Вечером, по дороге в дом отца, Кенни был безукоризненно вежлив, не подшучивал над ней, не пытался поддеть, ни разу не покритиковал. Очевидно, она все-таки задела его за живое. Но откуда ей было знать, что чувство чести настолько важно для человека, совсем недавно выдававшего себя за жиголо?

Она так углубилась в невеселые мысли, что очнулась, только когда машина свернула на извилистую подъездную аллею, разрезавшую идеально ухоженные газоны. Впереди показалось огромное здание в мавританском стиле, из розового песчаника с причудливыми трубами. Подъехав ближе, она заметила, что в доме арочные окна, а покрыт он черепицей. Огромный мозаичный фонтан у парадного крыльца придавал строению вид дворца халифа из сказок «Тысячи и одной ночи».

— Моя мать хотела чего-то необыкновенного, — учтиво заметил Кенни, выключая двигатель. Эмма ожидала услышать банальную остроту насчет султана и его гарема, но Кенни не произнес больше ни слова.

Едва она вышла из машины, как вечерний холодок пробрался под ярко-желтое креповое платье, которое Эмма выбрала для сегодняшнего вечера. Ткань была усеяна алыми маками, а рукава три четверти прикрывали татуировку.

«Беддингтон одобрил бы мой туалет», — мрачно подумала она. Но Эмма просто не могла оскорбить семью Кенни, появившись в более легкомысленном виде. Кроме того, соглядатая герцога вряд ли пустят в частное владение.

Настроение Эммы окончательно испортилось при воспоминании о том, что день снова прошел впустую и она ничем не сумела запятнать свое честное имя.

Они направились к резным, окованным медью дверям. Дом показался Эмме впечатляющим и экзотичным, но не слишком уютным, и она невольно сравнивала его с приветливым ранчо Кенни. Интересно, каково было ему расти здесь, играя роль маленького султана, и терпеть обожание матери и безразличие отца?

Кенни пропустил ее вперед, и Эмма оказалась в выложенном изразцами холле, обставленном в стиле загородного английского поместья. На высоком столе красовалась парочка фарфоровых дрезденских статуэток, стены украшали английские пейзажи. Общее впечатление было довольно приятным, хотя убранство странно контрастировало с восточной архитектурой дома.

Сверху сбежала Тори, одетая в зеленовато-желтое платье-кафтан, поверх которого была натянута черная футболка.

— Добро пожаловать в Марракенг-на-Эйвоне, леди Эмма, — приветствовала она, чмокнув Кенни в щеку. — Привет, братец. Молодожены уже ждут на террасе. Сегодня мы ужинаем на свежем воздухе.

— Повезло.

Эмма проследовала за Кенни и Тори через гостиную с высокими потолками, уставленную мебелью восемнадцатого века, со стенами, обтянутыми индийским набивным коленкором, увешанными фотографиями в серебряных рамках и гравюрами со сценами охоты. Резные двери с мозаичными инкрустациями вели на тенистую террасу с узорным полом из красного кирпича и бордюром из голубых и розовых изразцов. Банкетки с изогнутыми подлокотниками были встроены в гладко оштукатуренные стены и завалены подушками в цветастых наволочках. Большой стол с кафельной столешницей и медной лампой в центре был накрыт к ужину. На дальнем конце стоял детский манеж, в котором барахтался темноволосый малыш. Увидев Кенни, он весело замахал ручонками и приветственно загукал.

— Здорово, сынок!

Эмма без всяких пояснений поняла, что перед ней отец Кенни — настолько они были похожи, — все еще красивый и моложавый, но черты лица грубее, а густые волосы прошиты сединой. Чересчур радушное приветствие и слишком широкая улыбка говорили о неуверенности в себе. Он выступил вперед, чтобы обнять сына, и Эмма заметила, как непроизвольно напрягся Кенни. Хотя он не уклонился от объятий, но никак не отреагировал на ласку.

Яснее ясного, что Кенни не простил родителю былого равнодушия.

Эмма неожиданно остро ощутила, как отчаянно и безуспешно тот добивается прощения сына.

Кенни постарался побыстрее высвободиться и, поспешно отступив, направился к манежу.

— Как поживаешь, младший братик? — спросил он, подбрасывая мальчика.

Действительно ли он подчеркнул последнее слово или Эмме это только показалось?

Питер восторженно завизжал. В этот момент на террасе появилась Шелби, в белых леггинсах и просторном лимонно-зеленом хлопчатобумажном кардигане с треугольным вырезом. Она выглядела так молодо, что казалась младшей дочерью мистера Тревелера.

— Леди Эмма, какая честь ужинать с вами! Не знаю, говорил ли вам Кенни, но я просто помешана на всем английском. У меня огромная коллекция книг о принцессе Ди, и если хотите, я вам покажу. Кстати, никто не познакомил вас с моим мужем Уорреном?

Муж приветствовал Эмму теплой улыбкой:

— Леди Эмма, рад встрече с вами.

— Просто Эмма. Спасибо, что пригласили меня.

— Вы оказали нам огромную честь, — снова вмешалась Шелби, показывая на банкетку. — Расскажите, как проходит ваша поездка. Мы с Уорреном обожаем Лондон, верно, Уоррен? Вы живете далеко от столицы?

Эмма объяснила, что школа находится в нескольких часах езды от города, в Уорвикшире, терпеливо ответила на бесчисленные вопросы Шелби относительно цели ее путешествия. Не успела она опомниться, как Шелби засыпала ее. историями о своем пешем походе по Англии после окончания колледжа и курсовой работе по творчеству Д. X. Лоуренса .

Пока Шелби весело трещала, Тори стояла в стороне, время от времени поднося к губам бокал с вином и не сводя напряженного взгляда с Кенни и Питера. Уоррен, со своей стороны, предоставлял жене болтать и с видимым удовольствием попивал бурбон.

Шелби, казавшаяся пухленькой белокурой хорошенькой куколкой в этой компании темноволосых полубогов, неожиданно накинулась на Тори, стоило той закурить:

— Немедленно погаси! Ты ведь знаешь, я не позволяю курить в присутствии Питера.

— Но мы на воздухе, и он на другом конце террасы. Я не подхожу к нему.

— Это верно, стараешься держаться как можно дальше.

Обида затуманила ясный взор Шелби, и Эмма вспомнила, как Тори случайно обронила, что не может иметь детей. Неужели поэтому она так вызывающе ведет себя? Чтобы скрыть боль и неуверенность?

— Уоррен, леди Эмме нечего пить, — заметила Шелби.

— Что вы хотите, леди Эмма?

— Что-нибудь послабее.

Уоррен подошел к бару, встроенному в стену террасы, и преувеличенно сердечно обратился к сыну:

— Кенни, а как насчет тебя? Я специально запасся этими слюнтяйскими красными винами, которые ты предпочитаешь.

— Я сам себе налью, чуть позже, — откликнулся Кенни, не потрудившись даже повернуться. Вместо этого он посадил Питера себе на плечо и, держа его за ручонки, пошел к ближайшему оливковому дереву, чтобы показать белочку, взобравшуюся на вершину.

Тори грациозно уселась на банкетку и скрестила стройные ножки.

— Итак, что вы думаете о матушке Шелби, леди Эмма? — Она нервно запустила пальцы в жесткие локоны и откинулась на пеструю подушку. — Я-то знаю, что вы умираете от любопытства, но слишком хорошо воспитаны, чтобы пуститься в расспросы. Шелби двадцать семь, ровно на тридцать один год моложе нашего папочки и на год младше меня. Ну разве не омерзительно?

— Тори, ты могла бы по крайней мере подождать, пока Питера не уложат, — вмешался Кенни. Но Тори, словно не слыша, продолжила:

— Папуля обрюхатил ее почти полтора года назад, так что им пришлось пожениться.

Уоррен усмехнулся, словно услышал забавную шутку, но Шелби оцепенела.

— Простите Тори ее грубость, леди Эмма. Она считает, что мои отношения с Уорреном каким-то образом угрожают ее спокойному существованию.

— Ошибаешься, мне всего лишь противно видеть вас вдвоем, — отрезала Тори.

— Довольно, девочки, — мягко упрекнул Уоррен, словно давно привык к семейным перепалкам. Он снова отхлебнул виски и пояснил: — Шелби была для Тори кем-то вроде младшей сестренки в женском университетском землячестве. Много лет они считались лучшими подругами, хотя сейчас в это трудно поверить. Они даже жили в одной квартире… в краткие периоды между браками Тори.

— Я была замужем всего дважды, — отпарировала Тори. — Судя по твоим словам, можно подумать, что я меняла мужей как перчатки. Кроме того, первый брак не продлился и полугода, так что он вообще не считается.

— Ты заставила меня купить то ужасное розово-сиреневатое платье подружки, — вспомнила Шелби, — так что все считается.

Тори пустила колечко дыма.

— Да, и поскольку все знают, что Кенни вынул тебя из этого платья еще до полуночи, оно было не таким уж противным.

Эмма села прямее. Сегодняшняя серия «Далласа» оказалась более захватывающей, чем она ожидала. Только сейчас для нее дошло, что одного лишь знакомства с семейством Тревелеров достаточно, чтобы Беддингтон усомнился в безупречности ее репутации. Кенни тяжело вздохнул.

— Я вовсе не вынимал ее из платья, и тебе это известно.

Он поцеловал Питера в макушку и усадил в манеж.

— Неужели все это должно повторяться каждый раз, когда мы собираемся вместе?

— Оставь их в покое, — посоветовал Уоррен. — Это часть семейного ритуала. Тори сухо усмехнулась:

— Не правда ли, было бы забавно, если бы и Кенни сделал тебе ребеночка, матушка Шелби? Представляешь, как бы это скрепило связь поколений?

— Это слишком подло даже для тебя, — вспылил Кенни. — Немедленно затихни, Тори. Я не шучу. Шелби и я встречались всего однажды. Поцеловались у двери на прощание, вот и все.

— Французским поцелуем?

— Не помню, — пробурчал Кенни.

— А я помню, — вставила Шелби, одарив Тори снисходительным взглядом. — Но не скажу.

Кенни направился к бару.

— Дом, милый дом, — хмыкнул Уоррен. — Верно, сынок?

— Как тебе будет угодно.

«Ролекс» на запястье Уоррена ярко блеснул, когда тот поднял стакан.

— Я слышал, что ты и Тед Бодин соревновались сегодня. Говорят, ты обыграл его на три удара.

— Он дважды промахнулся. Неплохо поиграли.

— Клянусь, что прикончу этого сукина сына Бодина, дай только до него добраться. Будь я на твоем месте, давно бы уже натравил на него адвокатов.

Эмма мигом сообразила, что он имел в виду отнюдь не Теда.

— Я сам все улажу, — отозвался Кенни.

— До «Мастерз» осталась какая-то неделя! Всякий хоть сколько-нибудь приличный игрок рвется в Огасту, один Кенни Тревелер сидит дома! Нельзя допустить, чтобы Бодену это сошло с рук! Все, что от тебя требуется, — позвонить Кросли. Он лучший адвокат штата и сказал мне…

— Я ведь просил тебя не лезть в это дело, верно? — холодно процедил Кенни.

Уоррен немедленно завял и плотно сжал губы. Эмма почти ощутила, как он внутренне съежился. Тори раскинулась на банкетке.

— Умираю от голода. Если мы немедленно не сядем за стол, я звоню в ресторан и заказываю пиццу.

Словно услышав ее слова, в дверях появилась горничная с большим подносом, уставленным салатницами. Шелби поднялась и принялась рассаживать гостей. Не успел Кенни шагнуть к столу, как Питер жалобно захныкал и протянул к нему ручонки.

— Оставь его, — отмахнулся Уоррен. — Только зря балуешь.

— Для чего и существуют старшие братья, верно, Пети? — улыбнулся Кенни, поднимая мальчика.

— Невозможно избаловать ребенка, лишний раз взяв его на руки. Зря ты, Уоррен, — упрекнула мужа Шелби. — Сколько раз твердить, что я не похожа на твою первую жену и Питер не вырастет никчемным и ленивым, как Кенни, так что нечего тревожиться. Кроме того, во всех книжках по воспитанию говорится, что, если не удовлетворять их насущные потребности в детстве, придется дорого заплатить в отрочестве.

Уоррен с некоторым раздражением, не скрывавшим, однако, нежности к чересчур молодой жене, возразил:

— Думаю, что знаю о воспитании детей немного больше, чем ты, дорогая.

— Это видно по результатам, — огрызнулась она.

— Не в бровь, а в глаз, старина, — язвительно поддакнул Кенни, устраивая Питера поудобнее.

Горничная поставила пять тарелок дорогого фарфора с салатом из латука, кусочков авокадо и ломтиков спелой груши, посыпанных тертым сытом горгонцола. Шелби отобрала сына у Кенни и попыталась усадить на высокий стульчик, но малыш принялся вертеться, поэтому Кенни снова взял его на колени и, стряхнув сыр с груши, протянул ломтик Питеру. Тот немедленно принялся мусолить грушу, а Кенни приступил к салату, не обращая внимания на сыпавшиеся ему на брюки крошки.

Шелби донимала Эмму расспросами о ее великосветских связях, знакомствах и родственниках, о королевский семье, но тут в разговор влезла Тори с рассказом о путешествии по Европе, предпринятом вместе с мачехой несколько лет назад. Обе наперебой выкладывали занятные истории и, похоже, на некоторое время забыли о смертельной вражде.

За салатом последовали седло ягненка с душистыми травами и жареный картофель. Кенни с отцом принялись обсуждать программное обеспечение, разрабатываемое «ТКС», и Эмма заметила, что Уоррен старается использовать самые простые термины, словно Кенни не вполне понимает, о чем идет речь, хотя тот, казалось, не испытывал ни малейших затруднений.

Шелби перегнулась через Эмму, чтобы вытереть подбородок Питеру.

— Не понимаю, почему ты не выносишь Декса, Тори. Все от него в восторге.

— Кроме меня, — бросил Кенни.

Тори послала ему благодарный взгляд.

Уоррен бросил на тарелку только что намазанную маслом булочку. Пусть он не знал, как вести себя с сыном, но когда речь шла о дочери, мгновенно преображался. И сейчас перед ней предстал собранный, волевой, непреклонный человек, зримое воплощение понятия «удачливый бизнесмен».

— Твои чувства в данной ситуации не имеют никакого значения. Два раза я позволил тебе выйти замуж по твоему выбору, а теперь пора постараться ради семьи. Декс — порядочный человек, не та шваль, с которой ты имеешь привычку связываться. И притом на редкость способный специалист, который поможет удержать «ТКС» на плаву.

— Я не выйду за Декстера О’Коннора только для того, чтобы ты смог заполучить очередного вундеркинда — электронное чудо.

— В таком случае придется содержать страусовую ферму самостоятельно, принцесса, потому что больше я пальцем о палец не ударю.

Что-то в голосе Уоррена убедило Эмму: тот не шутит. И кажется, Тори тоже это поняла. Хотя Уоррен любил дочь, терпению его, как видно, пришел конец. К сожалению, Тори и Эмма попали в одинаково неприятное положение. Трудно не посочувствовать Тори, но что, если Уоррен делает дочери огромное одолжение, заставляя ее встать наконец на ноги и начать самостоятельную жизнь?

Тори, похоже, решила замять неприятную тему и временно отступить. Пригубив вина, она обратилась к Эмме:

— Итак, вы с Кенни завтра едете в Остин?

— Не уверена, — пробормотала Эмма, старательно избегая смотреть на Кенни.

Тори мгновенно сообразила, что между братом и англичанкой не все ладно.

— Что-то случилось? — полюбопытствовала она.

— О чем вы?

— Оба вы как-то странно себя ведете сегодня. Слишком официально держитесь, словно один из вас видеть другого не может, хотя не пойму, кто именно.

— Я, — произнес Кенни. Вилка Тори замерла в воздухе.

— А что она сделала?

— Не хочу позорить ее, упоминая об этом вслух, — коротко ответил Кенни, отодвигая тарелку подальше от Питера.

— Так, это уже серьезно. Может, вы просветите нас, леди Эмма?

— Небольшая размолвка. Вернее, недоразумение, в котором виновата я.

— Небольшая? Скорее, огромная, — усмехнулась Шелби. — Кенни трудно вывести из себя.

— Неужели?

Эмма судорожно-тыкана вилкой в мясо. Обида и тоскливо-сосущее чувство, которому не было названия, заставили ее забыть о прославленной британской сдержанности.

— А по-моему, он возненавидел меня с первого взгляда и даже не трудился это скрывать.

— Ничего подобного! — взорвался Кенни.

— Так оно и было.

Окружающие с недоумением уставились на нее, но сознание несправедливости так больно ранило, что Эмме было уже все равно.

— Вы постоянно ныли и жаловались, не соизволили даже чемодан у меня взять, все время выказывали недовольство тем, как я держу зонтик, хожу и говорю. Считаете меня слишком консервативной и даже мужчиной в юбке. Отказались принять извинения по самому ничтожному поводу, из-за обычного недопонимания. Вам даже не нравится, как я танцую!

— Вы все время пытаетесь вести!

— А кто установил правило, что только мужчинам полагается вести в танце?

Остальные молча слушали перепалку, только Питер смеялся и пускал пузыри. Эмма наконец пришла в себя, с ужасом огляделась и, покраснев от стыда, отложила вилку.

— Я просто не так истолковала слова Шелби сегодня утром, — объяснила она, стараясь сохранить достоинство. — Поэтому и обиделась на Кенни, а он мне не может этого простить.

Все, кроме Кенни, продолжали взирать на нее с интересом. Он же продолжал хмуриться-.

— Леди Эмма выразила свою обиду тем, что дала мне по физиономии, — нехотя пояснил Кенни.

— О Господи! — ошеломленно прошептала Тори, открыв от изумления рот.

— Не может быть! — воскликнула Шелби, вытаращив глаза.

Кенни уничтожающе посмотрел на Эмму.

— Дело совсем не в пощечине, и она это знает.

— Расскажите, что на вас нашло, — попросила Тори. — Прости, Кенни, но я уверена, что без причины она не набросилась бы на тебя.

— Спасибо за поддержку, — презрительно фыркнул Кенни.

— Ну…

Годами вдалбливаемые правила хорошего тона и чувство собственного достоинства боролись с желанием защитить себя. Но тут она вспомнила, что эти люди без зазрения совести выносят сор из избы у нее на глазах и не стесняются выворачивать всю подноготную. С волками жить…

— Судя по словам Шелби… — Она запнулась, чувствуя, что теряет решимость, и, передернув плечами, добавила: — Я ошибочно предположила, что Питер — ребенок Кенни, которого тот бросил.

— Ого! — ахнула Тори.

Шелби явно была шокирована, и даже Уоррена ее исповедь, казалось, ошарашила.

— Ни один мужчина в нашей семье не сделал бы ничего подобного!

Только сейчас до Эммы дошло, что Тревелеры руководствуются весьма оригинальным моральным кодексом. Очевидно, для Кенни вполне естественно прикидываться жиголо, для Тори — менять мужей и жить на деньги отца, а для Уоррена — жениться на женщине едва ли не вдвое моложе, наградив ее перед этим ребенком, но вполне естественная ошибка Эммы, постороннего человека, их поразила.

— Шелби назвала Питера заброшенным ребенком, — горячо возразила Эмма. — И сказала, что Кенни отказывается от ответственности перед собственной плотью и кровью. Кроме того, Питер похож на Кенни как две капли воды, не так ли? Что же еще я должна была подумать?

— Достаточно логичное заключение для человека, который не слишком хорошо тебя знает, — согласилась Тори.

— Она прекрасно меня знает, — заупрямился Кенни.

— Нет, — возразила Эмма. — Мы познакомились три дня назад, и, кроме того, он всего-навсего мой водитель.

Уоррен изумленно поднял брови, но Кенни только пожал плечами.

Шелби все это время молчала, но внезапно взорвалась, словно кто-то поджег под ней порох.

— Питер действительно точная твоя копия, Кенни, ваши детские фотографии не различить! Вы словно две горошины в стручке, и от этого мне еще горше! Это твой единственный брат, Кенни Тревелер, а ты поворачиваешься к нему спиной!

Кенни едва успел выхватить у малыша столовый нож.

— Это неправда. Я никогда не отрекался от Питера.

Но Шелби уже сорвалась с цепи.

— Ты ленив и безответствен. Не ходишь в церковь. Шатаешься по всей стране, отказываешься встречаться с приличными девушками, с которыми я тебя знакомила, раздаешь деньги торговцам наркотиками, и в мыслях не держишь остепениться. Если это не пренебрежение собственным братом, тогда что?

Эмма не успевала следить за ходом ее мыслей, но, пока старалась разобраться в путаной речи, Шелби начала задыхаться.

— Твоему отцу пятьдесят восемь! Он неправильно питается! Мало двигается! В любую минуту с ним может случиться инфаркт, и я останусь вдовой. И если что-то произойдет со мной, Питер будет один на всем свете. — Лицо ее некрасиво сморщилось. — Вы, конечно, считаете меня дурочкой, потому что никто из вас не знает, каково это — быть матерью.

Тори раздраженно вскочила и направилась к бару.

— В жизни не думала, что смогу любить кого-то так сильно, как Питера, и не вынесу мысли о том, что мой мальчик осиротеет.

— Он не останется одинок, — заметил Кенни сквозь зубы, так преувеличенно-терпеливо, что Эмме показалось, будто они не раз возвращались к этой теме. — Прежде всего шансы, что вы оба покинете эту землю раньше времени, — самые минимальные…

— И не убеждай меня. Такое нередко случается.

— И я уже говорил, что буду ему опекуном.

— Какой из тебя опекун? Я по ночам не сплю от тревоги. Даже работы не имеешь! Постоянно ввязываешься в потасовки и путаешься со всякими стервами! — Она осеклась и бросила на Эмму извиняющийся взгляд. — Я не вас имела в виду.

— Спасибо.

Эмма неожиданно сообразила, что никто не упомянул имя Тори в качестве возможного опекуна. Странно…

— Ты ведь согласен со мной, правда, Уоррен? — обратилась Шелби к мужу.

— Я еще не стою одной ногой в могиле, но трудно представить Кенни чьим-либо опекуном.

Эмма на мгновение застыла, но тут же вызывающе вскинула подбородок. Пусть это не ее дело, молчать нет мочи!

— Кенни кому угодно будет идеальным защитником!

Ответом было недоуменное молчание. Эмма растерянно моргнула, не понимая, что на нее нашло. Но она должна высказаться!

— Даже мне очевидно, что он заботится о Питере, а Питер его обожает. Шелби, мне понятно ваше беспокойство, но, как педагог, должна заявить, что оно совершенно беспочвенно. Достаточно раз увидеть Кенни и Питера вместе, чтобы понять: лучшего друга и покровителя для маленького ребенка не найти.

Все посмотрели на Питера, сосредоточенно слюнявившего большой палец Кенни.

Шелби сосредоточенно свела брови.

— Но только утром вы были уверены, что Кенни его покинул. Не слишком ли быстро вы меняете мнения?

— Теперь я узнала его лучше, — просто ответила Эмма.

Впервые с их ссоры во взгляде Кенни, который взглянул на нее, было что-то иное, кроме ледяной вежливости. Уголки его губ слегка приподнялись в неуверенной улыбке. Он уже хотел сказать что-то, но тут снова вмешалась Шелби:

— Питер нуждается и в материнской заботе. Что, если Кенни женится на ком-то вроде этой дряни Джилли Бредфорд?

Вернувшаяся с винным бокалом в руке Тори, как ни странно, поддержала Шелби:

— Никак не пойму, Кенни, что ты в ней нашел? Единственное, чем она может похвастаться, — так это лифчик полноты "Д", а это не так и много.

— У нее есть кое-что другое, — отбивался Кенни. — В отличие от вас и ваших подружек ее ай-кью выражается трехзначной цифрой.

— Какая несправедливость! — возопила Шелби. — Ты ухаживал за моей соседкой по комнате, Кати Тиммс, и я отчетливо припоминаю, что она была членом «Фи-бета-каппа» . Или «Фи-эм»?

— «Фи-эм», — кивнула Тори, усаживаясь. — Кроме того, ты гулял со старшей сестрой Бренди Картер, а Бренди изучала высшую математику. Помнишь, Шел? Она вечно ныла насчет своих трудностей.

— Ты уверена, что это была математика? — озабоченно осведомилась Шелби. — По-моему, это был класс по домоводству, и ей приходилось составлять семейный бюджет.

Кенни беспомощно воздел руки к небу.

— Вы, конечно, не поверите, леди Эмма, но у этих двух особ имеются дипломы колледжа!

Тори хихикнула и щелкнула брата по носу.

— Ты даже не обделил вниманием Дебби Барто.

— Неправда, эта была ее кузина Мегги, — вступилась Шелби.

— Да, но родная кровь не водица, и Дебби в сообразительности не откажешь, — вставила Тори. Глаза ее сверкали. — Помнишь, Шел? Какой бы продукт ты ни назвала, она всегда в точности знала, сколько в нем калорий.

— Видите, леди Эмма, — вздохнул Кенни, — эта интеллектуальная беседа достаточно ясно показывает, почему весь мир смеется над уроженками Техаса, Остается только извиниться перед вами и заверить, что не все наши желтые розы так очаровательно безмозглы.

— Ничего, все в порядке, — отозвалась Эмма, — хотя, боюсь, в переводе их речи несколько проигрывают. Я не все поняла.

— Считайте, что вам повезло.

Но Тори даже не подумала обидеться.

— Рычи сколько хочешь, братец, но клянусь, ты и понятия не имеешь, сколько калорий в шоколадном торте.

— Зачем мне это?

Тори послала ему торжествующий взгляд.

— В таком случае я советую тебе не думать так уж плохо об интеллекте техасских женщин.