Эту ночь я тоже навсегда запомню. Потому что в эту ночь я впервые за долгое время ощутила спокойствие. Просто… находясь в его объятиях, – дома. Лёжа на кровати в тёмной комнате, по стенам которой время от времени пробегали жёлтые полосы от фар проезжающих по двору автомобилей. Просто слушая его дыхание, сердцебиение… Это было так просто и так идеально. Так я ещё никогда себя не чувствовала.

И никогда не почувствую.

Я знала, что Митю грызёт совесть за то, что пока его невеста мирно спит в другой квартире, в другой кровати, он прижимает к себе меня, смотрит в глаза так, будто ничего прекраснее в жизни своей не видел и мне точно не кажется! Гладит по волосам, по спине… но большего себе не позволяет.

Его разрывает на две части, как и меня. Но моё желание быть с ним вопреки всему выглядит ничтожно и жалко на фоне чего-то благородного, светлого и заслуживающего уважения. Плакать хочется… но себя я пожалею позже. А сейчас, в эту ночь, мы есть.

– Скоро станет легче, поверь, – шёпотом скользил по моему лицу, и кожа тут же отзывалась мурашками.

– Кому? – прижавшись к его груди и в глаза заглянув.

Поглаживая пальцами оголённый участок моей поясницы между футболкой и штанами, ответил не сразу:

– Тебе.

– А тебе?

– Это не важно. Главное, что тебе станет легче. Не сразу, но…

– Откуда знаешь?

– Просто знаю. Так будет, Крис.

Внезапно что-то колючее сжалось в желудке.

– Ты чего-то не договариваешь? – нахмурилась.

Усмехнулся:

– Конечно… да. Много чего.

– Тогда расскажи.

– Крис… – вздохнув, позволил себе ступить чуть-чуть дальше, закравшись пальцами под мою футболку и плавно заскользив ладонью вверх по спине. О боже… его руки на моём теле, его губы так близко, его дыхание – моё дыхание, это правда… правда, не сон?.. Судорожный выдох выдал моё напряжение, волнение, желание, и губы Мити замерли на полуслове.

Почувствовала с какой силой в его груди заколотилось сердце, – каждым ударом по моему телу, дыхание участилось, и он поспешил убрать руку с запретной территории.

– Я не стану писать на тебя заявление за изнасилование, – усмехнулась, пытаясь немного снять повисшее между нами напряжение.

– А я не стану с тобой этого делать, – ответил на полном серьёзе.

– А жаль.

Теперь усмехнулся он. Неспешно притянул к себе, ловко перевернул на спину, а сам навис сверху, и это простое действие оказалось настолько будоражащим, что внутри всё задрожало и запульсировало от желания почувствовать его всего. Почувствовать в себе. Запретное желание узнать, каково это, когда тело, как воск свечи плавится и сгорает от экстаза в руках человека, который вопреки всему и даже собственной воле стал для тебя всем.

Хочу включить свет и увидеть, как он сейчас на меня смотрит. Хочет ли меня так же сильно, как хочу его я. Хочет ли позволить себе больше, узнать моё тело, – всё, целиком, – хочет ли, чтобы я принадлежала ему одному?.. Хотя бы сегодня. Только этой ночью.

Нет. Этого не случится.

Ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо… Ведь тогда бы он не был тем самым Митей Арчиповым – честным парнем, держащим своё слово. И тогда бы… будь он другим, я бы, наверное, не полюбила его всем своим покалеченным сердцем.

Он такой. Не со мной. Но всегда будет моим… Выскочкой.

Провёл ладонью по моей щеке и осторожно коснулся подушечкой большого пальца губ, которые послушно приоткрылись, расслабились.

– Поцелуй меня, – шепнула, зная, что не выполнит просьбу, но желание было так велико, что не могла не рискнуть. – Всего один раз. Это ничего не будет значить.

Принципы.

В комнате было слишком темно, но я точно знала – смотрит. Чувствовала его взгляд на себе всем своим естеством, словно он нечто материальное, подобное прикосновению шёлка, нечто сводящее с ума, за гранью понимания. Я никогда такого не испытывала. Это нечто большее, нечто на ином уровне, нечто способное приносить заветное наслаждение от простого понимания: он рядом, со мной. И не важно, что одежда мешает нашим телам слиться в одно целое, не важно, что стена между нами нерушима. Есть этот миг.

Он рядом. Он со мной.

Его ладонь оказалась на моём животе, и я невольно вздрогнула, когда тёплые шершавые пальцы забрались под футболку и принялись рисовать круги на покрывающейся мурашками коже. Это как волшебство, которого не видишь, но чувствуешь, как оно бежит по венам и ударяет в голову, опьяняя.

Вверх по податливому телу, ловко, подушечками пальцев играя на коже, будто на струнах гитары, рождая прекрасную музыку, что слышна лишь нам двоим. Мягко, осторожно, и в один момент с силой, рывком обхватывая меня за талию, приподнимая выше, чтобы провести кончиком носа по шее и шумно втянуть воздух, услышав мой громкий судорожный вдох.

О боже… что это было? В голове гидравлическим молотом застучало, дыхание оборвалось, а сердце огромным крылатым созданием неистово забилось в груди, как не моё, как не родное…

И улыбаться захотелось. Счастливо, как никогда раньше, потому что он ведёт себя со мной, как с девушкой, которая затрагивает в нём каждую струну души, распаляет желание, сводит с ума, а не просит утешить её, вызывая лишь жалость… Я девушка. Больше никаких плюшевых игрушек и глупых школьниц. Сейчас я девушка, взрослая и желанная.

И я каждой клеточкой своего наэлектризованного тела, чувствую, как цепляется за меня, как впивается в кожу тёплыми пальцами, ведя борьбу с самим собой, разве что рычания не хватает.

«Проиграй. Сдайся.»

Притягиваю к себе за напряжённую шею и жду… жду…

«Поцелуй меня… Поцелуй…»

Губами по скуле, почти невесомо, тяжело отрывисто дыша, пока не находит уголок моего рта и осторожно целует. Чуть ниже – в подбородок… Оставляя ожоги на лице и шее, избегая лишь одной области, той самой, запретной. Кончиком носа по коже, к уху, задевая влажными губами мочку… Замирает на секунду одновременно с моим сердцем, что оживает вновь лишь когда губы Мити оказываются прижатыми к чувствительной коже за ухом, а язык рисует огненные круги, вниз, – к ключице, зубами прикусывая, блуждая ладонями по телу. Лаская пальцами живот, поясницу, пробегаясь вдоль позвоночника и обратно… Ниже, к бедру, избегая чувствительных местечек. Ходит по острию ножа. Сорвись же с него, к чёртовой матери!

Обхватываю его лицо ладонями, и Митя на секунду замирает, приподнимая голову. Лишь наше шумное дыхание стало музыкой этой ночи, два неистово бьющихся в груди сердца барабанным боем, а ласковый шёпот, которым он опалил кожу моего лица – прекрасной мелодией.

– Прости, – задевая кончиком носа мой, всё сильнее прижимая ладонь к пояснице, словно его вот-вот унесёт течением.

– За что? – неподчиняющимся голосом, и ответ Мити затерялся в губах, когда он стремительно накрыл мой рот в мягком, нежном поцелуе.

Сдерживает себя… это было так очевидно, что вновь захотелось улыбнуться. Обхватив его покрепче, притянула к себе, прижавшись к широкой груди. Вверх, ладонями по горячей влажной шее и пропустила волосы сквозь пальцы, сжала в кулаках, и он тихо застонал мне в рот тихим гортанным звуком.

Больше не сдерживался…

Впился в губы жадным, глубоким поцелуем полным огня и нетерпения. Перенёс вес на руки, развёл коленом мои ноги, устроился между ними, и его твёрдое желание вызвало новый взрыв эмоций, дрожью пронёсшийся от кончиков пальцев до самой макушки.

Губы безжалостно терзали друг друга, кусали, впитывая вкус этого поцелуя, запоминая навеки. Всё ярче, всё глубже и отчаяннее. Сильными ладонями по моему телу, но не переступая границу, поглаживая живот, спину… Завёл руку за шею, к затылку и запустил пальцы мне в волосы, отчего изо рта вырвался тихий стон, от которого дыхание Мити стало ещё резче, действия решительнее, а поцелуй диким, требовательным и одновременно настолько чувственным, что казалось уносит в другую вселенную, где, кроме нас, больше нет никого, где всё просто и легко, где можно любить друг друга, не думая о запретах.

Это нечто невообразимое, запредельно прекрасное… чувствовать его так близко, каждым изгибом, вдыхать аромат его тела, наполняя им лёгкие снова и снова… снова и снова. Тереться чувствительными камешками об его твёрдую грудь, дыша тяжело, резко, на пределе.

«Ты сломаешь его», – проклятым эхом шумело в голове.

И это правда. Сломаю его… снова сломаю.

Моя жизнь и без того разрушена, мне нечего больше терять, а Митя… он только-только начал собирать свою жизнь по кусочкам. И кем я буду, если безжалостно разрушу все его старания? Какой же дрянью я стану, повесив ему на шею камень, что вновь потянет ко дну?..

Завтра. Через месяц. Или год. Он будет помнить о том, что между нами случилось и ненавидеть себя за новую ложь, за боль, что причинил другим людям, за пагубную ошибку, что возможно будет стоить ему общения с сыном… Правда всегда становится явью, вопрос лишь в том, как долго он сможет нести этот груз на своих плечах.

А я не хочу. Не могу позволить себе стать для него напоминанием не о той искренности, что однажды родилась между нами, и не о чувствах, которые стали для каждого из нас глотком воздуха, а об ошибке, которую он позволил себе совершить. Ведь по-другому не будет, я… стану ошибкой. «Новой татуировкой» на его теле.

– Что ты со мной сделала?.. – прошептал мне в губы со свирепым желанием, с жаждой, что диким пламенем охватила наши тела. Прошептал, не обвиняя, но так отчаянно, так… словно решил наплевать на всё, потому что страсть пеленой легла на глаза, опьянила, разрушая принципы. Кружа языком по изгибу моей шеи, не замечая напряжения, которое стальным обручем стянуло тело, поддевает пальцами резинку моих штанов и сжимает ладонями бёдра, когда…

– Я не хочу, – слова невольно вырвались изо рта хриплым шёпотом, неконтролируемые, лживые, но такие правильные. Вот то, что действительно правильно! Я должна это сделать. Должна хотя бы раз в жизни не быть эгоисткой и подумать о чувствах другого человека! Не могу, не должна идти на поводу у собственного больного желания отдать ему всю себя без остатка. Потому что сегодня, сейчас, нам обоим будет хорошо, а уже завтра… весь непосильным трудом выстроенный внутренний мир Мити окажется разрушенным вдребезги.

Толкнуть его в бездну?..

Нет.

Я лучше прыгну в неё сама.

Это называется ответственность?

«Я люблю тебя…» – произнесла мысленно, никогда вслух. Митя замер надо мной, тяжело сглотнул, шумно выдохнул, слез с меня, упав рядом на спину. А я чувствую облегчение… слёзы, что катятся на подушку из уголков глаз – всего лишь солёная вода.

– Я идиот, – хрипло. Отрывисто дыша.

«Ты мужчина», – хотелось сказать в ответ. Поэтому я и должна была остановиться, пока не стало слишком поздно.

– Крис, – ласково, с таким отчаянием и с такой надеждой шепчет, словно у него сердце на части разрывается, принося мучительную боль. – Иди ко мне.

Кладу ладонь на твёрдый живот, борю в себе желание обрисовать кончиком пальца контур каждого кубика пресса, и просто опускаю голову ему на грудь, чувствуя с какой потребностью его руки меня обнимают, прижимая к себе.

– Поспи сегодня здесь, – прошу тихонечко и закрываю глаза, мечтая провалиться в пустоту, где не будет так больно.

– Хорошо, – не сразу отвечает и целует в макушку, когда я уже проваливаюсь в блаженный сон. – Моя умная девочка. Спасибо.

***

Две с половиной недели спустя

Школа. «Клевер». Дом. Внешкольные занятия. Дом. Школа. «Клевер»… и дальше по кругу.

Всё по-старому. Ничего не изменилось, разве что… спокойнее стало, как-то странно спокойнее, будто просто лампочка перегорела и глаза больше не режет от яркого света, а слух от дребезжания электричества. В темноте… тихо, холодно. Спасительно тихо. Спасительно холодно.

Так легче. Когда строптивый зверёк, что жил внутри и регулярно находил на свой зад приключения, просто взял и впал в спячку.

Ко многим вещам я теперь отношусь проще. Меня даже не раздражает Жанна, а её попытки вывести меня из себя, поиграть на эмоциях, выглядят просто жалко.

«Зверёк спит. Не тревожьте его».

Я помирилась с Женей, извинилась перед ней за то, что вспылила и даже во всех подробностях выслушала рассказ о её свидании с Ромой. Теперь Женя считает, что он полный придурок, которому только секс подавай. Тем Рома и известен, в общем-то, альфа-самец, не упускающий из виду ни одну мало-мальски привлекательную даму. И я, в свою очередь, не стала огорчать Женю ещё больше тем, что с ней Рома хотел переспать исключительно из жалости. Зачем понижать девочке самооценку?.. Пусть лучше кобель будет местной «шлюхой». Это Женя его так прозвала, и теперь при разговоре о её бывшем объекте обожания, она зовёт его не Ромочкой, а… да, «шлюхой». А мне, если честно, всё равно. С недавних пор и на очень-очень многие вещи.

Женя не теряет надежды и, вроде бы даже искренне переживая, пытается выяснить, что же со мной случилось, что послужило причиной таким переменам?..

«Из тебя как будто всю энергию выкачали, Крис, – говорит она глядя на меня с жалостью. – Может тебе съехать от Мити?.. Что между вами происходит?..»

Знала бы я… что между нами происходит.

Наверное, лучшее, что можно ответить на этот вопрос – ничего. Между нами с Митей вообще ничего не происходит. Домой он приходит, когда я уже собираюсь ложиться спать, утром уходит из квартиры одновременно с тем, как срабатывает мой будильник, а днём его вообще дома не бывает. Вот такие дела.

Как-то пришёл немного раньше – как раз, когда я готовила ужин, – и стоило мне натянуть на лицо фальшивую улыбку, с гордостью заявив, что определённо улучшила кулинарные навыки, Митя лишь попытался улыбнуться в ответ (криво, болезненно), кивнул, а затем скрылся за дверью студии, так и не поужинав.

Один раз, когда ночью совсем не спалось и захотелось попить воды, застыла в дверях кухни, наблюдая за тёмным силуэтом, что в полной тишине неподвижно стоял у окна, глядя куда-то в темноту за стеклом.

Хотела беззвучно вернуться обратно в кровать, но Митя позвал… Притянул к себе и крепко обнял. Так и стояли, прижавшись друг к другу в тишине ночи, в то время, когда в голове завывали тревожные мысли о том, как это неправильно, как сложно и как непосильно больно…

Кому мы лжём?..

Нам невыносимо жить через стену друг от друга. Мне больно от понимания, что уже через неделю Алина возьмёт себе фамилию Мити, а Мите больно из-за того, что как бы велико не было желание послать всё к чёрту, он никогда себе этого не позволит. Ему нужно вернуть отцовство и доказать всем, каким хорошим человеком он смог стать.

Поэтому, за три дня до свадьбы, самое лучшее, что я могла сделать, это дать немного покоя нам обоим. Провести пять ночей до своего восемнадцатилетия на полу в Жениной с мамой комнате – не самое ужасное из всех испытаний. Да и мама у Жени понимающая оказалась. Правда, пришлось приврать, что моя мама действительно в командировку уехала, но уже очень скоро вернётся, а мне дико страшно и одиноко ночевать одной, так что… «Примите меня к себе ненадолго, пожалуйста». Собрала вещи и планировала переехать сразу после работы в «Клевере».

В этот же день Алина пригласила меня на церемонию бракосочетания. Тарелка вдруг выскользнула из рук и со звоном стекла кусками разлетелась по полу. Алина, разумеется, заверила, что всё в порядке и она сама уберёт, а мне нужно пойти немного отдохнуть и попить чаю.

Смотрела в её миловидное улыбающееся лицо и думала о том, как же сильно ненавижу человека, который не сделал мне ничего плохого. Человека, который похож на ангела и поступки его заслуживают похвалы и уважения…

Вот только ангелы по земле не ходят. И я должна была подумать об этом раньше.

Слава небесам, что сегодня я задержалась на работе допоздна. Было крайне занимательно, стоя у закрытой в кабинет Алины двери слушать их милую беседу с барабанщиком Ромой.

– Ну, Алин, зая… В последний раз. В самый последний, обещаю.

– Я же сказала – всё! – настойчиво шептала в ответ Алина. – У меня свадьба через три дня. Неужели ты не понимаешь?

– Понимаю… понимаю, что у нас ещё есть целых три дня. Иди ко мне. Ну давай, зая…

– Это был просто секс. Прекрати.

– Это был шикарный секс! Арчи походу полный идиот, раз не трахает такую шикарную женщину! Ты же огонь в постели!

– Тишшше!

– Ой, не начинай, зай. Когда он в последний раз тебя касался, а?.. И ещё скажи давай, что это не так… Блин! Алин, ну что за взгляд? Что не так вообще? Я по чьей просьбе делал вид, что трахаю всё, что движется?.. А оно мне надо? Лично мне как-то вообще плевать, что про нас говорить будут.

– Потому что тебе на всё плевать! На чувства людей плевать, а мне нет, – яростно шипит Алина. – У нас был договор! Ты забыл? Это просто… просто секс, не больше! Пришло время забыть о том, что было.

– Ну, зай… давай на посошок, м? И даю слово, больше к тебе подкатывать не стану.

– Рома… – тяжело вздыхает, – я не могу… Это не честно по отношению к Мите.

– А трахать малолетку за твоей спиной, честно?.. Ха! Раньше ты об этом не задумывалась. Давай, иди ко мне…

Застыв у двери с ошарашенным видом и слушая их воркование, ещё долго не могла принять решение: ворваться сейчас и взять их с поличным, или поступить по-умному. Остановилась на втором варианте. Дождалась пока не удовлетворённый получить желаемое Роман покинул кабинет и, не успела дверь за его спиной закрыться, прошмыгнула внутрь.

Глаза Алины округлились при виде меня, а изо рта вылетел какой-то странный неразборчивый звук.

– О, Крис, – выдавила из себя улыбку. – Прости, я задержалась немного… Бумажная волокита и всё такое, сама понимаешь.

– Ага, – закрыла за собой дверь, сложила руки на груди и шагнула к пребывающей в полной растерянности Алине.

– Крис, а давай…

– Всё ещё любим плохих мальчиков, а? – острая улыбка коснулась моих губ одновременно с тем, как от лица Алины вся кровь отлила. – Или просто слаба на передок?.. Что? У всех свои слабости. Даже у таких, как ты, они оказывается есть. Да ещё какие!

– Крис, – Алина выпрямилась, глубоко вздохнула и подошла ближе. – Давай поговорим, хорошо? Просто поговорим, как взрослые умные люди.

– О чём?.. Как добрый и порядочный Митя трахает за твоей спиной малолетку?.. Или о том, как плохиш Рома трахает Митину невесту? Всё закономерно, не думаешь? – жестко усмехаюсь и то ли со злорадством, то ли с презрением наблюдаю, как глаза Алины растерянно бегают и наполняются влагой, а бледные губы приоткрываются и начинают дрожать. Не знаю, что сейчас чувствую в большей степени, одно лишь ясно – Алина не ангел. Алина мразь. – Так вот почему ты нам вместе жить разрешила?.. Чтобы в случае чего совесть не тебя одну грызла, да?.. Чтобы дать шанс и Мите перед свадьбой за твоей спиной погулять?.. Улыбалась, как идиотка… Какая же ты дрянь.

– Кристина, всё не так, как ты подумала.

– А я не думала, – я всё слышала. И очень скоро об этом услышит Митя.

– Нет… Крис, умоляю… Выслушай меня, пожалуйста! Умоляю!

– А если я не хочу? – прожигаю её глазами. – Вот просто не хочу?

Молчит. Долго молчит, а по щекам уже вовсю катятся слёзы.

– Тогда… – отвечает хриплым дрожащим голоском. – Тогда… если не выслушаешь меня, если расскажешь всё Мите, я…

– Что? – холодно усмехаюсь.

– Я… – сглатывает, и ещё жалостливее добавляет: – Я не позволю ему вернуть отцовство.