, что он сумел ее переиграть!

— И что же дальше, Декс? Собираешься жениться на мне или нет?

— Не уверен. Скорее всего нет. С другой стороны, очень трудно устоять перед твоим притяжением. Однако я не выношу, когда мной пытаются манипулировать.

— Наконец-то мы хоть в чем-то согласны.

— Видишь ли, я мог бы разъяснить тебе это с самого начала, не пытайся ты подойти к вопросу с точки зрения эмоций. Я предпочитаю логику.

— Прекрасно, мистер Логик, так что же ты решил?

— Все очень просто. Именно это я и пытался растолковать тебе прошлой ночью. Нам нужно как можно больше времени проводить вместе. Никто из нас не сумеет переубедить твоего отца, если станем шарахаться друг от друга и не приложим ни малейших усилий поладить.

— Но как мы можем поладить, если у нас нет ничего общего?

— Ты забываешь о чувственном влечении.

— Говори за себя! Для меня ты хуже жабы. Декстер недоуменно уставился на свою руку.

— Просто невероятно: моя ладонь в самом деле чешется, да еще как! В жизни не думал, что воспылаю желанием отшлепать женщину!

И снова этот легкий озноб возбуждения! Может, Декстер не такой уж зануда, как она воображала?

— Попробуй! Боюсь, кроме тебя, понадобится целый полк спецназовцев, чтобы со мной сладить!

— Я сильнее, чем выгляжу, Виктория.

— Да прекратишь ты меня так называть?

— А ты бросишь курить?

— Нет!

— Прекрасно… Виктория.

Что-то словно лопнуло у нее внутри, и она кинулась на него. Просто не справилась с собой. Он держался так самодовольно, снисходительно и высокомерно, что ей хотелось расквасить ему нос и расцарапать физиономию. Но Тори удовольствовалась тем, что попыталась впечатать его в стену.

К несчастью, Декс даже не шевельнулся, и она вдруг поняла, что справиться с ним вовсе не так легко, как ей представлялось. Декс одним движением поймал ее запястья. Тори посмотрела в серые с зелеными крапинками глаза и вдруг с неудовольствием осознала, что ее оборона, казавшаяся такой надежной, только сейчас была прорвана. Эта ужасная мысль парализовала ее.

Она очнулась, когда сообразила, что он вот-вот ее поцелует. Сотни мужчин добивались того же, но ее удивляло другое. Поразительное всего, что она сама хотела этого.

Веки Тори медленно опустились. Их тела впечатались друг в друга. Она почувствовала, как его твердый, словно каменный, торс прижался к ее груди. Его губы коснулись ее щеки. Тори подняла подбородок.

— Не могу дождаться этого поцелуя, — прошептал он. — Но хочу, чтобы все было, как впервые в жизни. Мы закончим начатое, когда от тебя не будет разить табаком.

Ресницы Тори взлетели вверх.

Декстер чмокнул ее в кончик носа и отстранил, будто милого, но надоедливого ребенка.

— Я высказал свое мнение насчет того, что нам следует делать. Решай сама.

И с последним взглядом на ночное небо медленно удалился.

 

Глава 12

Эмма исходила бессильным гневом и к тому времени, как закончила завтракать, весьма напоминала кипящий чайник. Кенни снова отправился тренироваться, не позаботившись предупредить ее и задолго до того, как она начала строить планы на сегодняшний день. Статья так и оставалась недописанной. Похоже, Кенни напрочь забыл, что работает на нее!

Телефон пронзительно заверещал, и Патрик немедленно окликнул ее снизу:

— Это вас! У меня сейчас инфаркт будет! Какой-то тип уверяет, что он герцог!

Наконец-то! Беддингтон прослышал о прошлой ночи и звонит, чтобы разорвать помолвку!

Эмма метнулась к противоположной стене, глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и подняла трубку.

— Доброе утро, ваша светлость.

— Эмма, дорогая, я слышал весьма неутешительные новости.

Она буквально задрожала от приятного предвкушения. Вот оно! Еще минута, и она навеки освободится от него… если повезет, конечно! И «Святая Гертруда» в безопасности!

— До меня дошли слухи, будто вы на виду у всех покупали бульварную газетенку! Весьма незначительный повод для беспокойства, признаю, но я весьма встревожен. Не представлял, что вы читаете подобный хлам!

Эмма нахмурилась. Покупка таблоида была наименее страшным из длинного списка ее преступлений. Как насчет остальных?

Она ожидала, что он перечислит все ее скандальные покупки или упомянет о ее непристойном поведении в «Роустэбауте». Ну хотя бы взбесится оттого, что Эмма целовала Кенни на виду у всех.

— Если вам так хочется читать эту ужасную дребедень, не можете ли по крайней мере попросить кого-либо покупать ее для вас?

Эмма затаила дыхание, мысленно умоляя его расспросить о тесте на беременность, презервативах и шампуне от вшей!

— Да, едва не забыл! Моя сестра передает, что нашла для вас платье, вполне подходящее для вечера по случаю оглашения помолвки. Она попросила отложить его до вашего приезда.

Эмма бессильно опустилась на высокий табурет, обитый мебельным ситцем.

— Вы что, наняли кого-то следить за мной?

— Следить? Разумеется, нет. Как вы могли подумать! Просто у меня свои источники.

— И это все, что донесли вам ваши источники? Что я купила таблоид?

— Не могу взять в толк, почему вас интересует такой вздор. Но если за вами не водится худших грехов, этот я как-нибудь вынесу. Энн, моя вторая жена, обожала «желтую» прессу.

Он извинился и что-то бросил стоявшему рядом человеку.

— Простите, Эмма, я должен идти, звонок по другой линии. И отныне помните: любой ваш поступок так или иначе отражается на моей репутации.

Он положил трубку прежде, чем Эмма попрощалась.

Горячая булочка с ежевикой, которую Эмма с таким наслаждением проглотила всего несколько минут назад, комом встала в желудке. Она рассеянно поиграла шнуром. Как получилось, что Хью пронюхал лишь про таблоид?

Эмма безуспешно попыталась собраться с мыслями. В кухню вошел Патрик, которому не терпелось узнать, что связывает ее с герцогом. Она изложила ему весьма усеченную версию, и Патрик как раз попытался вытянуть из нее побольше сведений, когда в дверях возникла Тори, в узких белых джинсах и голубой футболке. Небрежно, по последней моде собранные в копну длинные волосы водопадом рвались из-под ярко-желтой заколки. Она усердию работала челюстями, перемалывая жвачку.

— Эй, леди Эмма, хватит мечтать! Нам пора!

— Мы куда-то собрались?

— Урок вождения.

Тори выплюнула жвачку в ведро для мусора и немедленно сунула в рот очередную пластинку.

— Не имею ни малейшего желания учиться водить.

— Знаю, но придется.

— Но, Тори…

— Поднимайте задницу, ваша милость. Моя королевская колесница ждет. Или вы трусите?

— Конечно, трушу! Иначе почему все эти годы я не садилась за руль?

— Все, что от вас требуется, — проехать туда и обратно по дорожке. С этим вы справитесь?

— Возможно, но не вижу смысла…

— Всегда есть смысл плюнуть в глаза дьяволу. Зеленые глаза Тори вызывающе вспыхнули. Патрик взял Эмму за руку и поднял с табурета.

— Делайте, как она говорит, леди Эмма. Жизнь и без того слишком коротка, чтобы тратить ее на всякие фобии.

У Эммы хватило бы сил справиться с одним, но не с двумя, к тому же она боялась показаться совершенно никчемной и безвольной.

— Ладно, — нехотя выдавила она. — Взад-вперед по дорожке, и все.

Разумеется, этим дело не кончилось. После получасового урока Тори каким-то образом сумела вытащить ее на шоссе, заверив, что в это время дня движение там совершенно никакое.

У Эммы вспотели ладони и футболка на спине совершенно промокла. Вцепившись в баранку, она пыталась выбросить из памяти тот страшный день, когда ей было десять и ярко-желтый грузовик угрожающе надвигался на их машину.

Она подобралась ближе к разделительной линии и дернула рулевое колесо.

— Расслабьтесь, — велела Тори, — иначе пальцы судорогой сведет.

— Да перестаньте вы щелкать жвачкой!

— Черт, ну и капризная же вы! Да к тому же маленько с прибабахом! Кстати, в этой стране правостороннее движение, если успели заметить.

— О Боже!

Эмма отчаянно крутанула руль вправо, но неловко вписалась в поворот, и шины все-таки проехались по гравию. Наконец ей удалось перестроиться в нужный ряд.

— Вам следовало сразу мне сказать! Я думала, сейчас сознание потеряю!

— Дышите глубже.

— Поверить не могу, что вы вовлекли меня в такую авантюру! О, Тори, сзади грузовик!

— Если не будете жать на тормоза, стало быть, не о чем волноваться.

— Почему вы творите это со мной?

— Решила бросить курить, и поэтому мне требуется отвлечься. Доводить кого-то до умопомрачения — не такая уж плохая идея, как по-вашему? — Тори злобно насупилась. — И я бросаю курить не для какого-то… а исключительно ради себя. Так что, если кто-нибудь станет в вашем присутствии комментировать мой поступок, прошу послать его ко всем чертям! Пусть не сует носа в чужие дела!

— Я больше не могу! Немедленно останавливаюсь.

— В городе есть закусочная. Там и причалим.

— В городе?! Ни за что!

— Теперь, когда вы преодолели неприятную тенденцию рулить против движения и ехать не по той стороне, все идет как нельзя лучше.

— У меня… у меня нет прав.

— Я скорешилась со всеми здешними копами. Не о чем беспокоиться.

— Я не волнуюсь, а умираю от страха.

— Мы обе еще живы, а это уже кое-что.

Каким-то образом Эмма ухитрилась доползти до города и припарковаться на большой стоянке у закусочной. Она выключила зажигание и, испытывая облегчение, прислонилась к спинке сиденья. Тори широко улыбнулась.

— Горды собой?

Эмма хмуро воззрилась на нее.

— Да ну, бросьте! Признайтесь, вы сделали то, на что не считали себя способной.

Теперь, когда сердце постепенно стало биться ровнее, а дыхание успокоилось, Эмма сообразила, что, кажется, в самом деле немного гордится. Неумение водить машину последнее время так сильно ей мешало! Правда, ее искусство и сейчас далеко от совершенства.

— Еще бы мне не быть счастливой! По крайней мере мы все еще живы, — буркнула она.

— Пойдемте, — рассмеялась Тори, — куплю вам кофе, чтобы было чем отпраздновать!

В зале закусочной «У Джимми» под потолком бегал игрушечный поезд. Хромированные стулья стояли вокруг столиков, покрытых клеенкой в бело-черную клетку, над головами вертелись лопасти больших вентиляторов. На грифельной доске у входа красовалось сегодняшнее меню: жареные цыплята, свиные отбивные, тушеная окра с марковью и зеленым салатом. Эмме не хотелось, чтобы дети видели ЭТО, и она, попросив у женщины за прилавком мел, старательно исправила ошибку. Тори радостно завопила и обняла ее.

Они сели за столик, на котором стояли бутылочки с соусами и пряностями. На стене напротив висела картина, изображающая петуха и красный фонарь. Когда поезд промчался над их головами, Эмма заметила, что на каждом вагоне красовалась крошечная эмблема какой-нибудь местной фирмы.

Тори пила кофе, принесенный официанткой, а Эмма ожидала чая, обдумывая разговор с Веллингтоном. Почему тот верзила не рассказал всего, что видел? Что за недотепу нанял Хью?

— Доброе утро, леди, — приветствовал Дек-стер, подходя к столу. Сегодня на нем была не голубая, а желтая сорочка, по-прежнему мятая, в которой он выглядел симпатично-взъерошенным, чуть рассеянным и ужасно милым. Эмма улыбнулась ему:

— Привет, Декстер.

— Эмма, Виктория, рад вас видеть.

— Для тебя она леди Эмма! — вызверилась Тори. Но Декс невозмутимо поднял брови.

— Вижу, твоя позиция осталась неизменной. Можешь и дальше действовать в том же духе. Только не забудь заказать подвенечное платье.

Эмма ожидала, что Тори набросится на него, но вместо этого та усилием воли постаралась взять себя в руки и даже сухо улыбнуться Декстеру.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Если леди Эмма не против, можешь присоединиться к нам.

Декс улыбнулся и сел с противоположной стороны стола.

— Вы не работаете сегодня? — с деланной вежливостью осведомилась Тори.

— Уже иду. Последние недели мне приходилось трудиться допоздна, и я решил немного отдохнуть. А вы чем занимались?

— Я давала леди Эмме урок вождения.

— Вы не водите машину? — удивился Декстер.

— Теперь водит, — ответила за Эмму Тори.

— Только очень милосердный человек может назвать вождением то, что я вытворяла, — заверила Эмма и, весело подсмеиваясь над собой, описала их поездку в город. Но вместо того чтобы посмеяться, Декстер всячески ободрял ее. Эмма снова подумала, какой он прекрасный человек. Неужели союз между Тори и Декстером действительно настолько уж невероятен, как считают окружающие? Оба умны, привлекательны, у каждого есть то, что необходимо другому. Конечно, постоянство и надежность Декстера с годами могут превратиться в элементарное занудство, но Тори необходим в жизни крепкий якорь.

Беседа перешла на другие темы, и постепенно Тори немного разговорилась и оживилась, и Эмме показалось даже, что ей нравится общество Декса. Но все пошло прахом, когда Эмма совершила роковую ошибку, упомянув о том, что Тори бросила курить. Та немедленно помрачнела и уставила палец в грудь Декстера.

— Я целую вечность собиралась это сделать. К тебе это не имеет никакого отношения. Усек?

Декс невозмутимо пожал плечами:

— Естественно.

Игнорируя упершийся в его рубашку, покрытый французским лаком ноготь, он повернулся к Эмме и осведомился о планах на день.

Не сводя взгляда с Тори, Эмма объяснила, что собиралась поехать в Остин.

— Хотела провести несколько часов в библиотеке техасского университета. Но Кенни, похоже, куда-то испарился.

— Буду счастлив отвезти вас, — предложил Декс.

— Разве вам не нужно работать?

— Наш главный офис в Остине, а мне нужно кое с кем повидаться. Пока вы поработаете в библиотеке, я все успею.

— В таком случае с удовольствием. Вы не возражаете, Тори?

— С чего бы? — скривилась Тори.

Было, однако, видно, что она расстроилась, и Эмма замялась, не зная, как поступить. Но, вспомнив про урок вождения, решила, что не ей одной плевать в глаза дьяволу! Сестрице Кенни полезно узнать, что не все находят Декстера столь уж отталкивающим.

— Превосходно. Записная книжка у меня в сумочке, так что я готова.

Она поблагодарила Тори за урок и позволила Декстеру ее увести. Тори, потемнев, как туча, смотрела им вслед. Вот и хорошо! Может, заговорят друг друга до смерти!

Но тут она увидела в окне Теда Бодина. Он подошел к Декстеру и Эмме, и все трое принялись весело болтать о чем-то. И не успела она опомниться, как Тед тоже взобрался в «ауди» Декса и машина умчалась. Без нее.

— Хочешь еще кофе, Тори? — окликнула от стойки Мэри Кейт Плин.

— О, нет. Спасибо.

Тори откинулась на спинку стула, думая, как ей нравится леди Эмма. Все же никто не назвал бы ее сногсшибательной. Но как получилось, что она окрутила сразу Теда и Декса, а Тори Тревелер, бесспорно, самая красивая женщина в городе, брошена? Оставлена, как ненужная рухлядь?

Тори сжала губы, уставилась на пустую кружку и постаралась списать все неудачи на плохое настроение и неудовлетворенную потребность в никотине.

— То есть как это Эмма уехала в Остин с Дексом? — взбешенно прошипел Кенни.

Тори вышла из бассейна и обернула полотенцем три лоскутка аметистового нейлона, сходившие у нее за купальник.

— Тед тоже с ними отправился.

— Это что-то меняет?

— Почему ты делаешь из мухи слона? Взрослые люди поехали по делам…

— Не верю, что ты не сумела остановить ее. И могла хотя бы тоже отправиться туда, присмотреть за ней! Почему ты этого не сделала?

— Потому что меня не пригласили! Кроме того, вряд ли леди Эмма нуждается в присмотре.

— Это ты так считаешь!

Кенни рванулся к столу и схватил стакан чая со льдом, приготовленный Патриком. Домоправитель оценивающе посмотрел на него.

— Чай сдобрен соком плода страсти. Может, тебе следует выпить что-то другое? Не хочешь же ты окончательно потерять голову!

Кенни проигнорировал намек. Он-то знал точно, почему Эмма не подумала пригласить Тори. Решила избавиться от соперницы. Не хотела конкуренции. Вряд ли она покусится на Теда, зная, чей он сын, но вот к Декстеру эту дамочку влекло с самого начала. Он подступил к сестре.

— Послушай меня! Декстер твой жених, и я требую, чтобы ты держала его подальше от Эммы!

— Да что ты говоришь? — возмутилась Тори, так энергично тряхнув волосами, что брызги разлетелись в разные стороны. — Черт возьми, Кенни, ты ревнуешь!

И тут Кенни словно с цепи сорвался:

— Ревную? Да ты спятила! Просто Эмма, в ее теперешнем состоянии, настоящая сексуальная чума! Что-то вроде тигрицы в постели, и к тому же положила глаз на Декстера. С ее внешностью и все такое… я имею в виду ее рот… не важно… главное в том, что если она вобьет себе в голову поиметь его… много времени ей не понадобится, а для Декстера это просто фатально.

— Сексуальная чума? — повторила Тори, хлопая глазами.

— Поскольку ты женщина, тебе такого не понять, но даю слово, это чистая правда.

— Зато я не женщина, — вмешался Патрик, — и думаю, ты просто сбрендил.

Кенни не стал унижаться, доказывая очевидное.

— Вам обоим придется поверить мне на слово. Эмма — одна из женщин, рожденных с… Дело в том, что стоит нормальному мужчине увидеть ее, все, о чем он способен думать… э-э-э… ее губы и…

— Эмма?! — потрясение охнула Тори. Патрик от смеха схватился за живот.

— Возможно, мы имеем в виду разных особ? Это та, у которой британский акцент? Хороший аппетит? Мурлыкает мелодии из «Короля-Льва», когда думает, что никто ее не слышит?

Кенни раздраженно стиснул зубы.

— Так и знал, что вы, тупицы, меня не поймете. Не знаю, зачем я вообще старался! Поэтому, дорогая сестрица, постарайся держать Декстера на расстоянии от Эммы, вот и все, чего я требую!

И с этими словами он ринулся к машине. Кенни и сам не знал, куда едет: лишь бы убраться подальше от насмешек Тори и Патрика.

Тори посмотрела вслед несущемуся «кадиллаку» и растерянно обернулась к Патрику:

— Что все это значит?

Патрик уныло сдвинул солнечные очки на макушку.

— Похоже, у меня появился серьезный соперник в борьбе за симпатии Кеннета.

— Десятью минутами раньше я поклялась бы, что ты бредишь, но сейчас… Мне очень нравится Эмма, но, боюсь, Кенни — ей не по зубам. Они играют в разных лигах. Все равно что сосватать Белоснежку и… и Кенни Тревелера.

— Она и мне симпатична. Признаться, я ее обожаю. Но ты права: Эмма не в его вкусе. Все же должен отметить, что эта его истерика несколько сбила меня с толку. — И с глубоким трагическим вздохом добавил: — Ты и понятия не имеешь, каково быть жертвой безнадежной страсти.

Тори сочувственно кивнула. Всем, кроме Кенни, было известно, что Патрик безнадежно влюблен в своего хозяина с того момента, как тот начал размахивать кулаками в памятной драке. Тори долго жалела Патрика, пока не сообразила, что он наслаждался драмой неразделенной любви почти так же сильно, как и самой любовью.

Но все же: Кенни, мечтающий о леди Эмме? Она сознавала, насколько брат выбит из колеи своей дисквалификацией. Может, он нуждается в эмоциональной отключке, некоем способе отвлечься от проблем и именно поэтому выбрал леди Эмму? Она человек надежный, всегда рядом и идеальна в качестве подружки, поскольку не задержится здесь надолго. Благодаря их чокнутой мамаше он не видит в женщине друга и путает свои потребности в общении с сексуальными.

Тори встревоженно нахмурилась. Ей не давали покоя мысли об Эмме. Никто не способен устоять перед Кенни, особенно если тот пустит в ход свои чары, а леди Эмма при всем своем уме напрочь лишена опыта, что делает ее куда уязвимее большинства женщин. И если Кенни не опомнится и не придет в себя, сердце леди Эммы будет разбито.

Если, конечно, Декстер не зацапает ее первым.

Тори сунула в рот очередную порцию жвачки и попыталась убедить себя, что связь между Дексом и Эммой мигом решит кучу проблем. Тори будет свободна как ветер, а Эмма убережется от разрушительного обаяния Кенни. Любому понятно с первого взгляда, что Декс и Эмма — идеальная пара. Он, конечно, жлоб, но… прямо скажем, весьма сексапильный. А Эмма — просто куколка. Они созданы друг для друга. Так почему же Тори испытывает отчаяние при одной мысли об этом?

Наверное, потому, что именно в этот момент осознала нечто совершенно безумное: ей не терпится узнать Декстера поближе. Но этому не бывать, если он увлечется леди Эммой.

Кенни растянулся в шезлонге, тупо уставившись на подсвеченную воду бассейна и припав губами к бокалу с очень дорогим «Пино нуар». Часы давно пробили полночь, а Эмма так и не вернулась из Остина.

Положа руку на сердце, Кенни был далек от состояния ступора, но и трезвым его никак нельзя было назвать, что вполне его устраивало, поскольку в трезвом состоянии он был куда приятнее, а в данный момент совершенно не желал слыть ни учтивым, ни милым. Он притащился сюда, после того как привел себя в совершенно жалкое, униженное состояние, просмотрев предварительно прошлогоднюю запись своего финального раунда в турнире «Мастерз». Но и это он делал вполне сознательно, лишь для того, чтобы отвлечься от ужасной картины, то и дело возникавшей перед глазами: обнаженная Эмма в объятиях Декстера. Если бы не чертов Далли, он сейчас готовился бы к соревнованиям в Огасте, вместо того чтобы думать о голой Эмме. Его техника еще никогда не была так отточена, он устранил все шероховатости своего драйва , и интуиция подсказывала, что именно в этом году ему суждено надеть зеленую куртку чемпиона. А вместо этого он нянчится с помешанной на власти деспотической тридцатидвухлетней девственницей.

Наверху в ее спальне зажегся свет. Значит, она наконец соизволила вернуться!

Глаза Кенни зловеще сузились, словно перед молниеносным путтом под уклон.

Он, не торопясь, прикончил вино, занес бутылку на кухню. Обычно дом как бы приветствовал его, но сегодня показался далеко не столь дружелюбным.

Ковер приглушал звук шагов. Кенни поднялся по лестнице, услышал шум воды в гостевой ванной и, не позаботившись постучать, распахнул дверь.

Эмма уже придала комнате свою неповторимую атмосферу. Соломенная шляпка, украшенная вишнями, свисала с кроватного столбика, и хотя наполненная цветами ваза на комоде носила безошибочный отпечаток артистической руки Патрика, ярко-желтый чайник с полевыми цветами, которые росли у ограды пастбища, был явно принесен Эммой. Повсюду валялись открытые книги, блокноты с записками, а еще он увидел флакон с розовым лосьоном и огромную плитку шоколада «Кэдбери» с наполовину оторванной фольгой и неровно обкусанным краем.

Сброшенная одежда лежала на постели вместе с сиреневым лифчиком, затканным белыми маргаритками. Крошечные трусики с таким же узором были брошены на ковре рядом с босоножками.

С минуту посмотрев на них, Кенни прошелся по комнате, поднял лосьон и, открутив пробку, понюхал. Детский тальк, цветы и пряности. Даже в полутрезвом состоянии Кенни сумел оценить символику.

Так и не выпустив из рук флакона, он подошел к мягкому креслу, сел и с наслаждением вытянул ноги. Потом растер жидкость на ладони. На ощупь шелковистая и бесконечно женственная штука. Он поднес палец к носу, размышляя о том, как подобные вещи могут убаюкать и усыпить бдительность мужчины. Только к нему это не относится: Кенни всегда помнил о том, что мягкая бархатная лапка скрывает острые коготки и женщина вечно стремится переделать мужчину по своей мерке.

Он такой дорогой ценой завоевал право жить как хочет, что никогда не поддавался соблазну позволить женщине, особенно такой целеустремленной, вновь войти в его жизнь. В его душе всегда сохранялся некий потаенный уголок, куда он никого не допускал. Но сегодня леди Эмма каким-то образом ухитрилась проникнуть в святая святых. Неосознанно, но ухитрилась. Значит, с этим следует покончить, и как можно скорее.

Завинтив пробку, он удовлетворенно кивнул. Не только женщинам дано манипулировать мужчинами — иногда бывает наоборот. Его потребность выжить и остаться мужчиной была так велика, что он стал настоящим мастером в тонком искусстве добиваться всего, что захочет, ничего не давая в ответ.

Дверь ванной распахнулась. Эмма удивленно присвистнула и поплотнее завернулась в полотенце. Он мельком увидел порозовевшие груди, мягкие соски, влажные завитки волос внизу живота, чуть потемнее, чем те, желтовато-каштановые, которые липли к щекам. Кровь прилила к паху.

— Негодяй! — прошипела она. — Вы до смерти меня перепугали! Что вы здесь делаете?

— Немного позднее возвращение, не находите?

Сердце покатилось куда-то в пятки. Он, кажется, взбешен: чувственные губы стиснуты, фиолетовые глаза потемнели. Что же случилось за время ее отсутствия?

— Не знала, что вы станете меня дожидаться.

— Должно быть, вы забыли, что я отвечаю за вас.

— Вздор. Я сама за себя отвечаю. А теперь вам лучше уйти.

Он взвился с кресла и ошпарил ее долгим жестким взглядом.

— И что? Распростились наконец со своей драгоценностью?

Она не сразу сообразила, что Кенни имеет в виду, и едва удержалась от негодующего ответа. Однако в самую последнюю минуту обнаружила, что любопытство пересилило. Что это так разозлило его? Почему он выглядит, как средневековый инквизитор?

— Хотите знать, переспала ли я сегодня с Декстером? Именно это вас волнует?

К сожалению, ее прямота не застала его врасплох.

— Ну… на глазах у Теда это вряд ли вам удалось. Но может, вы ухитрились от него избавиться?

Что сделать в первую очередь? Надеть халат или выплеснуть воду из вазы ему в физиономию?

Она решила продлить игру еще на несколько минут:

— Мы завезли его домой часа три назад.

— И с тех пор вы оставались наедине с Декстером? Вдвоем?!

Ваза стояла слишком далеко. Эмма промаршировала к встроенному шкафу и вынула халат.

— И наслаждалась каждой проведенной с ним минутой. — Она сунула руки под халат, вытащила полотенце и туго завязала пояс. — Если у вас есть что еще сказать по этому поводу — а я сильно вам не советую, — поговорим лучше утром.

— Между вами ничего не произошло, верно?

На лице Кенни промелькнуло странное выражение. Почти… облегчения?

— Страстность его ласк превозмогалась лишь моими воплями экстаза.

Он шагнул к ней, но говорил, кажется, сам с собой. Словно бредил.

— Ну разумеется, ничего не случилось. Я так и знал. — Он с силой сжал кроватный столбик. — Но могло… и именно поэтому приказываю: ни в коем случае не смейте впредь оставаться с ним!

— Будь вы дома сегодня утром, — возразила Эмма, — я никуда бы с ним не уехала.

— Я не собирался задерживаться.

— Но я почему-то этого не знала! — воскликнула Эмма, швыряя охапку одежды на стул.

— С этого дня будете знать! С утра мы первым делом идем на площадку для гольфа, а потом я в вашем распоряжении.

— Спасибо. А теперь спокойной ночи.

Но Кенни не сдвинулся с места.

— Еще довольно рано. Пойдем поплаваем.

— Я только что приняла душ.

— Ну и что? Примете еще. Если хотите, я присоединюсь к вам. Или… знаете что? — Он осекся и уставился на ее рот. — Как насчет того, чтобы забыть о бассейне и немедленно отправиться в душ вместе?

Куда подевалось ее самообладание? Она вся дрожит.

— Куда вы клоните?

— Я думал, это очевидно. Я тревожился за вас.

— С чего это?

Кенни опустил руки.

— Мне кажется, вы не сознаете, насколько уязвимы. Даже беззащитны. Думаю, я тоже этого не понимал, иначе не поклялся бы, что между нами никогда ничего не будет.

Эмма недоуменно моргнула. Что ему все-таки нужно?

— Я не так уж уязвима.

— Ошибаетесь. Вы одержимы идеей переспать с кем угодно, и мы оба это знаем. К моему прискорбию, я сам начинаю терять сон и аппетит при мысли об этом… Вы и понятия не имеете, что творите.

— Учитывая то обстоятельство, что сейчас вы в моей спальне, — процедила Эмма, — и я почти обнажена, боюсь, что сейчас я не в том положении, чтобы спорить.

— По-моему, я единственный мужчина в мире, с кем вы в полнейшей безопасности, даже в полуобнаженном состоянии.

— Вы? Единственный?

— Именно. — Ее недоверие, казалось, раздражало его. — Только подумайте хорошенько. Вы видели меня насквозь с момента первой встречи. Знали, что я годен исключительно для секса, и не имели насчет меня никаких иллюзий. Поэтому я идеально подхожу для ваших целей.

Эмма с трудом сглотнула.

— Это правда, — признала она.

Правда, да не вся. Кенни слишком любил прибедняться. Рисовать себя в самых черных красках. Но на деле совсем не был тем подонком, каким притворялся.

Кенни удовлетворенно кивнул.

— Сегодня я принял решение не рисковать. Нужно удостовериться, что вы не свяжетесь с кем-нибудь, совершенно не подходящим.

— Вроде Декстера О’Коннора.

— Это худшее, что может быть. Во-первых, человек, ему подобный, не слишком искушен в сексе, так что ваш первый опыт вряд ли будет удачным. Во-вторых, он наверняка отвлечется на самом интересном месте и забудет натянуть презерватив. Не успеете оглянуться, как обзаведетесь маленьким болванчиком, подобием Дексте-р& да только папаша к тому времени забудет ваше имя.

Эмма расхохоталась. Кенни воображал, что хорошо знает Декстера, но, очевидно, жестоко ошибался. Интересно, как он среагирует, узнав, что его сестру, вопреки всем ее протестам, так и тянет к «олуху»? Кстати, а что предпримет Тори?

Какая ирония сознавать, что Декстер — именно тот мужчина, которого Эмма ждала всю свою жизнь, в которого всегда хотела влюбиться. Тем не менее ни разу за сегодняшний день она не поймала себя на том, что представляет, каков он без одежды.

Она с трудом оторвала взгляд от губ Кенни.

— Итак, теперь вы утверждаете, что передумали?

— Пришлось, — вздохнул Кенни, с видом самопожертвования.

— Вы слишком добры, но не стоит так уж стараться ради меня, — взъерепенилась Эмма.

— Вы не ответили на мой вопрос. Что предпочитаете: сначала поплавать или сразу идти в душ?

— Простите, что не оценила ваше бесконечно романтическое предложение.

— Не заинтересованы, значит?

— Ни чуточки.

Кенни медленно двинулся вперед.

— Означает ли это, что я вам не нравлюсь?

— Мне очень жаль.

Эмма заметила валявшиеся на полу трусики, подхватила их и сунула в карман халата. Кенни тяжело вздохнул:

— Что же, если так… я уже достаточно взрослый, чтобы смириться с откровенным отказом. Надеюсь, вы были честны со мной?

— Естественно.

— Не то что я сомневаюсь в ваших словах, но…

Он шагнул к ней, и эти неосознанно-грациозные движения напомнили Эмме о скользящих по воде масляных пятнах.

— Но чтобы окончательно увериться…

Он стоял так близко, что ткань брюк касалась халата.

— Кенни…

Он заглушил ее протесты поцелуем.

Она не сделает этого! Не спасует перед этой откровенной демонстрацией силы, которую он выдает за мужское обаяние!

И тут его язык провел по ее губам, оставляя на своем пути огненную дорожку.

Ее гнев начал понемногу остывать, особенно потому, что он не торопил ее, не настаивал, а безмолвно соглашался дать ей время. О, поистине есть что-то невыразимо чудесное в том, чтобы отвечать на поцелуи лентяя!

Ее спина уперлась в кроватный столбик как раз в ту минуту, как его рот властно овладел ее губами. Он уже хочет ее! Огромный! Напряженный! Его явное возбуждение зажгло ее, и она прижалась к нему. Рука Кенни застыла у ее шеи, готовая спуститься ниже и прикоснуться к ее груди. Эмма поспешно выгнулась навстречу ему. Но он продолжал играть с ее ртом, увлеченный поединком их языков, который продолжался до тех пор, пока Эмма не поняла, что один лишь кроватный столбик удерживает ее от падения.

Ее груди томились по ласкам его рук, но он не дотрагивался до них. Она терлась о его торс, настаивая, безмолвно умоляя, стараясь, чтобы шелк халата и ткань его рубашки задевали соски. Но он словно не понимал намеков.

Не в силах больше выносить его бездействие, Эмма уронила руки и стиснула его ягодицы, такие же твердые, как и все его тело, столь отличавшееся от ее собственного, мягкого и податливого.

Их поцелуй явно вышел из-под контроля, становясь все неукротимее. Она упивалась им. Раньше Эмма не подозревала, что способна испытывать такие безумные ощущения. Но все равно хотела большего и поэтому протиснула ладонь между их бедрами, чтобы развязать пояс халата. Кенни, не отрываясь от Эммы, толкнул ее на кровать. Но вместо того чтобы пойти дальше, продолжал поцелуй. Эмма горела. Пылала. Вибрировала. Она мурлыкала. Стонала. Умоляла.

— Кенни… пожалуйста…

Он припал к чувствительному местечку чуть пониже уха и пощекотал губами. Эмму охватил озноб. Кажется, онасейчас просто растает и растечется по всему покрывалу, прежде чем он…

НИЖЕ!

Ну отчего он не поспешит? Очевидно, нуждается в том, чтобы его расшевелили.

Поэтому Эмма собралась с силами и потянулась к молнии его слаксов. Он немедленно перекатился на нее и накрыл губами пульсирующую жилку у нее на шее.

Ее груди! Почему он не ласкает ее груди?!

Она попыталась молить его, но поняла, что слишком для этого слаба.

Кенни отыскал невероятно нежное местечко у нее на ключице, и Эммаснова охнула. Он передвинулся ниже. Наконец-то!

Но облегчение длилось недолго. Его большой палец скользнул под обшлаг халата и пощекотал запястье. Запястье! Нет, это кого хочешь с ума сведет! И это человек с репутацией прославленного любовника! Похоже, он представления не имеет о более интимных частях женского тела.

Кожа на руке покрылась мурашками, и крохотные электрические разряды били в солнечное сплетение. Но вместо того чтобы воспользоваться ее очевидным возбуждением, Кенни продолжал медлить! Да и как ему преодолеть природную лень? И как повести его в нужном направлении?

Придется забыть о стыдливости и высказать все, что у нее на уме.

 

Глава 13

— Кенни…

Смятение чувств мешало Эмме говорить, но она постаралась сосредоточиться, поскольку считала откровенность партнеров жизненно важной, и он должен понять, что у нее свои потребности.

— Мой халат, — выдавила она. — Сними его. Стащи с…

Тут кончик его языка обнаружил еще одну жилку, трепещущую на шее, и она потеряла дар речи. Прошло целое столетие, прежде чем Эмма вновь сумела собраться с мыслями.

— Коснись моей… меня… — простонала она. — Разденься и коснись моих…

Кенни отстранился и нахмурился. Губы у него распухли так же сильно, как ее собственные, а посеребренные страстью глаза напоминали ей засахаренные фиалки.

— Что-то не так?

Эмма погладила его по щеке, отдышалась и улыбнулась, давая понять, что она не критикует, а просто дает столь необходимые указания:

— Не можем ли мы немного продвинуться дальше?

— Немного… продвинуться… дальше?

Каждое слово вылетало из его рта, подобно пистолетной пуле.

— Угу.

— Ты хочешь… поторопиться?

— Если не возражаешь.

— Спешишь куда-то или что?

— Или что.

— Только не говори, что у тебя составлен план.

— Конечно, нет! Какой там план? Просто я… я… считала, что ты будешь доволен, узнав… как… как сумел завести меня… поэтому и уверена, что мы можем перейти… э-э… к следующей части. Лучшей.

Кенни насмешливо поднял бровь.

— А чем эта часть тебя не устраивает?

Поняв, что невольно оскорбила Кенни, Эмма немедленно попыталась умаслить его.

— Еще бы не устраивала! Восхитительно! Честно говоря, Кенни, ты изумительно целуешься, но немного тянешь и…

Лицо Кенни быстро мрачнело, а лицо становилось зловещим.

— Мне никогда еще не было так хорошо, — пробормотала она еле слышно. — Правда. Но нужно идти дальше. Разве не так?

Кенни отодвинулся и лег на спину.

— Так я и думал, — буркнул он. — Этого следовало ожидать. Не знаю, почему я даже не удивлен.

К ужасу Эммы, он встал и ткнул пальцем прямо ей в лицо.

— А теперь выслушай меня, Эмма. И не ожидай, что я стану повторять. Раз и навсегда заруби себе на носу, что, пока мы оба не испустим дух от изнеможения, здесь главный я. Понятно?

— Но…

— И знаешь почему? Потому что в таких делах ты ничего не понимаешь.

— Я никогда и не утверждала, что понимаю, — вызывающе бросила она, задохнувшись от обиды.

— В таком случае почему считаешь возможным командовать? — с преувеличенным терпением осведомился он.

— Я просто думала…

— Слишком много думаешь! — процедил Кенни, опершись ладонью о кроватный столбик. — Ну так вот, мы собираемся попрактиковаться в небольшом сексуальном извращении, вполне в твоем духе. Только на этот раз все наоборот: я буду твоим господином, а ты — моей покорной рабой. На случай, если я выражался недостаточно внятно, поясняю: не смей отдавать приказы. Ни единого. Поняла? Можешь стонать, я ничего не имею против. Даже петь. Но никаких команд. И только когда все будет кончено, разрешу тебе говорить. Ты сможешь произнести два слова: «Большое спасибо».

Ей, наверное, стоило полезть на стенку от злости. Она в самом деле была вне себя, но смешливость и чувство юмора взяли верх. Он так великолепно самоуверен! И к тому же прав. Иногда она в самом деле перегибает палку.

Но Кенни еще не завершил свои наставления.

— Итак, тебе все понятно или следует поискать ту веревку, которую ты вчера купила в аптеке?

Только затем, чтобы его подразнить, Эмма небрежно махнула рукой в угол комнаты, куда сложила свои приобретения.

Кенни прищурился. Но Эмма чинно поджала губки.

— Я и сама подумывала как-то использовать вчерашние покупки, хотя увлажнитель мне наверняка не понадобится.

— Чертовски верно.

И как только она почувствовала некоторую гордость за собственную стойкость перед лицом столь неожиданной атаки, он снова пробил линию ее обороны, очевидно разгадав ее блеф и направившись в угол, где валялся пакет. Эмма взвилась, как ошпаренная:

— Кенни! Я пошутила насчет веревки!

— Ну да…

— Только не связывай меня! Я не вынесу этого!

— Позже. Когда приобретешь больше опыта.

Он обернулся, и она заметила у него в руке две упаковки презервативов. Судя по физиономии и вызывающей ухмылке, он явно подначивал ее запротестовать или хотя бы засыпать его вопросами. Но Эмма молчала. Не дождавшись этого, Кенни подошел к кровати и демонстративно швырнул презервативы на тумбочку.

Эмма задохнулась.

Глаза Кенни зловеще блеснули.

— Хочешь что-то сказать?

Эмма покачала головой. И хотя теоретически не терпела мужского превосходства ни в каком виде, в этом Случае ситуация оказалась странно возбуждающей.

— Прекрасно.

— Он сбросил туфли и обвел ее с головы до ног взглядом, который Эмма могла охарактеризовать только как обжигающий.

— Итак, на чем мы остановились? Ты так здорово меня расстроила.. совсем забыл, что делал.

Он сел на край кровати и принялся играть с подолом ее халата, очевидно, обдумывая дальнейшую стратегию. Его пальцы прошлись по ее щиколотке и медленно заскользили вверх, пока не замерли на колене.

Эмма затаила дыхание и поняла, насколько он прав.

Кенни неспешно обвел пальцем мягкую кожу под ее коленкой, перешел к другой, выписывая сначала восьмерку, а потом запятые.

О Бо…

Эмма позволила себе раздвинуть ноги, излучая безмолвное приглашение, ободряя, давая большее пространство для фантазии.

Кенни резко отстранился и вздохнул:

— Нет, все не так. Зная, как ты любишь порядок, я, пожалуй, начну все сначала.

Эмма отчаянно взвыла, не в силах сдержаться.

Уголки его губ удовлетворенно дернулись.

И потом он начал все сначала… Ленивые, сводящие с ума поцелуи, медленная ласка языка, легчайшие прикосновения ко всем местам, где колотился пульс. Его грудь вздымалась, а рубашка под ее ладонями повлажнела, но Кенни так и не разделся. Его жаркое дыхание шевелило ей волосы. Эмма чувствовала его напряжение, державшийся на волоске самоконтроль и невольно задавалась вопросом, когда Кенни сорвется. Надеялась…

Он прижал языком истомившийся сосок. Голова Эммы моталась из стороны в сторону, тело изгибалось. Она покрылась капельками пота — росой желания, а плоть нетерпеливо пульсировала. И хотела больше. Еще. Она лишь каким-то чудом удерживалась на краю пропасти.

Его губы сомкнулись на твердом камешке. Всосали его. Дважды. Трижды. Снова и снова.

Эмма с криком растаяла, как Снегурочка под солнцем.

Кенни замер. Схватил ее в объятия. Прижал к груди, пока трепет не унялся.

Затем он осторожно уложил ее на подушки и отвел со лба мокрый локон.

— Ты кончила? — прошептал он.

Эмма ахнула. Кивнула. Слезы брызнули из глаз.

— Я пыталась сказать тебе, но ты не слушал! Вместо того чтобы устыдиться, Кенни расплылся в блаженной улыбке.

— Моя сладкая леди! Ты в самом деле что-то!

— Надеюсь, ты удовлетворен, — немного успокоившись, шмыгнула она носом.

— Не совсем, — прошептал он. И без предупреждения распахнул полы ее халата и сунул руку между ее разведенными бедрами. Эмма тихо вскрикнула, когда он раскрыл набухшие складки и его палец нырнул глубоко внутрь.

— Не совсем, — повторил он. Эмма судорожно вздохнула. Не сводя с нее взгляда, он вынул палец и снова погрузил в нее. Она словно сквозь туман увидела, как он раскраснелся, как натянулись жилы у него на шее. Почувствовала, как вновь содрогается.

И с воплем зашлась в конвульсиях.

Он снова прижал ее к себе и коснулся губами щеки.

— Я самый счастливый мужчина в мире.

Едва она отдышалась, как Кенни встал, сбросил одежду и к тому времени, как Эмма обрела голос, остался обнаженным. Боже, как он прекрасен! Сплошная тугая плоть и стальные мышцы. Она невольно опустила глаза. Каждая частичка его тела невыносимо совершенна!

Эмма поднялась и присела на корточки. Кенни подвинулся поближе к ней. Она подалась вперед, нагнула голову и лизнула его живот. На этот раз настала его очередь застонать. Эмма осторожно прихватила зубами каменно-твердую мышцу, пересекавшую по диагонали левую сторону пресса, нежно провела пальцами по внутренней стороне бедра, зарылась лицом в ложбинку у самых его чресел и осознала, что готова провести таким образом всю ночь и последующий день. Но его сдавленные, с трудом вырвавшиеся из глотки слова дали ей понять всю беспочвенность подобного желания.

— Поклянись, что мне не придется тебя связывать… иначе я за себя не ручаюсь.

Поколебавшись всего какое-то мгновение, Эмма легла и подняла руки так, что пальцы коснулись изголовья.

— Никакой необходимости, — улыбнулась она, хотя никак не могла сообразить, почему так безмерно доверяет ему и соглашается играть по его идиотским правилам. Знала только, что чувствует себя в полной безопасности. И… несмотря на два божественных оргазма, невыносимо возбуждена.

Кенни сел на постели, накрыл ладонями ее колени и широко развел бедра. Потом встал на колени между ее расставленными ногами, долго глядел на блестящие от влаги набухшие приоткрытые створки.

— Ты так прекрасна, — выдохнул он.

А Эмма тем временем упивалась видом его обнаженного тела. Вот это настоящая красота! Мрамор и сталь! Она умирала от желания коснуться его… только дотронуться.

Эмма протянула руку. Но Кенни покачал головой.

— Не сейчас, малышка. Пожалуйста, Мое самообладание висит на ниточке. Я держусь из последних сил. А вот с тобой мы еще поиграем.

Он стащил с нее халат и продолжил сладостную пытку.

Ленивые чувственные прикосновения.

Поглаживания кончиками пальцев.

УКУС. Укус. Укус. Укус!!!

И вдруг… длинный, влажный, ме-е-е-едленный пробег языком.

Ну, это уж слишком!

Кенни улыбнулся, когда Эмма снова вскрикнула.

— Самый счастливый мужчина на земле, — повторил он и, схватив презерватив, мигом натянул. И снова навис над ней, теребя губами вспухшую нижнюю губку Эммы и начиная медленно входить в ее лоно.

Несмотря на все, что сейчас произошло, Эмма чуть поморщилась от боли.

— Расслабься, солнышко, — уговаривал Кенни.

Наслаждаясь весом его тела, Эмма схватилась за влажные плечи Кенни и подняла бедра. Кенни тихо охнул.

— Прошу, малышка… не командуй… хотя бы сейчас.

— Нет… просто мне необходимо…

— Знаю. Знаю.

Пока она завладела лишь частью Кенни. И хотела большего.

— Легче… легче… — ворковал он то ли ей, то ли себе. Но Эмме уже было все равно. Она сознавала только, что взмывает все выше, выше. И когда последняя преграда пала, всхлипнула от счастья. Она заполучила его целиком, и при этом все еще только начиналось.

Глубокие, мощные толчки. Фиолетовые глаза, потемневшие, словно полуночное небо. Руки, придавившие ее к подушке. Тяжесть на ней и внутри. Плоть, растягивающаяся с каждым новым рывком. Новые ощущения и запах мужчины.

Еще один подъем. Очередная раскручивающаяся спираль. Годы… десятилетия… вечность…

Жаркая густая волна.

И… гораздо, гораздо позже… возвращение.

— Благодарю тебя.

Эмма, все еще влажная после душа, вышла из ванной, запахивая халат. Слишком стремительно метнувшись к комоду за нижним бельем, она немедленно была наказана за опрометчивость и пошатнулась: между бедрами до сих пор саднило. Кенни, все еще не потрудившийся подняться с безнадежно развороченной постели, прищурился от яркого солнца и покровительственно усмехнулся:

— Говорил же тебе, что последний раз — это уже чересчур? Но разве ты послушаешь! Вечно стараешься взять верх!

Эмма тем временем пыталась подсчитать, сколько блаженно-счастливых оргазмов испытала за ночь, но вскоре запуталась.

— Ничего не могла поделать с собой. Временное помешательство.

— Да ну?

— Ты тоже был хорош, так что нечего самодовольно хихикать!

— Вот тут ты права. Мне памятник нужно поставить за то, что сумел направить твою энергию в нужное русло.

Он откинул простыню и встал, не стыдясь наготы. Эмма, машинально доставая из ящика кружевные трусики, зачарованно наблюдала за игрой теней и света на его теле. Жесткие темные волосы взъерошены, на спине красное пятно, на шее что-то вроде засоса. Эмма почувствовала небывалое удовлетворение: все-таки она сумела поставить свое тавро на этот идеал мужской красоты.

Кенни принялся подбирать одежду с пола.

— Пока ты была в ванной, звонила Шелби. У нее благотворительное собрание, а Луиза записана к доктору, так что она просила меня присмотреть за Пети. Вчера я обещал, что весь день будет твоим, но нельзя ли на несколько часов отложить поездку в Остин?

— Конечно!

— Сначала я немного потренируюсь. Может, ты пока почитаешь или займешься чем-нибудь? А хочешь, пойдем со мной. Полчаса на туалет и завтрак тебе хватит?

Эмма кивнула, и Кенни, перекинув через руку рубашку и слаксы, как был обнаженный, направился к двери. Минуту спустя в коридоре раздался негодующий вопль Патрика:

— В следующий раз предупреждай, Кеннет, чтобы я успел запастись нюхательной солью! Хочешь, чтобы я грохнулся в обморок?

Кенни рассмеялся. Послышался стук захлопнувшейся двери. Эмма вздохнула и подошла к шкафу. Как было бы чудесно, если бы он поцеловал ее перед уходом! Он необыкновенно хорошо целуется. И при этом великолепный любовник. Заботливый, бескорыстный, невероятно изобретательный. И так прекрасен, что ей плакать хотелось, глядя на его обнаженное тело. Собственно говоря, она с удовольствием поплакала бы. Но не из-за его удивительной красоты.

Эмма плюхнулась в кресло и закусила губу. У нее осталось немногим больше недели, и необходимо помнить, что Кенни Тревелер оставит глубокий след в ее душе, поможет стать героиней скандала, но все это не продлится вечно. Он не принадлежит ей и принадлежать не будет. Несмотря на то что значила для нее прошлая ночь, она для него — всего лишь способ отвлечься от невеселых мыслей. Крошечное отклонение с избранного курса. Незначительная метка на безбрежном поле для гольфа. Он провел с ней ночь, но был все такой же загадкой, и если она и останется в его памяти, то лишь потому, что не похожа на прежних партнерш.

А вот она никогда не забудет. Ни единого мгновения. Унесет с собой в могилу все события этой ночи. И не только упоительные оргазмы. Близость. Ощущение необыкновенно тесной, почти родственной связи. Спать с кем-то рядом, нежиться в его объятиях, слышать, как бьется мужское сердце… Позволить себе притвориться, хотя бы ненадолго, что они соединены навечно.

Эмма глядела в окно и думала о том, как легко приходит любовь к другим. Но только не к ней. Вся ее жизнь была цепью разорванных связей.

Она вспомнила, как совсем еще маленькой стояла в дверях, глядя вслед машине, уносившей ее родителей. Они собирались провести восемь месяцев в Африке. Да, они любили дочь, но куда сильнее любили работу.

Она пыталась обрести родственную душу в ком-то из учителей или родителей. Некоторые симпатизировали ей, но имели своих детей. Только «Святая Гертруда» никогда не менялась. Надежное, уютное пристанище.

Эта старая величественная «дама» помогла девочке пережить смерть родителей, выдерживать бесконечно длинные каникулы, когда она единственная оставалась в школе, а позже стать педагогом и заботиться о других детях. Она одна никогда ее не предавала.

Но теперь все кончено. Вскоре ей придется покинуть эту древнюю груду камней и кирпича.

И тогда в мире не останется места, которое она сможет назвать домом.

Какой соблазн поплакать и предаться жалости к себе, хотя бы на несколько минут! Но даже этого Эмма не может себе позволить. Не имеет значения, куда занесет ее жизнь! Главное — удовлетворение от сознания того, что школа по-прежнему существует. И дает приют одиноким девочкам. А пока следует решать проблемы по мере их возникновения. Еще несколько дней она вполне может насладиться коротким, но бурным романом с мужчиной, который ее не любит.

 

Глава 14

Эмма стояла за оградой зооуголка и смотрела, как Кенни несет Питера в самый центр миниатюрного скотного двора.

— Все в порядке, Пети. Этот старый козел тебя не тронет.

Но Пети, очевидно, никому не веря на слово, продолжал жаться к груди брата. Эмма улыбнулась. Зооуголок был устроен на автостоянке небольшого торгового центра, праздновавшего первую годовщину своего существования. Здания, разукрашенные пастельными рисунками сцен Дикого Запада, служили фоном для карусели, веселые клоуны дарили воздушные шары, а различные компании рекламировали свою продукцию, раздавая бесплатное угощение и устраивая шутливые конкурсы.

— Похоже, он здорово проголодался! Кенни нагнулся и протянул козлу морковку. Тот ткнулся носом в его руку, а Питер отчаянно вцепился в рубашку брата. Кенни рассмеялся и отдал козлу лакомство.

— Пожалуй, пойдем-ка мы к кроликам, они тебе больше по вкусу.

Эмма отчаянно пыталась скрыть, как она растрогана. Нельзя так бездумно раскрывать сердце! Одна-единственная ночь, проведенная с мужчиной, еще не дает ей права воображать, будто он держит на руках их общего ребенка! Глупая, отчаявшаяся дурочка! Так истосковалась по любви, что желает ребенка от человека, ни по каким статьям ей не подходящего! Неужели забыла, что ей никогда не нравились юбочники и гуляки?

Эмма брезгливо поморщилась. Собственная ничтожность не вызывала у нее ничего, кроме отвращения. Но правду отрицать невозможно — все равно шила в мешке не утаишь. Она безумно увлечена Кенни Тревелером.

Но увлечение — еще не любовь. У них слишком мало общего, чтобы влюбиться. Она очарована его юмором, природным обаянием, отношением к младшему брату и способностью постоянно держать ее настороже.

Но не стоит притворяться: в ее чувствах кроется немалая опасность влюбиться по-настоящему. Для всего мира Кенни остается красавцем спортсменом, неотразимым и легкомысленным. Только ей известно, что за внешней беззаботностью скрывается целый рой демонов, терзающих его душу.

Блеяние ягненка испугало Питера. Крошечный лобик наморщился, и малыш судорожно подтянул к груди коленки, чтобы защититься от неведомого зверя. Кенни чмокнул его в макушку и унес из зооуголка.

— Похоже, можно с уверенностью предсказать, что карьера фермера тебя не привлекает, малыш. Эмма пощекотала животик мальчика.

— Ты еще слишком молод. Правда, крошка? Со временем привыкнешь к косматым чудовищам.

— Точно! Клянусь, этот ягненок чем-то походил на графа Дракулу. Глазами что ли?

— Маленького всякий обидеть может!

Питер наградил ее слюнявой улыбкой и ткнул ей в рот мокрым пальцем. Она направились к клоунам с шариками, но тут к ним подошла молодая женщина с грифельной доской в руках и улыбнулась Эмме.

— Скоро начнется следующий раунд Дерби Памперсов. Может, вы с мужем хотите записать своего малыша?

Смущение и желание хоть немного побыть кем-то вроде матери разрывали ее.

— Он не мой…

— Что такое Дерби Памперсов? — перебил Кенни.

— Гонки ползком. Участвуют младенцы до года.

— Гонки? — обрадовался Кенни. — Чур, мы участвуем. — Он подбросил Пети, сунул под мышку, как мешок с картошкой, и шагнул к гоночному кругу. — Должен же я передать кому-то эстафету спортивных достижений!

— Кенни, ты не слишком спешишь?

Но он ничего не пожелал слушать.

Гонки проводились за невысокой, всего по пояс, оградкой, на мягком красном ковре, длиной примерно тридцать футов и шириной — двадцать. Белые линии делили его на шесть узеньких дорожек. Один из родителей ставил ребенка на старт, другой ждал у финиша и манил младенца к себе. Победителем считался тот, кто опередит остальных.

— Мы вот что сделаем, — предложил Кенни. — Пети подползет ко мне куда быстрее, чем к тебе, так что становись на старт.

Эмма с сомнением оглядела зрителей.

— Ну, не знаю. Пети не понравилось в зооуголке, а здесь ужасно шумно.

— Пети у нас не трус и не испугается каких-то там криков, верно, герой?

Питер загулькал и стукнул кулачком по груди Кенни. Тот засмеялся, снова подбросил брата и вручил Эмме. Питер без малейших колебаний пошел к ней. Сердце Эммы разрывалось от боли при виде фиалковых глаз малыша, обрамленных стрельчатыми ресницами. Несмотря на годы работы с детьми, она почти не имела дела с младенцами. И теперь испытывала такую острую тоску, что сама удивлялась. Но тут же постаралась взять себя в руки и принялась наблюдать за Кенни. Кажется, он всерьез загорелся! Она прижала Питера к себе.

— Видно, придется тебе поднапрячься, малыш.

Кенни тем временем подбадривал похожую на сказочную фею девчушку в желтом платьице с кружевными оборками на заднюшке. Какой-то белокурый младенец неопределенного пола цеплялся за мать. На какое-то мгновение его взгляд задержался на бойких близняшках с кожей шоколадного цвета, но те, казалось, скорее интересовались друг другом, чем предстоящим соревнованием.

Неожиданно Кенни замер. В мозгу словно взорвался лейтмотив из «Рокки». Наконец-то он нашел человека, стоявшего между семейством Тревелеров и очередной победой в спорте.

У соперника была впечатляющая прическа — длинная прядь ярко-рыжих волос свисала с почти лысой головки. Коренастое крепкое тельце было облачено в клетчатый комбинезон и футболку с головой тифа. Ножки, обутые в пару миниатюрных кроссовок, крепко стояли на земле. Двадцать пять фунтов чистого динамита. Вот с таким и побороться приятно!

Молодая женщина, заправлявшая гонками, давала последние указания. Эмма присела на корточки рядом с Питером, подозрительно посматривая на Кенни. По ее мнению, он воспринимал происходившее слишком серьезно.

Последний раз оглядев рыжего разбойника, Кенни согнулся в три погибели на финишной линии и крикнул брату:

— Сосредоточься, малыш! Заставь их принять навязанные тобой правила! Ты должен выложиться до конца!

Эмма вздохнула и, погладив мягкую ручку мальчика, постаралась поймать взгляд Кенни. Но тому явно было не до нее.

— На старт. Приготовиться. Марш! — прозвучала команда, и Эмма, поставив Питера на дорожку, выпрямилась. Тот, демонстрируя великолепные способности и отточенное искусство ползания, присущие семейству Тревелеров, ринулся к брату.

Кенни похлопал по ковру:

— Так держать! Быстрее! Питер замедлил ход.

— Ну же, Пети! Давай!

Малыш замер на месте. Наморщил лобик. Плюхнулся на попку.

Кенни протянул руки.

— Иди ко мне, Пети! Не останавливайся! Ты ведешь гонку!

Питер сунул палец в рот и задумчиво воззрился на весело гомонивших зрителей. Кенни уперся коленом в ковер. Младенец неопределенного пола лениво полез куда-то вбок.

— Вперед, Пети! Вперед! Кенни снова хлопнул по ковру и почти лег.

Нижняя губка Питера жалобно дрогнула. Рыжеволосый разбойник взвыл и метнулся назад, к старту. Брови Кенни сошлись.

— Ты добился своего, Пети. Самый главный спекся!

Глаза Питера наполнились слезами.

— Нет-нет! Не смей!

«Шоколадки» очутились на одной дорожке и принялись барахтаться.

— Они падают, как мухи! Ты можешь выиграть, Пети! Еще чуть-чуть!

Крохотную грудь Питера сотряс громкий всхлип.

— Не хнычь и иди к Кенни!

Кенни пополз навстречу брату, наверное, для пущей наглядности.

Питер испустил душераздирающий вопль.

— Не плачь, приятель! Не позволяй никому видеть твои слезы. Иди ко мне. Я с тобой!

Питер громко зарыдал. Малышка в желтом платьице благополучно доползла до финиша, оказавшись победительницей, но Кенни был слишком занят уговорами, чтобы обратить внимание на это обстоятельство.

— Не отступай! Никому не нужен неудачник! Ты просто не имеешь права отступить!

Больше ей не вынести!

Эмма метнулась к Питеру, схватила его и прижала к себе.

— Все хорошо, детка! Я не позволю этому психу тебя тиранить.

Кенни вышел из транса и поднял голову, очевидно, не сразу сообразив, где находится.

На четвереньках.

На середине дорожки.

На арене для детских гонок.

Собравшиеся, как по команде, смолкли. Кенни побагровел и вскочил. Тишина ощутимо сгустилась. И тут мужчина с буйной порослью выбившихся из-под бейсболки волос восхищенно отсалютовал.

— Видите все? Вот он, самый верный способ воспитать чемпиона!

 

Глава 15

Кенни задыхался. Призраки прошлого, казалось, вновь яростно набросились на него.

Эмма, по-прежнему сжимавшая Пети, посмотрела на Кенни, и тому почудилась в ее взгляде жалость. Вздрогнув, как от ожога, он бросился к ним.

— Дай мне его.

Но Питер заорал и крепче уцепился за Эмму.

— Погоди немного, — попросила она.

Но Кенни не желал ждать и минуты. Он выхватил из кармана бумажник, сунул ей в руку и почти вырвал Питера.

— Купи себе чего-нибудь. Я сейчас "вернусь.

Оставив ее посреди тротуара, он поспешно понес кричащего младенца к машине. Будь что будет, он не позволит ей наблюдать эту сцену.

Под аккомпанемент непрекращающегося визга Кенни уселся за руль и вывел машину со стоянки.

— Все хорошо, приятель. Все в порядке.

Но мальчик не унимался.

Наконец Кенни нашел, что искал: узкую дорожку, ведущую к небольшой рощице. Он остановил машину точно на том месте, где прятал велосипед, когда был одиноким, раздираемым горечью и обидой мальчишкой.

Почему ты наподдал мне, Кенни? Я ничего тебе не сделал…

Когда он извлек из машины истерически рыдавшего малыша, Пети отчаянно выгибался, пытаясь вырваться. У Кенни заболели уши, но оскорбленный взгляд брата разрывал сердце.

— Прости, парень. Прости.

Прижав губы к влажному горячему виску брата, Кенни понес его к деревьям, за которыми слышался плеск воды.

— Ш-ш-ш. Не плачь. Не плачь, скаут. Все позади.

Ребенок постепенно успокаивался. Он отнес Питера на берег реки, погладил по спинке, спел песенку. Шум волн утешал малыша, как его самого, когда он прибегал сюда, чтобы очистить душу от накипи, особенно после стычки с Тори или с кем-нибудь из одноклассников. Наконец они оба оказались в тени огромного клена. Кенни прислонился спиной к стволу и усадил брата на колени.

— Знаю, Пети. Знаю…

Малыш поднял головку, и в его глазах Кенни увидел целое море обиды.

— Я больше никогда так не буду. Обещаю. Довольно с тебя и твоего папаши. Не хватало еще, чтобы и я на тебя давил!

Пит оттопырил трясущуюся губку. Он чувствовал, что его предали, и не собирался так легко прощать.

Кенни вытер подолом ярко-голубой футболки Питера крошечный обслюнявленный подбородок.

— Оттого, что ты не выиграл гонки, я не стану меньше любить тебя, парень. Понял? Несмотря на то что случилось там, я не твой старик. И мне плевать, если каждый раз ты будешь приходить последним. Даже если случится худшее и ты возненавидишь гольф, это не важно. Главное, что мы братья.

Он нежно поцеловал мокрую щечку.

— Может, тебе и придется завоевывать любовь старика, скаут, но в моей никогда не сомневайся.

Эмма ошеломленно стояла посреди толпы, глядя на бумажник. Ощущение такое, словно ей прилюдно дали по физиономии. Она беспомощно огляделась в поисках убежища и увидела Теда Бодина. Тот застенчиво улыбался.

— Услышал, что вы здесь, леди Эмма, и решил подойти. А где Кенни?

— Уехал с Питером.

— У вас расстроенный вид.

Эти глаза старика на юном лице слишком проницательны!

— Немного.

Она открыла сумочку, чтобы сунуть туда бумажник, но Тед ловко перехватил его.

— Это Кенни оставил.

— Швырнул мне перед тем, как исчезнуть, — сухо пояснила Эмма и не удержалась, чтобы не добавить: — Велел купить мне что-нибудь для себя.

— Шутите! — Тед растянул губы в медленной улыбке. — Мой па — богач, ма — красотка, и сегодня мой счастливый день.

Эмма в недоумении смотрела, как он запихивает бумажник в задний карман брюк.

— Ваша мать тоже богата, и я слышала, что отец неотразим, как кинозвезда. Но отдайте это мне.

Зеленовато-карие глаза смешливо лучились.

— Что вы, леди Эмма! Я полуголодный двадцатидвухлетний выпускник колледжа, и к тому же безработный. А у Кенни денег куры не клюют. Пойдем повеселимся.

— Тед, не думаю, что…

Но он уже двинулся в путь и, подхватив ее под руку, повел к потрепанному красному открытому джипу с черными дугами.

— Если кто-то увидит Кенни, — крикнул он компании подростков, — передайте, что леди Эмма уехала в «Раустэбаут»!

Эмма уселась в машину, на заднем сиденье которой лежала сумка с клюшками для гольфа, а с зеркальца заднего обзора свисала кисточка с головного убора выпускника колледжа.

— Может, вы все-таки отдадите мне бумажник, — нерешительно промямлила она, когда впереди показался «Раустэбаут».

— Обязательно. Только позже. После того как мы его опустошим.

— Мы не имеем права тратить деньги Кенни, сколько бы там ни было. Это нехорошо.

— Истинные уроженки Техаса с вами не согласились бы. Здешние женщины очень мстительны. Знаете ли вы, что мои родители когда-то чуть глаза друг другу не выцарапали на этой самой стоянке? Люди до сих пор судачат об этом.

— Думаю, ссориться на публике — не слишком хорошая идея.

— О, это была не ссора, а драка. Причем грязная. Жаль, что я этого не видел, — ухмыльнулся Тед.

— Ну и кровожадный мальчишка! Не верю ни единому слову! У ваших родителей идеальный брак.

— Это теперь, но они далеко не сразу пришли к согласию. До девяти лет па даже не подозревал о моем существовании. Обоим пришлось повзрослеть и возмужать. В устах любого другого юноши эта фраза показалась бы забавной, но в Теде было нечто такое, что заставляло прислушиваться к каждому его слову.

Направляясь вместе с ним в «Раустэбаут», Эмма задумчиво протянула.

— Странно, что вы еще не нашли работу. Судя по словам Тори и Кенни, у вас диплом с отличием.

— О, предложений у меня навалом, но я хочу остаться в Уайнете.

— Вы здесь выросли?

— Это не совсем так, но именно это местечко моя семья считает домом, и я очень к нему привязан. — Он вежливо придержал дверь. — В результате мой выбор ограничивается двумя компаниями.

— «ТКС» и фирмой отца Декстера?

— Они из кожи вон лезли, так хотели, чтобы я пошел к кому-либо из них, но, к сожалению, превратили меня в некое подобие приза в своих междуусобных распрях. Ситуация совершенно вышла из-под контроля, поэтому я всячески увиливаю от прямого ответа, чтобы посмотреть, сообразит ли Тори, какой Декстер потрясающий парень.

— Но если произойдет слияние, все проблемы решатся, не так ли?

— Совершенно верно. Ну а пока я сижу на мели. И участия от моих предков, которые, по их словам, сами пробивали себе дорогу в жизни, разумеется, не дождешься. — Он вытащил бумажник Кенни и многозначительно им помахал. — Потому я и считаю это даром небес.

И прежде чем Эмма успела его остановить, он выхватил одну из кредитных карточек Кенни и обратился к толпе клерков, ранчеров и домохозяек, собравшихся на ленч. И хотя при этом почти не повысил голоса, все мгновенно смолкли.

— Слушайте все! Хочу кое-что объявить. Надеюсь, все вы будете счастливы узнать, что сегодня угощение за счет Кенни. Он просил вас заказывать, что пожелаете, так что не скупитесь, иначе он обидится.

Едва он передал карточку бармену, кто-то из ранчеров напомнил:

— В задней комнате собрание «Лайонз клаб».

— Кенни — большой поклонник «Лайонз клаб», — кивнул Тед.

— Вы не посмеете! — прошипела Эмма.

Он одарил ее тем сводящим с ума женщин взглядом, который довел до совершенства, должно быть, еще в колыбели.

— Почему нет?

— Потому что это некрасиво.

— А красиво бросить вас посреди улицы и смыться?

— Разумеется, нет.

— В таком случае мы пришли к согласию, не так ли?

Для столь сдержанного молодого человека он оказался на диво уверенным в себе, и не успела Эмма оглянуться, как он повел ее в отдельный кабинет. Скользнув на мягкое сиденье, она неожиданно решила, что аргументы Теда не лишены основания, и, когда подошла официантка, назло себе и Кенни заказала сандвич с индейкой и двойной порцией сыра.

День пошел совсем не так, как было задумано. Она представляла, как проведет его с Кенни… может, они станут молча держаться за руки и улыбаться друг другу… Какие идиотские фантазии! Лучшего способа бороться с ними, чем плотный обед, просто не существует!

Как раз когда она пыталась выбрать между тортом с шоколадной помадкой и ванильным мороженым, в ресторанчике появился здоровяк соглядатай и при виде Эммы застыл на месте. Поймав ее взгляд, он отвернулся.

Эмма, окончательно сбитая с толку, не знала, что и подумать. Кто же он на самом деле? Шпион Беддингтона или нет? Если да, почему не донес Хью о ее шокирующих покупках? Только вчера она пришла к выводу, что ошиблась и зря обвинила ни в чем не повинного человека, но сегодня уже ни в чем не была уверена. Этот тип явно питает к ней какой-то нездоровый интерес.

Пока Тед вовсю флиртовал с симпатичной рыжулей, остановившейся у их стола, Эмма пыталась решить головоломку. Но тут она увидела, что незнакомец украдкой наблюдает за ней в зеркальце с рекламой пива, и все ее сомнения испарились. Человек Беддингтона. Определенно.

Эмма потянулась за солонкой и перечницей и одним взмахом руки смела их в лежавшую на коленях сумочку. Обернувшись, она убедилась, что он все видел и, судя по выражению лица, крайне возмущен. Эмма едва подавила порыв броситься к нему, потребовать, чтобы он все в точности записал и не забыл ни единой детали, когда станет писать отчет.

К сожалению, свидетелем воровства стал не только незнакомец.

— Какого черта ты тут вытворяешь?!

Эмма была так занята своим преступным планом, что не заметила приближения Кенни. Он был один: вероятно, уже успел отвезти Питера. Клиенты ресторана то и дело окликали его:

— Эй, Кенни, спасибо за ленч!

— Премного благодарны! Вырезка — просто чудо!

Нет, это невероятно! Опять он застал ее врасплох, причем в самом неприглядном виде. А ведь сам кругом виноват! Запугал несчастного младенца и бросил ее, даже не оглянувшись! Он подлец и бессовестный негодяй! Почему же все черные метки достаются только ей?!

— Кенни, «Лайонз клаб» велел поблагодарить за ленч, — объявила пожилая официантка.

— И мы с Дивером, — вставило краснолицее олицетворение грядущего инфаркта. — Тебе следовало бы самому попробовать пекановый пирог! Объедение!

— О чем это они толкуют? — с недоумением осведомился Кенни.

— Сегодняшний ленч за твой счет, — просветил его Тед. — И все очень этому рады. Твоя кредитная карточка у Джо.

Кенни равнодушно пожал плечами, уселся рядом и потянулся за сумочкой Эммы. Та попробовала было сопротивляться, но вскоре сдалась.

— Клянусь, твои странности множатся в геометрической прогрессии, — проворчал он. И под любопытным взглядом Теда извлек из ее сумочки похищенное добро. — Кажется, понял. Опять устраиваешь спектакль для герцога.

— Его ищейка снова здесь, — прошептала она, кивнув в сторону верзилы. — Не могу же я сидеть сложа руки!

Он посмотрел в указанном направлении. Вытаращил глаза. И отдал ей сумочку.

— В жизни не видел женщины, которая была бы способна так опозориться на публике.

И это после вчерашней ночи! Нет, она не вынесет его снисхождения!

— Пропусти меня!

— Ни за что!

— Я хотела вернуть их, — запальчиво начала она, но тут же осеклась. — Что я делаю? Зачем объясняюсь с тобой? И это после всего, что ты сегодня вытворил!

— Но уж во всяком случае, я не воровал солонок.

Тед развалился на стуле, наслаждаясь пикантной сценой.

— Паршивая свинья донесла Беддингтону, что я купила всего-навсего один таблоид!

— Какая мерзость — эта «желтая» пресса врет и не краснеет. Знаешь, они даже обо мне сочиняли всякую грязь! Будто у меня бурный роман с моей бывшей учительницей старших классов!

— Кстати, это чистая правда, — пропел Тед. Но Кенни будто не услышал.

— Представить не могу, зачем тебе понадобилось читать подобную пакость.

— Дело вовсе не в этом! — запротестовала она. — И ты прекрасно это знаешь. Просто считаешь необходимым разыгрывать идиота.

— Итак, ты решила еще раз подвергнуть его испытанию и дать повод наябедничать?

Как ей хотелось выцарапать его бесстыжие зенки! И сколько еще она будет позволять посторонним вмешиваться в ее жизнь и отдавать приказы? Сначала Беддингтон, потом Кенни! А тут еще этот недоумок около бара! Давно пора взять судьбу в свои руки!

— Немедленно выпусти меня! Сколько раз повторять! Сейчас я выясню с ним отношения раз и навсегда.

— Не советую.

— Либо выпусти меня, либо я пролезу под столом!

— Идеальный пример того, почему твои соотечественники профукали Америку.

— Шевелись!

— Черт возьми, а что я делаю?

Кенни нехотя поднялся. Эмма протиснулась мимо и направилась прямо к незнакомцу.

— Мне нужно поговорить с вами.

Тот моргнул.

— Как угодно, мэм.

— Прежде всего вас наняли и, видимо, неплохо заплатили. Но вы не очень-то стараетесь, не так ли?

Мужчина смущенно потупился, но Эмма не позволяла себе сбиться с намеченного курса.

— Во-первых, вы не давали Беддингтону полную информацию. А разве не за это он вам платит? Даже не позаботились перечислить все, что я позавчера купила в аптеке!

Он залился краской до самых корней редких соломенных волос. Эмма вызывающе скрестила руки.

— Просветите меня, почему вы этого не сделали?

— Ну…

— Разве вы не заметили, как я только что стянула солонку и перечницу?

Он кивнул.

— Я их стащила, понятно? Я воровка! Ну так вот, вы скажете ему об этом или нет?

Он выглядел таким растерянным, что гнев Эммы несколько улегся и ей даже стало немного его жаль.

— Позвольте дать вам совет: Беддингтон — человек требовательный и капризный. Если он обнаружит, что вы утаиваете добытые сведения, то будет крайне недоволен. И по собственному опыту могу сказать, что в таких случаях он бывает совершенно невыносим.

Бедняга был так пришиблен, что Эмма чувствовала себя полнейшей хамкой.

— Каждый может ошибиться, — великодушно заметила она. — Главное — вовремя исправить свои недочеты, не так ли? Вам следует, прежде чем позвонить ему, составить кратенький письменный отчет и все рассказать начистоту насчет аптеки. Да не забудьте о солонке с перечницей. Ну как, согласны?

Он судорожно сглотнул. Эмма терпеливо выжидала, пока он придет к решению.

— Кто такой Беддингтон? — наконец выдавил несчастный.

Эмма уставилась на него. Такой взъерошенный, такой пристыженный…

Сердце у нее сжалось. Неприятный жар разлился по груди, шее и окрасил ярко-красными пятнами щеки.

И тут сзади раздался знакомый небрежный говорок:

— Эта сумасбродка пристает к вам, отец Джозеф?

Отец Джозеф?!

Эмма охнула. Кенни удержал ее за руку, прежде чем она попробовала сбежать.

— Леди Эмма, вы не знакомы с нашим священником, отцом Джозефом Антелли. Настоятель церкви Святого Гавриила вот уже… сколько, отец? Двадцать лет?

— Девятнадцать.

— Верно! Я еще ставил весь город на уши, когда вы приехали сюда.

Святой отец кивнул.

— Но вы… — пролепетала Эмма, — вы… не можете быть священником! Ходите по барам в оранжевых футболках и…

— Но, леди Эмма, вряд ли вежливо критиковать служителя Божьего за его вкусы в одежде! Может, он просто не разбирается в моде! Кроме того, в «Раустэбауте» лучшая еда в городе! И если не ошибаюсь, местное духовенство обычно проводит здесь религиозные собрания, верно, отец?

— Первая среда каждого месяца.

— Но вы… вы следили за мной.

— Прошу прощения, леди Эмма, — покаянно вздохнул священник. — Я всегда был кем-то вроде англофила и хотел поболтать с вами об Англии, да не осмелился. Видите ли, мы с отцом Эмметом собирались осенью поехать туда. Мне следовало бы представиться, но когда я понял… как сложна ваша… личная жизнь, решил не приставать с расспросами.

— О Господи, я могу объяснить… Все, что вы видели… то есть… в прошлую ночь… и мое развязное обращение с Кенни… солонка с перечницей — это…

— Ее друзья позаботятся о том, чтобы она получила соответствующее лечение, — вмешался Кенни. Отец Джозеф участливо воззрился на нее:

— Никогда не следует стыдиться психологических проблем. Я помолюсь за вас, леди Эмма.

Эмма не успела ответить, как Кенни увлек ее прочь. Она лишь сокрушенно застонала.

— Ты сделал из меня идиотку! — бросила она, выбегая на улицу.

— Прости, что возражаю, — невозмутимо пожал плечами Кенни, — но по-моему, ты сама выставила себя идиоткой.

— Тебе следовало сказать мне, кто он!

— Откуда я знал, что ты набросишься на него, как богиня мести? Кроме того, кто я такой, чтобы вмешиваться в твои дела? Ты и без того все на свете знаешь!

— Ничего подобного!

Тут Эмма сообразила, что несколько самых любопытных посетителей последовали за ними, чтобы узнать причину ссоры, но подобные пустяки ее уже не волновали.

— Ты не только упряма и вечно стремишься настоять на своем, но в голове у тебя тараканы! И этот твой план весьма странный, если не сказать больше!

— Меня тошнит от твоих непрерывных поучений! Особенно после того, что я видела своими глазами! Вместо того чтобы критиковать мое поведение, подумал бы о собственном кретинизме!

Двери позади них распахнулись, и на крыльцо высыпала целая толпа народа.

— Мой кретинизм не имеет к тебе никакого отношения.

Ну все, ее терпению конец! Он так довел ее, что Эмма перестала обращать внимание на окружающих.

— Имеет, когда ты смываешься и бросаешь меня в незнакомом месте!

— Я никуда не смылся.

— Ха!

Для свидетелей их перепалки уже не хватало места. Кенни наконец соизволил заметить, что они не одни, и ткнул пальцем в сторону «кадиллака»:

— Садись в машину.

— Брось приказывать! То, что я спустила тебе подобные выходки в спальне, еще не означает, что это повторится.

— Так его! — выкрикнула какая-то женщина. Кенни сжал кулаки, сообразив, какой великолепный спектакль они дают зевакам.

— Немедленно в машину, — процедил он сквозь зубы.

— Иди ты знаешь куда!

Она выхватила у него ключи и бросилась к машине, каждое мгновение ожидая, что он вцепится ей в плечо, но вместо этого услышала шорох подошв и тупой удар об асфальт. Мужчины дружно застонали при виде неловко поскользнувшегося на банановой корке Кенни. Эмма воспользовалась заминкой и прыгнула в автомобиль.

Каким-то чудом она сразу попала ключом в замок зажигания и в зеркальце заднего обзора увидела, как Кенни взметнулся с земли. Она повернула ключ и надавила педаль газа. Мотор взревел, но машина не тронулась с места. Эмма переключила передачу, и машина рванулась вперед, но прежде она услышала разъяренный вопль:

— Ты же не умеешь водить!

Эмма в последнее мгновение увернулась от черного пикапа, стоявшего впереди. Ладони мгновенно вспотели, зато во рту пересохло. Что она творит?!

Снова взглянув в зеркало, она обнаружила в самом центре сборища Теда Бодина с широченной улыбкой, словно приклеенной к лицу, и вспомнила рассказ о том, как его родители когда-то дрались на этой же стоянке. Но тут она заметила бегущего — в самом деле бегущего — Кенни и забыла обо всем. Бросив поспешный взгляд на мостовую, она с облегчением обнаружила, что машин почти нет.

Правая сторона. Правая сторона. Правая сторона.

Дернув руль, она вывернула на шоссе. Ладони так взмокли, что скользили по баранке. Она в жизни не знала за собой такой вспыльчивости. Подумать только, к чему это привело: она за рулем машины, которую понятия не имеет, как водить! А если к этому добавить, что за ней гонится профессиональный игрок в гольф, миллионер и чуть ли не чемпион!..

И хотя она целиком сосредоточилась на старании удержать большой «кадиллак» между дорожными полосами и не полезть в другой ряд, все же нашла время посмотреть в боковое зеркало и увидела, что Кенни ее нагоняет. Закусив губу до крови, она нажала на газ чуть сильнее. Стрелка спидометра поползла на двенадцатимильную отметку. Сзади начали скапливаться машины.

Она ненавидит вождение! Зачем ей все это понадобилось?

Дверь со стороны пассажирского сиденья распахнулась, Кенни сунул голову в кабину и заорал:

— Подтянись к обочине!

Ей страстно хотелось вдавить педаль до упора, но, как бы она ни жаждала прикончить Кенни, все-таки на убийство она была не способна. Эмма заколебалась, что и стало ее роковой ошибкой. Кенни вскочил в «кадиллак».

— Съезжай с дороги!

Но Эмма продолжала сжимать руль окостеневшими пальцами и смотрела прямо вперед. Кенни захлопнул дверцу.

— Если не желаешь останавливаться, прибавь по крайней мере скорость, чтобы тебе в зад не врезались!

— Я знаю, что делаю! Тори научила меня водить.

— В таком случае веди!

Эмма снова надавила на многострадальную педаль.

— Ну вот! Тридцать миль! Устраивает?

— Предельная скорость — шестьдесят.

— Думаешь, я трушу? Вовсе нет!

Она умирала тысячью смертей, но довела стрелку спидометра до сорока пяти. Позади выстроился внушительный хвост машин.

До Эммы донесся его стон.

— Сворачивай вправо и останавливайся. Не забудь включить поворотник, — выдавил он.

Ей так хотелось поскорее все закончить, что она послушалась.

— У этого скрюченного дерева. Останавливайся.

Сзади стоял непрерывный вой клаксонов, поэтому Эмма чуть поспешнее, чем надо, выполнила указания и загнала машину в песок рядом с узкой грязной дорогой.

— Сначала нужно было сбросить скорость! — рявкнул он.

— Ты сказал, чтобы я ее прибавила!

— Только не на повороте!

Она снова услышала зловещий скрип зубов и глубокий вздох.

— Ладно, не важно. Поезжай дальше, пока не оставишь деревья позади.

Когда наконец машина остановилась, Эмма от облегчения обмякла, как тряпичная кукла. Она положила сложенные руки на рулевое колесо, прислонилась к ним лбом и закрыла глаза.

И скорее почувствовала, чем услышала какое-то движение. Кенни выключил зажигание. Скрипнула кожа сиденья. Время куда-то летело. В ушах Эммы отдавались хриплые звуки ее собственного тяжелого дыхания.

Наконец что-то теплое коснулось ее шеи и стало растирать.

— Плачете, леди Эмма?

— Нет, — ответила она как можно тверже, — но подумываю об этом.

— Почему бы не подумать в несколько иной позе?

Он привлек ее к себе и прижал к груди. Как уютно. Удобно. Утешительно. И аромат приятный. Чистой рубашки… с примесью младенческого запаха.

Она отказывалась плакать. Ни за что. Все же ей было так хорошо, как давно не…

Его дыхание пощекотало ей ухо.

— Ты не сочтешь меня бесчувственной скотиной, если я просуну руку под твою блузку? — хрипловато спросил он.

Эмма, немного поразмыслив, помотала головой.

Его пальцы провели по ее мигом покрывшейся мурашками коже и принялись расстегивать пуговицы, в два счета справились с застежкой лифчика. Кенни обвел большим пальцем контуры ее груди и поцеловал в губы.

— Прошлой ночью я голову потерял, — тихо признался он.

— Я тоже.

— Ты издаешь такие чудесные звуки в постели.

— Правда?

— Угу.

Он придавил ее сосок. Эмма охнула от удовольствия.

— Вот такие.

Кенни согнулся и завладел чувствительным бугорком. Втянул в рот. Эмма бессильно откинула голову, отдаваясь восхитительным ощущениям. Не в силах оставаться спокойной, она вытянула его рубашку из брюк и проникла ладонью внутрь, с наслаждением гладя теплую тугую кожу.

Похоже, иного поощрения ему не потребовалось. Уже через мгновение ее блузка едва держалась на плечах, шорты валялись на полу, а трусики болтались у щиколоток. Однако и она не бездействовала, и вскоре его рубашка уже легла поверх ее шорт. Сквозь развал молнии джинсов выглядывали синие шелковые боксерские трусы.

— Мне просто… необходимо сделать это…

Он устроил Эмму так, что она полулежала на сиденье, раздвинул ее ноги и наклонил голову.

Жесткие темные волосы задели внутреннюю сторону ее бедер, погладили мягкую кожу, сдвинулись повыше, пока она не почувствовала его губы. Там. Там!

Она промычала что-то невнятное. Выдохнула его имя. Вообще забыла, что надо дышать.

Он, по своему обычаю, не торопился. Медлил. И Эмма забыла, где находится, тесноту, забыла все на свете, кроме его прикосновений и гладящих, глубоко проникающих движений. Ее оргазм вылился в шумные всхлипы, сотрясшие тело.

Но Кенни не отстранился. Продолжил. Снова послал ее в полет.

О… это было ослепительно! Она даже не сознавала, что ее руки неустанно движутся, пока он не перехватил их. Она ощущала его нетерпеливую набухшую плоть сквозь синий шелк и поняла, что вовсе не отсутствие желания заставило его остановить ее.

Эмма подняла голову и вопросительно посмотрела в дымчато-фиолетовые глаза.

Он выглядел совершенно измученным, лицо искажено страданием.

— Мне нужен бумажник. Со мной ничего нет.

— Я на таблетках, — улыбнулась Эмма.

— На таблетках? Почему же вчера не сказала?

— Ты приказал мне молчать. — Она коснулась губами его губ. — Да и не хотелось ничего объяснять. Я начала принимать таблетки перед отъездом. На всякий случай.

— На случай, если…

Он осекся. Эмма оседлала его и, улыбаясь, прижалась губами к уху.

— С твоего разрешения…

Кенни застонал и потянулся к ней.

На этот раз она хотела верховодить, но у него были несколько иные соображения, и когда Эмма попыталась опуститься на каменный стержень, Кенни схватил ее за бедра.

— Осторожнее, солнышко, — пробормотал он и взялся за дело, позволяя ей поглощать его постепенно, по дюйму.

— Я… — пробормотала она, — я хочу…

Он отвлек ее поцелуем, длившимся бесконечно, и, пока исследовал языком пещерку ее рта, проник глубже. Но даже когда она приняла его целиком, не отдал бразды правления. И вместо этого установил свой ритм, инстинктивно понимая, что нужно ей. И дал Эмме все. Все, что она хотела. Кроме контроля над ним.

Кончики полных холмиков терлись о легкую поросль волос на его груди. Внутреннюю поверхность бедер обжигала грубая ткань джинсов, которые Кенни так и не стянул до конца. Теперь она целовала его, наслаждаясь новизной ощущений. Но желала большего. Хотела, чтобы он доверял ей. Настолько, чтобы отдать власть.

Его руки впились в ее ягодицы, а большие пальцы выделывали нечто неслыханное, причем именно в том месте, где были соединены их тела.

— Не останавливайся, — выпалила она. — Что бы ты ни делал, не…

Он послушался. Поток расплавленного меда унес их обоих.

 

Глава 16

После Эмма тихо радовалась суете, поискам салфеток и одежды. Кенни, похоже, разделял ее чувства. Может, ему тоже было не по себе. Да и что ни говори, было нечто непристойное в такой спешке, непристойное и непонятное. Почему двое взрослых, умных и таких разных людей теряют голову настолько, что не способны оторваться друг от друга, и слишком спешат, чтобы добраться до собственной постели?

Наверное, каждую женщину хоть раз в жизни да тянет к опасному мужчине. Очевидно, настал ее черед. Может, ей требуется вывести Кенни Тревелера, как наркотик, из кровеносной системы, чтобы освободить место для того, кто уготован ей судьбой, настоящего, порядочного и доброго мужчины. Может, Кенни привьет ей здоровый иммунитет. Одна доза навсегда предохранит ее от подобных плейбоев.

Эмма, сосредоточенно обдумывая все это, принялась застегивать блузку.

Кенни вышел из машины. Заправляя рубашку в джинсы, он заметил, что Эмма застегивает пуговицы неправильно, но промолчал. Стоит ему заикнуться об этом, и она снова взъерепенится и станет упрекать его, что он опять цепляется к ней.

Эмма подняла на него глаза, и ее распухшие от поцелуев губы и взъерошенные кудряшки отчего-то напомнили Кенни о сливочном мороженом. Тут что-то непонятное стало твориться с ним. Прошлая ночь была просто сказочной, такой чудесной, что ему не хотелось думать об этом, и все же он ни о чем больше и помыслить не мог, вероятно, именно поэтому так озверел во время детских гонок. А сейчас… всего минуту назад они едва не выцарапали друг другу глаза, и вдруг… никакая сила не смогла бы их расцепить!

Он не мог припомнить, когда в последний раз занимался этим в машине. Кажется, вообще никогда. Богатеньким мальчикам это не обязательно. У таких мальчиков имеются пляжные домики, а на крайний случай и деньги, чтобы снять номер в мотеле.

Черт, ему понравилось заниматься с ней любовью. Какой энтузиазм, какое рвение! Она совершенно не способна что-то утаивать, скрывать, держать при себе. Отдает все, на сто десять процентов, как раз как он обожает.

Блузка перекосилась, прилипла к ее груди, что заставило его вновь почувствовать тяжесть этого соблазнительного полушария. Как оно наполняет его ладонь!

И снова эта предательская нежность, буквально затопившая его!

Кенни нервно дернулся. Она чересчур властная, слишком требовательная!

Он отчетливо понимал, как важно поскорее вернуться в безопасное общество посторонних. Тем больше удивили его внезапно сорвавшиеся с языка слова:

— Хочешь прогуляться к реке?

Прелестные медово-карие глаза вопросительно замигали.

— С удовольствием.

Словно он пригласил ее на чай с рогаликами!

Кенни помог Эмме выйти и сжал протянутую руку. Маленькую, но сильную. Кенни потер мозоль на ее указательном пальце.

Шум воды приветствовал их. В деревьях раздавались беличий стрекот, крики пересмешника…

Странно, почему Эмма молчит? Для такой болтушки она удивительно спокойна. Эта безучастность страшно выводила его из себя, и он, сам не понимая, что говорит, брякнул:

— Утром я привозил сюда Питера.

— Значит, он немного пришел в себя?

— Да. — Кенни откашлялся. — Нам следовало потолковать с глазу на глаз.

— Еще бы! — взорвалась Эмма. — Слава Богу, хоть этот омерзительный инцидент закончился миром! Не смейте больше никогда так поступать с братом!

Ее высокомерные нотации должны были взбесить его, но вместо этого Кенни стало легче. Эмма тонко чувствует, что значит для него этот малыш и как Кенни сожалеет о содеянном. Но все же он не хотел, чтобы она слишкомч задирала нос.

— Следует закалять их с детства, чтобы не вырастали тепличными цветочками или, чего доброго, «голубыми».

Эмма имела наглость рассмеяться:

— Брось, Кенни. Кто бы говорил! Когда речь идет о Питере, ты мягче воска.

— Да… верно… Он нечто особенное, правда?

Кенни улыбнулся и подумал было сменить тему, но сообразил, что хотел бы обсудить это с ней. С чисто профессиональной точки зрения. В конце концов, кто эксперт по детскому воспитанию, как не она?

— Видишь ли… дело в том… мой старик иногда перегибает палку… Я просто волнуюсь за Пети, вот и все.

Янтарные глаза пронзили его, словно тонкие лазерные лучи.

— Опасаешься, что Уоррен будет таким же плохим отцом Питеру, как тебе?

— Мой отец всегда выполнял свой долг, — немедленно возразил Кенни, — особенно если учесть, как вела себя мать! Не мог же и он слюнявить меня с утра до вечера!

— Нет, но подозреваю, что он занял совершенно противоположную позицию, а это тоже плохо. Видела нечто подобное на примере нескольких моих учениц. Судя по твоим рассказам, отец не часто проводил с тобой время и отсутствовал как раз тогда, когда ты больше всего в нем нуждался, а если и приезжал, то постоянно находил повод пожурить или покритиковать тебя.

Миссис Снид позвонила мне на работу. Заявила, что ты оторвал голову у Барби, любимой кумы Мэри Бет, и выбросил в помойку. Только трус способен сделать такое с девочкой. Гнусный, наглый трус.

— Я действительно был подлым негодяем.

— Верно, но в этом часть и его вины. Уверена, ты отчаянно старался привлечь его внимание, и единственным способом достичь этого были все те гадости, которые ты совершал. Здоровый, нормальный ребенок, которого душила любовью полубезумная мать, а отец предпочитал не вмешиваться. В самом деле, Кенни, при таких невыносимых родителях удивительно еще, как ты не превратился в настоящего садиста, а может, и маньяка, который начинает с издевательства над беззащитными животными и заканчивает убийствами людей. Понятно, почему ты до сих пор отвергаешь отца.

— Я никогда этого не утверждал.

Но леди Эмму уже невозможно было остановить. Она продолжала, словно не слышала ни единого слова:

— Тебе следовало бы простить его. Ради вас обоих.

Кенни небрежно пожал плечами:

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты толкуешь.

— А еще и проблема с Питером. Боишься, что твой отец станет так же пренебрегать им, как когда-то тобой. Что Питеру придется завоевывать его любовь, вместо того чтобы получить ее по праву рождения.

Кенни вынудил себя широко зевнуть.

— Ты так набита дерьмовыми теориями, что могла бы сойти за удобрение.

Но вместо того чтобы вспылить, она стиснула его руку.

— Не тревожься ты так о Питере. Шелби не похожа на твою мать и наверняка станет стойкой защитницей его прав. Кроме того, подозреваю, что твой отец тоже учился на своих ошибках. Как он украдкой поглядывав! на тебя, когда ты не видишь! Просто сердце разрывается И даже если я не права, у Питера есть одно преимущество, которого был лишен ты.

— Да? — со скучающим видом обронил он. — И что это?

— Ты, разумеется.

Он даже согнулся, как от удара под дых, и не сразу опомнился, а когда заговорил, ответ прозвучал далеко не так небрежно, как ему хотелось.

— Не слишком большое богатство!

— Ошибаешься. Бескорыстная, верная любовь творит чудеса.

— Еще бы!

— Вспомни свое детство, Кенни. Ты совершил настоящий подвиг, сумев выжить и стать порядочным человеком. Трудно представить более сложные условия развития ребенка.

— А как насчет Тори?

— Тори по крайней мере принадлежала безграничная любовь отца. Ты же был лишен всего.

— Что ты мелешь? Мать была готова целовать землю, по которой я ходил. В этом и был весь ужас.

— Это не та любовь. Ею двигали совершенно иные эмоции и соображения.

Она права. От Кенни постоянно ожидали, что он будет трястись над матерью, как над самой большой драгоценностью в мире.

Кенни, зайчик, не смей играть с этой белой швалью! Мерзкие мальчишки! Останься со мной! Я куплю тебе новый радиоуправляемый аэроплан, который мы видели по телевизору. Все станут тебе завидовать и бегать за тобой! Будешь самым популярным парнем в школе!

Никого так не презирали, как его.

— Да, пожалуй, ты еще умнее, чем мне казалось, — фыркнул он.

— К сожалению, я что-то вроде профессора по подобным делам. Приходилось видеть и не такое.

Он расслышал легкий надлом в ее голосе.

— По-моему, ты говоришь сейчас не только как профессионал.

Эмма пожала плечами:

— Не только. Мои родители любили меня, но больше увлекались работой. Я была очень одинока.

Отняв руку, она направилась к берегу. Он последовал за ней, радуясь, что Эмма переключилась на себя. Она улыбнулась, когда Кенни догнал ее.

— Нет ничего скучнее, чем слушать, как добившиеся успеха взрослые ноют о своем несчастном детстве, верно?

— Вернее некуда. Тут ты права на все сто.

Кенни поднял плоский камешек и ловко запустил в воду, целясь в известняковую скалу, высившуюся на другом берегу. Камешек подпрыгнул на поверхности четыре раза, прежде чем утонуть.

— Кажется, я начинаю понимать, почему вы на стенку лезете, едва речь заходит о «Святой Гертруде». Я сам похож на психа во всем, что касается Пети.

Он швырнул в реку еще одну гальку и повернулся к Эмме. Отчего ему не по себе? Не понятно. Вроде никаких причин…

— Думаю, как только вы сообщите герцогу о своих похождениях, дело в шляпе и вы сорветесь с крючка.

— Не знаю, — не сразу ответила Эмма. — Похоже, он верит лишь в то, во что хочет верить, как по-твоему?

Ее лоб сморщился, а в глазах промелькнуло знакомое выражение, совсем как у актрисы, играющей разгневанную королеву, когда та величественно приказывает снести кому-то голову.

— Не хочу рассказывать ему, что было между нами. Это наше личное дело, и не ему совать свой наглый нос в наши отношения.

Кенни ухмыльнулся, эгоистически радуясь реакции Эммы.

— Кажется, ты загнала себя в угол.

Эмма пробормотала что-то невнятное; Кенни смог лишь разобрать слово «проклятый».

— Спорим, что я попаду!

Он показал на валун, поднимавшийся из воды чуть поодаль, и поднял очередной камешек, однако не добросил до цели.

— Еще две попытки.

— Вода совсем прозрачная. Какое чудесное место!

— Я всегда его любил. Прибегал сюда в детстве, сразу после того, как задам кому-нибудь трепку или доведу до слез.

Он приготовился к броску.

— Бьюсь об заклад, ты тогда надеялся, что, если станешь продолжать в том же духе, кто-то попытается тебя остановить.

— Наверное.

Он снова промахнулся.

— Еще одна.

Камень отскочил от валуна.

— Превосходно, — улыбнулась Эмма. — Именно этим и занялся Далли, верно? Положил этому конец.

— Кто тебе рассказал?

— Сложила два и два, только и всего. Отсутствием сообразительности я не страдаю.

— Боюсь, психоанализом на сегодня я сыт по горло. Кроме того, это ты с приветом, а вовсе не я, спроси хоть у отца Джозефа.

Эмма поморщилась как от боли.

— Какое счастье, что я скоро уезжаю! Я никогда не посмею посмотреть в глаза этому бедняге.

Ему отчего-то не хотелось думать о ее отъезде, хотя, честно говоря, он не мог дождаться, пока сбудет ее с рук.

— Я объясню, что случилось. По крайней мере большую часть. — Он принялся растирать ей шею. — Если мы намереваемся попасть сегодня в Остин, пора в путь. Если хочешь переодеться, можем заехать сначала домой.

— Неплохо бы.

Они добрались до дома, но спальня манила так неодолимо, что о поездке в Остин пришлось забыть.

Тори держала страусов в глубине отцовского поместья: так было легче, по крайней мере свидетельство ее глупости не мозолило глаза. Если не из сердца вон, то хотя бы с глаз долой! Еще до развода, живя в Далласе, она устроила птиц на ранчо к югу от города, но их содержание обходилось слишком дорого, поэтому она уговорила отца принять «погорельцев». Их было всего восемнадцать, забавных уродцев, как две капли воды похожих друг на друга длиннющими шеями, темными мохнатыми перьями и голенастыми ногами.

Иногда Тори старалась убедить себя, что они, в сущности, очень милые, но затея обычно не выгорала.

Она отвела глаза от гнезда с тремя изумрудно-зелеными яйцами.

— Вон тот, что у ограды, — Элмер, — сообщила она. — Один из здешних родоначальников. Дама Полли — в самой середине группы.

— Ты дала им имена?

Тори уже пожалела, что поддалась импульсу, побудившему ее пригласить Декстера посмотреть эму.

— А что тут плохого?

Он поднял голову. В глазах с зелеными искорками, скрытых очками в тонкой металлической оправе, отразилась такая бездна любопытства, что ей стало не по себе.

— Я никогда не занимался разведением скота и птицы, — пояснил он, — но, насколько мне известно, куда труднее убивать животных, которым дал имена.

Вечерний ветерок бросил прядь волос ей на щеку.

— Даже будь они безымянными, все равно невозможно их… о, не важно. — Тори нетерпеливо заправила локон за ухо. — Признаю, что сама идея с эму была дурацкой, но мой брак с Томми разваливался, и я пыталась как-то отвлечься.

— И каким-то образом добыть средства к существованию. Совершенно логично.

— Полный идиотизм.

Декстер сунул руки в карман очередных защитных слаксов из своего, очевидно, неистощимого запаса.

— Просто ты рисковая. Такое бывает. Но по крайней мере ты осознаешь ответственность за птичек. Многие на твоем месте выпустили бы эму на волю, только бы не тратиться на еду.

— Я очень безответственная, но никогда бы не отважилась ни на что подобное.

— Я не считаю тебя безответственной, — вырвалось у Декстера так искренне, что Тори польщенно улыбнулась.

Приятно услышать похвалу из уст такого серьезного человека! Но все ее благодушие немедленно испарилось при его словах:

— Ты подумала о том, чем собираешься заняться, если мы поженимся?

— Мы не поженимся!

— Возможно. Но если это все-таки произойдет, тебе необходимо найти лучший способ проводить время, чем шататься по магазинам да волноваться за страусов.

— У тебя полно денег. Я могла бы опустошить все магазины, не нанеся серьезного урона твоим финансам.

Опять он втягивает ее в дискуссию по поводу вещей, совершенно немыслимых!

— Не в этом дело. Когда я буду приходить домой вечерами, тебе наверняка захочется расспросить, как прошел день. И разумеется, ты обязательно почерпнешь что-то интересное из ответа. Потом я, в свою очередь, справлюсь о твоих делах. И что же ты поведаешь? О распродаже спортивной одежды у Наймана? В конце концов, это невыносимо унизительно для тебя!

— Нет, у тебя все-таки не все дома.

— Совершенно не обязательно трудиться с утра до ночи. Но тебе пора привнести в мир еще что-то, кроме прелестного личика. Вряд ли ты будешь счастлива, не имея жизненной цели выше, чем покупки и дом.

— Откуда тебе знать, что мне нужно для счастья? Декстер небрежно отмахнулся.

— Подумай, что ты можешь сделать со своей жизнью? Только не талдычь мне о детях: мы оба знаем, какая это больная тема. Время покажет, сможем ли мы стать родителями.

Тори ждала привычного удара в сердце, как всегда, когда речь заходила о детях, но, к собственному удивлению, не почувствовала боли. Почему? Что такого успокоительного в общении с этим чудаковатым малым?

Она вспомнила о стычке с отцом, которую затеяла, узнав, кто замыслил выдать ее замуж за Декса. Уоррен не пытался это отрицать и даже не извинился. Только заявил, что любит ее, но с него довольно. После она чувствовала себя странно опустошенной и никчемной.

— Я умею драться, играть в гольф и стильно одеваться.

— И?.. — терпеливо осведомился Декс.

— Неужели недостаточно?

— Для других женщин — возможно, но не для тебя. Ты слишком умна для пустого времяпрепровождения, — с таким серьезным видом заметил Декс, что Тори не устояла.

— Ладно. Может, у меня тайная мечта заняться… — Она поколебалась, но почему бы и не высказаться? — Заняться фотографией.

— Фотографией? Как увлекательно!

Он в самом деле искренне заинтересовался, и Тори неожиданно захотелось выложить все. Сначала она то и дело запиналась, но вскоре совершенно освоилась.

— За последний год я многому научилась у Патрика. Он одолжил мне одну из своих камер, и мы часами торчали в лаборатории. Последнее время он даже разрешает мне проявлять пленки. Патрик считает, что у меня верный глаз. — И, смущенная собственным энтузиазмом, тихо добавила: — Наверное, просто не хочет меня обижать.

— Уверен, что это не так, — возразил Декстер, и, глядя в его открытое лицо, Тори не задумываясь выпалила:

— Я просто влюблена в это дело, Декс. Стоит начать — и тут же теряю представление о времени. И часами просиживаю на детских площадках. Кончится тем, что меня арестуют, как подозрительную личность, но я обожаю снимать детишек. Они такие… — Тори осеклась.

— Не бойся, Тори, у меня и в мыслях не было смеяться над тобой.

Кажется, он в самом деле ее понимает! Тори еще больше возненавидела его за непрошеное сочувствие.

— Не знаю, зачем вообще трачу на тебя время. Ты сам признал, что хочешь детей, а я бесплодна. Почему бы тебе не оставить меня в покое?

— Ни один доктор не поставил тебе такого диагноза, так почему я должен верить всякой чуши? Но если это окажется правдой, мы всегда можем усыновить малыша.

Сердце куда-то провалилось, словно пропустило несколько ударов.

— И ты пошел бы на это?

— Естественно. Я же сказал, что хочу детей.

— Томми и слышать не желал об усыновлении.

— Ты проявила куда больше осмотрительности, покупая эму, чем когда выходила за Томми.

— Тут ты прав, — рассмеялась Тори. — Но Томми куда красивее.

— Внешность — еще не главное!

Впервые ей удалось заставить его обороняться!

— Ты совсем не плох, Декс. Собственно говоря… не бери себе в голову, но из всех знакомых мне дегенератов ты первый красавец. Если не считать Теда, конечно. Но Кенни — единственный, кто может дать Теду сто очков вперед, так что не расстраивайся.

— Интересно, сколько же дегенератов ты знаешь?

— Эй, не забывай, что говоришь с принцессой микрочипов! Да я практически выросла среди таких ребят. В детстве отец часто брал меня с собой на работу.

— И ты в самом деле считаешь, что я первый?

Тори поспешно стиснула губы, чтобы скрыть улыбку. Он в самом деле очень милый, если такое определение применимо к подобного рода болванам.

— Честное слово.

— Собственно говоря, мне абсолютно все равно, но я знаю, что внешность человека играет для тебя роль… Что-то в том, как он выговорил это, вроде бы сухо и безразлично, но в то же время встревоженно, глубоко затронуло ее душу. Не говоря уже о некоторых интимных частях тела. Она просто не знала, что и думать и как собраться с мыслями. И неожиданно пришла к единственному решению.

— Ладно, Декс, я знаю, что делать. Проверю тебя на вшивость.

— Это как?

— Играем не по правилам. Только ты, я и матрац. Пора испытать, на что ты способен.

Его показная сдержанность мигом исчезла, в глазах появились веселые чертики. При виде смешливых морщинок в уголках этих глаз, клубки жара, медленно развертывавшиеся в ее крови, взорвались языками пламени.

— Вот как? А если я скажу тебе, что собирался вручить себя в качестве приза и подарка в брачную ночь?

— Смеешься? Ты что же, не желаешь спать со мной?

— Да я ни о чем другом думать не могу. Но зачем тебе, грубо говоря, покупать корову, если ты всегда сможешь получить от меня молоко даром? Нет, уж лучше я потерплю.

— Ты считаешь себя чем-то вроде приза?

— Определенно! — Его глаза ярко сверкнули. — Не желаю показаться слишком самоуверенным, и ничего не сказал бы, не затей ты этот разговор, но я изумительный любовник.

— Братец Кролик…

Не найдя подходящих выражений, Тори красноречиво воздела руки к небу. Декс рассмеялся, схватил ее в объятия и стал целовать, пока она не задохнулась. Где-то в самых глубинах ее затуманенного разума билась мысль, что он далеко не так невозмутим, как притворяется, но его рука, лежавшая у нее на груди, пробуждала такие восхитительные ощущения, что Тори не спешила ее оттолкнуть.

И с удивлением поняла, что Декс в самом деле умеет целоваться. Когда его язык погрузился в ее рот, Тори попыталась убедить себя, что в ее рвении завоевать привязанность мужчины есть нечто жалкое и она сделала ошибку, снизойдя до Декстера, но в его поцелуях не было ничего жалкого. Сладостные, бесконечно эротические… и заставляющие желать большего…

Они разомкнули руки, и едва перед взором Тори погасли звезды, она поняла, что мистер Зануда потрясен не меньше ее самой.

— Л-ладно, — запинаясь, выговорил он, — так и быть, я женюсь на тебе.

Она припала к сильной теплой груди, ощутила его дыхание на своем лбу и на какую-то долю мгновения едва не поддалась искушению ответить «да».

— О, Декс… ты уже через месяц горько об этом пожалеешь.

— Нет. И ты тоже будешь счастлива.

Тори следовало бы просто-напросто повернуться и уйти, но некий дьявол заставил ее замереть на месте.

— Сначала постель. Только потом я соберусь с мыслями. Я не из тех, кто покупает кота в мешке.

Он удивленно уставился на нее. В уголках губ заиграла зловещая улыбка.

— Пока об этом не может быть и речи. Но если я передумаю, ты первая об этом узнаешь.

 

Глава 17

Шагая рядом с Кенни по уединенной прибрежной тропе Сан-Антонио, Эмма неожиданно подумала, какую глупость совершила леди Сара Торнтон, уехав из Техаса, который так любила. Было в этом штате нечто неодолимо притягивающее: кипучая энергия, веселые дружелюбные люди и бескрайние полудикие просторы. Эмма обнаружила, что дышит глубже, полной грудью, словно объем легких каким-то волшебством увеличился вдвое. И чувствовала она себя по-другому, став более дерзкой, напористой, смелой и не скованной никакими ограничениями.

Последние пять дней были сплошным волшебством. Кенни показал ей самые живописные города Техаса: Остин и Сан-Антонио. В Остине он развлекал ее анекдотами из своей студенческой жизни и даже показал университетский кампус.

Когда она закончила работать в библиотеке, он повез ее в здание законодательного собрания штата, а оттуда — в городские парки и магазины. Вечером они шатались по чудесным ресторанчикам и слушали лучшие оркестры Остина.

Сан-Антонио оказался еще великолепнее. По утрам, пока Кенни тренировался, она дописывала статью. Остальное время они проводили вместе. Она в жизни так много не смеялась и не спорила. Тело после ночей любви словно приобрело неведомые доселе теплоту и гибкость, и она уже не могла представить, как будет жить без ласк Кенни и без него самого…

Облако депрессии и тоски все чаще окутывало ее. До отъезда всего ничего. Сегодня пятница, а ее самолет вылетает в воскресенье вечером.

Эмма подставила лицо ветру, полная решимости не портить тех немногих часов, которое еще остались. Уж лучше вспомнить подробности поездки в Аламо. Кенни оказался почти профессиональным гидом, и когда вел ее через самый знаменитый храм Техаса, Эмма поняла, что книги по истории и биографии знаменитостей, разбросанные по всему его дому, отнюдь не были деталями меблировки, включенными в общую обстановку заботливым Патриком.

Его рука, большая и надежная, сжимала ее ладонь. Полюбовавшись красивым старым зданием на другом берегу, Эмма задумчиво заметила:

— Ты помешан на истории, верно?

— С чего ты взяла?

— Прежде всего ты досконально знаешь историю Техаса.

— Я хотел специализироваться по истории в колледже, но мои оценки в старших классах были настолько возмутительными, что мой консультант отсоветовал пускаться в такую авантюру.

— Очень жаль.

— Нет, он, вероятно, был прав. Даже при том, что я выбрал самые легкие предметы, студент из меня получился средний. Так, на троечку. А потом я бросил университет, чтобы стать профессиональным спортсменом.

— Да, всякий на твоем месте учился бы на тройки. Весьма трудно добиться чего-то большего, если почти не ходишь на лекции.

Кенни метнул на нее любопытный взгляд.

— А ты откуда знаешь?

— Стоит провести пять минут в твоем обществе, как все становится яснее ясного. В самом деле, Кенни, сроду не встречала человека, который так боялся бы отважиться на что-то требующее мужества или по крайней мере труда.

Кенни выпустил руку Эммы и раздраженно поморщился.

— На тот случай, если забыла: ты стоишь перед человеком, дважды завоевавшим титул чемпиона за последние три года. И не стоит распространяться об отваге.

— Но выигрыш в турнирах — совершенно иное дело, не так ли?

Она сочувственно пожала его пальцы. Этот уик-энд дался ему особенно тяжело: в Огасте начался «Мастерс», но Кенни сохранял стоическое молчание и не давал себе распуститься.

— Площадка для гольфа — вероятно, единственное место в мире, где ты не опасаешься показать людям, как усердно работаешь.

— Потому что это единственное место в мире, где я действительно усердно работаю.

Эмма улыбнулась ему и на секунду прижалась щекой к его руке.

— Меня не обманешь, Кенни. Я-то вижу, как ты стараешься. Взять хотя бы тренировки. Просто ты виду не подаешь, как устаешь, поэтому со стороны все кажется таким легким.

— В тебе столько дерьмовых теорий, что ты могла бы…

— Сойти за удобрение. Знаю. Хочешь, чтобы люди поверили, будто большего лентяя свет не видывал. Похоже, ты считаешь, что не достоин чьей-то похвалы.

— Вздор.

Кенни нервно дернул уголком губ, и Эмма поняла, что попала не в бровь, а в глаз.

Между ними было столько всего недоговоренного, невысказанного! Его дисквалификация, ее проблемы с Беддинггоном. Последние пять дней она дрейфовала в чувственном тумане, словно уверившись, что завтра никогда не наступит. Похоже, никто не следил за ними… но теперь, когда до отъезда осталось всего двое суток, Эмма была вынуждена признать: она вела себя глупо и безответственно. Не пыталась связаться с Хью и ничем ему не досадила. Словом, пребывала в эротическом раю, где не существует суровой действительности и печального будущего.

Первые атаки панического ужаса комом осели в желудке, унося с собой незамутненную радость дня.

— Ты не можешь вспомнить имена тех, кто был тогда в аптеке?

— Сто раз тебе повторял, что рылся в горе шнурков и мне просто было не до того.

— Но ты наверняка с кем-то беседовал, встречался, наконец.

— Совершенно из памяти вышибло.

Эмма окончательно поникла. Так она ничего и не добилась. Положение такое же, как в тот день, когда она вышла из самолета.

— Беддингтон знал, что я купила газету, так что его шпион точно был в аптеке. Но почему он не доложил ни о чем другом?

В поле зрения появилась фигуристая блондинка, бегущая рысцой по дорожке, но Кенни, казалось, ничего не заметил. Эмма высоко оценила его сдержанность. Он и взгляда не бросил на другую женщину, пока находился рядом с ней! Изумительный человек, несмотря на все его закидоны! И поразительно старомодная учтивость! Хотя Кенни то и дело осаждали болельщики и поклонники, он со всеми разговаривал вежливо, не теряя терпения, и одновременно давал понять, что занят своей дамой.

Они добрались до конца тропинки и повернули назад. Здесь, вдали от городского шума, было так мирно, тихо и спокойно. Тишину прерывал только редкий шум мотора речного трамвайчика. Несмотря на время от времени появляющихся бегунов трусцой, место было удивительно уединенным.

— Почему мне втемяшилось в голову, что это мужчина?! — воскликнула Эмма. — Шпион мог так же легко оказаться женщиной!

— Теперь припоминаю, что видел старую миссис Кулиген у витрины со жвачкой. Правда, ей лет восемьдесят, но она кому угодно задаст жару!

— Смейся, смейся! Просто озноб по спине ползет, когда представляю, что за мной следят, а я даже не имею понятия, кто это! И почему последнее время Беддингтон снял наблюдение?

— Понимаю, каково тебе приходится, солнышко. И ты знаешь, как я отношусь к твоей привязанности к этой груде камней, поэтому мне лучше помолчать.

— Могу догадаться, что ты думаешь, — расстроенно вздохнула Эмма. — Считаешь, что я рано или поздно превращусь в одну из тез милых рассеянных особ с тараканами. Начну разговаривать с собой, заведу дюжину кошек и стану носить дырявые, растянутые, пропахшие нафталином свитеры.

— Должен признаться, подобное мне в голову не приходило. Скорее я представляю тебя в черном поясе с чулками и…

— То, что я англичанка, не замужем и уважаю традиции, еще не означает, что я эксцентрична…

— Похоже, ход твоих мыслей весьма необычен. Что именно ты желаешь этим сказать?

— А, не знаю. Забудь.

— Знаете, леди Эмма, вместо того чтобы обвинять меня в психических аномалиях, неплохо бы разобраться в своем затуманенном мозгу.

— Затуманенном? Да он ясен и светел, как летнее утро!

— Если это так, почему ты упорно считаешь себя засохшей старой девой?

— Вовсе нет. Но и секс-бомба из меня никудышная.

— А вот это наглая ложь.

— Вовсе не… — Эмма недоуменно моргнула. — Что ты говоришь?

— Что ты настоящая секс-бомба.

— Ты просто вежлив.

— Я просто мужчина. Видишь ли, я помешан на твоих губах…

— Опять за свое! Это так несправедливо. Будь я мужчиной, считалась бы волевым лидером. Но только потому, что я женщина, меня называют властной, доминирующей и капралом в юбке.

— Все это чистая правда, но сейчас мы говорим о другом. О том, что у тебя самый чувственный в мире рот.

— Чувственный?

— Угу.

Эмма зажмурилась. Встряхнулась. Одним глазом глянула на него.

— Теперь я точно знаю, что ты врешь.

— Я вру исключительно по пустякам. Может, напомнить тебе, что ты выделывала своим ртом сегодня утром, часов около восьми?

До сих пор Эмма не подозревала, что он способен заставить ее покраснеть, но оказалось, что и это возможно.

— Спасибо, я помню.

Кенни рассмеялся, привлек ее к себе и прошептал:

— Спасибо тебе.

Вместо того чтобы дозвониться до Хью, Эмма провела следующее утро в постели с Кенни, в долгах, изощренных любовных играх. Представить невозможно, что на свете существует другой такой страстный, заботливый, нежный любовник. Жаль только, что он все время стремится быть ведущим! Не то чтобы она так уж хотела взять верх, наоборот, тихо радовалась тому, что хотя бы раз в жизни за нее "принимают решения, но все же иногда так и подмывало проявить инициативу, поэкспериментировать с его великолепным телом. Правда, она уверена, что со временем уладилось бы и это, но, к сожалению, времени почти не осталось.

После неспешного завтрака они направились в конюшню и следующие несколько часов катались сначала в лесу, а потом у подножия холмов. Кенни предпочел ковбойское седло и ехал на Шедоу, а Эмма выбрала Чайну и английское седло.

— Кенни, ты не заметил… возможно, я брежу, но кажется, моя татуировка бледнеет.

— Просто тушь глубже внедряется в кожу, вот и все.

— Наверное, ты прав.

Услышав шорох листьев, она присмотрелась и увидела рывшегося у корней дерева броненосца. Подумать только! Она впервые видит так близко забавного зверька!

Ее бедра приятно ныли, то ли от долгой прогулки, то ли после сегодняшних постельных забав.

Кенни надвинул свой стетсон на глаза.

— Я вот что подумал… следующий семестр начинается только через неделю… а антихрист, похоже, не спешит вернуть меня на поле, так что тебе нет никакой необходимости мчаться назад. Почему бы не остаться еще ненадолго?

Эмма выпрямилась и метнула на него быстрый взгляд.

— У меня билеты в эконом-класс. За них деньги не возвращают. Они просто пропадут.

— Я позабочусь о билетах. Не волнуйся.

Хорошо еще, что он не спешит от нее избавиться. Она должна бы обрадоваться, но вместо этого совсем скисла. Если бы они не спали вместе, Кенни не просил бы ее остаться.

— Я все-таки директор. Пусть занятия и не начинаются через два дня, но у меня полно работы. Две недели — самый долгий отпуск, какой я могу себе позволить.

— Не понимаю. Сама сказала, что герцог собирается тебя уволить. Раньше или позже, какая разница?

— Он еще не уволил меня, и пока это не произошло, я отвечаю за «Святую Гертруду», — бросила она. — У меня еще целые сутки впереди. Может, что-то случится за это время.

Дорога здесь делала поворот, и, увидев вдали дом, Эмма впервые позволила себе подумать, как полюбила это место. Это ранчо. Этот штат.

Здесь она чувствовала себя другим человеком. Не таким одиноким.

— Все равно, — нахмурился Кенни, — не вижу необходимости лететь в Англию, когда мы так чудесно проводим время.

Они чудесно проводят время… Лучшие мгновения ее жизни.

Сердце Эммы мучительно сжалось.

— Лучше закончить наш роман на самой высокой ноте, не находишь?

Кенни даже не сразу сообразил, о чем идет речь.

— Да… — отозвался он наконец, — думаю, ты права.

— Разумеется, права, — резко откликнулась она, изнывая от боли.

Он хотел еще что-то добавить, но тут впереди показалась конюшня. Кенни выпрямился и пробормотал особенно грязное ругательство, из тех, за которые учениц немедленно отсылали в кабинет директрисы на долгую беседу о преимуществах английского литературного языка.

Проследив за направлением взгляда Кенни, Эмма заметила группу мужчин, стоявших у закрытого белого фургона. Один, державший на плече дорогую видеокамеру, снимал приближавшихся всадников. Другой сосредоточенно смотрел в блокнот. Он был намного ниже остальных и строже одет, в темно-коричневую куртку спортивного покроя, бежевые слаксы и зеленую спортивную рубашку. Немного приблизившись, она заметила позолоченные пряжки, блестевшие на носках дорогих замшевых туфель.

— Держи рот на замке, — прорычал Кенни. — Смотри, ни слова!

— В чем дело?

— Очередные неприятности.

Он, не отрываясь, смотрел на человека с блокнотом. Не слишком приятный тип. Квадратные тяжелые челюсти, носик-пуговка и прическа ежиком. На толстой шее цепочка с моднейшими солнечными очками.

Оператор шагнул им навстречу и направил камеру на Кенни. Тот натянул поводья.

— Это частная собственность, Стерджис.

— Я никогда не бывал на твоем ранчо, Кенни. Слышал, что здесь довольно приятно. Как насчет того, чтобы устроить экскурсию? — осведомился незнакомец вкрадчивым, хорошо поставленным тоном профессионального комментатора. Эмма возненавидела его после первого же слова.

— Не надейся.

Кенни спешился, бросил поводья конюху и снял с седла Эмму.

— Это бизнес, Кенни. Ничего не поделаешь, мне нужно интервью.

— Ты последний на свете репортер, которому я соглашусь дать интервью. Кстати, как твой глаз? Зажил? Кто бы мог подумать, что у тебя такие слабые сосуды в носу?

Мужчина послал Кенни взгляд, исполненный искренней ненависти, и повернулся к Эмме.

— Стерджис Рэндалл. Сотрудник «Уорлд спортс ту-дей», на международном спортивном канале.

— Это Эмма, — бросил Кенни, прежде чем она догадалась ответить.

И все: ни фамилии, ни титула, которым Кенни так гордился, что не преминул сообщить всему городу, от продавцов до кондукторов автобусов, о том, с какой высокородной аристократкой, чуть ли не родственницей королевы английской, свела его судьба.

Стерджис кивнул и, потеряв всякий интерес к Эмме, немедленно о ней забыл. Ему был нужен Кенни, а не какая-то неизвестная девица.

— Пока ты здесь разыгрываешь ковбоя, Тайгер сделал в Огасте десять ниже пар . То, что ты ему теперь не соперник, стало настоящей сенсацией, и я приехал, чтобы сообщить нашим зрителям, как обстоят дела.

— А я-то воображал, будто ты уже сделал для меня все что мог.

— Ты избил меня на глазах у нескольких миллионов поклонников гольфа! — взвился Стерджис.

Эмма уже слышала эту печальную историю от Тори и знала, что первым начал Рэндалл, но Кенни, как обычно, не потрудился защитить себя.

— Оба мы профессионалы, — продолжал Стерджис. — Кто старое помянет… Давай осмотрим ранчо.

— Как-нибудь в другой раз.

— Парни из «Глоубл нэшнл» считают это интервью неплохой идеей. А поскольку они в числе твоих спонсоров и главные рекламодатели моего шоу, значит, и заказывают музыку. Но может, тебе не страшно лишиться спонсора…

Ну и наглец!

Эмма, теряя голову от ярости, судорожно сжала кулаки. Пусть Кенни и знаменитость, это не дает права всяким папарацци лезть в его личную жизнь!

Лицо Кенни оставалось невозмутимым.

— Никаких интервью. Я уже сказал твоему боссу.

— И каждому репортеру в этой стране, — елейно добавил Стерджис. — Я все понимаю, Кенни. Но предупреждаю: мы дадим крупным планом твою задницу, если попробуешь сбежать.

Он самодовольно ухмыльнулся, видя, что лицо Кенни потемнело от гнева. Эмма не сразу сообразила, что имел в виду Стерджис, и только потом поняла: он ловко отрезал Кенни все пути для отступления. Теперь тот не может отказаться, чтобы не выглядеть при этом грубым хамом. Рэндалл, должно быть, отлично знает — Кенни невыносима сама мысль о том, что всякий американский поклонник гольфа узреет на телеэкране удаляющийся зад кумира.

И тут ее даже дрожь пробрала от неожиданного озарения. А она-то что рот разевает?! Ей выпала козырная карта! Редчайшая возможность добиться своего. Репортер! Телекамера. И это как раз в ту минуту, когда она была готова сдаться! Ей предоставлен шанс публично себя опозорить, да так, как она и не мечтала! Что же медлить!

У Эммы даже дыхание перехватило. Беддингтон на стенку полезет!

Кенни мельком увидел, как застыла Эмма, и, заметив блеск ее глаз, понял, что дело плохо. Ее взгляд то и дело перебегал со Стерджиса на оператора. Кенни похолодел. Леди Эмма только сейчас сообразила, что все ее офигительные выходки запечатлеют и покажут миллионной аудитории!

Кенни внутренне приготовился к худшему. Эмма — создание проворное и в любую секунду может броситься ему на шею или исполнить стриптиз и в таком виде протанцевать хулу. И если он не желает окончательно загубить карьеру, нужно немедленно убрать ее отсюда, даже если ради этого придется согласиться на интервью.

— Ладно, — пожал он плечами, — Почему бы нет? Неплохо бы прояснить обстановку. Кстати, Эмма, зачем тебе скучать? Все это довольно тоскливо. Подожди меня в доме, хорошо?

Он старался не думать о том, что эта леди в любую секунду может превратить его в посмешище всей Америки. Остроты Ли Тревино, ехидные замечания Бена Райта на счет «голубых» игроков в гольф, даже гастрономические шуточки Фаззи Зеллера — ничто по сравнению с той бурей, которую Эмма вот-вот накличет на его голову.

И… и тут… ничего. К величайшему изумлению Кенни, Эмма глубоко вздохнула, кивнула и отвернулась. Он почувствовал себя так, словно ему с размаху всадили кулак в живот. Неужели она так и удалится?

Эмма, не оглядываясь, прошествовала в дом, добровольно отказавшись от своего последнего шанса вызвать публичный скандал. И Кенни отчетливо понял, почему она сдалась без борьбы: не хотела ранить его.

— Начали, — окликнул оператор. — Сюда, Кенни.

Кенни постарался выбросить из головы Эмму и все, с ней связанное, и направился к забору, боясь и подумать о том, чем она только что пожертвовала. Но перед глазами упорно возникала она… такая, как сегодня утром, чуть посапывающая во сне… лоб наморщен, словно она даже теперь строила грандиозные планы… светло-каштановые кудряшки разбросаны по голубой наволочке, как медовые потеки — по небу.

— Кенни!

Кенни сжался. С каких пор он, прожженный бабник, грезит о медовых потеках? Только этого ему сейчас и не хватало.

Он решительно обернулся к Стерджису:

— Давайте поскорее покончим с этой хренотенью.

Дура!

Эмма раздраженно дернула ящик стола в поисках штопора.

Так бездарно упустить случай! Единственный в жизни шанс! И почему? Потому что последняя идиотка!

Дверь громко ударилась о стену. Появился донельзя злой Кенни. Прекрасно! Она как раз жаждет с кем-то сцепиться. Мечтает! Все что угодно, лишь бы выпустить пар!

Кенни остановился рядом, стащил шляпу, взглянул на Эмму и улыбнулся. Все напряжение, тоска и досада мигом улетучились, и метаморфоза была такой внезапной и поразительной, что никак не укладывалась в ее сознании. Словно луч света прорезал грозовое облако и откуда ни возьмись показалось солнце. Его улыбка одарила ее теплом. А глаза… эти удивительные глаза…

Ее кожу кололо тысячью иголочек, сердце колотилось, кровь кипела в венах. Уши горели, перед глазами все пылало, кости плавились.

Эмма схватилась за край стола.

После того как она сутками находилась в приятном состоянии постоянного сексуального возбуждения, ничто уже, казалось, не должно был потрясти ее. Но то, что происходило в эту минуту, было совершенно иным. Иным и пугающим. Что-то неладное творилось с ее душой, какие-то непонятные ощущения исходили из потаенных уголков, о существовании которых Эмма не подозревала.

Но стоявшие на страже инстинкты самозащиты буквально взвыли тревожными сиренами.

Только не это! Пожалуйста! Все что угодно, но не это! Не с ним! Пожалуйста… Господи… только не любовь!

Она любит его! Это не увлечение, не страсть! И осознание простой истины пришло не так, как Эмма ожидала. Оно нагрянуло, словно землетрясение. Внезапно. Ошеломляюще. Не вовремя! Настолько непрактично! И невероятно, ужасающе болезненно.

— Что-то случилось?

— Случилось? Н-нет. Конечно, нет. Как твое интервью?

Эмма надеялась, что Кенни не заметит, как трясутся ее руки. Она наконец отыскала штопор и попыталась вкрутить его в пробку бутылки, выбранной Кенни заранее.

Он мягко отнял у нее бутылку.

— Если имеешь в виду, удержался ли я, чтобы не насовать ему как следует, то да. Так что все обошлось.

Он повернул штопор и снова одарил Эмму своей проклятой улыбкой:

— Спасибо за то, что ничего не выкинула перед камерой.

Эмма схватила солонку, чтобы хоть чем-то занять руки. Патрик куда-то уехал на съемки. Утром она радовалась уединению, но сейчас пожалела, что он еще не вернулся.

— Что ты имеешь в виду?

— Можно подумать, ты не знаешь!

Эмма прикусила губу и погладила большим пальцем обливную керамику солонки.

— Ты потрясающая личность, леди Эмма. И не только в спальне.

Эмма повернулась к нему и тоненьким, нерешительным, непохожим на обычный голосом пропищала:

— Ты считаешь, что в спальне я потрясающая?

— А разве нет?

— Да… но лишь потому, что я с тобой.

Кенни с готовностью кивнул:

— Именно поэтому, так что приготовься к огромному разочарованию, когда попытаешься проделать то же самое с кем-то другим.

Он попытался было улыбнуться, но отчего-то плотно сжал губы и помрачнел. А Эмма вдруг поняла, что не может представить себя в постели ни с кем другим. Не может представить себя такой же раскованной и одновременно беззащитной. Ну почему она решила отдаться именно ему? Она, которая всегда наперед просчитывала каждый шаг, вдруг вообразила, что секс — это нечто совершенно иное! Ведь подарив ему свое тело, она одновременно, сама того не сознавая, отдала всю себя, включая даже то, чего он не просил и не хотел: сердце.

Эмма застонала.

— Да что с тобой? У тебя такой вид, словно слопала несвежую креветку!

— Хуже.

— Эмма!

— Я не могу об этом говорить.

— Чушь! Конечно, можешь! Скажи. Я все пойму.

Признаться, что она его любит?! Черта с два! Не трудно представить его реакцию. Сначала шок, потом ужас. И уж конечно, никаких больше планов относительно ее дальнейшего пребывания в этом доме, никакого дружеского общения, никаких озаряющих мир улыбок, заставляющих ее ощущать, что она тонет в океане солнечного света.

И тут ее снова осенило. Почему не быть честной до конца? Ведь в ее характере брать быка за рога, и это единственный способ спастись. Признаться в любви — все равно что произвести ампутацию. Быструю и безжалостную. Он, конечно, сразу же отшатнется от нее и тем самым положит конец глупым фантазиям насчет малышей с фиолетовыми глазами и сказок, типа «они жили счастливо и умерли в один день».

Не позволяя себе отступить и решив сжечь мосты, она, словно со стороны, услышала собственные слова:

— Понимаешь, случилась совершенно безумная вещь. — Эмма откашлялась. — Я только что поняла… это невероятно глупо, но… — Язык едва ворочался во рту. — Ты будешь потрясен. И весьма возможно, разозлишься. И я не обижусь. На твоем месте.

Кенни терпеливо ждал.

— А, не важно. Забудь.

Она все-таки попробовала отступить, но тут же одернула себя. У нее много недостатков, но в их число не входит трусость! И кто придумал правило, что женщина может уберечь свою гордость, только скрыв свои подлинные чувства? Ну уж нет, она слеплена из теста покруче!

— Видишь ли, я влюбилась в тебя, — с ходу выпалила она и осеклась.

Он смотрел на Эмму так, словно из ее ушей поползли змеи. Она гордо вскинула голову.

— И ничего не говори! Я так зла на себя, что не могу описать! Можешь представить что-то более идиотское? Ты! Именно ты из всех людей!

Она схватила со стола вилку.

— Уж лучше я воткнула бы себе это в сердце! Или бегала бы за Томом Крузом! А то, втюрилась бы в какого-нибудь кретинского рок-идола! Не вижу никакой разницы.

Она швырнула обратно вилку, скрестила руки на груди и принялась притоптывать ногой, чтобы не раскиснуть и не разрыдаться у него на глазах.

— Что же, я не собираюсь с этим жить. Некоторые вещи просто невозможно вынести. Я немедленно положу конец этой дури.

Кенни открыл рот. Захлопнул. Снова открыл и едва слышно выдавил:

— И как… каким образом ты собираешься это сделать? Эмма высокомерно вздернула подбородок.

— А вот это мое дело.

Она страшно боялась, что раскиснет и расплачется. Такое унижение просто сломит ее.

Зазвонил телефон, но она словно не слышала.

— Я прекрасно понимаю, что ты тут ни при чем, но разъярена как черт на себя и на тебя, так что извини, мне лучше уйти.

Снова звонок. Эмма пошла к выходу, споткнулась о высокий табурет и едва его не опрокинула. Немного опомнившись, она схватила трубку и раздраженно рявкнула:

— Алло!

— Привет, это Тори. Хватай Кенни и немедленно ко мне.

— Что случилось?

— Узнаешь, когда приедешь. Поторопитесь. И, не сказав больше ни слова, повесила трубку.

Эмма пожала плечами.

— Очевидно, твоя сестра переживает нечто вроде очередного кризиса.

— Что на этот раз?

Эмме смертельно хотелось забиться в свою комнату и спрятать голову под подушку, но, кажется, ей и этого утешения не дано.

— Не знаю. Просила приехать как можно скорее.

— Значит, бежим. Она, наверное, прикончила Декса и хочет, чтобы мы спрятали его труп.

Поездка в поместье Тревелеров была сплошным мучением. Эмма не могла смириться с его жалостью или, чего хуже, неловкостью, поэтому включила радио на полную громкость, что сделало беседу невозможной.

Не успели она войти в дом, как появилась Шелби. Глаза ее сияли, щеки раскраснелись от удовольствия.

— Леди Эмма! У нас совершенно неожиданный гость. Деловой знакомый Уоррена — один из главных инвесторов… но думаю, он здесь не из-за отца. По-моему, приехал из-за вас. Представляю, что будет твориться в городе, когда все узнают, что я принимала настоящего живого герцога!

 

Глава 18

Эмма оцепенела.

— Герцог? — переспросил Кенни.

— Герцог Беддингтон! — торжествующе прочирикала Шелби. — Он в гостиной! Уоррен зовет его «Хью»! — Она так понизила голос, что теперь он невероятно напоминал сценический шепот. — Оказывается, они знакомы целую вечность! Герцог делал вложения в компанию с начала восьмидесятых… но встретились впервые! Немедленно идите, покажитесь ему! Мне нужно принести еще один поднос с закусками! Аппетит у него дай Боже! Эмма не знала куда деваться. Сначала эта нелепая любовь, теперь Хью!

Ей было известно, что Беддингтон разбогател на инвестициях в компании, занимающейся высокими технологиями, но таких компаний было огромное множество! Откуда она знала, что «ТКС» — одна из них?! А завтра ей уже лететь домой! С чего вдруг он решил проделать такой дальний путь? Неужели лишь для того, чтобы увидеть ее?!

Кенни схватил Эмму за руку.

— Ты немедленно едешь на ранчо. Совершенно ни к чему терпеть все это.

Его стремление уберечь ее, каким-то образом защитить немного утешило ее. Как соблазнительно было бы послушать Кенни… но нет, это невозможно!

Она раздвинула в улыбке дрожащие губы.

— Спасибо, но я сама о себе позабочусь. — Собравшись с мужеством, она направилась в гостиную.

— Эмма, дорогая!

Стул скрипнул. Хью тяжело поднялся на ноги. Одет, как всегда, безупречно, в темно-серый костюм-тройку, скроенный с таким расчетом, чтобы скрадывать полноту; редеющие рыжеватые волосы аккуратно зачесаны назад, белесые маленькие глазки прячутся под мохнатыми бровями. От него буквально разит дорогим одеколоном.

Позади раздался шепот Кенни:

— Сукин сын — просто двойник этого ублюдка Генриха…

Эмма поспешно шагнула вперед.

— Я потрясена, ваша светлость. Что, скажите на милость, вы делаете в Техасе?

Пухлые пальцы Хью клещами сомкнулись вокруг ее ладони.

— Хотел сделать сюрприз. Все равно на той неделе пришлось бы лететь в Штаты по делу, поэтому мы так и не смогли бы увидеться сразу после вашего возвращения. А ваши описания Техаса были такими красочными, что мне захотелось самому взглянуть на эти места.

Явная и ничем не прикрытая ложь. Он терпеть не мог срываться с места. Просто примчался удостовериться, по-прежнему ли она у него под каблуком.

Не понятно, почему он выбрал именно ее? В Англии найдутся тысячи женщин куда красивее нее и при этом готовы из кожи вон вылезти, чтобы заарканить герцога. С его титулом и деньгами он может выбирать любую, хоть принцессу! Почему он зациклился на ней?

Вот мерзкий тип!

Кенни заметил, что взгляд Хью Холройда не отрывается от рта Эммы. Уж ему-то яснее ясного, почему герцог Беддингтон так одержим директрисой «Святой Гертруды». Похотливый козел!

Кенни стиснул кулаки. Эмма так наивна, что думает, будто Холройд интересуется исключительно ее титулом и репутацией. Ха! Кенни готов прозакладывать ранчо, что именно ее ладное тело превратило аристократа с рыбьей кровью в готового на все опасного безумца. Хью просто бредит фантазиями о горячем жадном ротике леди Эммы, проделывающем с ним все, чего удостаивает исключительно его, Кенни.

Ну уж нет, не дождется!

Кенни еще не осознал как следует, не свыкся с поразительным откровением Эммы. Признание не было бы столь удивительным, если бы исходило от любой другой женщины. Он привык отбиваться от подобных деклараций любви и преданности, но эта леди удивительно хорошо разбиралась в людях. Каким же образом она умудрилась убедить себя, что втрескалась в него по уши?

Кенни напомнил себе, что, несмотря на все возвышенные разговоры, она все-таки скромница, недотрога и в какой-то мере ханжа. И ради собственного спокойствия, вероятно, просто обязана убедить себя, что вместо обычного секса, так называемой отпускной интрижки, обрела первую и единственную любовь своей жизни. Но его долг — помочь ей увидеть истину.

Эта идея отчего-то подействовала на него угнетающе, но времени хорошенько ее обдумать не оставалось, поскольку отец объявил в своей преувеличенно-жизнерадостной манере, которую держал в резерве исключительно для влиятельных инвесторов:

— Хью, позвольте представить вам моего сына Кенни. Я много лет назад пригласил Хью посетить нас, когда ему будет удобно. Хорошо, что он наконец решился.

— Ах да…

Рукопожатие Хью напоминало прикосновение влажного полотенца.

— Очень рад, Кен. Не могу передать, как я благодарен, что вы заботились об Эмме.

Челюсти Кенни судорожно сжались.

— Никаких проблем.

Вперед выступила Тори, и по тому, с каким покровительственным видом обняла Кенни, сразу стало ясно, что она безошибочно прочла мысли брата.

— Привет, братишка. Хью тоже играет в гольф, и я только что рассказывала ему о сегодняшней партии в клубе. Не промахнись я на четырехфутовой позиции, наверняка выбила бы семьдесят пять очков!

Хью одарил ее покровительственной усмешкой.

— Превосходно. Но я посоветовал вашей сестре проследить, не дергает ли она головой, когда загоняет мяч в лунку. Я сам таким образом, бывало, пролетал. Но не часто, сами понимаете. И хотя я не в вашей лиге, Кен, на моем счету немало пар.

В комнате появилась Шелби с Питером. Она держала малыша в одной руке, а в другой у нее был поднос с закусками. Щечки ребенка были измяты подушкой, кулачком он потирал глазенки.

— Простите, что так задержалась. Питер только проснулся.

Хью воззрился на малыша с таким видом, словно Шелби неожиданно внесла в комнату гадюку, но Шелби, казалось, ничего не замечала.

— Питеру девять месяцев, и папочка обожает его.

Уоррен улыбнулся:

— Это преимущество повторного брака, Хью. Получаете шанс исправить старые ошибки.

Распознав тоскующие, полные смутного сожаления нотки в голосе отца, Кенни отшатнулся.

— Позволь мне взять у тебя Пети, Шелби, пока ты угощаешь Хью.

Хью раздраженно поморщился от столь фамильярного обращения, но Кенни даже глазом не моргнул.

Шелби отдала ребенка и направилась к Беддингтону.

— Вам просто необходимо попробовать фаршированные грибы Луизы, ваша светлость. Они изумительны. А вот сырная соломка. Мы пекли ее по рецепту Марты Стюарт, и я лично наблюдала за приготовлениями.

Вскоре Хью уже устроился в мягком кресле с салфеткой на коленях и полной тарелкой закусок. При этом он не сводил подозрительного взгляда с мальчика, вытиравшего нос о логотип фирмы «Кадиллак» на футболке Кенни.

— Знаете, о чем я думаю? — осведомилась Тори, лукаво сверкнув глазами. — Нужно показать Хью ночную жизнь Техаса. У меня назначено свидание с Дексом в «Раустэбауте». Почему бы не взять с собой Хью? Вы когда-нибудь плясали в хороводе, Хью?

Хью снова насупился. Очевидно, он не ожидал такой непочтительности.

— Нам с Эммой о многом надо поговорить, так что мы поужинаем в отеле. Эмма, мне было бы гораздо удобнее, если бы вы тоже переночевали в гостинице, так что я взял на себя смелость попросить секретаря зарезервировать для вас номер, на другом этаже, разумеется.

Кенни открыл было рот, желая подсказать Хью, как распорядиться этим, но Шелби успела вмешаться:

— Ни в коем случае, ваша светлость. Уоррен и я не позволим вам жить в этой продуваемой насквозь дряхлой развалине. Луиза готовит для вас спальню наверху. С отдельной ванной и уютным балкончиком.

Хотя Шелби любила притворяться дурочкой с куриными мозгами, но на деле была острее бритвы, и Кенни тщетно пытался сообразить, куда она клонит. Старается помочь ему держать герцога подальше от Эммы или просто жаждет похвастаться перед подругами, что сам английский герцог изволил у нее жить?

Последние закуски исчезли в ненасытном рту Хью. Он промокнул уголки губ салфеткой.

— Ужасно мило с вашей стороны, но я…

— Об этом не принято говорить вслух, — вставил Уоррен, — но в отеле никак не могут вывести тараканов.

Кенни, впервые слышавший о чем-то подобном, удивленно воззрился на отца. Что они затевают?

Но он тут же понимающе улыбнулся. Отец, по-видимому, боится выпустить гостя из виду. Попытается вытащить у него побольше денег и, возможно, оттянуть слияние.

— Тараканы? О Боже, какой кошмар!

Малыш тихо пискнул, и Кенни вспомнил, что тот еще совсем сонный. Он быстро шагнул вперед.

— Вы еще не разглядели толком моего брата, а от Эммы я знаю, как вы, британцы, любите детей. Можете подержать его.

Он мягко, но решительно усадил Питера на колени Хью. Герцог застыл. Питер уставился на незнакомца и наморщил лобик. Кенни послал ему многозначительный взгляд.

Не подведи, младший братик!

Малыш успокоился, но вид у него был самый несчастный. Хью жалобно оглядывался.

— Послушайте…

— Эмма говорила, что у вас тоже есть дети, — дружелюбно улыбнулся Кенни, не сводя, однако, глаз с Пети, личико которого угрожающе краснело. — Две маленькие девочки, верно?

— Э… да… они сейчас в школе.

Питер недовольно заворчал.

— В школе? — удивился Кенни. — Разве у них нет каникул, как у Эммы?

Питер заворчал громче, а физиономия стала просто багровой. Горничная, вошедшая в комнату, отвлекла Шелби, а Уоррен, хоть и видел, что происходит, к удивлению Кенни, ни слова не сказал.

— Видите ли… я очень занят, и для них лучше оставаться в школе. Первоклассное учебное заведение. Не то что «Святая Гертруда». Конечно, и там неплохо: Эмма прекрасно выполняет свою работу, но некоторым девочкам там не место. У нас большая стипендиальная программа… вы понимаете, о чем я.

О да, Кенни прекрасно понимал. Лучше некуда.

— Наши стипендиаты трудятся день и ночь, — твердо объявила Эмма.

В комнате распространился запах детской неожиданности.

Молодец, братишка!

Кенни послал Питеру гордую улыбку. Малыш точен как часы!

Хью сморщил нос и незаметно попытался отсадить Питера как можно дальше.

— Сколько же у вас стипендиатов? — вежливо осведомился Кенни.

— Я… э-э-э…

Хью отодвинул Питера на самый край. Малыш, как отметил Кенни, принялся извиваться. Но все же выглядел весьма довольным собой.

— Каждый год мы берем пятнадцать человек, — вмешалась Эмма.

— Что же, неплохо. Скажите, Хью, каково это — нести ответственность за такое количество способных молодых людей?

Пети снова натужился, и румяное лицо герцога заметно побледнело. Но он был слишком высокомерен, чтобы упомянуть о совершенно естественном событии.

— Каждый должен выполнять свой долг.

— И вы совершенно правы, — подхватил Кенни и начал долгий монотонный монолог о ценностях образования и радостях филантропии. Все шло именно так, как задумано, пока Шелби, успевшая отпустить горничную, не потянула носом.

— Питер Тревелер, что ты наделал, маленький негодник? — Она, смеясь, подхватила сына. — Мы сейчас вернемся. Кенни, Эмма, еды полно, так что оставайтесь на ужин, а после мы все отправимся в «Раустэбаут» и покажем его светлости, что такое настоящий Техас.

Хью принял такой вид, словно скорее был готов питаться червями. Тори одарила его сияющей улыбкой.

— Ну что за чудесная идея! Наконец я смогу поучить вас тустепу, Хью. И даже позволю вам поносить мой стетсон.

Кенни дал себе клятву, что купит сестре целый грузовик еды для эму.

В продолжение ужина Кенни безуспешно ждал, пока Эмма начнет прижиматься к нему и называть любовничком. Но она обращалась с ним как со случайным знакомым. Невероятно! Когда между ними ничего не было, она весь мир стремилась уверить в обратном. Зато теперь, после того как они столько ночей провели вместе, Эмма любыми путями старалась это скрыть.

Он изо всех сил заставлял себя злиться, но вместо этого ощущал, как теплеет на душе. Столько женщин желали его использовать, но Эмма, очевидно, совсем не такая.

Когда они гуляли у реки, она обронила, что не хочет рассказывать Хью об их отношениях.

— Это такое личное. Только между мной и тобой.

Но должна же она понимать, что единственный способ отделаться от напыщенного ублюдка — признаться во всем. Объяснить, что завела любовника. Кенни был бы совсем не против. Но как приятно видеть человека, верного своим принципам. Хорошо на душе от сознания, что она любит его, пусть это чистая блажь с ее стороны.

Сегодня в «Раустэбауте» было куда оживленнее, чем обычно, и герцог озирался с таким выражением, словно вдруг перемазался в содержимом памперса Питера. Шелби трещала без умолку, пока Тори вела компанию к большому столу в глубине зала. Едва они уселись, как Эмма извинилась и прямиком направилась к Теду Бодину, сидевшему за стойкой бара с трудом Платона «Последние дни Сократа» и прихлебывавшему из большой кружки нечто подозрительно напоминавшее «Горную росу» .

Кенни наблюдал, как серьезно беседуют эти двое. Через несколько минут Тед протянул Эмме руку и они отправились танцевать под протяжную лирическую мелодию. Кенни мгновенно угадал, что сейчас произойдет, и не удивился, когда рука Теда поползла к ягодицам Эммы.

Поверх ее головы Тед послал ему широкую ухмылку, означавшую:

Что мне оставалось? От нее не отделаешься!

Кенни мысленно поклялся как следует отделать паршивца, хотя бы на поле для гольфа. Он побьет его по всем статьям!

Хью, к сожалению, был занят беседой с Уорреном и не замечал происходившего, зато Тори и Шелби все видели и изумленно переглянулись. Затем Тори в храброй, но неуместной попытке уберечь репутацию Эммы, будто оказывая ему великую честь, предложила Хью поменяться местами, с тем чтобы он оказался лицом к бару. Она умудрилась усадить его спиной к танцующим, чтобы он не видел, как Эмма флиртует с Тедом. Бедная леди Эмма! Как ни старается, все напрасно!

С этой минуты все пошло кувырком. Хью был так преисполнен собственной значимости, что не обращал внимания на то, как нежно Эмма держала руку Теда, когда привела его к столу, чтобы представить, и не нашел ничего странного в том, что она заказывает коктейли с текилой. Кенни был единственным, кто засек, как она позеленела после первых двух, но Эмма мужественно попросила принести третий, а потом и четвертый. Но прежде чем поднести его ко рту, поспешно извинилась и метнулась в дамскую комнату.

Десять минут спустя она вернулась, бледная, как стенка, но по крайней мере не зеленая, так что Кенни понял: на этот момент действие текилы немного ослабло. Он сочувственно пожал ей руку под столом. Жаль; что нельзя помочь ей выпутаться, но именно это она должна сделать сама. У него просто не хватает духу опозорить ее прилюдно.

Вечер тянулся бесконечно. После нескольких порций лучшего шотландского виски, Хью удостоил их таким подробным описанием своей родословной, что даже Шелби подувяла.

И тут откуда-то возник Стерджис со своей командой.

Правда, он упоминал, что будет отираться поблизости до завтрашнего утра, чтобы отснять сцены с местным колоритом, а колорит, очевидно, включал кадры о том, как Кенни расслабляется в «Раустэбауте», пока Тайгер готовится к финальному раунду «Мастерз».

Кенни прямо-таки зашелся от злости при виде Стерджиса. Тот слонялся по залу, брал интервью у старых школьных приятелей Кенни, которые не преминули вспомнить во всех подробностях ужасающие истории о, том, каким маленьким ничтожеством, негодяем и скотиной тот был в детстве. Эта сволочь Стерджис уже ухитрился очернить Кенни в глазах множества поклонников, а теперь дружки окончательно его прикончат.

Хью не раз пытался отвести Эмму в сторонку, но Тори мужественно отражала все атаки, из чего Кенни понял, что сестра невзлюбила англичанина еще сильнее, чем он сам. Хью, чисто из отчаяния, пригласил Эмму танцевать, но в следующий миг вскочила Тори, объявила, что Эмма ни черта не понимает в местных танцах и только она, Тори, способна показать герцогу, как это делается.

Содовая помогла утихомирить бурю в желудке, и Эмма коварно решила петь дифирамбы Теду в присутствии Хью, надеясь, что тот расстроится. Она немедленно привела в исполнение свой замысел, поинтересовавшись у Тори и Шелби, видели ли они когда-нибудь мужчину красивее и умнее. Далее последовали вздохи по поводу того, как идеально сидят на нем джинсы. Она продолжала в том же духе, пока даже до тщеславного герцога не начало кое-что доходить.

Тут откуда ни возьмись возник Декс, и Кенни мгновенно насторожился. Одно дело, когда Эмма флиртует с Тедом, по крайней мере это безопасно, но будь он проклят, если собирается безропотно наблюдать, как она вешается на Декса.

Однако к его удивлению, Тори снова встрепенулась, и не успела Эмма глазом моргнуть, как она утащила Декса танцевать. Потрясение взирая, как Тори льнет к человеку, которого искренне презирает, словно решив показать всему миру, какой у нее блестящий партнер, Кенни еще раз осознал, скольким обязан сестре.

Парочка вернулась к столу, оживленно беседуя. Не знай Кенни, что Тори просто старается держать Декстера на расстоянии от Эммы, он вполне мог бы посчитать, будто она искренне наслаждается обществом так называемого жениха. Кенни окинул Декса предостерегающим взглядом, ясно давая понять, что если Уоррен Тревелер решил умыть руки и отречься от дочери, то старший брат всегда на страже.

Леди Эмма выглядела такой угнетенной, что у него сердце разрывалось. Поспешно встав, Кенни предложил:

— Пойдем потанцуем, лапочка.

Он многозначительно выделил последнее слово и при этом повысил голос, с тем чтобы его королевское высочество Чирей-в-Заднице немного отвлекся от собственных великих мыслей.

Тот услышал и недовольно нахмурился. Кенни, чувствуя внутреннее сопротивление Эммы, поднял ее, однако, со стула. Ах эта дама и ее непоколебимые принципы! То, что произошло между ними, — личное дело исключительно их обоих.

— Я не… это… — с отчаянием начала она. — Тед, ты точно не обидишься, если я потанцую с Кенни?

Кенни пронзил шалопая грозным взглядом, обещавшим ужасную кару, если тот попробует что-то ляпнуть. Тед сразу понял, что лучше не возникать, и пожал плечами. Кенни потащил Эмму в центр зала, игнорируя телевизионщиков, которые, вероятно, уже нацелились снимать их, и рывком притянул к себе.

— Заткнись и обними меня за шею. Пора покончить со всем этим.

Но Эмма поспешно отпрянула от Кенни и шмыгнула носом, стараясь скрыть слезы. И это она, его живая, энергичная, властная директриса? Кенни изнемогал от жалости.

— Я просто пытаюсь помочь тебе, — тихо объяснил он.

— Не могу, Кенни. Просто не могу. Он изгадил, испортил мою жизнь. Не хватало еще, чтобы то же самое проделал и с тобой! — Она глубоко, прерывисто вздохнула. — У меня… у меня другой план.

Кенни было ясно как день, что никакого плана у нее нет и быть не может, но все-таки он продолжал надеяться: вдруг она что-то придумает.

— Этот парень — последняя шваль, детка. Скажи ему это в лицо и освободись наконец.

— Ты видел его. И понял, что его эго раздуто до небес. Именно он должен разорвать помолвку, в противном случае найдет способ поквитаться со мной. Уж такой возможности он не упустит.

Черт, если он еще хотя бы раз услышит о проклятой школе, то просто-напросто перебьет всю посуду о голову Хью!

Эмма по дурацкой привычке принялась покусывать нижнюю губу.

— Перед уходом я брошусь Теду на шею со страстным поцелуем. Он уже согласился.

— Еще бы не согласиться!

— А как только застану Хью одного, сразу же сообщу, что мы с Тедом влюбились друг в друга.

— Только через мой труп.

Эмма умоляюще воззрилась на него.

— Пожалуйста, Кенни, не поднимай шума. Другого выхода просто нет. Потом я извинюсь перед Тедом.

— Перед Тедом! С чего это вдруг?

Она ответила ему твердым, решительным взглядом, одним из тех, в которых так здорово успела напрактиковаться.

— И не мечтай. Я словом не обмолвлюсь Хью о нас. Сначала я так и хотела поступить, но теперь… то, что произошло, слишком мне дорого… Нечто особенное. — И вызывающе добавила: — По крайней мере для меня.

И тут что-то внутри Кенни взорвалось. Он словно обезумел. Хотелось смеяться. Обнимать весь свет. Невыразимо приятное тепло затопило его. Но почти сразу же возникло ощущение, будто все тело чешется, и спасти его может только немедленный прыжок в озеро с ледяной водой.

Эмма только головой покачала и отошла. Кенни понимал, как ей больно оттого, что он ничего не сказал о своих чувствах. Она не знала, что с ней он пережил самые счастливые минуты своей жизни. И сейчас, провожая Эмму к столу, непонятно почему он злился на нее и на себя.

Леди Эмма, сразу же заметила, что Тед куда-то пропал, и ее щечки поблекли.

— К-куда ушел Тед?

Уоррен кивнул на заднюю дверь.

— Джим Пирл до чертиков паршиво играет длинными клабами с железными головками. Тед дает ему урок в переулке. Он велел передать вам, что сейчас вернется.

Хью мгновенно вскочил.

— Полет был довольно утомительным, так что с меня на сегодня хватит.

— И с меня тоже, — подхватила Шелби. — Молоко начинает подтекать, значит, пора кормить Питера. Хью побелел. Губы Шелби растянулись едва не до ушей.

— Вот увидите, какой у нас роскошный матрац в комнате для гостей. Правда, Уоррен?

Муж улыбнулся и мгновенно помолодел лет на сорок.

— Но я… мне срочно нужно… — бормотала Эмма, оглядываясь и явно ожидая, что Тед, как по волшебству, возникнет из ниоткуда. Кенни пришлось едва не силой волочить ее к двери, а когда они добрались до парковки, он ощутил, как растет ее волнение. И поскольку он уже хорошо представлял, что она способна натворить в состоянии возбуждения, следовало как можно скорее ее увести.

— Моя машина вон там, — сообщил Декс Тори. — Я подброшу тебя домой.

Сестра, даже не подумав найти подходящий предлог и отказаться, покорно кивнула.

Шелби жизнерадостно махнула на прощание:

— Увидимся завтра утром.

Хью удостоил Эмму ледяным кивком, словно она была виновата во всем.

— Доброй ночи, Эмма.

Дьявол, да этот сукин сын наверняка готовит очередную лицемерную тираду, которой и придавит бедняжку, как только с ней останется наедине! Долго придется ждать! Единственный, кому позволено критиковать леди Эмму, — сам Кенни!

Хью нехотя поплелся за четой Тревелеров. Эмму буквально трясло от напряжения, передавшегося даже Кенни.

— Подождите! — так пронзительно взвизгнула Эмма, что все, кто был в этот момент на парковке, насторожились.

Кенни понятия не имел, что сейчас произойдет, но нехорошее предчувствие его не обмануло. Эмма выскочила вперед и прижала ладони к груди.

— Я больше не в силах жить во лжи!

Начинается! О, пропади все пропадом!

— Я пыталась скрыть это, но все без толку! Кенни понял, что испытывает сторонний наблюдатель, бессильный остановить катящуюся с горы лавину.

— Правда освободит меня! — Эмма судорожно втянула в себя воздух. — И правда заключается в том… — Она снова задохнулась. — Что я влюблена в Тори.

— Что-о-о?!

Шокированная Тори даже пошатнулась. Но леди Эммупонесло и никто и ничто не в силах было ей помешать. Она бросилась вперед, схватила Тори в объятия и запечатлела на ее губах страстный поцелуй.

 

Глава 19

Щеки Эммы пылали. Но она вцепилась в талию Тори и мужественно окинула взглядом собравшихся. Сестра Кенни, в сапожках на высоких каблуках, возвышалась над Эммой на добрых шесть дюймов и выглядела ледяной статуей. Выражение лица Декса не поддавалось описанию. Шелби широко раскрыла рот, а Уоррен, обычно румяный, стал серым.

Из глотки Хью вырвалось что-то вроде жужжания, глаза вылезли из орбит так, что он поразительно походил на гигантскую гуппи, выброшенную из воды.

— Я боялась сказать вам, — покаянно прошептала Эмма.

Тори, вышедшая из ступора, слабо улыбнулась:

— Не знала, что вы так нежно ко мне относитесь.

Кенни трясло от бешенства. Эта дубинноголовая, зашоренная, упрямая идиотка только сейчас спустила в канализацию многолетнюю учительскую карьеру!

Эмма наконец догадалась разжать руки и отпустить Тори. Физиономия Хью приобрела пурпурный оттенок.

— Извращенка!

И тут все произошло со скоростью света. Хью бросился вперед, размахнулся и отпустил Эмме увесистую пощечину. Телевизионщики высыпали из «Раустэбаута» слишком поздно, чтобы стать свидетелями выходки Хью, но как раз вовремя, чтобы увидеть бросившегося на герцога Кенни. Удар пришелся Хью в живот. И хотя герцог оказался крепче, чем выглядел, все же против Кенни не устоял и, пошатнувшись, отлетел назад. Прежде чем он успел грохнуться на асфальт, Кенни сгреб его за рубашку и снова врезал. Камера заработала, с беспощадной объективностью отражая события, фиксируя, как высокий мускулистый человек спортивного вида измывается над толстым коротышкой средних лет. Хью скорчился, издал еще один жужжащий звук и попытался боднуть Кенни головой в живот. Кенни поднял колено и ударил его в подбородок. Хью застонал и рухнул на землю. Сознания он не потерял, но с неподдельным страхом пялился на Кенни. Тот нагнулся было, чтобы поднять поверженного противника, но отец схватил его за одну руку, а Декс — за другую. Совместными усилиями мужчины оттащили его. Кенни сквозь багровую пелену ярости все-таки заметил оператора и понял: все пропало. Хью с трудом поднялся; из уголка его рта ползла струйка крови. Кенни следовало бы испытывать отчаяние, но при виде ярко-красного пятна на щеке Эммы он понял, что ему на все плевать. Единственным его желанием стало уничтожить негодяя, посмевшего поднять руку на его леди.

— Я в порядке, — бросил он отцу и Дексу. — Отпустите меня.

Они повиновались. Он всадил кулак в челюсть Беддингтона.

— О, Кенни…

Эмма пыталась встать между дерущимися, но Тори, у которой было свое понятие о справедливости, отвела ее в сторону.

— Ну же, пойдем со мной, мой маленький страстоцвет. Я утешу тебя.

Она прижала Эмму к груди и словно стальными канатами сжала шею.

— Я изо всех сил пытаюсь, — пробормотал Декс, наблюдая за этой соблазнительной сценой, — хотя бы не завестись!

Кенни, тяжело дыша, презрительно таращился на распростертого перед ним Хью.

— Кенни! — властно позвала Эмма. Он обернулся. Пухлый ротик был сжат в решительную тонкую ниточку. Сейчас она выглядела стопроцентной учительницей, собравшейся положить конец драке на спортплощадке. Директриса с уродливой красной кляксой на щеке. — Не делай этого. Пожалуйста.

Тори отпустила Эмму, и Кенни, подойдя к ней, коснулся красноречивой отметки.

— Ты можешь идти?

Эмма коротко кивнула, но он видел, как сильно она потрясена, и потребность измочалить Хью Холройда разгорелась в нем с новой силой. Краем глаза Кенни заметил, что телевизионщики, как стервятники, окружают их. Они успели поймать на пленку все… кроме того момента, когда Хью ударил Эмму. Нетрудно представить, что будет дальше. Известный хулиган, буян и задира Кенни Тревелер измывается над беззащитным человеком.

Никогда не извиняйся. Ничего не объясняй.

Стерджис Рэндалл рванулся вперед и сунул микрофон под нос Кенни:

— Расскажите, что произошло. Почему вы затеяли драку?

— Проваливай! — зарычал Кенни.

— Нет! — Эмма отчаянно цеплялась за его руку. — Говори правду! Все как было.

Но Кенни сегодня однажды уже смирил гордость и пообщался со Стерджисом. На второй раз его просто не хватило. Стерджис заполучил желанное доказательство, а истина его вообще не интересовала.

Желудок словно опалило кислотой. Кенни молча вырвался и пошел к машине. Рэндалл прокричал что-то вслед, но Кенни будто не слышал. Он только что собственными руками разрушил свою жизнь и отчаянно хотел побыть в одиночестве.

Эмма с тоской и болью смотрела ему в спину. Что она наделала?

«Кадиллак» с ревом разорвал ночную тьму, унося с собой разрушенные надежды Кенни.

Уоррен рванулся вперед. Эмма привыкла видеть в нем вечно извиняющегося отца, но сейчас перед ней стоял собранный, трезвый, жесткий бизнесмен.

— Декс, отвези Хью в отель. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что там ему будет лучше. Тараканы нуждаются в обществе друг друга.

Декс не слишком вежливо взял Хью под руку и повел к своей «ауди», но в последний момент тот вырвался и обернулся к Эмме.

— И не рассчитывай, что я подпущу тебя к моей школе ближе чем на милю! Или к любой другой! Грязные извращенки вроде тебя не должны находиться рядом с детьми!

Эмма ощутила дуновение прохладного влажного ветерка, словно принесшего запах аккуратно подстриженных английских газонов, залитых солнцем клумб и старых кирпичных зданий, укрывших маленьких одиноких девочек. Единственное место, которое она называла домом.

— Объясните же, что случилось, — подобострастно обратился Стерджис к Хью. — Почему Кенни Тревелер так жестоко вас избил?

Но Декс уже успел завести машину и на полной скорости выехал со стоянки. Стерджис приказал оператору:

— Немедленно едем в аэропорт. Нужно доставить пленку к завтрашнему дню.

— Нет! — истерически завопила Эмма. — Возьмите у меня интервью! Я все знаю! Хью Холройд ударил меня. Кенни просто выступил на мою защиту.

Сердце ее куда-то провалилось при виде скептической ухмылки Стерджиса.

— Кто-нибудь еще видел это? — обратился он к окружающим.

— Все видели, — объявил Уоррен.

Шелби поспешила встать рядом с мужем. При свете фонарей на ее свитере отчетливо выделялись темные пятна молока.

— Этот английский слизняк дал пощечину леди Эмме, и Кенни не выдержал.

Рэндалл, все еще недоверчиво крививший губы, крикнул в толпу:

— Это так и было? Кто-то еще заметил?

— Раз Шелби говорит, значит, так и есть, — откликнулся какой-то мужчина.

— Точно, — подтвердила Тори. — И советую вам прислушаться к ней.

— А может это подтвердить тот, кто не принадлежит к семейке Тревелеров? — допытывался Рэндалл. Ответом служило молчание.

— Декс! — внезапно воскликнула Тори. — Декстер О’Коннор! Он только что повез слизняка в отель. Поговорите с ним.

— Это, случайно, не тот, за кого вы собрались замуж? Не слишком солидный источник.

— Кто сказал, что я выхожу за него?

Стерджис передал микрофон члену съемочной бригады и захлопнул блокнот.

— Бармен плюс еще с полдюжины человек.

Самодовольное выражение его рожи говорило само за себя, и Уоррен покачал головой.

— Вам и вправду не нужны факты. Но ведь это вполне в вашем стиле, не так ли? Только из-за вас Кенни дисквалифицировали, а теперь вы, подобно вампиру, присосались к нему так, что не отдерешь!

Рэндалл снисходительно оглядел его.

— Я ничего не сочиняю. Только излагаю факты.

— То есть искажаете, — уточнила Шелби.

Но Стерджис заполучил желанную добычу, и теперь ему все было до лампочки.

— Складывайтесь, парни, и давайте выбираться отсюда.

Эмма пошатнулась. Она добилась своего, но какой ценой!

Эмма ждала Кенни почти до четырех утра и так и заснула в кресле у окна спальни. Проснулась она в шесть. Кенни не вернулся.

Не переодевшаяся со вчерашнего вечера, неумытая и голодная, она ввалилась в ванную. В зеркале отразилось растерянное лицо с темными кругами под глазами и едва заметным синяком на щеке от удара Хью. Эмма провела по нему пальцем. Болит совсем не так сильно, как сердце.

Сегодня она улетает. Господи, кто же мог знать, что рыцарский поступок Кенни надолго, если не навсегда, закроет ему дорогу в большой спорт и окончательно отвратит от него поклонников? Ах, если бы только он не вмешался! Но благородство — такая же неотъемлемая часть его характера, как и своеобразное чувство юмора.

Она всегда знала, что их роману уготован недолгий век, но в жизни не предполагала, что все окончится вот так. Ее предательством.

Нужно торопиться. Еще предстоит добраться до Далласа, если она по-прежнему хочет попасть в аэропорт. Необходимо принять душ, найти чистую одежду, а самое главное — сделать то, к чему она готовилась всю ночь.

Десять минут спустя Эмма уже сидела за рулем машины Патрика и ползла по благословенно-пустому шоссе к городу. Стараясь держаться с правой стороны, она твердила себе, что покончила с автофобией и отныне постарается сама водить машину. Пусть это не слишком приятное, зато полезное занятие. Как только вернется в Англию, сразу же получит права.

Портье в отеле оказалась той самой миленькой рыжулей, с которой Тед флиртовал в «Раустэбауте». Девушка сразу узнала Эмму и с готовностью сообщила ей номер комнаты Хью. Постучав в дверь, Эмма отошла вбок, чтобы ее не увидели в глазок, и протянула с техасским выговором:

— Рум-сервис.

Прошло, по ее мнению, не меньше часа, прежде чем за дверью послышались шаги и лязгнул замок.

— Я не заказывал… — начал Хью, ко тут же окаменел при виде Эммы. Он успел набросить шелковый халат, из-под которого выглядывали пижама королевского пурпура и уродливые босые ступни с искривленными большими пальцами. Эмма с мстительной радостью заметила огромный фонарь под глазом, куда ярче, чем ее синяк.

— Вон отсюда!

Его маленькие глазки заметались, забегали, и Эмма поняла, чего он боится. Появления Кенни. Она протиснулась мимо него в комнату.

— Я одна.

Герцог мгновенно захлопнул дверь, словно ожидая, что Кенни возникнет в любую минуту.

— Он псих! Знай я, что он безумен, никогда бы не стал с ним договариваться. — Хью пренебрежительно скривил мясистые губы. — Вы имеете представление о том, какому унижению меня подвергли?

Он угрожающе шагнул к ней. Здравый смысл подсказывал Эмме, что нужно бежать, но она упрямо оставалась на месте.

— Попробуйте коснуться меня, и я подниму такой крик, что сбежится весь персонал отеля. Вы этого хотите?

Хью свирепо оскалился, но ближе не подошел.

— Вы зря тратите время. Надеюсь, не воображаете, что я женюсь на вас, зная о ваших пороках?

Каков лицемер!

Эмма в эту минуту почти жалела, что не питает пристрастия к особам своего пола.

Герцог провел ладонью по жирным рыжеватым волосам, но вместо того, чтобы их пригладить, взъерошил таким образом, что две ставшие торчком пряди напоминали дьявольские рога.

— И не вздумайте вернуться в «Святую Гертруду»! Я вас увольняю. Если посмеете хотя бы раз появиться там, я велю арестовать вас за нарушение границ частной собственности.

— Разумеется, я вернусь. Там все мои веши.

— Я велю их запаковать и переслать вам.

Ей даже не удастся попрощаться с коллегами и девочками. Но приходится платить по счетам. Впрочем, сейчас не до того. Главное, выяснить судьбу тех девочек, которые зависят только от нее.

— Как скажете, Хью. Но если не хотите беспорядков в «Святой Гертруде», предлагаю заменить меня Пенелопой Бриггс. Умная, компетентная и знающая свое дело преподавательница.

— Та краснолицая особа, которая вместо смеха издает омерзительное ржание?

Может, Пенелопа и слишком громогласна, зато жизнерадостна и большая интеллектуалка. Услышав столь пренебрежительный отзыв о подруге, Эмма вскипела, но постаралась сдержаться.

— У нее прекрасные отношения с преподавательским составом и ученицами. Кроме того, она великолепный организатор. Лучше вам никого не найти.

Кроме меня. Я была самой-самой-самой…

Хью пожал жирными плечами:

— Какая разница, пусть будет Бриггс, все равно это место ей не придется занимать долго.

— То есть?

— Я продаю это место застройщику, Эмма, — злорадно сообщил герцог. — По-моему, о такой возможности уже упоминалось.

Горло у Эммы перехватило. Все-таки он ужалил ее!

— Ты жалкий червяк.

— Вряд ли вы имеете моральное право обзывать кого-то, жалкое подобие женщины. И предупреждаю, держите язык за зубами насчет своих наклонностей. Не хватало, чтобы кто-то узнал, что школой «Святой Гертруды» управляла мерзкая лесбиянка.

Больше вынести Эмма не могла. Она потеряла все, что было для нее дорого, и оставалось лишь с достоинством терпеть поражение.

— Я не лесбиянка, — тихо заметила она. — И поцеловала Тори потому, что отчаялась избавиться от вас иным способом.

— Лжете.

Эмма вздохнула поглубже, чтобы успокоиться.

— Будь я лесбиянкой, не стыдилась бы этого. Но я обычная женщина. И с самого начала твердила, что не хочу выходить за вас. Вы не только отказались слушать, но и не постыдились шантажировать меня.

— Ничего подобного я не делал.

— А как еще можно расценить постоянные угрозы продать школу, если я не выполню ваших требований? Я люблю «Святую Гертруду». Вы просто не оставили мне выбора.

Хью гордо выпрямился и выпятил грудь.

— Вы сошли с ума! Можно подумать, мне приходится силой тащить женщин к алтарю! Мое имя — одно из старейших в Англии!

Она снова вспомнила, что спорить с ним бесполезно. Там, где речь заходила о родословной или собственной значимости, Хью Холройду не было равных. Эмме пришлось пустить в ход последнее оружие, хотя она знала: оно ненадежно.

— Предупреждаю, если продадите школу, я сделаю все, чтобы вас уничтожить.

Но Хью, вместо того чтобы упасть на колени и каяться, недоверчиво усмехнулся:

— Интересно, каким образом жалкая извращенка собирается уничтожить такого человека, как я?

— Сказав правду.

Хью скучающе рассматривал ногти. Эмма продолжила:

— Большего не потребуется, знаете ли. Разумеется, у меня нет таких надежных связей с прессой, но я хорошо знакома с Колин Гаттеридж из «Лоуэр Тилби Стэндард», а кроме того, я обучала дочь Эвелин Ламли. Эвелин пишет репортажи для рубрики «Дом и сад» радиостанции «Лоуэр Тилби». Она настоящая волшебница во всем, что касается роз, так что у нее образовался преданный круг слушателей. Признаю, этого очень мало, но даже крошечный камешек, брошенный в воду, дает круги, а обе эти женщины — мои хорошие подруги. Они будут более чем счастливы опубликовать мою версию этой истории.

— Никто им не поверит, — фыркнул Хью. — Вы ничего не докажете.

— Возможно. Но слухи распространяются со скоростью света.

— И вы искренне считаете, будто ваши бездарные репортеришки могут повредить человеку с таким положением, как мое?

— Я использую то, что есть под рукой, — просто пояснила она и с удовлетворением увидела, что наконец задела его за живое. Может, теперь он дважды подумает, прежде чем действовать?!

Хью театральным жестом указал на дверь:

— Прочь с глаз моих! И не ждите, что какая-нибудь приличная английская школа возьмет вас на работу, ибо я сделаю все, чтобы этого не случилось.

Неужели у него в самом деле такая безграничная власть?

Эмма сильно сомневалась в этом, но знала, что он помешает ей получить такое место, какого она заслуживает.

Она неожиданно осознала, что вся трясется. И в самом деле, пора уходить. Но прежде она выскажет все, что о нем думает.

— Вы узколобый, напыщенный, самодовольный человечек, Хью. Но что еще хуже, у вас злое сердце. «Святая Гертруда» заслуживает лучшего покровителя.

Франческа стояла у окна спальни, любуясь песчаным пляжем побережья Флориды, ослепительно блестевшим в солнечных лучах. Здесь в самом деле чудесно, но она скучает по Уайнету.

Из телефонной трубки несся раздраженный голос мужа, и она терпеливо ответила:

— Да, дорогой, я видела утренние «Новости», но уверена, что у Кенни имеются веские доводы.

Честно говоря, она далеко не была в этом уверена и поморщилась, когда ее обычно уравновешенный муж заорал так, что трубка едва не разлетелась. Наконец он успокоился настолько, что она смогла ответить.

— Признаю, сюжет был не слишком приятный, но герцог Беддингтон — такая мразь! В самом деле, Далли, если бы ты его знал, не захотел бы руки подать. Так ему и надо. Он давно напрашивался.

Трубка снова раскалилась, и Франческа отвела ее подальше от уха. Далли звонил из Огасты, где проходил финальный раунд турнира «Мастерз». Репортеры все утро осаждали Бодина, а Франческу терзали угрызения совести. Это она виновата во всем: нечего было посылать Эмму к Кенни. Беддингтон наверняка приехал в Уайнет из-за нее, и, очевидно, случилось нечто непредвиденное.

С той минуты, когда Франческа увидела в утренних «Новостях» сцену драки на парковке, она пыталась дозвониться до Кенни, но линия все время была занята. Она-то надеялась, что Эмма окажет на него положительное влияние, а вместо этого подруга втянула его в настоящий переплет. Ничего бы этого не случилось, если бы Франческа не дала волю инстинктам свахи, в чем теперь ее справедливо упрекал муж.

На второй линии зажглась красная лампочка. Далли все еще рвал и метал, и она попросила его обождать.

— Привет, мам, это я.

— Тедди, дорогой! Слава Богу, ты позвонил! На первой линии твой родитель, и с ним никакого сладу нет. Подожди немного.

Она переключилась на Далли, который, похоже, угрожал ей в качестве наказания весьма интересным сексуальным извращением при следующей встрече, если она не угомонится и не перестанет играть роль сводни.

— Милый, мне жаль тебя прерывать, но звонит Тедди.

Далли немедленно притих, на что и рассчитывала Франческа. Из многих благ, которыми одарила ее судьба, бесспорно, самым огромным была неугасающая любовь Далли к сыну.

Она воспользовалась короткой передышкой, чтобы закончить разговор:

— Приезжай скорее домой, милый. Жду тебя вечером.

И чтобы наказать его за скандальное поведение, понизила голос до чувственного мурлыканья, которым успешно овладела еще до своего шестнадцатилетия.

— Знаешь, я купила совершенно потрясающее массажное масло. На запах миндаля едва-едва накладывается аромат сандалового дерева. Импортное, конечно, и возмутительно дорогое. Но я желаю использовать все самое лучшее… на каждой частичке твоего тела… которая будет касаться определенных… моих органов…

Последовала долгая красноречивая пауза, после чего Далли нашел в себе силы откашляться и прохрипеть:

— Франческа… я, пожалуй, прилечу первым же самолетом.

Франческа улыбнулась и переключилась на вторую линию.

Можно подумать, кто-то сомневался в том, что Далли примчится при первой возможности!

— Я придушу его! — воскликнула Тори, перекрывая голос диктора, объявлявший посадку на рейс 2842 до Лондона. — Даю слово, леди Эмма! Как только Кенни появится, я немедленно прикончу его! Скажи ей, Декс! Скажи, что я всегда выполняю обещания!

Декс, не отвечая, участливо обнял Эмму за плечи.

— Уверен, что, как только Кенни хорошенько все обдумает, он обязательно с вами свяжется.

Возможно, но сделать это будет крайне трудно, особенно потому, что их будет разделять океан. Кроме того, она теперь бездомная и безработная.

— Ничего. Я понимаю. После того, что стряслось вчера, я и не ожидаю, что он захочет со мной разговаривать. Правда-правда.

Но Эмма лгала. В глубине души она все еще надеялась. И мысленно умоляла Кенни простить ее.

Эмма нервно пошарила в сумке в поисках посадочного талона. Она до последнего оттягивала посадку, да и с ранчо уехала, только когда стало очевидным, что Кенни не собирается возвращаться. Но больше медлить невозможно.

Нет худа без добра: по крайней мере она хоть не увидит больше Тори, которая целый день не дает покоя Дек-стеру. Что бы он ни сказал или сделал, Тори к нему придирается. Правда, он с изумительным терпением переносит все оскорбления, но Эмма то и дело прикусывала язык, чтобы не призвать ее к порядку и не попросить немного остыть.

В довершение всего Эмма, чтобы всю дорогу терзаться угрызениями совести за собственную болтливость, выложила им всю правду о Хью и его угрозах. После того, чему бедняги стали свидетелями, они должны был узнать историю целиком, но хотя оба искренне сочувствовали, она ощущала себя милой рассеянной особой с тараканами, совершенно не от мира сего, беспомощной и непрактичной.

Хорошо еще, что она не выложила им, как влюбилась в Кенни… Впрочем, они наверняка и об этом догадались.

Обеспокоенное лицо Тори только подтверждало ее худшие подозрения.

— Кенни медленно заводится, но быстро ездит. Правда, к несчастью, если уж загорится, то потушить нет никакой возможности. И то, что Тайгер выиграл «Мастерз», отнюдь не способствует его спокойствию.

— Что же, верно, но боюсь, мое время в этой стране уже вышло.

Она поцеловала Декса в щеку и пылко обняла Тори.

— Вы были безмерно добры ко мне. Ужасно буду скучать о вас. Вы не представляете, как я сожалею о случившемся.

— Смеетесь? Я просто наслаждалась. — Она метнула на Декстера обиженный взгляд. — Кроме того, приятно иметь рядом непосредственно! о человека, способного на порыв и спонтанные поступки. Не то что некоторые, кому предварительно требуется обдумать каждый шаг и во всех деталях.

Декстер улыбнулся. Тори пожала Эмме руку.

— Не воображайте, что видите меня в последний раз и так легко отделались, леди Эмма. Я не потеряюсь.

— Надеюсь.

— Можете на меня рассчитывать. Наш безумный роман был короток, но незабываем.

Эмма рассмеялась, но тут же почувствовала, как перехватило горло. Ей в самом деле будет недоставать этой взбалмошной банды техасцев.

— Будьте помягче с Декстером, — тихо попросила она. — Он прекрасный человек.

Тори расстроенно потупилась. Эмма растянула в улыбку трясущиеся губы, подхватила хозяйственную сумку и направилась к выходу.

— Эмма!

Сердце Эммы вздрогнуло и куда-то покатилось. Обернувшись, она увидела бегущего Кенни. Выглядел он ужасно. Брюки помяты, лицо заросло щетиной, на растрепанных кудрях синяя бейсболка.

— Подожди!

Он прибавил ходу, едва не сбив пожилую женщину, и застыл перед Эммой. Грудь его тяжело вздымалась, он ловил ртом воздух и не мог отдышаться.

И что теперь?

Кенни беспомощно стоял, не зная, что предпринять. Он едва успел припарковать машину и летел всю дорогу, но дыхание перехватило не поэтому. Просто легкие отчего-то словно слиплись и никак не расправлялись.

Прошлой ночью, уехав с места драки, он несколько часов бесцельно колесил по городу и каким-то образом оказался на автостраде, ведущей в Даллас. Он отправился на площадку для гольфа, забыв о сне и отдыхе. После изнурительной тренировки Кенни, услышав о победе Тайгера, изводил себя еще час. Пошатываясь от усталости, с красными мутными глазами, Кенни едва добрался до своего кондоминиума и только там понял, какой сегодня день. Забыв о сне, он устремился в аэропорт.

— Мэм, вам пора на посадку, — с преувеличенной вежливостью напомнил дежурный.

Кенни заметил, что Эмма наморщила лоб, а у рта залегли горестные складки. Толкнув впопыхах Кенни углом сумки, она схватила его за руку.

— О, Кенни, мне так жаль! Я не хотела тебя впутывать. Мне и в голову не пришло. Просто вырвалось внезапно, вот и все… никогда себе не прощу. Все произошло так молниеносно, и…

Кенни понял, что, если Эмму не остановить, она все оставшиеся минуты будет бичевать себя, но как он мог при Тори и Декстере высказать все, что лежит на сердце? Кенни знал только одно: нельзя позволить Эмме исчезнуть, прежде чем он объяснит, как непоправимо она испортила его жизнь и карьеру. И потом… Нужно же попрощаться.

— Уберешься ты отсюда?! — набросился он на сестру.

— Ни за что, пока сама не захочу.

— Так захоти сейчас.

Но тут вперед выступил Декс, взял Тори за руку и отвел на расстояние, достаточное, чтобы Кенни смог без помех поговорить с Эммой.

— Мэм, пора перекрывать выходы. Вам придется немедленно пройти на посадку, — сказал он.

— Подождешь, ничего с тобой не сделается! — отмахнулся Кенни.

— Простите, сэр, это невозможно. Эмма отдала дежурному посадочный талон и умоляюще взглянула на Кенни:

— Мне пора.

Кенни скрипнул зубами.

— Ты шагу не сделаешь, пока не растолкуешь, как намереваешься вывести меня из того кошмара, в который превратила мою жизнь!

Глаза Эммы затуманились.

— Я пыталась урезонить этого мерзкого телерепортера, и не только я, все мы, но он отказался нас выслушать. — Она снова попятилась к выходу. — Кенни, обещаю поговорить с Далли и все ему объяснить. Я оставила несколько сообщений на автоответчике, но, когда пришло время уезжать, Далли еще не вернулся. Я позвоню еще раз, как только сяду в самолет.

— Что? Что ты сделала?

Он рванулся к проходу и вытащил Эмму обратно.

— Сэр! — прошипел дежурный.

Кенни встряхнул Эмму, чтобы привести в чувство.

— Клянусь, если скажешь Далли хоть слово обо мне, сильно пожалеешь.

Дежурный подступил ближе.

— Мэм, хотите, позову охранников?

— О нет, — покачала головой Эмма. — Все в порядке. — Она снова сжала руку Кенни. — Конечно, я должна потолковать с Далли. Я во всем виновата, и пусть хоть целый мир об этом узнает.

— Ты чертовски права, так и есть, и тебе придется загладить свою вину. Начнешь прямо сейчас. Не смей садиться в самолет.

— Я обязана вернуться.

— И оставить меня одного после такой заварухи? Ни за что.

— Но я и Далли…

— Я уже просил тебя не лезть не в свое дело.

— Но…

— Мэм, вы идете или нет?

— Да!

— Ни в коем случае!

Глаза Эммы наполнились слезами. Ну почему она не может сдержаться?

— Прекрати немедленно! — велел Кенни. — Рыданиями и истериками ты ничего не добьешься.

— Я и не хочу ничего добиваться. Просто пытаюсь все расставить на свои места и как-то выйти из этого невыносимого положения.

— Прекрасно. Именно это я и хотел услышать. Кенни обернулся к дежурному:

— Не ждите ее. Она остается.

— Кенни, да уймись же! Я уже извинилась, дала слово позвонить Далли, но ты запрещаешь. Чего же тебе еще? Что я могу сделать для тебя? Скажи, наконец, что тебе нужно.

Кенни упорно молчал.

— Так я и думала.

Ее «педагогический» взгляд ясно говорил, что у него нет ни малейшего шанса уговорить свою директрису.

— Прощай, Кенни.

Она отступила и повернулась к выходу.

— Немедленно вернись! Мы…

Раскаленная дрель неустанно сверлила его мозг.

— Мы немедленно летим в Лас-Вегас.

При этих словах оба окаменели. Эмма с таким недоумением взглянула на него, что Кенни еще больше разозлился.

— Вегас? Что ты несешь?

Дырка в мозгу с каждой секундой все больше расползалась.

— В Лас-Вегас. Это в Неваде.

— Я знаю, где он. Но зачем тебе туда?

— Мы сбегаем. Именно туда обычно отправляются парочки, которым нужно сбежать, — заявил Кенни.

— Сбежать? — Эмма, как в трансе, направилась к нему. Ну чисто зомби! — Хочешь сказать, чтобы пожениться?

Нет! Он вовсе не это имел в виду и боялся женитьбы как огня. Но проклятый дежурный пялился на него, как на ненормального, Эмма выглядела ожившим привидением, а чертов Тайгер снова напялил зеленую куртку чемпиона.

Беззастенчиво подслушивавшая сестрица завизжала и запрыгала, как сумасшедшая. Ну совсем как та девчонка-школьница, которой была не в столь отдаленном прошлом.

Кенни упрямо выпятил челюсть.

— Что-то имеешь против?

Эти янтарно-карие глаза изумленно таращились на него, а язык явно заплетался.

— Это… такой… глупости… я в жизни… К чему тебе жениться на мне?

Более уместного замечания она еще не изрекала, но Кенни не собирался в этом признаваться.

— И нечего указывать мне, чего я хочу и чего не хочу! Если ты моя невеста, это еще не значит, что я должен мириться с твоими вечными указаниями, капрал в юбке\

— Мэм, боюсь, вам придется выяснять отношения в другом месте. Желаю удачи.

Дежурный решительно закрыл дверцу, а у Кенни голова закружилась от облегчения. Он даже не попытался разобраться в такой странной реакции. Знал только, что исполнение смертного приговора неожиданно отсрочили, если не отменили совсем.

— Свадьба! — продолжала вопить Тори откуда-то сзади. — О, Кенни, какое счастье! Ты и леди Эмма! Шелби просто умрет! О Господи! Значит ли это, что ты тоже получаешь титул? Как по-вашему, леди Эмма? Теперь он лорд Кенни?

Кенни бросил на Декса отчаянный взгляд.

— Если у тебя в душе есть хоть капля сострадания, убери ее отсюда!

Декс обнял Тори за талию.

— Думаю, мы не очень здесь нужны, дорогая, — шепнул он.

— Немедленно звоню Шелби! И Теду! Представляю, что сделается с Тедди Бодином! — Роясь в сумке в поисках сотового телефона, Тори подмигнула брату: — Я-то понимаю, почему ты ее выбрал, Кенни. Целуется она классно.

Все, кто стоял в эту минуту поблизости, дружно вытаращились на Эмму. Тори надменно подняла нос.

— Так оно и есть! — громко подтвердила она.

 

Глава 20

Буквально несколько минут ушло у Кенни для того, чтобы отловить одного из служащих аэропорта, назвать себя и отныне пользоваться режимом наибольшего благоприятствования. С ними обращались как с очень важными персонами. Игнорируя протесты Эммы, он заказал два билета в Лас-Вегас.

Ей следовало бы просто упереться, отказаться сдвинуться с места, но вместо этого она покорно шла рядом, боясь отстать от мистера Молния, и пыталась заодно разубедить его. Но Кенни отказывался слушать, отказывался подождать, пока вынесут ее багаж, и, не успев оглянуться, Эмма оказалась в самолете.

Неужели он серьезно воображает, будто она согласится выйти за него?! Да это просто немыслимо!

Но так соблазнительно…

И так нечестно. Неправильно.

— Кенни, нам нужно серьезно поговорить.

— Не о чем тут говорить. — Он надвинул бейсболку на глаза и развалился в кресле салона первого класса. — Ты погубила мою репутацию. Теперь придется ее спасать.

— Бред! Ради этого люди не женятся!

— Сама сказала, что Хью тебя выгнал и вышиб из собственного дома. Интересно, что ты собиралась делать?

— Найти другую работу и снять квартиру. Я не так уж беспомощна и не нуждаюсь в опекунах.

— Если не возражаешь, я хотел бы немного вздремнуть. Бессонная ночь, видишь ли…

— Возражаю. Решительно возражаю. Я… о, какая разница! Пока ты не захочешь разговаривать, я зря трачу силы и время.

Она посмотрела в окно, не переставая удивляться, каким образом за столь короткое время ее мир буквально перевернулся. Что за ужасный день! Она тоже почти глаз не сомкнула, а потом эта отвратительная встреча с Хью!

Что-то сказанное им терзало, не давало покоя, но она никак не могла сообразить, что именно. Попыталась было воскресить в памяти подробности разговора, но от этого стало еще хуже.

Кенни пошевелился и что-то пробормотал во сне.

Нужно во что бы то ни стало урезонить его, и как только он проснется, она сделает очередную попытку. И не важно, как бы трудно ей ни пришлось, Эмма просто обязана загладить причиненное ему зло. Но сначала нужно отговорить его от идеи насчет брака.

Женщина, сидевшая сзади, затеяла громкий спор со своим спутником с той минуты, как самолет оторвался от земли, и Эмма невольно вспомнила о Тори. Как беспардонно она обращается с Декстером! Конечно, Тори тоже нелегко приходится. Но несправедливо срывать боль и обиду на других.

Несправедливо? А что в этой жизни вообще справедливо?

Пока Эмма размышляла о сложностях жизни, Тори отперла дверь далласской квартиры Кенни и впустила Декстера. Она навешала ему лапши на уши относительно того, что хочет кое-что забрать, но на самом деле просто решила раз и навсегда выяснить отношения. А это куда лучше делать тут, чем в Уайнете.

В комнатах стояла духота, так что Тори пришлось включить кондиционер и только потом отправиться на кухню. Может, что-нибудь холодненькое, вроде пива, избавит ее от хандры.

Декс вцепился в музыкальный центр, но вместо того, чтобы сначала, как все нормальные люди, переворошить лазерные диски, вытащил из проигрывателя какую-то штуковину и принялся изучать ее. Черт бы его побрал! Весь день изображает сушеную воблу! По крайней мере с ней. Для Эммы он само воплощение дружелюбия и галантности. А когда уехали из аэропорта, совсем распоясался. Смотрит будто сквозь Тори, и что бы она ни делала, не смогла добиться его внимания. А что только она не выкидывала! Критиковала его манеру водить машину, издевалась над способом выражаться, твердила, что он мог бы сделать лучшую стрижку даже у собачьего парикмахера, но Декс и ухом не повел. Только становился все молчаливее, словно она совершенно его не занимала.

Она выхватила из холодильника банку «спрайта», швырнула сумочку на стол и со вздохом облегчения сбросила босоножки на невысоком устойчивом каблуке. Сегодня она надела длинное трикотажное платье-рубашку, облегавшее ее, как вторая кожа. По ее расчетам, у Декса должны были слюнки потечь, но все оказалось напрасно. Она в жизни не чувствовала себя так неуверенно в присутствии мужчины!

— Если хочешь пить, достань себе сам, — бросила она.

— Спасибо, не хочется.

Его сдержанность еще больше обозлила Тори.

— Мог бы и посочувствовать! Сегодня у меня нелегкий день!

— Почему вдруг?

— Разве не ясно? Мой старший брат женится.

— Но ты так радовалась, — логично заметил он с таким терпением, от которого Тори мгновенно полезла в бутылку. — Помнишь?

— Ненавижу твои ехидные выпады.

— Я никогда не ехидничаю.

— Ну как же, его величество принц Само Совершенство!

Декстер вздохнул:

— Может, объяснишь, что тебя мучит?

Да все на свете! Она ему осточертела, это сразу видно! Он ни разу не сказал ей комплимента, не заметил, что она бросила курить, и даже не защищался, когда Тори нападала. Разве не ясно, что происходит? Тори надоела Дексу, потому что не так умна и занимательна, как Эмма, не такая интересная собеседница. И теперь ему не терпится убраться подальше. Ну уж нет, брошенной она никогда не будет. Уж скорее сама вытолкает его!

— Придется провести ночь здесь, — сообщила она, растягиваясь на диване в такой вольной позе, что платье задралось едва не до талии. — Я слишком устала, чтобы ехать сегодня в Уайнет.

— По-моему, это не слишком хорошая идея, — сдавленным тихим голосом, так непохожим на его обычный сдержанный тон, откликнулся Декс.

— Еще бы! Потому что ты чертов педант, который и повеселиться толком не может!

— Тори…

Но Тори уже завелась. Разъяренно сверкая глазами, она вскочила.

— Что, правда глаза колет? Ты паршивая, надоедливая зануда, которая…

— Советую тебе помолчать.

— Что, испугался? Интересно чего? Боишься, вдруг я полезу к тебе в штаны и обнаружу, что кто-то уже успел оторвать твои яйца?

— С меня довольно!

И, не успев опомниться, Тори обнаружила, что он перекинул ее через плечо, как резиновую куклу.

— Немедленно отпусти! Какого дьявола ты вытворяешь? — взвизгнула она, колотя его по спине кулаками.

— Несу тебя наверх, чтобы задать трепку.

— Что?

Потрясенная Тори даже перестала барабанить по его спине. И тут она расплылась в улыбке. Наконец она хоть чем-то его заинтересовала!

— Смеешься?

Он покрепче обхватил ее бедра и стал подниматься по лестнице.

— Какие шутки! У меня ведь нет чувства юмора. Помнишь?

— Еще бы!

От болтанки у нее закружилась голова, но что ни говори, а чувствовала она себя куда лучше, чем все предыдущие дни.

Болтанка, однако, прекратилась; как только Декс добрался до верхней площадки. Немного поколебавшись, он открыл дверь в первую попавшуюся комнату, которая оказалась спальней Кенни, и бросил Тори на кровать.

— Боюсь, ты зашла слишком далеко, Виктория. Наконец-то!

Тори растянула губы в гримасе, как она от души надеялась, весьма напоминавшей оскал.

— Шел бы ты к чертовой матери!

Декс схватил ее, перевернул и перекинул через колени.

— Понимаю, как это, должно быть, больно, — не повышая голоса, начал он в своей обычной манере, неизменно ее бесившей, — не говоря уже о том, что это тактически неверно, но отшлепать тебя просто необходимо.

Тори фыркнула. Да он ни за какие коврижки не отважится на такое!

— Я вполне серьезно, Виктория. Тебе лучше приготовиться.

Тори повернула голову, искоса взглянула на него и сухо заметила:

— Может, тебе стоит сунуть мне в зубы кусок дерева, чтобы я прикусывала его, когда муки станут невыносимыми?

Декс хмыкнул. Тори попыталась скрыть улыбку.

И тут он с силой опустил ладонь на ее ягодицы.

Тори была так поражена, что едва не скатилась с его колен и не испортила все представление.

— Ой!

— Прошу прощения, — извинился он и снова шлепнул ее.

Тори поморщилась, решая, что лучше: укусить его или просто оттолкнуть, но любопытство перевесило. Интересно, что будет дальше? Кроме того, она уже успела ощутить, как в самом низу живота что-то приятно шевельнулось и тепло мгновенно разлилось по телу. Представить только, Декстер О’Коннор, самый большой придурок во всем Техасе, оказался способен на такое!

Очередной шлепок.

Конечно, приятного мало. Но и не так уж больно. И почему-то приятно: здорово она его довела.

— Зверь! — охнула она.

— Поверь, мне сейчас так же плохо, как тебе.

Тори сделала гримаску, ожидая следующего удара. Но тут его ладонь нежно опустилась на ее попку, и у Тори создалось впечатление, что пальцы чуть сжались.

— Что ты делаешь, Декс?

Декс отдернул руку и откашлялся, но голос по-прежнему оставался хриплым:

— Надеюсь, урок пошел тебе на пользу.

— М-м-м…

— Так или нет?

— Интересно, знает Кенни, что под кроватью валяется пыльная тряпка?

Декс треснул ее еще раз, но тут же вздохнул.

— Ну а теперь? Усвоила?

— Поверить не могу, что ты надел коричневые носки с синими брюками.

Долгое молчание.

— Значит, не сработало, — констатировал он.

— Может, следует проделать то же самое, раздевшись догола? Вдруг это поможет?

Она сжалась от напряжения, ожидая, что Декс вознегодует и отпустит ее. Но он снова удивил ее.

— Превосходная идея.

Озноб предвкушения буквально пронзил ее, когда он задрал ей платье и закинул юбку ей на голову. Его ладонь снова легла на ее голую попку, и Тори вздрогнула.

Ждать пришлось бесконечно. Декс не шевелился.

— Тори… твои трусики…

— Ну?

— Где они?

— Поищи крохотную полоску шелка телесного цвета.

— Не вижу никакой… О, вот она, — заикаясь, пробормотал Декс. — Вроде врезалась между…

— Уверена, что более опытному мужчине и искать бы не пришлось.

— Не волнуйся, опыта у меня хоть отбавляй, просто не привык видеть трусики в таком ракурсе. — И, помедлив, добавил: — Но эти очень милы.

— Рада, что тебе нравится, — улыбнулась Тори. — Декс!

— Что?

— Кровь приливает у меня к голове. Не мог бы ты поскорее закончить с этим?

Она поерзала, устраиваясь поудобнее, и неожиданно ощутила под собой тугой ком. Весьма внушительный. Лучше сказать, просто огромный.

Декс опять откашлялся.

— Закончить? О… да… да. Конечно.

Последний шлепок вышел абсолютно неубедительным. И тут он начал ее гладить. Будто ласкал шелк. Ощущение было прекрасным… то есть изумительным, но неудобная поза мешала по-настоящему наслаждаться.

— Кажется, я уже все поняла. Не позволишь мне встать?

— Ну… да… не вижу причин дальше унижать тебя.

Он еще раз вывел восхитительную восьмерку на ее голой ягодице.

Тори от удовольствия прикрыла глаза, чувствуя себя так хорошо, что почти забыла про свой план.

Собравшись с духом, Тори выпрямилась, но тут же легла на спину и при этом не позаботилась одернуть платье. Лоскуток телесного шелка, прикрывающий ее спереди, был почти незаметен. Она сунула внутрь самые кончики пальцев и облизнула губы с видом дешевой порнозвезды.

Декс побелел. Кажется, на лбу выступили капли пота? Бедный малыш.

Тори повторила свой трюк.

Ее выходки, может, казались слишком театральными, но эффект возымели бесспорный.

Все же, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы, Тори мысленно готовилась пережить самое большое разочарование в своей жизни.

Декс — отнюдь не дикий жеребец, скорее просто кретин, и к тому же педант.

Но она специально привела его сюда, чтобы выяснить все, а для разрыва нет ничего лучше неудачного секса.

Декс встал и принялся расстегивать манжеты. Победа! Она выиграла!

Однако Декс недовольно поморщился.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я против добрачных половых сношений.

При этом взгляд его был прикован к кружевам на трусиках, с которыми небрежно играла Тори. Она чуть подняла колено, чтобы усилить впечатление.

— Ты достаточно ясно выразил свое мнение по этому вопросу.

Он распахнул рубашку.

— К моему прискорбию, слабость характера мешает мне четко придерживаться принципов.

— Должно быть, это крайне неприятно для тебя.

— Ты даже не представляешь насколько.

Тори не скрыла ухмылки.

Его рубашка упала на пол, а брови смешливо поднялись.

— Вижу, ты разгулялась вовсю. Довольна собой?

Тори усмехнулась, положила руку на грудь и, претворяя в жизнь сексуальные фантазии любого мужчины, стала ласкать себя через ткань. Уши Декса побагровели. Но он все же переборол себя, воинственно выдвинул вперед подбородок и скрестил руки на худой, но довольно широкой груди.

— Мы будем иметь половое сношение только в том случае, если потом поженимся.

— Да перестанешь ты называть это половым сношением! Просто тр…

— Тори! — предостерегающе воскликнул он. — Пока мы оба еще одеты, придержи язык.

Забыв о порно-дивах, Тори закинула руки за голову и простонала:

— Ну и зануда же ты!

— Да, и тебе лучше об этом помнить.

Он оперся коленом о матрац, легонько сжал внутреннюю сторону ее бедра и растянулся рядом. Впервые Тори заметила, что в глазах его пляшут золотые огоньки, словно Декс владел неким секретным знанием, ускользнувшим от нее. Ей вдруг стало не по себе. Его пальцы снова задели ее бедро.

— Если… э-э-э… мой размер испугает тебя, сразу же скажи.

Тори широко распахнула глаза.

Декс улыбался.

Тори недоуменно промямлила:

— Под размером ты подразумеваешь свой рост, разумеется. Конечно, ты высокий мужчина и…

— Нет, Виктория. Я вовсе не об этом.

— О!

Она снова потеряла достигнутый было перевес и попыталась придумать, как восстановить утраченное положение, но его нежные ласки не давали никакой возможности сосредоточиться.

— Теперь я намереваюсь поцеловать тебя.

— Иисусе! — рявкнула Тори. — Ты что, собираешься давать объявление в газету каждый раз, когда…

— Просто стараюсь достигнуть полного взаимопонимания.

Ей захотелось чем-нибудь огреть Декстера, но тут он завладел ее губами.

Да, он умел целоваться, ничего не скажешь. Ее отказ от никотина и долгие дни мучений теперь не казались столь уж большой жертвой, поскольку он ухитрился найти идеальное равновесие между страстью и нежностью, а ласки языка обещали небывалые наслаждения.

Тори решила, что с Декстером можно целоваться часами.

И тут она поняла, что в отличие от ее прежних мужей Декс был человеком, ценившим процесс, а не только результаты, и вовсе не спешил перейти к главному. Он гладил языком глубины ее рта и играл с ее языком. Ничего более сладостного она в жизни не испытывала.

Тори поглаживала его спину, бедра, вдыхала чистый мужской запах. Впервые она занималась любовью с мужчиной, а не с мальчишками.

На глаза ее навернулись слезы.

Декс почувствовал перемену в ее настроении и слегка отстранился. Но вместо того, чтобы задать кучу дурацких вопросов в своем стиле, принялся целовать ее веки, а потом и губы.

Слезы хлынули бурным потоком.

Декс снова поднял голову, и Тори сквозь пелену заметила, каким серьезным он стал.

— Тебе нужно подумать?

Тори покачала головой. Поймав ее на слове, Декс губами осушил влагу и вновь припал ко рту. Тори сразу расхотелось плакать. Слишком чудесный момент, чтобы портить его рыданиями.

И снова он уловил смену ее настроения и, нагнув голову, прошептал:

— Теперь я коснусь тебя. Только через трусики. Хорошо?

Тори кивнула.

Декс обвел пальцем узкую влажную полоску между ее ногами. Вверх и вниз. Потирая. Прижимая. Невыразимо возбуждая Тори.

Все это продолжалось, пока не стало невыносимым. И тут он прикусил мочку ее уха.

— Мне придется снять твое платье. Хочу видеть тебя.

А она жаждала показать ему себя. О как жаждала… Он с нехарактерной для себя неуклюжестью стащил с нее платье, и коснулся застежки лифчика.

— После того как я расстегну это, собираюсь поцеловать твои груди.

Он что, в самом деле будет объявлять о каждом движении?

— Тебе вовсе не стоит спрашивать разрешения!

— Я и не спрашиваю. — Он отбросил лифчик и уставился на нее. — Всего лишь даю тебе возможность подготовиться.

Декс вел себя так, словно ее груди были драгоценными произведениями искусства. Он изучал их, целовал, пощипывал, посасывал и снова исследовал.

— Думаю, — решил он наконец, — что мне пора снять твои трусики.

— Думаю, — в тон ему прошептала она, — мне пора снять твои.

Он немного поразмыслил и прикусил ее сосок.

— Договорились.

Тори проворно встала на колени и потянулась к молнии его брюк. Но прежде чем она успела развалить ее надвое, он остановил ее руку:

— Помни только, что я сказал насчет женитьбы.

— Да-да.

Она оттолкнула его пальцы и потянула за язычок. Еще мгновение — и Тори потеряла дар речи.

— Не волнуйся, — утешил он, — мы никуда не спешим.

Во рту у нее пересохло, дыхание пресеклось.

— Я и не волнуюсь, — прошептала она. — Скорее изумлена.

Декс весело хмыкнул и сбросил остальную одежду. Тори отшвырнула платье и лифчик. Теперь единственной преградой между ними остался лепесток телесного шелка. Декс сунул под него большой палец и ловко стянул.

— Ложись на подушку, солнышко. Я буду любить тебя.

С губ Тори сорвался вздох. Она не помнила, когда еще чувствовала себя под такой надежной защитой.

За этот вечер она узнала немало нового о Декстере. Он любил все исследовать. Тщательно. Медленно. Ласкать и целовать. А его любопытство в отношении Тори казалось просто ненасытным.

Она также выяснила, что у него потрясающая способность сосредотачиваться, что он ни в коей мере не брезглив, готов на все и поистине неутомим. Менее приятным открытием оказалось то, что он находит особенное удовольствие в том, чтобы заставить женщину молить.

— Пожалуйста, Декс… больше не могу… о, пожалуйста…

— Скоро, милая. Скоро.

Когда он наконец погрузился в нее, объявив вначале о своих намерениях волнующим, невыносимо возбуждающим, красочным языком, она поняла, что они подходят друг другу, как рука и перчатка. Однако его последнее сообщение послало ее на седьмое небо.

— Я собираюсь кончить в тебя…

Минуту спустя Дэкс доказал, что он человек слова.

 

Глава 21

Неужели он все-таки заснул? Невероятно! Только сейчас Эмма пыталась что-то доказать ему, а тут из него, кажется, решили вытряхнуть душу: колеса самолета, успевшего приземлиться в Вегасе, подпрыгивали по бетонному покрытию. Должно быть, его сморило потому, что прошлой ночью так и не удалось добраться до постели.

И тут Кенни вспомнил все. Обстоятельства складываются так, что еще сегодня он женится на настоящем полковом командире. На женщине, которая привыкла всем заправлять.

Эмма сморщила лоб, и Кенни с ужасом увидел, как рот ее начинает открываться.

— Ни слова! — предупредил он, прикрывая глаза. Эмма издала какой-то придушенный писк, но повиновалась.

Не успели они выйти из самолета, как Кенни потащил Эмму мимо игровых автоматов, которыми были уставлены все коридоры, к стойке «Эйвис» и, несмотря на то что было уже около полуночи, в два счета получил автомобиль, на котором намеревался добраться до города.

Но тут Эмму прорвало, и, несмотря на все старания Кенни, заткнуть ей рот не было никакой возможности.

— …уверена, что мы можем все уладить… И как только Далли узнает правду… еще успею на утренний лондонский рейс… нет никаких причин связывать себя…

Она трещала и трещала, а прохладная струя воздуха из кондиционера шевелила и вздымала невесомые кудряшки. Одна прядь прилипла к кончику ее маленького славного носика. Эмма нетерпеливо откинула ее, не переставая работать языком.

— …сама идея абсурдна… мне тяжело понять… вбил себе в голову, что меня нужно спасти…

Он направлялся в отель на Стрипе, но вместо этого, неожиданно для себя, свернул к воротам бело-розовой часовни с красным неоновым колоколом, подмигивающим в переднем окне. Здесь было полно мест, где можно обвенчаться на скорую руку.

Кенни въехал на стоянку и выключил зажигание. У дверей был разбит небольшой цветник, охраняемый облупившимся гипсовым эльфом.

— Кенни!

Больше ему не вынести вопросов, на которые нет ответов!

Поэтому Кенни схватил ее в объятия и закрыл рот поцелуем. Оба запылали почти мгновенно. И Кенни пришло в голову, что, может, все еще обойдется, если они большую часть времени будут проводить таким вот образом. Но как он ни пытался, все-таки не сумел убедить себя, что это — наилучший выход из положения.

Встретила их тощая женщина средних лет с торчащими во все стороны волосами и очками в красной пластмассовой оправе, и не успели они глазом моргнуть, как уже стояли перед алтарем, украшенным пыльными шелковыми розами, готовясь принести брачные обеты. Он не подумал купить Эмме обручальное кольцо, но часовня предоставляла и такие услуги, за дополнительную плату, разумеется.

Леди Эмма, кажется, снова шмыгала носом и тихо плакала.

— Кенни… я в самом деле не думаю…

Он снова прибегнул к испытанному средству — поцелую, и церемония началась.

— Горячо возлюбленные… — бормотала женщина в красных очках, и Кенни на миг показалось, что душа его покинула тело и он смотрит на себя со стороны, исполненный ужаса перед тем, что творит, но бессильный что-то изменить. А тихие нерешительные ответы Эммы совсем не походили на ее энергичные, безапелляционные призывы, с которыми обычно принято идти на штурм баррикад. Кенни сжал ее руку в тщетной попытке ободрить, а может, и почерпнуть некоторое утешение, кто знает.

Господи, да что же это на него нашло?!

К тому времени когда они оказались в машине, обоих трясло.

— Кошмар, — выдохнула Эмма.

— Зато все кончено. Можем больше об этом не думать.

— Нужно получить развод. Если здесь так легко пожениться, то и развестись, должно быть, не сложнее.

— Для этого придется лететь в Мексику, а я слишком устал.

Он завел мотор.

— Не может быть такая свадьба законной. Слишком дешево все обставлено. Фарс какой-то.

— Штат Невада не заботится о хорошем вкусе. Только о деньгах. Кстати, чисто из любопытства… то, о чем упоминала Тори. Я действительно теперь лорд Кенни?

— Ни в коем случае! Что это за бред…

Эмма осеклась, наконец сообразив, что он подшучивает.

Но Кенни продолжал, зная, что, если он угомонится, она снова начнет ныть и тревожиться.

— По моему мнению, у тебя два выхода. Либо сохранить свою фамилию, либо взять мою. Но не пытайся соединить их вместе. Никто не воспримет тебя всерьез, если станешь разгуливать по округе, называя себя леди Уэллс-Финч Тревелер. По крайней мере в Техасе. Надеюсь, ты не обиделась?

Он заметил, как она украдкой бросила взгляд на новенькое обручальное кольцо.

— Разумеется, нет.

Эмма принялась вертеть кольцо с такой силой, что заболел палец. Наверное, к завтрашнему утру он весь посинеет! Жаль, что она не додумалась купить такое же кольцо Кенни!

Она произнесла обеты по своей воле, Кенни ни к чему ее не принуждал, так почему же она это сделала? Потому что была у него в долгу.. И самое меньшее, чем могла помочь, — восстановить его доброе имя. Но какую связь имеет со всем этим брак? Было бы куда проще просто позвонить Далли и все объяснить. Только вот Кенни почему-то взорвался.

Вранье! Она бесстыдно лжет себе! Нужно честно признаться: она, даже сознавая, что губит себя и Кенни, не пожелала сказать «нет».

Яркие огни аляповатой рекламы красили ее и Кенни в разные цвета, но Эмма ничего не замечала, потрясенная собственным безволием. Она пыталась отвлечься, думая о том, что теперь посторонний человек придет в ее коттедж собрать вещи и будет касаться дорогих ее сердцу предметов. Что скажет Пенелопа, узнав о назначении директрисой «Святой Гертруды»? А Хью? Какая он злобная тварь!

При мысли о Хью ее вновь охватило чувство странной неловкости, будто она упустила из виду нечто важное. Что он все-таки упомянул? В тот момент она не придала этому значения, но…

Ах, стоит ли об этом думать? У нее и без того куча проблем, ни к чему создавать новые. Лучше поразмыслить о том, есть ли шанс когда-нибудь увидеть оставленный в лондонском самолете багаж?

— Со мной нет даже зубной щетки. И никакой одежды.

— С моей точки зрения, это огромное преимущество.

— И у тебя тоже.

— А зачем, по-твоему, Господь изобрел кредитные карты?

— Я не возьму твоих денег.

— Наших денег. Теперь у нас все общее, не забывай. Все идет в один котел, так что снимай с английских счетов все заныканные денежки.

— Не так их и много, — мрачно сообщила она.

— Ничего, сговоримся, — пообещал Кенни.

Полчаса спустя Эмма уже стояла под душем в просторной, отделанной мрамором ванной. Дверь отошла вбок, и загорелые руки обвили талию Эммы. Она положила голову на его плечо.

— О, Кенни, нам не следовало этого делать.

— И что тут такого, тем более что ты уже призналась мне в любви?

— Женитьба — чертовски серьезный шаг!

— Не ругайся. Сквернословие плохо монтируется с британским акцентом, — велел Кенни, ловя губами мочку ее уха. — А в твоих устах любая непристойность звучит так, словно ты проповедуешь с амвона.

Эмма вздохнула. Ну что с ним поделаешь?

— Потри мне спинку, хорошо? — попросил Кенни.

Она намылила губку и принялась водить по спине Кенни, медленно спускаясь ниже, к талии, ягодицам, бедрам.

— Тебе придется хранить верность, — горестно причитала она. — Пока мы женаты, тебе следует хранить верность.

Кенни отнял у нее мыло и тихо заметил:

— Вспомни, из нас двоих не я пытался купить партнера на ночь.

— И все же…

Кенни опустил голову и поцеловал Эмму. Она жадно ответила, наслаждаясь вкусом его губ, лаской языка, покалыванием щетины, но поцелуй быстро перешел в зевок.

Кенни заметил это и отстранился.

— Пожалуй, лучше мне подождать, пока ты хорошенько выспишься.

— Чепуха! — Эмма видела, чего стоит Кенни такая выдержка, и постаралась встряхнуться: — Просто я почти не спала ночь, и уже поздно, и… короче, вперед. Правда. Мне хорошо с тобой.

Кенни поднял бровь, повернул Эмму спиной к себе и принялся ловко мыть, едва касаясь пальцами и, казалось, не стараясь возбудить ни ее, ни себя. Но ему это явно не помогло, а когда его палец случайно скользнул по ее соску, выяснилось, что и она постепенно загорается. Эмма потерлась намыленной спиной о его торс. — Эмма! — гортанно вырвалось у него.

Эмма потянулась к нему и поцеловала.

Он взял ее прямо в душе, прижав к стене и приказав обхватить ногами его талию. После, когда они лежали в постели, их тела так переплелись, что словно стали единым целым. Но несмотря на усталость, Эмма заснула не сразу.

Прислушиваясь к его мерному дыханию, она пыталась осознать то, что этот человек — с сегодняшнего дня ее муж. Она любит его, и не скрывает этого, и, уж разумеется, желает телом и душой, но эта пародия на свадебную церемонию не имела ничего общего с ее чувствами к Кенни. Где ощущение духовного родства, Привязанности, которого она искала всю жизнь? Несмотря на страстные ласки Кенни и очевидную симпатию к ней, он не любит ее по-настоящему, а делать вид, что все хорошо, и притворяться перед собой — не в ее правилах. Их отношения так же временны и непостоянны, как дружба с приятелями и коллегами, они так же хрупки и могут легко прерваться, как связь с родителями, которые всеми силами стремились забыть, что у них есть дочь.

Если бы только она могла достучаться до его сердца, разгадать, что он испытывает на самом деле… но он словно тайна за семью печатями.

Наутро ее разбудил негромкий голос Кенни. Он с кем-то говорил по телефону в соседней комнате.

— Я не желаю толковать об этом, Шелби. И не скажу, где мы остановились. Лучше поднеси его к телефону.

После паузы Кенни засмеялся. На этот раз даже голос его изменился. Стал повыше.

— Эй, Пети, это я, Кенни. Слушай, приятель, я вовсе не хотел так внезапно исчезать. Скоро вернусь, и мы пойдем купаться, ладно? Вместе. Только ты и я.

Эмма улыбнулась. Именно эта сторона его характера привлекала ее больше всего.

Снова пауза. Голос стал значительно суше: очевидно, Шелби вернулась.

— Если узнаешь, в каком мы отеле, обязательно проговоришься, и тогда репортеры слетятся, как стервятники на падаль. Да, — сухо подтвердил он, — это была настоящая романтическая церемония. В полночь. Угу. Так и скажу ей.

Он появился в дверях, растрепанный, небритый, как киношный пират.

— Шелби передает привет.

Зная Шелби, Эмма справедливо предположила, что та напередавала еще много чего, но пришлось довольствоваться малым.

Следующие несколько часов они провели в постели, причем Кенни снова взял на себя командование, но при этом был так внимателен к ней, что Эмме не на что было жаловаться.

Наконец они облачились в гостиничные махровые халаты и позавтракали тем, что принес в номер официант. Правда, Эмма не раз пыталась поговорить с Кенни о серьезности предпринятого ими шага, но тот пожимал плечами и переводил разговор на другое, словно они всего-навсего назначили друг другу свидание в субботу вечером. И не более того. Похоже, он не желал иметь с ней ничего общего, кроме секса. Сердце Эммы сжималось все сильнее.

После еды они отправились по магазинам. Кенни пытался спрятаться за огромными дешевыми солнечными очками и бейсболкой, однако посетители магазина все же узнали его и начали приставать с расспросами. Но Кенни, по обыкновению, притворился тупым деревенским простаком, и любопытным пришлось отстать.

Наконец они обрели покой, смешавшись с туристами, которые гуляли по Стрипу. Хотя Эмма и раньше видела снимки Лас-Вегаса, в реальности этот город веселья, выстроенный в пустыне, оказался совершенно иным. С антропологической точки зрения она нашла его довольно занимательным, но не в ее вкусе. Кенни, казалось, прочел мысли жены.

— Пойдем, я покажу местечко, которое тебе понравится.

— Где это?

— Увидишь.

И уже через полчаса они оказались у плотины Гувер-Дам. При виде гигантского сооружения у Эммы захватило дух.

— Конечно, в Англии миллион древних замков и готических соборов и тому подобного, — вставил Кенни, — не говоря уж о потрясных полях для гольфа. Но ты должна признать, это отпадное зрелище!

Его мальчишеский энтузиазм вызывал невольную улыбку.

— Признаю.

Он прижал ее к себе и бережно отвел со щеки локон. Действительно ли она прочла нежность в его глазах или это была просто игра света?

— Милая, я знаю, ты умираешь от желания сесть и начать разбираться во всем, что с нами произошло, пока не заговоришь себя и меня до смерти. Ты намерена составить длинный список, порассуждать о совместимости характеров, обсудить цели ближайшего будущего и задачи очередного десятилетия и бог знает что еще сделать. Но не можешь ты хоть ненадолго забыть обо всем этом? Воспринимать все чуть менее серьезно? Просто развлекаться в надежде, что все постепенно образуется?

Глядя в эти фиолетовые глаза, опушенные стрельчатыми ресницами, Эмма вновь и вновь напоминала себе, что перед ней человек, сделавший лень и безделье своим кредо. Ну… не совсем… по крайней мере удобной маской. Кенни не желал, чтобы кому-то стало известно, как тяжело ему достаются победы. И очевидно, не собирался задумываться над их дальнейшими отношениями. Или она ошибается? Во многом муж оставался для нее тайной. Эмма не считала, что важнейшие этапы в жизни нужно так беспечно игнорировать, но и заставить его серьезно задуматься не сумела. Кенни не прав, но, возможно, просто не знает, как решить такое количество нахлынувших проблем.

И если честно признаться, она тоже не слишком хочет вдаваться в суть дела.

Эта мысль поразила и испугала Эмму. Она, человек, никогда не боявшийся трудностей, сейчас прячет голову в песок! Но желает ли она, чтобы ей прямо сказали, что хорошее отношение — еще не любовь? И что Кенни вовсе не принимает идиотскую церемонию всерьез, просто был расстроен и измучен, когда его втянули в эту авантюру, и теперь горько раскаивается в содеянном!

Стыдясь своей трусости, Эмма смотрела на живописное водохранилище Лейк-Мед и яхты.

— Хорошо, Кенни. Оставим пока этот разговор.

Кенни с облегчением улыбнулся.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты — настоящее чудо?

— Нет. Только обзывал капралом в юбке.

— Одно не обязательно исключает другое.

— Ты просто шизик! Настоящий псих!

Псих! Последнее слово неожиданно пробудило в памяти вчерашнюю сцену и вопль Хью:

Псих! Знай я, что он безумен, никогда не стал бы с ним договариваться…

Даже волоски у нее на руке встали дыбом. Так вот что не давало покоя весь день! Что имел в виду Хью под договоренностью? Значит, они уже общались? Но насколько Эмме известно, Кенни и Хью впервые встретились в гостиной Тревелеров. Почему же Хью вел себя так, будто… Неужели?..

Озарение поразило ее как гром небесный. Теперь все ясно!

— Ублюдок!

— Чт…

Эмма развернулась, врезала ему сумочкой и, не помня себя от гнева, бросилась бежать. Но куда ей идти? Она даже не может забрать машину: ключи благополучно покоятся в кармане Кенни.

Ничего не замечая вокруг, она помчалась к туристическому автобусу известной фирмы «Грей лайн» и забарабанила в дверь, чтобы разбудить дремавшего за рулем водителя.

— Впустите меня!

— Эмма, ради всего святого, что…

Водитель открыл дверь и она взлетела по ступенькам.

— Немедленно закройте дверь и ни в коем случае не дайте этому человеку…

В автобусе появился Кенни.

— Видите ли, после пересадки мозга у моей жены начались проблемы с головой. Я позабочусь о ней.

— Убирайся, жалкий шпион!

— Солнышко…

Она снова бросилась на него с кулаками.

— Лжец!

— Но, Эмма…

— Слизняк поганый!

— Я не…

— Мерзавец!

Кенни недоуменно мигнул.

— Это что-то новенькое.

— И нечего умничать! Водитель, выбросите этого типа из автобуса!

Водитель, лысый коротышка лет шестидесяти на вид, побледнел. Но Эмма уже не давала себе труда сдерживаться. Ну почему она не родилась мужчиной? Высоким мускулистым гигантом?!

— Не считаешь, что нам стоило бы потолковать? — осторожно приблизился Кенни. — Что на тебя нашло?

— Теперь ты решил потолковать!

Колени Эммы вдруг подогнулись, и она едва успела приземлиться на сиденье.

— Как ты мог? Как ты мог так предать меня?

Лицо Кенни окаменело.

— Я не предаю друзей.

Он не только нагло врет, но и, не задумываясь, больно ранит. Кем же он считает ее? Своим другом, и только?

— Я знаю, что ты выкинул. Мне стоило вдуматься в слова Хью раньше, но я была слишком расстроена твоим исчезновением и прочими неприятностями, чтобы сразу сообразить. Ты! Это ты был ищейкой Хью!

Кенни поперхнулся и, в свою очередь, опустился на сиденье через проход от нее. Она ждала, надеялась, что он станет отрицать, но этого не произошло.

— Кто-то должен был приглядеть за тобой, — выдал Кенни наконец.

Ей словно вспороли живот кинжалом.

— Я сама в состоянии о себе позаботиться. Мне нянек не нужно!

— А вот это вранье! — Он снова вскочил. — Конечно, я снабжал его информацией. И уж разумеется, не собирался перечислять твои покупки и сообщать, что ты целовалась со своим водителем в центре города, не говоря уж о татуировке.

— Я хотела, чтобы он узнал.

— Это лишь доказывает мою правоту.

И тут новая мысль ошеломила ее.

— Моя татуировка! Конечно, она смывается! — Эмма задрала рукав футболки и осмотрела наколку. — Ты… Господи! — Она рывком опустила рукав. — Должно быть, ты подсыпал что-то в мою «Маргариту». Я не была пьяна! Меня опоили! А татуировку нанесли краской! И никаких игл!

Кенни оперся ладонью о спинку переднего сиденья и подался к Эмме.

— Только не смей уверять меня, будто страшно расстроена, что не проведешь остаток жизни, рекламируя мое имя! Если я не услышу благодарности в течение ближайших тридцати секунд, мы серьезно поссоримся.

— Ты опоил меня, — снова прошипела Эмма.

— Это было какое-то снотворное, которое я занял у своего знакомого медика. А жена старого друга потрудилась над художественной частью.

Он вел себя так, словно кругом был прав, а эти подробности лишь оправдывали его двуличие.

— Что еще ты сотворил за моей спиной?

— Не слишком много, можешь быть уверена, иначе мы не были бы вынуждены пожениться.

Эмма оцепенела. Голос Кенни чуть смягчился:

— Твой план был безумным с самого начала, и ты это знаешь. И поскольку мне поручили нянчиться с тобой, я чувствовал за тебя ответственность. Все, чего я добивался, — чтобы ты не потеряла дом и работу.

— Но ничего не вышло, верно? — выдавила Эмма.

— Но не я же впивался в губы Тори французским поцелуем на глазах у половины города!

— Никаких французских поцелуев не было!

— А со стороны казалось! — Кенни перевел дух. — Может, пустишь для разнообразия в ход мозги, вместо того чтобы руководствоваться одними эмоциями?

Он толкнул ее на сиденье, а сам сел так, что длинные ноги преградили проход, не давая возможности бежать. Только сейчас она ощутила всю силу его взгляда: как током ударило.

— Я все время пытался заставить тебя прислушаться к доводам разума, но ты уперлась, а я не желал бесстрастно наблюдать, как ты бездарно разрушаешь собственную жизнь ради какого-то идиота, который не понимает слова «нет».

— Не твое это было дело, — бросила Эмма. Но Кенни, не слушая, продолжал:

— В тот день, когда ты рассказала о Хью, меня осенило. Я припомнил, как отец при мне говорил Шелби, что герцог — один из главных инвесторов «ТКС». Так что раздобыть номер его телефона оказалось легче легкого. Я позвонил ему и сказал, что готов присмотреть за тобой. Он чванился, задирал нос, но все-таки признался, что уже нанял одного из далласских сыщиков. Я объяснил, что сыщик не сможет подойти к тебе так близко, как я, и что готов на эту работу из уважения к нему и к его давнему сотрудничеству с «ТКС». Он тут же согласился, вот и все.

— Но Хью вел себя так, словно говорит с тобой впервые, — упрямо буркнула Эмма.

— Он высокомерен, но отнюдь не глуп. Думаю, понял, что тебе не слишком понравится, если узнаешь, как он просил шпионить за тобой. И мы действительно почти не были знакомы. Подумаешь, разок поговорили по телефону! Потом я отчитывался перед его секретарем.

— Теперь я понимаю, почему ты так спешил со свадьбой, — горько вздохнула она. — Ты чувствовал за собой вину.

— Как ты до этого додумалась? Я не испытываю никаких угрызений совести.

Она снова взметнулась с места.

— Ты лгал мне!

— Вы уже закончили? — осведомился водитель. — Сюда идут туристы из моей группы.

— Закончили, — твердо объявила Эмма, глядя Кенни прямо в глаза, чтобы он лучше понял смысл ее слов. — Совсем закончили.

— Не смей так говорить!

К полнейшему изумлению Эммы, Кенни схватил ее за руку и рывком притянул к себе.

— Не думал, что ты так легко отступаешь! Где хваленая британская стойкость? Первое облачко на горизонте — и ты готова сдаться!

— Это не просто облачко! Я совсем тебя не знаю!

— И пошла на попятный? Убегаешь с поля боя?

— Просто мне нужно время подумать.

— В том-то вся твоя беда. Слишком много думаешь!

— Оставь это снисходительный тон! Я не могу играть по твоим правилам, Кенни! Просто не гожусь для этого. Не умею принимать вещи как они есть и ждать, что выйдет. Мне необходимо хорошенько поразмыслить над тем, как поступить дальше.

Обратная дорога оказалась бесконечно долгой. Оба молчали.

 

Глава 22

Весь полет Кенни провел, уткнувшись в книгу, купленную в сувенирном магазинчике аэропорта, а Эмма притворялась, будто читает журнал. Они почти не разговаривали, но на этот раз Эмма не пыталась ни спорить, ни убеждать. Ей просто нечего было ему сказать.

Она невероятно досадовала на себя. Как можно было согласиться на это издевательство, называемое свадьбой? Ведь она знала, что между ними ничего общего, кроме постели! Ни откровенности, ни понимания, ни истинных чувств. Однако она покорно пошла к венцу, как всякая милая рассеянная особа с тараканами, получившая последнюю попытку приобрести статус замужней особы, а заодно и полагающееся при этом медное колечко.

Когда они наконец прибыли в Даллас, Кенни шел по аэропорту с таким неприступным видом, что даже поклонники боялись приблизиться. Только когда они получали ее багаж, он соизволил обратиться к жене.

— И что теперь будет? — сухо осведомился он. — Смоешься в Англию, как испуганный кролик, или останешься и будешь бороться?

Она сама задавала себе эти вопросы с той минуты, как они покинули плотину, и уже решила, как поступит.

— Это не война.

Его глаза в эту минуту напоминали заиндевевшие аметисты.

— Нет, но считай это испытанием характера. У кого-то есть храбрость, у кого-то нет.

— Намекаешь, что я трусиха?

— Пока не знаю. Так ты линяешь или остаешься?

Его насмешки взбесили ее.

— О, я возвращаюсь в Уайнет! Это решено.

Кенни довольно кивнул:

— Наконец-то опомнилась.

— В отличие от тебя я знаю, что это не игра, и возвращаюсь только для того, чтобы расставить все точки над i. Но на ранчо не стану жить.

— То есть?

— Я никуда не бегу, но и с тобой в одном доме не поселюсь.

— Это уже совершеннейший идиотизм! Ты останавливалась на ранчо до свадьбы, так почему упрямишься сейчас?

— Перестань устраивать сцены! У нас была не настоящая свадьба, и ты прекрасно это знаешь!

— С чего это вдруг?! В доказательство могу предъявить свидетельство о браке.

— Прекрати, Кенни! Немедленно прекрати! Твое праведное негодование просто неуместно!

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты толкуешь.

Он подхватил ее чемоданы и направился к парковке.

Эмма даже не пыталась догонять мужа. Отныне она постарается жить в соответствии со своими принципами. Уж такая уродилась. И ни в коем случае не собирается бегать за Кенни.

Когда она наконец добралась до машины, ее оглушила разухабистая музыка, вырывавшаяся из динамиков. Кенни опалил ее взглядом и вырулил со стоянки. Пока она застегивала ремень безопасности, певицу сменил спортивный комментатор:

— Мы так и не смогли узнать мнение президента ПАТ Далласа Бодина о последней выходке Кенни Тревелера…

Кенни нажал на другую кнопку и прибавил звук. Не стоило беспокоиться: она и не подумает ни о чем напоминать. Следующий ход за ним.

Эмма еле дождалась конца поездки. Хотя в самолете они не стали обедать, никто не хотел есть, и поэтому по дороге в Уайнет, машина остановилась только однажды, на заправке. Уже в сумерках позвонила Тори, чтобы спросить, когда они приезжают. Сестра также сообщила Кенни, что провела ночь в его далласской квартире, и Эмма сразу принялась гадать, был ли с ней Декстер, хотя Кенни, по-видимому, эта мысль в голову не приходила.

Наконец они добрались до окрестностей Уайнета.

— Не будешь ли так добр завезти меня в отель? — вежливо спросила Эмма. Впрочем, зачем она тратит слова и усилия: все равно Кенни поступит по-своему.

— Если собираешься смыться из дома, сделаешь это сама. Я не намерен тебе помогать.

Эмма слишком устала, чтобы вступать в бесплодные споры. Завтра она все уладит и сообразит, как поступить.

Она откинула голову на спинку сиденья, закрыла глаза и не пошевелилась, пока они не прибыли на ранчо.

Они вошли в дом со стороны гаража. Кенни взял из багажника ее чемоданы и поставил на пол, чтобы открыть дверь. Он вежливо пропустил жену вперед. Какое-то мгновение в кухне царил мрак, но тут же все залило ослепительным светом.

— Сюрприз!

— Сюрприз! Сюрприз!

— Вот идет невеста…

Эмма обводила ошеломленным взглядом веселые смеющиеся лица и с ужасом понимала, что этот отвратительный, несчастный день закончится еще хуже, чем она предполагала. Нечего сказать, достойное завершение!

— Пора разрезать торт! — провозгласил Патрик, когда все гости были представлены новобрачной, а тосты произнесены.

Кенни и Эмма двинулись с противоположных концов комнаты к столу, на котором красовался шедевр Патрика — башня, покрытая ванильным кремом, с пластмассовыми фигурками наверху, взятыми из конструктора Питера, и бумажными флагами Англии и Америки. Эмма никак не могла понять, заметил ли кто-то из присутствующих, что так называемые жених и невеста упорно не желают общаться друг с другом.

Голова у нее ныла, хотелось только одного: свернуться калачиком и заснуть.

Эмма с завистью посмотрела на Питера, задремавшего на плече брата и мирно слюнявившего воротничок его рубашки.

Кроме семейства Тревелеров и Декстера, поздравить молодоженов приехали Тед Бодин, отец Джозеф, несколько руководителей «ТКС» и толпа приятелей Кенни из «Раустэбаута», развлекавших друг друга очередной серией побасенок о трудном детстве Кенни: об украденной работе по биологии, чьих-то новых кроссовках, закинутых на высоковольтные провода, брошенном в магазине малыше.

Эмма из последних сил боролась с защитными инстинктами, которые пробуждали в ней бесконечные злорадные повествования о человеке, во что бы то ни стало стремившемся к саморазрушению. В конце концов Кенни уже взрослый, и если не желает обороняться от нападок — что ж, дело его.

Они с разных сторон приблизились к торту; Уоррен поспешно взял Питера у Кенни и приветливо улыбнулся Эмме:

— Если не успел сказать раньше, повторю сейчас: добро пожаловать в нашу семью, леди Эмма. Я сам не смог бы найти для Кенни лучшей жены. — Он обратил к сыну молящий взгляд, в очередной раз больно ранивший Эмму. — Поздравляю, сынок. Я горжусь тобой.

Кенни, небрежно кивнув, шагнул ближе к столу. Сердце Эммы разрывалось за обоих: за отца, умолявшего о прощении за старые грехи, и за сына, ненавидевшего отца за изувеченное детство.

Патрик вручил Эмме нож, украшенный красными, белыми и голубыми лентами.

— Скорее подходит патриоту-военному, чем невесте, — фыркнул он, — но времени придумать что-то более достойное не оставалось.

Эмма благодарно улыбнулась ему и уставилась на руку Кенни, лежавшую поверх ее пальцев, эту широкую загорелую ладонь, совсем закрывшую ее собственную, маленькую и белую. При виде их соединенных рук на ее глазах появились слезы. Если бы только их сердца так же слились воедино!

Кенни глотнул вина и пошел выключать горевший на террасе свет. Леди Эмма удрала наверх в ту же минуту, когда за последним из гостей закрылась дверь, и вовсе не потому, что спешила прыгнуть в его постель. Нет, она уединилась в своей комнате. Интересно, зайдет она так далеко, чтобы запереться? Вряд ли. Положится на его честь.

Его честь. Непоправимо замаранная в глазах публики. Но ничто не могло заставить его пожалеть о трепке, заданной Хью Холройду.

Кенни вышел на террасу и слишком поздно заметил, что там кто-то есть. Отец сидел на плетеном диванчике, баюкая Питера. Кенни мгновенно застыл, как всегда в присутствии Уоррена.

— Я думал, ты уехал.

— Попросил Тори подвезти Шелби. Хотел поговорить с тобой наедине.

Не хватало еще и этого. Уоррен был последним человеком на земле, с кем Кенни хотел говорить сегодня. И вообще.

— На случай, если ты не успел заметить, должен сообщить, что у меня медовый месяц.

— Из того, что я успел заметить, на медовый месяц это не походит. Леди Эмма едва удостаивает тебя словом.

Пети тихо загулькал во сне, и Уоррен прижал его к себе.

Держал ли когда-нибудь отец вот так Кенни?

Он, к своему удивлению, ощутил нечто вроде укола ревности. И немедленно устыдился. Его словно бы отпустило что-то. Эмма права. Уоррен многое понял, научился на ошибках прошлого, и все тревоги по поводу младшего брата беспочвенны. Пети не придется из кожи вон лезть, чтобы заслужить любовь отца.

— Пети давно пора в кровать, — проворчал он.

— Скоро поедем. — Уоррен поцеловал малыша в макушку. — Он так уютно устроился, что не хотелось его тревожить.

И снова этот неприятный, болезненный укол. Пети получил любовь отца по праву рождения. Как и Тори. Кенни же пришлось зарабатывать ее: по капельке с каждым новым турниром.

Теперь отец делает вид, что между ними все хорошо. Но все это только притворство. Кенни нуждался в отце, когда был глупым мальчишкой. Сейчас ему родительские чувства ни к чему.

— Я беспокоюсь за тебя и леди Эмму.

— Просто Эмма. Она не любит, когда упоминают ее титул. И не о чем волноваться.

Уоррен погладил Питера по спинке и взглянул в окно, на темнеющую рощицу пекановых деревьев.

— Я не слишком благочестив и не умею молиться, так что предоставляю это другим людям. Вроде Шелби. Она ходит в церковь и утверждает, что леди Эмма — ответ на ее молитвы за тебя.

— Я не просил Шелби за меня молиться.

— Зато просил я.

— Если она творит чудеса, пусть попросит Господа, чтобы меня вернули в игру.

Кенни допил вино и шагнул было к кухне, но за спиной раздался отцовский голос:

— Вернись и сядь.

— Уже поздно, а я на ногах не держусь.

— Я сказал — сядь.

Опять этот голос из кошмаров его детства.

Тащи сюда свою задницу! Позор семьи, ублюдок проклятый! Паршивое отродье…

Но Кенни больше не ребенок, и если Уоррен желает устроить спектакль, что ж, так тому и быть!

Он поставил бокал на столик, прислонился спиной к двери и нагло ухмыльнулся:

— Давай, выкладывай, что у тебя на уме.

— Ладно.

Уолтеру приходилось смотреть на сына снизу вверх, но против всех ожиданий Кенни это ничуть его не обескуражило.

— Знаю, ты не слишком высокого мнения обо мне, и ни для кого не тайна, что меня не было рядом в самые трудные минуты, и ты никак не желаешь простить это. Но что бы там ни было, ты мой сын и я не могу хладнокровно наблюдать, как ты калечишь свою жизнь только потому, что все еще борешься с призраками прошлого.

Кенни неприязненно поджал губы:

— Не пойму, о чем ты толкуешь.

— О том, что былые промахи и трагедии портят тебе будущее. Мне нравится леди Эмма. Как и всем нам. А когда вы вместе, просто глаз не сводите друг с друга. Ты никогда себя так раньше не вел ни с одной женщиной.

Кенни не собирался объяснять, что женитьба на Эмме скорее дело случая, чем союз двух сердец.

— Поэтому я и женился на ней, не так ли? — процедил он.

— Верно. Но для меня яснее ясного, что между вами куча нерешенных проблем.

— А вот это уж не твое дело!

— Послушай меня, Кенни. Раз в жизни послушай. Я никогда не бывал более счастлив, чем в те минуты, когда ты чего-то добивался в жизни, хотя, если признать честно, в этом нет моих заслуг. Спасибо Далли Бодину. И я лучше других понимаю, чего тебе стоило стать тем, кем ты являешься сейчас. И вот что скажу: не многие на твоем месте достигли бы того же.

Волна благодарности окатила Кенни и тут же схлынула. Слишком поздно он дождался похвалы.

— Я… я пытаюсь сказать… Словом, по мере того как стареешь, многое, что я проделывал, желая сколотить побольше денег, теряет смысл. Я горд своей фирмой. Создал ее на пустом месте и, уж конечно, не допущу, чтобы ее проглотили акулы из новых. Но когда я сижу во дворике воскресным солнечным днем и перебираю в памяти все, чем наградил меня Господь, понимаю, что самое главное — это люди, которых я люблю.

— Прекрати читать проповеди, — не выдержал Кенни. Но отец только отмахнулся.

— Наконец и ты получил шанс на нормальную счастливую жизнь, такую, которая не начинается и не кончается на площадке для гольфа. Шанс найти понимание у хорошей, доброй женщины, от которой не стыдно иметь детей, вести мирное существование, кататься на лошадях, наслаждаться этим ранчо. Не упусти этот шанс. В душе Кенни вскипела ярость к старому лицемеру.

— Тебе стоило бы хорошенько поразмыслить, прежде чем давать советы. Если я займусь разведением роз, кто будет участвовать в турнирах? И чем ты будешь хвастаться перед своими высокопоставленными приятелями на корпоративных вечеринках с коктейлями?

Уоррен даже глазом не моргнул при столь неожиданной атаке. Кенни же ощутил себя маленьким ничтожеством. Отец уложил поудобнее Питера и поднялся.

— Ничего, сынок. Я понимаю. Привык терзаться сознанием собственной вины там, где речь идет о тебе. Ты вовсе не обязан меня прощать.

Питер пошевелился и приоткрыл глазки, но веки вновь опустились. Уоррен покачал малыша.

— Ты хороший человек, Кенни. Дай Бог здоровья Далли. Порядочный, умный и небезразличный к чужим бедам. Видишь ли, я все пытаюсь объяснить: настало время понять то, что уже ясно всему свету. Ты способен на гораздо большее, чем скитаться по свету с клюшками для гольфа.

Он пошел к двери, но теперь уже Кенни не захотел допустить, чтобы за отцом осталось последнее слово.

— Только не смей проделать с Пети то же, что со мной, — прорычал он, — или ответишь за это!

У отца сделалось такое печальное лицо, что Кенни был не в силах вынести это зрелище, отвернулся.

— Я уже сказал, что учусь на собственных ошибках и сделаю для малыша все на свете. К сожалению, я не совершенен, но тебе и это известно.

Он кивнул и исчез за дверью, оставив Кенни с неприятным ощущением чего-то недоделанного и недосказанного.

Эмма провела долгую одинокую ночь в комнате для гостей. Ей недоставало теплого тела Кенни, его манеры тянуть во сне одеяло на себя, а потом прижиматься к ней. Утром по пути в ванную она взглянула в окно и увидела Кенни в бассейне, за утренней тренировкой. Но вместо того чтобы, по обыкновению, едва взмахивать руками, он буравил воду с такой силой, словно шел на мировой рекорд.

Эмма прислонилась щекой к раме и долго наблюдала, как Кенни мерит бассейн из одного конца в другой. Страшно подумать, что скажут окружающие, узнав о скором конце его супружеской жизни.

Опять Кенни облажался. Все так и знали, что этим кончится. Гольф — единственное, на что он годен.

И снова поползут легенды о ленивом, избалованном Кенни Тревелере, не способном даже жену удержать.

Эмма твердила себе, что это не ее проблемы, но ничего не помогало.

Она умылась, оделась и спустилась в кухню. Патрик оставил на столе записку с приказом достать из холодильника миску с фруктами и все съесть. Он также попросил Эмму подходить к телефону.

Едва она вынула миску, как входная дверь распахнулась и послышались оживленная болтовня Тори и негромкий баритон Декстера.

Тори в топе и шортах из сине-фиолетового батика вплыла в комнату.

— Наверное, следовало бы позвонить, ведь это теперь семейный дом! Простите, леди Эмма.

— Ничего страшного, — улыбнулась Эмма. — Декстер, хотите кофе?

— Спасибо.

Он уже хотел было сесть, но тут появился Кенни. Серая футболка липла к влажной груди, с волос капала вода, а голые ноги оставляли мокрые отпечатки на кафельном полу.

— Привет, братец.

Кенни удостоил сестру улыбкой, но, заметив Декстера, помрачнел.

— Что ты тут делаешь?

— Я его пригласила.

— И зачем, спрашивается? — рявкнул Кенни. — Я думал, ты хочешь от него отделаться.

— Да, но это оказалось куда труднее, чем я воображала.

Кенни нахмурился, но, приглядевшись к Тори, тремя шагами пересек кухню и повернул лицо сестры к свету.

— Откуда этот засос? Его работа?

— Возможно, — пожала та плечами, отбрасывая руку Кенни. — Кстати, автоответчик в твоей далласской берлоге, должно быть, скис. На нем не меньше пятидесяти сообщений. Весь мир стремится до тебя добраться. Твоя стычка с Хью сделала тебя героем спортивных колонок.

Кенни сдернул с шеи полотенце и накинулся на Декса:

— Ты напоил ее, верно? Прошлой ночью. В трезвом виде она ни за что не легла бы под тебя, вот ты и постарался!

Тори взгромоздилась на высокий табурет и таинственно усмехнулась:

— Он сделал кое-что похуже. Правда, Декс?

Кенни мгновенно насторожился, а Эмма тревожно огляделась. Кенни уронил полотенце, и мускулы под рукавами футболки выразительно напряглись.

— О чем ты? Что он натворил? Глаза Тори азартно сверкнули.

— Побил меня.

— Что-о-о?!

Эмма тут же оказалась между мужчинами и положила руку на грудь мужа.

— Разве не видишь, сестра тебя дразнит? Тори, немедленно прекрати.

Тори приняла покаянный вид.

— Да, мэм.

Кенни со зловещим видом повернулся к Дексу:

— Может, все-таки скажешь, в чем тут дело?

Декстер налил кофе в поданную Эммой чашку.

— Тори представляет для себя самой куда большую угрозу, чем я.

Но Тори искренне забавлялась, покачивая в воздухе босоножкой, и театрально шмыгая носом.

— Он отшлепал меня, Кенни. Скрутил, перекинул через колени и отшлепал по голой заднице. Ну… почти голой.

Рот Кенни раскрылся.

— Это правда? — еле выговорил он. Декс положил в кофе ложку сахара и рассеянно кивнул. К изумлению Эммы, Кенни, казалось, обмяк, как спущенный баллон, и впервые с интересом оглядел Декса.

— Нет, правда? Даже у меня не хватило бы отваги на такое.

Столь неожиданная реакция расстроила Тори.

— Тебе бы следовало поколотить его, Кенни. Хотя… предупреждаю: он сильнее, чем кажется. Не Геракл, конечно, так что можешь без особой опаски врезать ему.

Декстер поднес к губам кружку и благодарно кивнул Эмме:

— Превосходный кофе.

Эмма сдержала улыбку.

— Передам ваши комплименты Патрику.

Кенни перевел взгляд с сестры на Декстера и, в свою очередь, потянулся за кружкой.

— Итак, Декс, как вышло, что ты не только жив, но и способен поведать о своих подвигах?

Декстер аккуратно стер со стола каплю кофе и сел рядом с Тори.

— Пока я готов сказать только, что провел ночь с твоей сестрой и, поскольку скомпрометировал ее, намереваюсь как можно скорее жениться.

Тори принялась биться головой о стойку.

— Ну и придурок!

— Похоже, не слишком она рвется к алтарю, — заметил Кенни.

— Еще как рвется, — уверил Декстер, погладив Тори по плечу. — Просто у нее своя гордость, а кроме того, она смертельно боится, что вполне понятно, хотя никакой роли не играет. Мы заключили договор и собираемся пожениться.

— Какой еще договор?

— Это чисто личное, — быстро сказал Декс, едва Тори попыталась что-то ответить. — Виктория, ты никогда не думала о том, что вовсе не обязана стирать свое белье при посторонних?

— Кенни не посторонний.

Декс поднял брови и нежно провел большим пальцем по ее губам.

— Ну ладно, так и быть, — проворчала Тори и, пытаясь обрести утерянное равновесие, сменила тему: — Кстати, я невольно заметила, что вчера вечером вы совершенно не походили на голубков. Что стряслось, леди Эмма? Кенни тоже начал вас поколачивать?

Эмма схватила губку и принялась вытирать и без того чистый стол.

— Видите ли, не все так просто, как кажется.

— Но и не настолько запуганно, — возразил Кенни. — Некоторым нравится все усложнять.

Тори призадумалась.

— Не знаю почему, но в этом случае я на стороне леди Эммы.

Кенни почти швырнул кружку, расплескивая кофе по столу.

— Ты ведь даже не знаешь, в чем дело!

— Зато знаю, что Эмма — человек здравомыслящий, а у тебя репутация полного идиота, готового погубить все, как только заходит речь о женщинах.

— Здравомыслящий? И это после того, как она объявила всему миру, что ты ее любовница?

— И при этом та-а-ак невозмутимо! — ухмыльнулась Тори.

Кенни в бешенстве схватил кружку и направился к двери.

— Иду под душ. — Но, остановившись на полдороге, смерил Эмму ледяным взглядом. — Может, предпочтешь сделать торжественное заявление сейчас? Не хочу лишать Тори возможности осудить меня еще и за это.

Ну и вступление! Самое время сказать, что она перебирается с ранчо в отель!

Опять Кенни облажался. Все так и знали, что этим кончится. Гольф — единственное, на что он годен.

И тут Эмма поняла: она просто не в силах сделать это. Вчера, в самолете, ее решение пожить в отеле казалось самым верным. Но здесь, в Уайнете, где новости разносятся молниеносно, она не имеет права подвергнуть Кенни всеобщим насмешкам, особенно зная, что он слова не скажет в свою защиту.

— Дело в том, что я серьезно вознамерилась научиться водить машину. И поскольку Кенни то и дело вопит на меня и дергает за руль, если можно, Тори, дай мне еще один урок.

Кенни подпер плечом косяк и с подозрением уставился на жену, словно ожидая, что она начнет его обличать.

— Не понимаю, почему я должна винить тебя в том, что леди Эмма пожелала водить машину, Кенни. По-моему, у тебя мания преследования. Эмма, как насчет того, чтобы отвезти меня днем к отцу Джозефу?

Кенни снова насторожился.

— Зачем тебе понадобился отец Джозеф?

— Нужно его повидать, — раздраженно буркнула сестра. — Необходимо. Ты что, по обыкновению, все пропустил мимо ушей?

— Очевидно.

— Все эта история с Дексом, — замялась Тори.

— Трепка?

— Да нет же! Нет, ты точно спал на ходу! Слышал, что он сказал? — Она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила: — Этот сукин сын заставляет меня выйти за него!

Декс поднял на Кенни спокойный взгляд.

— Кажется, я и в самом деле упоминал об этом.

Тори смотрела на брата с таким умоляющим видом, что Эмме захотелось ее обнять. Бедняжка никак не могла смириться и признать, что с самого начала ошибалась в Декстере, и молча заклинала Кенни понять ее без слов.

Так прошло несколько минут. Рука Тори потянулась к Декстеру. Он накрыл ее ладонью.

— Что же, — заговорил наконец Кенни, — пора — значит, пора. Вперед, гвардейцы.

Эмма улыбнулась. Кенни был не в силах разобраться в себе самом, но не оставался слеп и глух к комплексам и «пунктикам» окружающих.

Тори чуть придвинулась к Дексу, чей взгляд определенно принял мечтательно-отсутствующее выражение. Она выразительно вздохнула:

— Понять не могу, почему Дексу взбрело в голову влюбиться в меня. И не знаю, сумею ли когда-нибудь смотреть в глаза здешним жителям. Игрок в гольф из него никудышный.

— Я уже извинялся за это, Виктория. И уверен, что под твоим руководством достигну небывалых успехов.

— Но при этом навсегда останешься жалким приготовишкой.

— Возможно, — чуть скривил губы Декс. — И наверняка проведу остаток жизни, слушая твои жалобы, как ты пожертвовала своей репутацией ради того, чтобы выйти за меня.

— Чертовски точно: так оно и будет.

Она наградила его нежной, так непохожей на свою обычную, улыбкой. Но тут же вспомнила о свидетелях и залилась краской. Кенни, однако, не дал ей выйти сухой из воды и заговорить ему зубы.

— Признавайся, с чего это ты так внезапно передумала? В чем причина, если не считать заслуженного наказания?

— Ни в чем. Честное слово. Просто… а, все это не интересно.

— Уж мне могла бы сказать, — настаивал он. — Знаешь ведь, что я рано или поздно вытяну из тебя правду.

— Ну… в общем… Декс, он… он хочет ребенка и все такое… но готов дать мне шанс… и рискнуть… А если не получится, — едва слышно добавила Тори, — о чем я его уже предупреждала, он сказал, что мы всегда можем усыновить малыша…

— Понятно. — Но Кенни еще не разделался с сестрой окончательно. — Поэтому ты и рада выскочить за него? Решила наконец стать мамашей?

Гордость и нежелание лгать буквально раздирали Тори.

— И ты еще пытаешься осуждать меня за это? Ты ведь знаешь, как я отношусь к детям! А Декс… то есть, несмотря на все его недостатки, только дурак не увидит, что он станет идеальным отцом. Кроме тех мелочей, когда речь идет о спорте, но думаю, мы с тобой сумеем решить и эту проблему. И… и в нем есть что-то такое… — Она неловко пожала плечами, явно пытаясь положить конец допросу. — Что-то милое, и… ну, не знаю.

— Твоя сестра влюбилась в меня, — уточнил Декс на случай, если до Кенни еще не дошел сей факт.

Тори взглянула на брата и сконфуженно поморщилась.

— Он ужасно добр. И все понимает. И забавный. Не так, как мы с тобой, но по-своему даже очень. И любит моих эму. Не пойму, как все вышло, и Господь знает, как я стыжусь этого, но кто может понять, что творится в сердце человеческом?

Кенни задумчиво кивнул.

— Вот что я тебе скажу, Декс. Почему бы нам с тобой не потренироваться немного? Тори — отвратительный тренер. Слишком сквернословит.

Эмма видела, что Декс готовился сражаться с Кенни не на жизнь, а на смерть, но по его улыбке можно было прочитать, как он рад такому финалу.

— Буду очень благодарен.

Едва дверь закрылась за влюбленными голубками, Эмма подступила к Кенни. Он еще не брился, а волосы, начавшие немного подсыхать, свертывались в кольца. Но даже в таком виде он казался ей самым красивым мужчиной на свете, и пришлось изо всех сил бороться со слабостью, неизменно охватывавшей ее в присутствии мужа.

— Молодец, — коротко похвалила она. — Молодец, что не стал мучить сестру расспросами о подробностях.

— А чего ты ожидала? Что я запру ее на чердаке? — осведомился Кенни, вопросительно взирая на нее. — А ты? Передумала жить в отеле?

— Просто не посчитала нужным посвящать в наши личные дела окружающих.

— Прекрасно. Я помогу тебе перенести вещи в мою комнату.

Он направился к лестнице.

— Нет, спасибо, — бросила она ему в спину. — Остаюсь у себя, пока мы не выясним отношения.

Кенни остановился на второй ступеньке, посмотрел на жену сверху вниз и злобно прищурился.

— Черта с два.

Эмму ничуть не удивила такая реакция, тем более что он вставал на дыбы во всем, что касалось ее.

— Все к лучшему. Я не питаю никаких иллюзий относительно того, что ты способен понять, но поняла: я не обладаю соответствующим темпераментом для ни к чему не обязывающего секса.

— О чем ты, черт возьми? Мы женаты!

Эмма растерянно повертела на пальце кольцо.

— Но наш брак — не более чем пустая формальность. Наши чувства здесь ни при чем.

Он шагнул вниз и угрюмо сообщил:

— Я примерно так и думал. Хочешь превратить меня в послушного пупсика, с которым могла бы вдоволь наиграться, когда взбредет в голову, и бросить на полку, когда минует необходимость.

Глядя в его жесткое измученное лицо, трудно было поверить, что это тот же ленивый дурачок, которого она увидела впервые всего две недели назад.

— Ты только что весьма верно описал собственные стремления, — тихо возразила она.

— Ну да, конечно, — хмыкнул он.

— О, Кенни, — вздохнула Эмма, беспомощно опуская руки. — Я не могу справиться со всем сама. Ты должен помочь, хотя бы немного.

— Но не я же запираю дверь спальни!

— Все, что тебе нужно от меня, — секс. Неужели не видишь, как это больно?

— Даже будь это правдой, что совершенно не так, — что тут ужасного? Согласен, у нас необычный брак, и нужно любым способом его укреплять.

— Подобное, мягко говоря, парадоксальное заключение уместно было бы для твоих прежних подружек, не для меня. Наши постельные подвиги позволяют притворяться, что все прекрасно, но мы оба знаем правду.

— А вот тут ты ошибаешься. Все будет хорошо, если предоставишь событиям идти своим путем. Слишком уж ты волнуешься о том, что с нами неладно, и не даешь себе труда задуматься, сколько в наших отношениях хорошего.

— Секс?

— Неужели ты ни о чем больше не способна думать? Как насчет того, что мы идеально чувствуем себя в обществе друг друга, у нас много общих интересов, оба любим лошадей, Техас и историю, хорошее вино, сочувствуем Тори, обожаем Пети и ты даже выносишь компанию моего отца и Шелби. Ни ты, ни я не снобы и не терпим лицемеров. Разве этого мало?

Эмма действительно всегда страдала от их видимого несходства. Ей и в голову не приходило посмотреть на происходящее с другой стороны, и слова Кенни застали ее врасплох. Настолько, что она не заметила, как он оказался рядом и коснулся ее локтя кончиками пальцев. И все ее внутренности мгновенно расплавились.

Он погладил ее по руке, слегка задев грудь. Эмма вздрогнула, оперлась на стол, чтобы не упасть. Все в ней тянулось к нему, требовало прекратить борьбу. Отдаться. Ну что тут плохого? Хотя бы на миг притвориться, что у них настоящая семья, пусть даже все скоро кончится! Да и какая разница!

Эмма напомнила себе, что всю жизнь привыкла довольствоваться эмоциональными «объедками». Однако она не хотела ничего подобного от Кенни. Более того, не заслуживала такого оскорбления.

Она поспешно отступила.

Кенни опустил руки. Глаза его потемнели. Эмма увидела его стиснутые губы и поняла, что сейчас он отвернется и уйдет без единого слова.

Вскоре он отправился на тренировку, а Эмма вынудила себя посидеть за «ноутбуком», обнаруженном в кабинете мужа — кабинете, которым, насколько она поняла, пользовался исключительно Патрик. Все утро она провела за работой над статьей о леди Саре Торнтон и составлением списка неотложных дел для Пенелопы Бриггс — необходимо, чтобы школа функционировала без малейших сбоев. Она встала из-за стола, только когда явилась Тори дать очередной урок вождения.

Эмма умудрилась добраться до города и вернуться на ранчо, никого не задев, не ударив и не поцарапав, и решила еще немного поработать на веранде. Вынося компьютер, она размышляла о том, что так и бьющее через край счастье Тори — единственное светлое пятно в поистине гнетущей действительности.

Из кухни вышел Патрик с двумя высокими стаканами охлажденного чая, в котором плавали апельсиновые дольки.

— Вас разоблачили. Тайна открыта. Международный спортивный канал только что передал сообщение о вашей свадьбе, — озабоченно вздохнул он, ставя один стакан на стол и направляясь к дивану.

— Что-то не так?

— В общем, ничего особенного. Возможно, я просто старый параноик. — Он глотнул чаю и нервно поправил лампу на тумбочке у дивана. — Объявление было совсем, короткое, без всяких комментариев и упоминания о драке. Просто сказали, что Кеннет женился на представительнице британской аристократии леди Эмме Уэллс-Финч, дочери пятого графа Вудборна.

— Но репортеры рано или поздно все разнюхают.

— Меня не это беспокоит, — признался Патрик, водя пальцем по краю стакана. — Никаких подробностей о вас: ни о роде занятий, ни о семье, ни о характере. Из услышанного вполне можно заключить, что Кенни женился на какой-то потаскушке, из еврошвали, которой сейчас так много развелось.

Наконец до Эммы дошло, почему Патрик так расстроен.

— И легенда об испорченном до мозга костей плейбое получит новое подтверждение, — догадалась она.

— Именно.

Чай выплеснулся через верх и растекся по тумбочке.

— Его имидж и без того сильно подпорчен, а это еще усугубит положение. Кеннет должен был объявить о таком важном событии, а не сделав этого, сильно себе навредил. Могу представить, что наговорит этот поганец Стерджис Рэндалл во время сегодняшнего шоу. Я и телевизор включать не собираюсь!

Но ни он, ни Эмма не смогли устоять против искушения, и после ужина, на который Кенни, естественно, не позаботился прийти, Эмма отнесла их чашки с кофе на журнальный столик у дивана, пока Патрик возился с телевизором.

Стерджис дождался конца программы, чтобы побольнее укусить Кенни.

— Тот факт, что карьера Кенни Тревелера клонится к закату, по-видимому, совершенно его не волнует, поскольку наше «трудное дитя» умудрилось найти себе невесту. И как всегда, для нашего Кенни — только самое необычное! Американские девушки для него недостаточно хороши. Техасский миллионер и к тому же наследник гигант-скок корпорации «Тревелер компьютер системе»…

— Врет? — прошипел Патрик. — Кенни заставил Уоррена вычеркнуть его из завещания сто лет назад!

— ...слил свою плебейскую кровь с голубой британской. Леди Эмма Уэллс-Финч. Да-да, именно Уэллс-Финч, через дефис. Как выяснилось, прекрасная титулованная дама, оказалась дочерью пятого графа Вудборна.

— Прекрасная?! — вознегодовала Эмма. — Откуда он это взял?

— А тем временем отношения Тревелера с ПАГ окончательно испортились, поскольку он замешан в зверской кабацкой драке с престарелым бизнесменом…

Эмма взметнулась со своего места и забегала по комнате.

— От президента ПАГ Далласа Бодина, однако, еще не поступало официальных заявлений. — Стерджис показал перед камерой все тридцать два зуба, из которых тридцать наверняка были искусственными. — Напоследок дружеский совет, Кенни. Твоя карьера так или иначе кончена, поэтому лучше бы тебе и твоей великосветской дамочке-жене заняться охотой на лис. Неплохо придумано?

Эмма рухнула на диван и сжала виски руками.

— Ну почему ему все сходит с рук?

— Высокий рейтинг. В Америке только это берется в расчет. — Патрик нажал кнопку на пульте и выключил телевизор. — Пойдем лучше в кино. Нам надо отвлечься.

Кенни вернулся на ранчо в начале двенадцатого, когда во всех комнатах еще горел свет. Он целый день тренировался, а потом заехал к отцу и немного поиграл с Пети. Вечером он отправился к реке и в одиночестве переживал обиду на Эмму, которая вечно делает из мухи слона. Но и тишина и покой ему не помогали: в мозгу все время вертелись воспоминания о том, как они занимались здесь любовью.

Входя в кухню, он уже терзался угрызениями совести за то, что на целый день оставил Эмму одну. Но тут же напомнил себе, что не он устроил фарс из их брака.

Кенни направился к холодильнику, взглянуть, не оставил ли Патрик чего поесть. Когда он вытаскивал блюдо с холодными цыплятами, дверь, ведущая из заднего двора на террасу, скрипнула. Кенни поднял глаза, и у него перехватило дыхание при виде Эммы. Волосы, как всегда, растрепаны, щеки разрумянились от ветра. В эту минуту она казалась такой хорошенькой, что желание с новой силой разгорелось в нем. И это ему не понравилось. Ему вообще не нравилось испытывать потребность в вещах, до которых нельзя дотянуться длинными драйвами или айрн-клабами.

Эмма увидела его и вздрогнула.

— Не знала, что ты вернулся.

Сознание вины с новой силой захлестнуло Кенни, но он, полный решимости не дать ей одолеть себя, пробурчал:

— Кажется, я здесь живу.

— Мне это известно.

Ее спокойствие и тихий голос добили его. Уж лучше бы она кричала и ругалась!

— Хочешь цыпленка? Здесь много осталось.

— Я уже поела.

— Тогда вина. Мы могли бы захватить наверх бутылку.

— Нет, спасибо.

Кенни обошел стол и двинулся к жене. Он так накидался сегодня, что мышцы нестерпимо ныли, но все же не сумел выбросить Эмму из головы. Теперь же, в довершение ко всему, сознавал, что руки сами к ней тянутся. Необходимо каким-то образом улестить Эмму, заставить смягчиться. Или попросту соблазнить.

Может, всему причиной были ее прямой взгляд или преувеличенное чувство собственного достоинства, словно воплотившейся в некую ауру, но Кенни отчего-то потерял уверенность, что сумеет легко уложить ее в постель.

В кухне появился Патрик.

— Ну и ну! Взгляните-ка, кто это вспомнил о доме родном! — Он помахал листком бумаги, который держал в руках. — Этот факс пришел всего полчаса назад. Похоже, настало время раскрыть карты.

— О чем это ты?

— Небезызвестный Даллас Фремонт Бодин требует вашего присутствия на первой метке в загородном клубе «Уиндмилл Крик» ровно в семь часов завтрашнего утра.

— Потрясающе, — с отвращением пробормотал Кенни. — Просто потрясающе.

— В конце есть приписка от Франчески, — обратился Патрик к Эмме. — Просит позвонить ей, как только проснетесь.

Кенни швырнул на стол куриную ножку, которую принялся было обгладывать.

— Значит, он вернулся. Что же, это как глазурь на свадебном пироге. Жаждет подсластить пилюлю?

Патрик аккуратно сложил факс.

— На твоем месте, Кеннет, я бы в лепешку расшибся, лишь бы угодить леди Эмме. Кто знает, что она может рассказать Франческе?

Но глядя в грустные глаза жены, Кенни без всяких уверений понимал: она не обмолвится о нем ни единым плохим словом. И это отчего-то мучило его куда больше всего остального.

 

Глава 23

Лучи утреннего солнца образовали нимб вокруг головы человека, легенда о котором была так же длинна и цветиста, как греческий эпос. И хотя время посеребрило русые виски и углубило складки возле губ, оно все-таки не выпило силу и мощь этого высокого стройного тела и не притушило блеск голубых глаз.

Десять лет назад он и великий Джек Никлое сошлись на поле для гольфа, прозванном «Ветхим Заветом», где был сыгран один из величайших матчей в истории гольфа. В тот судьбоносный день Джек играл во славу спорта, а Далли Бодин бился за сердце женщины, которую любил. И оказался победителем.

Травма плеча временно выбила Далли из седла и заставила принять пост президента лиги. Но скоро его срок кончается, и он не мог дождаться, когда снова начнет участвовать в турнирах. Перспектива сразиться на поле манила его, как мясная косточка — голодного пса. Но сначала нужно разделаться кое с какими неоконченными делами. Чтобы, так сказать, все подчистить. Особенно одно. Самое важное.

Утренняя роса поблескивала на туфлях для гольфа, мигом покрывшихся прозрачными каплями, стоило Кенни сойти с дорожки и направиться к первой отметке. Живот скрутило нервной судорогой при виде Далли, уже стоявшего на месте, хотя Кенни продолжал твердить себе, что ничего особенного не происходит. За эти годы они играли сотни раз, начиная с того времени, когда Кенни был всего-навсего подростком, владевшим самым дорогим инвентарем, который только можно купить за деньги, и не имевшим ни малейшего понятия, как им пользоваться. Далли научил его всему, что знал сам.

Нет, у Кенни вроде нет причин дергаться. Почему же на лбу выступил пот?

Он не видел Далли с того дня, как был дисквалифицирован, и сейчас скрыл обиду на предательство друга за холодным кивком.

— Далли.

— Кенни, — в тон ему ответил тот. Кенни кивнул точной копии встрепанного Джека Паланка , развалившегося на скамье. Все та же красная бандана на голове и резинка, которой стянут редкий с проседью «конский хвостик».

Скит Купер, самый знаменитый в стране кадди .

Скит и Далли встретились и навеки прикипели друг к другу, после драки на заправочной станции «Тексако», на выезде из Каддо, штат Техас. Пятнадцатилетний Далли сбежал из дома от издевательств и побоев отца, а Скит, бывший заключенный, к тому времени уже знал, что в этой стране у нега нет будущего. С тех пор они не расставались.

— У тебя есть кадди? — осведомился Далли.

— Сейчас явится.

Его постоянный кадди, настоящий волшебник по имени Лумис Кребс, перешел к Марку Калкавеккиа в ожидании, пока Кенни допустят к играм. Никогда еще Кенни так его недоставало. Однако он сумел найти неплохую замену.

Позади послышался перестук клюшек. Скит вытер губы большим пальцем и поднялся.

— Похоже, кадди Кенни наконец прибыл. Далли, по-видимому, потерял дар речи при виде сына с сумкой Кенни.

— Простите, что опоздал, — улыбнулся Тед. — Мама заставила меня позавтракать. А потом принялась возиться с моими волосами. Не спрашивайте, зачем ей это понадобилось.

Далли взял протянутый Скитом драйвер.

— Странно, как это ты не упомянул, что согласился побыть кадди.

— Должно быть, забыл, — сообщил Тед, ухмыляясь. — Только Скиту сказал.

Далли наградил Скита раздраженным взглядом, не возымевшим, впрочем, никакого действия. Кенни показал на метку:

— Уступаю первый удар. Нужно уважать старых и немощных.

Далли только усмехнулся. Подойдя к метке, он для пробы размахнулся пару раз и выполнил изумительно точный драйв прямо к центру фервея . Именно на таких ударах он собаку съел.

Кенни вновь попытался взять себя в руки, но по груди по-прежнему ползли струйки пота. Он твердил себе, что сегодняшняя встреча абсолютно ничего не значит. Кроме того, Кенни не только изучил каждый нюанс игры Далли, но и имел все основания надеяться, что последствия травмы противника дадут ему немалое преимущество. Но нервный озноб все равно не проходил. Сегодняшний матч явно знаменовал нечто большее, чем просто дружеский поединок, и оба это знали.

Кенни встал на метку, приготовился и коротким, но, увы, ленточным боковым ударом послал мяч налево, в заросли. Далли покачал головой:

— Я думал, что мы избавились от таких фортелей, еще когда тебе было восемнадцать.

Кенни и вспомнить не мог, когда так позорно промахивался.

— Полный провал, — твердил он себе. Оба сошли с метки и зашагали по фервею. Кадди последовали за игроками.

— Я слышал от Франси, что ты женился, — заметил Далли.

Кенни кивнул.

— Самый простой выход из положения, полагаю, — с брезгливой миной продолжал Далли, произнося слова так, словно выплевывал куски тухлой рыбы. — Вряд ли пресса набросится на парня, благородно защищавшего собственную невесту. Легче легкого.

Кенни изо всех сил старался не сорваться.

— Только человек, который не знает Эмму, способен подумать такое.

— Именно это я старался вдолбить ему, да он слушать не желает, — вставил Тед из-за спины Кенни. — Видишь ли, па, леди Эмма немного походит на маму, особенно если что в голову себе вобьет.

— Сомневаюсь. Твоя мать отказалась выйти за меня, пока я не разберусь в себе и в своей жизни. Похоже, леди Эмма не так разборчива.

Кенни не понравились нападки на Эмму, и он уже ощетинился было, когда Тед, неожиданно споткнувшись, сильно ударил его сумкой.

— Эй, па, как твое плечо?

— Неплохо. А вот игра маленько сбоит.

— Не так уж и засбоила.

Кенни проигнорировал лежавший в центре фервея мяч Далли и почувствовал здоровую злость. И этот антихрист еще смеет критиковать Эмму!

— Дам-ка я, пожалуй, тебе пару ударов форы, — решил он. — Нехорошо обижать дряхлых и убогих.

Далли показал на рощицу, где мирно покоился мяч Кенни:

— Похоже, фору придется давать тебе. Штаны еще сухие?

— О чем ты?

— Да ты перетрусил до смерти. Трясешься как осиновый лист.

Спину Кенни обдало холодком. Ему следовало бы поостеречься, прежде чем дразнить такого стратега, как Далли. Но нельзя же позволить ему унижать себя!

Он уже открыл было рот, но Тед снова огрел его сумкой.

— Смотри, куда идешь!

— Прости.

Дальнейшая игра Кенни не выдерживала никакой критики. Он пропустил половину гринов и оказывался в милях от лунки в тех гринах, куда ухитрился попасть. Хорошо еще, что Далли не владел как следует длинным клабом с железной головкой. После девяти лунок Кенни проигрывал ему всего две.

Как раз когда они вернулись к задней девятой, к ним, треща, подъехала тележка для гольфа.

— Кенни, дорогой!

Британский акцент был менее заметным, чем тот, к которому он привык за последнее время, но таким же знакомым. Кенни повернулся и уже хотел улыбнуться, как заметил, что Франческа Серителла Дей Бодин не одна. Рядом с прославленной телезвездой сидела его жена, в своей любимой шляпке, соломенной, с вишнями, весело кивающими, когда тележка подпрыгивала на выбоине. На обеих были солнечные очки: на Эмме обычные, в черепаховой оправе, на Франческе — сверхмодные, овальные и к тому же в проволочной оправе.

Франческа махала левой рукой, правой ловко управляя тележкой. Она была одним из самых верных друзей Кенни, и он искренне любил ее: не только красавица, но и умна, добра и остроумна, в присущей только ей, достаточно специфической, манере. Однако сейчас Кенни предпочел бы, чтобы она была за сто миль отсюда.

— Мы с Эммой решили приехать и оказать вам моральную поддержку.

Когда тележка подъехала ближе, Кенни заметил, что на Франческе, по обыкновению, дорогой костюм от известного дизайнера, а на Эмме простая цветастая футболка. Наблюдая, как вздымается ее грудь под тонким хлопком, Кенни вспомнил, что вчера так и не смог прикоснуться к этой нежной плоти. И все потому, что жена опять не пустила его в спальню.

Кенни нахмурился. Не хватало еще, чтобы груди Эммы отвлекали его от одного из самых сложных и напряженных матчей, в которых он когда-либо участвовал. Нельзя же дать Далли еще большее психологическое преимущество, позволив ему заметить, как сводит его с ума присутствие собственной жены.

Поэтому он вымучил улыбку и шагнул к тележке:

— Привет, Франси.

— Мой дорогой Кенни! — Его окутали облако каштановых волос и аромат духов. — Значит, сбежал, противный мальчишка, и тайком обвенчался! Никогда тебя не прощу! — Просияв, она чмокнула его в щеку и повернулась к сыну: — Тедди, ты забыл надеть защитный козырек! Смотри, солнце тебе прямо в глаза! Кремом от загара намазался?

К чести Теда, он всего лишь закатил глаза и покорно ответил:

— Да, мэм.

Удовлетворенная Франческа взялась за мужа:

— Далли, как твое плечо? Ты не слишком перенапрягаешься?

— Мое плечо в полном порядке. Я на две лунки впереди твоего любимчика Кенни.

— О Боже! И вы, конечно, схватились не на жизнь, а на смерть! Я права, Тедди?

— О нет, мэм. Ведут себя как истинные джентльмены. Сама игра способствует этому. Гольф — занятие людей благородных.

Далли улыбнулся сыну, и Кенни невольно последовал его примеру.

Франческа представила Далли Эмму, демонстративно игнорировавшую мужа. Он поболтал с ней несколько секунд и, очевидно довольный результатами беседы, вернулся к метке.

— Леди, сегодня вас ждет незабываемое зрелище. Увидите, как возраст и опыт одолеют юность и лень.

Кенни больше всего на свете хотелось хватить сукина сына драйвером по шее. Одно дело, когда посторонние издеваются над ним в присутствии Эммы, но не хотелось, чтобы и Далли им подражал.

Следующие семь лунок Кенни старался изо всех сил, но очередной мяч полетел через все поле. К счастью, паттер его не подвел, и на семнадцатой лунке счет сравнялся. Однако нервы у него были вконец истрепаны. А присутствие женщин отнюдь не способствовало его успокоению.

После семнадцати лет замужества Франческа так и не постигла азов этикета игры в гольф и трещала как сорока. Но Кенни раздражало не столько это, сколько манера Франчески заводить тележку каждый раз, когда он готовился к удару. Справедливости ради следует сказать, что то же самое она проделывала с мужем, но того, по-видимому, это ничуть не беспокоило. Зато Кенни на стенку лез. И когда, не выдержав, вежливо спросил, успела ли она поставить тележку там, где хотела. Франческа явно оскорбилась, а Эмма пригвоздила его к месту взглядом, способным обратить в камень. Когда же они шли по фервею, Далли негромко прорычал:

— Вижу, последний месяц ничему тебя не научил!

— В толк не возьму, о чем ты.

— Кажется, я начинаю этому верить.

Он отвернулся и заговорил со Скитом, а Кенни набросился на Теда.

— О чем, черт возьми, он толкует?

Тед ответил жалостливым взглядом, словно был лет на двадцать старше Кенни.

— Он повторяет то, что твердил все эти годы: в жизни есть вещи куда важнее гольфа.

Ну и ответ! Сплошные загадки!

Кенни едва не взвыл от досады. Но как это будет выглядеть со стороны?

Пришлось стиснуть зубы, схватить айрн-клаб номер семь и запустить мяч на пять ярдов выше грина.

Эмма тем временем продолжала его игнорировать. Она улыбалась Теду, смеялась над шутками Далли и щебетала с Франческой. Несколько раз она бросила в сторону Кенни серьезный, несколько отстраненный взгляд, как бы еще больше отдаляясь от него. Кенни все сильнее бесился, одновременно чувствуя себя безмерно виноватым.

Его попеременно трясло от холода и бросало в жар. Рубашка промокла от пота, а второй удар по лунке восемнадцать закончился неудачей. Мяч приземлился в «бурьяне» .

Он не может позволить Далли припереть его к стенке. Если это произойдет, все будет выглядеть так, словно Далли прав в своих суждениях о нем. И тогда дисквалификация будет вполне оправданной. За всю свою жизнь Кенни научился лишь одному — хорошо играть в гольф, а теперь и это искусство ему изменило.

Мяч Далли улегся точно в середине фервея. Кенни вытер заливающий глаза пот и попытался не забыть о буре, поднявшейся в животе. Нужно выудить мяч из «бурьяна», чтобы подкатить поближе к лунке. Один по-настоящему меткий бросок — вот и все, что требуется, чтобы стереть с Лица Далли самодовольную ухмылку. Один меткий бросок.

Тед вручил ему клинышек. Кенни встал, размахнулся, и тут Эмма чихнула. Мяч задел переднюю часть грина и остановился на добрых тридцать футов ниже флага.

Кенни воткнул головку клаба в землю в припадке бешенства, которому не был подвержен с семнадцати лет. Далли вытащил несчастный клаб, с хрустом переломил и сунул в сумку Кенни.

«Думаю, больше он тебе не понадобится», — всем своим видом говорил он.

— Похоже, ты немного растолстел и обленился, — некстати заметил Тед.

Далли не сказал вслух ни слова.

Франческа стала расспрашивать Эмму, успела ли та стащить у Патрика рецепт лимонного «фунтового» торта . Ну почему они не уберутся? Почему эти женщины не захватят с собой проклятую дребезжалку и, что еще важнее, шляпу с вишенками и не умотают отсюда?

Кенни бросил Теду клинышек и направился к грину. Во всем виновата Эмма! Не заявись она, он бы смог взять себя в руки. Но сейчас у него не осталось ни сил, ни воли. Она словно высосала его досуха. Совсем как когда-то его мамаша.

И тут случилось чудо. Порыв ветра подхватил мяч Далли и унес его. Мяч оказался на таком же расстоянии за флагом, как мяч Кенни, лежавший ниже.

— Ну и мазилы же мы, — покачал головой Далли, хотя по голосу было понятно, что он ничуть не огорчен. Но для Кенни это было крайне важно. У обоих были прекрасные легкие броски, но Далли действовал грубее, а у Кенни эти удары считались коронными.

Далли показал на узкий деревянный мостик, ведущий к восемнадцатому грину, и напомнил Франческе, что тележка тут не пройдет.

— Ну и пусть, — легкомысленно отмахнулась она. — Нам с Эммой все равно не мешает размять ноги.

Эмма промолчала. Кенни лихорадочно гадал, понимает ли она, что сейчас поставлено на карту.

Когда она сходила на землю, солнце отразилось в обручальном кольце, которое он сам ей надел. Кенни вспомнил, с каким лицом она произносила обеты: в нем было трогательное сочетание серьезности и тревоги. Его так и подмывало схватить ее в объятия и пообещать, что больше никогда ее не обидит.

Послышался стук каблуков по дереву. Женщины перешли мостик. Кенни услышал, как Франческа объясняет, что это последняя лунка и потом все зависит от того, кто первым положит туда мяч. Ну не идиотская ли игра?

Ему было трудно спорить с этим мнением. Стащив промокшую перчатку, Кенни сунул ее в карман; рубашка липла к коже. Утерянная было уверенность вновь вернулась, как только он взял паттер у Теда и приблизился к грину. Слишком долго он участвовал в выматывающих душу поединках и теперь не даст Далли залезть к нему в душу и вывернуть ее наизнанку.

Кенни взглянул на Эмму и, увидев, как она смотрит на него, мгновенно почувствовал выброс адреналина в кровь. Она впервые видит его игру, и будь он проклят, если позволит взять верх человеку на двадцать лет старше.

Кажется, он обрел необходимый контроль над собой. Теперь он снова в своей тарелке! Ничто на земле не помешает ему взять этот раунд. Далли наконец усвоит, какую ошибку сделал, дисквалифицировав Кенни.

Кенни мысленно улыбнулся и уставился на Далли, стоявшего со сложенными на груди руками и изучавшего положение мячей. Один в верхней части грина, другой — в нижней, а флаг между ними.

— Давай позабавимся, Кенни, — неожиданно ухмыльнулся он, — и предоставим женщинам закончить поединок.

— Ч-что?! — заикнулся Кенни.

— Нашим женам. Пусть они потрудятся за нас.

Если бы Далли вдруг заговорил на хинди, Кенни бы лучше понял его.

— Нашим женам?

— Именно.

Далли окликнул женщин, стоявших под виргинским дубом:

— Франси! Леди Эмма! Мы с Кенни совсем запутались. И чтобы внести в жизнь немного перчика, мы решили попросить вас завершить матч. За нами в очереди никто не играет, так что можете не торопиться.

Глаза Эммы, казалось, вот-вот выкатятся из орбит.

— Бред! — взорвался Кенни. — Ничего подобного мы не сделаем!

Президент ПАГ окинул его холодным взглядом голубых, как северный лед, глаз.

— Я так решил.

Кенни почувствовал брожение в успокоившемся было желудке, боль в пояснице, и в горле опять встал ком.

— Сукин сын! — прошипел он. Далли учтиво кивнул ему и пробормотал так тихо, что лишь один Кенни услышал:

— Вряд ли будет хорошо, если твоя жена увидит, как ты расстроен. Она наверняка разволнуется, а чувствительным женщинам в таком состоянии никак нельзя закатить мяч в лунку. Я говорю это только потому, что решил: эти двое лучше уладят всю эту историю между мной и тобой.

Неприятное предчувствие тоской стиснуло сердце Кенни.

— Ты не имеешь права!

— Еще как имею. — Мягкий голос Далли словно источал ядовитые пары. — Если Эмма выиграет, ты снова в седле. Но если победит Франси, твоя дисквалификация продлена на неопределенное время.

— Ты этого не сделаешь!

— Я президент ПАГ и могу творить любые глупости, какие пожелаю. А тебе лучше понизить голос, потому что, если леди Эмма обо всем узнает, у тебя нет ни малейшего шанса играть в этом сезоне.

В голове ревело, будто все демоны ада собрались в мозгу. Словно сквозь туман он услышал, как Франси хвалит новый шампунь, а Эмма что-то говорит о кондиционере.

— Ты спятил! Это незаконно и никак не согласуется с этикой, которую ты вечно проповедуешь! Мои адвокаты этим займутся.

— Ради Бога. Учитывая, с какой быстротой работает наше судопроизводство, у тебя уйдет всего-навсего четыре-пять лет, чтобы выиграть дело. Пойми, именно ты превращаешь поле для гольфа в арену смертельных поединков. Не поэтому ли твоя модная рубашечка насквозь пропотела, еще до того, как мы перешли ко второй отметке? Я просто играю по твоим правилам, Кенни, разве что пытаюсь внести в игру некую живинку, чтобы не умереть от скуки.

С этими словами Далли повернулся спиной к нему и, прямо-таки излучая обаяние, направился к Эмме.

— Не знаю, насколько вы знакомы с гольфом, леди Эмма, но цель поединка такова: вы должны загнать мяч Кенни в лунку меньшим количеством ударов, чем Франси. Уверен, что, если вы как следует постараетесь, Кенни будет счастлив.

— И это ты называешь честной игрой? — с холодным бешенством перебил Кенни. — Эмма в жизни не держала в руках клаб, а Франческа много лет была рядом с тобой.

Далли насмешливо поднял брови.

— Ты видел, как она действует паттером? Каждый в Техасе знает, что она самый худший игрок, который когда-либо появлялся на поле. Похоже, у тебя явное преимущество.

Кенни сжал кулаки.

— Ты просто рехнулся! Спятивший ублюдок!

— Именно таким образом большинство людей и находят радость в жизни. Всегда быть благоразумным и рассудительным — невероятно тоскливо. Только психи по-настоящему счастливы, старина. Неплохо бы и тебе в этом убедиться.

Опять эти намеки, которые, кажется, понятны всем, кроме него.

Далли вразвалочку подошел к Франческе, чмокнул в нос и вручил ей свой паттер.

— Знаю, паттинг не самая твоя сильная сторона, солнышко, паттером ты владеешь еще хуже, чем драйвером или айрн-клабом, но если хоть" немного сосредоточишься, уверен, что первой положишь мяч на место.

Кенни порывисто обернулся к Эмме. Тед как раз протягивал ей его любимый паттер — тот самый, с которым Кенни выиграл прошлогодний турнир «Плейере». Она взяла его и стала, по обыкновению, терзать зубами нижнюю губу, с тем знакомым тревожным выражением, которое неизменно переворачивало ему душу. Но теперь только еще больше разъярило. Кенни с трудом заставил себя приблизиться к ней.

— Расслабься, и больше от тебя ничего не требуется, слышишь?

Но вместо ободряющего его тон приобрел все оттенки рева сержанта на неумелого новобранца.

Эмма еще сильнее прикусила губу.

— Кенни, что здесь происходит?

Она все воспринимала с полуслова, с полузнака, особенно если речь шла о его личных делах. Неудивительно, что и сейчас что-то учуяла. Кенни с деланной беззаботностью пожал плечами:

— Сукин сын уже сожрал меня, когда отстранил от игр. Сейчас, полагаю, старается догрызть кости.

— И ты пытаешься этого не допустить?

— Просто нет выбора.

— Вспомни, что я говорил тебе насчет женской психологии и гольфа! — крикнул Далли с противоположного конца грина.

Кенни попытался вздохнуть поглубже, но воздух никак не хотел проникать в легкие.

— Ты когда-нибудь орудовала паттером? — осведомился он у Эммы как можно спокойнее.

— Разумеется.

Невероятное облегчение дало ему крылья и свободу.

— Правда?

— Подростком несколько раз играла в мини-гольф.

Кенни поморщился. Давний полузабытый опыт игры в мини-гольф на двухкопеечной площадке все же лучше, чем ничего.

— Прекрасно, — выговорил он. — Ты знаешь, что делать.

Далли тем временем наспех тренировал Франческу:

— Знаю, солнышко, расстояние кажется невероятно большим, но дорожка идет под гору, так что, если ты ударишь достаточно сильно, мяч влетит прямо в лунку.

— Понятно, — фыркнула она. — В самом деле, Далли, твои бесконечные наставления утомительны. Все это обыкновенные законы физики.

Она подошла к мячу, и Кенни со злорадной радостью заметил, что ее осанка и манера держаться заранее говорят о неминуемом промахе. К несчастью, чертову Скиту Куперу приспичило разинуть свою пасть:

— Целься немного левее, Франси, иначе этот мяч окажется в Талсе .

Франческа буквально осветила местность улыбкой телезвезды мощностью в тысячу ватт, выпрямилась и врезала по мячу с такой силой, что он перелетел на другой конец грина, едва не задев мяч Кенни.

— Мама! — простонал Тедди.

— Ну и неумеха же я!

— По-моему, ты говорила, что все дело в обычных законах физики, — ехидно напомнил Далли.

Франческа приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в подбородок.

— Никогда не была особенно сильна в науках.

Промах Франчески дал Кенни возможность вздохнуть свободнее, но при взгляде на Эмму становилось ясно, что до конца матча еще далеко. Она вцепилась в паттер с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Ее каким-то образом следовало успокоить, но Кенни пылал такой яростью, что даже говорить не мог.

Но тут Тед шагнул к ней.

— Позвольте, покажу вам, как держать паттер, леди Эмма.

Он отодрал ее пальцы от клаба и помог расположив их на клюшке.

— Нужно держать крепко, но не судорожной хваткой. И самое главное — стоять над мячом абсолютно неподвижно. Поэтому мама такой паршивый игрок в гольф — вечно ерзает и болтает слишком много. — Тед кивнул Эмме и отступил.

Но урок оказался слишком коротким. Ей нужны четкие инструкции. Кенни устремился к ней.

— Поскольку Франческа промахнулась, тебе совсем не обязательно уложить мяч в лунку с первой попытки но нужно подкатить его поближе. Целься прямо в лунку. И держи клюшку чуть ниже. Головой не дергай. Делай, как Тед велел.

Он хотел немного ободрить ее, но вместо этого она снова стиснула клаб с такой силой, что едва не поломала. Тед бросил на него предостерегающий взгляд, но для Кенни сейчас решалось все, и стоять рядом и хлопать глазами в такой момент да еще позволить ей профукать игру не было никаких сил.

— Двигай только руками и больше ничем не смей шевелить. Задействованы плечи, понятно? Отведи клаб и кати мяч одним плавным несильным ударом. Ясно?

Но она, казалось, совершенно его не слушая, приготовилась к броску. Кенни осознал, что сбываются худшие его кошмары. Приходится вручать свою судьбу в чужие руки, и не кому иному, а властной, доминирующей женщине, которая к тому же клянется в любви к нему.

В глазах щипало, как от набившегося песка. Эмма отвела клаб и коснулась мяча. Он прокатился всего футов пять, прежде чем остановиться.

— Лунка вон там! — воскликнул он. — Ты даже близко мяч не подкатила!

— Не хотела бить так сильно, как Франческа.

Кенни скрипнул зубами.

— Франческа била под гору. А ты — в гору. Тебе просто необходимо действовать энергичнее.

— Так и нужно было говорить, вместо того чтобы забивать мне мозги всяким бредом.

Бредом?!

Кенни почувствовал на себе презрительный взгляд Далли.

— Франси, повнимательнее. Теперь ты внизу. Попытайся уложить мяч поближе к лунке. Поняла?

— Конечно, дорогой.

Она опять неправильно встала, и Кенни со зловещим видом уставился на Скита, готовый убить его на месте, если тот вздумает вмешаться. К прискорбию, он неверно выбрал жертву, потому что на этот раз его предал собственный кадди.

— Ма, отодвинь правую ногу назад, иначе пробьешь клево.

Франческа, разумеется, послушалась и нетерпеливо откинула прядь волос со вспотевшего лба.

— Знай я, что придется играть, захватила бы бейсболку. Эмма, у тебя, случайно, не найдется?

— Вряд ли. Сейчас посмотрю в сумочке.

Эти бабы просто прикончат его!

— Нет у Эммы никакой бейсболки! — прошипел он, схватив Эмму за руку. — Сегодня я забрал последнюю.

Франческа скривила губы, но, ничего не ответив, придержала волосы одной рукой и шибанула по мячу другой. Кенни затаил дыхание. Она ударила слишком сильно, но каким-то чудом мяч не отклонился в сторону. Если мяч заденет за край лунки, обязательно туда упадет. Если только…

Мяч врезался в правую сторону лунки, и сердце Кенни замерло.

Мяч покачался на краю и медленно покатился вперед. Франческа издала дикий индейский вопль.

— Почти получилось! Видел, Далли?

— Еще бы, — просиял муж. — Что думаешь, Кенни? Лучший пат, который я когда-либо видел у женщины. Чересчур сильный, но в основном все правильно.

Кенни затошнило. Мяч Франчески остановился едва ли не в десяти дюймах выше лунки. Даже она сумеет его туда закатить. Если следующий бросок Эммы окажется таким же неудачным, как предыдущий, у него нет ни малейшего шанса. А ему не верилось, что она способна на такой подвиг. Слишком уж расстроена. Необходимо что-то предпринять.

Он ринулся к Далли.

— У меня новая идея! Играем мы с Франческой. На каждый мой удар приходится ее два. Мяч Франчески меньше чем в футе от лунки, а мой — в двадцати пяти. Если я не уложу его в лунку, она выиграла.

Франческа надулась с видом несправедливо обиженной малышки, что совершенно не вязалось с ее хваткой барракуды.

— Ни за что! Мы с Эммой так мило развлекаемся! Правда, Эмма?

Эмма позеленела, и Кенни понял: она все-таки что-то сообразила. Поняла, что на кону стоит нечто куда большее, чем они пытаются показать.

— По правде говоря, Кенни неплохо…

— Ну уж нет! — провозгласила Франческа, упершись кулачком в стройное бедро. — Кенни — один из лучших паттеров в лиге. Даже с такого расстояния он попадет в лунку, и тогда я проиграю. А с тобой, Эмма, у меня все же есть хоть маленький, но шанс. — Она ткнула наманикюренным ноготком в мяч Кенни. — Бей, Эмма.

Кенни зажмурился. Франческа обязательно промахнется. Но сумеет ли Эмма уложиться в два пата? Ни малейшей возможности, если она не подкатит его поближе.

— Плавно, — наставлял он. — Тебе всего-навсего нужно добросить его сюда.

Он стиснул челюсти так сильно, что они заныли.

Эмма послушно встала по центру, но головка клаба тряслась. Кенни закрыл глаза, услышал стон Тедди, поднял веки.

Мяч остановился в двух с половиной футах. Мяч Далли лежал всего в одном. Если обе промахнутся, будет ничья. Но мяч Эммы дальше!

— Моя очередь! — объявила Франческа.

На самом деле очередь была не ее! Кенни ожидал, что кто-нибудь остановит зарвавшуюся нахалку, но, видя, что все молчат, попытался было вмешаться сам. Однако в последний момент заткнулся. Если он откроет рот, все станут пялиться на него с таким видом, будто он только что отвернул голову котенку. Кровь Кенни кипела, он из последних сил удерживался от взрыва.

— Как вы считаете, — начала Франческа, — не стоит мне снять очки?

Подумать только, речь идет о жизни и смерти, а она беспокоится за свои очки!

Далли, однако, нашел ее вопрос вполне уместным.

— Как пожелаешь. Вернее, как тебе угодно.

— А ты, Эмма? — окликнула она подругу. Эмма повернулась к Кенни, и тот почти физически ощутил, с какой скоростью теряет самообладание.

— Не знаю, — нерешительно протянула она. — Как по-твоему, Кенни?

— Да наплюй ты на эти гребвные очки!

Франческа недовольно нахмурилась.

— Маленькие питчеры , — велела она, многозначительно посмотрев на Теда.

Тед вздохнул.

Далли ухмыльнулся.

Кенни чувствовал себя так, словно ему отстрелили верхнюю часть черепа.

Франческа отошла на позицию.

— Это так волнующе! Никогда раньше не выигрывала, а этот мяч даже я могу уложить. Ты не расстроишься, если я выйду победительницей, Эмма? Правда, я не слишком… ой!

Да!!!

Кенни едва сдержал радостный крик, когда мяч задел бортик лунки и откатился на шесть дюймов.

— Чертовски идиотская игра.

Да! Да!! Теперь, когда напряжение спало, даже Эмма сумеет это сделать! Ей нужно пробить всего на два с половиной фута! Его драгоценная, собранная, хладнокровная Эмма!

Он встал перед ней, повернувшись спиной к остальным, чтобы никто ничего не слышал. Всеми фибрами души побуждая ее сосредоточиться, Кенни тихо попросил:

— Послушай меня, милая. И запомни каждое слово. Ты можешь победить! Можешь! Встань на линию, плавно отведи клаб, не так, как в последний раз. Не хочу даже видеть, как у тебя дрожат руки. И не шевелись. Только руки, ясно? Отводи паттер прямо и целься в лунку. У тебя есть ко мне вопросы? Хоть один?

Эмма прикусила губу и воззрилась на него из-под полей соломенной шляпки.

— Ты любишь меня хоть чуточку?

Боже! Только не здесь! Не сейчас! Как это похоже на женщин!

Кенни едва не разразился потоком проклятий, но вовремя одумался и призвал на помощь рассудок.

— Поговорим об этом позже, хорошо? — как можно спокойнее попросил он.

Эмма покачала головой. Вишенки заплясали.

— Только сейчас.

— Нет, Эмма, для этого еще есть время.

Он видел в ее очках свое отражение. Дикие глаза, взъерошенные волосы…

— Только сейчас, — упрямо повторила она, вздернув подбородок.

Кровь, отчего-то превратившаяся в кислоту, разъедала его вены.

— Не нужно, Эмма! Не делай этого. Что тебе в голову взбрело?

— Не знаю. Понимаю только, что либо сейчас, либо никогда.

Ее подбородок задрожал. Эмма стянула очки, и он увидел, как потемнели от боли ее глаза. Его непокорный желудок вновь взбунтовался, когда он увидел, как тщетно, но решительно она пытается взять себя в руки.

— Не важно. Я веду себя глупо. Кроме того, уже знаю ответ. — Она сунула очки в карман. — Что я за безмозглая гусыня. По уши втрескалась в тебя. Но тебе, разумеется, это известно. Что же, нужно положить конец всей… — Она осеклась и даже выдавила гримасу, отдаленно напоминавшую улыбку. — Сделаю все, чтобы забить твой мяч, Кенни. И навсегда исчезну из твоей жизни.

Его желудок… похоже, это хроническое.

— Ты несешь вздор. Я и слышать ничего не желаю.

— Тем не менее когда-то это следовало сказать. И кому как не тебе понять меня, Кенни? Не помнишь? — Снова эта душераздирающая улыбка на слегка дрожащих губах. Ничего печальнее он в жизни не видел. — Любовь, которую можно заслужить подвигами на поле для гольфа или где-то еще, не стоит и гроша. Любовь должна быть подарена по собственной воле, иначе она не имеет ни малейшей ценности.

Вот так. Двумя словами она вышибла почву у него из-под ног.

Эмма старательно обошла его, встала на позицию, схватила паттер. И в этот момент Кенни вспомнил своего отца, Пети и Гонку Памперсов и с каким видом Эмма вскочила в туристический автобус «Грей лайн».

Его передернуло. Все утро Кенни исходил потом, а сейчас озноб пробралчего до костей. И он ясно понял, что если позволит ей ударить по мячу, то потеряет навсегда.

Осознание этого пришло откуда-то изнутри, из крохотного, потаенного местечка, где было скрыто, спрятано и заперто так много чувств. Его словно озарило светом, и Кенни понял, что безумно, каждой своей клеточкой любит эту женщину.

Она уже отвела паттер, стоя строго, как было указано, и сердце Кенни ушло в пятки.

— Эмма!!!

Паттер дрогнул. Замер. Эмма подняла глаза.

Кенни улыбнулся жене. Или по крайней мере попытался. Перед глазами все расплывалось. Но он, кажется, возвращался к жизни.

— Игра окончена, солнышко, — прохрипел он. — Мы едем домой.

— Что?!

Далли метнулся вперед, сверкая глазами.

— Не имеешь права! Ты слышал, что я сказал? Ес.ш сейчас сбежишь, вспомни, чего тебе это будет стоить!

— Знаю, — кивнул Кенни. — Но Эмме это не при вится, следовательно, нам лучше уйти. — Он выхватил у жены паттер и сунул Далли. — Плевать мне на этот матч. Считай, что выиграл, и делай как захочешь.

Он обнял Эмму за плечи и повел с грина.

— Но твой пат, — бормотала она, — я же сказала, что пробью…

— Ш-ш-ш, все хорошо. Тебе совершенно ни к чему зарабатывать мою любовь на проклятом поле, леди Эмма. Она и так твоя.

Эмма застыла и уставилась на него.

Кенни только что пустил по ветру свою карьеру, но, глядя в ее невыразимо трогательное лицо, понимал: эта женщина стоит тысячи карьер. И вооруженный этим знанием, он наконец осознал то, что так долго от него ускользало. Каждый раз, выходя на поединок, он старался каким-то образом оправдаться перед всеми, но больше этого не будет. Он способен не только хорошо управляться с клабом! У него есть ум, честолюбие и мечты о будущем, о которых он даже не подозревал. И в жизни есть вещи куда важнее гольфа, а самая главная — всепоглощающая любовь к жене.

Кенни наклонился, придержал поля соломенной шляпки и коснулся губ Эммы поцелуем.

Мягкий смешок Далли поплыл над грином.

— Поздравляю, приятель. Так и знал, что рано или поздно до тебя дойдет. И добро пожаловать назад, в наши ряды. Ты снова в игре.

Но Кенни почти не слышал его, слишком встревоженный тем, что Эмма не ответила на поцелуй.

 

Глава 24

Увидев потрясенное лицо жены, Кенни понял: нужно действовать, и побыстрее. Но что он мог сделать здесь, в присутствии всей семейки Бодинов? Они так непредсказуемы, и нет никакой гарантии, на чью сторону встанут. Кроме того, самодовольная физиономия Франчески отвлекала его, заставляя гадать, так ли уж она плохо управляется с паттером, как делает вид.

— Мы немедленно линяем отсюда.

Он наполовину потащил, наполовину понес Эмму к зданию клуба, охваченный нетерпеливым порывом, который даже не пытался осознать. В обычной ситуации он зашел бы в раздевалку встать под душ и сменить одежду. Но не сегодня. Сегодня ей придется принять его таким, каков он есть: потный, грязный, измученный, потому что он глаз с жены не спустит, пока не втолкует, как сильно любит ее и что теперь они женаты отныне и навеки. Пока Эмма не осознает, что у них впереди совместная жизнь и полное ранчо ребятишек.

Видение Эммы, беременной его ребенком, едва не вызвало слезы в его чертовых бесстыжих глазах. Нужно увести ее отсюда, пока он не опозорился перед всем светом. Только… только вот ключи оставлены в раздевалке.

— Послушай, Эмма. Постой здесь, вот у этих тележек, пока я сбегаю за ключами. И с места не смей тронуться. Поняла?

Эмма окинула его ничего не выражающим взглядом.

— Я разгадала тебя с первой нашей встречи.

Не слишком обнадеживающий ответ, но Кенни рискнул снова коснуться губами этих сведенных губ.

— Верно, милая. Ты понимаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Пожалуйста, подожди здесь.

Он отступил, повернулся и ринулся в раздевалку, даже не позаботившись вытереть ноги, двигаясь со скоростью света. Таким Кенни еще не видели ни в «Уиндмил Крик», ни в Уайнете. Руки его дрожали, шкафчик никак не хотел отпираться, но, так или иначе, он задержался всего минуты на две. К тому времени как Кенни вернулся, Эмма исчезла. Этому существовало всего одно объяснение: ее увели Бодины. Те самые Бодины, которые сейчас шествовали к зданию клуба, причем Тед управлял тележкой, а Далли с Франческой шагали рука об руку, как влюбленные.

— Что вы с ней сделали?! — заорал Кенни, хотя уже видел, что Эммы среди них нет.

Далли весело ухмылялся, но Франческа помрачнела.

— О, Кенни, неужели ты успел ее потерять?

Кенни развернулся и бросился на автостоянку. У Эммы не было машины, так что она, разумеется, решила идти пешком. Он легко догонит ее на шоссе. Вероятно, марширует по обочине, как сержант-сверхсрочник, и, возможно, успевает собирать по пути мусор. И Боже, помоги всякому, кто вздумает плюнуть из окна.

Он миновал длинный ряд машин, все это время сходя с ума от тревоги. Эмма слишком зла на него, чтобы обращать внимание, куда идет, и запросто может попасть под колеса. А хуже всего, что он даже не знает, что вызвало ее гнев.

Но в глубине души ему все было ясно. С самого начала он не был с ней откровенен, все уворачивался, все уклонялся. И теперь она просто не доверяет ни ему, ни его чувствам.

Добравшись до ворот стоянки, Кенни оглядел шоссе, но не заметил ничего особенного, кроме старого голубого «доджа», неспешно ехавшего по бетону. Может, он ошибается? Может, она вообще не выходила из клуба и сейчас сидит в кафетерии за стаканчиком чего-нибудь похолоднее?

Он помчался назад и обыскал весь дом. Но Эмма словно растворилась в воздухе.

Эмма прислонилась к ограде, разглядывая бродивших по траве страусов Тори. Бешенство куда-то улетучилось, сменившись безразличием. Кенни снова использовал против нее ее же эмоции. Но это в последний раз.

Она представления не имела, чем вызван этот спектакль на восемнадцатом грине, чувствовала только, что ею снова манипулировали. Для Кенни она стала пешкой в попытке сквитаться с Далли Бодином. Что же, с нее достаточно. Она больше не допустит, чтобы ее чувства стали разменной монетой в игре, какой казалась ей жизнь Кенни Тревелера.

Что за идиоткой она была! Как любая женщина, влюбившаяся в неподходящего человека, она воображала, что сумеет перевоспитать избранника, но этому не суждено случиться. А сегодня его притворное объяснение в любви окончательно разбило ей сердце.

Один из больших эму поднял голову и стал беззастенчиво изучать ее.

Ничему в жизни Эмма не радовалась сильнее, чем Тори и Шелби, показавшимся за углом здания клуба как раз в ту минуту, когда Кенни вошел в раздевалку. При первом же взгляде на невестку они поспешно запихнули ее в «БМВ» Тори и привезли сюда.

Всю дорогу они допытывались, что произошло, приставая к ней в типично американской манере, требуя, чтобы она выдала все свои секреты. Эмма как могла уклонялась, но когда они добрались до дома Уоррена, допрос начался снова.

Конечно, они вполне доброжелательны и считают, что не смогут помочь ей, если не узнают правду. Но беда в том, что Эмма не хочет помощи. Истина так постыдна, а сама она предстанет в таком жалком свете… милая рассеянная особа с тараканами, влюбившаяся в великолепного плейбоя с фиолетовыми глазами, не способного на серьезные чувства.

Кроме того, она понимала еще кое-что, явно до Кенни не доходившее. Несмотря на все их протесты и заверения, что они порвут отношения с Кенни из-за того, как он обращается с женой, он — один из них, свой, и они сделают ради него все на свете.

Наконец Тори сообразила, что Эмме необходимо побыть одной, и предложила ей прогуляться к страусиному загону и посмотреть на «спиногрызов». Теперь, облокотившись о забор и разглядывая нескладных птиц, Эмма решила: пора сделать то, что следовало сделать в воскресенье. Пора ехать в аэропорт и лететь домой.

Кенни ворвался в дверь и почти столкнулся с отцом, спускавшимся в прихожую по лестнице.

— Где она?!

— Кто?!

— Не смейте ее прятать! Тори уже звонила и сказала, что она здесь.

— Я сам только что пришел, — пожал плечами Уоррен. — И не знаю, о чем ты говоришь.

— Я знаю, — перебила Шелби, появляясь в прихожей через заднюю дверь. Заметив Уоррена, она улыбнулась ему, словно капитан школьной команды поддержки герою-футболисту, забившему победный гол. — Не слышала, как ты пришел.

Даже в своем нынешнем состоянии Кенни заметил, как зажглись глаза старика при виде жены.

— Как раз собирался тебя поискать. Где Пети?

— Во внутреннем дворике.

Но Кенни грубо оборвал любовный щебет:

— Да скажут мне, где Эмма?!

— Давай поговорим об этом во дворике, — предложила Шелби.

— Не желаю идти во дворик. Я хочу…

— Мы твоя семья, Кенни. Единственная, которая у тебя есть.

Спокойная убежденность вырвавшихся у Шелби слов заставила его задуматься. Он перевел взгляд с отца на мачеху и потрясение прикрыл глаза. Кенни уже не раз замечал тревогу на их лицах, но никогда не воспринимал ее всерьез. Сейчас же он видел участие, любовь беспокойство… и даже Шелби, слишком юная жена отца, которая, несмотря ни на что, стала ему второй сестрой. И может, хуже этого с ним ничего случиться не могло. Он обожал Тори, и неожиданно оказалось, что испытывает те же чувства к Шелби. Она хорошая мать, ничего не скажешь. И сделала отца счастливым.

Отец обнял Шелби за талию, и Кенни словно оказался перед зеркалом. Всю жизнь окружающие охали и твердили, как он похож на Уоррена, и теперь он неожиданно это увидел сам. Глядя в постаревшее, но до боли знакомое лицо, он вдруг понял, как глупостью и недомыслием можно испохабить жизнь — свою и тех, кого любишь.

Он глубоко, прерывисто вздохнул. Сейчас невозможно ничего объяснить отцу, но он непременно отыщет способ сделать это позже. Поэтому Кенни кивнул и направился во дворик. Но там его ждало потрясение, очередное за этот полный сюрпризов день.

— По горочке, по горочке, по ровненькой дорожке… бух в яму! По горочке, по горочке…

В центре двора стояла Тори, подкидывая Пети на руках. Тот оглушительно хохотал. На банкетке восседал Декс с банкой пива, растянув рот до ушей. И это сестра, его сестра, которая на милю не подходила к маленькому братцу!

Его обуяло дикое желание чмокнуть Декса, как в свое время Эмма поцеловала Тори.

Заметив его, сестра прижала к себе Пети. Тот увидел брата и заулыбался. В это время во дворике появились родители. Отец направился к подносу с напитками, а Шелби уселась на банкетку, подтянула колени к груди и обеспокоенно воззрилась на Кенни. Видно, все собрались, чтобы помочь ему. Только вчера мысль об этом была невыносима, теперь же казалась странно утешающей.

Питер протянул к брату пухлые ручонки в перевязочках и требовательно заорал. Тори, очевидно встревоженная не меньше Шелби, выступила вперед. Кенни, не сводя глаз с сестры, взял малыша.

— Где она?

— На этот раз ты превзошел себя, Кенни. Она в самом деле уезжает.

— Черта с два, — сухо бросил он.

— Она заказала билеты на самолет. Мы с Шелби пытались ее отговорить, но ты ведь знаешь, какая она. Где тебя носило так долго?

— Искал ее по всему городу и совсем недавно прослушал автоответчик с твоим сообщением. — Он отвел мокрый кулачок, который Питер упорно совал ему в рот. — Скажи, где она?

— В доме. Звонит Патрику, просит собрать ее вещи, — вмешалась Шелби. — Мы твердили, что сначала ей лучше поехать на ранчо и выяснить отношения с тобой, но она ответила, что в этом нет необходимости. Что, если даже она попытается поговорить с тобой, ты ничего не захочешь слушать.

Укол был особенно болезненным еще и потому, что он понимал смысл слов Эммы.

Кенни направился было к двери, но тут же замер как вкопанный, потому что Эмма уже была здесь.

Она молча смотрела на него, и холод в ее глазах леденил кровь. Типичная учительница перед нерадивым учеником, который без всяких нотаций отчетливо понимал: из игр его не исключили, но навсегда выбросили из ее судьбы.

Кенни ощутил, как рубашку снова пропитывает пот. Эта женщина с жестко поджатыми губами ему не знакома. Женщина, которую безжалостно ранил любимый. И все потому, что слишком долго медлил с признанием, замкнутым в его сердце.

— Солнышко, — виновато пробормотал он, боясь сделать решительный шаг. Но дураком Кенни отнюдь не был и знал, что спешить ни в коем случае нельзя.

Эмма заморгала, расправила плечи и подняла голову.

— А, это ты, Кенни.

Она шагнула вперед, исполненная опасной решимости, и хотя при ней не было зонтика, Кенни ясно ощущал, как невидимый наконечник нацелен ему в пах.

— Рада, что ты пришел. Не придется писать записку.

Записку? Она собиралась оставить ему записку!

— Патрик сейчас привезет вещи. Я позвонила Теду и попросила подвезти меня в Сан-Антонио. Он любезно согласился.

Ах, маленький паршивец!

— Разумеется, поскольку ты владеешь этим городом и всем, что в нем есть, я также позвонила в службу проката автомобилей. Как только я доберусь до Сан-Антонио, намереваюсь вылететь в Даллас и избавить тебя от моего присутствия. — Она взмахнула руками, словно выталкивая его из своей жизни. — На этом все. Жаль, что ничего не вышло. Как только устроюсь, немедленно пришлю адрес, чтобы покончить со скучными юридическими формальностями.

И тут она протянула ладошку, в самом деле протянула ладошку для рукопожатия!

— Гм-гм…

Эмма расслышала предупреждающие нотки в голосе Тори, увидела фейерверк искр, рассыпавшихся в глазах Кенни, и поняла, что зашла слишком далеко и толкнула его на крайности. Но сейчас для нее важнее всего сохранить лицо и достоинство и найти в себе силы гордо удалиться.

Кенни сунул малыша Тори и, словно наручниками, сковал ее запястье.

— Прошу нас простить, но нам с женой необходимо кое-что обсудить с глазу на глаз, — угрожающе сказал он, подчеркнув слово «жена».

Эмма уперлась было в пол ногами, но ее уже волокли к калитке в дальней стене. Ее бывший друг, неверным предатель Декстер О’Коннор услужливо рванулся вперед, чтобы распахнуть низенькие створки.

Кенни втолкнул жену в маленький тенистый садик с зеленым газоном на одном конце и бассейном чуть подальше и притиснул к дереву.

— Ты не смеешь так поступать, Эмма. Клянусь Богом, я не позволю тебе пустить на ветер прочный, нормальный брак только потому, что я сотворил очередную глупость! И не стоит из-за этого впадать в истерику!

Прочный, нормальный брак?!

Его наглость просто поразительна!

— Ты ведь знаешь меня! Я вечно все порчу и способен завалить что угодно там, где речь идет о тебе! И что это за семейная жизнь, если ты будешь сбегать в Англию каждый раз, когда я что-то натворю! Большую часть года мне придется гоняться за тобой.

Водоворот, имя которому было Кенни Тревелер, снова угрожал засосать ее в свои опасные глубины. Но на этот раз Эмма не поддастся! Вместо того чтобы попытаться урезонить мужа, она смерила его суровым взглядом.

— Эта бесплодная дискуссия ни к чему не приведет. Нам больше нечего сказать друг другу.

— Верно, я выбрал не самое подходящее время, чтобы признаться тебе в любви, — продолжал он, словно не слыша, — но до меня только сегодня дошло. Можно сказать, стукнуло по мозгам.

Боль стала такой нестерпимой, что Эмма не выдержала:

— И как вовремя! Невероятно удачно! Ведь это внезапное озарение помогло тебе вновь вернуться на поле.

Кенни обиженно поморщился, словно именно он был оскорбленной стороной.

— Значит, вот что ты думаешь? Будто я сообразил, как именно вести себя с Далли, чтобы тот смягчился и, как по волшебству, уменьшил срок дисквалификации0

Но Эмма не думала раскаиваться.

— Но ведь именно так и вышло, верно? Мгновение, прежде чем взорваться, он непонимающе смотрел на нее.

— Неправда! Не мог же я читать его мысли! И понятия не имел, что он всего лишь это хотел от меня услышать!

— Всего лишь!

— Я не это хотел сказать! Не это!

Она яростно оттолкнула его и слепо метнулась, сама не зная куда, отчетливо понимая только, что все же утратила достоинство, которое тщетно старалась сохранить, и ненавидя за это его и себя.

— Эмма!

Слезы туманили глаза, слезы, которые она не даст ему заметить. Когда она успела стать такой плаксой? Собственная слабость взбесила ее до предела, особенно еще и потому, что он имел наглость последовать за ней.

— Не смей касаться меня! Никогда, слышишь? Никогда в жизни!

Но Кенни схватил ее и прижал к пропотевшей рубашке, так сильно, словно пытался раздавить.

— Да не вырывайся ты! Я люблю тебя, Эмма! И не знаю, какими словами это яснее выразить.

Словно черпая силы из его гнева, Эмма посмотрела ему в глаза.

— Не трать зря слов, потому что я-то тебя не люблю. И никогда не любила! Постель — это еще не любовь! А между нами ничего, кроме секса, не было!

Что-то, похожее на растерянность, промелькнуло в его глазах, и Эмме на секунду стало стыдно. Но ведь не она все это натворила!

Ее спасли ярость и сильнейшее чувство самосохранения. Эмма поскорее отвела взгляд и направилась к дому. Но по пути заметила, что все собрались у ворот, эти любопытные, назойливые, обожающие лезть в чужие дела, невозможные техасцы. И не только семья Кенни, но и Бодины. Все они…

Она вдруг потеряла почву под ногами, оторвалась от земли и не сразу сообразила, что Кенни подхватил ее и поднял. И пустился бежать. Бежать! Со взрослой женщиной на руках!

Подошвы его туфель стучали о бетон. Эмма ощутила, как напряжены его мышцы, и тут же взлетела в воздух! Этот негодяй швырнул ее в самый глубокий участок бассейна!

Вода сомкнулась над головой. Она погрузилась… всплыла… захлебнулась… и едва отдышалась, снимая с лица прилипшие пряди волос.

Кенни продолжал взирать на нее с потрясенным, трагическим выражением лица, какого ей еще не приходилось видеть. И не успела она сообразить, в чем дело, как он нырнул за ней, даже не скинув туфель.

Ее собственные босоножки соскользнули с ног, но Эмма упорно пыталась отплыть подальше от него.

Кенни показался на поверхности, отплевываясь и фыркая.

— Я люблю тебя! И это не имеет ничего общего с гольфом или дисквалификацией, и вообще ни с чем, кроме моих чувств! Это вовсе не секс, то есть не только секс. Для этого ты слишком цельная натура.

Эмма рассматривала спутанные чернильные локоны, струйки воды, струившиеся по невероятно красивому, загорелому лицу, темные густые ресницы и горящие глаза.

— Прости, что до меня дошло слишком поздно, но когда я что-то делал вовремя? Главное, что я все-таки понял! Понял все!

Он испытующе взглянул на нее.

— Я знаю, что слишком многого прошу. Мысль о том, чтобы провести всю жизнь с одним человеком, да еще таким легкомысленным, как я, кого хочешь испугает, но стойкости и мужества тебе не занимать, и ты все вынесешь, если поставишь себе цель сделать из меня человека. — Он осекся и нерешительно добавил: — Ведь правда?

Но Эмма, слишком ошеломленная, чтобы ответить, молчала. Ничуть не обескураженный этим, Кенни не собирался сдаваться.

— Понимаю, что никогда не значил для тебя столько, сколько твоя школа, но разве школа даст тебе то, что сумею я? Поцеловать тебя, погулять у подножия гор, заставить тебя смеяться и сердиться. — Голос его смягчился, стал чуть гортанным. — Зато я это могу, Эмма, и не: только это. Дай мне шанс.

Несмотря на то что вода была прохладной, Эмме становилось все жарче. Почему она не вспомнила, что у Кенни все не как у людей? Именно это милое свойство делало его одновременно таким невыносимым и таким притягательным.

Тяжелые туфли для гольфа тянули его на дно, но Кенни продолжал говорить, напряженно, отчаянно, страстно:

— Мы поженились, родная. Пусть в дешевой показушной часовне, но для меня произнесенные обеты не стали от этого пустыми словами. Если ты считаешь, что все было не всерьез, можем обвенчаться здесь, в Уайнете, или полететь в Англию. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Мы связаны друг с другом, навсегда и навеки.

Связаны. Этот человек связан с ней.

— Я знаю, что для тебя эта школа. Может… может, просто купить ее? Я мог бы взять кредит, продать кое-что, включая ранчо, но это все пустяки, лишь бы ты была счастлива.

Эти слова буквально ее подкосили. Он готов продать ранчо, чтобы купить «Святую Гертруду»! Невообразимо… но сердце ее тревожно подпрыгнуло. А тоска в его глазах… нет, ей этого не вынести.

— Ты второй раз бросаешь меня в бассейн, — хрипло сказала Эмма.

— Но ты хотела уйти навсегда, — растерялся он, — и мне ничего умнее в голову не пришло.

— Чем швырнуть меня в воду?

Кенни кивнул с трогательным выражением тревоги и упрямства.

— Пришлось.

Только Кенни Тревелер, главный террорист Уайнета, штат Техас, способен убеждать любимую женщину подобными методами.

— Прекрасно! Тебе все-таки удалось испортить мои любимые босоножки.

Кенни на мгновение застыл, но тут же мягко пообещал:

— Я куплю тебе сотню новых.

О нет, так легко он не отделается! Особенно после того, что ей устроил!

— Это не важно. Главное, что я любила эти босоножки. Итальянские. А кроме того, ты тонешь.

Взгляд Кенни по-прежнему оставался настороженным.

— Ты что-то хочешь сказать?

— Разумеется. Но предпочитаю сделать это на суше.

Подумав, Кенни со вздохом помотал головой.

— Я сделаю для тебя что угодно, но выпущу отсюда, только когда мы все выясним. Ты еще слишком злишься на меня и можешь слинять.

— Но ты тонешь, — повторила она. — Туфли намокли.

— Об этом не волнуйся.

Эмма начала уставать, но прилагала огромные усилия, чтобы держаться на воде.

— Прекрасно. Во-первых, ранчо не продается. А во-вторых…

— А как насчет «Святой Гертруды»?

Эмме показалось, что она различила в его голосе нотки надежды.

— Теперь все это осталось позади.

— Но ты любишь эти развалины, солнышко. Может, я сумею найти способ достать деньги. Сезон в самом разгаре, и некоторые жирные кошельки так и просят, чтобы их выпотрошили. Кроме того, на мою долю наверняка придется пара крупных выигрышей.

Эмма почувствовала, что невольно подпадает под его неотразимое обаяние. Ну нет! Она не сдастся, пока не расставит все на свои места.

— Я не допущу, чтобы ты остался нищим лишь потому, что я беспокоюсь о «Святой Гертруде», хотя признательна тебе за предложение. Уверена, если хорошенько подумать, я найду выход.

Кенни незамедлительно навострил уши.

— Я наконец поняла, что не смогу посвятить школе всю свою жизнь, хотя обязана думать о девочках. Это, как я уже сказала, пункт первый. Перехожу ко второму. Тебе придется смириться с тем, что твоя жена относится к разряду трудоголиков. Я ни за что не брошу свою профессию.

Кенни нахмурился.

— Сможешь ли ты хотя бы на время прерваться… или оставить ее, чтобы родить мне детей?

Эмма едва удерживалась, чтобы не броситься в его объятия.

— Разумеется.

— В таком случае у меня нет возражений.

Эмма понимала, что позволяет ему слишком легко отделаться, но видение малышей с фиолетовыми глазками так заворожило ее, что она едва держала себя в руках.

— Пункт третий… — Эмма откашлялась. — Это очень важно, поэтому, умоляю, слушай внимательно. Если когда-нибудь… в любую минуту, мне придет на ум публично защитить тебя, я так и сделаю, понятно?

Кенни с недоумением кивнул.

— Только, пожалуйста, никого не придуши при этом.

Нет, нужно придумать что-то потруднее. Чтобы он почти наверняка не согласился. Хоть что-то, чтобы отомстить этому гуляке и повесе за все ее терзания.

И тут она неожиданно сообразила, что делать.

— Пойдем, Кенни. Нам нужно где-то сесть и поговорить.

Направляясь к бортику бассейна, она с удовольствием отметила, как официально звучит ее голос, но тут Кенни поймал ее за щиколотку, потянул к себе, и Эмма с разочарованием увидела, что он весело улыбается.

— Все-таки намерена получить свой фунт плоти?

Она, в свою очередь, не смогла сдержать усмешку.

— Это были мои любимые босоножки.

Его улыбка окутала ее сверкающим покрывалом, а во взгляде было столько любви, что сердце ее окончательно растаяло. Но Кенни, мгновенно став серьезным, прошептал:

— Я люблю тебя, милая леди Эмма. Ты ведь знаешь это? Пожалуйста, скажи, что знаешь!

Эмма как зачарованная кивнула.

— Тогда скажи, что и ты меня любишь.

Она снова кивнула, и он почти бросился к ней и, застонав, сжал ее подбородок.

— Я столько глупостей наделал. Прости!

Он обвел пальцем контуры ее лица и, словно умирающий от жажды, припал к губам поцелуем.

Этот поцелуй стал обещанием человека, который не так легко раздавал обещания. Клятвой, соединившей их навеки, и Эмма без слов понимала, что Кенни в эту минуту вручает ей себя. Сейчас она ясно видела их будущее, детей, чувствовала нежность и страсть мужа. Ей предлагалось все, о чем она только мечтала, но давно отчаялась воплотить в жизнь.

Они наконец разъединились, чтобы глотнуть воздуха.

— Сначала он едва не топит ее, — насмешливо протянула Шелби, — потом душит поцелуями. Странная манера обращаться с женщинами, не находишь, Кенни?

Оба виновато подняли глаза и увидели, что остальные, в том числе Бодины, столпились у бассейна.

— По крайней мере он не избивал ее, — сварливо напомнила Тори.

Декс обнял ее за плечи и засмеялся.

Кенни взирал на них со смесью раздражения и снисходительной любви, и Эмма поняла, что испытывает то же самое. Да, они вечно суют нос куда не просят, но добры и искренни. Что же, она всегда хотела иметь семью, и, кажется, ее желание исполнилось.

— Не слишком большая наглость с моей стороны попросить оставить нас в покое? Неужели в этом доме невозможно спокойно поговорить с собственной женой? — осведомился Кенни.

— Не пойдет, — отозвалась Тори. — Если мы уйдем, ты снова все испохабишь.

Эмма решила, что настала пора вмешаться.

— Довольно, Тори, — строго велела она и, нехотя оторвавшись от мужа, подплыла к лестнице.

— Я всего лишь имею в виду ваши личные интересы, леди Эмма, — заверила Тори.

— Вовсе нет. Ты просто находишь удовольствие в том, чтобы дразнить брата.

Кенни вышел из бассейна вслед за женой, и Эмма метнула на него предостерегающий взгляд, напоминая об их соглашении. И только потом произнесла коронную речь:

— Я хочу, чтобы меня внимательно выслушали, поскольку повторять не собираюсь. Кенни — умный, тонкий и чрезвычайно талантливый человек. И вопреки общему мнению он вовсе не избалован, не ленив и не глуп. Я достаточно ясно выражаюсь?

Все изумленно вытаращились на нее. Все, кроме Далли, который сунул руки в карманы и ухмыльнулся.

— Так вот, чтобы было еще понятнее. Мы с Кенни хотим иметь детей, и я не позволю, чтобы они росли, слушая бесконечные истории о юношеских ошибках и промахах отца. Я рассчитываю на вас. Как можно доходчивее объясните это добрым жителям Уайнета. Короче: если я услышу от кого-либо из семьи… или в городе… об украденных пирожных, похищенных деньгах на завтраки, исключениях из школы, разбитой посуде и тому подобных эскападах, о которых мне еще не известно, то сделаю все, чтобы поток денег, которые Кенни качает в местные благотворительные организации, немедленно иссяк. Вот так!

Эмма вызывающе щелкнула пальцами.

Она повернулась к Кенни, надеясь, что он ее поддержит и что этому давно пора положить конец.

— Так что я не рекомендовала бы испытывать мое терпение, поскольку имею неограниченное влияние на мужа. Верно, Кенни? И он слова мне поперек не скажет в этом вопросе.

Неужели она одна заметила смешливые лучики-морщинки в уголках глаз?

Кенни, словно извиняясь перед родными, пожал плечами:

— Простите, но она взяла с меня клятву, что я позволю себя защищать, когда ей в голову взбредет. Кто знал, что дело так далеко зайдет?

Ноздри Тори негодующе раздувались.

— Как ты мог согласиться на такой идиотизм?

Эмма предостерегающе прищурилась.

— У нее на руках все козыри, — развел руками Кенни.

Тори нахмурилась было, но тут же вздохнула:

— Простите, леди Эмма, но вы испортили нам весь кайф.

— Сожалею, но вам просто придется найти другую мишень для шуточек, потому что отныне с Кенни Тревелером следует обращаться со всем возможным уважением, как в этой семье, так и вне ее. Всем понятно?!

— Да, мэм.

— Да, мэм.

— Да, мэм.

Когда хор голосов наконец смолк, Эмма снизошла до царственного кивка:

— Превосходно.

Шелби нагнулась к уху Тори и прошептала:

— Скажи спасибо, что она не заставляет именовать его «лордом Кенни».

— Пока нет, — немедленно откликнулась Эмма, — но попробуйте меня расстроить — и увидите, что будет.

Присутствующие насторожились было, но Эмма повернулась к Далли и приветливо улыбнулась:

— Спасибо за все, что сделали для Кенни. Мы у вас в огромном долгу.

Кенни, стоявший позади, поперхнулся и закашлялся.

— Счастлив помочь.

Ответная улыбка Далли была жарче техасского солнца. Усердно колотя мужа по спине, Эмма продолжила, обращаясь к Далли:

— Насколько я поняла, вы собираетесь выпустить пресс-релиз с объявлением о возвращении Кенни на поле.

— Завтра же с утра, первым делом.

— Не слишком самонадеянно с моей стороны, если я попрошу разрешения кое-что добавить к его содержанию?

Кенни наконец отдышался и с ужасом посмотрел на Эмму.

— Похоже, твоя жена отныне сама будет писать пресс-релизы, — учтиво сообщил Далли.

Кенни вроде смутился, но не слишком.

— Я поговорю с ней.

Эмма на мгновение прижалась щекой к мокрой рубашке мужа.

— Ничего не выйдет. Не позволю снова тебя обижать. Кстати, на случай, если вы еще не поняли. Кенни заслужил, чтобы кто-то встал на его сторону, поскольку он все еще несет покаяние за свои детские грехи. Но больше этого не будет. Обещай, Кенни.

— Пункт четвертый? — поинтересовался он.

— Совершенно верно.

— Я уже все решил! — объявил он. Далли почтительно поклонился Эмме:

— Завтра же попрошу одного из наших представителей по связям с общественностью позвонить вам. Думаю, вы вдвоем прекрасно договоритесь.

— Втроем, — поправил Кенни. — Мне необходимо думать о будущих детях.

Эмма согласно кивнула.

— А теперь, — шепнула она, — настало время для пункта номер пять.

— Ты сводишь меня с ума.

— Ничего не попишешь, — хмыкнула Эмма, запирая дверь. — Кстати, где та веревка, что я купила?

— Веревка? — прокаркал он.

— Может, я и не пущу ее в ход. Если будешь слушаться.

Кенни с подозрением посматривал на жену. Первое, что она сделала после их приезда на ранчо, — отослала мужа в душ и объявила, что встретится с ним, когда он как следует вымоется. И явилась в спальню, одетая в воздушный клочок чего-то белого, усыпанного фиалками. Кенни натянул джинсы, но, будучи оптимистом, не потрудился надеть что-то еще.

Эмма озарила его сияющей улыбкой, охваченная светлым, ничем не замутненным счастьем. И Кенни разделял ее чувство. Эта женщина — любовь его жизни, и он никогда не даст ей уйти. Но это не означало, что он позволит обыденности вкрасться в их жизнь.

— Может, настало время сообщить, что именно включает в себя пункт номер пять.

— Дай подумать… как бы это лучше объяснить…

Эмма постучала пальцами по передним зубам и чарующе улыбнулась.

— Ничего страшного, но мы меняемся ролями. Я госпожа, ты — раб.

— Смеешься.

— О нет!

Эмма подошла к тумбочке, схватила его бумажник, вытянула несколько банкнот и помахала деньгами перед носом мужа.

— Думаю, это вполне пристойная плата за ночь с тобой.

Она принялась усердно запихивать бумажки в передний карман его джинсов.

Черт, да с ней, кажется, скучно не будет!

— Плата мне?

— За подчинение приказам. За то, что целую ночь будешь моим послушным секс-объектом. Моим наемным эскортом на ночь.

Она жадно изучала его тело, словно товар, выставленный на продажу, как злобный волк — ягненка. Чувство было ужасно приятным. Кенни не хотел портить забаву, сдавшись слишком легко, и притворно рявкнул на жену:

— И какого черта ты тут вытворяешь?

— М-м-м… — Она плотоядно облизнула губы. — Решаю, с какой части твоего тела начать пир.

Кровь жаркой волной ударила в голову, а грудь вновь повлажнела. Эмма встала на колени прямо в постели, продела палец сквозь ременную петлю его болезненно натянувшихся джинсов и дернула:

— Выбираю это местечко.

Вцепившись в его бедра, она прихватила зубами кожу чуть повыше молнии, и не успел Кенни сообразить что к чему, как оказался голый и беспомощный на спине и подвергся самым изощренным пыткам, какие только могли прийти в голову страстно влюбленной женщине.

Потом Кенни тщетно боролся с наплывающим безумием, пытаясь вспомнить, почему так боялся дать ей полную волю. Очередной способ испортить себе жизнь, только и всего. Что же, больше этому не бывать…

— Мне кажется, — задыхаясь, выговорил он, — ты кое-что упускаешь…

— Ошибаешься, — пробормотала она, — просто хочу слышать, как ты молишь.

Эти стены услышали в ту ночь немало страстных просьб, и далеко не все исходили от Кенни, хотя и он не стеснялся требовать и заклинать. И невыразимо наслаждался своими и ее просьбами. И решил, что пункт номер пять — вещь определенно неплохая.

Ближе к рассвету они снова проснулись.

— Мог ты вообразить, что все будет так? — прошептала Эмма, уткнувшись в его плечо.

— Да никогда в жизни! — Он навил себе на палец ее светлый локон. — Я так тебя люблю, детка. Больше, чем ты можешь представить себе.

— Могу, — заверила она, — потому что знаю, как сильно тебя люблю.

Они долго лежали, лаская друг друга, хмельные от счастья.

— Я тут подумал, — сонно объявил Кенни, — что с твоими талантами лидера и моими способностями выручать тебя из бесчисленных переплетов мы составим идеальную пару.

— Идеальную, — согласилась Эмма, целуя мужа. — Я совершенно в этом уверена.

 

Эпилог

Эмма расстегнула пуговицу светло-голубой рубашки, только что застегнутую Кенни.

— Я сейчас в настроении для пункта номер шесть.

Его теплая рука легла на ее бедро.

— Ни в коем случае. В последний раз, когда ты настояла на пункте шесть, я потянул сухожилие.

— Не преувеличивай, ничего ты не потянул.

— Ну, почти. — Кенни одарил жену улыбкой, которую держал в запасе исключительно для нее. — Кроме того, беременные женщины просто не имеют права заикаться о пункте шесть.

Одним из преимуществ дружбы с Франческой была возможность учиться у истинного знатока искусству женского кокетства, и сейчас Эмме вполне правдоподобно удалось изобразить недовольную гримаску.

— Но я уже настроилась!

Кенни поймал губами ее нижнюю губку, капризно выпяченную, словно специально для поцелуя.

— Уверена?

— Угу…

— Так и быть. Пусть Патрик развлекает гостей, пока мы не спустимся.

— Гости! Совсем забыла! — Эмма увернулась от мужа и бросилась к шкафу, откуда извлекла свободное платье кофейного цвета. — Господи, Кенни, они могут ворваться в любую минуту! Это ты во всем виноват. Не начни целовать меня…

— Не мог устоять. Ты и твой огромный живот — самое соблазнительное зрелище в мире.

Эмма широко улыбнулась. Она была всего на третьем месяце, и ее фигура ничуть не изменилась. Они даже не успели никому открыть секрет, хотя планировали сделать это именно сегодня, на обеде в честь Дня благодарения.

Ей и Кенни нравилось таиться от окружающих. Они подолгу шептались в постели о будущем ребенке, обсуждали имена, обменивались многозначительными улыбками. Кто бы мог поверить, что красавец плейбой вроде Кенни Тревелера способен так трястись над беременной женой?

Беременность сделала Эмму еще чувствительнее, и теперь ее глаза туманились слезами. Она хранила в памятикаждую проведенную с Кенни минуту и любила его до умопомрачения. Лучшего мужа на всем свете не сыщешь: любящий, страстный и преданный.

Она гордилась тем, что стала ему лучшей на свете женой. Именно Эмма помогла ему избавиться от призраков прошлого. И теперь Кенни стал наконец собой, сбросив эмоциональную власяницу и вериги.

И хотя иногда по-прежнему любил прикидываться ленивым балбесом, он никого не мог одурачить. Со времени женитьбы его популярность у публики значительно возросла, в основном благодаря Франческе Бодин, которая ради него отказалась от давнего правила — никогда не брать интервью у игроков в гольф, «самых занудных, — по ее словам, — людей на свете».

Интервью проходило на террасе ранчо. Кенни и Эмма сидели на диване, а Франческа элегантно примостилась на стуле. Эмма дала себе волю, сровняв Стерджиса Рэндалла с землей. И защищала своего мужа с энергией и юмором, убедившими американских зрителей, что Кенни Тревелер не может быть изнежен, если женился на такой приземленной и к тому же небогатой девушке, как Эмма. Имиджу Кенни отнюдь не повредило, что Франческа, никогда не придерживавшаяся нейтралитета, также встала на сторону Кенни.

— В жизни так не смущался, — с дрожью признался Кенни Уоррену и Далли после интервью. — Эти двое стрекотали так, что я слова не мог вставить. Обещайте мне кое-что: если Эмма когда-нибудь снова захочет поставить меня перед телекамерой, лучше сразу пристрелите.

Далли захохотал, Уоррен притворно посочувствовал, но Эмма знала: он в восторге оттого, что сын публично оправдан.

В отличие от Рэндалла Хью повезло больше: Эмма ни слова о нем не сказала, но лишь потому, что боялась, как бы он не выместил злость на «Святой Гертруде». Тревога за будущее школы была единственным темным пятном на радужной ткани ее существования. Однако вскоре Эмма изобрела новый план действий. После дюжины телефонных звонков она и Пенелопа Бриггс сумели собрать консорциум из родителей, местных бизнесменов и нескольких членов семьи Тревелеров, желавших выкупить школу. К сожалению, Хью вовремя обнаружил, кто стоит за всем этим, и из чистой подлости наотрез отказался заключить сделку.

Но тут вмешался Кенни.

Эмма застегнула на шее последний подарок мужа — ослепительное ожерелье из филигранных золотых лоз — и улыбнулась, вспомнив, что произошло в Ройал-Литеме и Сент-Эннт три месяца назад, во время открытого Британского турнира по гольфу.

Изумительно точная игра плюс жена-англичанка сделали Кенни любимцем британской публики, и как раз перед последним раундом он попросил Уоррена связаться с Хью. Действуя в полном соответствии с инструкциями сына, Уоррен «по секрету» сообщил герцогу Беддингтону, что Кенни собирается созвать пресс-конференцию, на которой развлечет репортеров занятными историями о конфликте его жены с неким сэром Холройдом. Если, разумеется, Хью не поддастся доводам благоразумия.

И если Хью побоялся даже скромной обозревательницы из «Лоуэр Тилби», что же говорить о Си-эн-эн! Пришлось согласиться на предложение консорциума и навеки забыть о «Святой Гертруде».

Кроме Кенни и Эммы, владелицей части школы стала и Шелби Тревелер: сюрприз от мужа, обожавшего англофилку-жену. Шелби стала горячей поклонницей школы и, по предложению Эммы, представляла консорциум на последнем Дне основателя.

За это время Эмма привязалась не только к Шелби, но и к Уоррену Тревелеру. По обычаю всех мужчин, отец и сын не обсуждали то, что отношения их значительно улучшились и стали почти родственными. Они просто проводили вместе целые часы на поле для гольфа, в верховых прогулках, за игрой с Питером.

Успехи Кенни на спортивном поприще были поразительными. Он считался одним из лучших игроков в мире и выигрывал огромные денежные призы, несмотря на то что сделался исключительно разборчивым и участвовал далеко не во всех турнирах — не хотел надолго разлучаться с женой.

Эмма устроилась подменным учителем, что позволяло ей путешествовать с мужем, когда требовали обстоятельства. Она собиралась продолжать писать статьи, пока будет сидеть с ребенком, и, кроме того, организовала ряд семинаров по повышению квалификации преподавателей. Первый семинар прошел на прошлой неделе и имел огромный успех у учителей средней школы Уайнета.

— Очнись, милая, — прошептал муж, щелкнув по кончику маленького носа. — Абсолютный чемпион Открытого Британского турнира по гольфу умирает от голода.

Час спустя вся дружная восьмерка собралась за обеденным столом, чтобы отпраздновать первый Эммин День благодарения и насладиться горами еды, приготовленной Патриком. Питер восседал на высоком стульчике, между Уорреном и Шелби, пока Тори кормила Декстера самыми лакомыми кусочками индюшачьей грудки с собственной тарелки. Патрик громко расстраивался из-за чуть пригоревшей корочки пирога с тыквой, который собирался подать на десерт, когда приедут Бодины и Скит Купер.

— Она толкнулась! — взвизгнула Тори. — Декс! Потрогай!

Декстер послушно положил руку на округлившийся живот жены. Тори была на седьмом месяце и никому не давала покоя по этому поводу. Шелби воздела руки к небу.

— Ей-богу, Тори, можно подумать, ты единственная женщина на свете, которая собралась родить. Ты уже в четвертый раз требуешь, чтобы Декс пощупал твой живот!

— Я не возражаю, — заверил Декстер и, наклонившись, поцеловал в щеку прелестную жену.

Тори вернула поцелуй и обратилась к Шелби:

— Лучше перестань ныть, иначе я подробно расскажу о подготовке к кормлению грудью.

Все, кроме Декстера, дружно застонали. Декстер, чрезвычайно собой довольный, лучезарно улыбался.

Кенни улыбнулся, вспомнив тост сестры на свадебном обеде:

За тебя, Декс! Мой третий и последний муж и любовь всей моей жизни. Помнишь, я говорила, что у меня для тебя сюрприз? Ну, попробуй угадать, мой милый придурок! Что, не можешь? Ты меня обрюхатил!

И с тех пор от нее житья не было. Она выступала величаво, выпячивая живот, и настаивала на том, чтобы все, от водителей грузовиков, обедавших в «Раустэбау-те», до Реймонда, Нового сердечного дружка Патрика, его потрогали. За обедом она не находила лучших тем, кроме работы своей пищеварительной системы, пока присутствующие, включая даже Эмму, не начинали умолять Декса снова ее отшлепать.

Взгляд Кенни переместился на противоположный конец стола, где сидела его жена. Его собственная беременная жена. Ее любовь переродила его, превратив в человека куда более достойного, чем он мог надеяться. А сама Эмма обрела счастье в семье, о которой столько мечтала все эти одинокие годы.

Они обменялись одной из тайных улыбок, гревших ему душу. Кенни никогда не думал, что способен так страстно любить женщину.

Эмма едва заметно кивнула в сторону Тори и подняла бровь. Кенни мгновенно понял, что она хотела сказать. Они решили объявить сегодня о ребенке, но Тори так наслаждалась всеобщим вниманием, что Эмма просила его помолчать еще немного и не портить сестре удовольствия.

Кенни медленно наклонил голову.

Тори и не подозревает, как ей повезло с такой невесткой, как ты.

Эмма наморщила лоб.

Ты очень огорчишься, если мы подождем недельку-другую?

Кенни коснулся пальцем губ.

Нет, если договоримся насчет пункта номер шесть.

Эмма засмеялась.

— Опять они за свое. Изобрели какой-то язык немых и издеваются над нами, — проворчала Шелби.

— Не пойму, чего ты жалуешься, — отпарировала Тори. — Вы с папой все время это проделываете, так что не чайнику пред котлом хвалиться.

Шелби отодвинула бокал с вином.

— Кстати, о языке… все видят, как вы с Дексом обожаете друг друга, почему же никогда не обмениваетесь жестами?

— Я пыталась, но Декс ужасно тупоголов, помешан на грамматических правилах и не понимает нюансов. Но укол ничуть не подействовал на Декса.

— Ничего подобного, — невозмутимо объявил он, — я все понимаю, просто предпочитаю непосредственное общение.

Тори похлопала себя по животу и удовлетворенно улыбнулась: ну точь-в-точь кошка, слизавшая сливки.

— Черт возьми, твое непосредственное общение дает плоды!

Все засмеялись, и Кенни в который раз подумал, как же все-таки ему повезло.

Незадолго до конца обеда прибыли Бодины и Скит. Тед, получивший должность в новой компании, образованной после слияния, привел подружку, очаровательную и весьма неглупую девушку, социального работника, лет на пять старше его, чего, однако, совершенно не ощущалось.

Все уверяли, что объелись и не в силах впихнуть в себя ни кусочка десерта, но отчего-то дружно принялись поедать пироги с пекановыми орехами и тыквой — шедевры Патрика. Тори вытащила новую камеру и извела целую катушку пленки на Питера. Потом гости и хозяева устроились у камина, слишком сытые, чтобы подняться с места.

— Угадайте, о чем судачат в городе, — начал Патрик. Все с любопытством уставились на него.

— Ну…

Он намеренно тянул время, делая вид, что поправляет пуфик, на котором восседал, словно султан.

— Если верить Полетте Кло, старшему секретарю высшей школы Уайнета, проработавшей там многие годы…

— С начала шестидесятых, — подтвердил Далли.

— Так или иначе.

Патрик расправил бахрому пуфика.

— По словам мисс Кот, табели с годовыми оценками некоего Кенни Тревелера исчезли навсегда вместе со всеми отчетами о его неблаговидном поведении.

— Не может быть!

— Как такое могло случиться?

— Она уверена?

— Бред какой-то.

Наконец воцарилось долгое неловкое молчание. Все головы, как по команде, повернулись к Эмме.

Кенни едва не рассмеялся, видя, как старательно жена делает вид, что поправляет колье. Его собственный, личный защитник, рыцарь в сверкающих доспехах. Немного стыдно… но как приятно!

— Не пойму, с чего это вы вдруг уставились на меня? — Ей даже удалось поджать губы. Само олицетворение оскорбленного достоинства. — Можно подумать, я на такое способна!

— Способна, да еще как, — хмыкнула Тори. — И я готова поставить двадцать баксов на то, что в будущем году к этому времени ты наверняка ухитришься наложить лапки на архив колледжа, то есть на ту его часть, что имеет отношение к твоему муженьку.

Никто из присутствующих не подумал принять пари. Гораздо позже, когда гости разошлись и дом снова стал принадлежать им одним, супруги, обнявшись, направились в спальню. Но не успели добраться и до середины лестницы, как Кенни остановился.

— Я кое-что хочу от тебя, леди Эмма. Никаких вопросов. Никаких споров.

— О Боже… звучит зловеще.

— Зловеще, и еще как! Но я все-таки хочу, чтобы ты согласилась.

Эмма настороженно пригляделась к мужу. Кенни улыбнулся.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты меня любила. Всегда. Как сейчас. И до конца наших дней.

Глаза Эммы полыхнули нестерпимо ярким пламенем. И Кенни без слов стало ясно: его задиристая, властная маленькая директриса-жена сделает все, что бы он ни попросил.