– Держи, – Алина ставит передо мной кружку с чаем и опускается на стул напротив.

Я позволила заварить ей чай?.. Какого чёрта я делаю?

Руки у неё дрожат, колени, кажется, тоже, в припухших глазах застыли слёзы, которые она, очевидно, пытается сдерживать, а нижняя губа едва заметно подрагивает.

Я же занимаюсь тем, что убеждаю себя быть адекватной, взрослой, а не истеричкой, которая так и жаждет вонзить коготки этой дряни в лицо и исполосовать его так, чтобы та саму себя зеркале не узнала!

Смотрю на чай. Затем на Алину. Делаю глоток чая, просто чтобы промочить горло. И вновь смотрю на Алину.

– Ну?! – Чёрт. Ещё немного и меня разорвёт от ярости.

– Крис… – тихонько, жалостливо, и себе под ноги смотрит. – Больше всего на свете я не хочу причинять боль Мите, это правда. Ты… – нерешительно поднимает взгляд на меня, и я вижу, как по бледной щеке скатывается слеза, – ты можешь не верить мне, но я не лгу, – я не хочу, чтобы Митя страдал.

– Он будет страдать только в том случае, если ты не позволишь ему вернуть опеку над сыном! – шиплю сквозь сжатые зубы и глазами эту дрянь прожигаю.

– У нас с Ромой просто интрижка, – будто и не слышала меня. – Обычная, ничего не значащая интрижка, клянусь! – с мольбой говорит. – Когда-то… очень давно у нас с Митей была страсть, но она не длится вечно. Да и… из-за всех этих проблем мы много раз то расходились, то сходились; всё сложно. А я – женщина. И я… я хочу чувствовать себя желанной…

– Ты просто трахаться хочешь.

– Крис! – тоном, будто бы отругать меня собралась за непристойное выражение. Ну давай, риски!

Не рискует, смягчается и говорит то, что меньше всего от неё ожидала услышать:

– Все хотят.

– Ты совсем дура? – мрачно, цинично усмехаюсь. – Рядом с тобой пять лет был человек, надёжнее которого ещё попробуй найди. Принял твоего ребёнка, как своего, как родного, борется за него, да и тебя уважает! Помогает, чем может… Да Митя ради вас с Егором последнюю рубашку свою отдаст! А ты… а ты… твою мать, ты просто трахаться хотела?!

– А разве он нет?! – восклицает обвинительно. – Думаешь, я не видела, как он на тебя смотрит?.. Думаешь, я не знаю этот его взгляд?.. Ещё скажи, что между вами не было ничего, – головой качает.

У меня сейчас мозг взорвётся, честное слово.

– Слушай, – вновь усмехаюсь, – а мы сейчас точно об одном и том же человеке говорим?.. Действительно думаешь, что Митя поставит на кон всё, к чему шёл долгими годами, ради секса?.. Ты, правда, о нём такого низкого мнения?

– Кристина, я видела, как он буквально пожирает тебя взглядом!

– И ты полная идиотка, если считаешь, что чувств без секса не бывает! – кричу, вскочив на ноги.

– Чувства?.. – будто ослышавшись выдыхает Алина спустя паузу, и на губах её играет невесёлая улыбка. – О каких чувствах ты говоришь?..

Теперь молчу я. Тяжело, отрывисто дышу и сжимаю пальцы в кулаки, так что ногти до боли вонзаются в кожу.

– Думаешь Митя… – усмехается. – Думаешь, у него это всё к тебе серьёзно? Думаешь, если расскажешь ему про нас с Ромой, он тебе «зелёный свет» даст? Тебе! Школьнице!

– По крайней мере, не шлюхе!

Не знаю, в какой момент это произошло. Я просто не уследила за движениями Алины, когда та вдруг рванула ко мне и с громким хлопком отвесила пощёчину. А я так и застыла, глядя на неё ошарашенными глазами. Я просто не ожидала.

– Да что ты знать можешь?! – яростно кричит мне в лицо, обливаясь слезами. – Это я, по-твоему, не знаю, что такое искренние чувства?! Да ты… т-ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Мите, ни о наших с ним отношениях! И не делай вид, что понимаешь! Ты ещё слишком маленькая, чтобы понимать: секс – просто физическая потребность и не все отношения строятся на нём! Есть что-то гораздо более ценное, более важное, и это даже не любовь, потому что и она проходит! Есть отношения, фундамент которых настолько крепок, что его ничем не разрушить… ни банальной интрижкой на стороне, ни тем более какими-то мимолётными чувствами к школьнице. Мы с Митей взрослые люди и предельно ясно это пониманием. Мы смотрим шире и…

– Заткнись.

– …и мы с ним…

– ЗАТКНИСЬ! ЗАМОЛКНИ УЖЕ! ЗАТКНИСЬ! – ором в её застывшее с приоткрытым ртом лицо и едва боря в себе желание разбить этой тупой суке нос. Если бы не ребёнок, которого это расстроит, так бы и поступила!

– Не говори ему… – спустя паузу шепчет дрожащим голоском.

А я холодно усмехаюсь и уже шагаю к двери:

– Так Митя ведь поймёт, разве нет? У вас же это… фундамент!

– Крис! Не глупи! У нас свадьба завтра!

– Думаешь? – язвительно улыбаюсь и хлопаю дверью позади себя.

И вот теперь, оказавшись наедине с собой и с лихорадочными мыслями, что беспрерывно жужжат в голове после того что узнала, я буквально задыхаюсь от эмоций! От всего: от злости, от ужаса, от несправедливости и обиды за Митю, и крохотной, такой слабой, но надежды, что тусклым огоньком вспыхнула в сердце.

Не знаю, чем это всё закончится… Возможно полнейшей катастрофой для всех нас, но я буду честной. До конца. С ним, – с парнем, который этого заслуживает, как никто другой!

Оказавшись на улице рванула в сторону дома. В сторону Митиного дома, потому что точно знаю – сегодня весь вечер он планировал провести в студии. Бежала неуклюже, спотыкаясь и буквально задыхалась. Я спешила… Боже, ещё никогда в жизни я никуда так не спешила!

«Ну же, возьми трубку! Ответь»! – на бегу прижимала к уху телефон и считала гудки.

Не слышит. Наверное, в наушниках.

Ускорилась, как телефон в руке завибрировал.

– Алло! – хватая ртом воздух ответила. – Митя, я…

– Это не Митя, – раздалось в ответ, и я слегка сбавила темп; в боку кололо, а лёгкие горели огнём. – Крис, привет. Это Ник.

– Привет, Ник. Пока, Ник.

– Нет, подожди! Не отключайся! – практически умоляюще воскликнул и, признаться, это подействовало.

– Ник, у меня нет времени. Что-то важное?

Да что может быть важнее того, что я узнала от Алины?!

– Слушай, давай…

– Кристин, выслушай, прошу, – как-то уж он совсем жалко звучит.

– Если это насчёт того, что случилось в ресторане…

– Нет-нет! – горячо перебил. – Там ты всё правильно сделала, я повёл себя как последний мудак. Наверное, обидел тебя чем-то…

Ага. Он типа понял всё.

– Давай ближе к делу, а?

– Да, конечно… – замялся на несколько секунд. – Тут… Понимаешь… Видишь ли, мой отец довольно состоятельный человек…

– Мы будем говорить о твоём отце? – перебила, перебегая через дорогу на красный свет. Машины сигналят, кто-то вылез в окно и кричит, что я идиотка.

А в трубке раздаётся тяжёлый шумный выдох:

– Ладно! Если коротко, у нас с отцом был договор. Он вкладывает деньги в моё дело, но только при условии, что я докажу ему в течение полугода, что действительно чего-то стою. Что я не сопляк, каким он меня считает, а могу и своими силами чего-то добиться. Так вот… Крис, срок в полгода истекает через неделю. И если Арчипов не согласится наконец продать мне «Клевер», мой отец ни за что не вложится в развитие моего бизнеса! А ты вроде как с ними всеми там сблизилась, и, главное, – ты не такая, как они! Ты умная, красивая, рассудительная, ты – другой уровень, так что должна понять меня! Крис… умоляю, поговори с ним! Убеди Арчи, что продажа «Клевера» – отличное решение! Я предлагаю большие деньги, они смогут…

– СТОП! – едва удаётся остановить словесный понос Ника и самой как вкопанной врасти в тротуар. – Я не понимаю… Так это ты «Клевер» выкупить хочешь?

– А… а ты не знала? Я думал… думал, в курсе уже.

Нет, я как бы в курсе, вот только понятия не имела, что мажор в этом представлении – главное действующее лицо! Вопрос напрашивается сам собой – а кем тогда были Люди в чёрном?..

– Ты к Мите терминаторов на крутой тачке присылал?

Ник отвечает не сразу, видимо задумавшись:

– О чём ты? – с неуверенным смешком. – На меня студенты подрабатывают и, честно говоря, не уверен, что у них есть крутые тачки… но я могу спросить! Хочешь? А почему «терминаторы»?..

– Пока, Ник, – заторможенным взглядом пялясь на фонарный столб, сбрасываю вызов и прячу телефон в карман джинсов. Понять пытаюсь… выходит, что и Алина тогда тех крутышей на дорогущей тачке за подосланных Ником ребят приняла?.. Или это только я идиотка, выходит?

А у подъезда Митю что за дяди караулили?.. Студенты?.. Что-то сомневаюсь. Зато теперь понятно, почему Алина в Никиту таким гневным взглядом стреляла, когда он ко мне в «Клевер» повидаться заскочил; в её телячьих глазках тогда настоящая лютая ненависть полыхала.

Давайте же вернёмся к первому вопросу – кем тогда были дяди на крутой тачке, и те, кто Митю у подъезда караулил?

Какое-то недоброе предчувствие у меня. Очень и очень недоброе! Настолько, что с каждым шагом в направлении дома Мити волоски на шее шевелятся всё больше и больше, и время от времени в холодный пот бросает.

Набираю код от домофона и больше не чувствую прежней решимости. Кажется, Митя скрывает от меня куда больше, чем думала. Куда больше, чем могла себе даже представить. У него действительно крупные проблемы. Настолько серьёзные проблемы, что даже с невестой своей, выходит, он ими не поделился. И вот сейчас я своей новостью ещё больше масла в огонь подолью, ещё больше ему жизнь усложню…

А с другой стороны… не расскажи я Мите сейчас о том, что невеста ему с придурком Ромой изменяла и последствия окажутся ещё хуже, потому что любая ложь однажды становится явью; своим молчанием я лишь оттяну момент принятия жестокой действительности.

А я так не могу.

Взлетаю вверх по лестнице, на ходу доставая из сумки ключи, замираю перед дверью в Митину квартиру и делаю несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, переводя дыхание. Вставляю ключ в скважину и тут понимаю – не заперто.

– Странно.

Вот тут и накрывает новой волной дурного предчувствия, что аж жутко становится! Страшно становится! За него, – за Митю! Фантазия уже вовсю рисует картины в голове, где бандиты в чёрных костюмах, ворвавшись к Мите домой, избивают его до полусмерти и оставляют лежать в луже из собственной крови…

Боже…

Хватаю сумку покрепче, собираясь в случае чего обороняться ею, и рывком отталкиваю от себя дверь, врываясь внутрь. Собираюсь отчаянно звать Митю, но… этого не требуется.

Замираю в тесном коридорчике. Руки бездушными хлыстами падают по швам, сумка валится на пол. Колени немеют, а во всём теле появляется такая странная боль, которую даже болью, по сути, назвать нельзя, это нечто похожее на полное опустошение. Словно нет внутри меня ничего больше. Как нет и чувств, эмоций, ощущений… Вот только что было всё это, а потом раз… и пропало куда-то.

И думаю, навсегда пропало. Больше не вернётся. Тело моё навсегда останется пустым – выпотрошенным, вывернутым наизнанку, обездушенным.

Но, кажется, я слегка ошиблась и лицо моё ещё не застыло бесчувственной маской… Это как гром и молния, сначала мы видим картинку и лишь потом слышим звук. Вот и лицо моё сейчас выражает тот самый «звук», что пришёл чуть позже картинки… А картинка и вправду хороша!

– Спасибо, что присмотрел за ней, парень. Слово я своё сдержал, оплату твоего труда, так сказать, произвёл. – Это последнее что я услышала. А затем воцарилась гнетущая тишина.

Мама, папа и Митя. И все трое в полной растерянности смотрят на меня.

– Крис, котёнок… привет, – говорит папа бездушному существу, что замерло у дверей. Нет… не мне. Потому что я вижу всё это будто со стороны. Я не хочу, чтобы говорили со мной, но я должна слышать. Должна, хоть и без того всё понимаю.

Это была ложь. Всё это – была ложь. От начала и до самого конца.

– Котёнок, – ласково улыбается отец, подходит ближе, растерянно и будто бы с неким сожалением заглядывает в мои стеклянные глаза и мягко опускает ладони на плечи. А я не могу сопротивляться. Я даже с места сдвинуться не могу, дышать не могу.

– Крис, мы тебе всё объясним, – нервно посмеивается мама. – Всё замечательно! Просто чудесно!

– Котёнок? – вновь зовёт папа. – Посмотри на меня. Всё хорошо, слышишь? Не случилось ничего плохого. Ты выслушаешь меня и всё-всё поймёшь. Обещаю.

Не хочу на него смотреть. Не хочу слушать.

Не хочу смотреть на маму. Не хочу её слушать.

Хочу смотреть лишь на него. Хочу слушать лишь его! Его очередное враньё! Враньё человека, которого всем сердцем полюбила.

А Митя в ответ смотрит, не прячет взгляд, но я не могу его прочесть, потому что в его глазах нет ничего, ни единой эмоции. Нет ни сожаления, ни вины, ни облегчения, – лишь пустота. Какая-то холодная, засасывающая в себя пустота.

– Я взяла твой чемодан, Крис. Это все вещи? – будто бы далёким эхом до сознания доносится голос мамы. – Мы прямо сейчас едем в гостиницу и там обо всё поговорим, хорошо? Скажи Мите «пока». Крис?.. Эдик, что с ней, почему она не реагирует?

Потому что я всё ещё смотрю на него. На Митю! Пытаясь разглядеть хоть одну эмоцию на его застывшем камнем лице. Хотя бы одну чёртову эмоцию! Дай же мне её! Дай!!!

– Мы уходим, – звучит голос папы, его рука обхватывает меня за плечи и мягко толкает к двери. – Пойдём, Крис. Поговорим в гостинице. А ты изменилась, похорошела, – усмехается.

Как сейчас можно смеяться?

Разве можно сейчас смеяться?!! Они что, не понимают?! Не видят ничего? Я умираю! Прямо у них на глазах умираю!

– Скажи, – и даже свой голос призрачный будто со стороны слышу, замерев на пороге двери. Продолжаю искать ответ в его пустых глазах, но не нахожу. – Скажи мне! – скрипучим голосом с надрывом. – Скажи, что это не правда! Скажи, что всё не так! Скажи, что не присматривал за мной по просьбе отца! Скажи, что он не заплатил тебе за это! ЗА МЕНЯ! СКАЖИ!

Молчит.

– Пойдём, Крис. Всё будет хорошо, успокойся, котёнок.

– А вы с Алиной стоите друг друга. Идеальная пара! – выплёвываю с омерзением и хлопаю дверью квартиры, в которой запираю свои чувства. В которую больше ни за что и никогда не вернусь.

***

Всё оказалось проще некуда. Ну, или мне просто настолько всё равно, что принимается гораздо легче, чем могло было быть. Какая разница в том, какую информацию запихивать в опустошённого человека?.. Нет никакой разницы. Потому что и внутри ничего нет.

На самом деле – со слов отца, – он сбежал не по собственной воле, а потому, что так сложились обстоятельства. Следовательно, и побегом его поступок можно назвать с большой натяжкой и это – уже слова моей расцветшей на глазах, но такой глупой матери. И за-за той истории с долгами и не особо законопослушными людьми, которым отец задолжал, а также с коллекторами, ему пришлось залечь на дно и решать проблемы так, чтобы не наломать ещё больших дров. Моего отца окружили со всех сторон, и это могло сказаться на нас с мамой, поэтому выходом стала инсценировка папиного побега (для нас и ближайших друзей) и тайная ссылка нас с мамой в маленький городок в глуши России.

«Только так вы с мамой могли оставаться в безопасности. И только так я мог разобраться со всеми проблемами, как можно быстрее и без ущерба для нашей семьи. Я слишком сильно люблю тебя, Крис. Мне больно от того, что тебе сейчас больно. Но если бы у меня только был другой выход, доченька… Я не мог рисковать тобой. А ты сильная у меня, знал – справишься», – с печальным видом отметил папа.

А ещё папа свято верил, что его подруга детства по имени Маша сделает всё, что в её силах и даже грудью на амбразуру ляжет, если потребуется, но нас с мамой от невзгод убережёт и обеспечит всём необходимым для безбедной жизни.

Стоит ли уточнять, какой стервой оказалась тётя Маша?..

К слову о ней же: отец не мог открыть счёт на имя матери и, так как и её кредитки оформленные на имя отца были заморожены, то перевести деньги пришлось на счёт тёти Маши, и то через какого-то там хорошего друга. А тётя Маша, в свою очередь, должна была передавать их нам, чего, разумеется, не происходило; ну не совсем же она дура. И не только отец, как оказалось, ошибочно доверился этой женщине, но и моя сбежавшая мать, оставившая от себя лишь жалкую записку и мокрую от слёз подушку. Позже, после воссоединения с отцом и когда совесть о себе напомнила, она связалась с Машей, попросив ту присмотреть за мной пару недель, и уже на следующий день эта ведьма в срочном порядке продала квартиру, собрала все накопленные денежки и один чёрт знает, куда отправилась пускать корни.

Как сказал папа, за этот поступок моя мать у него получила по полной, но учитывая то, что отец перед нами двумя провинился гораздо больше, то очень сомневаюсь, что наказание было суровым. Максимум – запрет шопинга на месяц. Хотя, да… для мамы это трагедия, ведь ей срочно нужна реабилитация!

Так вот, моя не особо разумная мать, а точнее – в конец сбрендившая, в тот вечер, когда оставила мне жалкую писульку на кухне, собиралась свести счёты с жизнью! И, клянусь, только когда услышала от отца об этом, я наконец испытывала хоть какую-то эмоцию! Это был ужас… меня по рукам и ногам сковало лютым ужасом, тогда и мама больше не стала сдерживаться: упала передо мной на колени и разразилась протяжными рыданиями, вымаливая прощение.

И мне действительно страшно представить, как я смогла бы принять новость о самоубийстве матери, если бы не те Люди в чёрном, что отец приставил к нам для ежедневного наблюдения!

– Это люди дяди Лёни, помнишь такого? – печально вдохнув, отец только сейчас, после долгого рассказа, позволил себе опуститься рядом со мной на диван гостиничного номера. – Он мой компаньон… бывший, точнее. Но другом мне остался. Так что отправил по моей просьбе парочку ребят для присмотра за тобой и матерью, но… сама понимаешь, работу не я им подкинул, да и платил не я, да и платил не много, так что и обязанности свои они выполняли, как попало. Постоянно крутиться около тебя тоже не могли, ты же умная девочка, сразу бы неладное заподозрила.

– И тогда ты нанял его, – сказала сухо, без эмоций, пустым взглядом сверля пол.

Даже имя Его произносить вслух не хочу. И даже в мыслях.

– Да, – спустя паузу согласился отец. – Мне доложили, что этот парень… Митя… Ты с ним вроде как сблизилась, а проблем у тебя было хоть отбавляй, поэтому дядя Лёня велел своим ребятам предложить ему работу по присмотру за тобой, а им уделить больше внимания твоей матери. И оплату повысил. Те тогда и зашевелились.

– И он согласился, – всё ещё смотрю в пол.

– Не сразу, насколько я знаю, – вздыхает отец. – Вроде бы даже категоричное «нет» поначалу заявлял, а потом всё же решился пойти на сделку. Хороший парень.

– Деньги всем нужны, – с горечью усмехаюсь и чувствую жжение на щеках. О, да это слёзы! Что-то вы припозднились.

– Видишь, ты всё понимаешь, котёнок, – негромко усмехается отец, притягивая меня к себе и заключая в объятия. – Прости, что не мог связаться с тобой раньше. Ребята дяди Лёни нашли твою маму на трассе и незамедлительно отвезли в Москву ко мне. Я недавно вернулся. А у них выбора не было. Твоя мама, она… была в ужасном состоянии. И ты пойми, котёнок, свяжись я с тобой сразу же и скажи, что ещё несколько недель минимум не смогу приехать, ты бы возненавидела меня ещё больше. А мне нужны были эти недели, чтобы закончить разбираться с делами. Я не мог раньше приехать. К тому же, был уверена, что Маша за тобой присматривает, она ведь дала согласие… Вот стерва. Найду её и… – не договаривает. Вновь тяжело вздыхает и ещё крепче прижимает меня к себе.

А я ничего не чувствую. Вообще ничего. Кроме яда, что нещадно обливает сердце.

– Он принял деньги? – шепчу дрожащим голосом.

Отец отвечает не сразу:

– Да, – и уж как-то совсем удручённо. – Там какие-то проблемы у него с землёй и с каким-то баром вроде бы.

– Хорошее будет вложение, – соглашаюсь отрешённо. Решит свои проблемы, наконец, да и проблемы Алины заодно. Ещё на свадебное путешествие возможно останется. И будет у них замечательная дружная семейка!

– О, котёнок! Как это я сразу не… – отец вдруг вскакивает с дивана и вскоре опускает мне на колени очень знакомый футляр. – Узнаёшь? – улыбается. – Это твоя скрипка! Твоя – та самая! Я нашёл её и выкупил! Ты рада?

– Очень, – провожу пальцами по тонкой чёрной коже и с трудом не поддаюсь желанию вытащить из футляра инструмент и разбить об стену к чёртовой матери!

Но сначала…

Я сыграю.

В последний раз.

Завтра.

Это будет моим прощальным подарком.

«Скоро станет легче, поверь».

«Кому»?

«Тебе».

«А тебе»?

«Это не важно. Главное, что тебе станет легче. Не сразу, но»…

«Откуда знаешь»?

«Просто знаю. Так будет, Крис».

«Ты чего-то не договариваешь»?

«Конечно… да. Много чего».

«Тогда расскажи».

Лучше бы ты рассказал. Лучше бы я возненавидела тебя раньше, чем так сильно полюбила.