– Знаешь, если это сделал не Ник, ну… со Стрелой, то выходит, у тебя тайный защитник появился? – застёгивая перед зеркалом свое слоновьего размера пальто, Женя с загадочным видом выгибает бровь и бросает взгляд на меня, словно я её личный справочник по всем затруднительным вопросам.

– Чушь, – коротко и лаконично. Сверху донизу разглядываю огромную тряпку, в которую заворачивается Женя и делаю вывод, что вероятнее всего пальто с принтом настенного ковра в маминой новой спальной, было куплено на какой-нибудь захудалой барахолке (там же, где и ковёр). Потому что с мамой Жени я имела честь познакомиться сегодня утром в женском туалете, где она до блеску натирала полы, и вот размер её одежды определённо на «слоновий» не похож.

Насколько же бедно они с матерью живут?..

Возможно, в скором времени, я смогу проверить каково это на собственной шкуре.

– Ты сегодня ужасно выглядишь, – замечает Женя по дороге из школы. Она идёт в «Клевер», а я в халупу, из которой нас с мамой вероятно скоро выгонят.

– Ты третья, кто сегодня это говорит, – гляжу на асфальт под ногами и чувствую себя максимально заторможенной; кажется, что мир продолжает движение, а я за ним больше попросту не успеваю.

Ещё бы… как мне выглядеть?.. Спать нормально не могу, ем чёрт пойми что, да ещё вот нападения всяких отморозков регулярными стали… Тело похоже на сплошной синяк: ладони в очередной раз стёсаны, спину ломит, колени, живот, шея… всё в синяках. Ещё и на лице ссадина.

Просто красотка.

И самое прикольное, что мама этого не замечает.

– Крииис, это ты? – протягивает звонко, стоит мне переступить порог храма скрипучих полов и барабашек.

– Нет, – бурчу себе под нос, сбрасываю с ног ботинки и резко замираю, во все глаза глядя на пару обуви, которая ни мне, ни маме принадлежать не может. Потому что обувь мужская!

Сумку па пол, куртку туда же и беззвучно двигаюсь по коридорчику в направлении кухни, а сердце в груди колотится быстро-быстро, и я понять не могу: то ли от волнения, предчувствуя хорошие известия, то ли от тревоги.

Ни первый, ни второй вариант не подходит. Потому что я понимаю, кто притащился к нам в гости (какого-то чёрта!), ещё раньше, чем открываю дверь кухни, или слышу голос…

Запах. Тот самый аромат, от которого у меня всего пару дней назад кружилась голова. А теперь меня от него тошнит.

– Проваливай! – одновременно с посылом двери в стену, выпаливаю яростно и тут же встречаюсь взглядом с двумя преисполненными спокойствия зелёными глазами.

Сволочь. Выглядит так, будто в гости к добрым старым знакомым заглянул! Даже принарядился вон! Рубашку напялил! Верхние пуговицы расстегнул, рукава закатал! А чего не причесался? Забыл? Думаешь, так сексуальнее? О да, я подтвердила бы это ещё пару дней назад, но сейчас мне хочется схватить его за патлы и вытолкнуть вон из квартиры, так, как он сделал это вчера со мной! Жаль только зрителей маловато.

И этот взгляд… Чего смотришь? Так пристально, так… будто тебе не всё равно?

Только вот всё равно ему! Всё равно!

Не делай вид, что тебя мои синяки волнуют! Не надо ТАК их разглядывать, словно сильно удивляешься, что они мне не к лицу!

Ненавижу.

– Проваливай! – повторяю ещё требовательнее, и тут в дело, как всегда не вовремя, вмешивается моя дорогая воспитательница!

– Кристина! Как ты… как ты с гостями разговариваешь?! – вскакивает с табурета и смотрит на меня со всем возмущением. Замечаю, что глаза её распухшие, а цвет лица похож на цвет горохового супа, который сегодня в столовке давали. Опять всю ночь ревела.

– Митя за распиской пришёл, – мама слега понижает голос, пытаясь говорить вежливо и обольстительно, что в нынешнем её состоянии выглядит просто несуразно. Улыбается, глядя на будто вросшего в пол Выскочку, а затем на бумагу на столе кивает. – С той распиской какие-то проблемы возникли? Вот, я новую написала. О боже, Крис, что с тобой? Почему ты так ужасно выглядишь?

«Спасибо, мама. С твоей стороны это было очень мило.»

И самое печальное то, что она имеет в виду вовсе не мои синяки, а…

– Что с волосами? Ты когда в последний раз расчёсывалась?.. А с лицом что? Откуда такие синяки… под глазами?! У тебя закончился тональный крем?

– Заканчивай.

– А одежда! – ахает. – Крис, ты ходила в школу в этих джинсах?!

– Заканчивай, говорю! Он НЕ богат!!! Хватит меня ему «впихивать»!

Мама будто воздухом давится. К лицу мгновенно приливает кровь, и этот цвет ей идёт определённо больше, чем оттенок «горохового супа», глаза суетливо бегают с моего лица на лицо Мити, а изо рта выпархивают несколько неуверенных смешков:

– О Господи, Крис, о чём ты? – легкомысленно, будто дурочка последняя. – Не обращай внимания, Мить. Обычно она и выглядит, и ведёт себя куда лучше…

– Хватит! – делаю несколько шагов, подхватываю со стола расписку и рву не мелкие кусочки.

– Криииис! – визгливо реагирует мама. – Ох… ну, ладно… я могу ещё одну написать. Тебе ведь нужна работа! Тебе ведь нужна работа, Крис? – И многозначительно бровями играет, и я душу в себе желание спросить у неё о том же.

Смеряю маму самым хладнокровным взглядом из всех, что есть в моём арсенале. А учитывая то, как жутко я выгляжу, эффект только усилился! Мама тут же засуетилась, закружилась, вскоре сообщила, что у неё дела и она уже опаздывает, подхватила сумочку и трусцой засеменила к выходу, пожелав Мите удачи напоследок. А на мой вопрос: «Куда намылилась такая довольная?», ответила, что если немедленно не снимет стресс в маникюрном салоне, то мне придётся искать деньги на её похороны.

«Да лучше бы на похороны»! – от злости прокричала мысленно, хлопнув за ней дверью.

– Теперь твоя очередь, – вернувшись на кухню, указываю на выход. А этот… стоит, даже позы не сменив, и на меня всё пялится. Руки на груди сложил, задом подпёр древний кухонный шкаф, а выражение лица такое, что так и хочется схватить табурет и…

– Я извиниться пришёл, – впервые за последние минуты слышу его голос. И вот, вроде бы только что на языке вертелась парочка отменных ругательств, а теперь вдруг испарились все куда-то. Словно этот тип на меня какое-то влияние имеет. Словно по одному щелчку его пальцев я способна, как какой-нибудь прибор, переключаться с одного режима на другой.

И это ещё больше бесит.

Бесит то, что я испытываю настолько мощную обиду на человека, который, по сути, для меня не больше, чем пустое место, так – неудачный знакомый.

И он видит это. Чёрт, он видит перемены во мне. Видит, как способен на меня действовать и, зная его привычку поучать других, вероятнее всего, он сейчас думает, что моё перевоспитание наконец сдвинулось с мёртвой точки.

А вот хрен тебе!

– Извиниться? – включаю самую большую Язву, на какую только способна. – О, правда? А чего в «Клевер» не позвал? Тут ведь не увидит никто.

– Ты бы не пришла, – так тихо и так просто отвечает, что от тембра его голоса по коже невольно бегут мурашки.

«Держись, Крис. Этот поезд мимо проходящий.»

– Чаю сделаешь? Я торт принёс, – улыбается.

Улыбается!

Ну как… как можно быть таким?

Бросаю взгляд на уже разрезанный на куски торт на столе, и вновь на Митю:

– Сегодня опять в «Ангела» играешь? А где «Демон»? Устал? Вымотался? У тебя проблемы, в курсе? С киданием из крайности в крайность.

– Кристин, я…

– Не надо! – Не хочу слушать его лживые извинения. Потому что ему вновь стыдно лишь за то, что он обидел ребёнка. Ему плевать, что он задел мои чувства тем, что в очередной раз выставил на посмешище.

Хотя, да, я ведь ребёнок, какие там у меня могут быть чувства?..

Шумно выдыхаю, хватаю со стола торт и ни секунды не раздумывая отправляю его в мусорное ведро, хлопнув напоследок дверкой шкафчика.

– Это ведь было предсказуемо, правда? Так по-детски, – скрывая обиду за язвительной ухмылкой, взираю на него снизу вверх; стою так близко, что вновь дышу им одним, его аромат заполнил каждый миллиметр этой крохотной кухоньки. И, кажется, у меня опять кружится голова.

– Если честно, – расслабленно усмехается, – думал, ты бросишь торт на пол.

– О, я не настолько большая идиотка, чтобы после твоего ухода первым делом заниматься уборкой.

– Ты знаешь, что такое «уборка»?

Неудачная шутка.

Резко выдыхает, запуская пальцы в свои волосы и вновь на меня телячьими глазами смотрит:

– Прости, я не хотел тебя обидеть. Снова.

Молчу.

– Так что насчёт… чая?

Кипячу воду, намеренно гремя посудой, наливаю в кружку кипяток, ставлю перед Митей на стол и растягиваю губы в улыбке:

– Сгодится?.. У нас тут эконом-режим. Чаю в «Клевере» попьёшь, у вас там его много, а у меня – нет. Дверь там, – киваю в бок и направляюсь к себе в спальную. – Просто захлопни её за собой. Прощаться не надо!

Плюхаюсь животом на кровать, открываю учебник по истории и пытаюсь начать читать, что, разумеется, не выходит, пока Выскочка сидит на моей кухне.

– Твоя комната? – А, нет. Он стоит в дверях моей спальной.

Бросаю на него незаинтересованный взгляд и вновь возвращаюсь к увлекательнейшему чтению всемирной истории.

– Здесь… м-м… уютно, – звучит оценивающий голос.

– Не ври.

– Да правда. – Слышу шаги, а следом на страницу учебника приземляется мой… Айфоша?

Ни секунды не медля, хватаю его и тут же прячу в комод, угрожающе сообщая:

– Там лежит моё бельё. Откроешь ящик, и ты труп.

«Будущий труп» всего лишь смеётся в ответ, и я пытаюсь убедить себя, что мне не нравится его смех. Совершенно не нравится.

– Я не стану его забирать, – сообщает. – Но это не прощает тебе долг.

Пытается быть милым? Пфф…

– Крис? Посмотри на меня.

– Ты стал слишком часто обращаться ко мне по имени, – сверлю взглядом пол.

Чувствую, как от веса Мити рядом прогибается матрас, но бабочки в животе оживают совершенно по другому поводу – уверена, – скорее всего, им просто очень нравится всемирная история.

– Я погорячился, – низким полушёпотом, и будто пёрышко по сердцу защекотало. – И я, правда, сожалею, что… так поступил с тобой.

Набираюсь решимости поднять взгляд к его лицу, и тут же жалею об этом. Слишком близко. Так близко, что каждую чёрточку его лица разглядеть могу. Сосчитать каждую ресницу могу. Отчертить взглядом линию его полных губ и… и окончательно двинуться рассудком.

– Алина ко мне отправила? – спрашиваю сухо.

– Нет, – уголок губ в мягкой улыбке приподнимает, и моё сердце вновь несётся галопом.

Я должна злиться на него. Злиться!

Вдруг тыльную сторону ладони будто кипятком обжигает и, пугаясь этого странного ощущения, собираюсь отдёрнуть руку, как вижу, что это подушечки пальцев Мити осторожно касаются подсыхающей корочки на моих костяшках.

Чёрт возьми… это неправильно. Чувствовать всё это так неправильно.

Пока я пытаюсь вспомнить, что такое дышать, взглядом выше поднимается, замирает им на моей шее, и я вижу, как между бровей появляется глубокая морщинка, а в глазах вспыхивает нечто новое, нечто такое, чего не видела прежде… Очень похожее на вину.

– Только не надо меня жалеть, – хрипло, отведя взгляд в сторону. И почему я говорю о жалости, если по лицу его видно, что он чувствует совершенно другое?..

Берёт мою вторую ладонь в свою и теперь практически невесомо касается свежих ссадин, что выглядят воспалёнными и припухшими. А я в свою очередь замечаю кое-что другое… Ссадины на костяшках пальцев Мити выглядят ничуть не лучше моих!

– Это же не…

– Нет, – резко перебивает, всё ещё держа меня за руки и продолжая мягко, немного печально улыбаться. – Давай не будем об этом.

Как не будем?

У меня в голове сейчас настоящий БУМ! случился, а он говорит: «не будем»?

Но разве… Как… как такое возможно?..

– Это ты? – выдыхаю не своим голосом, и чувствую, каким мощным напором кровь прилила в голову, так что даже в ушах загудело. – Это был ты?! Но…

– Кристин, – вновь перебивает, оставляет мои руки в покое, поднимается на ноги и тяжело вздыхает, глядя на меня своим излюбленным взглядом, от которого меня скоро начнёт трясти!

– Это был ты?! Это ты Стрелу избил?! – Это кажется невозможным!

В попытке вскочить с кровати, путаюсь ногой в этом дурацком пододеяльнике с дыркой посередине, не справляюсь с равновесием и уже лечу навстречу с полом, как падение вдруг останавливается, а я оказываюсь в тёплых и надёжных руках…

…которые только вчера вытолкнули меня за порог «Клевера».

А потом избили того, кто напал на меня?..

Все слова пропадают, мыслей попросту в голове не остаётся, стоило только оказаться прижатой к груди Мити. Всё ещё держит меня, будто ноги у меня в любой момент отказать могут, и всё ещё смотрит на меня… но иначе. Смотрит так, будто его что-то грызёт изнутри, что-то покоя не даёт и тревожит до такой степени, что даже мне страшно становится.

Этих перемен я не понимаю.

Они слишком неправдоподобны.

– Тебя больше не обидят, – говорит он шёпотом, и я не знаю, то ли у меня внутри всё задрожало, то ли всё тело затрясло, что и вызвало у Мити улыбку.

Снова… из крайности в крайность. Какую игру ты ведёшь?

Он говорит что-то ещё, а у меня перед глазами немое кино, где крупным планом взяты его движущиеся губы, и больше ничего не имеет значения. Потому что я там, где мне тепло, спокойно и уютно, – в его объятиях.

– Кристин, в дверь звонят, – наконец доползает до моего сознания смешок Мити, которого явно повеселила моя заторможенность, и я отскакиваю от него как ошпаренная. Прочищаю горло и, чтобы сгладить неловкость момента, быстро шагаю к входной двери.

Если даже попытаюсь описать моё удивление, когда на пороге застаю курьера с большим букетом красных роз в руках, ничего не выйдет. Мне понадобилось несколько минут, чтобы убедить себя – не мираж, дверью не ошиблись, букет мне.

– Спасибо, – звучит сбоку голос Мити, и я наблюдаю, как по каким-то непонятным для меня причинам мой букет оказывается у него в руках.

– Э-э-э…

– «Ты очень милая, Крис. Рад знакомству. Ник.», – с выражением, будто что-то кислое на язык попало, зачитывает Митя текст с приложенной к букету открытки и следом смотрит на меня так, словно впервые в жизни видит: – Ты? Милая?.. Пф… Я знал, что мажор идиот, но, кажется, он на всю голову отшибленный. – Как-то уж больно цинично усмехается, вручает мне букет и набрасывает на плечи свою куртку.

– Подожди! – стою на пороге квартиры с охапкой роз в руках и уже кричу вслед его отдаляющейся спине. – Мажор? Ты его знаешь? Расскажи мне о нём! Да постой же ты!

– Приходи в «Клевер», расскажу! – звучит голос Мити с первого этажа. – Завтра у тебя первый рабочий день!

– Я вообще-то тебя не прощала!

– Ой, да ладно! – раздаётся смешок, и хлопает дверь подъезда.

***

Клянусь, не помню, когда у меня в последний раз было хорошее настроение. Была уверена, что подобное моральное состояние мною навеки-вечные утрачено, а оказалось… я всё ещё не потеряна для этого мира!

Сегодня даже солнце выиграло сражение с тучами и приятно защекотало нос, прокравшись сквозь щель в тяжёлых шторах. Сама не заметила, как улыбаюсь, наблюдая за танцующих в тёплом жёлтом лучике роем пылинок.

Сегодня я даже маму в щёку поцеловала и пожелала ей доброго утра, прежде чем уселась за стол и слопала не имеющий вкуса овощной салат, точно тот лучшее блюдо из всех, что доводилось пробовать в жизни! Мама за время моего завтрака не проронила ни слова; смотрела на меня круглыми глазами, с приоткрытым ртом, а под конец даже нервно усмехнулась моему бодрому настроению, отчего мне на душе ещё теплее стало, ведь я так долго не слышала её смех.

В ванной провела дольше обычного, тщательно маскируя синяки под глазами и замазывая тональным кремом пятна на шее. Заплела свободную косу на одно плечо, нанесла освежающий макияж и даже одежду подобрала не столь вульгарную, какой все в этом городе её называют, понятия не имея, сколько все эти брендовые шмотки стоят. Плотные колготки, кожаные сапожки на толстом каблуке, синяя юбка в складку, итальянская хлопковая рубашка свободного покроя, которую, если не видеть бирки с брендом, вполне можно оценить в тысячи полторы российских рублей, и бежевое пальто из кашемира с воротником-стойкой.

Ну вот. Вполне приличная школьница получилась.

Улыбнулась своему отражению в зеркале и выпорхнула за дверь.

Сегодня даже Мымра занимающая свой пост на школьном крыльце, словно солдат на КПП, не смогла испортить мне настроение. Долго думала, какую бы шпильку пустить по поводу моего внешнего вида, но весомого аргумента так и не нашла, так что просто фыркнула и приказала бегом отправляться в класс. А я ей в ответ улыбнулась. Она ведь мама Мити, как-никак. Когда-нибудь да мне придётся пытаться найти с ней общий язык.

Нападки одноклассников и смертельная стрельба глазами Жанны Стрелковой, сегодня меня тоже не беспокоили. Мне было плевать на них всех, пусть хоть подавятся своим ядом. Проще улыбнуться и оставить их барахтаться в собственных мыслях делая выводы о том, что это было, и что со мной сегодня не так.

А сегодня со мной многое не так.

Сегодня мне хочется улыбаться. Вроде бы и не произошло ничего фееричного, а вот хочется.

Разумеется, на все вопросы Жени о том, что послужило причиной моему такому внезапному преображению, я отмахивалась всякой ерундой, не желая ни с кем делиться тем, во что сама ещё с трудом верю.

Этот Выскочка… Митя… Он и вправду мне нравится! Да! И теперь мне даже не хочется влепить себе за эту мысль пощёчину!

Он умеет быть милым. И весёлым. И надёжным. И смелым. И сильным! Боже, кажется, у меня помешательство начинается!

Не знаю, как это произошло… как Митя узнал о нашей стычке со Стрелковым, как его выловил и навалял по первое число, но от одной только мысли, что это было ради меня, в отместку за меня, улыбка невольно на губах растягивается, а сердце в груди клокочет, как заведённое.

Неужели в моём мире появился кто-то, кому действительно на меня не плевать?..

Вопрос в том… как надолго он в «моём» мире захочет остаться?..

Но об этом я стараюсь не думать. По крайней мере, пока. Иду на поводу у сердца, а не у того, что подсказывает мне чутьё и логика, и вот теперь действительно чувствую себя влюбившейся по самые уши школьницей.

Я не узнаю себя. И не понимаю. Но на это мне тоже плевать.

До тех пор, пока мне снова не сделают больно.

А больно будет. Потому что в моей жизни иначе не бывает.