Антоний Оптинский

Преподобный схиигумен Антоний, в миру Александр Иванович Путилов (9/22 марта 1795 – 7/20 августа 1865)

О чем я помолюсь и что Бог мне откроет, только то я и знаю. А если Бог мне не откроет, то сам я ничего не знаю.
Антоний Оптинский

«Не ленись!» – эхом донеслось откуда-то издалека.

Отец Антоний проснулся и не сразу понял, где он. Сев на узкой тахте, служившей ему постелью, где он задремал после утомительной утренней службы, отец Антоний оглядел келью растерянно мигающими глазами. «Вот это сон! – восхитился он, вспоминая. – Спасибо тебе, Господи, удостоил милости Своей Божественной…» Его захватило переживание чудного видения: неземной, льющийся ниоткуда свет, чарующая нежная музыка, завораживающая душу, череда светлых ликов святых отцов, смотрящих ясно и приветливо, и Иоанн Креститель, поднимающий десницу, чтобы благословить его, недостойного отца Антония. Низко склоняясь под благословение первосвятителя, отец Антоний услышал, как тот сказал: «Ведь ты был в раю, знаешь его, а теперь трудись, молись и не ленись!» И вдруг все пропало.

Отец Антоний крепко потер глаза пальцами и прислушался к себе. Тревога и сильное уныние, одолевавшие его последнее время, исчезли. Он снова был спокоен и умиротворен. Даже разлука с милой его сердцу Оптиной пустынью уже не казалась непосильным испытанием. «Трудись, молись и не ленись!» – сказал себе игумен Антоний вставая. Болезненно охнул, страдальчески посмотрел на перевязанные ноги – кое-где (а ведь только после утрени перевязал) уже расцвели на белом льне бинтов громадные кровавые маки, – перекрестился, шепча молитву, и отправился по делам. Игумена ждали заботы настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря. Игуменом этого монастыря сорокалетний отец Антоний был назначен после десятилетия тяжелых, но плодотворных трудов в Оптиной пустыни. Вместе с братом, игуменом Моисеем, они организовали в Оптиной скит для отшельнической жизни и духовного роста монахов. И отец Антоний нес на своих плечах нелегкое бремя руководства этим скитом – был скитоначальником. Сан игумена и должность настоятеля Малоярославецкого Николаевского монастыря были повышением по службе и милостью вышестоящего церковного начальства, но только не для отца Антония.

С первых дней своего пребывания в монастыре, погруженный в нескончаемые хозяйственные и административные хлопоты, он с тоской вспоминал созданный трудами его уединенный, наполненный тишиной и покоем оптинский скит, брата, духовной поддержки которого ему так не хватало. Мучительно беспокоили больные ноги. По ночам, обессилив от суеты многолюдного монастыря, забот и боли, не в состоянии уснуть от усталости, он все чаще переносился мыслями в далекое прошлое, мысленно перелистывая страницы своей жизни.

От рождения до первого монашеского тезоименитства

Будущий скитоначальник и оптинский старец схиигумен Антоний родился 9 марта 1795 года в городе Романове-Борисоглебске Ярославской губернии.

Он был младшим сыном в семье Ивана Григорьевича и Анны Ивановны Путиловых и при крещении получил имя Александр. Благочестивые родители и младшенького своего не баловали, воспитывали в строгости и богобоязни. Когда Александру было десять лет, старшие братья – Тимофей и Иона – покинули мирскую жизнь и поступили в Саровскую пустынь. Неудивительно, что Александр под их влиянием с малых лет рос тихим и скромным, сторонился шумных детских игр. Домашнее воспитание и пример старших братьев рано пробудили в мальчике стремление к монашеству.

Немало способствовали этому стремлению и тяжелые испытания, выпавшие ему в детские и отроческие годы. В детстве он дважды был на краю гибели. Однажды тонул, в другой раз упал с большой высоты, проломив голову. Но каждый раз чудом оставался в живых.

В 1809 году скончался отец Александра. Семья лишилась кормильца. Четырнадцатилетний Александр отправился в Москву работать. Он поступил на должность комиссионера к откупщику Картышеву и трудился у него до 1812 года, до нашествия французов. Не все жители древней столицы смогли покинуть город вовремя. Среди оставшихся был и Александр, оказавшийся, когда войска Наполеона заняли Москву, среди оккупантов. Отданная врагам Москва запылала пожарами, и обозленные французы, подозревая в поджогах каждого, хватали всех без разбора. Попал в плен и семнадцатилетний Александр.

Десять дней во власти неприятеля стали самыми страшными в его жизни. Даже десятилетия спустя, воспоминания об этих днях унижения заставляли его внутренне содрогаться. «Самая лютая мука на земле, – шептал он слова Иоанна Златоуста, – по сравнению с самой легкой адской мукой – детская игрушка». Только сравнение со страданиями ада помогало выразить тоску французского плена.

«Галантные» французы обирали пленных буквально до ниточки. Александр остался без теплой одежды и обуви. В мороз он оказался в рваном армяке с чужого плеча, нательном белье да лаптях. И все же чудом ему удалось бежать из плена.

Карательные меры французов – хватать всех без разбору – результата не имели: Москва продолжала гореть. На месте дома, в котором жил Александр, дымились головешки. Все, что он заработал, превратилось в черный пепел. Прячась в развалинах, избегая встреч с французами, юноша покинул Москву. Пешком в стужу он добрался до Ростова, в котором жили его родственники.

Жизнь стала понемногу налаживаться. В Ростове он поступил на службу, опять на должность комиссионера, стал неплохо зарабатывать. Но. Но мирская жизнь его все более тяготила. Душа тянулась к жизни духовной. Он избегал светских развлечений, все свободное время проводил в молитвах, посещал ближние храмы и монастыри. Особенно зачастил в Яковлевский монастырь, где хранились мощи святителя Дмитрия Ростовского.

К концу 1815 года Александр окончательно решил покинуть мир. В самом начале 1816 года он поехал в Москву, а оттуда в Калугу. Отслужив благодарственный молебен Господу о своем благополучном избавлении от мирских уз, он отправился в тишину Рославльских лесов. Там уже несколько лет жил пустынником его брат Тимофей, отец Моисей. Там же 15 января 1816 года его облекли в послушническое платье, которое, по его собственным словам, было для него «драгоценнее царской порфиры». Здесь он приобрел навык подвижничества, послушаниа и смирения.

Осенью 1817 года он вместе с отцом Моисеем отправился на богомолье в Киев. По дороге они посетили Глинскую, Софрониеву и Площанскую пустыни, в которых вели обстоятельные беседы со многими старцами высокой духовной жизни. Многое открыл в этих беседах для себя молодой послушник, но ни к одной из этих обителей не склонился сердцем. Вернулся вместе с отцом Моисеем в Рославльские леса и прожил там еще четыре года.

Пустынножительство и послушание не праздное времяпрепровождение. Это непрестанные молитвы и тяжелый ежедневный, а иногда и еженощный труд. Послушник Александр безропотно переносил все трудности. Вместе с братом он вставал в полночь, и вдвоем они вычитывали всю церковную службу по богослужебным книгам, ничего не пропуская. Потом молодой послушник просыпался раньше всех, еще ночью (на него было возложено послушание будильщика), колол дрова и приносил их в кельи пустынников. На его попечении находился и огород. Помимо этого он занимался перепиской святоотеческих книг и помогал брату в составлении рукописных сборников с изложением правил христианской жизни. Все труды Александр выполнял ревностно и беспрекословно, с большим усердием, ограничивая себя в пище, употребляя скудную постную еду, едва только утолявшую голод.

Достойно проведя четыре года в трудах и молитвах, 2 февраля 1820 года, на праздник Сретения Господня, Александр был облечен в ангельский образ и наречен Антонием. Его духовным наставником стал брат, отец Моисей.

Всю жизнь до глубокой старости отец Антоний с умилением вспоминал, какую великую радость в его сердце вызвал первый день его монашеского тезоименитства. Он говорил: «Воистину, Пасху Господню в то время чувствовала в себе самой душа моя».

Много лет спустя старца Антония спросили: долго ли сохранял он после пострига в сердце своем то особенное состояние благодати, ощущаемое многими при принятии монашества? Отец Антоний посветлел лицом и со счастливой улыбкой ответил, что находился в таком настроении целый год.

Первый скитоначальник

Вскоре епископ Калужский Филарет (Амфитеатров), будущий митрополит Киевский, благословил отца Моисея и Антония еще с двумя монахами переселиться в Оптину пустынь и устроить там скит. 3 июня 1821 года Антоний вместе с братом навсегда покинул Рославльские леса. Со времени его послушничества прошло пять лет.

Надо сказать, что начало пустынножительства положил в Оптиной пустыни схимонах Иоанникий: в начале XIX века он жил в глубине монастырского леса на малой пасеке. Отшельники Моисей и Антоний переселились сюда спустя шесть лет после его смерти.

Отец Моисей стал настоятелем обители и с усердием принялся за устройство «святая святых» Оптиной пустыни – скита. Место для него было выбрано в трехстахпятидесяти метрах к востоку от монастыря, в густом лесу.

Братья плечом к плечу трудились на строительстве скита. Отец Антоний, следуя примеру брата и наставника, не чурался никакой работы – наравне с наемными рабочими рыл ямы, валил вековые сосны, выкорчевывал огромные пни, очищая место для будущего скита. Своими руками братья выстроили первую небольшую келью, скитскую церковь во имя Крестителя Иоанна Предтечи Господня. И только после этого приступили к строительству братских корпусов.

В 1823 году, 24 августа, отец Антоний был рукоположен в сан иеродиакона (монаха-дьякона). А в 1825 году тридцатилетний отец Антоний, несмотря на незначительный сан, стал первым начальником скита Оптиной пустыни. Это произошло после назначения его брата, отца Моисея, игуменом обители. Став скитоначальником, он оставался опорой игумена Моисея во всех делах обустройства монашеской жизни в Оптиной пустыни.

Через два года отец Антоний был рукоположен в сан иеромонаха. Четырнадцать лет он оставался начальником скита. Это было для него трудным испытанием: большинство монахов, из которых состояла скитская братия, были люди пожилые, уважаемые. Молодой скитоначальник в общении с ними держался так, что позже многие монахи признавали, что не знали смиреннее послушника, чем отец Антоний. Он очень уважительно относился к братии, себе же не давал ни малейшей поблажки. Обладая определенной властью, не делал никаких распоряжений без благословения своего брата, игумена Моисея. В сохранившихся помянниках отца Антония постоянно встречаются записи: «Помяни, Господи, господина моего, духовного отца и благодетеля, всечестнейшего игумена иеромонаха Моисея».

Братство было малочисленным, монахи пребывали в солидном возрасте, им не по силам было совершать все послушания. Начальнику скита, как простому послушнику, приходилось брать на себя многие заботы. Нередко он сам исполнял обязанности то повара, то садовника, то хлебопека. «Как самый бедный бобыль, – писал отец Антоний в 1832 году родственнику, – живу в келье один: сам и за водой, сам и за дровами. Чином священства почтенных теперь у нас в скиту собралось пять человек, но все они престарелы и многонемощны, почему и тяготу служения за всех несу один».

Жизнь в скиту была строгая, суровая, при трудах великих, изнурительных, пища самая скудная. На всю братию был всего один самовар, находившийся у скитоначальника. И лишь дважды в неделю братия собиралась к нему пить чай. Эти четырнадцать лет начальствования отца Антония были временем и внешнего обустройства скита, и укрепления его в духовном отношении.

Как и брат, отец Антоний не брал на себя прямой обязанности старчества. Игумен Моисей был загружен настоятельскими обязанностями, а у отца Антония к бесконечным трудам добавилась изнуряющая, тяжелая и продолжительная болезнь. Но они оба прекрасно понимали значение старчества.

Монастырская братия усердствовала во внешних проявлениях монашества: пении псалмов, молитвах с поклонами, бдении, соблюдении постов и многих других обрядов. Но, чтобы проникнуться внутренней стороной монашества, его духовной сутью, совершенствованием духа, требовалось наставничество, духовное руководство. Без этого важнейшего условия иноческой жизни ни оптинский игумен, ни первый скитоначальник не мыслили существования обители, поэтому непрестанно звали в Оптину мудрых старцев.

Первым в 1829 году переселился в Оптину старец Лев, а через пять лет переехал сюда и духовник Площанской пустыни старец Макарий. Вместе с этими великими старцами отец Моисей и отец Антоний стали опорой, столпами Оптиной пустыни. Они сумели утвердить в ней древний старческий путь монашества, чем упрочили внутреннюю основу иноческого духа в скиту и монастыре. Однако этот путь не был легким, зачастую сопротивление и преграды встречались там, где их меньше всего ожидали.

Так, многие старые монахи, привыкшие к определенному укладу, не понимали, что значит борьба со страстями, очищение сердца и помыслов от дурных наклонностей. Многие считали введение старчества пустой затеей, даже ересью. И так думали не только рядовые монахи, но и новый епископ Калужский, причинивший много неприятностей оптинским старцам.

Многим не нравилось или было непонятно, зачем для иноков вводится необходимость чтения святоотеческих книг в свободное от послушания и богослужения время. Сильное сопротивление вызывало введение откровения помыслов – необходимость ежедневно исповедывать свои мысли и чувства (путь к достижению духовного совершенства). Многие не принимали главный постулат старцев – смирение как сущность христианской жизни.

Недаром народная мудрость предупреждает, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Искусственное культивирование в старой обители с давно сложившимися традициями нового пути монашества – рискованное предприятие, особенно если подавляющее большинство монахов люди преклонного возраста и уже в силу этого обстоятельства консерваторы, скептически относящиеся к любым переменам, даже сулящим райские блаженства. Выход у старцев и им сочувствующим был только один – личный пример.

Личный пример в земном раю

По единодушному мнению современников, во время пребывания отца Антония скитоначальником закладывался прочный фундамент духовности жизни в ските. Отец Антоний не только во всем содействовал старцам, но и сам подавал пример глубочайшего повиновения и преданности им. Он служил для братии примером трудолюбия и послушания, о его священнослужениях ходили легенды. Вот что вспоминал современник: «В церкви скитской мне случалось бывать преимущественно во время обедни. Здесь уже при самом вступлении, бывало, чувствуешь себя вне мира и превратности его. С каким умилительным благоговением совершалось священнослужение! И это благоговение отражалось на всех предстоящих до такой степени, что слышался каждый шелест, каждое движение в церкви. Клиросное пение, в котором часто участвовал сам начальник скита отец Антоний, было тихое, стройное и вместе с тем величественное и правильное, подобно которому после того нигде уже и не слыхал, за всем тем, что мне очень часто приходилось слышать самых образованнейших певчих в столицах и известнейших певцов Европы. В пении скитском слышались кротость, смирение, страх Божий и благоговение молитвенное, между тем как в мирском пении часто отражается мир и его страсти, а это уже так обыкновенно! Что ж сказать о тех вожделеннейших днях, когда священнодействие совершалось самим начальником скита отцом Антонием? В каждом его движении, в каждом слове и возгласе видны были девственность, кротость, благоговение и вместе с тем святое чувство величия. Подобного священнослужения после того я нигде не встречал, хотя был во многих обителях и церквах».

Неудивительно, что такое великое послушание и высокая духовность скитоначальника, более всего заботившегося о духовных добродетелях: смирении, безграничной любви к ближним, – оказывали самое благотворное влияние на монахов. При нем в скиту воцарился удивительный порядок во всем: богослужении, поведении братии…

Многие современники находили, что при игумене Моисее и скитоначальнике Антонии скит напоминал первозданный рай. Один из паломников, побывавший в Оптиной пустыни в юности, оставил следующую запись: «Величественный порядок и отражение какой-то неземной красоты во всей скитской обители часто привлекали мое детское сердце к духовному наслаждению, о котором и теперь вспоминаю с благоговением, и считаю это время лучшим временем моей жизни. Простота и смирение в братиях, везде строгий порядок и чистота, изобилие самых разнообразных цветов и благоухание их и вообще какое-то чувство присутствия благодати невольно заставляло забывать все, что вне обители этой».

Удовлетворение результатами своего труда было омрачено серьезным недугом. Тяжелый физический труд, постоянное предельное духовное и физическое напряжение повлекли за собой изнуряющую болезнь. Более полугода отец Антоний не мог выходить из кельи: его мучили боли в ногах, на которых открылись незаживающие кровоточащие язвы. Эта неизлечимая хроническая болезнь преследовала отца Антония до конца его дней, принося страдания и отнимая силы. Но отец Антоний продолжал удивлять окружающих, перенося все тяготы с удивительным благодушием, являя собой пример терпения.

Игуменство

И вот, когда можно было вздохнуть немного посвободнее и огромный вклад душевных и физических сил в устройство Оптинского скита стал приносить плоды, последовало назначение отца Антония настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря с возведением в сан игумена. Это было суровым испытанием для ослабленного тяжелой болезнью отца Антония.

В первое время в периоды обострения недуга он из-за болей не мог выходить из кельи и отдавал распоряжения лежа, невыносимо страдая, что не может проверить, как исполняются его поручения и лично следить за тем, что происходит в обители. Тем не менее, преодолевая немощь, он занялся обустройством вверенного ему монастыря, заботясь о его внешнем и внутреннем устройстве по образу лучших русских обителей. Под его руководством было окончено начатое его предшественниками внешнее устроение монастыря и заложено прочное начало духовного возрождения обители.

Кроме рутинных забот монастырского настоятеля игумену Антонию достались хлопоты о внутренней отделке монастырского Николаевского храма. Он справился и с этим. Освящение храма совершилось 26 августа 1843 года. Но сам игумен не мог участвовать в торжествах, болезнь не отпускала его.

Многократно пытался игумен Антоний сложить с себя тяжкое бремя настоятельства, просил отпустить его на покой. Но епископ Калужский Николай был неумолим. На четырнадцать лет, исполненных страданий физических и душевных, растянулась его «командировка». Много тяжелых испытаний предстояло ему вынести. В 1848 году Малоярославец черным крылом накрыла беспощадная холера. Настоятель монастыря не мог оставаться в стороне от обрушившейся на город страшной беды. По просьбам горожан, он сам во главе городского духовенства совершал неоднократно крестный ход вокруг всего города. При этом в разных местах приходилось служить множество молебнов и литий. Иногда крестный ход растягивался на семь-восемь часов.

Монастырские дела многохлопотны. Часто ему, преодолевая боли, приходилось выезжать в Москву, собирать пожертвования на окончание монастырских построек. В Москве он за труды свои был удостоен особого внимания со стороны митрополита Филарета. Митрополит приглашал игумена Антония на службу в Москву, удостаивал архипастырским благословением, оказывал знаки отеческой милости, утешал беседами. Видя страдания игумена Антония из-за постоянно ухудшающегося здоровье, митрополит лично ходатайствовал за малоярославецкого настоятеля перед епархиальным калужским архиереем, обратившись с просьбой об увольнении игумена Антония, поскольку послушание стало для него непосильным.

В 1853 году игумен Антоний был уволен от настоятельской должности и возвратился в Оптину пустынь, в любезный его сердцу скит.

На покое, который только снится

Игумен Антоний не вернулся к своим прежним обязанностям, не вмешивался во внутренние дела монастыря и скита и жил в Оптиной пустыни как обычный монах, удалившийся на покой. Он даже уклонялся давать советы. Единственное, в чем никогда и никому из приходивших к нему со скорбями не отказывал, это в утешениях.

Невзирая на не прекращавшиеся боли в ногах, отец Антоний старался посещать все церковные службы. Он старательно скрывал свои страдания, всегда и со всеми был одинаково приветлив. Многие, видя его всегда доброе, живое и просветленное лицо, слыша неторопливую, всегда сердечную беседу, даже представить не могли, какие телесные мучения переживает отец Антоний. И только когда раны на ногах воспалялись и отец Антоний не мог выходить из кельи, он заменял церковную службу келейной молитвой.

Один из послушников Оптиной пустыни, у которого отец Антоний был духовником, оставил воспоминание: «8 ноября 1862 года, на память святого Архистратига Михаила, перед самою утренею слышал я во сне неизвестно чей голос, говоривший мне: „Твой отец Антоний человек святой жизни и великий старец Божий". Вслед за тем раздался звонок будильщика, и потому все слова таинственного голоса ясно напечатлелись в моей памяти. Размышляя о слышанном, пошел я к утрени.

Не доходя до корпуса, где жил Старец и мимо которого надобно мне было идти, вижу: над молитвенной его кельей, неизвестно откуда, явилось светлое белое огненное облако длиной около сажени, шириной аршина в два; тихо и медленно поднималось оно от самой крыши, шло кверху и скрылось в небесном пространстве. Явление это меня поразило, и потому, пришедши с утрени, я пожелал записать о сем себе для памяти. Объявить же о сем видении Старцу не осмелился, а счел оное за вразумление мне, недостойному, иметь веру, преданность и послушание к своему Старцу, и за явное свидетельство его чистой, пламенной и богоприятной молитвы».

Отец Антоний жаждал покоя, уединенной жизни в молитвенных трудах, чтении и богомыслии. Но он был слишком щедро одарен духовно, и эти его дарования влекли к нему множество посетителей, желавших его благословения и духовного назидания. У преподобного Антония было много духовных детей среди мирян. Многих он назидал письменно. После кончины удалось собрать и издать сборник его писем, в основном содержащих общие назидания.

«Письма эти, – считает его жизнеописатель, – отличались тем же естественным красноречием и сладкоречием, тою же назидательностью и своеобразной выразительностью и силою. Слог его совершенно особенный, свойственный одному старцу Антонию. В них ясно отпечатлелись все высокие душевные свойства любвеобильного старца. Читая их, как будто слышишь самую его беседу».

Отец Моисей и отец Антоний положили начало не только старчеству в Оптиной пустыни, но и заложили начало знаменитой оптинской библиотеки, насчитывавшей к концу XIX века более тридцати тысяч томов. Это было уникальное собрание книг по богословию, аскетике, сельскому хозяйству, истории, географии. Библиотека имела отдел духовной и отчасти мирской периодики, богатейший отдел справочников и энциклопедий. В ней хранились древние и новые рукописи, в том числе рукописные книги, исполненные монахами на высочайшем уровне этого искусства.

Оптинские монахи много читали, о чем свидетельствуют тетради выдачи книг. Оптина пустынь и сама издавала книги. И во всем этом огромная заслуга и настоятеля Моисея, и отца Антония.

Братья не только способствовали книгопечатанию в обители, но и заботились о пополнении оптинской библиотеки. Они постоянно приобретали книги во время своих поездок в Калугу и Москву. Много редких книг привозили в дар отцу Антонию его духовные дети. Сам отец Антоний старательно прививал интерес к книгам монахам Оптиной пустыни, руководил их чтением, направлял их.

Редкие книги отец Антоний отдавал переписывать, или переписывал их сам, что с усердием делал еще в рославльских лесах. Прежде чем передать книгу в монастырскую библиотеку, отец Антоний отдавал ее переплетать монахам, искусным в этом деле. Со временем в Оптиной появилась превосходная переплетная мастерская. Еще при жизни отец Антоний передал в библиотеку около двух тысяч томов, не считая брошюр и духовных журналов, собранных комплектами за все годы их существования, и более шестидесяти любовно переплетенных рукописей. Особой его любовью пользовались акафисты, он собрал их около сорока, большинство в рукописном виде, и каждый прочитывал в свое время.

Книги он читал внимательно, прочитанное помнил почти дословно, всегда мог пересказать близко к тексту. Во всех его книгах сохранились следы внимательного прочтения: карандашные отметки, записи на полях и форзацах, закладки.

Иногда отец Антоний получал от своих духовных детей деньги и писал им, что употребляет их «на покупку книг, которых у меня хотя и весьма много, так, что если и десять лет беспрерывно день и ночь читать, то всех не перечитать, но оными стараюсь пополнить здешнюю нашу монастырскую библиотеку – в душевную пользу для всей братии, и если кто, читая оные, вразумится на доброе и спасет свою душу, то за сие и моей убогой душе будет польза, то есть награда от Господа Бога, – если не обманываюсь я в этом!»

Со своими духовными детьми от часто обменивался книгами, советовал литературу для чтения. Вот несколько примеров его переписки.

«Пришло мне на мысль предложить вам: не угодно ли вам прочесть Четьи-Минеи, то есть Жития Святых, весь год? Я бы вам свои книги стал присылать для прочтения».

«Усердствую вам книжечку: „Акафист св. Ангелу, неусыпному хранителю вашей жизни", которую прошу принять и прочитывать хотя один раз в месяц, и с оною прилагаю вам еще несколько книжечек, а именно: „Слово о смерти" (святителя Игнатия), чтобы вам не бояться смерти, и еще „Уроки из жизни святителя и чудотворца Тихона Задонского", из коих хотя един во славу Божию утвердите себе, ибо есть русская поговорка: век живи, век и учись!»

Юноше четырнадцати-пятнадцати лет: «Прошу вас принять от меня, убогого, прилагаемую при сем книгу – житие святого Иоанна Златоустого, и прошу вас оную со вниманием прочитать. Вы в ней увидите, чем святый Иоанн Златоуст в юности своей занимался, какую имел любовь и почтительность к своим родителям, в особенности к своей матери, ничего не делая без совета и благословения их. Дай Бог и вам во всю жизнь свою хранить любовь и почтительность к ним, ничего не делая без совета и одобрения их!»

Взрослому человеку он пишет: «Вы спрашиваете меня, какие читать книги? Советую читать наиболее духовные и оными напитывать свою душу или нравственно-духовные: „Училище благочестия" и „Жития русских святых", новое сочинение Муравьева „Письма Святогорца" и еще – „Письма с Востока", сочинение Муравьева, и его же „Путешествие к русской святыне и во Иерусалим" и проч. Еще прочтите жизнеописание графини Орловой-Чесменской Анны Алексеевны, сочинение Н. Елагина. Романов же, хотя они и приятны для чтения, читать вам не советую».

Отец Антоний спешит рассылать письма и книги, уверенный в том, что они смогут помочь, что в них есть нужда, что они сделают доброе дело. Шлет акафисты и жития подвижников святой горы Афон, шлет тома Четьих миней и выписки из творений Святых Отцов. Не устает дающая его рука. А в монастырской библиотеке монахи и послушники берут книги, находят в них заметки уважаемого ими старца, и эти книги делаются им еще дороже, интерес их возрастает.

Отец Антоний обладал даром прозорливости. Часто он сам чувствовал, когда требовалось утешить или наставить того или иного своего корреспондента. И писал утешения и наставления, не дожидаясь от них писем с просьбой сделать это.

Но не всегда старец открывал то, что ему было ведомо. Часто он тактично помогал людям осознать и преодолеть душевные немощи. Нередко бывало, что на исповедях кающиеся умалчивали о некоторых своих прегрешениях, по разным мотивам: стыд, гордыня. Отец Антоний всегда знал об этом, но не обличал неполноту покаяния. Он находил такие слова, что исповедующийся с сокрушением в сердце в будущем всегда стремился к совершенному очищению совести.

Никогда не гордился отец Антоний своим даром прозорливости, прекрасно понимая, кто им наделил его. Сила его молитвенного заступничества и прозорливость были широко известны. Духовные дарования привлекали к нему многих страждущих. Рассказывали, что одна женщина, когда старец обращал на нее свой взор, постоянно прятала глаза. Когда отец Антоний спросил ее, в чем дело, она ответила: «Я боюсь, когда вы на меня так проницательно смотрите. Вы видите все мои грехи». Старец горячо возразил: «Напрасно вы так думаете. О чем я помолюсь и что Бог мне откроет, только то я и знаю. А если Бог мне не откроет, то сам я ничего не знаю».

Иногда он мог помочь простым советом. Один из его посетителей вспоминал, как пришел к отцу Антонию в великом горе: его единственного сына, на которого родители возлагали все надежды, исключили из учебного заведения. «Молитесь ли вы о сыне?» – задал старец неожиданный вопрос. Посетитель растерялся и в большом смущении признался: «Иногда молюсь, а иногда не молюсь». «Непременно молитесь о сыне, усердно молитесь о нем: велика сила родительской молитвы о детях», – убеждал старец.

После этих слов убитый горем отец, до того не слишком усердный в молитве, стал часто посещать храм и постоянно молиться о сыне. Через некоторое время обстоятельства чудесным образом переменились: мальчика восстановили в учебном заведении, и он благополучно окончил курс. С тех пор отец мальчика всегда с умилением вспоминал отца Антония и рассказывал, как простое слово мудрого старца доставило ему величайшую душевную пользу на всю оставшуюся жизнь.

Отец Антоний никогда никого не порицал, не осуждал, ко всем относился хорошо. Он смирялся перед всеми и кроткий характер сохранил до конца своих дней. Если же было необходимо кого-то в чем-то убедить, а убеждения не помогали, то и в таких случаях он умел сохранять спокойствие и находить мудрое решение. О том, каково было воздействие этих мудрых решений и как они давались старцу, свидетельствует случай с ленивым иноком, жившем в скиту.

Этот инок, дабы не слишком утруждать себя тяжелой монашеской жизнью, под предлогами постоянного нездоровья пропускал утрени. Как отец Антоний ни увещевал его, инок, знай себе, ссылался на слабое здоровье. Тогда отец Антоний, несмотря на то что из-за болезни ног сам в тот период не мог стоять на службе, отправился на утреню. После службы, едва держась на ногах, он пришел в келью к иноку. Тот спал, но при виде старца, испуганно вскочил с постели, а отец Антоний, как был в мантии, пал ему в ноги со слезами: «Брате мой, брате мой погибающий! Я за тебя, за душу твою обязан дать ответ пред Господом: ты не пошел на святое послушание – пошел я за тебя. Умилосердись, брате мой, и над собой, и надо мною, грешным!»

Пока он говорил, инок испуганно застыл: из-под мантии старца натекла на пол лужа крови, набравшаяся во время стояния в сапоги из его открытых ран. Так старец спасал душу «немощного» инока.

В старце Антонии многие иноки и миряне находили мудрого руководителя. Слова его были всегда просты, мягки, отличались меткостью, выразительностью и внутренней силою. Отец Антоний не только влиял на души к нему обращавшихся, вызывая в них покаяние, но в каждом конкретном случае умел мудро рассудить, как помочь уврачевать именно эту душу. При этом ему всегда удавалось помочь собеседнику взглянуть на себя со стороны и помочь себе самому.

При всей мягкости обращения слово его имело великую силу. Иногда одной беседы было достаточно, чтобы человек почувствовал себя духовно перерожденным. Даже гордящиеся своими непреклонными характерами упрямцы не могли не признать, что под воздействием речей отца Антония от их упорства ничего не остается.

Мудрость отца Антония высоко ценили великие оптинские старцы Макарий и Лев. Старец Лев признавал: «Отец Моисей и отец Антоний – великие люди…» А старец Макарий называл отца Антония «и по сану, и по разуму старейшим и мудрейшим себя», их души были созвучны.

Известна всецелая преданность отца Антония своему брату и духовному отцу архимандриту Моисею. Уже убеленный сединами, он по-прежнему смирялся перед отцом Моисеем, как последний послушник, с искренней любовью, глубоким детским благоговением. Со своей стороны архимандрит Моисей искренне уважал брата, постоянно советовался с ним. В разговорах с другими часто повторял: «Он настоящий монах, а я не монах».

Отцу Антонию пришлось пережить кончину архимандрита Моисея. Эта смерть глубокой болью отозвалась в его сердце. Скорбь его была невыразима. Два месяца он провел в затворе в непрестанной молитве за усопшего.

Некоторым особо доверенным лицам отец Антоний открыл, что его духовное общение с братом не прерывалось и после кончины отца Моисея. Отец Антоний говорил, что постоянно ощущает возле себя его присутствие: души их таинственно беседуют между собой. Умерший брат духовно утешал и укреплял живого и объявлял ему свои решения в некоторых недоуменных случаях, касавшихся как его самого, так и других. Отец Антоний не мог говорить об усопшем брате без слез.

После смерти брата болезнь отца Антония усилилась. Измученный недугом и томимый печалью, старец стал все более уединяться и готовиться к переходу в мир иной. Его не покидала мысль о принятии великой схимы. Но по своему глубокому смирению он считал нужным испытать свою готовность к ее принятию. Только спустя почти три года самоиспытаний, в день своего семидесятилетия, 9 марта 1865 года, старец с благословения епархиального архиерея был келейно пострижен настоятелем обители преподобным Исаакием в великую схиму. После этого он весь предался молитвенным подвигам, с мужеством и покорностью перенося тяжелые телесные страдания.

Духом старец давно уже отрешился от всего земного. Судя по всему, он знал о близости своей кончины. Так, некоторым посещавшим его в 1864 году, он прямо говорил, что те его более не увидят, другим сообщал, что они с ним увидятся еще однажды перед смертью. Все эти предсказания сбылись.

Несмотря на непереносимые боли в ногах, отец Антоний продолжал ходить в церковь, опираясь на палку, с трудом волоча ноги и тихо стеная от боли. 24 июня 1865 года, в скитский праздник Рождества Предтечи, он силой воли заставил себя присутствовать в храме на литургии. Это посещение созданного его трудами и милого сердцу скита стало последним.

7 июля предсмертная его болезнь открылась во всей силе. Благословляя всех образами, отец Антоний приговаривал: «Примите от умирающего на вечную память». Он до последней возможности принимал всех посетителей, а за некоторыми посылал сам. Спешил высказать каждому свое последнее слово. Сердца и души людские были для него открытой книгой, потому говорил он то, что было для каждого человека самым насущным. Его наставления были исполнены такой духовной силы, что проникали глубоко в сердце, оставаясь там навсегда.

Отец Антоний был особорован за семнадцать дней до кончины, когда телесные силы еще не оставили его. Ежедневно он приобщался Святых Христовых Тайн и пребывал в непрестанной молитве.

7 августа 1865 года стал последним днем жизни отца Антония. Во время всенощного бдения умирающий попросил, чтобы к нему пригласили настоятеля. Истинный послушник, он и в последний путь не хотел отправиться без настоятельского благословения. Исполняя волю умирающего, настоятель, отец Исаакий, благословил его и простился с ним уже навеки.

Старец Антоний был похоронен в склепе Казанского собора рядом с братом.

Советы и наставления Антония Оптинского

Истинно горе тому человеку, кто не имеет смирения. Кто не умеет сам смириться, того впоследствии будут смирять люди; а кого не смирят люди, того смирит Бог.

Душевное спокойствие приобретается от совершенной преданности воле Божией…

А когда б вы были здоровы всегда, всем довольны и покойны и веселы, то, кто знает, может быть, тогда и вы, якоже и прочии человеки, уклонились бы в рассеянную жизнь и жили бы по вкусу нынешнего века. Но Бог, предвидя все, предохраняет нас, как Отец милосердный, от всего бесполезного и Ему неугодного. А посему не смущайтесь вы и не испытывайте, почему случается не то, что хочется, а то, чего никогда не хотелось; ибо Бог лучше знает, что для нас полезнее, – здоровье или нездоровье. А наш долг с детской покорностью все принимать от Отца Небесного… и говорить: «Отче наш, да будет воля Твоя!»

Многие живописцы изображают на иконах Христа, но редкие улавливают сходство. Так, христиане суть одушевленные образа Христовы, и кто из них кроток есть, смирен сердцем и послушлив, тот более всех похож на Христа.

Ропота на Бога остерегаться нужно и бояться, как смерти, ибо Господь Бог по великому милосердию Своему все грехи наши долготерпеливо терпит, но ропота нашего не выносит милосердие Его.

Обетов и правил на себя не накладывайте никаких без одобрения отца духовного, с советом которого один поклон принесет вам более пользы, нежели тысяча поклонов своечинных.

Фарисей больше нашего и молился, и постился, но без смирения весь труд его был ничто, а посему ревнуйте наиболее мытареву смирению, которое обычно рождается от послушания и довлеет вам.

Во всяком горе: и в болезни, и в скудости, и в тесноте, и в недоумении, и во всех неприятностях – лучше меньше думать и разговаривать с собою, а чаще с молитвою, хотя краткой, обращаться ко Христу Богу и к Пречистой Его Матери, через что и дух горького уныния отбежит, и сердце исполнится упования на Бога и радости.

Кротость и смирение сердца – такие добродетели, без которых не только Царства Небесного не достигнуть, но ни счастливым быть на земле, ни душевного спокойствия ощущать в себе невозможно.

Будем учиться мысленно себя за все укорять и осуждать, а не других, ибо чем смиреннее, тем прибыльнее; смиренных любит Бог и благодать Свою на них изливает.

Какое бы ни постигло тебя огорчение, какая бы ни случилась у тебя неприятность, ты скажи: «Стерплю это я для Иисуса Христа!» Только скажи это, и тебе будет легче. Ибо имя Иисуса Христа сильно. При нем все неприятности утихают, бесы исчезают. Утихает и твоя досада, успокоится и твое малодушие, когда ты будешь повторять сладчайшее имя Его. Господи, даждь ми зрети моя согрешения; Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость.