Три дня спустя

Вечер пятницы

Брожу по комнате и слушаю, как в душе льётся вода. Мама велела. И если услышу, что-то подозрительное, сразу врываться к Полине в ванную с проверкой — не случилось ли чего.

— Да, мама, я повешусь на шторке. — Полина даже язвить снова начала в своей привычной манере, что значит — моей сестре немного лучше. По крайней мере, все мы на это надеемся. Физическое состояние тоже более менее стабилизировалось: температура больше не превышает норму, прошёл озноб и прочие факторы ложной ангины.

Однако… мир и спокойствие в нашей семье наступят ещё очень не скоро. Папа какими-то путями выяснил, что признайся Полина в том, кто отец её ребёнка…

— Она не знает, Андрей! — Мама уже устала это повторять.

— Да, но даже если бы знала, этого подонка даже без нашего согласия привлекли бы к ответственности! Ей шестнадцать! И наша дочь говорит, что это произошло насильственно.

— А если она знает, кто это? — мама понижает голос до шепота. — Что если он уже совершеннолетний, и Полина просто боится, что его посадят?

— Зачем Полине покрывать этого ублюдка? — закипает папа.

— А если бы он женился на ней? — обычно вклинивается в разговор тётя Алла. — Просто гипотетически.

После подобных вопросов и отец и мама в унисон тяжело вздыхают.

— По закону, обвинения, так или иначе, были бы выдвинуты, — тяжёлые вздохи отца следуют один за другим. — Найти бы только этого…

— А если парень был несовершеннолетним? — перебивает тётя Алла.

— Да ты найди сначала этого выродка! Который… который, сделал это с Полиной!

— Это беременность, Андрей, — будто бы с укором говорит тётя Алла. — Да, мне жаль, что всё так вышло, но это уже случилось, смотри шире! Твоя дочь не больна, в конце концов.

— Одна больна. Вторая беременна.

— Ну прости, что не родила тебе здорового сына!

Вот примерно такие разговоры теперь постоянно ведутся на кухне нашей квартиры. — Ты не передумала? — спрашиваю у Полины, собравшись с духом для этого разговора. Моя сестра вешает на батарею мокрое полотенце и залазит в кровать под одеяло, хватаясь за телефон.

— На счёт чего? — смотрит в горящий дисплей, а не на меня. — Рожать? Так за меня ведь уже всё решили, нет? Они не могут убить ребёнка. Они не варвары.

— Полин, — поёживаюсь от её ответа, но продолжаю говорить максимально спокойно, понижая голос для шепота, — ты не передумала заявлять на Яроцкого?

Смотрит на меня из-под бровей:

— А ты хочешь все девять месяцев тут его рожу видеть?

— Нет, я… — прочищаю горло и заставляю себя говорить дальше, — просто… просто ты не считаешь, что он должен ответить за то, что сделал?

— За то, что ноги мне раздвинул? А кто докажет, что я этого не хотела? Закон? — холодно усмехается. — Или может папочка Яроцкого собственноручно сыночка накажет? Лиза, очнись, деньги решают всё!

Поверить не могу. Ещё вчера моя сестра убивалась горем, рыдала днями и ночами, а сейчас ведёт себя так, будто… будто и не беременна! Да как, так?!

— Лиз, — наконец убирает телефон в сторону и смотрит на меня серьёзно, — я просто хочу, чтобы это всё скорее закончилось. Моя жизнь и без того в ближайший год на Ад будет похожа, а что с ней станет, если начнутся разбирательства, суды?.. И даже после всего этого, причастие Яроцкого ко всему этому дерьму можно будет подтвердить только через девять месяцев. Этого ты мне желаешь? А себе? Ты ведь любишь его до сих пор, да?.. Лиз? Почему молчишь?

А я и вправду молчу. Не знаю, что ответить, как косточка в горле застряла. Каждый день похож на сущий кошмар, и я в нём задыхаюсь, медленно исчезаю…

— Лиз… Чёрт, — Полина свешивает ноги с кровати, на лице растёт напряжение. — Только не говори, что… Лиза! Ты не можешь его любить! Посмотри на то, что он со мной сделал!

Продолжаю молчать.

— Ты же не дура, систер.

— Сомневаюсь.

Теперь замолкает Полина. Смотрит долго и пристально, затем вдруг резко вскакивает с кровати и вылетает из комнаты, громко хлопая напоследок дверью.

За эти дни Макс больше не пытался со мной связаться. Он не ходит в школу. Он будто куда-то исчез.

Но я точно знаю… где он будет завтра вечером.

* * *

Вечер субботы

— Мы и вправду это делаем, или бабуля подмешала в запеканку что-то психотропное?

— Мы и вправду это делаем, Зоя. — Сижу перед зеркалом в комнате Зои и подкрашиваю ресницы. Причёска уже готова — уложенное, идеально ровное каре. Наряд также приготовлен, и на этот раз я не буду выглядеть как дешёвая проститутка, или серая мышь. Сегодня на мне будет короткое чёрное платье, декольте которого не так уж и мало, но и вульгарно не выглядит, тонкие колготки в тон кожи и замшевые батильоны Полины. Моя сестра сейчас редко в шкаф залазит — пижама и треники стали любимой одеждой, так что незаметно позаимствовать у неё всё это добро большого труда не составило. Но вот унять дрожь в теле и не дать волю чувствам, требует больших усилий. Сегодня мне нужна холодная голова, так что я держусь. Пока что держусь. Знал бы кто, как мне сейчас сложно.

— О… давно мечтала надеть его. — Зоя вытаскивает из шкафа тёмно-бордовое платье в пол с драпированным бюстом и высоким разрезом вдоль колена, прикладывает к себе и крутится перед зеркалом. — И всё равно поверить не могу, что мы это делаем. Это же день рождения мегеры, Лиз! Хочешь, я тебя по щекам похлопаю?

Убираю тушь в сторону и подкрашиваю губы алым.

— Вау, — тут же комментирует Зоя. — А ты серьёзно настроена, детка.

— Знала бы ты, как у меня внутри всё дрожит.

— Ну и к чёрту всё! На фига нам это? С Полиной всё понятно, родит, отдаст ребёнка на усыновление и заживёт, как жила! Потом опять залетит, потом опять… Ладно, не смотри на меня так. Это я к тому, что через пару лет она даже и не вспомнит о днях, когда мозги отсутствовали. Родители твои успокоятся. Всё придёт в норму, так всегда бывает, поверь, я знаю. И ты, Лиз… даже не вспомнишь имени этого Яроцкого. Ну, правда, послушай меня. Когда Полину к бабушке увозят?

— Через пару дней.

— Ну вот и ты едь. Отдохнёшь. — Швыряет платье на кровать и вырастает за моей спиной, строго глядя на моё зеркальное отражение. — Ладно, ближе к телу: не верю я Оскару.

— Потому что он дебил.

— Потому что он дебил.

Забыла уже, что такое смеяться, но тут не смогла сдержаться. Зоя всегда знает, что сказать, чтобы вызвать мою улыбку.

— Я тоже не верю Оскару, Зой, — разворачиваюсь на стуле к ней. — Для этого я туда и иду. А ты идёшь со мной, потому что сама так решила…

— Не я так решила, а Оскар за меня так решил. Я ведь всё знаю, помнишь? А этот торчок знает, что я знаю.

Однако Зоя знает не всё. Например, о том, что шепнул мне Оскар на ухо перед уходом. Он был краток:

«Либо Макс, либо пельмешик. Поняла, о чём я?»

Ещё бы не понять эту сволочь. Но в данных обстоятельствах над выбором особо и не думала, вообще не думала. Я никогда и не за что не брошу Зою в этот омут. А Яроцкий… сам ведь сказал: это он заварил эту кашу. Так пусть хлебает. Да, моё презрение и злость к Максу сейчас слишком велики, чтобы мыслить холодно и взвешено, но встаньте на моё место… Что ещё я должна к нему чувствовать? Разве должна верить тому, кто ради мести мне был готов на что угодно?

— … ну и потому что я не могу оставить тебя одну в этом змеином логове! — продолжает делиться Зоя своими умозаключениями. — Но, Лиза, Оскару верить нельзя! И его плану тоже! Что это вообще за план такой? Может он накуренный приходил?

— Я и не верю Оскару, — повторяю решительнее. — Я сейчас вообще никому не верю, Зой.

— Даже мне?

— Кроме тебя.

— А, ну тогда ладно.

Поднимаюсь со стула и с задумчивым видом смотрю на платье, в котором вскоре являюсь в дом, с которого и началась вся эта история, и вдоль позвоночника проносится колючая дрожь.

— У меня тоже есть план. И сейчас ты должна будешь его выслушать, — перевожу уверенный взгляд на Зою. — Просто доверься мне. Сегодня я узнаю правду.

* * *

Закат сегодня был очень красивым, огненным, почти багряным. Казалось, что солнце медленнее обычного ускользает за горизонт, чтобы подарить мне ещё немного времени для принятия правильного решения. А когда решение было принято, небо так стремительно затянуло чёрными тучами и где-то вдали послышались раскаты грома, что это было похоже на какой-то знак. Бывают же знаки свыше? Я не знаю. Но если это был он, я, очевидно, приняла неверное решение.

— Правда — это хорошо, но что на счёт компромата? Что если наш план прогорит? Тогда получится так, что ты реально Яроцкого подставишь. — Зоя шагает бок о бок со мной по главной дороге элитного района, в котором живёт Светлакова и суетливо оглядывается по сторонам, будто кто-то за нами слежку ведёт. Хотя… это тоже вполне возможно, пока я — птичка.

— Нет ничего способного загнать Яроцкого в клетку его же игры. Даже узнай он о беременности Полины, ему будет плевать на огласку. — Отстукиваю каблуками по асфальту и намеренно иду медленно, снова время тяну, будто всё ещё может случиться нечто такое, что остановит меня от задуманного.

— А вдруг есть? Что если есть, Лиз — нечто такое? Этот урод на моей кухне не выглядел так, будто шутил. Что у него может быть на Яроцкого? А что если Оскар его тобой шантажировать начнёт?

Смотрю на Зою, сомнительно улыбаясь:

— Ему плевать, Зой. Ты что видео не смотрела? Он жалок. Строит из себя великого мученика, а сам… сам только и может, что упиваться жалостью к самому себя.

Бровь Зои озадаченно выгибается:

— Ты на грудь случайно не принимала?

— Ты знаешь, что мне нельзя.

— Я это к тому: откуда злость вдруг появилась? Моя подруга прозрела? О… боюсь, что теперь Яроцкому точно кранты. Всё-таки собираешься его в клетку-то посадить? И плевать какой компромат на него будет?

Смотрю в щедро подведённые чёрным глаза Зои и в тысячный раз задумываюсь над этим вопросом, но стоит подумать о том, почему я должна прощать Яроцкому то, что он сделал с Полиной, то автоматически плевать на компромат становится. Оскар не сказал мне, что он из себя представляет, но ясно дал понять, что новая игра стоит свеч и судьи уже потирают руки в предвкушении, когда новая птичка попадётся в клетку.

И вот я вновь в этом участвую, всё ещё играю, и на меня всё ещё делают ставки. Но в этот раз я сама себя выбора лишила, потому что то, что я собираюсь сделать — единственный шанс узнать правду. Потому что я не верю никому: ни Максу, ни Оскару, ни даже Полине. И раз уж играть по правилам, то играть до конца. Возможно… в этот раз игра действительно стоит свеч.

У коттеджа Светлаковой шумно, припарковано с десяток автомобилей, ритмичная музыка гремит из распахнутых окон, будто соревнуясь в громкости с накатывающими раскатами грома, а на аккуратно постриженном газоне недалеко от бассейна весело проводят время приглашённые Вероникой гости. Курят, чокаются, смеются… кто-то кричит, что дождь вот-вот начнётся и пора перемещаться в дом, кто-то предлагает искупаться в бассейне на спор, какой-то парень высовывается из окна первого этажа и вопит на всю округу, что это лучшая вечеринка на которой он только был.

— Задрот видимо, — с сочувствием поглядывая на паренька, вздыхает Зоя и вновь на меня косится. — Предлагаю дезертировать пока не поздно.

— Поздно. — Я уже всё решила.

Оглядываю собравшуюся на улице толпу, нахожу пару-тройку знакомых лиц, но никого из тех, кто мне нужен.

— Нет там Яроцкого.

— Знаю, — вновь смотрю на Зою и только по одному её взгляду понимаю, как презирает моя подруга это место, даже не успев побывать внутри.

— Ладно, — резко выдыхает и опускает руки мне на плечи, — сейчас мы войдём туда и, если повезёт, я даже не блевану, но скажи мне ещё раз, Лиз: ты точно уверена в том, что делаешь?

— Почти.

— Ага. Ну… это вполне неплохо.

— Солнышко! Пельмешик! Оскарик вас уже заждался, лапоньки!

— Он теперь всегда, как моя бабушка говорить будет? — Зоя с нескрываемым омерзением смотрит, как Оскар, раскинув руки в стороны, шагает к нам по гравийной дорожке.

— Иди, обниму тебя, моя ты…

— Отвали, — Зоя с равнодушным видом отшвыривает от себя руку Оскара, огибает его и шагает к дому, а этот придурок с по-прежнему раскинутыми в стороны руками теперь смотрит на меня.

— Обнимашки?

— Не в этой жизни, — отмахиваюсь и иду вслед за Зоей.

Внутри шумно и странно пахнет. Это не похоже на запах обычного табака…

— Травка, — кричит Зоя мне на ухо, сбрасывая с себя куртку. — Возможно, я блевану немного раньше, чем собиралась.

Гостиная Вероники битком заполнена народом. Гремят бутылки и бокалы, слышится смех, танцы идут полным ходом. Кто-то уже успел раздеться до трусов.

— Божечки… Мне надо выпить.

— Ты говорила, что не будешь, — отвечаю Зое.

— Да, но откуда мне было знать, что здесь всё настолько запущено? Что это за придурок в трусах?

— Понятия не имею.

— Солнышко, — дыхание Оскара ударяет по уху, и я резко отшатываюсь в сторону. — Ты сегодня просто богиня! — Оглядывает меня с головы до ног, одобрительно кивает и поднимает большой палец к верху. — Чёткая!

— Мне очень срочно надо выпить, — повторяет Зоя и направляется к столу в гостиной, который практически прогибается от количества выставленного на нём алкоголя.

Оскар закидывает руку мне на плечи и силой тащит в эпицентр вечеринки, то есть в гостиную, где большинство из гостей уже кажутся мне знакомыми. Подружки Вероники — само собой, кое-кто из нашего класса и из параллельных, кое-то из выпускников… Вижу Дена и Ромыча у лестницы на второй этаж и внутри всё корочкой льда покрывается.

— Хочешь шарик?

— Отвали от меня Оскар.

Оскар пожимает плечами и выпускает шарик обратно к потолку. Всё здесь в чёрно-белых шариках, стены украшены плакатами поздравляющими Веронику с днём рождения, столы с закусками также пестрят изобилием. А в самом углу…

— Ди-джей?

— А ты думала. Всё круто! — Оскар присаживается на спинку дивана и тянет меня за руку ближе к себе. — Расслабься, солнышко, действуем по плану «А».

— А есть ещё план «Б»?

Оскар кривит губы и пожимает плечами:

— Нет. Но звучит ведь круто, да?

На этом идиоте чёрные джинсы и белая рубашка, а надушился так, что аж глаза режет. Видимо основательно готовился к финалу игры — уж точно не ради Светлаковой старался.

Обнимает меня за талию и плавно скользит ладонями к пояснице.

— Куда разогнался? — смотрю на него жестко, а тот фыркает в ответ.

— Да чё ты напряжённая такая? Кто-то из этих дятлов уже звонит нашему Максимке и докладывает, чем это мы тут с его крошкой занимаемся, смекаешь?

— Я не его крошка.

— Да пофиг как-то. Точно шарик не хочешь?

— А если он не приедет? — Борюсь с отвращением и опускаю ладони Оскару на плечи. — Если ему… всё равно?

— Да куда он денется? — усмехается. — Прилетит как мотылёк на свет.

Но видимо свет горит не достаточно ярко, потому что даже через час Макс не появляется. И через полтора часа. А силы терпеть Оскара рядом с собой и делать вид, что мне приятно его внимание уже сходят на нет. Каждый из присутствующих на вечеринке уже успел заценить новую парочку, нелепую настолько, что одновременно и тошно и смешно становится; уверена, большинство из них думает, что я просто пошла в разгул, сменила одного плохого парня на другого. Ну или… что я просто чокнутая — стандартный диагноз.

— Или шлюха, — Зоя пожимает плечами в ответ на мысли, которыми я с ней поделилась, и сочувственно улыбается. — У меня глаза кровоточить начнут, если он ещё раз тебя обнимет.

— Что там баба Женя? — забираю из рук Зои бокал с шампанским и ставлю на стол.

— Нормально всё, — выкрикивает в ответ. — Я сказала, что мы скоро будем. Она спать пошла ложиться. Родителям твоим сказала, что мы фильм какой-то сопливый смотрим.

— Не думала, что она нас прикроет.

— Я тоже. Но ей Оскарик уж очень в душу запал, а мы втроём…

— Типа в кино. Знаю.

— Внимание, — Зоя выпрямляет спину, — ведьмы на горизонте.

Но Вероника в коротком белоснежном платье лишь проходит мимо, одаривая меня загадочной улыбкой, и вновь исчезает в толпе. Появляется вновь так неожиданно, что подскакиваю на месте и проливаю на парня немного воды из бутылки.

— Не могла не подойти поздороваться. — Как всегда великолепна. Белоснежное платье с глубоким декольте потрясающе красиво контрастирует с загорелой кожей. Высокая причёска украшена тоненьким серебристым ободком, голубые глаза подведены тёмным, губы цвета красного вина. Эту королеву никому не переплюнуть.

— С днём рождения!!! — с преувеличенной в десятки раз радостью орёт ей на ухо Зоя и смачно чихает. — Прости… никак от простуды не избавлюсь. Ну… ты помнишь, ночь, ледяная вода, заплыв. Фигня в общем.

Вероника с брезгливым видом делает шаг в сторону и вновь смотрит на меня. А точнее, оглядывает с головы до ног таким взглядом, будто ещё вчера моё платье на барахолке видела.

— Дорогое… платье, — улыбаясь, смотрит мне в глаза. — Хотела выбросить, но твоей сестре оно уж очень понравилось.

Вот в такие моменты хочется поставить весь мир на паузу, чтобы глубоко вздохнуть, перестать краснеть и теряться, и продолжить делать вид, что у меня вообще всё в жизни прекрасно!

Но подобных пауз не бывает. А кровь уже вовсю к щекам прилила.

— А я говорила тебе, Лиз, — встревает в разговор Зоя, так чтобы Светлакова ясно слышала, — платье — дерьмо. Только человек с полным отсутствием вкуса мог купить эту тряпку. Никогда ты меня не слушаешь.

— Хм. Это было смешно, — Вероника натягивает губы в улыбке и сверкает глазами в сторону Зои. — Очень смешно.

— По мне так не особо, — фыркает Зоя, делая глоток из бокала с шампанским. — Кто-то ещё и с юмором не в ладах походу.

— Ну, развлекайтесь, — Светлакова адресует мне широкую улыбку полную фальши. — Сегодня будет много сюрпризов.

— Подожди, — останавливаю её и говорю так, чтобы больше никто не слышал: — Насчёт нашего разговора на пляже…

— Не интересно, — Вероника пожимает плечами и вдруг делает вид, будто вспомнила что-то очень важное. — Кстати, Макс скоро приедет. Звонил мне недавно, спрашивал какую рубашку лучше надеть: чёрную, или белую. Я посоветовала чёрную. Потому что в белом я. Гармония, понимаешь?

Так и оставляет меня с застрявшими где-то в горле словами, которые очень хотели вырваться на свободу, но это помешало бы моему плану.

«Холодная голова, Лиза. Холодная голова. Никаких эмоций.»

Оскар тянет меня танцевать, а я всяческими способами пытаюсь от него избавиться хотя бы на десять минут. Оскар не только торчок и недоумок, он ещё и руки свои при себе держать не умеет, и на все мои замечания, лишь скользко улыбается и спихивает свою озабоченность на часть его гениального плана.

— Да я просто поговорить, — обвивается руками вокруг моей талии и тащит в центр гостиной. Зоя на заднем плане засовывает в рот два пальца и делает вид, что её рвёт.

— Что ещё ты хочешь обсудить? — приходится переставлять ноги в подобие этого ужасного танца.

— Детали, солнышко, — впивается пальцами мне в спину. Как же мерзко. — Улыбнись, Верона смотрит.

— Плевала я на твою Верону.

— Я бы так не сказал, — ухмыляется. — Ревность — отстой, солнышко.

— Это ты ей позвонил? — Ну вот и выдаю свои эмоции с потрохами. — На видео. Когда она за Яроцким в бар приехала.

— А говоришь, не ревнуешь, — задирает голову кверху и отрывисто смеётся. Резко закручивает меня на месте и вновь притягивает к себе. — Ну я. И что?

— Хотел показать какая он сволочь?

— Я думал это очевидно. А до тебя что, только сейчас дошло?

— И Полине… ты тоже поэтому рассказал, кто с ней… кто с ней…

— Кто её трахнул? — выпаливает, как ни в чём не бывало. — Ну а кто ещё, солнышко? Всё ради тебя! Всё, чтобы твой гнев на Максюшу обрушить.

Сжимаю зубы, чтобы не облить его словесными помоями. Хуже человека, чем Оскар в жизни не встречала. Человек ли он вообще?

— Ну а сеструха твоя, понятное дело, всё тебе доложила. Крики, слёзы, обвинения, ух-х-х, аж мурашки по коже!

— Почему он? — вновь не могу взять эмоции под контроль.

— А почему нет? Злился Максюша на тебя, вот и всё. Так, ладно, закругляйся с допросами, скоро начнётся наше маленькое представление, — кивает в сторону, и я прослеживаю его полный азарта взгляд. Смотрю на человека появившегося на вечеринке и всё внутри ядом обливается, даже дышать больно становится, словно лёгкие отказали.

Макс. Весь в чёрном.

— Чёрная рубашка, — проговариваю вслух.

— А? — кричит в самое ухо Оскар. — А, ну да. Сегодня тут типа дресс-код. А Максимка у нас вечно в трауре. Не смотри на него.

Может Светлакова просто угадала?

А может мне пора перестать думать о Светлаковой?

Чувствую, как всё самообладание трещит по швам.

Особенно, когда он смотрит.

Холодный, злой, тяжёлый взгляд. Будто и не было в его глазах теплоты, будто не было человечности и тех глубоких ран, что он позволил мне увидеть. А если… всё это тоже ложью было? Что если… никогда и не было ничего… между нами?

— Эй! — вновь кричит Оскар на ухо, всё крепче прижимая меня к себе. — Забыла, зачем мы здесь? Думаешь, мне в кайф тут с тобой зажиматься?

— Думаю, да.

— Хм… ну… может и да, но не суть! Давай, солнышко, включай мозги. Тот, кто оттрахал твою сестрёнку только что переступил порог святой обители травки и сисек, так что рожу проще сделай. Сейчас. Поцыки смотрят.

— А почему твои поцыки не могли просто сделать Яроцкого птичкой? Почему я должна участвовать в этом представлении? — Ну вот и начала заднюю давать, стоило увидеть Макса. Чувства настолько противоречивые, что головой об стену биться хочется, лишь бы вытряхнуть их из неё.

— Вы у нас — эксклюзивчики, — гадко скалится Оскар. — Одна птичка вылетает с клетки, другая садится на жердочку. Пацаны так решили, солнышко, я честно не при делах. Да и тебе в плюс, чего жалуешься? Месть будет сладка!

— То есть для меня пятое задание особенно выбиралось?

— Естественно. Пацаны о-о-очень к тебе привязались. Никогда таких ставок высоких не было, зуб даю. А Максимка… ну, он просто к тебе слишком привязался. Глупо было бы не воспользоваться моментом и не разбить его хрупкое сердечко. Чем мы тут с тобой и занимаемся собственно. Игра должна выйти на новый уровень, нам нужен отчаявшийся игрок! Вот сделаем Максимку прежним, и поиграем.

— Он не станет играть, — качаю головой. — Ты должен это понимать.

Оскар цокает:

— Станет. Куда он денется? Ведь чувствами людей так легко манипулировать.

Холодно усмехаюсь:

— После того что Яроцкий сегодня увидит, он и пальцем ради меня не пошевелит.

— Возможно, — с одобрением кивает Оскар и, практически касаясь губами моего уха, вкрадчиво шепчет: — Но не льсти себе, солнышко. У Макса есть один человечек, ради которого он даже самому себе глотку перегрызёт, если пацаны его попросят. И вот честно, не подумай чего плохого: лично мне, ну, очень… очень-очень не хотелось бы копаться в грязном бельишке Костика и бросать его на всеобщее обозрение.

Что?

Отшатываюсь:

— Ну ты и мразь…

— Т-с-с, — прикладывает палец к моим губами и, будто осуждая, головой качает. — Я же сказал, что очень этого не хочу.

— У тебя нет ничего на Костю, — с силой давлю ладонями ему в грудь.

— Пф-ф, вы чё, все его в святые, что ли записали? У каждого есть свои косяки, солнышко, и Костик был не исключением. Частенько у предков деньги на куриво и бухло воровал, потому что те ему на карман не давали, воспитывали типа. А ещё он когда выпивал лишнего, любил жопой своей голой по всему дому светить. Не, нам то весело тогда было, понятное дело, может и я когда-то пиписькой засветил, но речь-то не обо мне, да? Вроде мелочи… но что мы только не вытворяли, солнышко. Поверь, Максимка никогда не допустит, чтобы кто-то из «левых» Костяна таким ненормальным увидел.

У меня нет слов. И даже мыслей по этому поводу нет. Я устала поражаться подлости таких людей, как Оскар. Это выше моего понимания. Это грязно и отвратительно. Это не заслуживает никаких оправданий.

— Чего застыла? На, попей водички. — Оскар всовывает мне в руку пластиковую бутылку и тянет за собой к дивану. Усаживает к себе на колени и смотрит так, будто приказывает не шевелиться. Потому что я почти что готова бежать.

— Сейчас он подойдёт к нам, а ты культурно его пошлёшь, солнышко, — Оскар отдаёт команды мне на ухо.

Затылком чувствую взгляд Макса на себе. Так ясно чувствую, что мозги закипать начинают.

Чтобы хоть немного отвлечься нахожу Зою в противоположном конце гостиной; разговаривает с каким-то парнем и даже улыбается. А если всё ещё разговаривает с ним и улыбается, значит, по её мнению, собеседник не так уж и плох. Ну или у него осталось не больше двух минут до мощного посыла.

— Что-то он не спешит, — Оскар поглядывает на Макса. — С Вероной перетирает о чём-то стоит. Хочешь, расскажу, как это выглядит?

— Нет, — нервно кусаю губу и всё о чём мечтаю в данный момент, это спрыгнуть с колен этого недоумка, но держит слишком крепко, да и… план. О, да, план. Что-то уже сомнения берут, что мой план достаточно хорош.

Круто разворачиваю голову к Оскару:

— Ему плевать на меня, я же говорила.

— Давай проверим! — Обхватывает меня рукой за голову и накрывает мой рот поцелуем. Самым гадким, мерзким, отвратительным поцелуем из всех, что можно только представить!

Даже зубы сжать не успела!

Упираюсь ладонями ему в плечи и пытаюсь оттолкнуть, но язык Оскара упрямо продолжает кружить у меня во рту.

— Меня сейчас вырвет! — невнятно говорю ему в рот, и Оскар, наконец, отстраняется. Довольно вздыхает и расплывается в удовлетворённой улыбке.

— А неплохо! — щёлкает двумя пальцами и вновь на Макса поглядывает, пока я продолжаю бороться с позывами к рвоте.

— Та-а-ак… — Вдруг поднимается с дивана и берёт меня за руку. — А вот теперь уходим!

Не понимаю, что именно сейчас происходит, но, судя по всему, игра началась.

Слышу, как за спиной гремят бутылки и раздаётся визг девчонок, но Оскар даже обернуться мне возможности не даёт: стремительно ведёт через толпу к лестнице, не сбавляя темпа.

— Говори! — останавливает меня перед двумя здоровыми лбами по центру лестницы — Ромычем и Деном, и подталкивает. — Давай, солнышко, шустрее!

Бросаю суетливый взгляд назад, но всё что могу разобрать это какую-то потасовку в центре тёмной гостиной. Вижу, как кто-то куда-то рвётся, кто-то кого-то не пускает…

— Она в игре, или как? — приковывает моё внимание голос Ромыча.

— Ну, солнышко, не тупи! — Оскар прижимается губами к моему уху и повторяет то, что сказал мне у Зои на кухне: — Это игра, а у игры есть правила! Если не скажешь им пароль, тебе хрен зачтут задание, даже если выполнишь его на все сто двадцать процентов. Так что давай, шустрее!!!

Поднимаюсь на ступень выше, чтобы быть на одном уровне с Ромычем, завожу руку ему за шею, скользя пальцами по потной коже, намеренно касаюсь губами уха и произношу «волшебное заклинание».

— Всё?! — нетерпеливо орёт Оскар, когда Ромыч глядя на меня горящим взглядом, сглатывает, и кивком даёт Оскару добро. Тот хватает меня за руку и тянет за собой наверх.

— Заходи, — второпях заталкивает меня в одну из… судя по всему, гостевых спален дома Светлаковых и захлопывает за нами дверь.

— Ну? — смотрит, будто я кукла безмозглая. — Чего стоишь? Раздевайся.

— О раздевании речи не было.

Оскар расстёгивает рубашку и бросает на пол.

— Ну, тогда так ложись. Пацаны его долго держать не станут. Он же псих вообще!

«Давай, Лиза. Соберись. Ты знаешь, что делаешь. Точно знаешь. Холодная голова… Холодная голова, чёрт!»

— Живей! Живей! — расстёгивает штаны и стаскивает с себя до колен.

Сбрасываю с ног обувь, спускаю рукав платья и залажу на широкую, застеленную чёрным шелковым покрывалом кровать. Скулы от напряжения сводит, а желудок морским узлом завязывается от безумия, что происходит. Изо всех сил убеждаю себя, что поступаю правильно, задираю платье до максимальной высоты, чтобы не засветить трусиками, принимаю расслабленную позу и опускаюсь на одну из больших мягких подушек.

Оскар смотрит на меня оценивающие и в итоге одобрительно хмыкает:

— Ну вот. Вполне терпимо.

Срывается с места и с прыжка приземляется на кровать, при этом выкрикивая что-то вроде «Еху-у-у». Расставляет руки по бокам от моей головы, разводит ноги коленом и устраивается между ними.

А я терплю. Изо всех сил его терплю.

— Теперь целуй меня, — запускает руку мне в волосы и притягивает голову к себе, накрывая губы ещё более омерзительным поцелуем, чем был до этого.

— Обними меня, — командует, отстранившись на секунду.

Сцепливаю пальцы в замок на шее Оскара и вновь позволяю его рту обрушиться на мой. Почему-то думаю о Зое. Представляю её реакцию, если бы она увидела эту картину. Уверена, что в этот раз её бы точно вырвало.

Мысли о Зое кажутся спасительными. Мысли о единственном человеке, которому я всё ещё могу доверять, придают сил и помогают держаться.

Его руки везде… На моей груди, на ногах, на бёдрах. Его дыхание заставляет задыхаться, потому что я практически не дышу — задержала воздух в лёгких и просто позволяю Оскару это со мной делать. Не отвечаю на поцелуи, не смотрю на него… просто терплю, как могу.

Из коридора доносятся голоса, топот ног и чьи-то крики. О, да… я узнаю этот голос — без Светлаковой ни одно представление не обходится. Представляю, как она будет счастлива, заглянув в эту комнату.

Но первым в комнату заглядывает не она.

Дверь так резко открывается, что с грохотом ударяет по стене.

Один.

Слышу его тяжёлое сбитое дыхание.

Два.

Чувствую пропитанный ядом взгляд каждой клеточкой тела, которое сминает в своих ладонях Оскар.

Три.

Открываю глаза.

— Твою мать! — входя в образ возмущённого любовника, Оскар переваливается на бок и спешно натягивает штаны. — Какого хрена?! Тут занято вообще-то! Табличку что ли вешать надо?!

Но Макс не смотрит на Оскара. Он смотрит на меня. А я на него. Наши взгляды одинаково холодны, одинаково бессердечны и одинаково кровоточат от боли. Но крови не видно, и боли тоже, потому что оба мы её прячем друг от друга. Дверь нашего маленького мирка закрылась, а мы остались по разные стороны.

Оскар продолжает орать проклятия в сторону Яроцкого, просит его выметаться и не мешать ему трахать тёлку… Да, именно так он и говорит, но Макс не реагирует, он просто… смотрит. Неотрывно, взглядом медленно петлю на моей шее затягивая.

— Вышел отсюда! Слышь, Максимка! Эта тёлочка больше не твоя! АЛЛЁ! ВЫШЕЛ ОТСЮДА!

Терплю его взгляд, и себе глаз отвести не позволяю. Смотрю так, как никогда на него не смотрела — не выдавая ни одной эмоции, что горячей лавой обжигают внутренности, бурлят и умоляют меня остановиться. Но я не остановлюсь. Не сейчас. Потому что то, что я делаю — единственный способ откопать правду в глубокой яме лжи и предательств.

— Чё вы пялитесь друг на друга? — орёт Оскар. — Солнышко, а ну-ка скажи ему, чтобы валил отсюда на фиг!

Голова Макса медленно склоняется на бок, челюсти до скрипа сжимаются, и он ждёт… ждёт пока я отвечу.

— Уходи, — скрипучим, болезненным голосом.

— За идиота меня держишь? — тихо, но по самому сердцу.

— Уходи!

— Уйти? — переспрашивает спустя паузу, криви губы в болезненной улыбке. — Уверена?

— Ты на уши долбишься, или как? — Оскар плюхается рядом со мной на кровать, обхватывает за плечи и притягивает к себе. Макс проводит каждое его движение взглядом и будто ждёт чего-то. Будто картинка, которую он видит, настолько сложна для восприятия, что нужно немало времени, чтобы понять её смысл.

Но наконец, понимает.

— Скажи, что это шутка, — бездушным голосом. — Розыгрыш? Подстава?! Игра?! Скажи, твою мать!!!

Отвечаю не сразу. Сперва позволяю ему сполна оценить решимость болью отпечатанную на моём лице, кровавыми чернилами, которые вот-вот потекут из глаз.

— Месть, — говорю ледяным голосом и понимаю, что в этом ответе есть доля правды.

— Месть? — никогда не видела такой улыбки на его лице. Она ни с чем не сравнима… Эта улыбка наполняет кислотой каждую клеточку моей кожи, в сердце спицы загоняет. Надеюсь лишь… что он чувствует тоже самое.

— Ты сделал больно моей сестре, — пытаюсь говорить сухо и ровно, — а я делаю больно тебе.

Отвожу взгляд — проигрываю. Пусть так. Ведь сделать это было легче всего — как обезболивающих напиться.

Слышу голос Светлаковой, хриплый смешок и дверь спальной хлопает одновременно с тем, как из уголков моих глаз вырываются первые слёзы, которые я спешно стряхиваю.

Оскар лепечет что-то, пока я пустым взглядом сверлю чёрное небо за окном. Гремит пряжка ремня, раздаётся шумный, но вполне удовлетворённый вздох.

— Поздравляю, солнышко, — падает спиной на кровать, заводит руки за голову и широко улыбаясь, смотрит в моё опустошенное лицо, — твоя игра закончена. Ты свободна! Урашечки! Хочешь вместе вручим Максимке пригласительный? Я буду его курировать.

— Ещё не конец, — мёртвым голосом в ответ, и брови Оскара выгибаются, а я натягиваю губы в подобии жестокой улыбки. — Ты мне кое-что должен.

— О-о-о, — с заинтригованным видом приподнимается на локтях и пялится на мою грудь. — Вошла в азарт? Можем продолжить, я очень даже не против.

— Желание, — твёрдо смотрю в глаза идиота, которые медленно, с пониманием сужаются. — Ты — мой куратор. И по правилам вашей тупой игры, теперь ты должен мне одно любое желание.

— Вот так сразу? — весело усмехается. — А подумать?

— Ты выполнишь его сейчас, — в ответ с нажимом. — Или пойдем, уточним правила у Ромыча?

Напрягается, садится на кровати, склоняет голову набок и смотрит предвзято:

— И что же моё солнышко хочет?

— Ничего особенного. Теперь, когда моя игра закончилась, а новая птичка в клетке, во лжи больше нет смысла, так ведь?.. Правду. Я хочу знать правду. И по правилам, ты обязан мне её сказать.