Ленокс и Эдмунд помнили, каким прекрасным человеком был их отец. Он умело распоряжался землей, вдумчиво разбирал возникавшие в его владениях тяжбы, пятьдесят лет верой и правдой служил своей стране в Парламенте, а жена и два сына знали: он их любит. В юности Ленокс гордился, что у отца такая ответственная задача — служить королеве и отечеству — и что вся его внешняя жизнь подчинена этой цели. А теперь его чуть ли не больше восхищало другое: отец никогда не унывал, умел поднять настроение, и рядом с ним все казалось поправимым. Там, где молодой и до смешного серьезный Ленокс усматривал легкомыслие, Ленокс сегодняшний видел почти геройство: умение думать о других прежде, чем о себе. Странно, отец давно умер, а сын продолжал открывать в нем новые черты.

От знакомства с собственным отцом Джордж пришел в оторопь.

— Очень приятно, — растерянно пробормотал он.

Новоявленный отец поднялся навстречу сыну.

— Я не знал, говорить ли тебе, Джордж, — сказал Пейсон-старший. — Нужно было сначала поквитаться с ними.

Раньше всех нашелся Даллингтон:

— Пожалуй, нам лучше подождать снаружи.

После чего он, Мак-Коннелл, Ленокс, Эдмунд и Дженкинс отступили в коридор и минут десять старательно не обращали внимания на приглушенные голоса, доносившиеся из-за двери. Наконец к ним вышел молодой Пейсон с мокрым от слез лицом и пригласил вернуться в комнату.

— Как вы узнали? — тут же спросил он Ленокса.

— Долгое время мне казалось, что под маской Джеффри Кентербери скрывается некий Джон Лайсандер, член общества «Сентябрь».

— Лайсандер! — взревел Пейсон-старший.

— Вы правы, картинка до конца не складывалась. С чего, спрашивается, он стал бы заботиться о Джордже? Но меня сбило с толку описание внешности, и особенно шрам. Надеюсь, вы все нам объясните, Джеймс? Как случилось, что у вас и Лайсандера одинаковые шрамы? Первое, что я вспомнил, когда ко мне обратилась леди Аннабел, — ваш рубец на шее. К своему собственному стыду, я почти сразу об этом забыл, и единственное мое оправдание — я считал вас погибшим… А потом на встрече общества, где мы прятались с вами, Джордж, Батлер обмолвился, что «старый приятель неожиданно вернулся», и тогда я снова вспомнил про шрам, соединил его с карманными часами — и все встало на свои места.

— Не так очевидно для меня, должен признаться.

— Как же иначе объяснить их внезапный интерес к сыну давно погибшего человека? Грозящая вам опасность, смерть или что-то другое, должна была выманить вашего отца из укрытия. И тогда я сразу вспомнил знаменитое ист-эндское заведение, куда частенько наведывался ваш отец, и сообразил, что только там он и мог залечь на дно.

— Он этим славился, — вставил Эдмунд. — Проводил здесь дни и ночи.

— Но тогда — по доброй воле, а сейчас — вынужденно, — заметил Джеймс Пейсон. — Это единственное место в Лондоне, которое я знаю как свои пять пальцев, не считая, конечно, «Бифштекс-клуба». — Он расхохотался. — Однако там меня, пожалуй, сразу нашли бы.

— Я не помнил ни адреса, ни названия, но их знал Эдмунд — и вот мы здесь.

— И нам не терпится узнать, из-за чего были совершены все эти злодеяния, — напомнил Дженкинс.

Тяжело вздохнув, Пейсон-старший поднял глаза на стоящих полукругом мужчин. Сын крепко сжимал его руку. И тогда воскресший из мертвых начал рассказ:

— История довольно простая. Вернее будет сказать, здесь сплелись две простые истории — старая и новая. Любой англичанин, уезжавший с нашего острова в отдаленные пределы империи, подтвердит, что именем королевы — благослови ее Бог — творятся страшные дела. Я стал участником подобного кровавого преступления чуть меньше двадцати лет назад, когда ты, Джордж, только родился: одна англо-сикхская война закончилась, а другая еще не началась.

Наш батальон охранял Сатледжскую границу в Пенджабе — не дай мне Бог еще раз увидеть эти места. Стратегически это был самый важный пункт в Индии — географический, политический и культурный центр, — поэтому численность войск там доходила до тридцати тысяч, и мы с легкостью побеждали в редких местных стычках. Можно сказать, что в первой англо-сикхской войне мы победили одной рукой и теперь держали местное население в кулаке. Офицерам — и мне в том числе — оставалось лишь вести праздный образ жизни. Каждый из нас имел свой домик, где прислуживали пять-шесть туземцев, а в офицерском клубе всегда ждала игра в карты или выпивка. Совсем неплохо для постоя, даже если учесть жару, которую мы все ненавидели.

Мой буйный нрав, который Эдмунд и Чарлз помнят, боюсь, еще по Оксфорду, ничуть не изменился, и в Индии у меня завелся товарищ во всем под стать мне, лейтенант Джунипер. Вот только карьера военного его не интересовала. Сирота, без единой родной души во всем мире, он получил в наследство несколько сот фунтов и, когда достиг совершеннолетия, отправился в Лахор, надеясь сколотить состояние. Мы пили вместе, охотились вместе, одно время даже жили под одной крышей. В офицерском клубе нас прозвали «близнецы»: мы были не только неразлучны, но даже слегка походили друг на друга.

Вы уже поняли, что жилось мне совсем неплохо. Я имел все, что нужно: хорошего друга, сколько угодно джина, охоту и почти каждый вечер — игру в карты. Пока однажды не сделал глупость.

С Лайсандером, надо сказать, мы в то время были накоротке, и вот однажды нам и присланному в наш батальон сотруднику Ост-Индской компании, страшно наивному юнцу по имени Саймон Халлоран, взбрело в голову отправиться в почти не контролируемый британцами район Лахора. Эдакое небольшое приключение, как нам представлялось. Что ж, в первой же чайной мы стали добычей — и чьей! Не знаю, поверите ли вы: десяток вооруженных до зубов мальчишек окружили нас, завязали нам глаза и увели в свою деревню. Я всегда хорошо ориентировался на местности, поэтому, несмотря на их попытки петлять и сбить нас с толку, понял, в каком направлении мы шли. Учтите, скоро эта деталь пригодится.

Мы попали в отчаянное положение, скажу я вам. Старейшина деревни, где жили мальчишки, сначала обыскал нас с ног до головы, а потом решил воспользоваться случаем и передать послание английской королеве — убив одного из нас. Вы, конечно, догадались, кто пал жертвой. Халлоран. Наверное, потому что гражданский. На глазах у нас старейшина перерезал Халлорану горло, а для полноты картины подарил и нам с Лайсандером по отметине — это был знак его соплеменникам, что мы опасны.

Пейсон провел рукой по горлу.

— Без слов понятно, какая буря поднялась в лагере, когда мы вернулись, и, поскольку я знал, как найти деревню, начальство разрешило нам разыскать старейшину, убившего Халлорана. Что ж, деревню мы нашли, но… и чем меньше вы будете об этом знать, тем лучше.

Взгляд его остекленел, словно перед ним пронеслись призраки прошлого.

— Мы сделали то, что сделали, и сделанного не воротишь. А старейшину в конце концов поймали не офицеры, а три человека из младшего состава: мой ординарец, ординарец майора Батлера и сметливый младший капрал по имени Хеллоуэл. Они привели нас в его шатер, и мы, двадцать пять офицеров, покрытых потом и кровью, увидели, что в глухой деревушке хранились несметные, невероятные сокровища. Там стояли сундуки с рубинами, мешки неограненных алмазов, просто горы золота и серебра. Но чудеснее всего был огромный сапфир, чистейший из всех, что я когда-либо видел. Величиной с соколиное яйцо.

Ленокс тихо пробормотал:

— Камень сентября…

Пейсон-старший кивнул ему:

— Да, совершенно верно. Поздравляю, вы разгадали загадку. Налет происходил в сентябре; похоже, название было предопределено свыше. Решение, во всяком случае, приняли единогласно: забираем сокровища, никому ни о чем не сообщаем, и по приезде в Англию — мы богачи. Мы — это офицеры и трое подчиненных, о которых я упомянул.

Однако возникло непредвиденное затруднение. Начальник Халлорана, еще один представитель Ост-Индской компании, солидный седовласый чиновник по имени Брейтуэйт. Он тут же вмешался и заявил, что богатства принадлежат компании. В этом случае ему, как нашедшему сокровища, конечно, причиталась бы кругленькая сумма.

Вы должны понять, что представлял собой наш батальон. Всеми забытый отряд на краю света. И каждый, подобно мне, своенравен, зол, выслан из Англии за неподобающее поведение. Пиратский бриг, выброшенный в пустыне. Приговорить Брейтуэйта к смерти им ничего не стоило. Против выступили только двое. Капитан Ларч и я. Ларч решительно воспротивился, я только сказал, что не стану в этом участвовать. И Ларч, и Брейтуэйт погибли — на поле боя, как сообщалось позже, — обоим перерезали горло. А я был еще жив. По официальным данным, из всего нашего полка в указанный период погибли только два человека: Ларч и я…

Никогда в жизни я не жил в таком страхе, как следующие несколько недель. Я проклял себя за то, что не согласился, как и все, на их план. Их ждала обеспеченная жизнь, ни один со мной не разговаривал, и я знал, что все они мне не доверяют.

Удар не заставил себя ждать. С моим единственным на территории в пять тысяч миль другом — Джунипером — мы отправились на охоту. Мы отошли от лагеря всего на милю, притаились в зарослях, надеясь подстрелить стайку птиц, и сами оказались на прицеле у Хеллоуэла, лежавшего в засаде в нескольких ярдах от нас. Джунипера он убил сразу, второй выстрел предназначался мне. Он промазал, но я упал, притворясь мертвым. Хеллоуэл поверил и бросился бежать, а я лежал и слушал, как стихает его топот.

Пейсон перевел дыхание.

— Я часто думаю о Джунипере, что во всем мире у него не было ни одной родной души. Не заслужил он такой смерти.

План бегства возник сразу. Особой любви к армии я никогда не питал, в Индии для меня стало чересчур жарко. Осторожно, не привлекая внимания, я пробрался в лагерь, захватил свою форму и кое-что из личных вещей, в том числе фотографии домашних, и приступил к отвратительной процедуре по превращению Джунипера в меня самого.

— А как же шрам? — спросил Мак-Коннелл.

— Он, конечно, мог меня выдать. Но заросли Индии ничего не скрывают долго, и звери всегда наготове. Когда Джунипера нашли, узнать его было невозможно. Поползли слухи о моем самоубийстве или даже убийстве, и, чтобы пресечь их, Лайсандер и Батлер сочинили ложь о ссоре за картами. Что и говорить, шито белыми нитками, но они рассказывали эту байку на каждом углу. Единственное, что им не удалось скрыть, — состояние трупа.

— Третья страница, Томас, — напомнил Ленокс доктору. — В досье. Вот, значит, о чем там говорилось. О том, что труп изуродован.

Леноксу стало не по себе от почти мистических совпадений в жизни отца и сына. У обоих погибли лучшие друзья. Оба пустились в бега. Оба проявили житейскую сметку. И оба избежали смерти. Во всяком случае, пока.

Ленокс беспокойно поежился — рана давала о себе знать — и приготовился слушать дальше.