— Гипертрофическая кардиомиопатия, или ГКМ. У меня обнаружили её ещё в детстве. Коротко говоря — сердечная мышца утолщалась, что могло привести к закупорке. Люди, больные ГКМ находятся в группе повышенного риска внезапной смерти.

Но многие могут жить вполне нормальной жизни, не испытывая неприятных симптомов. Кому как повезёт, — горько усмехаюсь. — Мне… мне не очень повезло, требовалась трансплантация, я стояла на очереди на донорское сердце… И… и ещё… ещё я не знаю, что теперь думать, потому что ты… Просто скажи хоть что-нибудь, пожалуйста, не молчи. Я чувствую себя… Так и знала. Боже. О чём я только думала?

Подхватываю с пола футболку, спеша поскорее прикрыть уродство, как Макс ловит меня за руку, выхватывает майку и бросает её обратно на пол. А я даже в глаза ему взглянуть не могу. Опускаю голову, позволяя рваным прядям прикрывать лицо и прятать слёзы позора.

Я десятки раз проигрывала в голове эту сцену. И примерно так оно всё и было: мне неловко, а он… а Макс не знает, что сказать. Растерян, шокирован?.. Теперь это не имеет значения. Ничего уже не имеет значения.

Шрам на моей груди останется со мной до самой смерти. Толстый, длинный, ещё даже не побелевший. И теперь Макс знает всё. Мне больше нечего от него скрывать. Вопрос теперь в том — нужна ли ему девушка с такими проблемами?

— Так ты поэтому пьёшь лекарства? — наконец говорит: спокойно, тихо.

— Мне до конца жизни их пить, — не могу поднять голову. — Плюс… Да не важно.

— Что? Говори. Говори, Лиза.

— Плюс… после пересадки частота сердечных сокращений никак не хочет нормализоваться, вот что.

— И что это значит?

Слабо пожимаю плечами, прожигая взглядом футболку на полу, которую непреодолимо хочется надеть.

— Это значит, что ещё не всё в норме.

— Но всё же нормализуется? — Не могу понять тон его голоса, будто издалека слышу.

— Не знаю, — отвечаю честно.

Тишина в комнате становится давящей, как вдруг Макс отпускает мою руку и дотрагивается холодными кончиками пальцев до шрама. Дёргаюсь от неожиданности, отступаю назад и смотрю на Макса растерянным, лихорадочным взглядом. Просто… это слишком… неожиданно, я до ужаса смущена, чувствую себя абсолютно голой и уродливой.

— Какой же я мудак… — шепчет дрожащим голосом, и глаз со шрама не сводит. — Кретин! — запускает руку в волосы и тяжело выдыхает, отступая на шаг назад, пока я пытаюсь понять смысл сказанного.

Собирается сесть на кровать, но передумывает, поворачивается ко мне спиной и молча стоит какое-то время, пока я пытаюсь взять себя в руки, одеться, вызвать такси и уехать домой, или к Зое, или в другую часть света, лишь бы не чувствовать себя так паршиво, лишь бы не слышать разочарования в его голосе.

Подхватываю с пола футболку, но Макс вновь успевает остановить меня.

— Мне надо идти, — шепчу надломлено.

— Да, — в глаза смотрит пристально. — Тебе надо идти. Надо бежать от такого кретина, как я… как можно дальше.

— Я…

— Но я не хочу, — перебивает, сцепляя наши пальцы в замок и крепко сжимая. — Я, сука, эгоист херов. Я не могу… не хочу тебя отпускать, понимаешь?

Нет. Ничего не понимаю, но чувствую, как тугой узел в груди дал слабину, дышать легче стало.

— Сколько дерьма я тебе сделал… — Осторожно, будто я вновь от него отпрыгну, притягивает меня ближе и припадает лбом к моему лбу.

* * *

Б*ять, Костик, помоги мне! Костик, помоги, кажется, будто подыхаю! Хочу сдохнуть, мать твою!!! Хочу испытать всю боль, которую причинил Лизе на собственной шкуре! Хочу мучиться, страдать, так же как страдала она! Собственных страданий мне мало! Я хочу больше! Хочу сделать хоть что-нибудь, хоть что-нибудь на хрен, чтобы заслужить право касаться её, быть с ней, просто смотреть на неё! Но нет у меня такого права, потому что я конченый мудак!

Костян… я задыхаюсь. Взглянуть на неё не могу, орать хочется, рыдать, как бабе хочется, головой об стену биться!

Не могу… Костик, не могу… Я такая тварь. Я не знал… не знал, почему ей пришлось уехать, не знал о её проблемах сердцем, о пересадке не знал. Никто не знал! Но это всё — ни черта не оправдание! Просто я — тварь. Для меня нет оправданий. Я был ослеплён местью, жаждой чужих страданий, всё, ради тебя, Костик, хотел заставить их мучиться, бояться… ради тебя. И Лиза… чёрт, какое право я имел поступать так с ней?! Что я наделал? Куда загнал нас обоих?!

ЧТО Я НАДЕЛАЛ, КОСТЯН?!

И самое поганое, самое болезненное, раздирающее пополам, то, что я не могу её оставить. Я просто не могу её отпустить, Костик! Не знаю почему… Не знаю, что это за чувства такие сраные, я не хотел их, не просил, сука! Но я не могу, теперь не могу отказаться от них. От Лизы. Должен, обязан, но я просто не знаю, как это сделать!

Прости, Костик. Прости, братишка, но кажется… теперь я болен, как был болен ты. Ею. Твоей Лизой.

Стыдится меня… Вижу, как прячет глаза, как хочет прикрыться, спрятаться от меня. Думает, что мне невыносимо смотреть на её шрам? И это правда. Невыносимо потому, что её шрам — ещё одного доказательство тому, какой я урод. Да плевать, что я не знал. Она знала… она всё знала, и всё равно выбрала такого, как я. За что? Почему?..

Завожу руку ей за шею, мягко, осторожно, вздрагивает от каждого моего движения. Хочу обнять её, прижать к себе, хоть и не имею на это права, я не заслужил этого.

Сбежать хочет. Отпустить? Посадить в такси, отвести домой? И что будет потом? Вот так вот всё закончится? Как я могу оставить её наедине с собственными мыслями, после того, как она мне свою душу показала?.. А я… а я не могу показать ей свою. Пока что не могу. Только не сейчас.

Что мне делать? Б*ять! Что мне делать?!

Поднимает на меня распухшие от слёз и красные от усталости глаза. И всё равно, даже сейчас, в таком измученном виде, с остриженными волосами… она такая красивая. Самая красивая. Как мог я раньше этого не замечать? Я был слепым идиотом. Она и вправду светится. Так ярко, что в глазах жжёт, зажмуриться хочется, отвернуться, чтобы моих слёз не видела. Так много всего сказать хочется… Так много…

— Я должна уйти, — повторяет слабым, неуверенным голоском.

— Посмотри на меня.

Поднимает глаза, медленно и будто стыдливо. Стыдливо? Серьёзно? Глупая… Это мне должно быть стыдно, это я глаза прятать должен.

— Останься, — прошу, медленно притягивая её к себе. Не сопротивляется. Упирается ладонями мне в грудь, но не отталкивает, и дышать как-то сразу легче становится.

Заправляю волосы ей за ухо, чтобы лучше видеть лицо. Смотрю в глаза и никуда больше. «Ну же, не отводи взгляд, пожалуйста, посмотри на меня, Лиза.»

Скольжу ладонью вниз по её обнажённой спине, чувствую, как вспыхивают мурашки на коже. Напрягается в моих руках и наконец, в глаза смотрит.

А я замираю. Не должен её касаться. Не имею права!

— Мне неловко. Дай мне одеться, — и вновь голову отворачивает.

Касаюсь пальцами её подбородка и мягко разворачиваю обратно.

— Неловко?

— Немного.

— Думаешь, меня твой шрам пугает?

Не отвечает. Глаза блестят и влагой наполняются. Большие такие, красивые.

— А разве нет? — Губы дрожат.

— Меня пугает сомнение в твоих глазах. Но точно не шрам, — пытаюсь выдавить из себя улыбку, но хрен выходит. — Просто останься. Утром я отвезу тебя к Зое. Можешь… — неуверенно киваю на свою кровать, — спать здесь, а я пойду в…

— Нет, — неожиданно твёрдо перебивает. — Не уходи.

Чёрт… как же сложно себя контролировать. Как же сложно не натворить глупостей! Она такая хрупкая, нежная, невинная… и слишком желанная, чтобы оставаться с ней в одной комнате.

* * *

От любви сходят с ума.

Наверное, это правда. Наверное, я сошла с ума, потому что ещё минуту назад готова была бежать со всех ног из этого дома, подальше от Макса, а теперь не хочу даже и мысли допускать, что мы будем спать в разных комнатах.

— Поговорим обо всём утром, ладно? — шепчет, обнимая меня за талию, нежно поглаживает пальцами обнажённую кожу, и понятия не имеет, как эти простые движения на меня действуют. Я даже не могу это объяснить. Это нечто иное, нечто на новом уровне, нечто воистину сумасшедшее.

От любви сходят с ума.

И я сошла. Теперь, точно в этом уверена. Потому что не хочу его отпускать, не хочу оставаться одна, не хочу… чтобы эта ночь заканчивалась.

Теперь Макс знает всё, но он по-прежнему рядом. По-прежнему держит меня в объятиях, просит не уходить…

Может… и он сошёл с ума?

Может… так и должно быть?

Что-то странное творится в его глазах — будто на две части разрывает. Брови хмурятся, а губы плотно сомкнуты. Какую борьбу он ведёт?

— Я… — хрипло. Прочищает горло и говорит увереннее: — Я только возьму свою одежду и… — Не договаривает, делает шаг к шкафу, но мои пальцы, будто сами сжимаются на его толстовке и вынуждают притормозить.

Страшно представить, какой перепуганной я выгляжу, внутри всё трепещет, а кровь приливает к лицу. Не нужно слов, чтобы понять, о чём я думаю… и Макс понимает. Уверена — понимает. У меня на лице всё написано, коктейль чувств — испуг, смущение, желание… Хочу стать его. Хочу отдать ему всю себя целиком, всё, что могу. Когда, если не сейчас? Весь мир против нас, так чего ещё нам ждать? Когда будет поздно?

Только если Макс не…

— Прекрати думать о своём шраме, — будто мысли мои читает. Подходит ближе и с нежностью обхватывает моё лицо ладонями. — Лиза… я хочу, чтобы ты перестала его стесняться. Да, мне… мне сложно понять, через что ты прошла, и я даже словами не могу передать, что сейчас чувствую, но поверь… Чёрт, не умею я красиво говорить! Просто… если ты боишься, что могла оттолкнуть меня этим… — Резко выдыхает. — Это не так. Это совершенно не так.

— Тогда почему ты уходишь? — обхватываю его запястья пальцами и смотрю в потерянные глаза.

— Что? Почему я, что? — впервые за эту ночь улыбается, будто умиляясь. — Ты, в моей комнате, наполовину раздетая, как думаешь, почему я так уйти хочу?

Молчанием позволяю ему самому ответить на этот вопрос.

— Блин… — тихо усмехается и головой качает. — Думаешь, так просто держать себя в руках рядом с тобой?

— Тогда… не держи. — Поверить не могу, что я это сказала. Дрожь пронеслась по всему телу, и даже голова закружилась. То ли от собственной смелости, то ли из-за того, как изменилось лицо Макса. Теперь даже не знаю, кто выглядит более испуганным: я, или он.

Но вот морщинка между его бровями начала разглаживаться, а напряжение спадать, в глазах будто солнце заискрилось, такое тёплое, ласковое, способное согревать не только снаружи, но и изнутри; будто топлённое масло по телу разлилось, и только благодаря тому, как он смотрит. Только на меня.

Рука крадётся к затылку и путается в моих волосах, посылая волну приятной дрожи вдоль позвоночника. Склоняется к моему лицу, второй рукой поглаживая скулу, и неотрывно смотрит в глаза, будто прочитать их пытается.

— Лиза…

— Я уверена.

Тихонько усмехается:

— По голосу не скажешь.

Делаю судорожный вдох — другого не выходит, и завожу руки ему за шею, так осторожно, неуверенно, будто он отшвырнуть меня от себя способен. Но вместо этого Макс прикрывает глаза и выглядит так умиротворённо, словно наслаждается каждой секундой тишины и спокойствия, словно это так редко у него бывает. И будто… будто в мыслях о чём-то сам с собой договаривается, мне сложно это понять, но я пытаюсь: Костик до сих пор всё равно, что живой для Макса, и я разделяю его сомнения. Но я никогда не признаюсь ему в том, что выбор мой был давным-давно уже сделан, ещё в средней школе. Ещё тогда, когда даже Костя не был в меня влюблён, я уже… была влюблена в его лучшего друга.

Ещё ниже склоняется, так что кончики носов задевают друг друга, тянется к моим губам, а тянусь навстречу, всё крепче обвивая руками его шею. Новые мурашки вспыхивают на коже, стоит нашим губам встретиться. Нежный поцелуй, практически невинный, лёгкие прикосновения, будто мы спрашиваем друг у друга разрешение, чтобы продолжить. Проводит по нижней губе кончиком языка и мои губы легко поддаются, открываясь ему навстречу. Медленно, но, не дразня, проводит языком по моим зубам и проникает глубже, находя мой язык, играя с ним. Чувствую себя немного увереннее, чем раньше, хоть и волнение плохо скрывать удаётся. Учусь, повторяю за ним, неспешно, сейчас нам не зачем спешить. Я не передумаю. Я уверена в том, что хочу этого.

Провожу языком по гладким бугоркам нёба, прикусываю его губу понятия не имея, что способна на подобное. Замираю. Чувствую, как губы Макса растягиваются в ленивой улыбке, встречаюсь с ним взглядом и вижу, как блестят его глаза.

— Ого, — усмехается мне в рот, а меня накрывает волной смущения. По глупости отступаю назад, но руки Макса тут же обвиваются вокруг моей талии и тянут обратно, прижимая к груди, и он без лишних раздумий накрывает мой рот новым поцелуем. Иным: глубоким, сильным, так что внутри всё воспламеняется, так что волоски на шее дыбом становятся, а по венам электричество несётся.

Накрывает новой волной чего-то необъяснимого. Этот поцелуй землю из-под ног выбивает, страстный, головокружительный и такой прекрасный; дыхание перехватывает, а у бабочек в животе сегодня самый настоящий праздник.

Ладонями вниз вдоль позвоночника, кончиками пальцев забирается за пояс штанов. Скользит губами по линии челюсти, целует впадинку за ухом, и я пугаюсь собственных ощущений, но ни за что не готова от них отказаться. Выгибаю шею и запрокидываю голову, стараюсь дышать глубже — выходит лишь отрывками. Путаюсь пальцами в его густых волосах, не сильно сжимаю в кулаках и схожу с ума от его поцелуев. Таких чувственных, нежных и в то же время полных желания.

Припадаю губами к его губам, и чувствую, как темп снижается. Пугаюсь, что Макс решил остановиться и пытаюсь скрыть вдох облегчения, когда он припадает губами к моей ключице, а пальцами поддевает застёжку лифчика. Дура — вздрагиваю. Я просто не умею; каждое его действие, каждый жест для меня в новинку. Да, мне страшно, но я не хочу останавливаться. Я люблю его. Боже… я действительно его люблю.

Останавливается и в глаза смотрит, строго и напряжённо, будто себя ругая за что-то.

— Лиза…

— Не говори.

— Нет, послушай. Если хочешь остановиться, просто скажи. Даю слово, что между нами ничего не изменится, — целует меня в кончик подбородка, поглаживая рукой по волосам, затем в уголок губ и вновь в глаза смотрит.

— А если не остановлюсь?

— Что? — хмурится и сомнительно улыбается. — Чёрт. Нет! Конечно, ничего не изменится, то есть… — Смотрит с придиркой. — С каких пор ты меня своими вопросами в тупик загоняешь?

— Поцелуй меня.

Как ямочки на щеках могут действовать так опьяняюще? Эта ленивая улыбка сводит с ума…

Готова целовать его до бесконечности, чувствовать мягкость его губ, их вкус… Кружить языком вокруг его языка, покусывать за губу и слушать, как учащается его дыхание. Быть той, кто я есть… без масок, без тайн, без притворства. Быть его. Навсегда. Навсегда ли?

Непослушными пальцами расстёгиваю молнию на его сырой толстовке, которая пахнет морем, и помогаю ей упасть на пол. Не замечаю, как мой лифчик и его футболка падают следом… И вновь от притормаживает, будто заставляет себя не спешить. И я благодарна ему за это, он понимает меня, чувствует, как я дрожу всем телом от страха, от эмоций, от желания почувствовать его всего.

В глаза смотрит, вновь ответ на немой вопрос увидеть хочет. Ищет сомнение в моём лице, но его там.

Кончиками пальцев, как игра на фортепиано, пробегается вдоль моего позвоночника, целует за ухом, языком скользит по шее, по ключице, целует шрам, и я вновь вздрагиваю, крепко зажмуриваю глаза, и Макс замирает.

— Всё нормально, — говорю сбито.

Подхватывает меня и мягко опускает на кровать. Упирается рукой рядом с моей головой, нависает сверху и вновь пристально в глаза смотрит, прежде чем снова меня поцеловать.

Дрожу так сильно, что кажется, будто кровать трясётся, дом трясётся, весь мир. Притягиваю его к себе, ладонями скольжу по гладкой коже спины; в кончиках пальцев покалывает, в животе огненный шар пульсирует, требует продолжения.

Кружит языком по моей шее, поглаживает ладонью живот, всё выше поднимается и нежно пробегается пальцами по груди, задевая затвердевшие соски, и во мне новый взрыв ощущений случается. Больше не пытаюсь контролировать дыхание — бесполезно. Дышу громко и отрывисто, в унисон с Максом.

Языком скользит вниз по шее, мягко обхватывает ладонью грудь и припадает к ней губами. А в голове словно музыка играет: красивая, романтичная, в такт нашему шумному дыханию. Мне нравится эта музыка… её я тоже теперь люблю.

Играет пальцами с резинкой моих спортивных штанов, кончиками пальцев задевает трусики, скользит к бедру и слегка приспускает ткань вниз.

— Лиза? — сквозь музыку в голове слышу его туманный голос. Приподнимаю голову. Смотрит. Смотрит так, будто насмотреться не может, каждую чёрточку моего пылающего лица разглядывает и слабо, но с такой теплотой улыбается, что я душу дьяволу готова продать за его улыбку.

— Я не хочу, чтобы ты потом жалела, — притягивает меня к себе и целует в подбородок.

— Я не буду жалеть, — задыхаясь.

— Я могу ждать сколько угодно, если ты просто будешь со мной.

Не нравится мне, как это звучит. Тревожные звоночки в голове тут же срабатывают.

— Если есть причина, по которой я могу пожалеть, скажи сейчас, — смотрю на него умоляюще. — Ты ведь… больше не играешь со мной?

— Что? — отвечает не сразу, усмехаясь. — Нет. Конечно, нет, — тянется к моим губам и вновь целует. — А ты? — шепчет в рот, не отрываясь от поцелуя. — Не сбежишь от меня?

— Нет, — на шумном выдохе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Теперь он знает обо мне всё. Теперь он видит меня всю. Обнажённую, на его кровати, при тусклом свете прикроватного торшера. Я попросила его не выключать. Хочу видеть его глаза, его тело, его лицо, его искренность, его нежность, в каждой чёрточке, в каждом вдохе, в каждом движении.

Музыка в голове звучит всё громче, пока Макс снимает штаны, гремя пряжкой ремня, шелестит обёрткой презерватива и возвращается ко мне.

Музыка… такая чистая, такая красивая.

Покрывая моё лицо и шею поцелуями, плавно разводит мои ноги коленом и устраивается между ними.

— Расслабься, — шепчет на ухо, когда мои пальцы с силой впиваются ему в плечи. Кружит языком за мочкой, ладонью скользит вниз по животу, к тому самому — сокровенному. Плавными движениями, касается пальцем горячей плоти, задевая маленький комок нервов, и я судорожно выдыхаю ему в рот. Даже испуганно… Ощущения настолько яркие, настолько приятные и одновременно шокирующие, что я вновь сжимаюсь в тугую пружину, пытаюсь расслабиться — не выходит.

— Лиза, — ласковым шёпотом на ухо, — расслабься, это приятно.

Откровенность больше не смущает. Ей больше в этой комнате не место. Сила ощущений, вот что пугает, будоражит, рассудка лишает… Я не знала, даже представить себе не могла, что можно чувствовать нечто подобное. До пересадки сердца даже не думала об этом, а после неё было совершенно не до этого. Так что, да, я была не готова. Я знала этот процесс лишь по книгам, и этого оказалось очень мало.

Расслабляю ладони, сжимающие плечи Макса и скольжу ими вниз по спине.

— Всё хорошо? — с такой нежностью шепчет, что все страхи на второй план уходят.

— Да, — отрывисто.

Чувствую, как касается меня твёрдой плотью, медленно, аккуратно, продолжая меня поглаживать пальцем, и шепча на ухо такие приятные слова, каких я в жизни в свой адрес не слышала. И даже когда вспышка боли ослепляет на мгновение, а ногти с силой впиваются Максу в кожу, он продолжает меня целовать, продолжает шептать на ухо, просит расслабиться, ведь всё хорошо…

Этой ночью у нас действительно всё хорошо.

Осторожно, медленно, плавно двигается во мне, замирает на несколько секунд, чтобы заглушить мою боль поцелуями, ласкает моё тело, помогая ему расслабиться и смотрит таким взглядом, когда слова уже не нужны. Когда нежность и трепет практически материально ощущаются в воздухе, заряжают его невидимыми частицами, которые способны проникнуть в самую глубь, в самое сердце. Оно трепещет, бьётся быстро и часто. И это прекрасно. Впервые моё новое сердце бьётся так прекрасно.

Притягиваю Макса к себе и целую с долей отчаяния, будто чувствую в этом необходимость. Хочу, чтобы время остановилось. Хочу чтобы этот маленький мир, созданный нами сегодня никогда не был разрушен.

Шумно и отрывисто дышу. Впитываю в себя вкус его губ каждой клеточкой кожи. Каждое его движение запоминаю. Скольжу ладонями по покрытой испариной спине, чувствую каждый его вдох, ловлю каждый его выдох… Выгибаю спину от ощущений… в моей жизни было много боли, но эта боль — она удивительная. Эта боль связывает нас прочной нитью, делает ближе, делает одним целым. Мир вижу в его глазах… Так глубоко, но так ясно; огромный мир, в который Макс впустил меня. Чувствую его переживание, теплоту… любовь? Любовь ли это, или нечто мимолётное, то, что через несколько лет мы оба назовём простой первой влюблённостью?.. Может и так. Но я никогда не забуду, что чувствовала в эту ночь. Я никогда не забуду, каким нежным и ласковым он был. Никогда не забуду, как в эту ночь он на меня смотрел.

* * *

Глаза в глаза, неотрывно, пока веки свинцом не нальются. Не позволяя сознанию уплывать. Выспаться ещё успеем, а вот насладиться спокойствием, умиротворением, друг другом… когда ещё будет такая возможность?

За окном темно, или уже рассвет наступает — кого это волнует?

Под одним одеялом, рядышком, так близко друг к другу, что делим один воздух на двоих. Обнимает меня, прижимая к себе, нежно целует, то в лоб, то в макушку, то в кончик носа, то в губы, выводит подушечкой пальца узоры на моём обнажённом плече и время от времени устало, но так сладко улыбается, словно я сумела сделать его капельку счастливее. Словно можно выбросить все маски и стать, наконец, самим собой, ради меня, ради нас обоих. Этого бы я хотела — всегда видеть Макса таким. Без тяжёлой грусти в глазах, без боли впечатавшейся в каждую чёрточку его лица. Вот таким — просто… моим Максом.

— Я уеду, — шепчет едва слышно.

— Знаю.

— Поедешь со мной? — вдруг спрашивает, когда сон уже практически выиграл сражение с моим измученным разумом. Сперва подумала — брежу, но Макс повторил:

— Поедешь со мной, Лиза?

— Куда? — задираю голову и смотрю на него из-под тяжёлых век, которые едва удерживаю открытыми.

Подушечкой пальца рисует дорожку от моего лба к виску, вниз по щеке и нежно касается губ, не отрывая от них взгляда.

— Куда-нибудь, — хрипло шепчет. — Подальше от всех. Поедешь со мной?

И вновь в глаза смотрит, с надеждой, ответа ждёт.

— Ты не знаешь, о чём просишь, — с сожалением, почти беззвучно усмехаюсь.

— О том, что это не одобрят твои родители? — мягко, без обвинений.

— Дело не в родителях, — обнимаю его крепче, упираюсь подбородком в твёрдую грудь и смотрю, как чёрная птица на шее оживает от размеренного дыхания Макса.

— Тогда в чём? Просто поехали со мной. Я хочу… просто хочу засыпать вот так — рядом с тобой. Просыпаться рядом с тобой. Видеть, как ты улыбаешься. Разве это плохо? Плохо, что мы просто хотим быть вместе? Разве мы кому-то что-то должны?

— Нет. Конечно, нет.

— Тогда поехали? Просто сбежим от всего. Я хочу… просто жить своей жизнью. С тобой.

— Мне нужно закончить школу. Нам нужно закончить школу.

— Закончишь, в чём проблема? А потом уедем.

— Макс…

— Ну хочешь, я даже курить брошу? — низко усмехается, и я не сдерживаю слабой улыбки. — Просто давай свалим? Вместе.

Хочу ответить, хочу объяснить, что не всё так просто. Что мне нужны регулярные осмотры, тесты, посещение реабилитационного центра, наблюдения, приём лекарств… Хочу сказать, что буду для него обузой. Хочу сказать, что даже не знаю до скольки лет смогу дожить…

— Хорошо, — отвечаю совершенно другое и прижимаюсь щекой к его груди, закрывая глаза.

— Обещаешь? — шепчет, поглаживая меня по спине.

Но ответа Макс так и не услышал. Я уснула.