Два года назад
За две недели до начала учебного года
— Чуваааак, я, кажется, пьян. Чувак, я так пьян…
— Тебя от трёх глотков пива унесло? — смеюсь, переваливаюсь на живот и собираю в кучку остывающий пляжный песок.
— Я пьян любовью, чувааак! — с видом лирического поэта протягивает Костик, делает очки из пальцев, прикладывает к глазам и смотрит на небо. — Ууууу… Они всегда так быстро плыли?
Щурясь, бросаю взгляд на проплывающие над нами, уже окрашенные в розовый, облака и толкаю Костю в плечо.
— Чем ты там пьян? — не могу сдержать смеха. Опять старую песню завёл. Костян — романтик, блин! А я был уверен, что мой лучший друг — нормальный мужик, а не сопля ходячая. На девчонку какую-то залип. Теперь постоянно о ней трещит, не затыкаясь. О тачках, например, вчера разговаривали, и я понятия не имею, как разговор о ТАЧКАХ мог закончиться обсуждением того, какие блин нереально красивые глаза у какой-то там Багряновой. Я даже не помню её! Ну одноклассница вроде… А этот пришелец ещё и обиделся! Даже врезать мне хотел, честное слово, с криком «Не смейся над ней! Ты даже не знаешь, какая она!» Ха… будто Костик знает. Совсем крыша у пацана поехала.
— Опять травишься? — смотрю, как Костик зажимает зубами помятую «Яву». Опять это дерьмо курит. Карманных денег его на месяц лишили, а у деда Костика в кармане ничего лучшего не нашлось. Прям парадокс какой-то: теперь Косте влетит за то, что он избавил дела от пачки отравы.
Ложусь на спину и закидываю руки за голову.
— Скорей бы в школу, — задумчиво протягивает Костик, а я давлюсь от этого вонючего сигаретного дыма.
— Да, — иронично усмехаюсь. — Девятый класс это тебе не навоз у дяди Гены на даче таскать.
— Ни фига ты не понимаешь, Макс! — Опять ворчать начинает. Такой забавный.
Толкает меня в бок, и я вновь смеюсь, глядя на перекошенное от злости и одновременно от обиды лицо этого влюблённого идиота.
— Как она хоть выглядит? Я не помню. Борисова твоя эта.
— Багрянова! — Костик отправляет в меня горсть песка, садится, свешивает руки с колен, делает затяжку и задумчиво смотрит на море. Ну как тут не ржать?
И я ржу! Ржу, пока не получаю в лицо очередной горстью песка.
— Её Лиза зовут. — Удивительно упрямый у меня друг!
— Не дыми на меня, — давлюсь дымом и смехом. Даже рот ладонью зажимаю. Костик каждый раз краснеет до самых своих лопоухих ушей, когда разговор о ней заводит. Причём сам заводит и сам же краснеет! Всё лето мне мозг выносит этой Бобровой своей. Даже Чачу разговорами о ней допёк, а Чача у нас самый стойкий, между прочим.
— Ты по ней с мая сохнешь. Уже почти четыре месяца. Не надоело ещё? — Мягко толкаю Костика в плечо, присаживаясь рядом.
— Я только в мае заметил, какая она красивая стала.
— Блиииин, да ладно тебе, Костян. Кто там красивый в моём классе? Обычные все. Я б заметил. Ладно, если бы ты на Светлакову залип, я бы понял. Она хоть ствервозная, но, да, красивая.
Смотрит и глаза щурит:
— Лиза красивее.
— Лиза красивее. — Говорим одновременно и меня вновь приступ смеха накрывает. Костик тоже улыбки не сдерживает.
— Да что в ней такого особенного? — Ладно уж… решаю дать другу выговориться. Вижу — наболело. Любовь у него, понимаете?
— Не знаю, — Костя пожимает плечами и влюблённым, как дебил, взглядом таращится на море. — Просто Лиза она… необычная. Вот смотрю на неё и… всё… прям глаза слепнут. Лиза она… она сияет, понимаешь? Да ни фига ты не понимаешь.
— Сияет? — хмыкаю. — Да, Костян, загнало тебя конкретно.
— Лиза необыкновенная!
— Тем, что в школу редко ходит?
— Что?
— Ну, ты сам говорил. Что она в школу редко ходит. Наверное, поэтому и помню её плохо.
— Она позади тебя сидит.
— За мной много кто сидит.
— Блин, Макс, вот ты вообще ничего не понимаешь! И хватит ржать уже!
— Прости, Костик, — хватаю его за щёку и несколько раз дёргаю, — просто ты такой миленький. Ути-пути.
— Макс, блин!
— Ууути-пути, кто тут у нас папочкина радость?
— Отвали, Яроцкий! — выбрасывает сигарету, заваливает меня на спину, сам смеётся на весь пляж и меня песком засыпает.
Отстает, наконец, поднимается на ноги и отряхивает ладони.
— Ладно, прости, дружище. Я просто стебусь, — щурясь, смотрю на него снизу вверх. — Придём в школу, покажешь мне эту свою Бабрукову.
— Багрянову.
— Да знаю, — вздыхаю, отвожу взгляд на море. — Багрянову. И что делать планируешь? Девчонку к нам в компашку притащить хочешь?
— Нееее… — неловко отвечает и присаживается рядом. Потирает ладонью шею и вновь краснеет. — Я, это… стесняться буду.
— Что, даже не подойдёшь к ней?
— Сказал же: стесняться буду.
— Тогда зачем любишь её?
— Ну… это… Любить ведь и на расстоянии можно.
Хлопаю Костика по плечу и шумно вздыхаю:
— Рано нам ещё это, братишка. Любить рано.
— Любить никогда не рано, — пялится в песок, на котором подушечкой пальца рисует сердце. Вот тут понимаю… а Костик-то не шутит. Реально пацан втюрился по самые помидоры.
— Нам всего по пятнадцать, — вроде как подбодрить пытаюсь.
— Ромео с Джульеттой тоже примерно по столько же было.
— Так ты в Ромео записался? — негромко усмехаюсь.
— Да ну тебя. Вот влюбишься, тогда я над тобой ржать буду.
— Договорились, — улыбаюсь, глядя, как Костик вытаскивает из пачки новую сигарету и подкуривает.
— Эта дрянь тебя убьёт, — замечаю на полном серьёзе.
— Ну и пусть.
— Серьёзно, Костян. Бросай эту фигню. Ты у меня уже с этим вонючим дымом ассоциироваться начинаешь. Как не унюхаю где, кажется, что ты пыхтишь.
— На, затянись, — гадко улыбается, протягивая мне сигарету.
— Спасибо. Сам травись.
— Спортсмен, блин, — делает новую затяжку и выпускает дым в небо. — Во взрослой жизни вот так уже фиг когда посидим.
— Согласен, — киваю на сигарету, — если дрянь эту не бросишь, точно не посидим.
— Да пошёл ты, — смеётся. — Где этот Оскар делся? — Оглядывается. — Вечно, как затариваться пойдёт, жди его до самой ночи.
— Слушай, Костик, — смотрю на диск огненного солнца, плавно опускающийся в море, — давай свалим отсюда?
— Сейчас Оскара дождёмся и свалим, понятное дело.
— Нет. Давай школу закончим и свалим из этого города?
— Эээ… ты чего это? Бухнул где без меня?
— Я не пью.
— Ну и зануда, — фыркает Костик.
— Я серьёзно, — смотрю на него решительно. — Что здесь делать?.. Я по миру путешествовать хочу, у отца денег займу.
— Твой отец и без займа даст. Это мои предки — скряги богатые.
— Тухло здесь, — вновь смотрю на море. — Закончим школу, возьмём тачку, прыгнем в неё вчетвером и свалим в закат.
— Ну, нееет, — категорично протягивает Костик. — Я без Лизы никуда не поеду!
— Да ты помешался на ней, братишка! — прыскаю от смеха. — Серьёзно. Давай, заканчивай эту любовь свою больную.
— Моя любовь только начинается, — вздыхает и тушит окурок в песке. — Когда-нибудь я обязательно ей признаюсь. Смелости только наберусь побольше. А потом можно будет впятером и сваливать в закат.
— А если в твою Лизу кто-нибудь ещё из нас влюбится?
— В смысле?! — голова Костика со скрипом позвонков разворачивается ко мне.
— Чисто гипотетически, — выставляю руки ладонями вперёд. — Одна девчонка в компании парней…
— Ты даже не помнишь её! — фыркает Костян. — Так что ты точно отпадаешь.
— Ну ладно, а если Оскар или Чача влюбятся?
— Да неее… — качает головой. — Друзья друг у друга девчонок не отбивают.
— Настоящие друзья.
— Ну. А мы какие? Не настоящие, что ли?
— Настоящие, — киваю и подставляю Костику кулак, чтобы ударил. — Чтоб мне сдохнуть!
— Чтоб мне сдохнуть! — улыбается в ответ.
— Ну, вот и поговорили.
— Люблю тебя, бро!
— Лучше Багряновой своей это скажи. Только без «бро».
— Скажу! Когда-нибудь обязательно скажу.
* * *
Настоящее
— Лиза, что вообще происходит? Почему ты… для чего ты… Чёрт! Куда ты с ним собралась?! — Паша с трудом подбирает слова и не потому, что сбит с толку, а потому, что закипает от злости при виде Яроцкого рядом со мной. И теперь я более чем понимаю, что вот она — ревность. Как раньше могла не замечать?
Паша… зачем ты так со мной? Зачем так с нашей дружбой?..
— Ты зачем пришёл, Паш? — стоит задать этот вопрос и раздаётся весёлый свист Яроцкого, так что приходится стрельнуть в него одним из самых ядовитых взглядов, что у меня имеются.
— Сейчас ливень будет, — Паша подходит ближе и понижает голос. — Пойдем, я домой тебя провожу.
— А где вчера был? — усмехается Макс. — Будильник не зазвенел?
— Паша, не надо! — упираюсь ладонью Паше в грудь, потому что тот уже готов сорваться с цепи и навалять Яроцкому прямо у ворот школы. Дежавю какое-то.
— Куда ты с ним собралась? — Паша щурит глаза и непонимающе качает головой. — Куда ты с НИМ собралась, Лиз? Не знаешь, кто перед тобой?!
— А кто перед ней?
— Не лезь, — прошу Яроцкого. Просто прошу, потому что всякого рода требования на этого парня не действуют, а точнее — дают обратный эффект.
— Не говори с ним! — требует у меня Паша, шагает к Максу и протягивает руку. — Рюкзак сюда отдал.
Молчание Макса совсем уж не нравится. И то, что веселье у него прошло, тоже не нравится. Лоб хмурит, брови к переносице сдвинуты, а взгляд ни о чём хорошем не говорит. Страшный взгляд.
И Паша теперь молчит. Сверлят друг друга глазами так, что аж жутко становится. Лучше бы орали друг на друга!
И вообще… почему это происходит? Это ведь из-за меня. Из-за меня, да? Но разве я хоть одному из них должна что-то?
— Тварь ты, Чача, — выплёвывает Яроцкий, как кусок отравы.
— А-ну, повтори!
— Паша, мы можем просто уйти?! — Голова идёт кругом.
Макс фыркает, кривя губы в гадкой улыбке, отводит взгляд в сторону и сжимает кулаки, так что даже костяшки пальцев белеют.
— Думаешь, в бокс пошёл, сцыклом быть перестал?
— В отличие от тебя, Яроцкий, я не стал свою жизнь гробить!
— Оооо… — отрывисто посмеиваясь, Макс медленно ступает ближе, — только посмотрите, кто это у нас тут на правильный путь встал. За голову взялся? Мозги включил?.. Где?.. Где там у тебя мозги?.. Обсос ты, Чача.
— Иди сюда, сука! — Паша рвётся вперёд, хватает Макса за грудки и резко притягивает к себе. А Яроцкий даже не сопротивляется — позволяет ему это! Продолжает посмеиваться и смотреть на Пашу так, будто тот — последний человек на земле достойный уважения. Будто даже руки об него марать не хочет.
— Ну? Чего ждёшь? Давай, показывай чему тебя там в секции учат? Я весь твой… Чачик.
— Ты что задумал, Яроцкий? — гневно шипит Паша ему в лицо. — Я спрашиваю: ты что задумал, урод? Что тебе от Лизы надо? Чего прицепился к ней?! Думаешь, я слепой?! Тебе вообще дела до неё не было! Какого хрена сейчас делаешь?!
— Зато тебе… всегда было до неё дело. Да, Чачик? — Желваки бегают по скулам Макса, а в глаза взглянуть страшно.
Да что же произошло между ними? Они же… друзьями были. Откуда столько ненависти?!
— Заткнись, — рычит Паша. — Тебя это не касается, понял?!
— А её? — Яроцкий кивает на меня. — Тоже не касается? Она ведь не в курсе, что…
— Заткнись, я сказал! — Паша отшвыривает от себя Макса, так что тот отлетает прямо в лужу за спиной.
Паша подхватывает мой рюкзак и протягивает мне.
Уже половина школы собралась у ворот. И все странным образом притихли, после того, как сам Яроцкий искупался в луже. Напоминает затишье перед бурей.
Но Максу будто вообще всё равно. Будто и не мокрый он теперь насквозь, будто не заляпан грязью. Продолжает отравлено улыбаться, поднимается на ноги и теперь смотрит только на меня. Долго смотрит, так пристально, что внутри всё дрожать начинает. Не просто смотрит — рассматривает. Словно понять что-то никак не может, будто у меня на лбу должна быть надпись, которой нет!
— Где? — с презрением качает головой. — Где это?.. В каком месте ты, б*ять, сияешь?!
— Отвали от неё, я сказал!
Макс круто разворачивает голову к Паше:
— Да кто её трогает?! Кому она на хрен нужна?! А, ну да… тебе, точно.
— Это было последнее предупреждение, Яроцкий! — Паша всё больше свирепеет. — Ещё раз сунешься к Лизе, убью тебя к чёртовой матери!
— Расслабься, Чача, — с горечью улыбается Макс. — Я просто забыл на мгновение… какая она дрянь.
Кулак Паши так стремительно ударяет Максу в живот, что никто даже понять не успевает, в какую секунду времени это произошло. За спиной слышится лишь всеобщее «Аххх», и крик… знакомый крик вечной защитницы Яроцкого:
— Отстань от него, Чача! — Вероника упирается ладонями Паше в грудь и пытается оттолкнуть его подальше от Макса. Стреляет гневным взглядом в меня: — Ты чего стоишь?! Чего смотришь?!
Сглатываю и тихонько бормочу себе под нос:
— А что ещё мне делать? — Слёзы жгут глаза. Обидно почему-то… так обидно, что в голос разреветься хочется!
— Уводи его отсюда! — Вероника кивает на Пашу, лицо которого побагровело от ярости, а кулаки по-прежнему сжаты, затем подхватывает Макса под руку, но также быстро от него отлетает.
Макс смеётся. Безумно. Как самый настоящий псих. И что-то ещё появляется в его глазах. Не могу понять, слишком глубоко Это скрыто.
— Знаешь Чача, а вы с ней стоите друг друга… Оба — фальшивки.
— Макс, хватит! — умоляет Вероника.
— Он любил её! — выплёвывает Макс Паше в лицо, и теперь вижу… что это за чувство в его глазах. Это боль. Дикая, всепоглощающая. — Сука ты, Чача! СУКА ТЫ!!!
Пока я пытаюсь понять, о чём вообще идёт речь, Паша заканчивает представление первым: подхватывает меня под руку и уводит подальше от школьных ворот.
— Кто и кого любил? — задыхаюсь. Голова всё больше кружится. Смотрю на профиль Паши, а он плавает из стороны в сторону, как на волнах, двоится, троится…
— О чём он говорил?! — требую ответа. В глазах продолжает жечь, хоть я и понятия не имею в чём дело. — Паша…
Но Паша не отвечает.
* * *
9 класс. Начало учебного года
— Максимка, ты мне друг, или сосиска? — Не нравится мне этот тон Костика. Что-то надо ему от меня, по лицу вижу. Блин, опять про свою Багрянову разливаться начнёт, вот сто пудов!
— Чего тебе? — стягиваю мокрую от пота футболку, после урока физры и отправляю в шкафчик.
— Дело к тебе есть, дружбанчик. Насчёт Лизы, — глаза Костика так хитро и в то же время умоляюще блестят, что невольно улыбаться начинаю.
Этот придурок сегодня мячом в голову своей возлюбленной зарядил, и столбом стоял, когда Багрянова на землю от удара полетела. Двух слов из себя выдавить не мог, а тут у него план созрел?
— Ты бы лучше сходил, спросил, как она себя чувствует, — советую, сбрасывая с ног кеды. — Мячом её не слабо приложило.
— Знаю… — Костик мрачнеет на глазах, садится на скамейку, упирается лбом в кулаки и несколько минут нещадно себя ругает. — Дурак я. Но я же не специально! Макс, блин, не хотел! Просто пасануть в её сторону пытался, а этот мяч… чёрт. Теперь она меня ненавидеть будет. — Тяжело вздыхает, и вновь глаза идеей загораются. — Но с тобой-то она говорила! Говорила ведь, да?!
— Это потому что я с ней говорил, — смеюсь. Обожаю Костика, такой забавный, честное слово.
— Ну вот и продолжишь начатое, м? — хлопает меня по плечу, лицо светится, будто лампочка в голове загорелась.
А я вот хмурюсь. Понимаю, что ему от меня надо и не могу не хмуриться.
— Хочешь, чтобы я к ней в доверие втёрся? Не, чувак, прости, я пас, — качаю головой и не сдерживаю глупого смеха.
— Макс, ну что тебе стоит? — Костик смотрит умоляюще. — Я уже два месяца с ней заговорить пытаюсь, но как вижу, ком в горле застревает, не могу и слова из себя выдавить. Да я даже поздороваться с ней не могу! Ладно, если бы мы ещё в одном классе учились… а тут…
— Твои шутки после каждого звонка отлично «заходят», — подбадриваю.
У Кости с начала года мания появилась — заглядывает в дверь моего класса после каждого звонка и по шутке в мой адрес «отвешивает», а сам на Багрянову смотрит, на то, какое впечатление на неё производит своим остроумием.
Только вот… как-то она ну совсем никак не реагирует. Расстраивать Костика не хочу.
— Просто сблизься с ней немного, Макс, — Костя невинно хлопает ресницами и надувает нижнюю губу. С трудом сдерживаюсь, чтобы подзатыльник ему не отвесить. — По-дружески сблизься. Ну не могу я сам! Меня заклинивает, как только вижу её. А ты можешь, я знаю. Расскажешь ей про меня всякого, ну там… какой я крутой, как девчонки по мне все тащатся, а? Ну Маааааксик?
— Нет, чувак. Сказал же: нет, — захлопываю дверь шкафчика, подхватываю рюкзак и направляюсь к выходу из раздевалки.
— О чём речь? — Чача подпирает плечом косяк и будто бы заинтересованно смотрит на Костю.
— Всё о том же, — хлопаю Чачу по плечу и бросаю взгляд на подавленного Костяна. — О великой, больной любви нашего друга.
— Макс, для тебя это ведь как два пальца об асфальт! — стоит на своей бредовой идее Костя. — Ты-то можешь, тебе-то что? А я не могу… Я, блин, реально её шарахаюсь.
Вновь смеюсь. Кто бы мог подумать, что Костик так влипнет в девчонку, в которой, по моему мнению, вообще ничего особенного нет. Обычная, скромная… странная немного. Взгляд у неё сегодня странный был… наверное от удара мячом.
— Да о чём речь, вообще? — интересуется Чача и меня вдруг осеняет!
— Костян, а ты Чачу попроси. Он ведь тоже её одноклассник.
— Чей? — не понимает Чача.
— И живёте вы рядом, да, Чача?
— Да с кем?!
— С Лизой его, — киваю на Костика.
— А… ну да, — наконец до Чачи доходит, а я пожимаю плечами:
— Вот и попроси его, Костян. Потому что я — точно пас.
— Да что делать-то надо? — хмурится Чача.
— Костик тебе всё расскажет, — подмигиваю вновь сияющему Косте. — Только сильно не увлекайтесь. А-то потом поделить эту Багрянову не сможете.
— Да она вообще не в моём вкусе, — фыркает Чача.
— Ну, и отлично, — ободряюще улыбаюсь Чаче, подмигиваю Косте и выхожу из раздевалки.
— Ты лучший, Максик! — кричит Костян вслед.