Меня накачали доброй дозой успокоительных и оставили в комнате одну, после того, как я набросилась на мужчину в чёрном костюме, в попытке расцарапать ему лицо, за то, что он назвался моими отцом. Но самое ужасное в том, что сейчас я понимаю, что такое вполне может быть и я просто этого не помню.

Он назвал меня Каролиной.

Я — Каролина.

Моё имя — Лина, производное от имени Каролина, это успел мне втолковать доктор, внедряющий мне под кожу шприц с дозой успокоительного.

Я сама его выбрала — имя, — так мне сказали.

Сейчас, лёжа в кровати почти что без чувств, я путалась в собственных мыслях, в сотый раз пытаясь привести голову в порядок.

Я — Каролина. Разве не это имя назвал Дерек, когда я спросила о том, как зовут его девушку? Если это так, разве я могу ею быть?.. Быть той, которая добровольно подписалась на какое-то исследование и оставила Дерека, не сказав ему ни слова про игру? Получается, я так много скрывала от того, кого любила? И любила ли я его вообще… Ведь я даже этого не помню. Я уверена лишь в тех чувствах, которые испытываю к нему сейчас, но это не чувства Каролины.

Разве я могу быть той, кто присутствовал на каждом собрании и вместе с Советом и решал, каким способом будет лучше уничтожить человечество? Разве я могу быть той, которую так отчаянно любил Дерек?..

Получается, что с самого начала он знал, кто я такая. Всё это время, что он был рядом, он любил ту самую Каролину так глубоко спрятанную во мне. Неужели это всё действительно может быть правдой? То с какой нежностью он смотрел на меня, то как заботился, то как волновался обо мне. То как набил морду Эрику в клубе… он сделал это потому что тот предал меня? Это была месть за меня?.. Но как же… как же Дерек жил все эти годы зная, что его любимая девушка встречается с другим, спит с другим, собирается замуж за другого… Знал ли он это? Ведь за мной следили, за каждым моим перемещением, за каждым действием. Они составляли отчёты и зачитывали на собраниях. Слышал ли их Дерек?

Почему я ему ничего не рассказала?! Как могла подписаться на эксперимент и даже не поставить его в известность?

Каким же человеком я была?!

Меня не было три с половиной года…

Что произошло, когда я не вернулась, как обещала? Что он делал? Как пытался вернуть? Что он почувствовал узнав, что мне суждено стать Хивером? Как перенёс это всё? Получается, что Совет изгнал его из Артелии из-за меня?.. Из-за того, что он не мог допустить того, чтобы они сделали меня Хивером? И что он почувствовал впервые увидев меня, меня — Лин, не его Каролину, — в другом мире, переживающую горе от расставания с парнем, с которым провела три года своей жизни. Ведь это не было выдумкой.

Как же Дерек пережил это всё?!

Он смотрел на меня и даже не мог обнять, как наверняка делал это раньше, потому что больше я ему не принадлежала. Он искал меня, обучал, готов был на всё ради меня… Что творилось у него внутри, когда я была так близко и одновременно так далеко?

Всё это было ради меня. Ради моего спасения. Он хотел заставить меня вспомнить то, что мое тело умело раньше, ведь раньше оно умело сражаться. Ведь Киккаре был моими изначально. Вот что это были за щелчки в голове, вот почему тело на подсознательном уровне умело делать такие вещи, которые мне даже не снились. Разум Каролины, всё это время, в каком-то смысле помогал мне. И Дерек знал об этом, он пытался пробудить меня, вот откуда была эта его уверенность. Он знал на что я способна на самом деле.

Господи, как я могла его отчитывать так жестоко, когда он во всём признался? Ведь я такая же, как и он. Я тоже из Артелии и почему-то мне кажется, что я гораздо более паршивый человек, чем он. Каролина была на всех советах, Каролина знала о нападении на Землю, Каролина знала о готовящийся игре… Я знала обо всём этом больше Дерека и всё равно не смогла ничего сделать, или просто не хотела… Это я заслуживаю оказаться в чёрной дыре, а не он.

А я ещё считала его бабником. Я считала его обыкновенным самцом, изменщиком, а он всё это время был верен мне одной. Он говорил обо мне одной, описывал меня, скучал по мне, желал найти меня…

Я ПРОСТО НЕ МОГУ ПРЕДСТАВИТЬ, КАК ОН ЖИЛ СО ВСЕМ ЭТИМ!

Только вот я ничего… ничего не помню.

Я почувствовала приступ удушья и резко села в кровати, сражаясь ещё и с приступом головокружения. Если всё это правда, и моя настоящая память никогда не вернётся, я никогда не смогу до конца в это поверить.

Я провела рукой по волосам, откинув их назад. Они были короткими. Такого же пшеничного цвета, как и мои, только длиной едва касались плеч. Всё остальное было точной копией моего Сосуда, или наоборот.

Через пару часов в дверь постучали и в проёме показалась взлохмаченная голова моего брата.

— Майк! — не веря своим глазам, я кинулась к нему, едва не задушив в объятьях.

Он не отстранился, наоборот, вцепился руками в мою ночную сорочку и ещё долго не отпускал.

— Майк, — выдохнула я, окинув брата взглядом с ног до головы, не в силах поверить, что он здесь, передо мной, живой и здоровый. — Ты здесь? Ты живёшь здесь? О Боже! Как ты? Всё в порядке? Они хорошо с тобой обращались? Не причиняли боль? Ты выглядишь… более плотным.

— Да, меня хорошо кормят. Здесь столько всего вкусного! Ты не представляешь!

Майк широко улыбался. Он был рад меня видеть. Меня. Ту, что даже не является его сестрой на самом деле.

Мы сели на кровать, и я крепко сжала его руки в своих, не желая отпускать от себя, а вдруг он мираж? Вдруг возьмёт и испарится?

— Лин… то есть… — Майк замялся. — То есть… Каролина…

— Нет, пожалуйста, не называй меня так.

В глазах Майка вспыхнул огонёк.

— То есть… ты правда, ничего не помнишь?

— Нет, — я помотала головой, — не знаю хорошо это, или плохо, но я ничего не помню из жизни этой Каролины. Кое-что слышала, но точно ничего не помню.

— М-м-м… — Майк немного помолчал. — То есть, я всё ещё могу считать тебя своей сестрой?

— О Боже, конечно! — я снова сжала его в объятьях, но тут же отстранилась и с надеждой заглянула в его синие глаза, такие же как у мамы. — Если ты сам, конечно, не против.

— Я так рад, Лин! Они предлагали избавить меня от этих воспоминаний, сказали, что всё это не правда, но я не захотел. Потому что ты ведь моя сестра! Как я могу хотеть от тебя избавиться? Для меня ты всё равно самая настоящая! Ну и что, что не кровная! Три с половиной года-то были настоящими! И воспоминания настоящие! Я ведь всё помню так, как будто это было на самом деле. Я любил тебя всю жизнь и сейчас люблю. Так что я не могу и не хочу от тебя отказываться!

Это были самые утешительные слова, что я только могла пожелать. Майк, мой братишка, эта связь навсегда останется между нами.

Из глаз невольно закапали слёзы.

Три с половиной года — вот в какие рамки укладывается вся моя Земная жизнь.

— Они отправили меня к тебе. Сказали, что возможно у меня получится тебя успокоить. Твой… м-м-м… отец Каролины очень расстроился, когда ты на него набросилась. Он думал, все думали, что память к тебе вернулась.

— Поэтому все были так рады, когда я очнулась?

Майк кивнул.

— Понятно. Теперь, наверное, все неслабо разочарованы.

— Нет, теперь они ломают голову, как помочь тебе восстановить память, но я слышал, что всё очень серьёзно. — Майк пожал плечами, не уверенный, хорошо это, или плохо. — Скоро к тебе зайдёт профессор Марморкс, он очень хороший, он курировал тебя, то есть… твой Сосуд. В общем, он всё объяснит, когда ты будешь лучше себя чувствовать.

— Ладно, — кивнула я. — Расскажи, как ты здесь? Они точно с тобой хорошо обращались?

Лицо Майка просияло.

— Лин, да это самое крутое место из всех, что только можно представить! И люди здесь очень хорошие, ну… почти все, — Майк заговорил тише, — Совет мне не очень нравится. Это они запустили игру. Тут даже поднимались целые бунты, требующее её прекратить. Многих казнили, многих просто выслали из Ривеора.

Дикая злость побежала по венам, но я не выдала этого перед Майком.

— Мне жаль, что тебе пришлось в этом участвовать.

— Ты здесь ни при чём, — улыбнулась я.

— Да, но я всё видел. Все твои дуэли.

Я похолодела.

— Лин, ты такая молодец! Я бы не справился! — Из глаз Майка тоже потекли слёзы, он принялся старательно вытирать их рукавом жёлтой рубахи.

— Значит, это правда? Жители Артелии следят за дуэлями?

— Ага. Их транслируют по всему миру. Богатые Артелианцы делают большие ставки. Ты кстати была в фаворитах. Но то, что с тобой там происходило… — Майк опустил глаза. — Я просто обязан был что-то сделать. В твой Сосуд был помещён отслеживатель. После первой дуэли, когда ты чуть не умерла, твой… отец… выследил твоё местоположение, мы узнали, что ты едешь на военную базу, ты пересела тогда в другую машину. И один парень, перемещатель, он друг твоего… то есть отца Каролина… в общем он хороший друг Шармона. Он переместил меня на базу, и я оставил тебе фото, ты вскрыла файл?

— Да.

— Знал, что вскроешь! Мы пытались помочь тебе вспомнить! Шармон сказал, что быть может, когда ты увидишь себя, его и Дерека, на фоне лаборатории, в которой ты проводила кучу времени, то в твоей памяти может что-то проясниться. Я передал, что этот файл поможет тебе пройти игру…

Я нахмурилась.

— Но как это могло помочь?

— Лин, ты один из лучших бойцов Артелии! — Глаза Майкла засияли. — Ты… ух… то есть Каролина уроженка города воинов — Сигиона. Под её командованием огромное войско, выставленное на защиту Риверова, элитное! А ещё она глава личной охраны правителя Ривеора, ну… того парня что входит в Совет, о нём я тебе потом расскажу. В общем, на её счету ни одного поражения, она прирождённый воин, истинная дочь своего отца!

Я поёжилась. Как-то дико всё это слышать и осознавать, что это Майк говорит обо мне. Никогда не ощущала себя ничем подобным.

— Значит поэтому на меня делали большие ставки?

— Наверное, — Майк пожал плечами. — Мы правда хотели помочь, если бы ты хоть что-то вспомнила, дуэли давались бы гораздо легче, тебе бы не приходилось каждый раз… ну, это… почти умирать. Только мы не знали, что ты изменишь направление и окажешься на базе гораздо позже. Получается, что это фото лишь шумихи наделало и оказалось бесполезным. Я не думал, что так получится. Прости.

Я уже собиралась ответить, но Майк затараторил вновь:

— Где ты пропадала? Твой скитс… они не могли его прослушивать. Тот парень, твой напарник, как вы решили стать командой? На арене вы выглядели сплочённо. Вас не случайно определили? И про Артелианские деревни — это правда? Они проваливаются? Ты была там? Что же там вообще происходит? Совет ни о чём не рассказывает…

— Майк, — ласково перебила я, — ты ведь никуда не собираешься? Я расскажу тебе обо всём позже, ладно? Обещаю.

— А, да, прости, — смутился Майк. — Тебе надо отдыхать сейчас, чего это я… — он рассеяно почесал затылок и вновь уставился на меня сияющими глазами. — Ты такая молодец, Лин! Никогда бы не подумал, что моя сестра такой боец!

Я улыбнулась.

— Спасибо. А ты, значит, смотрю вполне доволен новой жизнью?

— О да! У меня есть своя комната, похожая на твою, только меньше, — Майк обвёл помещение взглядом, — ещё меня регулярно кормят, стирают одежду, шьют новую и даже причислили меня к группе молодых учёных, ты представляешь? У них тут есть такие штуки! С ума можно сойти! А вместе с нашей техникой, это вообще вынос мозга! Я тебе потом покажу…

— Я рада, что ты счастлив. — Я была искренна.

— Ты тоже будешь здесь счастлива, — ответил Майк, но кажется не совсем уверенно.

Когда он ушёл на душе полегчало. Он сыт, одет и в безопасности, а ещё ему тут безумно нравится, он даже не сердится на Артелию за то, что она сотворила с Землёй, правда он пока не знает, что по её вине погибла мама. Интересно, она знала, что я ей не родная? Не поэтому ли её последние слова были такими холодными и требовательным?.. По крайней мере Майку про то, что она умерла, я пока что говорить не буду.

Мне удалось немного поспать, комната всё равно была заперта на ключ, так что больше ничего не оставалось. Примерно через час в двери вновь постучали и на пороге появился пожилой человек с серебристыми волосами и длинным носом, облачённый в пурпурную мантию.

Он поздоровался, поставил передо мной поднос с едой, придвинул к кровати кресло, обшитое синей замшей и уселся в него напротив меня, положив на колени вещицу очень похожу на пустое металлическое обрамление, типа фоторамки.

Представившись профессором Марморксом, он вежливо сообщил, что пока я не поем, никаких объяснений ожидать не следует.

Есть не хотелось и только из-за выдвинутого условия я запихнула в рот пару ложек чего-то очень похожего на взбитый ванильный пудинг посыпанный шоколадной крошкой. Наверняка это лакомство безумно вкусное, но сейчас моё моральное состояние находится на грани уничтожения, чтобы различить его вкус.

Профессор дружелюбно улыбнулся, похвалил за покладистость и попросил не кидаться на него с кулаками, в случае если изложенная им информация придётся не по вкусу. Тогда наш разговор немедленно прекратится, а меня накачают новой дозой успокоительных и будут ждать лучших времён.

Я молча кивнула. Придётся всё выслушать стиснув зубы.

И профессор завёл свой рассказал, долгий и не утешительный, с каждым словом которого, моё и без того жалкое сердце, становилось всё меньше и меньше, едва подавая признаки жизни.

Что ж, меня зовут Каролина Баториа-Кросс, большинство Артелианцев носит двойные фамилии. Мне по-прежнему девятнадцать лет, но если учитывать, что в Артелии день рождения празднуется раз в три года, даже считать не хочется сколько мне лет по Земным меркам. Но Марморкс заверил что в соотношении с Землёй это одно и тоже. Моё тело всё ещё считается телом молодой девушки.

Родилась я в городе воинов — Сигионе. Моего отца зовут Шармон Баториа-Кросс, он заместитель и главный помощник правителя Сигиона, а также главнокомандующий Артелианской армии, а я его единственный ребёнок, не считая паренька, которого он взял на воспитание, когда тому было четыре года, и он находился при смерти. С тех пор я и Дерек росли вместе и воспитывались одинаково.

Мою мать убили, когда мне было два года. В то время происходили изменения в Совете и на землях Артелии было не всё гладко, на города часто нападали колонии повстанцев. Однажды они убили мою маму. Марморкс сказал, что позже покажет её фото.

Отец лично обучал нас с Дереком боевым искусствам, хотя у Дерека в крови и не было к этому склонности. Точнее, магическая жилка, которая есть в крови у каждого чистокровного уроженца Сигиона, заметно улучшающая все навыки сражений, у него отсутствовала, но это не помешало Дереку добиться успеха и без неё. В шестнадцать лет он уже вступил в один из трёх Элитных отрядов — защитников города, а уже через год стал его командиром. Ещё тремя годами позже ему предложили пост главы личной охраны Правителя Сигиона, поэтому он так близко приблизился к Совету.

Мои же бойцовские данные были настолько выдающимися, что в пятнадцать лет меня отправили продолжать обучение в Ривеор и посвятили в такие техники боевых искусств, которые могли освоить лишь избранные.

В семнадцать лет я уличила главу личной охраны правителя Ривеора в измене и сотрудничестве с повстанцами. На тот момент он входил в пятёрку сильнейших воинов Артелии. Того воина звали Брейн, я убила его и забрала Киккаре себе. Никто и не сомневался, что освободившейся пост главы личной охраны предложат мне.

Отец мной гордился.

И очень любил.

Когда перемещатели сообщили Совету о том, что случится с Артелией через сто пятьдесят лет я была ещё ребёнком. Тогда я, как и многие, заинтересовалась всем, что было связано с Землёй. Меня постоянно видели в компании книг, повествующих об истории человечества, о их достопримечательностях, праздниках, традициях… Поэтому, когда группа учёных запланировала исследование, в котором должен был тестироваться новый Сосуд, я была первой среди желающих добровольцев, уж больно мне хотелось на своей шкуре испытать человеческую жизнь.

Это было строжайшей тайной. Разумеется, меня предупредили о возможных осложнениях и о том, что моя память будет временно стёрта, когда переместится в Сосуд, но даже это меня не остановило. Это был новый уровень для Эмпирии, новый этап в развитии.

Исследование заключалось в том, чтобы протестировать Сосуд в количестве дней пребывания на Земле в рабочем состоянии. Предыдущие Сосуды выдерживали не более трёх дней и происходило это из-за того, что разум Артелианца внедрённый в точную копию человеческого тела по каким-то причинам отказывался к нему приспосабливается. Учёные полагали, что это может быть из-за подсознательно заложенного уровня жизни. Разум просто отказывался существовать в мире так не похожем на Артелию. Ему было сложно адаптироваться в новой окружающей среде, в итоге у Сосуда случался всплеск, он не выдерживал напряжения и погибал, а разум благополучно возвращался к своему владельцу в Артелию.

Ради того, чтобы подтвердить свои догадки, профессор Марморкс с коллегами решили запустить Эмпирию на новый уровень — переделать память пересаживаемого в Сосуд разума. Заменить воспоминания о жизни в Артелии на несуществующие Земные.

Мой Сосуд был точной моей копией, за исключением волос, я почему-то сама попросила сделать их длинными. Мою память изменили, в то время, когда перемещатели на Земле всё устроили для проведения эксперимента. Они выбрали подходящую семью, внедрили меня в их воспоминания, подделали все необходимые бумаги, устроили меня в университет, засунули меня в воспоминания соседей, школьных подружек и всех прочих с кем мне якобы раньше приходилось общаться.

Единственной, кто была более-менее в курсе всего, была моя мама, точнее мама Майка. По большему счёту её тоже не стали посвящать в суть исследований, она не знала кто я и откуда. Ей лишь сказали, что я буду считать её своей матерью и что она будет единственным человеком который знает, что на самом деле это не так. Дело в том, что внедрить в голову женщины воспоминания о ребёнке, которого она даже не рожала весьма проблематично. Материнские узы слишком крепки, чтобы вмешиваться в эту связь. Она должна была претворяться до тех пор, пока это будет нужно, взамен на это они пообещали спасти Майка, когда человечество будет обреченно. А я столько лет думала, что почти каждую ночь она плачет из-за ухода отца. Интересно как она относилась ко мне на самом деле? Как сильно ненавидела? Только ради Майка она все эти годы молчала и относилась ко мне как к родной. Я просто не могу поверить, что эта сильная женщина все эти годы вынужденно терпела меня под своей крышей. А я ведь до сих пор люблю её и безумно скучаю…

Из всей моей выдуманной жизни на Земле, настоящими были только три с половиной года.

Когда Эмпирия продлилась более трёх дней, это был фурор! Наконец-то причина гибели Сосудов стала ясна. Но её не собирались завершать, по планам, я должна была прожить на Земле полгода. После этого мой разум планировалось вернуть одним нажатием кнопки — Сосуд попросту должен был отключиться, а разум вернуться в тело. Но через полгода кнопка не сработала — Сосуд не отключился. Мой разум вместе с поддельными воспоминаниями настолько крепко вжился в фальшивое тело, что попросту отказался возвращаться. Это казалось не объяснимым. Я стала самым настоящим человеком.

Мармокс признался, что вся вина лежит на нём и коллегах, слишком много было не предусмотрено, слишком много было изъянов, которые нужно было учесть изначально. Например, то, что Сосуд, хоть и идентичен человеческому телу, его оболочка всё же является искусственной, что значит довольно хрупкой. И если бы они это предусмотрели, то можно было меня силой вернуть в Артелию, просто переместить, но этого нельзя было делать.

Раньше Сосуды никогда не перемещали обратно. Их просто выключали, или же Сосуд погибал своей смертью спустя несколько дней и разум благополучно возвращался. Они не учли тот факт, что возможно его когда-нибудь придётся вернуть в Артелию. А обратный переход он просто-напросто бы не выдержал, Сосуд разрушился и это была бы самая настоящая насильственная смерть. Разум конечно же вернулся бы в тело, но вот в каком состоянии? Они не могли так рисковать, это был бы слишком большой стресс для разума, который наполнен ложными воспоминаниями. И конечно же плохое завершение для нового этапа в Эмпирии. Мармокс больше всего опасался, что при таком раскладе, разум будет повреждён и настоящее тело откажется воспроизводить истинные воспоминания. В прочем, так оно и получилось. Я убила себя сама и это был настоящий стресс для разума, я уничтожила свой Сосуд и собственноручно заблокировала настоящую память, вернувшуюся в тело. Я сама сделала то, чего профессор с коллегами больше всего опасался все эти годы.

Они следили и контролировали меня, но так и не могли ничего придумать, чтобы благополучно вернуть мой разум обратно, мой Сосуд ни в коем случае не должен был быть подвергнут насильственной смерти. Хотя Мармокс вскользь и упомянул, что Совет собирался одобрить этот вариант, но мой отец сумел отговорить их. Тогда на ум Совету пришла другая идея, просто гениальная! Так как близилось время открытия порталов и время запуска игры, они предложили сделать меня Хивером, дабы защитить моё тело от насильственной смерти — для стражей я была бы обычным человеком. Лично я то понимаю, какой у этого был истинный замысел: толпы болельщиков за своего среди чужих, запредельное количество аудитории, большие ставки. Они велели моей матери проследить, чтобы скит оказался у меня. Таким образом я стала игроком.

Профессору Мармоксу ничего другого не оставалось, как согласиться с ними, чтобы спасти мой разум. Он очень рассчитывал, что я смогу пройти игру и предстану перед Советом. К этому времени Артелия уже должна была бы поглотить Землю и проблем с этим не возникло бы. Тогда Марморкс смог бы напрямую подключить мой Сосуд к настоящему телу и вернуть разум на место. Тогда бы мои воспоминания смогли вернуться не повреждёнными, хотя и от человеческих воспоминаний я бы никогда не избавилась, но точно знала бы, что это такое. Они бы мне не мешали, остались в памяти, как фотографии с путешествия.

Профессор был безумно рад, что вся эта история с игрой, для меня позади. Раз мой Сосуд мёртв, то больше я в ней не учувствую, а мой напарник в скором времени будет дисквалифицирован. Иными словами — Кита скоро убьют.

Но искренне профессор сожалел лишь об одном, что после всех тягот, что мне пришлось перенести — я сама убила себя раньше времени. Я сама завершила свою Эмпирию. И теперь Мармоксу и его коллегам предстоит попотеть, чтобы придумать, как восстановить мою память. Он заверил, что обязательно что-нибудь придумает, чтобы я ни о чём не волновалась.

Я хотела спросить его про наши отношения с Дереком, но не стала. Кто его знает, может это был наш секрет, может здесь таким как мы вообще было запрещено встречаться. Ведь мы росли вместе как брат с сестрой, хоть и кровного родства между нами не было. Так что в ближайшее время судя по всему мне об этом не узнать.

Вот такая вот получилась замечательная история из моей жизни. Профессор Мармокс очень надеялся, что благодаря его рассказу, во мне проснутся хотя бы какие-то отголоски прошлой жизни. Но после его рассказа, единственное, что я чувствовала, это глубочайшее опустошение, потерю всяческого смысла существовать дальше и крик души, который сейчас умолял меня вырваться наружу.

Всё было напрасно? За кого я сражалась? За людей, хотя никогда не была одной из них. Я верила, что Землю всё ещё можно сохранить, я любила её, но ведь она никогда не была моим домом… Я боролась против своих же. Я ненавидела своих же. Я противостояла самой себе. Я находилась не там, где должна была быть… Какая ирония: я содействовала планам по обезвреживанию человечества, даже предложила себя в качестве подопытного и что в итоге? Сама себе выписала приговор.

Это война.

Безжалостная и кровопролитная.

Вот только я оказалась на неправильной стороне. И я сама ничто иное, как — неправильная сторона Каролины.

Я спрятала под одеяло дрожащие ладони и устремила пустой взгляд на одну единственную фотографию на стене. На ней были двое, они обнимались и широко улыбались в камеру. Это были я и Дерек на фоне огромного солнца и могучего дерева с густой листвой и толстым стволом, заросшим крохотными разноцветными цветочками.

— Каролина, скажите пожалуйста, быть может у вас имеются ко мне вопросы? — вежливо протянул профессор. — Спрашивайте, пожалуйста, я с удовольствием отвечу на них, вы сейчас замечательно себя контролируете.

— Что это за фоторамка у вас на коленях? — безжизненным голосом спросила я.

— Я уже собирался перейти к этому, — Мармокс приподнял вещицу и провёл рукой по металлической конструкции.

Пустая внутренность обрамления тут же приобрела полупрозрачный цвет бирюзы, затем там стала вырисовываться картинка.

— Возьмите, — он протянул мне предмет.

— Что это? — трясущимися руками я положила его на колени.

— Это ваш контракт. Прошу, взгляните, возможно это поможет восстановлению памяти.

Из прибора на меня смотрела девушка. У неё были короткие волосы цвета пшеницы, глаза цвета изумруда и румянец на щёках. С секунду она широко улыбалась, глядя на кого-то в сторону, затем коротко откашлялась и посмотрела в центр.

— Контракт номер тридцать три тысячи восемьдесят пять, — заговорила девушка моим голосом. — Каролина Баториа-Кросс — глава личной охраны правителя Ривеора и дочь главнокомандующего Артелианской армии, Шармона Баториа-Кросс. Соглашаюсь на участие в Эмпирии. Даю своё согласие на использование моего тела и разума в исследовании курируемым профессором Мармоксом. Соглашаюсь временно лишиться памяти и приобрести другую. Соглашаюсь с перемещением моего разума в Сосуд и ссылке его на Землю. Также даю согласие на проведение различных манипуляций с моим разумом ввиду экстренных, непредвиденных обстоятельств. Я полностью доверяю профессору Мармоксу и даю своё согласие на введение новых пунктов контракта по его инициативе, в любой затруднительной ситуации. Благодарю за внимание.

Экран погас и через пологое обрамление я увидела свои руки.

— Позвольте? — Мармокс протянул руку за прибором.

Я уставилась на него пустым, полностью уничтоженным, взглядом.

— Моя дорогая, не всё так плохо, — улыбнулся профессор, — я обещаю вам, всё будет хорошо. Мы вернём вам память.

Ни один мёртвый мускул на моём безжизненном лице не дрогнул.

— Есть ли у вас ещё какие-нибудь вопросы? — вежливо поинтересовался профессор, совершенно не ощущая дискомфорта.

— Есть, — неожиданно твёрдо сказала я, превратив глаза в два ледяных прожектора. — У меня один вопрос и одна просьба.

Мармокс заёрзал в кресле, заметно оживившись.

— Разумеется, спрашивайте, я вас внимательно слушаю.

— Я хочу знать, можно ли вытянуть человека из чёрной дыры, созданной стражем пространства?

От неожиданности, Мармокс будто воздухом подавился, но всё же закивал головой.

— Вам надо поговорить об этом с кем-нибудь из перемещателей, моя дорогая, — пропыхтел он. — Я знаю об этом довольно мало, но обещаю, если для вас это так важно, в скором времени я попрошу одного из перемещателей заглянуть к вам в комнату для разговора.

— Не стоит утруждаться, профессор, я сама найду такого перемещателя, перед уходом.

Профессор издал нервный смешок.

— О ч… о чём вы говорите? Перед каким таким уходом?

— Это был вопрос, — продолжила я. — А вот просьба, — я встала на ноги и медленно подошла к тому месту, где на комоде лежал Киккаре. Его у меня не забрали, потому что это вещь принадлежит Каролине. Перемещатели вернули его в тот же момент, когда я очнулась на столе в лаборатории.

Я обнажила меч. Профессор ахнул и подскочил с кресла.

— Ка-ка-ка… Каролина!

— Меня зовут не так, профессор. — Я направила меч в его сторону. — Вы внимательно меня слушаете?

Профессор недоумевая, что происходит, кивнул.

— Хорошо. А теперь немедленно верните мне скитс и отправьте обратно. Я продолжаю участие в игре, с моим напарником, которого Совет и пальцем тронуть не посмеет. А если мою просьбу не выполнят, то я любому желающему в Артелии, с огромной радостью продемонстрирую все секретные техники владения оружием, которым так тщательно обучали Каролину.

Кит.

Она выстрелила себе в башку прямо на моих глазах. Её мозги растеклись по лестнице как кучка отвратной субстанции. Она была больна… Как я сразу этого не понял? Она определённо была больна, чёрт побери! Какая собака меня укусила, чтобы я вообще с ней связался?! Терпеть её не могу, до сих пор, даже когда эта дура больше не дышит. Зачем я вообще выбрал её себе в напарники? Если бы знал, что она покончит с собой, да если бы я знал, что она вообще на такое способна, ещё при первой встрече я бы выставил её на посмешище перед всей деревней, так чтобы она даже смотреть в мою сторону боялась, так чтобы больше никогда с ней не связываться. И даже её придурошный красавчик не смог бы ничего с этим поделать!

Сука.

Я идиот.

Мне тошно от самого себя, что я до сих пор о ней думаю. Что эта девка сделала с моей головой, как внедрилась в неё настолько сильно? Я не могу её оттуда выкинуть. Не могу, чтоб мне сдохнуть!

Я по сто раз на день прокручиваю в голове слова, что она сказала перед тем, как размозжить себе башку. Она сказала, что это не то, что я думаю и… встретимся на дуэли?! Серьёзно?! На какой нахрен дуэли?! Нет… она точно была больна. Меня настолько сильно душила слепая ревность, к этому Артелианскому ублюдку, что я даже не заметил, что у этой девки явное расстройство психики.

Как вообще такое могло произойти со мной?

СО МНОЙ!

Когда вообще это случилось? Я лишь помню, как застал их в кабинете на этой чёртовой базе, целующихся так, что казалось они готовы сожрать друг друга. Поначалу это показалось даже забавным, очередным поводом для издёвок, но я чуть не задохнулся в желчи от собственной ревности, когда она начала шептать его имя. Конечно же, пришлось сделать вид, что мне плевать, но этот засранец успел заметить, как я на неё смотрю. Как же он это заметил?!

С её смерти прошло три дня, три адских, бесконечных дня. За это время мой скитс стал тёплым, и о, Боже, кажется я тоже болен. Мне должно быть страшно, ведь, когда явлюсь на дуэль без напарника меня дисквалифицируют, но чёрт возьми, я жду как психбольной эту дебильную дуэль потому что… реально надеюсь увидеть там ЕЁ! Как будто её мозги могут вернуться на место, а дыра в голове сама собой затянется; она появится в белом помещении, как ни в чём не бывало и скажет мне: «Привет, Кит, давно не виделись».

Я схожу с ума.

Она сказала мне бежать. Но всё что я мог, это избить до полусмерти солдат, что вели меня к вертолёту и устроить погром в штабе, как будто от этого станет легче и как будто кто-то из военных виноват в её сумасшествии. Я даже думал, что они накачали её чем-то, но никто ничего с ней не делал, для них она была слишком важна. Они до сих пор придумывают нелепые истории про её подвиги и крутят их по радио, хочется повырывать языки тем, кто вообще осмеливается говорить о ней, как о живом человеке.

Тогда, меня вместе с группой Хиверов отвезли в другую пространственную яму и поселили в неком подобии общежития. Больше это напоминает тюрьму. Моя комната пропитана вонью от куриного помёта и коровьего навоза, или испражнений других тварей Артелианского скота, раньше здесь было что-то типа фермы. Два раза в день нас выводят подышать воздухом, держа каждого под дулом автомата. Они говорят это для того, чтобы мы не надумали напасть друг на друга. Нас кормят три раза в день из железных мисок и всегда одной и той же вонючей кашей. А когда у кого-нибудь наступает время очередной дуэли, его уводят, подключают к каким-то приборам и датчикам и исследуют, как подопытную крысу. Скоро придут и за мной.

Надо было бежать, когда она говорила. Надо было уносить ноги подальше от чокнутых военных и ещё более чокнутого генерал-майора Сайке. Вот кто помешался на Хиверах и игре окончательно, он просто спятил исследуя таких как я. Надо было уносить ноги.

Я даже не помню, когда спал последний раз. Я не могу спать, потому что мысли о ней мешают уснуть. Я вспоминаю её лицо, её улыбку, вспоминаю, как она постоянно пререкалась со мной и как смешно мне было это слушать. С ней мне было по-настоящему весело. Я не притворялся. С ней я вообще не притворялся.

И я знаю, как сильно она была влюблена в Артелианского придурка, я видел, как она смотрела на него, за это я ненавидел его ещё больше, от этого мне на самом деле хотелось пустить ему пулю в лоб. Но этот ублюдок спас мне жизнь и видя, как она умывается слезами потеряв его, как она сходит с ума от того, что его больше нет рядом, мне больше ничего не оставалось, как обещать ей его найти — вытащить из этой чёрной дыры.

Долги? У меня не может быть никаких долгов перед выродком, имя которого не было занесено ни в одну базу данных и который в итоге оказался из того уродского мира, даже если этот выродок соизволил спасти мне жизнь. Просто я больше не мог видеть её слёзы.

Я был боксёром. Я испытал за всю свою жизнь столько боли, что и не снилось ни одному беззаботному человеку. У меня было всё: дом, крутая тачка, куча денег, девушки носились за мной табунами. Но за всю свою карьеру боксёра и даже тога, когда я в один миг лишился всей роскоши, что у меня была, я не испытывал такой боли. Она раздирает меня изнутри. Я превращаюсь в жалкий кусок дерьма. И всё потому что эта ненормальная пустила себе пулю в висок, и я больше никогда не смогу назвать её «деткой», или «крошкой», мне нравилось, как её это бесит…

Надо было поцеловать её, когда была возможность, теперь я жалею, что этого не сделал. Знаю, она бы оттолкнула меня, или даже съездила по морде, но по крайне мере сейчас я бы не упрекал себя в том, что этого не сделал.

Её глаза цвета сочной травы, её непослушные волосы, безумно упрямый характер, то как она заламывала пальцы рук, когда нервничала, то как от неловкости прятала глаза при нашей первой встречи, то как смутилась увидев меня без майки, то как она постоянно пыталась защитить слабых, понятия не имея, как это сделать. Её наивность, её доверчивость, её упорство. Мне будет так не хватать всего этого… Я просто не понимаю… Как она могла убить себя?! Как могла?!

Как же сильно я её ненавижу!

Как же сильно мне её не хватает…

Конец первой книги.

Елена Филон, 2015.