Сейчас модно переоценивать все и вся, в том числе, наши «долги», и интернациональные тоже. Не буду рассуждать о других, хочу рассказать об интернациональном долге, который довелось выполнять мне, гвардии младшему сержанту Митрохину Александру Ивановичу.
Конечно, не все знали мы, солдаты и матросы срочной службы о политических и военных мерах руководства страны по оказанию помощи народу Египта, но твердо верили, что это необходимо.
Во-первых, мы помогали дружественному арабскому народу отражать внешнюю агрессию.
Во-вторых, укрепляли южные рубежи нашей Родины, ведь 6-ой американский флот получил «постоянную прописку» в Средиземном море. Каждый из нас старался выполнить долг честно, не за награды, и свято помня, что «со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Как мы воевали, летали, готовили к боевым вылетам самолеты, лучше, наверное, расскажут другие, званием и должностью повыше. Я же хочу рассказать кое-что из того, что видел своими глазами, в чем принимал участие, не претендуя на истину в последней инстанции.
После окончания ШМАСа (школа младших авиационных специалистов) я попал в Гвардейский полк Морской авиации Дважды Краснознаменного Балтийского Флота. Уже в мае 1970 г. я знал, что наши ребята находятся в «спецкомандировке». Я не придавал этому особого значения, но вот как-то в сентябре месяце меня вызвали и сказали, что я являюсь кандидатом на поездку в Египет. Предложили заполнить кипу анкет и почему-то строго печатными буквами. Для фотографий на личное дело пришлось взять гражданский костюм старшины эскадрильи, благо размер подходил. После этого начались вызовы в Особый отдел. Вопросы, как правило, повторялись, и было их много и разных. Приходилось ответы дополнять, уточнять. Однажды был задан вопрос: «Не боишься ехать, ведь там стреляют?» Что ответить?! То, что интересно побывать в экзотической стране, то, что принимал присягу или то, что дома ждут родители. Мне разрешили подумать, но в дверях сказали: «Ты нам подходишь. Так, что учти, кроме тебя ехать некому». Таким образом вопрос о спецкомандировке был решен.
Прилетев в конце января 1971 г. в Кайро-Уэст, мы увидели следы недавних бомбардировок израильской авиации и почувствовали горькую боль утраты своих боевых товарищей.
Следующая остановка была в Асуане. Начиналась настоящая боевая работа. Жили мы в относительном комфорте, не то, что воины ПВО. Была твердая крыша над головой, а не мешки с песком, и много воды, той воды, о которой совершенно забываешь, когда ее много, неограниченное количество. Правда, вода шла из-под крана почти с парком, трубы-то лежали поверх пустыни. Донимала 50-ти градусная жара по Цельсию, комары и тяжелая эпидемиологическая обстановка. Спали, вылив 2–3 каски воды в кровать и намочив простыни. Ребята в период акклиматизации теряли по 6–8 кг веса. От комариных укусов распухали и покрывались язвами руки и ноги. По 8–10 литров воды в сутки — норма. Удручало однообразие пейзажа. На аэродроме все серое, вокруг все желто-коричневое. Почта была один, два раза в месяц, и от однообразия спасало только прослушивание последних известий с Родины, кинофильмы, да редкие поездки в город.
После заключения в августе 1970 г. временного перемирия, воюющие стороны перешли на обмен отдельными ударами, проводились разведывательные полеты, взаимные обвинения в нарушении перемирия. Довольно частые объявления тревог, постоянное увеличение боекомплекта, вплоть до ручных пулеметов, держали людей в напряжении. Мы научились предугадывать обострение обстановки и возможные последствия. Помогали в этом поднятые аэростаты — заграждения над Старой английской и Новой Асуанской плотинами.
Работали мы очень напряженно, не жалея сил. Служба — это огромная, целевая и сложная работа, а в боевой обстановке или максимально приближенной к ней, вдвое, втрое более тяжелая.
Самолеты ТУ-16П нашего Отдельного отряда 1-ой Авиаэскадрильи радиоэлектронной борьбы (РЭБ), базировавшиеся на аэродроме «Асуан», выполняли боевые задания в зоне Суэцкого канала, а также привлекались для тренировки собственной ПВО, с воинами которой мы поддерживали тесные контакты. Тот минимум личного состава, который занимался подготовкой авиационной техники, содержал материальную часть в образцовом порядке. Давалось это немалым трудом. Через 1–1,5 часа после восхода солнца к обшивке самолета уже было невозможно притронуться. Температура в кабине достигала 85–87 градусов по Цельсию, и приходилось работать, сменяя друг друга. Каждый выполнял работу по специальности и плюс еще то, что умел делать. Широко было распространено овладение смежными специальностями. Так, нормативы вывода из-под удара, и без того жесткие, удавалось перекрыть на 20–25 %. Но силы людей не безграничны, к тому же подлетное время «Фантома» почти в два раза меньше, чем подлетное время наших самолетов. Доставалось и по другим поводам. Однажды во время «хамсина», который дул в течение нескольких дней, стало срывать шиферное покрытие капониров. Его куски с высоты почти в 15 метров насквозь пробивали обшивку самолетов. С долей риска для жизни личный состав эвакуировал, а затем и восстановил самолеты в кратчайший срок. К сожалению, не обошлось без травм, но для ввода самолетов в строй работали все и столько, сколько было нужно.
Памятен и случай, который произошел с экипажем нашего отряда (к сожалению не помню фамилию командира корабля), выполнявшего боевое задание в первой половине 1971 г. Согласно заданию, было необходимо прикрыть активными помехами полет египетского самолета-разведчика. Он прошел вдоль Суэцкого канала, было обеспечено его проникновение на Синайский полуостров. Стали ждать возвращения самолета-разведчика. В условленное время он не возвратился. Как мы впоследствии узнали, он был сбит над Синаем огнем зенитной артиллерии.
Выполняя приказ с земли, экипаж повторил проход. Во время разворота в Средиземном море самолет был перехвачен «Фантомом» 6-го американского флота. Подойдя вплотную, экипаж «F-4» стал фотографировать нашу машину, что кстати, проводилось регулярно. Выполнив левый крен, экипаж не обнаружил истребитель США, а начав выполнять правый крен, почувствовал удар. «Фантом», потеряв несколько сот метров высоты, выровнялся и ушел в сторону моря. После окончания контрольного времени, самолет вернулся в Асуан, где при осмотре правой плоскости была обнаружена плавная вмятина с царапиной и следами краски. Незначительные повреждения были тщательно заделаны и инцидент не получил большой огласки, но имел продолжение. При выполнении следующего вылета, с другим экипажем на борту, ситуация повторилась, но особый интерес пилоты «F-4» проявляли «почему-то» именно к правой плоскости нашего самолета. Экипажу пришлось пережить несколько неприятных минут.
Чрезвычайные происшествия и нарушения дисциплины бывали, но не часто. Постоянная угроза возможных бомбовых ударов израильской авиации, высадки десанта «коммандос», а высокие берега озера Насер представляли естественное укрытие от радаров, все это оказывало психологическое давление на людей. Происходили срывы, которые удавалось ликвидировать разговорами по душам, выяснением взаимных претензий. Иногда приходилось и наказывать людей, а то и расставаться с ними раньше срока. Таких, правда, были единицы. До сих пор с благодарностью вспоминаю командиров и рядовых, которые с честью несли звание советского воина. Это полковник Жидецкий — командир эскадрильи, майор Маресов — командир отряда, капитаны Цимбровский, Александров, Купцов, Рудаков, старшие лейтенанты Абрамов, Ткачев, Рукавишников, матросы Шароватов, Арнаутов, Свиридов, Курганов, Тимофеев, Зайцев и многие, многие другие.
Хочется немного рассказать и о наших контактах с египетскими военнослужащими и гражданским населением. Отношение к нам с их стороны всегда было самое дружеское. Они живо интересовались нашей страной, были откровенны в оценке нашей роли в оказании Египту военной, экономической помощи со стороны СССР. Большие надежды арабы возлагали на перевооружение и обучение вооруженных сил, в чем, я думаю, мы их не разочаровали. Общение затрудняло незнание языка, но друзья всегда поймут друг друга. В разговорах, которые велись на всевозможные темы, превалировали рассказы о доме, семье, детях. У египетских военнослужащих, они, как правило, сопровождались показом фотографий, чем мы не могли похвастаться. Без нужды старались не затрагивать религиозные темы. Гражданское население также положительно относилось к нашему присутствию в Египте, были всегда приветливы и с удовольствием отзывались на наши просьбы сфотографироваться на память. Многие из них работали на строительстве Асуанской плотины, поэтому общение с ними было проще. Некоторые прилично говорили по-русски.
В свое время ходило много анекдотов о подготовленности и боеспособности египетской армии. В этом была доля правды. Вспоминается случай, который произошел в Асуане в середине 1971 г. Наши самолеты охраняли арабские военные. Совсекретная аппаратура, установленная на них, была интересна не только Израилю. Приехав однажды на аэродром, мы увидели, как часовой под самолетом усердно чистит свое личное оружие — наш ручной пулемет Дегтярева. В этом не было ничего необычного — пыль, песок. Но тоже самое повторилось на второй, третий, четвертый день. Мы удивились, какой усердный солдат. Оказалось все гораздо проще. Разобрав пулемет однажды, он уже не мог его собрать вновь. Пришлось поделиться знаниями в этом вопросе, не уставая удивляться подобному методу охраны. В декабре 1971 г. я вернулся в Советский Союз, был уволен в запас, и начались годы забвения.