— Не подходи слишком близко, Чип.
— А что ты делаешь?
Гейб обернулся.
— Обдираю с крыльца старые доски. Хочу построить вместо крыльца веранду.
В эту субботу Гейбу было поручено присматривать за Чипом. В первый раз Рэчел оставила его с ребенком, но Гейб знал: она бы ни за что этого не сделала, если бы ей не нужно было ехать в город по какому-то таинственному делу. Ему казалось, что это был лишь предлог для того, чтобы хотя бы на время избавиться от его общества. С того самого момента, когда объявила о своем отъезде, Рэчел делала все возможное, чтобы держаться от него на определенной дистанции.
Он вогнал лапчатый ломик под одну из старых, подгнивших досок и налег на него. Поведение Рэчел приводило его в бешенство. Она бросала его только потому, что не могла добиться, чтобы все было так, как ей хотелось, Рэчел даже не его бросала. Она пыталась разлучить их, себя и его! Гейб всегда считал, что у Рэчел очень сильный характер, но, как видно, у нее не хватало духу для того, чтобы попытаться успокоиться и решить существующие проблемы. Вместо этого она решила бежать.
— А что такое веранда?
Гейб бросил на мальчика раздраженный взгляд. Как только он взялся за успокаивающую его физическую работу и начал сдирать старую обшивку с заднего крыльца, Чип, до этого с увлечением копавший в саду яму, подошел к нему и начал приставать с вопросами.
— Это что-то вроде того места, где мы ели, когда в прошлую субботу ходили в гости к Рози и ее родителям. А теперь отойди подальше, чтобы я тебя случайно чем-нибудь не зацепил.
— А зачем ты ее делаешь?
— Мне просто хочется, вот и все.
Гейб не стал говорить Эдварду, что взялся за строительство веранды только потому, что в кинотеатре почти все уже было сделано, а ему просто необходимо чем-нибудь заняться, чтобы не сойти с ума.
Как только вчера вечером он вошел в будочку билетной кассы, ему стало не по себе. Всего вторую неделю он занимался бизнесом в качестве владельца придорожного кинотеатра, но это занятие уже успело опротиветь ему до чертиков. Он мог бы убить какое-то время в обществе Этана, но его младший брат еще вчера уехал на церковную конференцию в Ноксвилль. Кэл был весь в семейных делах, так что Гейб счел за благо погрузиться в сооружение веранды, убеждая себя в том, что летом его родителям и братьям будет приятно собираться здесь для совместных обедов.
Официально коттедж принадлежал его матери, но поскольку она вместе с отцом все еще была в Южной Америке, где занималась миссионерской деятельностью, у него не было возможности обсудить с ней свой план. Тем не менее Гейб был уверен, что он не вызвал бы у матери никаких возражений. Его действия никогда у родных не вызывали возражений. Рэчел была единственным человеком на свете, который его критиковал.
И вот после этого уик-энда она должна уехать. Он не знал точно, когда именно, просто не спрашивал. Гейб не мог понять, чего она от него хочет. Казалось бы, он сделал все для того, чтобы ей помочь. Он даже предложил ей стать его женой! Неужели она не понимала, как трудно ему было произнести эти слова?
— А можно, я буду тебе помогать?
Мальчик, видно, продолжал думать, что, если он будет делать вид, будто они с Гейбом — лучшие друзья, его мать изменит свои планы. Однако ничто не могло заставить Рэчел сделать это. Она была слишком упряма, и для нее все было слишком просто. Ей казалось, что он, Гейб, мог без особого труда взять и снова стать ветеринаром только потому, что ей это казалось самым разумным. Но это было невозможно. Профессия ветеринара осталась в прошлом, и возврата к этому прошлому не было.
— Думаю, ты сможешь мне помочь, но только чуть позже, — сказал Гейб и взмахнул ломиком, подцепляя очередную доску. Доска неожиданно раскололась, в воздух полетели обломки. Чип отпрыгнул в сторону, но недостаточно ловко, и один из обломков едва его не задел.
Гейб отбросил в сторону ломик.
— Я же просил тебя не подходить близко!
Мальчик сделал привычный жест — он опять искал кролика.
— Ты пугаешь Твити, — сказал он.
Своим раздраженным тоном Гейб напугал вовсе не Твити, а самого Эдварда, и оба это знали. Гейбу стало неудобно.
— Вон там есть две деревяшки, — снова заговорил он, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче и спокойнее. — Попробуй-ка из них что-нибудь соорудить, ладно?
— У меня нет молотка.
— А ты попробуй понарошку, как будто он у тебя есть.
— Но у тебя ведь есть настоящий молоток. И вообще ты работаешь не понарошку.
— Само собой, но… Ладно, загляни в ящик с инструментами. Там должен быть еще один молоток, — сказал Гейб и снова принялся орудовать ломиком.
— У меня нет гвоздей.
Гейб с силой всадил изогнутый конец ломика в щель между досками и нажал на него. Раздался отчаянный скрип.
— Ты еще мал для того, чтобы возиться с гвоздями. Просто сделай вид, что они у тебя есть.
— Ты же не делаешь вид.
— Я все-таки взрослый, — сказал Гейб, с трудом сдерживаясь.
— Ты не делаешь вид, что любишь меня, — сказал мальчик и, присев, стукнул молотком по обрезку доски, который Гейб незадолго до этого использовал в качестве рычага. — Мама говорит, что мы все-таки поедем во Флориду.
— С этим я ничего не могу поделать, — бросил Гейб, сознательно игнорируя первую фразу мальчика.
Чип принялся раз за разом бесцельно постукивать молотком по доске.
— Нет, можешь, — сказал он. — Ты же взрослый.
— Ну да, взрослый, но это еще не означает, что я всегда могу добиться того, чего мне хочется. — Громкое постукивание начинало действовать Гейбу на нервы. — Забери эту доску в сад и там стучи.
— Я хочу побыть здесь.
— Ты слишком близко ко мне подходишь. Это опасно.
— Нет, не опасно.
— Делай, что я тебе сказал. — В душе у Гейба поднималась волна гнева. Это был гнев против всего того, с чем он не в силах был ничего поделать. Он не мог вернуть погибших жену и сына. Он не мог добиться того, чтобы Рэчел осталась. Он не знал, что делать с ненавистным кинотеатром. И он ничего не мог поделать с этим маленьким, стеснительным мальчиком, который, словно бетонное ограждение на дороге, перекрыл ему путь к счастью.
— Черт возьми, прекрати стучать! — не выдержал он.
— Ты сказал «черт возьми»!
Мальчик снова взмахнул молотком. Удар пришелся по самому краю обрезка доски. Обрезок взлетел в воздух. Гейб видел его приближение, но не успел увернуться, и деревяшка ударила его по колену, — Черт побери!
Бросившись вперед, Гейб схватил Чипа за руку и рывком поднял на ноги.
— Я же сказал тебе, чтобы ты перестал стучать!
К его удивлению, мальчик, вместо того чтобы сжаться от испуга, взглянул на него с вызовом.
— Ты хочешь, чтобы мы уехали во Флориду! Ты не стал делать вид, что мы с тобой друзья! Ты только обещал, но ничего не сделал! Ты придурок!
Гейб занес руку и с размаху шлепнул Чипа по попке.
Несколько секунд оба неподвижно стояли, молча осознавая происшедшее. По боли, обжегшей ладонь, Гейб понял, что удар был очень сильным. Он посмотрел на свою руку так, словно это был какой-то посторонний предмет.
— Господи… — пробормотал он и отпустил руку мальчика, чувствуя, что дыхание пресеклось у него в груди.
Ты такой добрый, Гейб. Ты самой добрый мужчина из всех, кого я знаю.
Лицо Чипа исказила гримаса боли, грудь мальчика содрогнулась от сдерживаемых рыданий. Он попятился.
— О Боже… Чип… — Гейб встал на одно колено. — Прости меня. Я очень виноват перед тобой.
Мальчик потер локоть, словно удар пришелся по нему.
Склонив голову набок, он закусил дрожащую нижнюю губу.
Эдвард не смотрел на Гейба. Он изо всех сил старался не расплакаться.
Именно в этот момент Гейб увидел Эдварда как Эдварда, а не как отражение Джейми. Перед ним стоял храбрый малыш с взъерошенными каштановыми волосами, острыми локотками и дрожащими от боли и обиды губами. Маленький мальчик, который любил читать книжки и строить что-нибудь из песка и палочек. Ребенок, которому не нужны были ни дорогие игрушки, ни последние видеоигры и которому для того, чтобы быть счастливым, достаточно было наблюдать, как выздоравливает и крепнет маленький птенчик, собирать в лесу сосновые шишки, жить вместе с матерью в домике на горе Страданий и хотя бы иногда кататься на плечах взрослого мужчины, чтобы на какой-то краткий миг ощутить, что у него есть отец.
Гейб не мог понять, как это могло случиться, что он до сих пор видел в Чипе не его самого, а некое подобие Джейми. Джейми был Джейми, он был единственным и неповторимым. И точно таким же единственным и неповторимым был маленький мальчик, которого он, Гейб, только что ударил.
— Чип…
Мальчик попятился еще дальше.
— Чип, я просто не сдержался. Я был очень зол на себя и сорвал зло на тебе. Это не правильно, так нельзя делать, и я очень прошу тебя простить меня.
— Ладно, — пробормотал Чип, хотя было ясно, что он говорит это только ради того, чтобы ему дали возможность уйти.
Опустив голову, Гейб уставился в землю, но все расплылось у него перед глазами.
— Я за всю свою жизнь, с детских лет никогда никого ни разу не ударил, — сказал он.
Впрочем, когда-то они с Кэлом поколачивали Этана, но не за какие-то конкретные провинности, а просто потому, что чувствовали, что Этан не так тверд характером, как они, и потому боялись за него и хотели исправить этот его недостаток. Никому из братьев Боннеров и в голову не могло прийти, что самым слабым из них в итоге окажется Гейб.
— Я обещаю… — с трудом подбирая слова и запинаясь, проговорил Гейб, — обещаю, что никогда в жизни больше тебя не ударю.
— Мы с мамой уезжаем во Флориду, — сказал Чип, продолжая пятиться. — Тебе не нужно больше притворяться.
Повернувшись, мальчик побежал к дому, оставив Гейба в одиночестве. За всю свою жизнь Гейб Боннер еще никогда не чувствовал себя таким одиноким, как в этот момент.
Заперев двери дома Кристи, Рэчел положила в сумочку запасные ключи. Туда же она сунула автобусные билеты, которые Кристи еще вчера оставила для нее на столе в кухне, прежде чем уехать с Этаном на конференцию священнослужителей.
По дороге на гору Страданий Рэчел обратила внимание, что успела запомнить каждый поворот дороги, и почти каждое дерево, и покрытую дикими цветами поляну. Была суббота, а она наметила свой отъезд из Солвейшн на понедельник. Оставаться на более долгий срок было бы для нее слишком мучительно.
Рэчел прекрасно понимала: если она хочет как-то жить дальше, ей нужно научиться почаще думать о хорошем, а не о плохом. В конце концов, убеждала она себя, за время ее пребывания в Солвейшн произошло немало хорошего. Эдвард окончательно выздоровел и окреп. Она подружилась с Кристи Браун. Наконец, она познакомилась с человеком, о котором всю оставшуюся жизнь будет вспоминать с теплотой.
Подъехав к дому, Рэчел увидела Гейба, поджидающего ее на крыльце. Она поставила «форд» в гараж и пошла к нему. Душа ее была полна горечи. Ей было так жаль, что все так вышло.
Гейб сидел на верхней ступеньке ведущей на крыльцо лестницы, опершись локтями на широко расставленные колени и свесив вниз тяжелые кисти рук. Вид у него был тоже несчастный, вполне под стать ее настроению.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал он.
— О чем?
— О Чипе. — Гейб поднял глаза на Рэчел. — Я его ударил.
Сердце Рэчел встрепенулось и забилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет через горло. Она вихрем взлетела вверх по ступенькам, но прежде, чем она добежала до двери, Гейб поймал ее за руку.
— С ним все нормально. Я просто… просто шлепнул его по попе, да и то не так уж сильно.
— По-твоему, это нормально?
— Конечно, нет. Он не сделал ничего такого, за что его следовало бы шлепнуть. Я никогда… никогда не бил детей. Это… — Гейб шагнул назад и запустил руку в собственные волосы. — Боже мой, Рэчел, я просто потерял контроль над собой. Я извинился перед ним. Я объяснил ему, что он ничего плохого не сделал. Но он этого не понимает. Да и как ему это понять?
Рэчел молча смотрела на него. Ей было ясно: она сделала очень серьезную ошибку. Несмотря на тревожные признаки, на которые она сама не раз обращала внимание, ей все же каким-то образом удалось убедить себя, что Гейб не сделает Эдварду ничего плохого. Но она ошиблась. Ей нельзя было оставлять сына наедине с Гейбом Боннером.
Отвернувшись, Рэчел вошла в дом.
— Эдвард! — крикнула она с порога.
Мальчик вышел к ней из коридора, маленький и испуганный. Сделав над собой усилие, Рэчел изобразила на лице улыбку.
— Пакуй вещи, партнер. Оставшиеся несколько дней мы поживем в доме Кристи. Я даже нашла няню, которая побудет с тобой, чтобы сегодня вечером тебе не надо было ехать в кинотеатр.
Рэчел услышала, как за спиной у нее хлопнула входная дверь, и по настороженному выражению, появившемуся в глазах Эдварда, поняла, что вошел Гейб.
— Мы прямо сейчас поедем во Флориду? — спросил Эдвард.
— Нет, не сейчас. Не сегодня. Но скоро.
— Чип, я рассказал твоей маме о том, что случилось, — заговорил, выступив вперед, Гейб. — Она очень рассердилась на меня.
Неужели он не понимает, что никакими словами ему не загладить своей вины, подумала Рэчел. Дрожащей рукой она погладила Эдварда по щеке.
— Никто в мире не имеет права тебя бить, — сказала она.
— Твоя мама права.
Эдвард взглянул снизу вверх на мать.
— Гейб рассердился из-за того, что я стучал молотком по доске, а этого делать было нельзя. А потом я назвал его очень плохим словом. — Эдвард понизил голос до громкого шепота. — Я назвал его придурком.
В других обстоятельствах все это выглядело бы смешно, но только не сейчас.
— Так или иначе, Гейб не должен был тебя бить. Хотя ты тоже поступил очень нехорошо и должен извиниться.
Эдвард прижался к боку матери, набираясь храбрости, и, возмущенно глянув на Гейба, сказал:
— Извини, что я назвал тебя придурком.
Гейб встал на одно колено и посмотрел мальчику прямо в глаза, чего никогда раньше не делал. Он решился на это только сейчас, когда было уже слишком поздно.
— Я прощаю тебя, Чип, — сказал он. — Надеюсь, когда-нибудь и ты сможешь простить меня.
— Я же сказал, что простил тебя.
— Я слышал. Но ты только так сказал, а на самом деле продолжаешь на меня сердиться. И я тебя прекрасно понимаю.
Эдвард снова посмотрел на мать.
— А если я в самом деле его простил, нам все равно нужно ехать во Флориду?
— Да. Нам все равно нужно ехать, — с трудом выговорила Рэчел. — А теперь беги в комнату и собирай вещи. Пакуй все в корзину из прачечной.
Мальчик не стал больше спорить, и Рэчел поняла, что ему хочется как можно скорее уйти. Как только он исчез, Гейб повернулся к Рэчел.
— Рэч, со мной сегодня что-то случилось. Когда я… Понимаешь, Чип не заплакал, но у него губы задрожали. Он прямо как будто сломался — не физически, а морально.
— Если ты пытаешься как-то наладить с ним отношения, то идешь по не правильному пути. — Не желая, чтобы Гейб увидел, как и она тоже сломается, Рэчел направилась в кухню, однако он последовал за ней.
— Ты послушай, — снова заговорил он. — Не знаю уж, как так получилось — может быть, я был просто в шоке от того, что сделал… Но в первый раз я почувствовал, что вижу перед собой именно его. Понимаешь? Его, а не Джейми.
— Гейб, пожалуйста, оставь меня в покое.
— Рэч…
— Пожалуйста. Встретимся в кинотеатре в шесть часов.
Ничего не говоря, Гейб пошел прочь.
Рэчел собрала все их с Эдвардом нехитрое имущество и погрузила его в «форд». Затем, сев за руль машины, она погнала ее прочь от коттеджа Энни, глотая слезы. Этот маленький домик был для нее символом всего того, о чем она мечтала, а теперь он остался позади, в прошлом, Устроившийся на заднем сиденье Эдвард чисто рефлекторным жестом ощупал сиденье в поисках своего верного Хорса и, не найдя его, принялся сосать большой палец.
Добравшись до дома Кристи, Рэчел позвонила Лизе Скаддер. Та сообщила ей имя студентки, которой можно было доверить Эдварда, потом приготовила сыну ранний обед из захваченных из коттеджа продуктов. Сама она была в таком плохом настроении, что есть ей совсем не хотелось. К тому моменту, когда Рэчел переоделась в чистое платье, прибыла няня, а когда она окончательно собралась уходить, Эдвард и девушка уже успели уютно устроиться перед телевизором.
Рэчел готова была отдать все, что угодно, лишь бы не ехать в кинотеатр, не видеть Гейба, который не оправдал ее надежд. Тем не менее он оказался первым человеком который попался ей на глаза, когда она подъехала к «Гордости Каролины». Гейб неподвижно стоял посреди автомобильной парковки, сжав в кулаки повисшие вдоль тела руки. Что-то в его позе показалось Рэчел странным, и она сразу насторожилась. Посмотрев туда, куда был устремлен его взгляд, она затаила дыхание.
Вся середина экрана была обезображена потеками черной краски, отчего он приобрел сходство с гигантской абстрактной картиной. Выпрыгнув из машины, Рэчел подбежала к Гейбу.
— Что случилось?
— Вчера вечером после закрытия кто-то забрался сюда и все испакостил, — ответил Гейб бесцветным голосом. — И здесь, и в закусочной, и в туалетах… — Он взглянул на Рэчел пустыми глазами. — У меня есть дела, мне надо уехать. Я позвонил Оделлу, он уже катит сюда. Скажи ему, что, когда я приехал, здесь все было так, как сейчас.
— Но…
Не обратив внимания на возглас Рэчел, Гейб, не оглядываясь, зашагал к своему пикапу. Через каких-нибудь несколько секунд машина, сорвавшись с места, стрелой вылетела со стоянки, оставив за собой пыльный хвост.
Рэчел кинулась в закусочную. Замок был взломан, дверь полуоткрыта. Заглянув внутрь, Рэчел увидела на полу, залитом сиропом, растительным маслом и растаявшим мороженым, обломки кухонной техники. Зайдя в туалет, она обнаружила, что злоумышленники сорвали раковину, забили туалетной бумагой унитазы. Пол был усеян осколками разбитой потолочной плитки.
Рэчел собралась было осмотреть проекционную, но в этот момент к кинотеатру подъехал Оделл Хэтчер. Вместе с ним из машины вылез еще один полицейский, в котором Рэчел без труда узнала Джейка Армстронга, того самого полисмена, который пытался посадить ее в тюрьму за бродяжничество.
— А где Гейб? — спросил Оделл.
— Он так расстроился, что уехал. Я уверена, он скоро вернется, — сказала Рэчел, на самом деле вовсе не ощущая такой уверенности. — Он просил меня вам сказать, что, когда он приехал, здесь все было так, как сейчас.
— Ему следовало нас подождать, — нахмурился Оделл. — Побудьте пока здесь. Никуда не уезжайте, пока я не скажу, слышите?
— Вообще-то у меня были другие планы. Позвольте мне позвонить Кайле Миггз и предупредить ее, чтобы она не приезжала, — попросила Рэчел. Что касается Тома Беннетта, то он жил гораздо дальше, чем Кайла, поэтому звонить ему было бесполезно, он наверняка уже выехал из дома.
Оделл позволил Рэчел позвонить, а затем вместе с ней принялся осматривать помещение, чтобы оценить ущерб и определить, не пропало ли еще что-нибудь.
Исчезли сто долларов мелочью, которые Гейб оставил в кассе, а также приемник, который он любил слушать во время работы. Рэчел не могла определить, унесли ли грабители с собой что-нибудь еще. Глядя на устроенный неизвестными кавардак, она вспомнила Гейба, совершенно неподвижно стоявшего на площадке перед кинотеатром. «Что же будет дальше? — спросила себя она. — Неужели Гейб снова уйдет в себя и станет таким, каким был до моего приезда в Солвейшн?»
Приехал Том. После того как ему рассказали о случившемся, он вместе с Рэчел и Оделлом зашел в проекционную. Звуковое оборудование было сброшено на пол, но сам проектор был слишком тяжел, и поэтому неизвестный или неизвестные вывели его из строя, ударив несколько раз чем-то тяжелым — возможно, тем самым складным металлическим стулом, который лежал на полу рядом.
Действия вандалов были настолько бессмысленными, что у Рэчел при виде всего этого поползли по спине мурашки.
— Мне надо заблокировать въезд на стоянку, а то скоро начнут собираться посетители, — сказала Рэчел, обращаясь к Оделлу. — Том точнее определит, пропало здесь что-нибудь или нет.
К ее радости, Хэтчер не стал возражать. Однако не успела она, выйдя из проекционной, спуститься по лестнице на первый этаж, как на стоянку с ревом ворвался белый «рэйнджровер». У Рэчел упало сердце: меньше всего ей сейчас хотелось встретиться со старшим братом Гейба.
Выпрыгнув из машины, Кэл зашагал к ней.
— Что здесь происходит? Где Гейб? Тим Мерсер услышал по рации, что тут что-то случилось.
— Гейба здесь нет. Он куда-то уехал, не знаю куда.
— В чем дело, черт побери?
— Вчера вечером после того, как мы закрылись и уехали, кто-то забрался в кинотеатр и учинил здесь настоящий погром.
Кэл вполголоса выругался.
— Кто бы это мог сделать? Есть какие-нибудь догадки? — спросил он.
Рэчел отрицательно покачала головой. Тут Кэл увидел Оделла и бросился вверх по лестнице, а Рэчел направилась к билетной кассе. Дойдя до нее, она первым делом перегородила цепью въезд, а затем выставила еще и деревянные козлы, которые в свое время сама покрасила в тот же самый пурпурный цвет, что и будочку кассы.
Покончив с этим, она вошла в помещение кассы и стала смотреть на шоссе. Неужели, думала она, с момента ее появления в Солвейшн прошло всего шесть недель? В мозгу у нее замелькали воспоминания обо всем, что произошло за этот короткий срок.
Вдруг чья-то фигура загородила дверь, и в будочке разом стало темнее.
— Оделл хочет с вами поговорить.
Резко обернувшись, Рэчел увидела Джейка Армстронга.
Вид у него был еще более угрожающим, чем в тот день, когда он пытался арестовать ее. У Рэчел появилось дурное предчувствие, но она убедила себя, что больше ничего плохого произойти не может.
— Хорошо, идемте, — сказала она.
Джейк стоял так близко от двери, что ей пришлось повернуться боком, чтобы пройти в дверной проем и не коснуться его. Не успела Рэчел, выйдя из помещения кассы, сделать и трех шагов, как вдруг с удивлением увидела, что начальник полиции, Кэл и Том стоят вокруг ее «форда-эскорта», причем багажник машины почему-то открыт.
Первым делом Рэчел подумала, что они не имеют права рыться в ее автомобиле, но тут же вспомнила, что машина принадлежит жене Кэла. Тем не менее бесцеремонность мужчин ей не понравилась, и она прибавила шагу, чувствуя, как беспокойство ее все усиливается.
— Что, какие-то проблемы? — спросила она, подойдя к «форду».
Кэл повернулся к ней. Лицо его было злобной маской.
— Да, — процедил он, — Проблема есть, и очень большая, леди. Похоже, вы решили свести кое с кем счеты, прежде чем смотаться отсюда.
— Свести счеты? О чем вы?
Оделл обошел вокруг капота «форда». В руке он держал смятый бумажный мешок: в такие в закусочной кинотеатра упаковывали заказы. Он был испачкан чем-то похожим на растаявшее шоколадное мороженое.
— Мы нашли сто долларов, похищенные из кассы, — сказал начальник полиции. — Они были спрятаны под передним сиденьем вашей машины. — Хэтчер кивнул головой в сторону сложенных на заднем сиденье коробок, наполненных жалкими пожитками. — А под одной из этих коробок мы обнаружили портативный телевизор Тома и радиоприемник, про который вы сказали, что он пропал.
Сердце Рэчел болезненно сжалось.
— Но… Я не понимаю.
— Этот телевизор мне подарила жена на день рождения, — сказал Том, у которого был сконфуженный и в то же время потрясенный вид. — Помните, я вам как-то об этом говорил? Она мне его купила, чтобы я во время работы мог смотреть бейсбол.
Тут только до Рэчел дошло, что трое мужчин обвиняют в происшедшем не кого-нибудь, а ее. По всему ее телу от волнения и страха пробежал холодок.
— Подождите минутку. Я здесь ни при чем! Как вы могли подумать…
— Оставьте ваши объяснения для судьи, — отрезал Кэл и, повернувшись к Оделлу, сказал:
— Поскольку Гейба нет, я сам выдвигаю против нее обвинение.
Бросившись вперед, Рэчел схватила его за руку:
— Кэл, не делайте этого. Я ничего не воровала.
— Тогда каким образом украденные вещи оказались в машине?
— Я не знаю. Но я полюбила этот кинотеатр и никогда не смогла бы все здесь так изуродовать.
Слова Рэчел, однако, не произвели на мужчин никакого впечатления. Словно во сне, она выслушала Оделла, который зачитал ей ее права. Когда он закончил, Кэл, глядя на нее суровым, осуждающим взглядом, с горечью сказал:
— Джейн вы с самого начала почему-то понравились. И даже Этана вам едва не удалось очаровать. Он уже вот-вот готов был поверить, что вы в самом деле любите Гейба. Но вас всегда интересовал только его банковский счет.
— Идиот, я могла бы получить доступ к его банковскому счету, если бы хотела этого! Он сделал мне предложение.
— Вранье, — процедил Кэл. — Значит, вот зачем вам это было нужно? Вы с самого начала поставили себе цель женить Гейба на себе. Вам было известно, Что он сейчас очень уязвим, и вы…
— Он вовсе не так уязвим, как вы думаете! — крикнула Рэчел. — Черт бы тебя побрал, Кэл Боннер, ты…
Не договорив, она задохнулась от боли — Джейк Армстронг, подойдя сзади, резким движением завернул ей руки за спину. Прежде чем она успела что-либо сообразить, он защелкнул у нее на запястьях наручники, как это принято делать при задержании опасных преступников.
Кэл нахмурился. На какой-то момент Рэчел показалось, что он собирается что-то возразить против такого обращения, но тут Оделл ободряющим жестом хлопнул его по спине.
— Ты молодчина, Кэл, — сказал он. — Мне бы и в голову не пришло пошарить в ее машине.
Рэчел отчаянно заморгала, сдерживая подступающие слезы, и, глядя на Кэла, сказала:
— Я никогда тебе этого не прощу.
На его лице промелькнуло выражение неуверенности, но тут же пропало. Лицо Кэла Боннера снова стало жестким и неприязненным.
— Поделом вам, — бросил он. — Я хотел все сделать по-хорошему, выписал вам чек, но, похоже, вас жадность одолела. Между прочим, первое, что я сделаю в понедельник утром, — это объявлю чек недействительным.
Джейк Армстронг положил руку на голову Рэчел и толкнул ее в открытую дверцу патрульной машины, сделав это куда жестче и грубее, чем этого требовала ситуация. Не удержав равновесие из-за скованных за спиной рук, Рэчел от толчка споткнулась и едва не упала.
— Осторожнее, — сказал Кэл, успевший поддержать ее, и стал подсаживать Рэчел на заднее сиденье.
Почувствовав прикосновение его рук, Рэчел резко отпрянула.
— Мне не нужна твоя помощь! — крикнула она.
Оставив без внимания ее последнее восклицание, Кэл повернулся к Джейку:
— Обращайтесь с ней поаккуратнее. Я хочу, чтобы ее заперли в камере, но чтобы никаких фокусов. Ты меня понял?
— Я сам за ней присмотрю, — сказал Оделл.
Кэл отвернулся и зашагал прочь.
Эдвард! Что будет с ним? Рэчел вдруг вспомнила, что Кристи в отъезде, а няне, которую она наняла, не исполнилось и шестнадцати лет.
— Кэл! — крикнула она, в очередной раз наступая на горло собственной гордости ради сына.
Кэл Боннер обернулся, и Рэчел, с трудом переводя дыхание и изо всех сил стараясь казаться спокойной, сказала:
— Эдвард сейчас в доме у Кристи. С ним няня, но она еще слишком молода, чтобы заботиться о нем в течение долгого времени, а Кристи уехала. — В глазах у Рэчел заблестели слезы. — Пожалуйста… Он очень испугается.
Кэл несколько секунд молча смотрел на нее, затем коротко кивнул:
— Мы с Джейн о нем позаботимся.
Джейк захлопнул дверцу и уселся на переднее сиденье рядом с Оделлом, который устроился за рулем. Патрульная машина тронулась, и Рэчел стала постепенно привыкать к мысли, что ее везут в тюрьму.