Длинная стрелка на стене маленькой кухни в квартире Мити уже наматывает десятый круг, пока я слежу за ней опустошённым взглядом и считаю секунды.

Десять минут назад Митя так и не промолвив ни единого слова, сам усадил меня на табурет, закрыл дверь кухни с обратной стороны и сейчас громко и на повышенных тонах разговаривает с кем-то по телефону. Точнее, повышенным тоном обозначаются лишь всякого рода грубости и фразы вроде «Какого чёрта?», «Я уже всё сказал», «Нет!», а сама суть разговора не понятна.

Опять у него какие-то проблемы.

А тут ещё одна появилась. Да ещё без гроша в кармане и несовершеннолетняя.

Дверь открывается, мимо проплывает высокая фигура Мити, на секунду скрывая от моего взора стрелку на часах, а затем льётся вода, зажигается конфорка и гремит чайник.

– Ты ела? – звучит раздражённый голос. Стоит ко мне спиной, голова опущена, плечи напряжены, руки упёрты в бока.

– Да, – и даже не вру. – В ресторане с Ником.

– Что?! – круто разворачивается ко мне, глаза щуря.

– Я размазала ему по роже десерт и ушла.

– Ты что сделала? – будто ослышался.

Вновь перевожу взгляд на часы и вконец потухшим голосом отвечаю:

– Я у него денег одолжить хотела. Но… ты был прав, он придурок.

Через несколько минут передо мной на столе оказывается кружка с горячим чаем, сахарница и шоколадное печенье.

– Прости, я не успел закупиться продуктами, – извиняется с неловким видом, опускаясь на соседний табурет. – Больше ничего нет к чаю.

– Сойдёт, – тянусь за печеньем, которое наверняка застрянет в горле, стоит попробовать, но из вежливости всё же откусываю кусочек. – Спасибо.

– За что? – тяжёлым взглядом на меня смотрит, под глазами тени, да и видок потрёпанный, словно пару ночей и вовсе не спал.

– За то, что я сейчас сижу здесь. За то, что не прогнал.

– Как я мог прогнать тебя на ночь глядя? Я что, совсем идиот, по-твоему? – то ли фыркает, то ли усмехается и взгляд к окну отводит, за которым тусклыми жёлтыми огоньками светятся окна в доме напротив.

Через минут тридцать, ничего конкретного от Мити так и не услышав: ни по поводу можно ли мне пожить у него какое-то время, ни о том, насколько большие у него проблемы с «Клевером» и гадами, что хотят его выкупить, стою у стены в его спальной и наблюдаю, как мужчина, от которого сердце в груди стучит, как заведённое, застилает для меня кровать.

Спальная у него совсем простая, но очень даже уютная. Из мебели лишь кровать, письменный стол, шкаф-купе с зеркальными дверками, светлые шторы и небольшой круглый коврик по центру пола. Ничего лишнего, чисто и светло.

– Будешь спать здесь.

– А ты?

– А я в студии переночую, – даже не смотрит на меня, меняя на подушке наволочку.

– На полу, что ли?

– Слушай! – повышая голос, резко ко мне голову поворачивает. – Это – уже не твои проблемы, ясно? – выдерживает паузу, глядя на моё застывшее в смешанных чувствах лицо, шумно выдыхает и шепчет: – Прости. Плохой день.

– Понимаю, – шепчу в ответ, кусая нижнюю губу, и почему-то чувствуя себя жутко неловко, мечтая лишь о том, чтобы поскорее упасть в кровать и отдать себя сну, чтобы забыть о реальности хотя бы на несколько часов.

– Завтра суббота. Вместе в «Клевер» поедем, – сообщает, закончив возиться с постелью. Ближе подходит. – Подъём в восемь утра. Пора возвращаться на работу, школьница.

– Хорошо.

Глаза Мити тут же в подозрении сужаются:

– И даже не споришь?

– Нет, – опустошённо. – А ты даже не спросишь, почему я здесь? С чемоданом и зарёванными глазами.

Паузу выдерживает.

– И дураку понятно, что из-за безысходности. Иначе не пришла бы ко мне. Значит, больше действительно некуда.

– Мама меня бросила, – говорю ровно, без эмоций, просто чтобы поставить в известность. – И… и в квартире той жить тоже больше не могу, её продают. Можно я месяц у тебя поживу?.. Всего месяц! Мне восемнадцать исполнится, и я сразу съеду.

– Куда? Где жить будешь? Что есть? – глаз с моего лица не сводит и хмурится так странно, словно… словно понимает мою боль, словно разделяет её и даже злиться больше не хочет. По крайней мере, в это мне очень хочется верить. Что ему не всё равно.

– Придумаю что-нибудь, – дёргаю плечами.

– Ладно. Завтра поговорим, ложись спать, – сухо и коротко. Разворачивается и шагает к двери.

И это всё?.. Всё, что он мне сказать может?..

«Очнись, Крис. А чего ты хотела? Тёплых объятий и уснуть под одним одеялком?.. Ну-ну.»

Собираюсь уже выполнить указания и переодеться для сна, как замечаю, что Митя так и не вышел из комнаты, в дверях замер спиной ко мне, будто ещё не все приказы отдал и вспоминает, о чём же важном забыл.

– Чистые полотенца в шкафчике под раковиной, – ко мне лицом разворачивается.

А, ну вот и вспомнил.

– Хорошо. – Открываю рюкзак и вытаскиваю пижаму.

– Крис?

Поднимаю на него глаза, в которых вновь стоят слёзы, и всеми силами пытаюсь сдержать их. Не хочу больше реветь перед ним. Вообще реветь не хочу больше! От слёз нет толку, они не приносят облегчения и проблем не решают, – от слёз лишь распухают глаза и мокнет подушка.

– Всё это однажды закончится. – Подбодрить пытается? – Чёрная полоса не может длиться вечно. – На этих словах дверь с мягким щелчком захлопывается.

Стены в студии оказываются не такими уж и звукоизоляционными, и прежде чем уснуть, я ещё долго слушаю тихую, немного грустную, и такую красивую мелодию гитары Мити.

***

Суббота прошла быстро. Даже оглянуться не успела, а уже наступил вечер, и на сцену «Клевера» поднялись «Klever-band» с программой из семи песен, которую я уже часом ранее успела заценить и в очередной раз словила себя на мысли, что мне чертовски нравится Митин музыкальный вкус.

Присматривать за баром и наливать посетителям выпивку нисколько не мешало мне всецело проникаться звучанием гитар, барабанов, клавишей и самым умопомрачительным вокалом на свете.

Когда Митя поёт, у меня не только кожа покрывается мурашками, – у меня внутри всё оживает, трепещет, взлететь хочется, кажется, что тяжёлая груда камней больше не давит на плечи, словно и нет в моей жизни никаких проблем.

Женя на работу сегодня не вышла. Приболела – как сказала Алина, так что я сегодня весь день работала за двоих, и вот какой вывод неожиданно для себя сделала – а труд, оказывается, действительно помогает забыться! Чем больше поручений мне давала Алина, тем меньше в голове было мыслей о том, какими предателями оказались мои родители, о том, что я осталась одна в целом мире и о том, что плана «Как жить дальше» у меня всё ещё нет.

– Ты справишься. Всё наладится, – улыбнулась мне Алина во время обеденного перерыва и даже по-дружески приобняла. Митя не рассказал ей всего, но, как я поняла, Алине подробности и ни к чему, – вполне хватило сухих фактов «У Кристины большие проблемы, надо помочь, ведь даже жить ей теперь негде». И вот, что удивило меня больше всего, так это…

– Не переживай, Митя обрисовал мне твою ситуацию в двух словах, и я вовсе не против, если ты какое-то время поживёшь у него. – Это мне тоже Алина сказала.

Сделаем акцент: это сказала мне Митина невеста!

Акцент номер два: НЕ-ВЕ-СТА!

Неужели есть люди, которые понятия не имеют, что такое ревность?..

Я вроде не урод, да и не девственница уже. Так в чём же дело?.. Я искренне не понимаю Алину. Она настолько уверена в себе?..

Да нет же…

Алина настолько уверена в Мите.

А условия Мити были просты: регулярное посещение школы, без отлынивания от занятий, работа в «Клевере», уборка квартиры, готовка тоже на мне (хоть я и не умею готовить), а продукты на нём, ну и… не трепаться налево и направо о том, где и, главное, с кем я теперь живу. Городок маленький и слухи поползут быстро, а это привлечёт ко мне внимание ненужных людей, однако Митя заверил, что в случае чего у нас будет чем контратаковать. Сказка маленькая и простая: моя мать уехала в срочную командировку в Штаты, а меня оставила на попечение внимательному и ответственному Дмитрию Александровичу. А даже если в это никто не поверит, то пока будут длиться разбирательства и поиски моей матери, месяц уже глядишь и пролетит, а там я буду вольна делать, что пожелаю.

Отличный план, что сказать. По крайней мере, у меня есть ещё месяц, чтобы придумать, куда податься вместе с чемоданами, когда эти четыре недели пролетят. А пролетят они быстро, даже не сомневаюсь. И тогда мне придётся распрощаться и с Дмитрием Александровичем, с его квартирой и с моими к нему чувствами. Хотя насчёт последнего не уверена…

– Эй, что там у вас с Женей произошло? – спрашиваю у Ромы, когда тот во время перерыва уселся на барный стул и велел мне подать ему холодненького пивка.

– С кем? – нахмурился. Сделал большой глоток пива и тут сообразил: – Аааа… с этой. Так в том-то и дело, что ничего не произошло. А что?

– Ничего, – сверлю его ухмыляющуюся физиономию жёстким взглядом и злобно выпаливаю: – Ты что ей сделал, придурок?! Она ещё ни разу ваше выступление не пропустила!

– Чегоооо?! – возмущённо протягивает, брови на лоб лезут, а глаза на теннисные мячики похожими становятся. – Ты, малая, попутала, или как? Что за наезд?!

Выхватываю у него из рук бокал с пивом и отставляю подальше. Перегибаюсь через стойку и шиплю Ромычу прямо в лицо:

– Если узнаю, что ты её обидел, клянусь, я тебе твои барабанные палочки в задницу засуну и так глубоко, так что достать их оттуда поможет разве что только хирург!

– Совсем дура?! – рявкает яростно и в плечо мне толкает. – Я же сказал: не было ничего! Ты вообще подружку свою видела?.. Чучело, – одним словом! Я ей помочь хотел с этим делом, по доброте душевной, так сказать. А только под юбку полез, та как взбрыкнёт, как разревётся… Нафиг таких истеричек! Ещё потом в полицию на меня заяву напишет, а мне это надо?

– Вот же идиота кусок, – шиплю сквозь зубы.

А я предупреждала! И остаюсь при своём мнении, что такие, как Женя и Рома, не совместимы. Изменилось лишь одно: теперь я считаю, что этот кретин до её уровня не дотягивает, а не наоборот!

– Пивко верни, малая.

– На! Подавись! – со звоном ставлю перед ним бокал.

– Что за наезд вообще? – смотрит на меня с претензией. – Я тебе что-то должен? А подружке твоей?.. Нет. Вот и закрыли тему. И давай это… с оскорблениями завязывай. Я не посмотрю на то, что ты ребёнок, и Арчик тебя крышевать надумал, отшлёпаю ремнём прямо на сцене, чтобы язык в следующий раз не распускала.

– А ты за своим языком следи, – голос с нотками стали раздаётся сбоку, и на стул рядом с Ромой опускается Митя. Ворот футболки взмок после выступления, шея с кривыми дорожками вздутых вен блестит от пота, лицо так и светится от адреналина, полученного на сцене, а вот глаза, словно два острых кинжала сейчас пытаются проткнуть рожу этого самовлюблённого гада.

– Это ты мне? – Рома выглядит недоумевающе и неуверенно посмеивается. – У тебя чё, Арчи, совсем крыша от этой малой поехала?

– Пиво своё допивай и вали на сцену, – Митя кивает в бок, выглядя предельно серьёзно, а Рома недовольно фыркает, залпом осушает бокал и, что-то ворча себе под нос, тянется к сцене.

– Всё нормально? – теперь Митя смотрит на меня, от остроты во взгляде не осталось и напоминания.

Киваю, чувствуя как на щеках вспыхивает румянец, который лишь одному Мите подвластно вызвать, словно это у него сверхспособность такая.

– Ладно, – улыбается, поднимаясь со стула. – Ещё три песни и домой поедем.

Ох, и как же чертовски круто это прозвучало!