— Зачем ты это сделал? — смотрю на Яроцкого сверху вниз, слушаю визг девчонок, ругательство парней, звон бутылок, стук каблуков, какие-то хлопки, что-то где-то падает, стучит, бьётся. Музыка резко обрывается, следом слышен грохот: Саша Кириллов зацепился за провода на полу и мало того, то сам носом по паркету проехался, так ещё и колонки на себя скинул, ноутбук также следом со столика полетел и выглядит теперь, мягко говоря, неважно. Уж не знаю, чей он был, но я искренне рада, что ему кранты!
— Эй! — вновь поворачиваюсь к Максу и наблюдаю до безобразия возмутительную картину: откинулся затылком на подголовник дивана, руки на груди сложил, закрыл глаза и даже ухом не ведёт.
— Вздремнуть решил?! — кричу тоненьким голоском, а потом вдруг понимаю — бесполезно. Нет смысла паниковать, ругаться, хвататься за голову, всё… назад дороги нет, время, когда этот идиот звонил в полицию назад не вернёшь. Сейчас эти двое в форме прекратят гоняться за пьяной молодёжью и сокрушат весь гнев на хозяйку квартиры, то есть на меня, не на Полину же.
Кстати, о маленьких гадинах!
— Полина! — успеваю заметить, как розовый хаер мелькает во входных дверях, на этом и замолкаю. Полина сбежала. Здорово.
«Как скоро уйдёшь ты, чудовище развалившееся на мамином диване?»
На выдохе опускаюсь рядом с Яроцким и прячу лицо в ладонях.
Даже плакать больше не хочется, всё — перегорела лампочка. Ну что ж, можно отдать Яроцкому должное — он хотя бы не соврал, сказал, что скоро всё закончится, вот оно и закончилось. Разгромленная квартира быстро пустеет, а вот последствия вечеринки не исчезают никуда. Банки из-под пива, окурки на полу, какая-то лужа у родительской кровати, туалетная бумага на люстре, красный лифчик на телевизоре, чьей-то потерянный кроссовок, упаковки от чипсов, пластиковые стаканчики, на половину полные бутылки с водкой и стекло на полу… стекло от маминой вазы.
Набрать в грудь побольше воздуха и заверить себя, что бывают в жизни ситуации и похуже. Мне ли не знать? Не так уж всё и плохо. Правда, ведь?
Нет. Блин, всё плохо. Всё очень плохо!
Отстукиваю пятками по полу и провожаю взглядом последних пьяных посетителей моей квартиры, вроде бы это Оскара только что вынесли… Стоп. А что у него с причёской? Что эта за плешь на макушке?.. А вот это определённо смешно! С удовольствием злорадно посмеялась бы, если бы не вот эта девушка, которая не уходит почему-то и то и дело на меня поглядывает. Вероника стоит рядом с полицейскими и выглядит предельно расслабленно, будто проблемы с законом на её семью не распространяются и папины деньги решают все проблемы на свете.
Взятку им, что ли дать собирается?
Похлопать себя по щекам. Прийти в чувства. Вот так.
Боже… это самый худший день в моей жизни.
— Если что, в участок вместе поедем.
— Зояяя… — стону, падая на спинку дивана. — Ты почему не ушла?
Пожимает плечами и закидывает в рот дольку чипсов.
— Странные они какие-то, — с придиркой смотрит на ментов. — Не доверяю я им.
— Зоя, иди домой! Быстрее!
— А почему они не словили никого? — щурит глаза Зоя и поворачивается ко мне. — Кстати, вы теперь встречаетесь? — кивает на Яроцкого, глаза которого, как по команде распахиваются, а плечи вздрагивают от беззвучного смешка:
— Это Что?
— Это твоя одноклассница, — даже взглянуть в его сторону не могу, щёки вновь пылать начинают. — Зоя, иди домой, пожалуйста, — шиплю сквозь зубы.
— Если что, я против, — закидывает в рот очередную дольку чипсов и предвзято смотрит на Яроцкого. — Против ваших отношений. Не нравится он мне.
— Зооояяя! — умоляюще шиплю сквозь зубы.
— А, прости, забыла, что мегера ещё здесь, — кивает на Веронику.
Ладно. Пора уже что-то делать.
Поднимаюсь с дивана и шагаю к двоим в форме.
— Боже, ну и вонь. Откройте окна! — морщит нос тот, что пониже будет и с небольшим животиком.
— Послушайте…
— Дверь там, девочка, — тот, что повыше указывает на входную дверь. — Помочь уйти, или в отделение прокатимся?
— Это её квартира, — Вероника устало вздыхает, складывает руки на груди и опускается на диван рядом с Яроцким.
Вот же ж блин… только сейчас доходит, что девушка Макса всё видела! Ну это… это самое видела.
— Послушайте… — попытку поговорить номер два полицейские также прерывают.
— Где родители?
— Они… их нет в городе.
— Хорошо.
— Послушайте… — но договорить вновь не дают. Тот, что повыше, игнорируя меня, шагает к Зое и спрашивает, сколько времени ей дать, чтобы она успела отсюда убраться.
— А почему вы никого не словили? — осведомляется Зоя. — На несовершеннолетних проще всё повесить, да?
Пока второй полицейский делает обход квартиры, второй явно начинает раздражаться излишней активности Зои, так что мне приходится подхватить её под руку и с силой потащить к двери. Ну раз дают ей шанс уйти, пусть идёт и не оглядывается! У меня-то родителей двое, переживут, справятся, а у неё одна бабушка в опекунах, и что-то совершенно не хочется видеть бабу Женю в полицейском участке в слезах и с валокордином.
Кстати о лекарствах. Мне свои уже давно принять пора.
— Никого. Разбежались, как таракашки, — оглашает второй полицейский, расстёгивает куртку и плюхается на диван рядом с Вероникой, принимаясь с ней мило о чём-то беседовать. Второй полицейский, которому не больше двадцати семи-двадцати восьми, с задумчивым видом почёсывает гладковыбритый подбородок, вдруг шагает к Яроцкому и пинает его ботинком по ногам.
— Ну? Доволен?
Макс нехотя отрывает голову от подголовника, тяжело вздыхает и смотрит на полицейского одним из самых своих равнодушных взглядов.
— Да, — отвечает холодно. — Спасибо.
Полицейский фыркает в ответ, достаёт из-за пояса дубинку и направляет на Макса:
— Вот прям распирает от желания настучать тебе сейчас по заднице!
— Вы что делаете?! — что-то невидимое в спину толкает. Сама не замечаю, как оказываюсь между Яроцким и полицейским, крепко сжимаю кулаки и от абсурда нелепо хлопаю челюстью. — Вы не можете его бить! — выдаю. А полицейский смеётся в ответ. В эту секунду и ловлю себя на мысли, что лицо его кажется каким-то до боли знакомым. Даже смех… будто слышала его уже где-то.
— Иди, посиди, девочка, — указывает дубинкой на стул у маминого трюмо и раздражённо выдыхает, когда я отказываюсь и с места двигаться.
— Максим? — полицейский вытягивает шею, чтобы разглядеть за моей спиной Яроцкого. — Убери её, или я сейчас не сдержусь, и поедем все вместе в участок протокол составлять.
— Отойди, — Вероника тянет меня в сторону и заставляет сесть на своё место. Изящным жестом перекидывает волосы за спину и с благодарностью смотрит на полицейского. — Спасибо, Ярослав. Мы перед тобой в долгу.
Ярослав?
Ярослав?! Погодите минутку…
— Как звать? — толкает меня в бок товарищ Ярослава, улыбаясь сквозь редкие усики.
— Л-лиза.
— Хорошо, Лиза. Пакеты есть?
— Па…пакеты? Для чего пакеты?
— Расчленять тебя будем и по частям паковать, — хрипло усмехается, пока я в ужасе смотрю на него. — Шутка. В общем, тащи пакеты и собирай в них всё бухлишко, что вы понатаскали.
— Она ничего не таскала, — раздаётся голос Макса, а следом вымученный вздох Вероники:
— Я принесу. Где пакеты?
— Э-э… там. На кухне в диване.
— Чёрт… устал я что-то… — Ярослав толкает Макса в бок, чтобы тот подвинулся и плюхается рядом. — Что за притон малолеток вы тут устроили, Максим? Эй! — Щелчок, будто щелбана кому-то отвесили. — Сам позвал, а теперь игнорируешь?
— Я тебе спасибо сказал? Что ещё хочешь?
— Да ничего… — вздыхает Ярослав. — Но думаешь, мне тебя покрывать нравится?
— Да я тоже как бы ни в восторге тебя перед папочкой отмазывать.
— Ладно, ты это… потише давай.
— Здесь все свои.
— Эту я вижу впервые, — чувствую взгляд на себе. Взгляд Ярослава — брата Яроцкого.
С ума сойти…
Какие ещё сюрпризы на сегодня запланированы?
Через пятнадцать минут весь сохранившийся в квартире алкоголь был собран в пакеты. И примерно через это же время на пороге моей квартиры показался Паша. Совершенно не вовремя. Совершенно не к месту!
— Лиза, — швыряет на пол свою спортивную сумку и рвётся ко мне. — Лиза, что тут происходит?!
Брат Макса встречает его толчком в грудь, так и не позволяя добраться до меня, за что хочется даже спасибо ему сказать; обнимает Пашу за плечи и отводит сторону:
— Чача! Сколько лет сколько зим! А ты возмужал! Ого, Максим, твой друг теперь качок?
Но Макс не отвечает. На Макса вообще теперь взглянуть страшно. Если бы взглядом можно было убить, поверьте, в моей квартире уже появился бы труп! Вероника тоже видимо об этом подумала: и трёх секунд не прошло, как оказалась перед Максом и что-то зашептала ему на ухо.
Странное чувство… будто что-то колючее в этот момент в животе сжалось.
— Лиза. Объясни… чёрт! — Паша сбрасывает с себя руку Ярослава, с ужасом осматривает квартиру, и замирает взглядом на моём совершенно равнодушном лице. — Лиза…
— Тебя это не касается. — Даже смотреть на него не могу. Тошно. Не знаю, прощу ли я Пашу когда-нибудь за всю его ложь, но сейчас… сейчас не найти в этом мире другого человека, презрение к которому было бы больше, чем к моему лучшему другу. Другу… Нет, друзья так не поступают.
— Лиза! Лиза, какого… Да блин, отвали от меня, Ярик!
— Э-э-э… ты сейчас с представителем закона разговариваешь, совесть имей, — Ярослав вновь обхватывает Пашу за плечи и ненавязчиво интересуется как жизнь.
Ловлю себя на мысли, что братья похожи не только внешностью — наглости обоим не занимать.
— Паша, уходи отсюда, — прошу терпеливо, глядя в растерянные глаза лучшего друга. Но тот и не собирается слушать меня. Тот как обычно слышит только себя!
— Это всё он, да?! Яроцкий!
— Эй, потише, говорю! — Ярослав оттаскивает Пашу подальше от Макса, а Вероника в это время всё крепче впивается пальцами в руку своего парня.
— Отвали от меня, Ярик! Отвянь говорю!!!
— Я тебя сейчас в обезьяннике закрою, — угрожающе шипит Ярослав, — посидишь ночку, сразу по имени отчеству ко мне обращаться начнёшь. М? Как тебе идейка?
— Это всё твой брат! — орёт Паша и затем яростно указывает на меня пальцем. — Он её доконает! Что потом делать будешь?! Опять отмазывать любимого братишку придётся!
— Макс, не надо!!! — Веронике не хватает сил удержать Макса на месте, но прежде чем тот успевает добраться до Паши, офицер с усиками перехватывает его, заводит руки за спину и кричит о том, что ещё чуть-чуть и родственные связи не помогут.
— Тогда уберите его отсюда! — лицо Макса всё больше кровью наливается, на виске пульсирует жилка, глаза, как два жерла взрывающегося вулкана. — УБЕРИ НА ХРЕН ОТСЮДА ЭТУ ТВАРЬ!
— Поссорились, ребятки? — хмурится Ярослав, а Макс всё никак не может утихомириться.
— Убери его отсюда, я сказал!
— Или что?! — кричит в ответ Паша. — Ты — та сука, которая Лизе жизнь поломать решил, а не я!!! Чего тебе надо от неё?! Выметайся отсюда, Яроцкий!!! Пошёл к чёрту из квартиры Лизы!!!
— Уберите его! — тяжело дышу и больше не могу контролировать гнев на Пашу. Терпение вот-вот лопнет. Слишком много произошло сегодня, голова идёт кругом, не выдержу больше! — Убирайся отсюда, Паша!!!
— Лиза… Я?.. Лиза…
— Так, ладно, — брат Макса толкает Пашу к двери, когда тот всё ещё продолжает смотреть на меня с таким непониманием, с такой обидой, будто это я его предала! Будто это я лгала! Будто это я презрения заслуживаю!
Ярослав возвращается через пять минут с сообщением, что качок-Чача благополучно доставлен до дома и больше нам не помешает, если не хочет провести ночь в обезьяннике.
— А теперь, малой, иди домой! — бескомпромиссно смотрит на Макса, пока второй полицейский подхватывает с пола пакеты с алкоголем.
Макс не отвечает. С ухода Паши он безмолвно сидит на диване и признаков жизни не подаёт.
— Нас здесь не было, всё ясно? — смотрит на меня Ярослав, и я нерешительно киваю.
— Вы двое по домам, — кивает на Веронику, затем на Макса и вновь смотрит на меня: — А ты приберись здесь давай. Устроили свинарник. Максим?.. Максим?!
— Что? — медленно поднимает голову.
— Выйдем, давай. Поговорить надо.
Меньше всего сейчас хотелось оставаться с Вероникой наедине, поэтому чтобы избежать неприятного разговора, подхватываю мусорные пакеты и молча принимаюсь за уборку.
— Не надо, — Вероника выхватывает у меня из рук бутылку из-под пива. — Я же сказала, что заплачу клининговой компании.
Забираю бутылку обратно и бросаю в пакет, продолжая уборку.
— Гордость свою показываешь? — слышится смешок Вероники. — Ну, молодец, гордая, я увидела. А теперь брось эту фигню.
— Просто уйди, а? — круто разворачиваюсь к ней, но вновь взгляд прячу. Сложно смотреть на девушку, после того, как её парень недавно целовал меня у неё на глазах.
— Всё нормально, — будто мысли мои читает. — Это была всего лишь игра. Можешь меня не смущаться. Макс всё сделал правильно. И я… я даже благодарна тебе, что не оттолкнула его.
Хватаю пластиковый стакан и с такой силой запихиваю в пакет, что тот рвётся, высыпая на пол всё ранее собранное содержимое.
Тяжело вздыхаю и опускаюсь на пол следом.
— Пошли, — голос Макса звучит из коридора.
— Куда? — цоканье каблуков Вероники раздаётся за спиной.
— Я вызвал тебе такси.
— Нам — ты хотел сказать.
— Пошли…
— А как же…
— Пошли, я сказал!
Хлопает входная дверь. И вот я остаюсь наедине с кучей мусора, разгромленной квартирой, непосильной тяжестью на душе и слезами, которые, наконец, получают свободу.
Через час утомительной уборки решаю себя подбодрить, что всё не так уж и плохо. Перевязываю растрепавшийся пучок на затылке, утираю покрытый испариной лоб и осматриваюсь по сторонам. Ну… основная часть мусора уже собрана и ожидает в пакетах в коридоре. Осталось самое сложное — вычистить ковры от табачного пепла, подсчитать количество прожжённых дыр на мебели, заклеить ободранные обои в моей спальной, вымыть полы, закинуть в стирку постельное бельё и покрывала, не переусердствовать со всем этим, а также прекратить, наконец, попытки дозвониться до Полины, потому что моя сестра напрочь меня игнорирует и совершенно точно сегодня ночевать домой не придёт.
— Так, хватит реветь, — утираю ладонями уже распухшие от слёз глаза, выпиваю залпом стакан воды, и пишу Полине эсэмэс:
«Я не злюсь, честное слово! Просто вернись домой, я волнуюсь!»
Не подействует, уверена. И в большей степени потому, что вряд ли она в своём укумаренном состоянии сейчас вообще читать способна.
Приседаю на кухонный табурет и глубоко дышу.
Подумаешь, уборка. Обычная зарядка… практически ничем не отличающаяся от занятий в клинке. Если делать всё медленно и постепенно, то…
Договориться с собой не удается, и мнимая уверенность вновь уступает место слезам. Слишком много внутри накопилось, слишком много случилось за последние дни… Всё с ног на голову перевернулось. Пытаюсь дышать, не утонуть в этом болоте, но оно всё больше тянет на дно, душит.
Лучше бы я ничего не знала… Лучше бы жила как жила! Лучше бы не возвращалась в эту школу!
Поднимаюсь на ноги собираясь потушить пожар в душе ещё одним стаканом воды, как слышу — в скважине поворачивается ключ.
— Полина! — бегу в коридор. Дверь распахивается и что-то падает прямо к моим ногам. Что-то неподвижное, бормочущее себе под нос явные проклятия. Что-то с розовым хаером волос.
— Полина… — приседаю перед ней и во все глаза смотрю на того, кто притащил мою сестру домой.
Макс захлопывает за собой дверь, велит отойти подальше, а лучше скрыться в другой комнате, забрасывает Полину на плечо и тащит в ванную.
— Ненвижутбя… — бормочет Полина, болтаясь вниз головой, как тряпичная кукла. — Отпусссссти! Ярцкий… кзёёёл! Пууустии… Уроооод… Нвижу…
И он отпускает её. Прямо в ванную, из которой Полина ещё наивно пытается выбраться, но продолжает соскальзывать вниз.
Макс, не говоря ни слова, включает холодную воду и направляет душ прямо в лицо моей сестры.
От визга, что сотрясает стены в следующие мгновения, хочется зажать голову между колен и молиться, чтобы это поскорее закончилось.
— Лииззаа… — стонет Полина, дрожа от ледяной воды и рыданий, пока Макс беспощадно поливает её из душа. — Помогиии… Лииизаа…
— Хватит, — пытаюсь перекрыть воду, — но Яроцкий не позволяет. Отталкивает меня свободной рукой подальше от крана, вытаскивает из кармана маленький прозрачный пакетик с тремя розовыми таблетками внутри и показывает мне.
— Знаешь, что это? У неё было.
В ужасе смотрю на таблетки и вновь начинаю испытывать непреодолимое желание вырвать своей сестре все волосы до единого!
— Примерно, — киваю, и вместо злости, что хочется на неё обрушить, по щекам вновь катятся горячие слёзы.
— Отлично. Значит, возражений не будет, — Макс прячет пакетик обратно в карман джинсов и перекрывает воду, без капли жалости глядя на дрожащую с ног до головы, сжавшуюся в комочек Полину. — А теперь промывание желудка.
— Н-н-н-нет! По-по-пошёл т-т-ты в ж-ж-жопу, Яр-яроцкий!!! — зубы Полины хоть и стучат, но слова звучат теперь гораздо понятливее. — Ненавижууу тебяяяя… Лииизааа… По-по-почему он это д-д-делаееет?..
— Потому что твоя сестра слишком тебя любит, — отвечает Макс и вытаскивает Полину из ванной.
Через час Полина уже крепко спит укрытая двумя одеялами, потому что даже во сне дрожит. «Отходняк», — как пояснил Макс. Макс… который всё ещё в моей квартире, всё её практически не разговаривает со мной, ходит с лицом кислее некуда и вообще чёрт знает, что всё ещё делает здесь.
А чувство неловкости прогрессирует. Практически физически ощущаю, как оно хватает за горло, бьёт по голове, выбивая из неё все нужные слова и мысли, так что приходится, как дурочке слабоумной бормотать благодарности за то, что привёл домой Полину и взглядом по сторонам бегать, лишь бы не смотреть ему в лицо.
Да, мне неловко рядом с ним. И причина ни для кого не секрет. Но вот что странно: когда он здесь, когда просто рядом, пусть и молчит, пусть и выглядит мрачнее тучи, как-то легче стало, спокойнее, вес ответственности по странным причинам больше не давит на плечи так сильно. Может, потому что я сейчас не одна?.. Потому что он вернулся. Мог ведь не возвращаться, задание закончилось, вечеринка тоже. Так для чего он вернулся? Ещё и Полину где-то нашёл. Точно ведь знал, где искать. Но при этом выглядит так, будто ему невыносимо здесь находиться, слушать меня, смотреть на меня…
«Просто уйди», — хочется попросить. Хочется заверить, что со мной всё нормально, несмотря на то, что его это вряд ли волнует. Для чего-то хочется сказать, что я справляюсь, да, справляюсь, что предательство лучшего друга — не самое страшное, секрет Кости — не самое шокирующее, последствия вечеринки — сущий пустяк, а поцелуй… наш поцелуй — всего лишь часть и игры, и я это понимаю.
«Что ты здесь делаешь»? — хочется спросить. Хочется набраться смелости и задать этот звенящий в голове вопрос.
«А что если возьмёт и уйдёт»? — звенит в голове в ответ.
«Ну и ладно», — мысли продолжают вести диалог в голове.
«Что-то же ему тут надо.»
«Может совесть грызёт?»
«Совесть? У кого? У Яроцкого?»
Хватит.
Пока курит на балконе, хватаю мусорный пакет, метлу и савок и решаю начать подметать пол с кухни. Окурков и пепла тьма, крышки от бутылок, разбросанные чипсы…
— Дай сюда, — метла вдруг вылетает из рук так же быстро, как Яроцкий берёт меня за плечи и заставляет сесть на кухонный диванчик.
— Но кто-то же должен это всё убрать.
— Сестра твоя проснётся, флаг ей в руки.
— Она не сможет.
— Сможет, — набирает в чайник воду и ставит на плиту. — У неё все выходные впереди.
— Нет. Тётя Алла завтра вечером придёт.
Рука Макса замирает на ручке подачи газа, и взгляд медленно переводится на меня. И будто затуманивается, морщинка между бровями появляется, а челюсти сжимаются, словно от боли.
Огонь на плите так и не загорается. Уже в следующую секунду Макс оказывается передо мной, обхватывает за предплечья и поднимает с дивана.
— Тётя Алла? — шепчет непонимающе, зрачки быстро-быстро бегают.
— Да. Прости… я не подумала, — облизываю губы и отвожу взгляд в сторону. Я, правда, не подумала. Не нужно было говорить о ней.
— Так она… она приходит? К вам? — но голос Макса не звучит рассерженно, скорее, он просто слегка удивлён.
— Да, — слабо пожимаю плечами. — Ей трудно… А моя мама — её единственная подруга.
Подруга, которая понятия не имеет, что её погибший сын был влюблён в девочку, которую она видит практически каждую неделю.
Вновь это жжение в глазах… Не всё ещё выплакала.
Всё это… всё это слишком сложно. Как мне теперь тёте Алле в лицо взглянуть? Как говорить с ней? Как делать вид, что ничего не изменилось?.. Она и так страдает… слишком страдает. Только мама знает всю боль скрывающуюся за маской успешной богатой женщины, которая всегда всем улыбается.
Ладонь Макса оказывается на моём подбородке и мягко поднимает голову, так что у меня дыхание на вдохе замирает, а глаза, скорее всего, испуганно расширяются. Смотрит на меня слишком пристально и проводит большим пальцем по щеке, стряхивая слёзы. Не могу видеть боль на его лице, самой почему-то больно становится.
Будто сам себя наказывает, мучает, ненавидит — так он выглядит. А глаза такие живые, такие настоящие, какими никогда их прежде не видела.
Слишком тяжело, не выдерживаю взгляд, отвожу, прячу. Хочу отойти в сторону, но вторая ладонь Макса мягко падает на щёку и заставляет замереть на месте, вновь посмотреть на него.
Разглядывает меня. Не в первый раз. Будто что-то увидеть пытается, что-то такое, о чём даже я сама не знаю. Будто у меня на лбу должны гореть золотые буквы, а их там нет почему-то…
Наклоняется ниже к моему лицу и тихо шепчет:
— Спасибо.
Я так и не узнала за что. Не узнала, что он собирался сказать и сделать дальше. Раздался дверной звонок и настойчивый стук следом, так что далеко не сразу, но мне пришлось убрать руки Макса с моего лица и оставить его на кухне одного. Была уверена — соседи, но нет — по воле небес и самых глупых совпадений в мире на пороге стояла взволнованная тётя Алла.
— Лиза! Почему ни одна из вас не отвечает на звонки?! Мама переживает! Я даже с работы ушла, чтобы вас проверить… Что это… что за вонь такая? Лиза! Что с квартирой?! Боже… Что тут произошло?.. Максим?
Яроцкий стоял в дверях кухни и клянусь, я видела их… Видела так ясно, что никогда не забуду. Видела, как в его глазах искрились слёзы. Не знаю, успела ли заметить это растерянная тётя Алла, потому что уже спустя секунду Макс вылетел за дверь и даже не обернулся напоследок.
Сегодняшний день закончился совершенно не так, как должен был.
Сегодняшний день стал тем самым, когда я призналась себе, всем сердцем почувствовала, что больше не ненавижу Макса Яроцкого. Возможно… даже наоборот.
* * *
Девятый класс
Начало учебного года
— Да что с тобой, чувак?! — недовольно кричал я на Костика в футбольных воротах. — Мячи вообще ловить собираешься, нет?!
— Ааа… да-да! — сверкал нелепой улыбкой Костик.
— Чего тебя плющит так? — Нет, так дело не пойдёт. Он все мячи пропускает. — Давай, выкладывай.
— Да чтооо?
— У тебя сейчас радуга изо рта польётся! — отбросил мяч в сторону и твёрдо уставился на Костика. — Что там опять случилось?
— Да ничего такого.
— Тогда чего светишься, как дурак? Мячом в голову Багряновой зарядил, а потупел сам? Кстати, может она, поэтому опять в школу не ходит?
— Макс, блин, — Костик садится в траву за воротами и вытягивает ноги, глядя на осеннее солнца.
— Что? — опускаюсь рядом, упираясь в штангу спиной. — Давай, колись уже. Что опять придумал?
— Да ничего такого… просто…
Вижу, как его распирает — так поделиться хочет, а всё ломается, как девчонка.
С неловким видом почёсывает затылок и наконец, выкладывает:
— Мама Лизы работу искала, понимаешь?
— Нет, — качаю головой, но отлично понимаю, как надолго этот разговор сейчас затянется. — И ты предложил ей работу?
— Да! — горячо восклицает. — То есть… то есть, нет. Не совсем. Ну, просто там… отцу кадровик требовался, вот я и… это…
— Что? Ты попросил маму, чтобы она поговорила с отцом, чтобы тот взял к себе на работу маму Багряновой?!
— Тише, чего орёшь?.. — Шумно вздыхает, наматывая травинку на палец. — Примерно так.
— П-ф-ф… — пытаюсь уложить в голове, что мой друг в конец отчаянный! — И… стой, откуда ты знал, что матери Багряновой работа была нужна?
— Резюме на сайте видел.
— Случайно конечно.
— Конечно, случайно! — зло смотрит на меня. — Почему бы и не помочь?
Усмехаюсь:
— Ладно. А тебе-то что с этого?
— Ничего, — отводит взгляд.
— Прям так и ничего!
— Да просто если они с моей матерью подружатся, в гости начнут друг к другу ходить, я Лизу буду чаще видеть, смогу…
— Стоп. Можешь не продолжать, — смеясь, поднимаюсь на ноги.
— Так и знал, что ржать будешь, — Костик с понурым видом поднимается следом и тащится к школе.
— Да нет, Костян! Я… ну просто это как-то… Ты что ангелом-хранителем для их семьи заделаться решил?
— Да пошёл ты!
— Костяяян, — пытаюсь сдержать улыбку, догоняю его и обнимаю за плечи. — Ну а если прогорит твой план? Если не подружатся они?
— Ну и что? — фыркает. — Что я просто помочь им не могу?
— Так иди и скажи ей!
— Кому?
— Лизе, кому!
— Что сказать? «Привет, а я тут твоей маме работку подогнал! Поэтому давай встречаться?».
И вновь мне смеяться хочется.
— Костик, ты такой милаш, — люблю его дразнить. Особенно когда губы надувает и брови хмурит. Нет, это просто что-то! Ну как тут удержаться?
— Ути-пууути, — тыкаю пальцем ему в щёку. Костик сдаётся, не сдерживает смеха, отталкивает меня с криком «Отвали, извращуга» и мчится к школе. А я бегу за ним. Уверенный, что уже через месяц-другой он о своей Багряновой и не вспомнит. Какая вообще любовь в нашем возрасте?
Забудет и не вспомнит.
— Однажды ты поймёшь, что я был прав! — кричит, обернувшись.
— В чём прав? В том, что ты идиот?
— Ха! — Костик притормаживает, показывает мне средний палец и вновь улыбается до ушей. — Вот поймёшь и сам ей спасибо ещё скажешь.
— Кому? — смеюсь, закинув голову к небу. — Багряновой?
— А кому ж ещё? Вот поймёшь, какая она хорошая, поймёшь, что твой лучший друг любит самую добрую и милую девчонку на свете, и спасибо ей за это скажешь, например, на нашей свадьбе, а потом в сторонку отойдёшь и тихонечко от зависти высморкаешься.
— А я говорил тебе, Костик? — смотрю на него с серьёзным видом.
— О чём?
— О том, что у тебя дерьмовое чувство юмора.