Ноэль прибыла вместе с Констанс в Лондон в последнюю неделю августа. Полтора года прошло с того утра, когда Куин привез ее в этот самый дом. Сейчас она была облачена в элегантное платье из бархата абрикосового цвета. Ее блестящие волосы, спадавшие ниже плеч, когда она их расчесывала, теперь были уложены в прическу из небольших косичек и мягких локонов, которая очень ей шла. И хотя больше не было никакого сходства между морковно-соломенной воровкой и красивой молодой дамой, столь грациозно выпорхнувшей из экипажа, дом на Нортридж Сквер все же снова ошеломил ее.

Нортридж сквер был, по сути, и не площадью вовсе, а небольшим прямоугольником с десятью домами по периметру, по два с каждой из коротких его сторон и по три вдоль длинных. В центре располагался небольшой парк с тщательно ухоженными тенистыми деревьями и с гранитным постаментом, поддерживавшим бюст лорда Нельсона.

Резиденция Саймона была расположена как раз напротив этого бюста, в нее и упирался своим бронзовым взором герой Трафальгара. Это внушительное здание из красного кирпича оказалось гораздо больше и величественней, чем дом в Сассексе. В нем были комнаты с высокими потолками и массивные камины. Парные изогнутые лестницы по обеим сторонам отделанного черным мрамором фойе, вели наверх.

Устроившись на новом месте, Ноэль первым делом достала припасенные монетки и покинула Нортридж Сквер. Наклонив голову вперед, чтобы поля шляпы скрывали лицо, она быстро двинулась в восточном направлении и шла, не останавливаясь, пока дома богатых горожан не сменились жилищами бедных. Вскоре она натолкнулась на старьевщика с тележкой, до верха заполненной разным тряпьем. Она не торгуясь купила у него черную плотную шаль, обтрепанный плащ и пару поношенных башмаков. Заглянула также в аптеку и к парикмахеру, теперь она приобрела все необходимое.

Вернувшись к дому, Ноэль тихо прошла через заднюю садовую калитку и крадучись поднялась по лестнице в свою комнату. Там она спрятала свои приобретения вглубь платяного шкафа.

Твердо вознамерившись заслужить положенное ей Саймоном щедрое вознаграждение, девушка подавила свои опасения и взялась за новые обязанности домоправительницы со всем пылом и старанием, на какие только была способна. Она вошла во все тонкости ведения домашнего хозяйства и выучила имена всех слуг от непреступного дворецкого Томкинса и экономки миссис Дебс до судомойки Норы. Изучая дом, она обнаружила за столовой маленькую комнатку, которую Констанс несколько лет назад причудливо декорировала в оттенках персикового и голубого. Здесь было несколько полок с книгами и солнечный эркер с удобным сидением, обитым тканью некогда яркого, а теперь несколько поблекшего персикового цвета. Комната была теплой и уютной, Ноэль незамедлительно расположилась в ней, дополнив обстановку маленьким секретером.

Здесь Констанс показала ей, как составлять описи с экономкой, планировать меню с поваром, рассылать приглашения и отвечать на таковые самой, словом, управляться со всеми домашними обязанностями, которые Ноэль сразу же возненавидела. Себе в утешение она подвесила в эркере горшочек с папоротником и положила на сидение под ним удобную подушку, чтобы облокачиваться во время чтения.

К сожалению, времени на литературу у нее оставалось мало, так как и Констанс, и Саймон, оба настаивали на том, что ей пора появляться в свете. Саймон твердо решил ввести ее в общество, а потому по нескольку вечеров в неделю неохотно покидал свой письменный стол и сопровождал дам на светские рауты. Он почувствовал себя с избытком вознагражденным за принесенные жертвы, когда узнал, что в некоторых самых привилегированных лондонских клубах заключались пари на предмет того, что племянница Саймона Коупленда станет фавориткой, гвоздем предстоящего сезона. Однако гораздо меньше ему нравилось наблюдать, как число молодых денди в его гостиной множится день ото дня.

Что касается Ноэль, то она только и ждала случая снова ускользнуть из дому. Однажды холодным днем, почти месяц спустя после их приезда Саймон и Констанс, оба потребовались в конторе «Коупленд и Пэйл» для подписания нового контракта. Пользуясь оказией, Ноэль пожаловалась на головную боль и наказала Томкинсу не беспокоить ее в этот день. Запершись в своей комнате, она сняла муслиновое платье, нижние юбки из тонкой ткани и аккуратно повесила. Из-под стопки чистых сорочек она извлекла свой нож и надежно привязала его к лодыжке припасенной заранее полоской ткани. Затем она вытащила со дна шкафа секретные покупки. После недолгого колебания Ноэль достала старое изумрудного цвета платье и надела его, содрогнувшись от вызванных им ужасных воспоминаний.

Следующая задача потребовала несколько больше времени. Вооружившись серебряными ножницами, она отрезала часть волос от парика, купленного в парикмахерской. Парик был не совсем того отвратительного оранжевого оттенка, который ей помнился, но все же достаточно близок к нему. Взяв затем иголку с ниткой, девушка пришила концы рыжих прядей к кромке черной шали посередине. При этом она несколько раз прикладывала шаль к голове, стараясь приладить локоны, как надо. Оставшись, наконец, довольной результатом, она тщательно упрятала свои медовые волосы под шалью, завязав ее узлом под подбородком, так что из-под нее высовывались только растрепанные фальшивые патлы. В завершении она натянула на ноги поношенные башмаки, размазала по щекам румяна, купленные в аптеке, и обвела сурьмой глаза.

Ноэль оглядела себя в зеркале. То, что она увидела, не совсем ее удовлетворило. Ей бы надо втереть в лицо немного грязи, чтобы скрыть здоровый цвет лица, и тогда, при тусклом свете и везении, она еще сможет сойти за Высочество. Ее шансы, она знала, были достаточно высоки, ведь тот, к кому она направлялась, был почти слеп. Ноэль завязала в свой носовой платок только пять монет (возникло бы слишком много вопросов, возьми она больше) и, набросив на плечи поношенный старый плащ, открыла окно. Она выбрала спальню в задней части дома, хотя Констанс пыталась ее отговорить: «Эта комната так мала, Ноэль. Портьеры старые, и стены нужно перекрасить. Почему бы тебе не занять ту уютную желтенькую комнату с фасада?»

Но Ноэль возразила, что эта задняя спальня гораздо тише. После затишья Сассекса, заявила она, передняя часть дома кажется ей слишком шумной от грохота экипажей, разъезжающих всю ночь напролет. Констанс резонно указала на то, что Нортридж Сквер очень тихое место, и вряд ли слишком много экипажей будет тревожить ее сон, но Ноэль настояла на своем.

А дело было в том, что девушка приметила переплетение лоз дикого винограда, доходившее до окна ее новой спаленки. Эти лозы толщиной в ее руку были скрыты от постороннего глаза густыми кронами близстоящих дубов. По этой необычной лестнице она могла бы уходить и возвращаться в дом незамеченной никем.

Открыв окно, она перекинула свою стройную ножку через подоконник и, нащупав носком башмака изгиб лозы, предусмотрительно проверила плеть на прочность. Та выдержала ее вес. Осторожно перекинув и вторую ногу, Ноэль начала медленно спускаться.

Лозы выдержали, и она вскоре очутилась на земле, где немного вымазала грязью лицо и руки, а затем вышла из сада и двинулась в сторону окраинных улочек, окаймлявших процветающие окрестности Нортридж Сквер.

Пройдя менее двух километров, Ноэль очутилась в совершенно другом мире, в Сохо, перед входом в зловонный переулок.

Переулок был такой узкий, а дома стояли так близко друг к другу, что только в самые ясные дни слабые лучи солнца могли проникнуть в эту темную, заросшую плесенью щель.

Как только она вошла в эту пещеру, на нее нахлынули запахи прошлого: запахи гниения, безнадежности и человеческих выделений. Был здесь и еще один запах, от которого желчь поднималась к горлу, запах, знакомый всем беднякам. Это был запах омытого мертвого тела, трупа, ожидающего, пока будут собраны или украдены медяки на его погребение. В выгребных ямах Сохо, Уайтчепеля, Севен Дайлса и Друри Лейна мертвым зачастую можно было позавидовать, ведь они сбежали из нескончаемого ада земного существования.

Ноэль прикрыла нос шалью и зашагала в конец переулка. Уставившись на то, что некогда было дверью, а теперь представляло собой лишь зияющую дыру, прикрытую неровно сколоченными досками и прибитой к ним грубой дерюгой, она пыталась разглядеть общую конуру, в которой прожила столько лет после смерти Дейзи.

Вдоль сырых стен виднелись охапки гнилой соломы, прикрытые тряпьем. В двух углах комнаты лежали рваные матрацы для тех постояльцев, кто мог платить по два пенса надбавки к недельной ренте. Комната была пустой, если не считать бесформенной кучи лохмотьев, притулившейся у едва теплившегося в очаге огня.

Ноэль осторожно отодвинула мешковину и вошла в комнату.

— Барди?

— Кто тут еще? — угрожающе заворчал он.

Отвращение обволокло ее, словно саван, когда она подошла поближе к слабо мерцавшему огню.

— Это я, Барди.

— Высочество, — старик хихикнул. — Черт возьми! Я знал, что ты вернешься. Эти тут каркали, будто тебя поймали, но я им сразу сказал: ты слишком шустрая для ловил. Где ты была то?

Она небрежно пожала плечами.

— Во многих местах, Барди. Мне повезло.

— Я счастлив за тебя, девочка. Но эти обормоты скучали по тебе, еще как. Как ты ушла, некому стало за ними приглядывать.

— У них есть ты, Барди.

— Благослови тебя господи, но что может такой старик, как я, да еще и слепой в придачу?

— Ты справляешься. Прости, что я так долго не могла ничего принести.

Она сунула ему в руку монеты

— Присмотри, чтоб они купили, что нужно. Я принесу еще, как смогу.

Он осмотрел монеты, прежде чем они исчезли в складках его рваного плаща.

— У тебя доброе сердце, Высочество. Всегда было.

— Мне нужно идти, Барди. Я скоро вернусь. Купи себе что-нибудь, хорошо? Пурпурный шарф, чтоб тебе было тепло.

Торопливо выходя из комнаты в переулок, Ноэль слышала позади кудахтанье Барди. Она старалась уверить себя, что просто спешит вернуться, пока ее отсутствие не обнаружили, но в глубине души знала, что старалась избежать встречи с детьми. Она должна была уйти, пока они не вернулись. Ведь прошло уже почти два года. Многих из тех, кого она помнила, уже, должно быть, нет: одних забрала смерть, других — закон. А если кто и остался, то сам факт, что они выжили, был залогом того, что изменились они до неузнаваемости. Но еще хуже было бы увидеть новые лица, каждое из которых напомнило бы о тысячах брошенных детей.

В спешке пробираясь по улицам Сохо, Ноэль вдруг с удивлением заметила, что плачет и быстро смахнула слезы тыльной стороной ладони.

Замедляя шаги, она пыталась решить, что делать дальше. Можно было отбросить все предосторожности и принести с собой в следующий раз все остальные монеты. Их было достаточно для Барди, чтобы запастись едой, купить одежду для детей и оплатить их ночлег. Но она отбросила эту идею: для него было бы слишком опасно держать при себе так много денег сразу. Нет, ей придется приносить по нескольку монет за раз и делать это чаще, даже если придется выбираться по ночам.

Она обязана также урезать свои расходы. Сэкономленного сейчас могло хватить только на несколько месяцев, если обеспечивать детям все самое необходимое. Хотя Саймон настаивал, чтобы она хорошо одевалась, он не заметит, если она приобретет пять пар перчаток вместо семи или переделает шляпку, а не купит новую.

Ноэль пробралась в сад Нортбридж Сквер преисполненная новой решимости, отказываясь признать то, что в глубине души сознавала: ее миссия в конечном счете бесполезна — монет слишком мало, а детей слишком много.

На следующей неделе ремонт купленного Констанс маленького элегантного кукольного домика, близ Сент-Джеймс Сквер был закончен, и она перебралась туда.

И хотя они продолжали видеться ежедневно, Ноэль было жаль, что она уже не живет под одной крышей с женщиной, к советам которой постоянно прибегала и на дружбу которой всегда могла рассчитывать. Она утешала себя тем, что теперь ей легче стало ускользать из дому, ей удалось сделать еще две успешные вылазки в Сохо. Возможность оказывать детям помощь, хотя бы незначительную, поднимала ей настроение. И когда Саймон объявил, что собирается устроить бал в ее честь, Ноэль принялась за приготовления с легким сердцем.