ГЛАВА 1

9 ноября 2053 года, 20.25

Слай откинулась в кресле. Декер, по имени Луис, лицо которого заполняло чуть не весь экран телекома, только что закончил свою историю. Голос его был совершенно бесцветным, лицо не отражало никаких эмоций. Но что-то в облике декера говорило Слай, насколько вывела его из равновесия эта картина — декер, погибающий во льду.

«А кто бы остался спокоен?» — подумала она. Влететь в черный лед и погибнуть — страшная реальность мира декеров. Всякий раз, когда декер включает свой мозг в сеть и подключается к всемирной компьютерной Матрице, он рискует натолкнуться на защитную программу, которая окажется сильнее его. Рискует, что его мозг будет выжжен — выгорит, как говорится на жаргоне декеров, — или попадет в убийственную обратную биосвязь. Это в порядке вещей — не больше риска, чем у мага, сталкивающегося с могущественным духом, или уличного самурая, охраняющего важную персону. Среди декеров считалось дурным тоном говорить о льде, разве что обсуждая технические детали, или рассказывая военные истории, или хвастаясь хорошей добычей. И не важно, что Слай больше не декер. Протокол никогда не нарушался. То, что Луис рассказывал о гибели серебряного мальчика так подробно, лишь подтверждало, насколько он был потрясен.

И конечно, Слай понимала почему. Для большинства декеров смерть во льду была чем-то, происходящим «за кулисами». Влипни кто в лед — и он уже не сможет никому рассказать об этом. А если из кого-то другого сделают отбивную — ну что ж: декер — это профессия одиночек, и вы узнаете о его смерти лишь потом, когда окажется, что Джо Чмо давно не встречали в его излюбленных местах. Но видеть, как это происходит в действительности, и знать, что ничем нельзя помочь… Слай передернуло. Она притерпелась к наиболее уродливым чертам жизни и смерти в этом мире, но видеть значок декера в щупальцах черного льда — это потрясло бы и ее.

Шерон Луиза Янг — уличная кличка «Слай» — тщательно следила, чтобы ее лицо оставалось бесстрастным. Показывать свою слабость не входило в протокол, особенно при разговоре с человеком, нанятым для выполнения работы, и, наверное, не в последний раз. Частью игры, под названием «мистер Джонсон» — так называли тех, кто нанимал таких, как Слай, для выполнения теневых операций, — было сохранение бесстрастного выражения лица. (Конечно, это не всегда получалось, но всегда было желательным.) Слай повернулась в кресле, стараясь устроиться поудобнее, и почувствовала легкий укол в спине.

Она быстро убрала с лица тень досады. Слай знала, что уже не так молода, но почему тело напоминает об этом гнусном факте? Она сохраняла свое стройное худощавое тело в хорошей форме, ежедневными упражнениями поддерживая тонус мышц. Слай была еще сильна, сильнее, чем когда либо, — по крайней мере, убеждала себя в этом. Но все же ничего не попишешь — ей уже тридцать три, нет, уже тридцать четыре, день рождения был две недели тому назад. После усердных тренировок или особо напряженных вылазок все чаще болела спина. И левое колено, поврежденное несколько лет назад, когда пришлось искать кратчайший выход на улицу через окно третьего этажа, начало побаливать к дождю. А дождь, конечно, почти не перестает в этом чертовом Сиэтле. Честно говоря, Слай за пятнадцать лет не потеряла быстроту реакции, а накопленный опыт прибавил ей профессионализма, но после вылазок она все дольше приходила в себя.

Она знала, что все еще привлекательна. Темные волосы, смуглая кожа, высокие скулы достались ей в наследство от дедушки, индейца из племени нутка. А ярко-зеленые глаза — тут сказалась ирландская кровь «мужского биологического донора». (Даже про себя Слай отказывалась называть этого чертова ублюдка отцом.) Слай понимала, что ее экзотическая внешность производит впечатление на мужчин, и множество взглядов убеждали ее: она красива. Конечно, она получила свою долю шрамов. В этой профессии без них не обойтись. Однако большую часть шрамов можно было скрыть под одеждой. Лишь одна метка осталась на лице — короткий белый шрам, рассекавший правую бровь, но он не портил ее….

Слай спохватилась. Сентиментальные воспоминания — пустая трата времени. Сначала работа, потом суета.

Декер Луис смотрел на нее с экрана и ждал.

— Так ты раздобыл данные на Моргенштерн? — спросила Слай.

— Я ведь сказал, что все в порядке, разве ты не слышала?

Слай не любила Луиса. Ее раздражали не только его манеры, но и наружность. У декера было хромосомное нарушение — трисомия-11. Из-за случайного дефекта при делении клеток либо сперма его отца, либо яйцеклетка матери имели две копии хромосомы-11, а не одну, как обычно, а это означало, что в зиготе — оплодотворенном яйце, которое должно было превратиться в Луиса, — имелись три копии хромосомы-11, а не стандартные две. Трисомия-11 была редким, но хорошо изученным генетическим отклонением, которое вело к определенным физическим недостаткам: замедленному росту, слабой сердечно-сосудистой системе, ограниченной координации движений и наружности, которая была неприятна Слай. Луис напоминал ей человекообразного слизняка.

Результатом трисомии была и умственная отсталость. Обычно мозг больного трисомией-11 был не способен выделять важные факторы окружающей среды — улавливать «сигналы», на которых необходимо сконцентрировать внимание личности, из фонового «шума», обрушивающегося на органы чувств. Как правило, это приводило к задержке умственного развития жертвы болезни на уровне новорожденного младенца.

Чего, конечно, не случилось с Луисом. Его родители, невероятные богатеи, узнали о генетическом недостатке сына еще до рождения, и решили проблему единственным известным им способом — засыпав ее деньгами.

Почти сразу же после рождения Луиса, задолго до того, как ткани его младенческого черепа приобрели консистенцию нормальной кости, они имплантировали в детский мозг крошечное гнездо соединителя для линии данных. Специалисты подключили этот соединитель к сложной компьютерной системе, которая создавала для мозга Луиса виртуальную реальность — похожую, но отличную от иллюзорной «жизни» в Матрице. Компьютеры «воспринимали» мир через микрофоны и тридео-камеры и на уровне электроники решали проблемы рассеяния внимания и выделения «сигналов» из «шумов», с которыми не мог справиться собственный мозг Луиса. С помощью электроники Луис избежал умственной неполноценности, обычной для других больных трисомией-11. Его мозг развивался даже быстрее, чем у нормальных сверстников.

Одно время, лет восемнадцать тому назад, Луис стал любимцем средств массовой информации. Тридео показывало его по нескольким программам; исследователи опубликовали дюжины статей о его развитии и связанных с ним философских вопросах. Большинство людей, видевших эти шоу или пролиставших литературу, не поняли толком, что происходит. При частом пересказе истории Луиса в бульварных новостях факты искажались, и скоро они превратились в разновидность городского мифа: «ребенок, выросший в Матрице». (Действительно, до Слай доходили слухи о детях, выросших в Матрице. Но, строго говоря, Луис к ним не относился.)

Наконец Луис вырос и смог работать в реальной Матрице, развившей его навыки декера. Однако и здесь он оставался трисомиком-11. Без чрезвычайного медицинского вмешательства, снова оплаченного родителями, сердце Луиса износилось бы, а вся сердечно-сосудистая система сколлапсировала бы еще до того, как ему стукнуло пятнадцать. Луис до сих пор нуждался в помощи компьютера (сейчас имплантированного прямо в его маленький череп) для правильной фокусировки внимания. А его единственная связь с внешним миром осуществлялась через большие очки с вмонтированными миниатюрными видеокамерами и стереомикрофонами, которые он носил на своем плоском лице и подключал к соединительному гнезду. Физически Луис был почти полным инвалидом. Вся его жизнь проходила в специально разработанном кресле-каталке, которым он управлял мысленными сигналами с помощью специального устройства.

Кроме того, у него развилась пагубная привычка к Матрице. Только подключившись к ней и блуждая по электронной среде киберпространства, он жил полноценной жизнью. Как-то раз Луис признался, что когда он не в Матрице, то живет лишь ожиданием.

Слай рассматривала маленькое уродливое лицо Луиса на экране телекома, стараясь не показать своего отвращения. Не имело значения, что его наружность казалась ей отталкивающей, личность — заведомо извращенной неправильным воспитанием, а характер — и того хуже. Луис был дьявольски опытным декером — этого никто не стал бы отрицать.

Большую часть времени он работал в Матрице как «наемный убийца» для многих корпораций Сиэтла. Но у него еще оставалось время, чтобы выполнять теневую работу для людей, которые ему нравились. Непонятно почему, но Слай ему нравилась. С тех пор, как она бросила ремесло декера, Слай нанимала Луиса больше дюжины раз. Конечно, не поручая ему особо важных дел — она не настолько доверяла Луису. Для по-настоящему важных проектов она выбирала других декеров. Наверное, не столь умелых, как Луис, но достаточно хороших.

Слай вздохнула.

— Извини, Луис, ты прав. Я забыла. Ты действительно принес данные. Давай их сюда.

Луис улыбнулся ей своими плоскими губами.

— Сейчас получишь. Готова?

Слай нажала кнопку телекома, открыла файл приема, подала сигнал к передаче, и Луис сбросил содержимое персонального файла Марии Моргенштерн по линии данных. Слай открыла второе окно на экране, с удовлетворением наблюдая, как оно заполняется текстом. Прекрасно, он раздобыл все. Этим Луис и отличался — основательностью. Ни неполных файлов, ни испорченных данных. Конечно, он просмотрел информацию и исправил любые вкравшиеся дефекты.

Телеком дал сигнал окончания приема, и Слай закрыла приемный файл и окно данных.

— Есть. В кристалле и закрыто. Готов принять оплату?

Луис не ответил, но его компьютерная система уже была переконфигурирована и готова принять перевод. Передача денег заняла меньше секунды. Тысяча нуен, только и всего. Да, легко пришли, легко ушли.

— С тобой приятно вести дела, — с усмешкой сказал Луис. — А теперь как насчет того, чтобы нам с тобой получить удовольствие?

Слай ошеломленно уставилась на него, зная, что Луис может прочесть смятение на ее лице. «Он что, не понимает, о чем говорит?» — была ее первая мысль. От кого-либо еще это можно было расценить как вульгарную шутку. Но не от Луиса, чье исковерканное, почти детское тело было неспособно на что-либо, хоть отдаленно напоминающее секс. Он когда-нибудь?..

Луис засмеялся — раздался странный булькающий звук, — и по его подбородку потекла струйка слюны.

— Я тебя достал! — прокаркал Луис. — Пять против одного. Ах, бедная Слай, у тебя все еще плохо с юмором.

Юмор? Она посмотрела на слизнеподобного декера с отвращением.

— Да, Луис, — бесстрастно сказала она, — ты меня достал.

Слай протянула руку, чтобы разъединиться.

— Эй, подожди.

Слай замерла.

— А как насчет другого файла? — спросил Луис.

— Какого еще файла?

Он покачал головой.

— Файла, который я получил от умирающего декера. — Луис говорил медленно, как косноязычный дебил. — Он передал мне перед смертью… Ты хочешь его получить?

— А тебе он не нужен?

Луис замотал головой.

— Нет, — резко ответил он. — Нет, мне он не нужен. Он приносит несчастье. У него плохая карма.

На сотую, может быть, тысячную долю секунды Слай удивилась странной суеверности, которой отличались многие декеры. Как могут люди, имеющие дело исключительно с бесстрастной, холодной техникой, опасаться какой-то мумбо-юмбовской плохой кармы?

И так — не только Луис. Она знала, что почти каждый декер исполнял какой-либо особый ритуал или имел тот или иной талисман, приносящий удачу в Матрице. (Правая рука Слай легла на пояс, точнее, на карман, где она хранила лапку кролика — лапку настоящего кролика, а не подделки, слепленной из синтетического меха. Она всегда брала ее с собой, отправляясь на вылазки. «Но это же совсем другое, — подумала она, — не так ли?»)

— Можешь забирать этот файл, — сказал Луис. — Бесплатно. Это премия. Дьявол, может быть, там что-то стоящее?

Слай колебалась.

— Ты сказал, что он закрыт. Ты вскрыл пароль?

И опять Луис покачал головой, явно волнуясь.

— Нет, — пролаял он и с трудом овладел собой. — Нет, — сказал Луис уже спокойнее, — я к нему даже не прикасался. Готовься к приему — посылаю.

Слай торопливо открыла другой файл приема, как раз одновременно с приходом данных на ее компьютер. Снова она открыла на экране окно данных — посмотреть, что поступает. Но на этот раз вместо правильных строк текста окно заполнил хаос букв и цифр, перемешанных с причудливыми графическими символами.

Передача заняла две секунды, что говорило об огромном объеме файла. Слай взглянула на строку состояния в нижней части экрана. Больше сотни мегапульсов данных.

Передача закончилась, и Слай закрыла файл.

— Спасибо, Луис, — сухо сказала она.

Он хмыкнул.

— Если там нет ничего стоящего, просто сотри его, — буркнул он. — Это твой файл, делай с ним что хочешь. Я себе даже копии не оставил.

Что означало, конечно, что он оставил себе копию файла на Моргенштерн. Но это было в порядке вещей — большинство декеров оставляли себе копии файлов, которые они добывали. Это была элементарная мера предосторожности против очередного «мистера Джонсона», которому нравилась старая пословица о том, что мертвые не болтают. Слай ожидала этого.

— Прекрасно, Луис.

Она снова протянула руку к кнопке.

— Постой-ка, Слай, — сказал декер и вновь ухмыльнулся. — Если у тебя появятся мысли по поводу моего второго предложения…

Но она отключила телеком прежде, чем он успел закончить.

Слай снова выгнула спину, чувствуя, как позвонки в пояснице со щелчком встают на место. Эх ты, старая вешалка… Сиэтлу, а точнее, теневым делам, которыми она занималась последние тринадцать лет, ее возраст был без надобности. Она взглянула на голограмму, висевшую на серой стене над телекомом. Белый песчаный пляж, зеленый океан, лазурное небо. Где-то в Карибском море, она только не знала где. Именно туда бы сейчас и рвануть — туда, где холод и сырость никогда не будут мучить ее колено. Дьявол, пора уходить на покой.

«Но покой требует денег, много денег», — напомнила себе Слай. Она вызвала на экран телекома свой счет и взглянула на него. Не слишком вдохновляюще. Большинство коллег прожигали деньги, вели роскошную жизнь и устраивали вечеринки, но у нее была привычка откладывать сколько можно. Слай прикинула, что сейчас у нее должно быть под семьдесят тысяч нуен. Неплохо, но далеко до той суммы, которая даст ей свободу, позволит сказать Сиэтлу «прощай», собрать барахло и ускользнуть на острова. Для этого ей должно несколько раз повезти или один раз очень крупно повезти. «Надо бы подрядиться на убийство», — пришла ей в голову мрачная мысль.

Слай взглянула на экран телекома. Окно было еще открыто и заполнено зашифрованным текстом. «Может быть, это что-то стоящее, — подумала Слай и с усмешкой покачала головой. — Мечты… Они приносят не деньги, а смерть. Наверное, файл содержит данные, ценные для корпорации „Яматецу“, которая зашифровала его, но бесполезные для кого-либо еще».

Послышался сигнал часов. Пора! Вот-вот должна состояться встреча с «мистером Джонсоном», который ее нанял. Нужно отдать ему компромат на Моргенштерн. Операция, которую она попросту переложила на Луиса, должна принести ей около десяти тысяч нуен, из которых удастся отложить пять. Лучше, чем ничего, но это не те деньги, которые приносят свободу.

Слай закрыла окно данных и выключила телеком. Зашифрованный файл, что бы в нем ни было записано, уже на оптическом кристалле; никуда он не денется. Может быть, когда у нее окажется немного свободного времени, она разберется, что там. Если руки дойдут.

 

ГЛАВА 2

12 ноября 2053 года, 20.05

Переулок оказался темным и зловонным, каким ему и положено быть близ доков Сиэтла. Сейчас он был пуст, но Коршун знал, что это ненадолго. «Разрушители» не отставали. Коршун слегка оторвался от них, но они сидели у него на хвосте и не собирались упускать добычу. В любой момент бело-серые преследователи — это цвета их банды — могли ворваться в переулок.

Горло царапал холодный сырой воздух, а в правый бок будто воткнули нож и поворачивали там. Ноги отяжелели, налились свинцом, и Коршун почти не различал, бежит ли он по сухой земле или шлепает по брызгающей в лицо нефтяной жиже. Боль в икрах ив подреберье не проходила.

— А я-то думал, что, оцепенев, ничего не чувствуешь, — пробормотал он.

Из последних сил, пошатываясь, Коршун пробежал половину переулка, и ему пришло в голову, что со стороны он напоминает изрядно выпившего.

Он был хорошим бегуном, чем немало гордился, и, наткнувшись на «разрушителей», бросился от них во весь дух.

Он уже пробежал было множество кварталов и переулков. Если такой парень, как он, молодой и в хорошей форме, чувствует себя так хреново, то компания тучных и жирных троллей — старых, не меньше двадцати лет каждому, — и вовсе должна валяться на земле, выблевывая обед в водосточную канаву.

Но нет, судя по хриплым выкрикам у него за спиной, первый отряд «разрушителей» успел позвать подмогу. Может быть, та первая шестерка и занималась опустошением своих желудков, но у нее были друзья, которые подключились к погоне позже, — они были свежими, а он уже дьявольски устал.

«Боже, какая боль!» — подумал Коршун. Может, лучше просто остановиться, сжаться в комок за мусорным ящиком и позволить «разрушителям» схватить себя? Они вышибут душу, будут топтать Коршуна до тех пор, пока кровь из него не хлынет. Но убить не должны. Банда Коршуна, «первая нация», официально не была в состоянии войны с «разрушителями», по крайней мере сейчас. Коршун не носил цветов своей группировки и даже не имел оружия, когда «разрушители» наткнулись на него. И шел он не по делам банды, а просто выскочил в надежде поживиться чем-нибудь, что можно было забросить в пустой желудок. Чертовски не повезло, что один из этих проклятых троллей узнал его.

Итак, войны не было, и он не сделал смертельно опасного шага — не надел одежду цветов своей банды на территории соперничающей группировки. Это значило, что если тролли и схватят его, то, вероятно, удовольствуются хорошей взбучкой. А если повезет, то можно будет выкрутиться…

Но это было бы трусостью, а Денниса Корна — Коршуна, как называли его дружки, — можно было назвать кем угодно, только не трусом. И он заставил непослушные ноги прибавить ходу, не обращая внимания на ноющие мышцы.

Переулок кончился и вывел его на узкую улицу, которая шла параллельно набережной. Коршун находился под виадуком. Даже по ночам с виадука слышался рев проносившегося транспорта. Коршун резко повернул направо, рассчитывая вжаться в стену за очередным мусорным ящиком и дождаться «разрушителей», но не решился. Он мог бы перенести побои, мог бы остановиться в надежде, что тролли его не найдут, но все же был дьявольски испуган. И — во имя всех духов и тотемов! — у него было право пугаться. Что можно сделать в пятнадцать лет, имея на хвосте чуть ли не тонну троллей?

Коршун бросил взгляд через плечо. Влажные от пота, длинные черные волосы лезли в глаза. И тут под правую ногу попало что-то скользкое. Парень потерял равновесие, испуганно вскрикнул, взмахнул руками, стараясь устоять на ногах. Кое-как он умудрился удержаться. Еще один прыжок — и…

Вес тела пришелся на левую лодыжку. Отчаянно вскрикнув, как будто «разрушители» уже отрывали ему ногу, Коршун с размаху полетел на тротуар, ободрал кожу на ладонях, и джинсы на коленях превратились в клочья.

Всхлипывая от страха, Коршун заставил себя встать на ноги и попытался сделать хоть один шаг. От боли, острой, будто на ногу вылили расплавленный свинец, у него на мгновение потемнело в глазах. Перелом? Вряд ли, но сейчас это не важно. Все равно, дальше бежать он не сможет.

Коршун огляделся в поисках убежища — хоть какого-то уголка, где можно было бы спрятаться. Двери соседних домов наверняка заперты. (Кто же будет по ночам держать свою дверь открытой, да еще в районе доков?) Прямо рядом с ним стоял мусорный ящик.

Прятаться за ящиком показалось Коршуну слишком опасно. Но вот залезть внутрь…

Коршун не мог видеть, что было в мусорном ящике, — его край приходился выше уровня глаз, — но даже рядом с ящиком вонища стояла страшная. Большая металлическая крышка была открыта и откинута к стене дома. Забравшись внутрь, ее можно будет без особого труда захлопнуть, и останется только надеяться, что «разрушители» не будут искать слишком дотошно.

Однако следовало поторапливаться: уже слышались хриплые крики и топот бегущих ног. Еще несколько секунд — и, обогнув угол, преследователи увидят его.

Забраться в мусорный ящик с растянутой лодыжкой оказалось совсем не просто, но Коршуна подгонял страх. Он ввалился внутрь, и в нос ему ударило зловоние — прокисшее молоко, моча, гниющие овощи и перекрывающая все вонь тухлого мяса. Хорошо, что в ящике было темно и Коршун не видел, на чем он лежит; сама мысль об этом вызывала у него тошноту. Он встал, с трудом удерживая равновесие на разъезжающемся под ногами мусоре, взялся за металлическую крышку и потянул. Ржавые петли заскрипели, — о духи и тотемы, что, если тролли услышат? — но дело пошло. Поддерживая ставшую на удивление тяжелой крышку, Коршун осторожно опускал ее, стараясь закрыть ящик без стука. Петли заело, и крышка не опустилась до конца — остался зазор в ладонь шириной, — но это было даже к лучшему. Теперь парень мог видеть, что творится снаружи, а «разрушители» заметили бы его, разве что посветив в щель или открыв мусорный ящик. (И что ему тогда делать? Швырнуть в них дохлую кошку?)

Коршун успел как раз вовремя. Первый преследователь выскочил из переулка почти в тот момент, когда закрылась крышка ящика. Одутловатое лицо тролля было в тон серому и белому цветам его одежды; если бы он не хватал воздух, как бегемот-астматик, то можно было бы принять его за покойника. Налитые кровью глаза тролля дико вращались; на губах пенилась слюна.

Сердце Коршуна стучало, как молот, но вид тролля доставил ему искреннее удовольствие. Если это их лучший бегун, то вся компания отдала бы концы, если б Коршуну удалось протащить их за собой еще хоть два квартала. Но веселье было недолгим: схвати они его прямо сейчас — сполна отыграются за то, что так устали. Он присел пониже в темном мусорном ящике.

Из переулка, пошатываясь, выбежали еще три тролля, хрипя, как будто их вот-вот хватит удар. Один из них нагнулся, уперся громадными ручищами в колени и с шумом опорожнил свой желудок на тротуар.

— Сдерем с него шкуру! — прорычал он между приступами рвоты. — Медленно, тупым ножом.

— Сначала поймай этого сукиного сына, — прогрохотал первый.

— Ушел, гаденыш! — проворчал «коротышка» ростом за два метра и весом под сто десять кило, самый низкорослый из троицы. — Упустили стервеца. Ну и хрен с ним!

Главарь банды с раздражением пнул «коротышку» — раздался шлепок, как по туше мяса. Такой удар сбил бы Коршуна с ног и размазал по стене, но тролль даже не покачнулся. Он зыркнул на главаря и сплюнул на землю, но придержал язык.

— Не мог он далеко уйти, — прохрипел главарь, — будь переулок длиннее, я бы его сцапал.

«Не смеши меня, — подумал Коршун. — Будь переулок длиннее, ты бы валялся в собственной блевотине».

— Он где-то близко, — повторил главарь. — Припустил, как трахнутый кролик. Скредджер, ты с Путцем пойдешь туда. — Он ткнул пальцем толщиной почти в запястье Коршуна в ту сторону, где узкая улочка шла под гору. — Ральф, останься, пойдешь со мной. — Главарь шлепнул тяжелой лапой по спине тролля, все еще стоящего рядом с лужей блевотины. — Усек? Давай пошевеливайся.

«Коротышка» с товарищем заковыляли вниз по дороге, не в силах бежать. Тролль, которого главарь назвал Ральфом, со стоном выпрямился. Главарь уже пустился в путь, пробежав так близко, что Коршун почувствовал прогорклый запах его пота даже среди вони мусорного ящика. Ральф выругался, но ему пришлось последовать за вожаком. Пробегая мимо ящика, он в ярости ударил его — массивный ящик покачнулся, и в металле осталась вмятина. Коршун от ужаса пригнулся ниже, представив, как этот чудовищный кулак врезается ему в лицо.

«Я могу вызвать городского духа, — подумал он, — вызвать великого городского духа, и послать его вслед за ними». Он мысленно представил себе, как мусор и хлам, разбросанные по улице, начинают двигаться, как будто налетел порыв ветра, и собираются в кучу, образуя огромную бесформенную фигуру. Фигуру, которая понесется вслед за убегающими троллями и убьет их. Он отчетливо слышал их стоны, их мольбы. И наступившую потом тишину. «Я могу это сделать», — снова подумал Коршун.

Но, конечно, это были только мечты. Часто во сне он упивался ощущением своей мощи, нервы его звенели от песен тотемов. Во сне Коршун знал, что уже сделал первый шаг по дороге шамана. Это не было осознанным выбором — этот путь был записан в его генах, так же, как высокие индейские скулы, темные глаза, прямые черные волосы. Во сне Коршун проходил эту дорогу, ведомый тотемом — духом, ожидавшим его в конце пути. Он не знал, какой тотем призывает его: благородный Орел, верный Пес, могучий Медведь или кто-то из множества других. Но он слышал призыв, чувствовал его всем своим естеством и понимал, что, только достигнув конца пути, он узнает, кто зовет его. И тогда, наверное, поймет то, что уже знает какая-то часть его души.

Но это было в его снах. А наяву? Ничего.

Но нет, кое-что оставалось: память о сновидениях. Но это было еще хуже. В глубине души Коршун твердо верил, что должен пройти этот путь, что тотемы зовут его, звали во время сна. Но ему приходилось слышать, что шаман должен сознательно выбрать свой путь. Он должен услышать песню тотемов и осознанно вступить на эту дорогу. Только так можно стать шаманом. А значит, Коршуну придется отыскать эту песню в своей обычной жизни.

Поиск озарения, поиск песни тотемов — так называли это многие племена американских индейцев. У различных племен были разные взгляды на то, как найти озарение, но по большей части услышанное или прочитанное Коршуном сводилось к тому, что человек, желающий стать шаманом, должен в одиночку прийти в какое-то опасное место — в пустыню, в горы или в лес — и жить там до тех пор, пока не услышит зов. Иногда человек по пути туда находил верных друзей и союзников, иногда нет. Но если ему действительно суждено было стать шаманом, то к нему приходил вестник и приносил ему песню тотемов. Вестник мог быть духом, воплотиться в мышь или другое животное, но, как говорилось во всех историях, он всегда появлялся в виде, неожиданном для шамана.

Это был традиционный путь поиска озарения, но Коршун слыхал, что некоторые племена внесли в ритуал новые, современные черты. Например, в Совете Пуэбло желающие стать шаманом отправляются за озарением в Матрицу. («Какую же форму может принять там вестник?» — подумал Коршун.) А еще были группы — не только новые «городские племена» — распространившиеся по всему континенту, считавшие, что город — это подходящее место для поиска озарения. Будущий шаман должен был покинуть родные места и отправиться в путешествие по городским джунглям — самым опасным местам в Северной Америке, и там ждать вестника, который приведет его к тотемам.

Когда Коршун впервые услышал об этом, то был поражен. Он жил в Пьюрити, особенно неприглядной части Редмонд-Барренс, мечтая о дне, когда покинет мегаполис и проскользнет через границу на земли племени сейлиш-шайд. В те времена Коршун думал, что только там у него был шанс вступить на свой путь.

Но потом его пленила идея поиска озарения в городе. Он знал мегаполис, вырос на его улицах. Зачем ему рисковать на совершенно чужой территории — среди фермеров племени сейлиш-шайд, когда можно найти то, что нужно, в родных местах?

Прошел уже год, как Коршун ушел из дома, забравшись в глубочайшую, темнейшую деловую часть Сиэтла. Это был напряженный год, и у него было не так уж много времени вслушиваться в песни тотемов. Он нашел себе какое-то пристанище, вступил в «первую нацию» — банду потомков американских индейцев… Наконец, выжил, что тоже было немало.

Конечно, он не забыл о поиске озарения — он никогда не забывал об этом. Когда выпадало свободное время, Коршун принимался за поиски. Он не был декером, но знал о компьютерах достаточно, чтобы пользоваться общественными городскими информационными сетями. (Это подняло его на несколько ступеней выше товарищей по «первой нации». Большинство членов банды были неграмотны.)

Коршун узнал, что прежде многие племена пользовались специальными снадобьями, чтобы быть восприимчивее к голосам духов, и решил испробовать их на себе. Стимуляторы, энергетические препараты, галлюциногены, транквилизаторы… За прошедший год он испытал большую часть этих средств. Они закручивали мозг, как и было положено, — потом Коршун, бывало, лежал мокрый от пота, в судорогах и удушье на полу ночлежки, — но так и не открыли его душу для тотемов. После особенно тяжелого приступа, когда товарищам по банде пришлось удерживать его, не давая прыгнуть в залив Эллиот, Коршун решил, что медикаменты — это не его путь.

К счастью, как раз тогда он нашел книгу. Настоящую книгу, с бумажными страницами и переплетом из искусственной кожи, — «Религиозные традиции племен Северной Америки и Калифорнии» — некоего X.Т.Лэнгланда. (Он так и не узнал, кто такой Лэнгланд и был ли Х.Т. мужчиной или женщиной.) Книга продавалась в небольшом антикварном магазинчике на Пайк-стрит, неподалеку от рынка. За нее запросили тридцать пять нуен, намного больше, чем Коршун мог себе позволить. Но что-то в названии книги, в том, как она легла в его руки, показалось ему важным. Поэтому он просто стянул ее, засунув под куртку, и как ни в чем не бывало вышел из магазина. (После Коршун сообразил, что эта книга была не нужна хозяйке лавочки или она сочла ее не стоящей внимания, иначе не выставила бы на продажу.)

Читать книгу было трудно: в ней оказалось до черта длинных слов и заумных идей. Но Коршун не сдавался и наконец пришел к кое-каким выводам. Лэнгланд — он или она — был социологом, и рассказывал, как племена западного побережья видели мир, изучал их отношения с духами и тотемами. Там была целая глава про поиск озарения, которую Коршун прочитал несколько раз с начала и до конца.

Он обрадовался, узнав, что город — подходящее место для поиска озарения, по крайней мере, по мнению Лэнгланд. Но это не слишком продвинуло его в практических делах. Сны продолжались, в них Коршун пел и танцевал под музыку тотемов, но ему еще предстояло найти своего вестника или услышать зов наяву.

Медленно, осторожно он поднял голову и выглянул из-под крышки мусорного ящика. Улица была пуста, если не считать крысы размером с доброго фокстерьера, сновавшей между грудами мусора. Ни «разрушителей», никого. Наверное, тролли потащились в свое логово, стараясь забыть про индейского юнца, оставившего их в дураках. Коршун усмехнулся, выпрямился и толкнул крышку.

Она не поддалась. Внезапный страх иглой кольнул в сердце. Заело петли? Или он не заметил какой-то защелки? Коршун представил себе, каково остаться запертым в ящике, пока не приедет мусороуборочная машина! В этой части города мусор собирали раз в две или три недели, и по количеству содержимого в ящике было ясно, что его опорожнили лишь несколько дней назад.

«Тихо! — резко приказал он сам себе. — Успокойся». Коршун передвинулся, стараясь встать на более устойчивую кучу мусора, и снова уперся в крышку ящика. Мусор под ним поплыл, лишая точки опоры. Он перенес вес тела, вкладывая в толчок все силы. В спине что-то хрустнуло, волна горячей боли прокатилась через растянутую лодыжку. Парень застонал; от пота защипало в глазах.

Но проклятая крышка сдвинулась. Скрипя ржавыми петлями, она снова откинулась к стене. Коршун выпрыгнул наружу, на сравнительно свежий воздух узкой улицы, в последний момент не забыв приземлиться на неповрежденную ногу.

Он быстро огляделся. Вокруг — ни души. Юноша глубоко вздохнул и резко выдыхнул, очищая легкие от остатков вони, и поднял глаза к небу. В обрамленной зданиями темноте светились звезды, пробивавшиеся через плавающую в воздухе муть.

И еще там была луна, почти полная. Идеальная ночь для магических ритуалов, как вычитал Коршун в книге Лэнгланд. Ему нужно найти какое-то открытое место, поближе к нетронутой природе, но где отыскать такое в самом сердце городских джунглей? К счастью, он вспомнил, что совсем рядом есть нечто похожее. Стараясь, по возможности, щадить поврежденную лодыжку, он захромал прочь.

Небольшой парк был одним из нескольких, окружающих массивное здание католического монастыря. Над всем этим районом высилась гигантская усеченная пирамида с тысячами серебряно-зеленых зеркальных окон; пирамида подавляла своей массивностью.

Днем парки, окружавшие этот монолит, — крошечные пятачки с деревьями и тщательно подстриженной травой, — были зонами безопасности. За ними наблюдали охранники монастыря, одетые во все черное, — это были аскеты, которые жили в монастыре и любили прогулки в местах, напоминающих живую природу. Но по ночам охранники уходили из парка, а появлялись там ночные обитатели Сиэтла.

Парк, выбранный Коршуном, располагался близ южного входа в монастырь. Он был размером всего с городской квартал. Не так уж много, но среди деревьев в центре парка можно было на мгновение забыть, что находишься в самом центре города. Коршун опустился на влажную землю и взглянул на луну, плывущую, как корабль призраков, среди разбросанных по небу облаков.

Держа перед собой руки ладонями вниз, как будто грея их у воображаемого костра, Коршун тихо запел. Слова песни были из той же книги Лэнгланд, слова на языке прибрежного племени сейлиш. Хотя он не знал этого языка, в книге была приведена английская транскрипция, и сейчас они пришли ему на ум. Коршун лишь следил за произношением, а мелодию придумывал сам. «Может быть, для тотемов мелодия не так уж и важна, — подумал он. — Важно лишь то, что в моем сердце, в моей душе».

Он тихо запел:

Он закрыл глаза, мысленно повторил слова песни. Пусть мелодия унесет его боль и воспоминания о погоне. Пусть мысли его станут безмятежными, как поверхность горного озера в тихую погоду.

Коршун не знал, как долго он пел песню. Когда он остановился, горло пересохло, и голос охрип. Колени не гнулись и ныли, в лодыжке пульсировала боль. Он открыл глаза.

Ничего не изменилось. Он все еще был в небольшом парке, а не в стране тотемов. Он не услышал зова духов. Он был не шаманом, а всего лишь юнцом, пытающимся выжить в сердце городских джунглей.

Коршун посмотрел на небо. Луна скрылась за тучами, начал моросить слабый дождик. Юноша вздохнул.

Он поднялся на ноги, встряхнул руками, восстанавливая кровообращение, прихрамывая вышел из парка и растворился в ночи.

 

ГЛАВА 3

12 ноября 2053 года, 20.55

«Это место никогда не меняется», — подумала Слай. «Армадилло» — маленький темный бар в центре Пуаллуп, заполненный, как правило, юнцами. Слай огляделась. Как обычно, они с хозяйкой бара, Терезой Смеланд, работавшей сегодня за стойкой, были здесь самыми старшими — старше всех лет на десять или больше, если иметь в виду Смеланд.

Смеланд поймала взгляд Слай. Хозяйка «Армадилло» — привлекательная брюнетка лет под сорок — была одета сегодня в простой комбинезон цвета хаки. Свет от ламп отражался в трех хромированных соединительных гнездах, введенных в висок женщины.

Слай улыбнулась и приветливо кивнула. Они со Смеланд были приятельницами. Возможно, не очень близкими, но все же больше, чем просто знакомыми. Одно время они дружили, но это было прежде… «Все это осталось в том „прежде“, — строго сказала себе Слай, подавляя воспоминания. Прежде их с Терезой связывало одно, сейчас их связывает другое.

Слай подняла руку и, щелкнув пальцами, указала на маленькую кабинку в глубине бара. Улучив минутку, Смеланд остановится у кабинки, принесет любимый напиток Слай и перекинется с ней парой слов.

Направляясь в кабинку, Слай смотрела по сторонам. „Армадилло“ мало чем отличался от любой другой дыры с выпивкой в Пуаллуп или где-либо еще в мегаполисе. Низкий потолок, изрядно потертый пол из керамической плитки. Маленькие столики и банкетки накрыты старыми скатертями из красного плюша, впитывающего пролитые напитки. Музыкальный фон составлял классический ангст-рок, доносящийся из динамиков, — что-то из „Джетблэк“, как показалось Слай. Были тут и два тридеоэкрана старого образца, но чаще всего завсегдатаи их игнорировали.

Похоже, они были моложе посетителей других таких же окрестных баров. И пили они не так много, словно беседа привлекала их сильнее, чем стремление забыться с помощью алкоголя. Возможно, этим бар выделялся среди прочих питейных заведений, но не настолько, чтобы „Армадилло“ кому-то крепко запомнился.

Слай вслушивалась в окружающий ее многоголосый гул. Вот что сделало „Армадилло“ тем, чем он был, вот почему он стал для нее любимым местом времяпрепровождения. В других барах завсегдатаи хвастались своими победами — сексуальными и прочими, добытыми прошлой ночью, трепались о спорте, о политике, пытаясь высказать все, что было у них на уме в данный момент. Конечно, что-то подобное было и в „Армадилло“. Но в основном разговоры шли о бизнесе. О весьма особом роде бизнеса.

„Армадилло“ был одним из самых любимых баров декеров в мегаполисе Сиэтла. Здесь у каждого, включая Слай, было введено в череп по крайней мере одно соединительное гнездо, а у некоторых их было четыре или пять. (Слай подумывала, что это показуха. Неужели кто-то действительно способен поддерживать одновременно столько каналов данных?) Здесь повсюду виднелись прочные дорожные кейсы „энвил“ с кибердеками: лежащие на столах, прислоненные к ножкам стульев, зажатые между колен. Многие из постоянных и случайных посетителей „Армадилло“ — консольные „жокеи“, ковбои Матрицы, сокрушители битов — называли их своей операционной базой.

На мгновение Слай позволила себе погрузиться в воспоминания. Кажется, не так давно она сидела в другом таком же баре. Не в „Армадилло“, но в почти таком же, „Ново Тенгу“ в токийском районе Акихабара. Слай вспоминала серьезные беседы, иногда подпитываемые саке, но гораздо чаще увлеченностью предметом разговора — о тайнах Матрицы и философии киберпространства.

Даже сейчас, после того как ее „отключили“ больше чем на пять лет, она все еще с наслаждением слушала разговоры декеров. Многие из них велись на очень приземленном профессиональном уровне: методы борьбы с последними поколениями льда, новые приемы эксплуатации старого оборудования, новые способы „выкручивать“ кибердек так, что он начинал работать на пределе своих возможностей. Прогресс в бизнесе — с точки зрения аппаратуры и программ, а также в вопросах основополагающей теории — был невероятен. Все продвинулось настолько, что большая часть бесед вокруг могла бы вестись и на языке эльфов — так мало Слай удавалось понять в них.

Но здесь решались те же вечные философские проблемы, что и в Акихабара. Призраки в Матрице, их разреженные и странные формы, которые, казалось, никак не связаны с декерами или с нормальными функциями компьютерных систем. Что они такое? Представители искусственного интеллекта AI? Но ведь утверждалось, что еще никому не удалось создать его. Или это мутации компьютерных вирусов, которые „поумнели“ в результате некоего электронного аналога биологической эволюции? А может, это души декеров, погибших в Матрице?

Как раз об этом рассуждали четверо эльфов за столиком по соседству с выбранной Слай кабинкой. Стараясь не смотреть в их сторону, она жадно подслушивала.

— …И что же означает „ты“ в Матрице? — спросил один из эльфов. Слай угадала в нем лидера, „старшего советника“ в возрасте примерно двадцати трех лет. — Это твои персональные программы, верно? И они выполняются на твоем кибердеке, так? Что же происходит, когда лед разрушает твой дек? Персональные программы перестают выполняться. И в этом вся суть: после этого уже нет „тебя“, которое может стать призраком.

— Если только персональная программа не выполняется где-нибудь еще, — предположил другой.

Лидер покачал головой, собираясь возразить, но его товарищ продолжал: — А может, это лед создает их. Ты спросил, что такое „ты“ в Матрице? Ответ будет один — и в Матрице, и вне ее. Это твой сенсориум, весь твой суммарный опыт. А что мешает черному льду прочесть твой сенсориум, по типу обратного восприятия? А затем скопировать его где-нибудь в системе, убив твою плоть? Твое тело погибнет, а сенсориум будет существовать. Призрак в Матрице.

Впервые в разговор вступил третий эльф.

— Нет, — резко возразил он, — твой сенсориум вовсе не продолжает существовать. Просто есть программы, имитирующие твой сенсориум. Это не ты, это программы, претендующие на твою роль.

Четвертый эльф хранил молчание, наблюдая, как товарищи перебрасываются аргументами, словно теннисными мячиками.

— Бред какой-то… — произнес второй эльф.

— Ничего подобного, — парировал третий. — Во всяком случае, я считаю, что призраки — это булевы сети с параллельной обработкой данных и средним смещением.

— Или с редкими соединениями, а может, сильно каналированные, — возразил первый декер.

А затем они погрузились в глубокие тайны, беседуя о „переходе между хаосом и порядком“, „аттракторах“ и „циклах состояния“ — концепциях, которые Слай не понимала. Она заставила себя отвлечься от разговора и улыбнулась. Термины стали иными, но идеи не отличались от тех, которыми она и другие токийские декеры обменивались пять лет назад.

Слай любила „Армадилло“, но не только из-за бесед. Здесь она чувствовала себя свободно. Тут не было в помине едва скрываемых флюидов ненависти, ощущаемых ею в других барах, особенно там, где завсегдатаями были десятники и самураи. Конечно, иногда публика напивалась и в „Армадилло“ и начинала крушить все вокруг. Но завсегдатаи были из тех, чьим оружием являются мозги, а не пистолеты, разносящие все в клочья, и кибернакачанные мускулы. Если здесь доходило до драки — редкий случай, — никто не был убит или даже тяжело ранен.

Кроме всего прочего, здесь ее не тревожили. Слай знала, что декеры просто считают ее пустоголовой, не декером… и чем-то допотопным. Те немногие, вроде Терезы Смеланд, кто был знаком со Слай, знали достаточно, чтобы молчать и не навлекать на свою голову неприятностей. Если она хочет болтаться рядом с декерами, даже если сама уже никогда не дотронется до пульта — значит, такова сила их магического притяжения.

И еще Слай обнаружила, что „Армадилло“ — удобное место для бизнеса. За последние два года она организовала в этом баре почти дюжину встреч с различными „Джонсонами“. Одна из них будет сегодня вечером. Слай похлопала себя по карману, чтобы убедиться: кристаллодержатели и ее карманный компьютер все еще там. Взглянув на часы, она увидела, что уже без малого двадцать один час. Ее очередной „мистер Джонсон“ может появиться с минуты на минуту, в надежде получить информацию о Марии Моргенштерн, добытую ею из файлов данных корпорации „Яматецу“.

Слай нахмурилась. Вылазку Луис сделал целых три дня назад, но „Джонсон“ заявил, что ему было просто „неудобно“ встретиться раньше. Это озадачило и даже сильно обеспокоило Слай. „Джонсон“ действительно горел от нетерпения. Ему нужен был любой компромат на Моргенштерн, причем не просто сейчас, а прямо сейчас. В тот раз Слай сразу же направилась к Луису и даже заплатила ему из расчета десять процентов от суммы гонорара за срочность, чтобы он немедленно начал операцию. Вывод был очевиден: „мистеру Джонсону“ позарез нужно было провести атаку на Моргенштерн или предотвратить аналогичные действия со стороны этой леди.

А сейчас он сводил на нет важность всего предприятия. Означает ли это, что ситуация изменилась, что операция против Моргенштерн уже не имеет особого значения? А если так, может, он и не заплатит Слай за то, в чем уже не нуждается?

Слай оторвала взгляд от стола, на котором ее рука вычерчивала сложные геометрические фигуры. Через публику к ней пробиралась Смеланд с двумя стаканчиками жидкости янтарного цвета. Устроившись напротив Слай, она поставила стаканчики на стол.

— Привет, Т.С! — Слай знала, что по каким-то причинам Тереза ненавидит свое имя. — Как дела?

— Бизнес? — Смеланд махнула рукой в сторону завсегдатаев. — Идет потихоньку. Ничего особенно не меняется, ты же знаешь. — Она улыбнулась. — А как ты? Как там, в тени?

Слай пожала плечами, улыбнулась и, словно эхо, вернула слова Смеланд:

— Ничего особенно не меняется. Все ищу способ выйти на солнечный свет.

— О, я понимаю, дорогая! — Смеланд опустила руки на стол и наклонилась вперед. — А как твой пенсионный фонд? Растет помаленьку?

Слай вздохнула:

— Прибывает… Но понемногу, до конца еще далеко.

— А тебе всегда можно верить? — спросила Смеланд. — Догадываюсь, что у тебя не такой уж полный порядок. — Из кармана комбинезона она достала крошечный зонтик из разноцветной бумаги и опустила его в стакан Слай.

Слай дотронулась кончиком пальца до зонтика и легким щелчком раскрутила его.

— Да, до порядка далеко.

— Ну ладно. — Смеланд подняла свой стаканчик; Слай последовала ее примеру. — Для некоторых дел нужно время.

Они чокнулись, и Слай выпила. Скотч — настоящий скотч, а не суррогат, который обычно подавала Смеланд, — отдавал дымком и обволакивал язык. Проглотив виски, Слай ощутила тепло в горле.

— Да, время… Вот уж чего у каждого в достатке, верно?

Смеланд наклонилась поближе и заговорщически понизила голос. Слай также подалась вперед, чтобы лучше слышать собеседницу.

— До меня тут дошли слухи от ребят из „деловых“, — начала Т.С, назвав одну из наиболее известных групп декеров в Сиэтле. — Луис ведь недавно выполнял для тебя кое-какую работу, верно?

Что-то в голосе Смеланд встревожило Слай.

— Да, — медленно произнесла она.

— Это было… действительно что-то секретное? Он кому-то перешел дорогу?

Слай покачала головой.

— Всего лишь обычная кража данных, — ответила она подруге. — Надо было прихватить парочку персональных файлов.

— И больше ничего?

Слай вновь покачала головой. Почти непроизвольно ее рука похлопала по карману, где были компьютер и два кристаллоносителя. В одном из кристаллов хранились персональные данные Моргенштерн. А в другом был зашифрованный файл, переданный ей Луисом.

— Нет, больше ничего.

— Это хорошо.

— Почему? — спросила Слай. — Что происходит? — Она колебалась. — Что-нибудь случилось с Луисом?

Взгляд Смеланд скользнул по сторонам, но рядом не было никого, кто бы мог подслушать. Она наклонилась еще сильнее, и головы приятельниц уже почти соприкасались над узким столом.

— Луиса нет, — прошептала она.

— Исчез?

— Умер, — уточнила Смеланд. — И, судя по тому, что рассказывают „деловые“, умер плохо. Мне никогда не нравился этот маленький мерзавец: от его вида у меня мурашки по коже бегали. Но никому не пожелаю того, что ему пришлось испытать.

— Что случилось, Т.С.?

— Прошлой ночью какие-то люди ворвались к нему, — медленно начала Смеланд. — „Деловые декеры“ рассказывают, что обошлись с ним по-свински, крепко спрашивали — ты понимаешь, о чем я? — Смеланд грустно покачала головой. — Они подключили его кресло-каталку к электросети высокого напряжения, и замкнули на его соединительные гнезда… Мерзавцы! Садисты!.. Он очень долго умирал.

Слай закрыла глаза. Пытки… Кто-то пытал маленького Луиса, чтобы найти… что? Что им было нужно? Зашифрованный файл? Может быть. Было бы лучше, если б он успел предпринять вылазку еще для кого-нибудь, и это нежелательное внимание было бы связано со второй операцией Луиса.

— Ты действительно использовала его только для обычной кражи персональных данных? Для черновой работы? — Темные глаза Смеланд не отрываясь следили за выражением лица Слай. — Только это — и ничего больше?

— Именно так я тебе и сказала, Т.С.

Смеланд грустно усмехнулась:

— Хороший ответ! С нулевым информационным содержанием. — Она еще раз отхлебнула из стаканчика со скотчем. — Ладно, это твоя игра. А я в это дерьмо больше не лезу. — Помолчав немного, она спросила: — Ты здесь встречаешься со своим „Джонсоном“?

Слай кивнула. Неожиданно ее охватило дурное предчувствие. Она попыталась вспомнить разговор с Луисом. Что она рассказала ему о контракте? Не много, но Луис был смышленый малый и мог кое о чем догадаться сам. Значит ли это, что он все рассказал своим убийцам? Могло ли это быть причиной отсрочки встречи с „Джонсоном“?

„Параноидальные мысли, Слай, — сказала она себе. — Здесь нет никакой связи. Работая на меня, Луис, наверное, подрядился на другую вылазку“.

Смеланд внимательно наблюдала за ней.

— Знаешь, — произнесла она легко и непринужденно, — у меня здесь есть небольшое укрытие, комнатка за баром. А там разные системы слежения — камеры, микрофоны, всякая электроника. Можно подключиться и получить полную картину всего, что происходит в баре. Я тебе не показывала?

Слай не смогла не улыбнуться. „Вот для этого и нужны друзья“, — подумала она.

— Нет, — произнесла она вслух. — Но звучит заманчиво. Почему бы тебе не показать ее сейчас?

Офисом Смеланд была крошечная комната — не больше тех чуланов для метел, в которых приходилось скрываться Слай. Маленький стол, покрытый бумагой, вращающийся скрипучий стул, спинка которого могла служить орудием пыток. Стереотипное убежище хозяйки не очень преуспевающего питейного заведения. Но электронное оборудование… Это было последнее слово техники, произведение искусства! Одна из стен была сплошь покрыта видеомониторами с замкнутыми контурами, а панель управления — вообще мечта системного дизайнера. Более того, к разъему был подсоединен волоконно-оптический кабель. Слай пододвинула вращающийся стул, села за стол и вставила соединитель в гнездо, укрепленное на голове. Поток данных пошел в ее мозг.

Это было совсем не то, к чему она привыкла в Матрице, и Слай потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить принимаемую информацию. Затем все стало на свои места.

После подключения кабеля к гнезду Слай превратилась в систему слежения. Примерно дюжина камер были ее глазами, микрофоны — ее ушами, были и другие датчики, не имевшие аналогов среди человеческих органов. Она словно парила над комнатой бара, наблюдая за происходящим сквозь стеклянный потолок. Но Слай при этом могла заглянуть в каждый уголок бара, имея идеально полный обзор в триста шестьдесят градусов, как у оптического объектива типа „рыбий глаз“, только без искажений, присущих таким объективам. Простым усилием воли она могла сосредоточить внимание на чем угодно, рассматривать отдельные детали или возвращаться к полному обзору. Микрофоны принимали общий гул приглушенной беседы, но вскоре Слай научилась отфильтровывать избыточный шум и концентрироваться буквально на каждом говорящем в комнате. „Вот что значит быть вездесущим“, — усмехнувшись, подумала она.

Увидев соединитель, Слай поначалу немного занервничала.

— Эта система подключена к Матрице? — спросила она.

Смеланд понимающе улыбнулась.

— Система изолирована. Узлы доступа отсутствуют. Здесь нет льда. — Успокаивающе похлопав приятельницу по плечу, Смелавд вернулась в бар.

У Слай все еще были сомнения, но они исчезли, когда она изучила строение системы. „Здесь нет Матрицы, — сказала она себе. — Ты в безопасности“. Часы на стене за баром показывали двадцать один ноль восемь. Ее „мистер Джонсон“ опаздывал. Слай сфокусировала внимание на входной двери.

Как по сигналу, дверь распахнулась, и в проеме показалась знакомая фигура. Не „мистер Джонсон“. Кто-то другой, кого она уже давно не видела.

Эльф был высоким и стройным, с темной кожей и курчавыми, коротко стриженными черными волосами. Широкий нос был расплющен — результат встречи с многочисленными кулаками. Черные, блестящие, не упускающие ничего глаза напоминали глаза ворона.

Его уличное имя было Модал. Настоящего имени Слай никогда не знала, даже когда они были любовниками в Токио пять лет назад. Имея отменную репутацию раннера, он работал личным агентом для многих корпораций. Слай встретила Модала в элитном корпоративном баре в районе Шибуйа, странном местечке, называемом „Вомб“.

Строго говоря, они работали друг против друга в той неудачной вылазке. „Мистер Джонсон“, нанявший Слай, был исполнителем среднего уровня, представляющим „Кансей“, корпорацию, которая пыталась вести промышленный шпионаж против базирующейся в Киото многонациональной корпорации „Яматецу“. „Мистер Джонсон“ получил что хотел, но затем вдруг решил, что ему больше уже ничего не нужно. Что ему необходимо вернуть все „Яматецу“, и немедленно. (До сих пор Слай не знала точно, что произошло, она могла лишь догадываться. Наверняка возле его дома стали появляться разные темные личности, „обрабатывая“ его жену, запугивая детей. Намекали, что дела могут пойти совсем плохо, если он не вернет „Яматецу“ все — все, и немедленно.)

Тогда и потребовались услуги Слай. Во время первого рейда она работала в Матрице, а группа местных раннеров проникла в токийское отделение „Яматецу“. Затем к ней пришел „Джонсон“ и сказал, что она должна передать оптический чип и кредитную карточку — очевидно, часть отступного — представителю „Яматецу“.

„А почему это не поручили одному из раннеров, участвовавших в рейде?“ — спросила она тогда. „Да потому, что никого из них уже не осталось в живых“, — был ответ „мистера Джонсона“.

Встреча произошла в „Вомб“; „Яматецу“ представлял высокий эльф негроидного типа, разговаривавший, как это ни странно, с сильным акцентом кокни. (Тогда она решила, что он был штатным служащим „Яматецу“, а не нанятым раннером вроде нее.) Встреча прошла цивилизованно. Если в „Яматецу“ и знали об участии Слай в той вылазке, то почему-то решили, что ликвидировать ее не стоит. Все, что они хотели, — это возврат похищенного плюс солидная сумма за нанесенный ущерб. Она протянула эльфу чип и кредитную карточку и получила от него взамен расписку — все было действительно цивилизованно. Когда Слай собралась уходить, эльф настоял, чтобы она хотя бы допила свой коктейль. За этим коктейлем последовало еще несколько, и в конце концов они вместе провели эту ночь, а затем еще несколько в комнатке Модала около станции Шинъюку.

После встречи в „Вомб“ Слай решила, что пора завязывать профессиональную деятельность в Японии, и вернулась в Сиэтл. Модал оставался в Токио еще несколько лет, но в конце концов тоже вернулся домой, в городские джунгли Сиэтла. Они попытались возобновить отношения, но безуспешно. Искра погасла, и они поняли, что это был лишь случайный эпизод. Легкость, с которой они расстались, слегка расстроила Слай, но никто не испытал действительно серьезных эмоций. Не было ни слез, ни гнева, ни других страстей, обычных для окончания романа, — лишь безразличие. „Неужели это все, что осталось?“ — с грустью подумала Слай.

А потом? Конечно, время от времени они с Модалом совершали вылазки на территорию друг друга. Требовались источники информации, а теневое сообщество в Сиэтле не так уж велико. Слай знала, что как-то Модал выполнил небольшую вылазку в рамках операции, проводимой „Яматецу“ в Сиэтле, но из надежных источников ей было известно, что его постоянная связь с мегакорпорацией закончилась еще несколько лет назад.

„А сейчас он снова появился, — подумала Слай. — Я сделала вылазку против „Яматецу“, моего декера ликвидировали, и вдруг всплывает Модал. Совпадение? Совпадения действительно не исключены, но разумная тактика выживания гласит, что их всегда нужно помещать в самый конец списка возможных объяснений“. Слай сфокусировала свою электронику на темнокожем эльфе, пробиравшемся среди столиков.

Проворно обойдя подвыпившего декера, Модал подошел к бару и уселся на высокий стул. Подняв руку в знак приветствия, он обратился к Смеланд:

— Привет, Т.С! Как дела?

Смеланд улыбнулась эльфу.

„Так… значит, они знакомы, — отметила Слай. — Интересно“.

— Идут помаленьку. А что у тебя слышно?

— Да все не так уж плохо. — Он огляделся и наклонился ближе к Терезе.

Отдав мысленную команду, Слай настроила ближайший к ним микрофон.

— Ищу подружку, — произнес Модал. — Шерон Янг. Она здесь не появлялась?

В ушах Слай прозвучал ее собственный вздох — звук был более близкий, чем акустические данные, поступающие из электронных каналов. Слишком много всего для простого совпадения…

— Не заходит в бар уже несколько дней, — спокойно ответила Смеланд, не солгав ни на йоту. — Но кто знает? Если хочешь, подожди здесь, может, она и появится.

Модал небрежно пожал плечами, словно это его особо не волновало.

— Наверное, я так и сделаю, — сказал он. — Попробую убить время со старыми приятелями, они как раз здесь. — Модал улыбнулся, обнажив сверкающие белоснежные зубы. — Будь добра, Т.С, нацеди мне пинту твоего самого лучшего эля.

Тереза коротко рассмеялась.

— Фраер! — бросила она в ответ одно из самых любимых словечек Модала, которым он называл чересчур заносившихся парней.

„Итак, они хорошо знают друг друга, — отметила Слай. — Надо будет порасспросить Терезу“.

Смеланд протянула Модалу пинту эля, и тот не спеша направился к столику, за которым сидели двое незнакомых Слай орков — явно не завсегдатаев „Армадилло“. Она переключилась на ближайший к их столику микрофон.

Как раз в это время вошел ее „мистер Джонсон“. Невысокий мужчина, ростом ненамного выше гнома, в прекрасном костюме, стоимость которого не уступала цене небольшого автомобиля. Стоя в дверном проеме, он оглядывался по сторонам — безусловно, „мистер Джонсон“ искал свою подопечную.

— Черт! — выругалась Слай. Ситуация слишком запуталась. Ей не хотелось, чтобы Модал ее заметил, но она должна встретиться с „мистером Джонсоном“. Не будет встречи, не будет и гонорара. Не будет гонорара, не будет и взноса в Фонд молодых пенсионеров Шерон Янг. „Чтоб они все провалились!“ — думала Слай. — Может быть, послать сообщение Смеланд, чтобы она провела „Джонсона“ прямо сюда? Например, вывести сообщение на экран кассового аппарата за стойкой бара? Но нет, система слежения была полностью изолирована, как и говорила Смеланд. Она даже не связана с другим компьютерным оборудованием в этом здании».

Слай колебалась. «Почему? — спросила она себя. — Почему я боюсь Модала? А ведь действительно боюсь, — признала она с некоторым удивлением. — Во-первых, этот рассказ Смеланд о смерти Луиса, а потом неожиданное появление Модала, который раньше работал на „Яматецу“. Но что же все это означает? Черт, я ведь сама выполняла работу для „Яматецу“-Сиэтл». Слай вспомнила, как в прошлом году ей позвонил глава местного отделения «Яматецу», предложив контракт, связанный с необходимостью покопаться в информационном поле некоего уличного бойца, по имени Дирк Монтгомери. Но ведь каждый может работать на любого, верно?

Мысли о Модале не оставляли ее. Если бы он снова работал на «Яматецу», она бы знала об этом. В этом Слай была уверена почти на сто процентов. Сиэтл не был большим городом, и он не был целиком во власти теней. Какова вероятность того, что Модал вновь работает на «Яматецу»? Почти нулевая. А какова вероятность того, что Луиса убрали люди от «Яматецу»? Немного выше, но тоже почти нулевая. Таким образом, вероятность того, что Модал может разыскивать ее по причинам, не связанным с их прежней дружбой, равна нулю в квадрате. Быть может, ей нужно просто вернуться в бар и встретиться с «Джонсоном», наплевав на Модала? Если она будет осторожна, то он может ее и не заметить…

Движение. Быстрое движение на периферии обзора, в той части бара, на которой не было сконцентрировано ее внимание. Находясь в баре, Слай сидела бы к этому месту спиной и наверняка ничего бы не заметила. Но система слежения замечала все.

Кто-то вскочил со стула и опрокинул стол. На пол попадали рюмки с выпивкой. Вокруг раздался возмущенный рев.

Это был четвертый эльф, четвертый член группы, обсуждавшей призраков в Матрице, тот, который не проронил ни слова. Со скоростью, совершенно невозможной для обычного человека, он вскочил, и его правая рука взметнулась вверх. Эльф направил руку прямо на «мистера Джонсона», неестественно сильно загибая кисть назад. А затем из его руки вырвался сноп пламени, словно из дула автоматического оружия. Киберавтомат, имплантированный в руку.

Система слежения позволяла Слай слышать свист прошивающих бар пуль, слышать, с каким звуком они впиваются в грудь, горло и голову ее корпоративного нанимателя. Видны были разлетающиеся брызги крови и плоти, в ушах стояли булькающие звуки, вырывавшиеся из горла жертвы.

А затем — «Джонсон» еще не успел упасть — эльф сделал молниеносный бросок к двери. Перескочив через тело «мистера Джонсона», он ударом распахнул дверь и растворился в ночи.

Лишь потом были выхвачены пистолеты, вспыхнули лазерные прицелы. Но поздно, слишком поздно. Декеры в «Армадилло» были вооружены и всегда готовы постоять за себя. Хотя их реакция в Матрице была быстра, как мысль, здесь, в мире плоти и крови, они действовали гораздо медленнее. Прогремел выстрел крупнокалиберного пистолета, пуля вошла в дверь, у которой мгновение назад был эльф. Слай увидела, что стрелял Модал, который вскинул свой «арес предатор» для второго выстрела. Но его не последовало, потому что цель исчезла.

И только после этого началась общая суматоха, раздались крики ярости и вопли ужаса. Все, что можно ожидать вслед за циничным убийством.

Не торопясь, Слай отключила себя от системы слежения и откинулась на скрипучем стуле. Ее «мистер Джонсон» убит, файл Моргенштерн теперь не более чем бесполезное место на чипе. А зашифрованный файл Луиса? Может быть, он во сто крат важнее, чем она могла себе представить?

«Наверное, — подумала Слай, — самое время поговорить с Модалом».

 

ГЛАВА 4

12 ноября 2053 года, 22.37

Боль в лодыжке немного утихла — значит, это не перелом, а растяжение, правда, довольно сильное. Коршун чувствовал, как нога отекает, распирая кроссовку. Может быть, ослабить застежки, дать лодыжке распухнуть? «Нет, — решил он, — лучше этого не делать, пока боль не станет нестерпимой. Врачи обычно крепко бинтуют растянутые связки, так? Ну, так пусть кроссовка будет вместо повязки».

Однако боль все не унималась. Спасаясь от троллей, он забрался далеко от дома, и вообще, зашел черт знает куда. Теперь предстоял долгий путь назад, и, как назло, опять мимо троллей.

Коршун вздохнул. Можно было сделать крюк: пройти на восток по виадуку, обойти район Кингдом, и потом добраться до дому по задворкам Северного Барлингтона. Но это — еще несколько километров, что немало, учитывая состояние его ноги. Кроме того, такой маршрут завел бы его на территорию «головорезов», банды, с которой «первая нация» Коршуна была в состоянии войны. Если «головорезы» узнают его, то побоями не отделаешься. Они разорвут его на части и отправят домой, к «первой нации», как наглядный пример того, что бывает со сбившимися с пути.

Нет, меньшим из двух зол был, без сомнения, прямой путь, вниз, вдоль доков, и черт с ними, с троллями. Если повезет, то его преследователи и дальше будут гоняться за его тенью.

Он направился на запад по Кинг-стрит, намереваясь свернуть на юг, по Первой авеню. Обе улицы были широкие, хорошо освещенные, и там вряд ли можно нарваться на серьезные неприятности.

Конечно, там его легче заметить. Тролли редко забредали так далеко на север, на Кинг-стрит, а вот участок Первой авеню проходил через самый центр их территории. Стоит ли идти под ярким светом уличных фонарей? Полнейший идиотизм. Но была еще улочка — еще одна чертова улочка — слева от авеню, которая вела на юг. Узкая и темная, как нора, она выглядела еще опасней открытых улиц. «Но в ней спасение, — подумалось Коршуну. — Внешний вид обманчив». И он свернул в темноту.

Несколько секунд его глаза, привыкшие к яркому свету уличных фонарей, ничего не различали. Сделав несколько осторожных шагов, он неожиданно наткнулся на что-то правой ногой. Раздался стон.

— Ой! — невольно вскрикнул Коршун. Донесшегося из темноты ворчания было достаточно, чтобы душа у него ушла в пятки. Он отступил на шаг.

Глаза понемногу привыкли к темноте. Коршун различал смутные очертания чьей-то фигуры. Человек сидел на земле, прислонившись спиной к стене. Об одну из его вытянутых ног и споткнулся Коршун.

— Под ноги смотри! — снова послышался голос, глубокий, звучный. Но в нем чувствовалась усталость. Человек передвинулся и подтянул под себя ноги, вставая.

Коршун отступил на шаг и оценил его внушительный рост и богатырское сложение.

— Простите, — поспешно начал он. — Если это ваша земля, то, пожалуйста, извините меня. Я…

Незнакомец оборвал его:

— Я не бандит. Может человек посидеть и отдохнуть так, чтобы его не назвали бандитом?

Теперь Коршун смог рассмотреть его как следует. Высокий, почти в два метра ростом, почти на две головы выше его самого, незнакомец был хорошо сложен. Не толстый, но крепкий и мускулистый. Длинные темные волосы собраны сзади в хвост. Выступающие скулы, орлиный нос, глубоко посаженные черные глаза. Кожа его, видимо, была немного темнее, чем у Коршуна, но сейчас незнакомец был очень бледен. Индеец? Видимо, да.

Одежда на нем, как показалось Коршуну, была рабочая — облегающий комбинезон, какой всегда носят раннеры и уличные бойцы, отправляясь на свои вылазки.

— Простите. — Коршун отступил еще на шаг.

— Ладно, забудем! — Голос незнакомца прозвучал еще более устало, и он снова прислонился к стене.

Правой рукой он ощупал ребра. На пальцах заблестела какая-то влага.

— Вот дрянь, — пробормотал незнакомец. — Рана снова открылась. У тебя случайно нет с собой пластыря? — Он засмеялся. — Думаю, нет.

К своему удивлению, Коршун заметил, что ему уже не так страшно. Человек, который оказался не бандитом и не троллем, был достаточно крепок, чтобы внушать страх, а что-то в его облике заставляло ощущать смертельную опасность. Но видно было, что этот человек не станет поднимать шум из-за мелочей. Не то что, например, тролли. Им только дай повод, и тебя уже ничто не спасет.

— Что случилось? — спросил Коршун.

Индеец мрачно усмехнулся:

— Не успел увернуться. А пуля всегда найдет свою цель.

Коршун смотрел на него все с большим уважением. Однажды он видел человека, получившего пулю, — члена «первой нации», которому прострелил ногу во время войны между бандами один из «головорезов». Простая царапина, не больше, но шок надолго вывел парня из строя. Он только и мог, что лежать и тупо смотреть на кровь, просачивающуюся сквозь джинсы. А этот человек получил пулю в ребра, рана, судя по крови на пальцах, серьезная, — а держится молодцом. Конечно, выглядит уставшим — наверное, от потери крови, но все же способен подшучивать над собой.

— Вы… Может быть, я вам помогу? — осторожно спросил Коршун.

— Ты? — засмеялся индеец.

Коршун расправил плечи.

— Да, конечно. А почему бы и нет?

— Почему нет? — Человек устало усмехнулся. — Не утруждай себя, приятель! Я сам о себе позабочусь. Но… спасибо на добром слове. — Он указал рукой в направлении улочки, по которой шел Коршун. — Ты куда-то торопишься?

Коршун поколебался, потом кивнул:

— Да. Да, я…

Гортанный вопль оборвал его на полуслове.

— Вот он! — громко завопил кто-то. — Я же говорил, что видел его!

Коршун в ужасе обернулся. В конце улицы в свете фонарей вырисовывались четыре силуэта. Гигантские асимметричные фигуры. Коршун не мог в темноте различить цвета их курток, но был уверен: они одеты в серое с белым.

Четверо троллей подошли ближе.

— Ну и намотались мы с тобой, детка! — прорычал один. — Гляжу — хромает по улице. Ничего, от нас далеко не ухромаешь.

Сначала Коршун решил бежать, но быстро понял, что тролль прав. Его лодыжка ни к черту не годилась. Его поймают прежде, чем он пробежит дюжину метров. Он растерянно огляделся кругом в поисках хоть какого-нибудь оружия.

Индеец встал между троллями и юношей.

— Оставьте его, — спокойно сказал он. — Он под моей защитой.

Коршун увидел, как глаза у троих троллей удивленно расширились. Невозмутимые, размеренные движения незнакомца таили угрозу — смертельную, неумолимую.

Но вожак троллей не обратил на это внимания. А если и обратил, то не показал виду.

— Отвали, ублюдок! — рявкнул он и протянул руку, которая была толще, чем нога у Коршуна. — Тролль явно собирался убрать незнакомца с дороги. Каким бы сильным ни был индеец, тролль первым же ударом отшвырнул бы его к стене.

Но индеец вовсе не собирался подставлять грудь под удар. В последний момент он увернулся, схватил тролля обеими руками за запястье и рванул на себя. Тот, потеряв равновесие, покачнулся. Не давая ему опомниться, индеец развернулся к троллю спиной, крепко зажав его мощную лапу. Перехватив руку тролля поудобнее, он резко вывернул ее.

Ужасающий треск ломающейся кости разорвал тишину улицы, словно выстрел. Тролль взвыл от боли, но ненадолго. Индеец выпустил сломанную лапу и с полуразворота ударил вожака троллей в подбородок. Рот тролля с лязгом захлопнулся, глаза закатились, и он бесформенной грудой рухнул на землю.

Двое из трех оставшихся троллей с рычанием прыгнули на индейца. Третий, пониже, отпрянул назад и наблюдал за начавшейся дракой выпученными от удивления и страха глазами.

Два огромных тролля одновременно обрушились на незнакомца, словно сплошная стена живого мяса, способная сбить с ног кого угодно. Хуже того, Коршун заметил блеск стали в кулаке одного из них. Нож? Похоже. Будь у них пистолеты, они не полезли бы в драку. Индеец исчез под навалившимися на него троллями. «Это конец», — подумал Коршун.

Но он ошибся. Один из троллей издал такой душераздирающий вопль, что Коршун даже невольно посочувствовал. Что-то сверкнуло в воздухе и упало у его ног. Это был нож тролля.

Один из троллей лежал без движения. Другой пытался достать своими кулачищами голову противника, но удары не достигали цели. Глубоким нырком индеец увернулся от удара, подождал, пока тролль по инерции пролетит вперед и подставит бок, и нанес троллю два мощных коротких удара по почкам. Тролль согнулся в три погибели.

Подскочив, индеец сбил тролля с ног подсечкой. Когда тот падал, индеец всей тяжестью обрушился на массивное тело врага, ускоряя его падение. Первой грохнулась о землю голова тролля. Раздался страшный треск, тролль конвульсивно дернулся и затих.

Вдруг на плече индейца появилось крошечное рубиново-красное пятнышко и поползло к его голове. Коршун обернулся.

Единственный оставшийся в живых тролль стоял в начале аллеи, держа в своих огромных лапах небольшой пистолет с включенным лазерным прицелом, и Коршун видел, как палец тролля нажимает на спуск.

Коршун нагнулся, схватил лежавший у его ног нож, и отчаянно метнул его снизу вверх.

Должно быть, тролль заметил нож краем глаза. Спуская курок, он дернулся, пытаясь увернуться. Раздался выстрел, и тут же нож ударил тролля в голову. Для хорошего метальщика бросок был никудышный: удар пришелся рукояткой, а лезвие только оцарапало троллю подбородок, но, учитывая ситуацию, это было совсем неплохо.

Но все же недостаточно. Рыча от злости, тролль вскинул пистолет и еще раз нажал на спуск.

И, как по волшебству, рукоятка у ножа будто выросла из горла тролля. Он захлебнулся кровью, повалился на спину, отчаянно дернулся и затих.

Индеец все еще лежал на теле мертвого противника. Левая рука, которой он бросил нож, была вытянута по направлению к мертвому стрелку. Это был бросок снизу, такой же, какой пытался сделать Коршун, а ведь лежа выполнить его еще труднее. Как бы то ни было, исполнение было безупречным.

Индеец медленно поднялся, застонав от напряжения. Коршун заметил, что правая рука силача безжизненно свисает. Коршун понял: пуля тролля задела нервный узел. Кровь из раны стекала по руке, капая с пальцев на землю.

— Чертовы паскуды! — скрипнул зубами индеец. — Вторая за день! — Он поднял усталые, затуманенные болью глаза на Коршуна. — Твое предложение остается в силе? — спросил он. — Имеешь какое-нибудь понятие о первой помощи?

Коршун искоса глянул на рану индейца, разорвал на бинты свою рубашку, и серая ткань сразу окрасилась в темный цвет. По крайней мере, он остановил кровотечение — в этом он был уверен. Иначе бы индеец уже умер.

Он молча шел рядом с индейцем, готовый в любой момент его поддержать. Но его спутник был способен идти самостоятельно, хоть шел и медленно. Коршун вновь поразился тому, сколько ран и увечий досталось этому огромному телу. Незнакомец сидел не шевелясь, пока Коршун перевязывал его новую рану, но, как только затянул последний узел, индеец подобрал пистолет тролля, проверил его исправность и спрятал вместе со своим ножом в карман комбинезона. Он поднялся, и Коршун стал упрашивать, чтобы они пошли вместе. Индеец протестовал, но не слишком рьяно. Так они прошагали кварталов пять среди трущоб, по направлению к деловой части города.

— Меня зовут Деннис Корн, — сказал юноша, чтобы прервать затянувшееся молчание. — Приятели называют меня запросто — Коршун.

Индеец взглянул на него сверху вниз и после короткой паузы произнес:

— Джон — Ночной Шатун. Обычно меня зовут Ночным Бродягой.

Коршун намеревался обменяться рукопожатием, но Ночной Бродяга не сделал никакого встречного движения.

— Из какого ты племени? — спросил юноша.

— Племени? Ни из какого.

Коршун удивленно глянул на спутника. Разве он не индеец? Тогда кто же?

Ночной Бродяга не смотрел на него, но ответил так, словно прочитал мысли юноши.

— Да, я коренной индеец. Но не принадлежу ни к какому племени. — Продолжая смотреть вперед, он улыбнулся. — А из какого племени ты?

— Сиу, — ответил Коршун, а затем, понизив голос, уточнил: — Моя мать была из племени сиу.

— Многие племена ведут свою родословную по материнской линии, — сказал Ночной Бродяга. — Итак, Коршун — это твое племенное имя, тебе его дали вожди?

— Нет, — медленно ответил юноша.

— Ты был официально признан вождем сиу или каким-нибудь из отрядов сиу?

— Нет.

— Ну так, строго говоря, у тебя нет племени, — сказал Ночной Бродяга. — Как и у меня. Верно?

Последовала долгая пауза, прежде чем Коршун решился ответить.

— Да, — процедил он сквозь зубы, но затем с жаром добавил: — Но у меня оно будет.

— В Сиэтле нет вождей сиу, приятель.

— Я собираюсь отправиться в земли сиу.

После этих слов Ночной Бродяга наконец-то посмотрел на него и поднял бровь.

— Да? И когда?

Коршун сжал зубы, мысленно произнося молитву.

— Когда буду готов, — поколебавшись, ответил он.

— Да? — повторил Ночной Бродяга. — Тебя что-то удерживает? Семья, наверное? Или твоя банда?

Коршуну захотелось послать индейца подальше, но он не смог этого сделать. Было что-то притягательное в этом верзиле, какое-то странное обаяние.

— Поиск озарения, — пробормотал он.

— Что?..

— Поиск озарения! — почти закричал Коршун. Он посмотрел в лицо Ночному Бродяге, полагая, что тот над ним смеется.

Но взгляд Ночного Бродяги был невозмутимо спокоен. Он снова поднял бровь.

— Расскажи мне о своем поиске, — тихо сказал он.

Коршун хмыкнул. «Ты знаешь, о чем я говорю», — подумал он, но вслух этого не произнес. Он начал рассказывать о том, что узнал из книги Лэнгланд.

Наконец Коршун умолк. Ночной Бродяга, по-видимому, обдумывал его слова.

— Так, значит, когда духи призовут тебя, ты уйдешь, — сказал он. — Тогда и только тогда. — Индеец покачал головой. — Вряд ли в это можно поверить.

Он быстро поднял руку, упреждая возражение Коршуна.

— Я не говорю, что ты лжешь, — объяснил он. — Я просто не сторонник этой философии. Я полагаю, твоя судьба принадлежит только тебе, ответственность за свою жизнь несешь ты сам. И с моей точки зрения, только глупец может перекладывать эту ответственность на кого-то другого, пусть даже это будут духи.

Он еще раз покачал головой.

— Но черт меня побери! — Он неожиданно ухмыльнулся. — Я вовсе не плюю на чужую религию или философию. Это вредно для здоровья, и — кто знает? — может быть, люди и правы. Будь сильным, Коршун, и надеюсь, ты услышишь песню тотемов.

Несколько минут они шли молча. Коршун искоса поглядывал на верзилу индейца. Хоть тот и не жаловался, было видно, что Ночному Бродяге очень больно. И что хуже всего, он был сильно ослаблен потерей крови из двух пулевых ран. Лицо его побледнело, кожа на скулах натянулась. Запавшие глаза лихорадочно блестели. Хоть он и не замедлял движения, но уже не шел, а едва волочил непослушные ноги. Коршун видел, что его спутнику все труднее заставлять себя двигаться.

— Куда мы идем? — спросил он наконец.

Ночной Бродяга ответил не сразу. Он слегка потряс головой, словно стряхивая пелену овладевающего им сна, и с изможденной улыбкой повернулся к Коршуну.

— Мы? — спросил он. — Я собираюсь встретиться со своими товарищами. А ты возвращаешься туда, откуда пришел.

Коршун решительно покачал головой:

— Я тебе нужен.

Ночной Бродяга рассмеялся:

— Ты себе льстишь! Ты и впрямь проворно обращаешься с ножом и неплохо перевязываешь раны. Но это не значит, что ты можешь играть с нами в одной команде. Может, лет через десять, но не сейчас.

— Вы — это раннеры?

Верзила индеец вновь посмотрел на него — на этот раз оценивающе. Было видно, что он принимает решение.

— Да, — произнес он.

— Что у вас произошло?

Ночной Бродяга на мгновение задумался, затем пожал плечами.

— Думаю, ничего не случится, если я тебе расскажу, — ответил он наконец. — Да собственно, и рассказывать особо нечего. Вылазка была неудачной. Мы ждали, пока одна из наших команд закончит свою часть работы, но… — Он снова пожал плечами. — Они так и не вернулись, видно, такова судьба. А потом другая команда напала на нас. Другая теневая команда. Корпорация, против которой мы совершали вылазку, сама наняла раннеров для охраны. Такого мы никак не ждали, хотя это было весьма разумно. Послать вора поймать вора.

Голос его стал едва слышен, а лицо — безжизненно, словно маска. Какое-то время он шел, как лунатик, — тело продолжало двигаться, хотя сознание уже покидало его.

— Так что же случилось? — настаивал Коршун. Ночной Бродяга вскинул голову, словно его неожиданно разбудили.

— Я вырубаюсь, — сказал он спокойно. — Потеря крови, болевой шок. Ты уж лучше не давай мне молчать.

— Так что же случилось? — снова спросил Коршун.

— Нам крепко досталось, — бесстрастно продолжал Ночной Бродяга. — Там были я и… мой друг и остальные ребята из моей команды. И еще шестеро.

Он посмотрел на Коршуна, его губы искривила мрачная ухмылка.

— Настоящие индейцы, вам бы нашлось о чем поговорить. — Улыбка на его губах потухла. — Это была их вылазка. Меня они взяли как координатора, потому что я неплохо знаю городские джунгли. Парни хороши, но только когда действуют мелкими группами. Я был нужен для координации действий. В случае провала Марей, мой друг, и остальные из моей команды должны были изображать простых воров.

Рассказывая, индеец отрешенно смотрел вдаль. Коршун знал, что он не вспоминает, а словно воспроизводит события на трехмерном воображаемом экране.

— Они прикончили Марси, — спокойно продолжал индеец. — Пуля со смещенным центром тяжести: она вошла в верхнюю губу и разворотила весь затылок. Дюжине остальных, думаю, досталось не меньше. — Он покачал головой. — А может, я ошибаюсь, может, их просто ранили. Но как бы там ни было, команду рассеяли, и нам пришлось разбегаться, иначе перестреляли бы всех до одного.

— Тогда тебя и ранили?

Ночной Бродяга кивнул.

— Думаю, да. Я в тот момент ничего не почувствовал. Иногда так бывает. Лишь позже я ощутил, как онемел бок. — Он посмотрел на Коршуна сверху вниз. — С пулевыми ранениями часто так: немеет, деревенеет, а болеть начинает потом.

— И что ты собираешься сейчас делать?

— Есть план на случай непредвиденных обстоятельств, — медленно произнес Ночной Бродяга, — явки, время встречи, инструкции. Перегруппируемся и посмотрим, что можно предпринять, чтобы спасти вылазку.

— Так ты сейчас туда и идешь?

— Угу, — едва слышно ответил Ночной Бродяга.

Коршун вдруг с тревогой посмотрел на своего спутника. Голос верзилы раннера звучал тихо и безжизненно, слова он выговаривал с большим трудом.

— Ты в порядке? — настороженно спросил он. Ночной Бродяга ответил не сразу. Все, что он смог, — это выдавить: — М-м?

Коршун остановился. Его худшие опасения подтверждались. Индеец сделал еще несколько шагов и лишь тогда, сообразив, о чем его спрашивают, тоже остановился.

— Ты в порядке? — повторил Коршун. Еще одна пауза.

— Нет, — медленно произнес Ночной Бродяга. Он потряс головой, словно пытаясь прийти в себя. — Нет, — повторил он, на этот раз более отчетливо. — Черт, я вырубаюсь…

— Где у вас место встречи?

— В парке «Денни». Это далеко отсюда?

Коршун посмотрел по сторонам. Они находились на перекрестке Шестой улицы и Пайн-авеню.

— Где-то с километр, может, и больше.

— Черт! — Ночной Бродяга откашлялся и сплюнул на землю.

Коршун заметил, что слюна у него на губах потемнела от крови. Верзила прислонился к стене и закрыл глаза — потеря крови и боль вконец измотали его. Но потом Ночной Бродяга пересилил себя и в упор посмотрел на юношу.

— Недавно ты сказал мы, — начал он тихо. — Мы. Ты все еще хочешь мне помочь?

Если Коршун и колебался, то лишь мгновение.

— Да. — Он старался говорить спокойно, не выдавая своего волнения. — Да, я хочу помочь. Что нужно делать?

Раннер улыбнулся.

— Проводи меня на встречу, — сказал он. — Я решил идти туда, и там будет непросто — понимаешь, о чем я? Хочу, чтобы ты прикрыл меня. Будешь у меня за спиной, тебе понятно?

— Ты не доверяешь своим партнерам?

Ночной Бродяга коротко рассмеялся и тут же мучительно закашлял. Он снова сплюнул и вытер с подбородка окровавленную слюну.

— У раннеров не принято доверять друг другу, приятель. А сейчас самое время купить тебе пистолет.

…Коршун держал пистолет, прикидывая его вес. Оружие было тяжелее, чем он ожидал, от него веяло холодом и смертью. «Фичетти секьюрити-500» — так назвал его торговец оружием. Это была легкая модель очень малого калибра — почти карманный пистолет. Но в небольшой руке юноши он выглядел внушительно.

Раньше Коршун никогда не покупал пистолетов. Говоря по правде, настоящих пистолетов ему не приходилось держать в руках. Как и большинство парней «первой нации», он купил себе «специальную модель для субботнего вечера», самодельную однозарядную «пушку», и выложил за нее двадцатку какому-то бармену. Но опять же, как почти все его друзья из «первой нации», Коршун никогда не пускал ее в ход, да и не собирался. «Пушка» на ремне нужна была для того, чтобы походить на отчаянного парня. Коршун знал, что лишь у немногих главарей банд были настоящие пистолеты; один из них даже ранил в ногу парня из конкурирующей группировки. Для остальных же пистолет был скорее просто атрибутом, как куртка, окрашенная в цвета банды, а не инструментом, который можно использовать по назначению.

Торговец оружием поначалу лишь улыбнулся, когда Коршун обратился к нему. Но после того как юноша показал кредитку с сертификатом, которую дал ему Ночной Бродяга, торговец очень быстро посерьезнел. Он прикинул размер ладони Коршуна и предложил ему легкую модель.

— Невелика пушка, — пробурчал торговец, — но тебе будет в самый раз.

Пистолет стоил 425 нуен, которые Коршун отдал, даже не попытавшись сбить цену. Не было времени. Он понял, что переплатил, когда торговец вставил в пистолет дополнительную обойму.

Коршун протянул пистолет Ночному Бродяге. Индеец выглядел совсем паршиво: бледное желтоватое лицо, красные запавшие глаза, лоб, покрытый капельками пота. Он сидел на мостовой, прислонившись спиной к стене здания, и напоминал полудохлого быка, недобитого на бойне. Казалось, он даже не пошевелился с тех пор, как Коршун оставил его, отправившись в оружейную лавку.

— Ну что, купил себе игрушку? — И улыбка, и голос Ночного Бродяги свидетельствовали о крайнем истощении всех жизненных сил.

— Я и тебе кое-что купил, — сказал Коршун. — Держи.

Он бросил небольшой пакет на колени Ночному Бродяге.

Непослушными пальцами индеец открыл пакет и достал маленький круглый пластырь, упакованный в пластиковый мешочек. Затем он вытряхнул на ладонь остальное содержимое пакета: три маленькие восьмиугольные пилюли тревожного ярко-красного цвета. Он взглянул на Коршуна и спросил:

— Бактерицидный пластырь?

Коршун кивнул:

— И эти, метасы, метам… не помню, как их…

— Метамфетамины, — закончил Ночной Бродяга. — Друзья раннера.

— Торговец оружием сказал, что они поставят тебя на ноги.

— Поставят на ноги? — хмыкнул Ночной Бродяга. — Да-а, поставят на ноги, уберут боль, сделают меня целым и невредимым… или, по крайней мере, мне так будет казаться. А когда их действие закончится, меня ждет пробуждение, причем такое, что врагу не пожелаешь.

Коршун отвел взгляд в сторону:

— Я думал, они помогут.

— Помогут, — подтвердил Ночной Бродяга. — Ты все сделал правильно. Если я их приму, то завтра возненавижу жизнь. Но если я их не приму, завтра для меня не наступит. — Он ухмыльнулся. — Я вижу, стакан воды ты мне забыл принести?

Коршун подумал, что вид у Ночного Бродяги по-прежнему дерьмовый, но уже по крайней мере не казалось, что он может в любой момент загнуться. Юноша наклеил пластырь на безобразную рваную рану на боку индейца — рана выглядела еще хуже, чем Коршун мог предположить. А затем Ночной Бродяга проглотил пилюли, мучительно кашляя, когда они застревали в его глотке.

Коршун с интересом наблюдал за его реакцией. Действительно ли метамфетамины так всесильны, как рассказывал Ночной Бродяга? Долго ждать не пришлось. Кровь побежала по жилам индейца, возвращая на лицо румянец. Подернутые пеленой глаза прояснились. Постанывая от боли, он встал на ноги. «Вид у него все еще паршивый, — подумал Коршун, — но, по крайней мере, он не выглядит полутрупом».

Ночной Бродяга осторожно потянулся, проверяя подвижность своего тела. Он наклонился и зашипел от боли — этим движением он растревожил рану на боку.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил Коршун.

— Как и следовало ожидать, неплохо, — ответил Ночной Бродяга. — В общем, паршиво, но выбирать не приходится. Что бы мне действительно сейчас не повредило, так это немного магии. Ты, случайно, не шаман? Думаю, что нет. — Он медленно согнул ногу в колене. — Отлично, я могу двигаться. Не так быстро, но все-таки.

Он улыбнулся Коршуну и похлопал его по плечу:

— Ну что, ведешь меня?

 

ГЛАВА 5

12 ноября 2053 года, 23.43

Что же все-таки в лифтах и подъемниках такое, что тянет человека опорожниться? Слай размышляла об этом, стараясь не вдыхать насыщенный миазмами воздух. «И женщины туда же!» — подумала она, вспоминая потрепанную грудастую даму, присевшую на корточки прямо на открытой платформе монорельсовой дороги. Иногда она задумывалась: а не было ли это тем же инстинктом, который заставляет волков и собак метить принадлежащий им участок? Слай представила уличных гопников, заполняющих животы водой перед ночным рейдом по своей территории, и усмехнулась, отгоняя возникшую в голове картину. Пришло время сосредоточиться на работе.

Слай находилась у северного конца виадука, близ пирса номер 70, напротив отеля «Эйнджуотер». Необычная часть города, парадоксальная. Город, больной шизофренией. На западной стороне улицы расположены ослепительные гостиницы, подобные «Эйнджуотер», дорогие рестораны, готовые обслужить богатого посетителя, лавочки для туристов, где торговали сувенирами и подлинными художественными произведениями индейцев, сделанными на токарных станках с компьютерным управлением. Яркое освещение. Роскошные автомобили, до зеркального блеска надраенные слугами, которые были заодно и охранниками.

А на восточной стороне…

Сумеречная, мрачная помойка. Ржавые железнодорожные рельсы, пустующие склады. Обгорелые или раскуроченные корпуса автомобилей. Зловонные свалки. И крысы — и двуногие, и четвероногие. Столь близкое соседство зоны туризма и реалий урбанизации шокировало Слай.

Она притаилась у железобетонной стены склада, в тени, возле двери. Неиспользуемое бесхозное помещение было, вероятно, приговорено к сносу архитекторами города. Дверной проем, укрывший Слай, был опечатан, но кое-где пластиковое покрытие сорвали. Наверное, какой-то предприимчивый бродяга утащил его для своей жалкой лачуги на южной окраине доков. Стены были вольно расписаны краской из аэрозольного баллончика, а на двери позади нее была выведена надпись: «Не входить — умрешь!» Но, судя по мусору и разбросанным вокруг пустым ампулам, немногие принимали эту угрозу всерьез.

Слай бросила взгляд на часы. Без четверти полночь. Значит, она здесь уже чуть ли не целый час. Похолодало, моросил дождь. Слай пробирала дрожь. Сколько еще ждать?

Как только суматоха в «Армадилло» стихла, она выскользнула наружу через заднюю дверь и принялась выслеживать Модала. Не слишком сложная работа для человека с такими связями, как у нее. Достаточно пустить слух, сообщить номер своей телефонной ячейки (по правде говоря, ее телефон в настоящее время был переключен на «прием») и ждать ответа. Опросив нескольких прохожих, случайно оказавшихся возле заведения Смеланд, она выяснила, что черный эльф с большим дурацким пистолетом уехал на огромном черном мотоцикле. Модал обожал мотоциклы. Всегда у него была эта типичная мужская черта — идти в работе на реальный риск, и Слай часто бранила его за это. Сейчас, конечно, она была счастлива, что он оказался мужчиной с постоянными привычками, — это значительно облегчало ее работу.

Она не ожидала немедленного результата. Обычно требовались часы и дни, чтобы вытянуть из ее информационной сети действительно ценные данные. Первый звонок пришел менее чем через час, и нужно было сразу же выезжать на место. Кто-то опознал Модала среди посетителей «Камикадзе Сухи», на старом паромном причале.

Слай знала «Камикадзе Сухи», как-то заглядывала туда. Занятный маленький ресторан, известный своими ночными вечеринками (с возведенным в ранг закона вульгарно-вызывающим поведением посетителей) и еще одной особенностью — классической рок-музыкой, которую гоняли на одуряющей громкости. Старый стиль — «Роллинг Стоунз», «Дорз», «Дженезис», «Йес», — группы, которые были на вершине популярности полстолетия назад. Хозяином «Камикадзе Сухи» был японец — крупный малый, называвший себя «Тигром», и когда он работал за стойкой бара, то служил главной достопримечательностью своего заведения. Мгновенная реакция делала Тигра самым быстрым барменом, а его обыкновение задирать завсегдатаев питейного заведения — даже троллей, которые были потяжелей его на полсотни килограммов — говорило о большой сноровке. Из-за маленьких инцидентов, возникавших время от времени, четыре пальца на его левой руке и два на правой были заменены кибернетическими протезами. (Ходила молва, утверждавшая, что как-то он обрезал свой половой член и подал его перепившему завсегдатаю с рисом, хорошо приправив все острым соусом… По слухам, тот проворно все это съел.) Казалось, нет ничего, что могло бы утихомирить Тигра.

Слай добиралась до ресторана добрых полчаса, терзаясь мыслью, что за это время Модал может уйти. Но нет, когда она заняла позицию напротив «Камикадзе Сухи», его мотоцикл был все еще припаркован перед зданием. Весь прошедший час она не отводила взгляда от двери, ожидая появления эльфа. Слушая музыку, доносившуюся из ресторана, она мечтала согреться крошечной чашечкой горячего саке, что было, конечно, невозможно. Главная цель предприятия — перехватить Модала, переправить его в какое-нибудь тихое место и задать несколько вопросов. Ее вдруг снова затрясло, но не от холода. Слай воочию, словно наяву увидела маленького Луиса, которого пытали, о чем-то выспрашивая. С усилием она отогнала это видение.

Она терпеливо ждала. Ей необходимо было узнать, на что способен Модал, выяснить, что ему известно о «Яматецу» и об убийстве ее «мистера Джонсона», спросить, почему он пытался найти ее. Если он работал на другую сторону — при всей своей самонадеянности она пока не параноик и может предположить худшее, — это грозило гибелью. Модал быстр и опасен; она в этом убедилась несколько часов назад. Но Слай справедливо полагала, что, используя элемент неожиданности, она сможет застать его врасплох. Но этого мало. Ей необходимо получить его живым, невредимым и способным отвечать на вопросы. И пока не выяснится, что Модал не имел какой-то тайной цели, разыскивая ее, она постарается не задевать его гордость и не взбесить его настолько, чтобы он отказался поделиться нужными ей секретами. Слай вздохнула. Никто не говорил, что это будет легко. Выходи, Модал. Поторопись…

Мысли прозвучали, как заклинание. В дверях ресторана возник знакомый силуэт в синем кожаном пиджаке. Модал на минуту задержался, явно для того, чтобы холодный ночной воздух выветрил туман винных паров и табачного дыма из легких. Затем эльф направился к мотоциклу, перекинул длинную ногу через раму и уселся на седло.

Слай затаила дыхание. Следующий момент должен стать решающим. Эльф упорно следовал привычкам — он слишком сильно любил свой большой мотоцикл. Будет ли он и в остальном столь же последователен?

Да! Вместо того чтобы просто завести мотоцикл и уехать, он глубоко запустил руки в карманы, разыскивая что-то. Слай знала, что он искал, — маленький компьютерный модуль, который контролировал сложный механизм мотоцикла. Предпочитая не зависеть от сигнализации и других противоугонных устройств, Модал переделал контрольную панель: компьютерный модуль устанавливался в кассетоприемник, как в автомобильных стереосистемах. Всякий раз, паркуя мотоцикл, он вынимал модуль и совал его в карман. Без него мотоцикл был инертен, мертв. Вор не смог бы даже включить зажигание. Чтобы вынуть и вставить компьютерный модуль, требовалось несколько секунд, — секунд, которые в острой ситуации проводят черту между жизнью и смертью, но для Модала риск стоил сохранности его любимого мотоцикла.

Итак, у нее было несколько драгоценных секунд, пока эльф возвращал своего железного коня к жизни. «Ну, пора! — подумала Слай. — Помоги мне Бог!..»

Повернув голову и не спуская глаз с Модала, она бросилась из своего укрытия и быстро перебежала улицу. Слай была за спиной Модала, вне поля его зрения… или, по крайней мере, надеялась на это. Этот бросок, вероятно, был самым рискованным. Если Модал поймает краем глаза даже тень движения, если успеет повернуться, то рефлекторно выхватит из кобуры пистолет, и заряд настигнет ее еще до того, как он узнает, в кого стрелял.

Но ей снова сопутствовала удача. За время, которое потребовалось, чтобы достигнуть другой стороны улицы, эльф извлек компьютерный модуль из кармана и неуверенно водил им, пытаясь нащупать гнездо. Пьян? Это ее удивило. Возможно, он провел в заведении Тигра намного больше, чем час. И если Модал был дружен с хозяином, то не обошлось без нескольких лишних порций выпивки. Она хорошо знала: от спиртного эльф отказывался редко.

Она сбавила темп со смертельно опасного спринта на более естественный быстрый шаг. Тяжелый револьвер с укороченным стволом успокаивающе распирал карман ее куртки. Слай положила ладонь на рукоятку и почувствовала себя почти в безопасности.

Она почти дошла до цели. Эльф не оглянулся, не заметил ее. Он все еще ковырялся с модулем, бормоча обычные проклятия и сопровождая их вздохами. Пять метров, три…

Слай оставался всего шаг, когда Модал инстинктивно обернулся, и по тому, как распахнулись его темные глаза, Слай поняла: он узнал ее. Его рука скользнула под куртку, но слишком поздно: Слай уже сделала выпад, схватила Модала левой рукой за плечо и уперлась стволом пистолета в его правую почку.

— Нет! — громко шепнула она ему в ухо.

Его рука застыла в нескольких сантиметрах от оружия. В какой-то момент она почувствовала, как напряглись мускулы под ее ладонью, как будто он на что-то решался. Затем Модал со вздохом расслабился. Он просто не успеет достать пистолет — Модал это понял и примирился с обстоятельствами.

Слай тоже позволила себе мгновение отдыха. Она очень боялась, что кровь ударит ему в голову и Модал инстинктивно бросится на нее. Он не должен делать этого. Потому что тогда ей придется всадить пулю ему в позвоночник, даже если эльф и не хотел ее смерти. Возникнет и другая проблема: выбраться из хорошо охраняемого района убийце с кровью жертвы на одежде — не самая приятная перспектива. Еще меньше ее привлекала сама идея убить человека, который когда-то был ей больше, чем другом… Но не было времени об этом размышлять.

Модал снова вздохнул.

— Лицо из прошлого, — сказал он мягко, спокойно. — Что бы это значило, Шерон Луиза?

Это было для нее сюрпризом, и — о ужас! — Слай ощутила что-то вроде нежности, услыхав голос Модала. Шерон Луиза… Ее настоящее имя вернуло ее в прошлое, в Токио. Это было еще до того, как она получила уличное прозвище Слай. Только Шерон. Но однажды Модал узнал ее второе имя и с тех пор так ее и называл. Шерон Луиза… Он был единственный, кто звал ее так. Даже сейчас это имя вызвало воспоминания прошлого — его мягкий голос в темноте, ощущение его тела, снова принадлежащего ей…

— Слай, — резко бросила она, борясь с желанием подкрепить свои слова, вдавив ствол пистолета в его тело.

Он пожал плечами с видимым безразличием.

— Пусть будет Слай, — ответил он. — Сойдет на время, напарник.

Слай раздраженно тряхнула головой, больше для себя, чем для него.

— Нам придется прогуляться, — сказала она.

Некоторое время он хранил молчание.

— Если ты пришла, чтобы прикончить меня, — сказал он наконец, — делай это сейчас, и довольно болтовни.

Эти слова потрясли ее. Не сами слова, не смысл, — идея была не чужда ей. Вероятно, на его месте Слай поступила бы так же. Она представила себе, что ее должны прикончить — худшей пытки невозможно вообразить, медленная прогулка через дорогу в тень склада, и потом, только потом, пуля в голову или в горло. Нет, это не те слова, которые Слай хотела бы от него услышать.

Но тон его голоса, умиротворяющий, спокойный, почти безмятежный… И то, как расслабились его плечи под ее ладонью… Он обсуждал свою смерть, как будто не видел существенных различий между тем, что погибнет, и тем, куда они пойдут выпить и где уснут: на его кровати или на ее. И это равнодушие было таким глубоким, что Слай испугалась. Но тут же разозлилась на себя.

— Твой пистолет, — сказала она решительно.

Эльф колебался несколько секунд, и она поняла: он взвешивал свои шансы.

— Если ты этого хочешь. — Левая рука Модала, которой, как она знала, он действовал так же ловко, как правой, скользнула под пиджак. Модал извлек пистолет из кобуры, удерживая рукоять двумя пальцами.

Она взяла оружие левой рукой и быстро спрятала под одеждой. Потом шагнула назад, отступив примерно на метр. Она знала, что у Модала были тренированные рефлексы, но ей было не известно, не появилось ли у него какое-либо кибернетическое оружие, имплантированное в тело. Осторожность не помешает — ведь прошло несколько лет. Слай не думала, что за это время он побывал под медицинским лазером, имплантированное оружие действительно не его стиль, — но не рискнула бы побиться об заклад. Сжав рукоять револьвера в кармане куртки, она выдвинула его немного вперед, так, чтобы ствол выпирал из-под ткани — на всякий случай напомнить, что при необходимости остановит Модала до того, как он сможет приблизиться к ней вплотную.

Модал одобрительно кивнул.

— Что теперь? — спокойно спросил он.

— Мы немного прогуляемся, — ответила Слай. — Через дорогу, к складу. И не двигайся резко, о'кей? Не хочу тебя останавливать, но сделаю это, если дернешься.

Модал снова кивнул.

— Я знаю, — сказал он хладнокровно. — О'кей, твоя взяла.

Он слез с мотоцикла и неспешно направился через дорогу. Помешкав, она пошла за ним, сохраняя некоторую дистанцию.

На полпути Модал обернулся. В какой-то ужасный момент ей показалось, что эльф решил действовать; Слай сжала рукоять револьвера. Но он только улыбнулся.

— Я мог бы разорвать тебе горло, ты знаешь, — спокойно сказал он. — Поднять бунт, завопить: «У стервы позади меня два пистолета!»

— Но ты ведь не станешь этого делать. — Слай старалась, чтобы в голосе ее звенел металл.

Задумавшись на какое-то время, Модал двинулся вперед. Неожиданно он коротко бросил через плечо:

— Нет, не стану.

В тени склада Слай почувствовала себя в относительной безопасности. Она извлекла свой пистолет из кармана и нацелила в голову Модала.

Он повернулся к ней, глядя на ее оружие.

— Ты собираешься стрелять из своего пистолета? — удивленно спросил он. — Это на тебя не похоже.

Слай плавно нажала на курок, активизируя лазерный прицел, и направила рубиновую точку ему в лоб.

— На колени, — холодно приказала она. — Руки за голову.

Он не шелохнулся:

— Я не собираюсь опускаться на колени.

— Повторяю: мне бы не хотелось тебя пристрелить, — отрезала Слай. — Ну!

Он не спеша подчинился.

Слай позволила себе немного расслабиться. Со своими ускоренными рефлексами эльф все еще был страшно опасен — особенно если решит, что она замешкается, нажимая на спусковой крючок, но пока он поднимется с колен… Она отпустила курок, и лазер погас.

Улыбнувшись, он поднял на нее глаза.

— Догадываюсь, что ты хочешь немного побеседовать.

Слай сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с эмоциями. Что-то подозрительное было во всем этом, но она не могла понять, что именно. Модал был невероятно спокоен. Нельзя расслабляться, надо быть готовой ко всему. Модал напоминал пантеру перед прыжком, а не загнанного в угол зверя, дрожащего от страха. Его глаза не отрывались от нее, как прицел, но в них не было никаких эмоций.

«Это неважно, — твердо сказала она себе. — Я успею в него выстрелить. Я в безопасности».

Она заставила себя говорить спокойно:

— Расскажи мне о «Яматецу». Он согласно кивнул:

— А-а, ты уже знаешь?

«Что я знаю?» — задумалась она, пытаясь скрыть замешательство.

— Мне кое-что известно, — она решила блефовать: пусть проговорится. — И полагаю, достаточно много. Я жду подтверждения.

Модал улыбнулся.

— Мне всегда нравилось следить за ходом твоих мыслей… Слай. — Он сделал паузу перед ее именем. — Хороший способ задавать вопросы. Не показывать, что тебе уже известно.

— «Яматецу», — напомнила она. — Ты на них работаешь?

Он колебался, пытаясь обнаружить подвох.

— Да, — сказал он наконец и поспешно добавил: — но не с той целью, о которой ты подумала.

— Расскажи мне, — предложила она. — И не лги. Если солжешь, я пристрелю тебя прямо здесь.

Эльф согласно кивнул.

— Да, — медленно произнес он, — если ты хочешь это узнать. О'кей. «Яматецу» идет по твоему следу. Они прочесывают все самым тщательным образом. Они выслали оперативников — это их собственные люди — плюс дюжину наемных раннеров.

— И ты один из них?

Он тряхнул головой и улыбнулся.

— Не напрямую, — сказал он. — Я не играю больше в шпионов. Это игры для молодежи, ты знаешь это. Есть хорошие раннеры, и есть старые раннеры. Но не бывает старых и хороших.

Ее передернуло от этих слов. «Он ведь моложе меня», — подумала Слай с отвращением.

— Ты участвуешь? — жестко спросила она.

— А что делать отставному раннеру? Открыть магазинчик дамского белья? «Не купите ли бюстгальтер, леди?»

— Ты ведь посредник. — Для самой Слай эти слова прозвучали как обвинение.

— Черта с два! — оскалился он. — Я все еще в игре. Я могу использовать все мои связи, но не хочу подставлять задницу и ждать, когда кому-нибудь вздумается открыть по ней огонь.

Она медленно кивнула.

— Так «Яматецу» обратилась к тебе, чтобы нанять уличных бойцов, — выдохнула она шумно. — Кто возглавляет «Яматецу» в Сиэтле? Все еще Джек Бернард?

— У тебя устаревшая информация. Месяца три назад Бернард получил небывалое повышение. Сейчас он в Киото и наверняка купается в роскоши. На его месте Блейк Худ. Гном и настоящий волшебник. На его фоне Джек Бернард смотрится пай-мальчиком.

— Сколько раннеров охотится за мной?

Модал пожал плечами:

— Блейк любит пустить пыль в глаза. Конечно, он нанял не одного вербовщика.

— Сколько контрактов получил он от тебя?

— Восемь. И он предложил кучу денег, очень много.

Казалось, Слай слышала, как застучала в висках кровь. Восемь высокооплачиваемых раннеров… Наверное, она знала кого-то из них. Как говорится, Сиэтл не такой большой город, чтобы можно было укрыться в его тени. Дело плохо. Профессионалы сентиментальностью не отличаются — люди, которые шли по ее следу, наверняка знали все ее привычки, все ее слабости. «Черт возьми, — подумала она, — я могла беседовать с одним из них сегодня ночью». Она быстро соображала, с кем из членов ее информационной сети говорила по телефону. Их было слишком много.

«Кому, черт возьми, я могу доверять? — спросила она себя, ощущая страх, как застрявший в животе грязный снежный ком. — Никому! Это как заражение крови!»

Слай свирепо глянула на Модала.

— И ты, конечно, доволен теми восемью контрактами, — сказала она с горьким упреком.

— Конечно, — ответил он. — Это бизнес, не так ли? Если б я не согласился, Блейк обратился бы к другому вербовщику, или я не прав?

«Конечно, прав», — подумала Слай, но от этого было не легче.

— И ты начал выслеживать меня сам? — догадалась она.

Он слегка покраснел.

— Так ты была в «Армадилло»… Я уверен: была.

— Но зачем? — крикнула она. — С какой целью ты пришел туда? Хотел сам меня придушить? И положить в карман премию за мою голову?

Модал некоторое время молчал.

— Я не знаю, что собирался предпринять и что думал. — Он тряхнул головой. — Получить премию было бы заманчиво. Десять тысяч, черт возьми, а времена скудные. Но, Бог свидетель, я не знаю, что собирался сделать. Придушить тебя? Предостеречь? Не знаю.

Слай обнаружила, что глядит не отрываясь в его черные глаза. Они были безмятежно чисты, не выражали даже малейших следов страха или каких-либо других эмоций. Это могло быть обманом, но ей так не показалось.

«Но… Дьявол, десять тысяч, десять тысяч нуен премии! Кто-то знает мне цену».

— Почему?.. Почему «Яматецу» охотится за мной? — перевела она разговор на другое.

Эльф пожал плечами.

Гнев вспыхнул в ее груди, почти пересиливая страх:

— Тебе это не интересно?

— Действительно нет. — Модал говорил совершенно спокойно, без всяких эмоций. — Это действительно не важно. Дюжина людей высматривает тебя на улице. Что бы ни случилось, рано или поздно они тебя найдут и прикончат.

Она взглянула на него с изумлением. Произнесенные с другой интонацией, эти слова могли бы означать угрозу. Но Модал произнес их просто, словно комментировал всем известный факт. И от этого смысл слов становился еще более ужасающим.

— Ты сама-то знаешь, в чем дело? — В вопросе Модала сквозило легкое любопытство, не более.

«Думаю, что знаю», — мелькнуло у нее в голове, и Слай почти физически ощутила в кармане вес двух кристаллов с информацией: одного — с персональным файлом Моргенштерн, и другого, заключавшего в себе замкнутый, защищенный паролем файл Луиса. Конечно, это иллюзия: каждый кристалл, даже в футляре, весил меньше перышка. Мгновение Слай чувствовала почти непреодолимое желание довериться Модалу, но тут же ее охватило подозрение. Конечно, нельзя поддаваться чувствам. Он может так же легко вернуться и рассказать «Яматецу», что ей известно.

Она покачала головой.

— Ну да.

Эльф остался равнодушен к ее словам.

Все это, конечно, поднимало другие вопросы. В самом деле, черт возьми, что ей теперь делать? Развернуться и уйти прочь? Возможно. Но, сама того не желая, она дала Модалу знать, что была тесно связана с Терезой Смеланд. Что будет, если он захочет подарить эту драгоценную информацию «Яматецу»? И как они с ней поступят?

Наверное, вот так они и получили Луиса. Она не могла допустить, чтобы нечто подобное случилось с Терезой. Сама Слай могла исчезнуть из поля зрения: нет ничего, решительно ничего, что удерживало бы ее в Сиэтле. Но у Терезы был «Армадилло», и, конечно, она вложила в свой бар кучу денег. Быстро исчезнуть для Смеланд было тем же, что для Слай решиться расстаться с ее пенсионным фондом. Смеланд может унести кое-что с собой — имущество там, деньги, — но ее бизнесу будет положен конец. Тяжелая ноша — воздать должное другу, чтобы он оставался другом.

А тут еще Модал, дьявол его побери!

Он все еще пристально смотрел на нее — твердо, спокойно. Но в его глазах было еще что-то, хотя Слай не могла уловить каких-либо эмоций. Он смотрел трезво, понимающе.

«Он знает, — поняла она. — Он знает, о чем я думаю!» Слай не могла себя заставить встретиться с его пристальным взглядом и смотрела в сторону. Смотрела на неровную почву, покрытую мусором. Смотрела на стену бесхозного склада, на городские огни, видневшиеся вдалеке. Она сжала рукоять пистолета. Черт побери, неужели придется пролить его кровь?..

— Мне кажется, это будет самым легким выходом, — спокойно сказал эльф, будто прочел ее мысли. — Но это не единственный путь.

Слай снова взглянула на него.

— Говори, — резко сказала она.

— Ты не можешь позволить мне свободно уйти, — сказал Модал. Его голос был спокоен, как если бы они обсуждали погоду. — Ты думаешь, что я Пойду в «Яматецу» с тем, что мне известно. Я знаю твои ходы, Шерон Луиза, я знаю твои привычки. Я знаю многих твоих помощников. И я знаю, что ты здесь. Если ты позволишь мне уйти, даже если ты разденешь меня догола, я смогу позвонить по телефону через две минуты. «Яматецу» потребуется еще пять минут, чтобы наводнить это место уличными бойцами. И как далеко ты сможешь уйти за эти семь минут? Не слишком далеко, правда?

Она подавленно кивнула. Эльф точно излагал причины, по которым она должна была его убить. Рассчитывал ли он на какие-нибудь чувства, которые она испытывала к нему, чтобы оставить в живых? (Были ли вообще какие-либо чувства? Да, черт возьми, они были.) Но если это так, то он недооценивает ее. Она возненавидит себя, после того как убьет его, но сможет это сделать. Если возникнет необходимость. И сделает. Ее палец лег на спусковой крючок. Лазерная точка задрожала на груди коленопреклоненного эльфа.

— Но есть и другое решение. — Даже под угрозой смерти его голос не выражал ничего — ни страха, ни мольбы.

— Говори! — потребовала она, и ее голос понизился до шепота.

— Используй меня, Шерон Луиза, — ответил Модал, не замечая, что это имя причиняло ей боль, как от вонзающегося ножа. — Перевербуй меня. Сделай так, чтобы я не смог работать на «Яматецу». Сделай так, чтобы у меня не было другого выбора, кроме как работать с тобой.

— Как? — От этого призыва у нее перехватило горло.

— Я могу сказать: «поверь мне». — Он усмехнулся. — Подставь меня «Яматецу». Скомпрометируй меня. Сделай так, чтобы Блейк решил, будто я продал их тебе. Он купится на это. Он не верит никому и знает, что мы были… — Он замолчал.

Слай думала. Она не чувствовала своих онемевших до локтей рук, но по движению светящейся лазерной точки видела, что они дрожали. То, что сказал эльф, имело смысл. Она хотела верить ему. Очень хотела…

— Я объясню как. Я буду работать, Шерон Луиза.

— Слай!

— Я буду работать, Слай.

Ярость вспыхнула в ней, всепоглощающий огонь гнева. Она отвела пистолет в сторону, и нажала на курок. Большой револьвер выстрелил, тяжело прыгнув в ее руке. Слай услышала, как пуля вонзилась в землю около ног эльфа. Он вздрогнул, услышав свист тяжелой пули, рассекшей воздух возле его уха. Но пристальный взгляд по-прежнему был устремлен на нее, и в глазах и на лице Модала не отразилось… ничего.

— Да почувствуй ты хоть что-нибудь! — заорала на него Слай. — Почувствуй что-нибудь! Ты выглядишь как какой-то чертов зомби. Что, черт возьми, с тобой происходит? Я ведь могу тебя убить!

— Знаю. — Он отвечал спокойно, безо всякого следа эмоций в голосе.

Ее ярость утихла. Слай провела лазерным лучом по лицу эльфа, зная, что это должно ослепить его. Его зрачки сократились, но это была только реакция.

— Что это? — шепнула она. — Ответь мне.

— Ты, как всегда, эмоциональна, — рассудительно ответил он. — Позволяешь чувствам захватить себя. Я мог бы использовать это в своих целях. Не хочешь ли ты освободиться от них? Время от времени вырываться из их пут? — Не дожидаясь ответа, он задал другой вопрос: — Ты слышала что-нибудь о «мертвой голове»?

Преодолевая сомнения, Слай молча пожала плечами.

— Это наркотик, — бесстрастно объяснил Модал. — Он снимает эмоции. Они присутствуют, но здравое сознание для них недоступно. После этого наркотика ты избавляешься от своих чувств. Нет ни страха, ни раздражения. Более того, нет печали. Можно мне? — Он слегка двинул рукой.

Слай надавила на курок, чувствуя, как он поддается. Нажать еще немного — и все кончится пулей, пущенной ему в голову. Она кивнула.

Медленно, осторожно Модал опустил одну руку, извлек что-то из внутреннего кармана кожаного пиджака и протянул ей. Маленький пластиковый пузырек с дюжиной черных пилюль.

— «Мертвая голова». — Пояснение было лишним. Он поставил пузырек на землю и снова заложил руку за голову. — Я получил это три года назад.

Слай пристально посмотрела на пузырек, затем перевела взгляд на Модала.

— Когда ты начал? — с трудом выговорила она.

— Примерно тогда же.

— И что?.. — Она не смогла закончить вопрос.

— Первое время было именно то, что мне требовалось, — объяснил эльф. — Ничем не нарушаемая тишина во всех ощущениях. Эмоциональные реакции как бы… выключены. Я мог делать все что угодно без эмоций. Прекрасно для раннера, верно? Вот что я тогда думал. Нет боли, нет сожалений, нет мучений, когда нужно решиться на что-то… — Он пожал плечами. — Конечно, наркотик отрезает все эмоции. Я не могу чувствовать печали, но и радости тоже. Для этого есть другие пилюли. Существуют, правда, побочные эффекты. Они всегда связаны с сильнодействующими препаратами. Это как лента вокруг лба, временами тугая, иногда посвободнее, но она есть всегда. И если уменьшить дозу, то человеческие голоса временами слышатся, как… какой-то металлический перезвон. Но это ведь небольшая цена, как ты думаешь?

«Нет! — Ей хотелось закричать. — Неправда! Это не жизнь. Эмоции — это то, что отделяет нас от животных, или не так? Мы не просто совершаем поступки, мы думаем. Но… Но, может быть, в этом что-то есть? Конец эмоциональным страданиям. Не будет больше ночей, когда просыпаешься в темноте и мучаешься по всему несбывшемуся и навсегда потерянному. Конец страху, сжимающему внутренности, перекручивающему все внутри».

Она тряхнула головой. Нет. Некоторые эмоции малоприятны. Но, черт возьми, это ее эмоции.

— Почему ты не остановился? — спросила Слай, и тут ей пришел в голову вопрос, который действительно следовало задать. — Ты можешь остановиться?

Он улыбнулся, глядя на нее. Слай знала, что эта улыбка была маской, пустым выражением лица. Привычкой, которая у него была и которую он еще не потерял, подобно желанию почесать ампутированную ногу.

— Уличный доктор, который навел меня на этот наркотик, сказал, что он дает привыкание, — тихо сказал Модал. — Только привыкание. Позже я обнаружил, что он вызывает физическую зависимость. Большую зависимость, чем героин, чем никотин, чем обжорство… Нет, Слай, я не могу остановиться. И не захочу этого, даже если смогу. Я говорил, что эмоции при мне, они только на меня не влияют. Тебе бы понравилось целых три года видеть все свои эмоции? Эмоции, которые не имеют выхода? Все сразу? — Он покачал головой. — Будет лучше, если ты нажмешь на курок, я буду только благодарен.

Слай перевела взгляд на свой пистолет, представила звук короткого выстрела. С трудом она расслабила палец на курке. Посмотрев вниз на Модала, она не увидела даже тени облегчения оттого, что она опустила оружие. Ее почти тошнило от отвращения.

— Я выдам тебя «Яматецу», — твердо заявила Слай. — Расскажи мне, как это сделать.

 

ГЛАВА 6

13 ноября 2053 года, 02.30

Пока они шли, Коршун вертел в руках свой пистолет. Твердый на ощупь, он оказался тяжелее, чем думалось, — хорошо сработанный кусок металла и керамических композитов. Гладкие плавные линии, без лишних выступов, которые могли бы зацепиться за кобуру или за карман. Даже выступ лазерного прицела, установленный под стволом, — гладкий, закругленный. Это оружие давало Коршуну спокойствие и уверенность — совсем иначе, чем его неуклюжая самодельная «пушка». Казалось, самопал должен быть гораздо опаснее, чем этот пистолет, потому что поражал большую площадь, но Коршун всегда подозревал, что самопал опаснее для него, чем для мишени. Не то, что «фичетти».

— Что, не держал еще в руках такой игрушки?

Коршун кивнул. Ночной Бродяга взглянул на него и слабо улыбнулся — похоже, снисходительно.

Юношу бросило в жар, он понял, что краснеет.

— Конечно, держал, — быстро соврал он. — Всегда беру на дело.

Спутник ничего не отвечал, только не отводил от него взгляда. Его улыбка не изменилась, но теперь Коршун понял ее по-другому. Он видел уже не снисхождение, а одобрение, — совсем другое дело.

— Вообще-то, — спокойно уточнил Коршун, — у меня только самопал. Я думаю, это не в счет.

— В самую точку, — согласился Ночной Бродяга, — Самопалы — это для уличных пацанов, — и прежде чем Коршун успел ответить, он протянул руку: — Давай-ка его сюда.

Коршун уставился на него с изумлением и подозрением.

— Зачем?

Бродяга вздохнул.

— Я его просто проверю, — терпеливо объяснил он. — Хочу убедиться, что тебя не надули. Сколько ты за него отдал?

Коршун ответил, и его спутник покачал головой.

— Изрядно, но не переживай. У тебя не было времени ходить по магазинам. Просто возьми на заметку.

Коршун кивнул и протянул пистолет. «Так и знал, что эта гадина торговец обманет меня», — подумал он.

На ходу, даже не взглянув на оружие, Ночной Бродяга обнажил ствол. Проверил затвор, попробовал, свободен ли канал ствола.

— Почти новый, — заключил он, собирая пистолет. — Пристрелян, все части притерлись. Ты заключил неплохую сделку, парень.

Раннер проверил патроны, вынул магазин и с треском поставил его на место.

— Ты вообще-то стрелял из этого своего самопала?

Коршун кивнул в ответ.

— Стрелял в кого-нибудь?

Юноша снова кивнул, на этот раз не так решительно.

— Забудь, — мягко сказал Ночной Бродяга. — Лучшая операция — когда возвращаешься, не истратив ни одного патрона. — Он протянул «фичетти» Коршуну и засунул руки в карманы. Остановившись, раннер прислонился к стене. — Давай-ка его опробуем.

— Что? — У обычно смышленого Коршуна словно язык к небу примерз — так удивило его предложение спутника. — Здесь?

— А почему бы и нет? — Ночной Бродяга пожал плечами. — Лучше проверить его сейчас, чем дожидаться, когда припрет, верно?

— А как насчет шума?

— Мы в глухом переулке, — устало сказал Бродяга. — Думаешь, кто-нибудь высунется, если ты немножко пошумишь? Давай!

Коршун взглянул в лицо своего спутника. Глаза его были серьезны, лишь на губах можно было угадать полуулыбку.

«Он что, считает, у меня не хватит духу сделать это?» — подумал юноша. Он усмехнулся, стараясь подражать спокойствию Ночного Бродяги.

— А что, почему бы и нет? Где цель?

Толстый палец Ночного Бродяги указал на мусорный ящик в дюжине метров от них.

— Давай туда, — сухо сказал он.

Еще один проклятый мусорный ящик. Видно, сегодня от них никуда не деться. Без лишних слов Коршун поднял пистолет и принял позу, которую считал позицией для стрельбы с обеих рук. Его палец лег на спусковой крючок — в последний момент Коршун вспомнил, что нужно снять пистолет с предохранителя — и слегка нажал на него. Лазер включился, нарисовав красную точку на темно-синем ящике. Точка заплясала, но потом застыла, когда Коршун сильнее стиснул ручку пистолета. Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и нажал на курок. Ствол пистолета дернулся влево.

Ничего не получилось. Ни выстрела, ни толчка, ни резкого металлического «клак».

Тут же Ночной Бродяга сграбастал пистолет и навел его на новую мишень.

— Эй! — закричал Коршун.

— Ты промазал, парень, — сухо сказал Бродяга, держа пистолет своей железной рукой, — взгляни, где прицел.

Коршун взглянул. Лазерный луч уперся в стену дома по крайней мере в метре от злополучного ящика.

— Видел? — повторил Бродяга. — Ты не рассчитал отдачи и сбил линию прицела, нажимая на курок. Дошло? — Он опустил пистолет.

— Но он же не выстрелил, — обиделся Коршун. Бродяга только усмехнулся. Он сунул руку в карман, пошарил там и вынул десяток патронов, которые перекатывались в его большой ладони. Раннер протянул их Коршуну.

«Он вытащил их из магазина, когда проверял пистолет», — понял Коршун.

— Зачем? — резко вскричал он.

— Вот тебе два урока сразу, — серьезно ответил Бродяга, уже без улыбки. — Во-первых, почему-то все думают, что рассчитать реакцию на отдачу — это пара пустяков, но этому стоит научиться. Ты сам в этом убедился. И во-вторых, никогда — слышал? — никогда не принимай на веру, когда тебе будут говорить или даже клясться, что оружие заряжено или разряжено. Проверяй это сам, всегда. Дошло?

Коршун медленно кивнул и посмотрел на своего индейского спутника с еще большим уважением. Совершенно ясно, что он совершил обе эти глупости.

— Спасибо.

— Не стоит. Все новички делают одни и те же ошибки. — Бродяга крепко обнял Коршуна за плечи, и слова его не показались юноше обидными. — Заряжай свою «пушку», и потопали.

Коршун последовал за Бродягой, на ходу запихивая в магазин скользкие от смазки патроны. Ему пришло в голову, что в этом занятии — стрельбе — гораздо больше тонкостей, чем казалось, и это открытие было не из приятных.

Было уже часа четыре утра, когда они добрались до угла Восьмой авеню и Уэстлейк. От Парка «Денни» их отделял всего квартал.

Спутник не жаловался, но Коршун видел, что выглядит он неважно. Дыхание Бродяги было частым и неглубоким, а глаза светились лихорадочным блеском. Движения его замедлились, хотя и не так сильно, как сразу же после стычки с троллями. Левая рука была плотно прижата к ребрам — зажимая рану, он пытался ослабить кровотечение. Правый рукав стал бурым от крови. Раннер еще держался на стимуляторах, но на сколько хватит их действия? Коршун не мог помочь, но воспользовался военной хитростью.

— Давай остановимся на минутку, — попросил он Бродягу, старательно отводя глаза. — Мне нужно передохнуть.

Если Бродяга и раскусил его хитрость, то не показал виду. Он просто прислонился к стене и закрыл глаза.

— Я слишком стар для таких дел, — сказал он. — Давно уже надо было выходить на свет.

Коршун сперва не понял, что он хотел сказать, но сообразил: речь идет об отказе от теневых операций. Он видел, как его спутник заставляет себя глубоко дышать, стиснув зубы от боли.

Прошло несколько минут. Наконец Бродяга с трудом оторвался от стены и провел по лицу рукой. «Ему бы еще отдохнуть», — подумал Коршун. Но это была операция Бродяги, его дела. Они тронулись в путь, и Коршун старался идти поближе к раннеру, чтобы поддержать его, если потребуется. Но у того по мере приближения к цели как будто прибавлялось сил. Шел он по-прежнему медленно, но уже не казалось, что вот-вот споткнется.

— Кстати, что будешь делать потом? — спросил Коршун.

— Надо перегруппироваться, — ответил Бродяга. — Собраться вместе и умотать отсюда. За стену, подальше от этих городских джунглей. У нас есть убежище в дальних землях, там можно отсидеться и зализать раны.

Коршун кивнул.

— За чем я должен следить? — спросил он.

Бродяга бросил на него быстрый взгляд.

— О чем ты?

Парень пожал плечами.

— Ты же сказал, что в парке нужно быть настороже, — напомнил он спутнику. — Похоже, ты не очень доверяешь своим товарищам.

Бродяга вымученно улыбнулся.

— Ну, хорошо. — Он задумался на минуту. — Я полагаю, особых проблем не будет. Только не расслабляйся. Будь рядом со мной, когда туда войдем. Чтобы другие поняли, что мы вместе.

Коршун кивнул и с невольной дрожью сообразил, что иначе его просто возьмут на прицел.

Парк «Денни» лежал примерно в пяти кварталах от центра Сиэтла. Коршун уже видел огни «космической иглы», вонзившейся в небо. Этот небоскреб был меньше, чем небоскребы корпораций в центре города, но стройная, изящная конструкция делала «иглу» зрительно выше.

Сам парк был оазисом зелени в мешанине городского железобетона. Он занимал около двух кварталов — места достаточно для двух рощиц, газонов и даже пруда с рыбками. Парк был результатом новшеств, проведенных в городе два года назад. Его проектировали люди, незнакомые с уродливой реальностью городских джунглей — они, видимо, пытались создать место, где могли бы играть дети, гулять влюбленные, и тому подобное. Но дети и влюбленные не приходили в этот парк. Он кишел бездомными, гангстерами, торговцами наркотиками, хиппи, уличными ворами и торговцами вразнос. А насчет этого чертова пруда с рыбками — через пару месяцев в Сиэтле прошел такой кислотный дождь, что все рыбы передохли. Тогда Коршун боялся даже палец сунуть в этот чертов пруд, опасаясь, что вынет оттуда только кости.

Они с Бродягой подходили к парку с востока — по улице, почти безлюдной в этот час. Мимо проносились группы мотоциклистов, но им не было дела до двух пешеходов. Они сошли с выщербленного тротуара на замусоренный газон, и Коршун инстинктивно прижался к Бродяге, левым плечом неосторожно задев раненую руку спутника, тот невольно вскрикнул от боли. Коршун быстро отодвинулся.

Фонарей в парке не было. Когда-то их поставили, но уличная шпана быстро все переколотила, и после пятой или шестой замены инженерным службам наскучило это занятие. Да фонари и не были нужны.

Света от соседних домов хватало, чтобы Коршун увидел, что газон пуст. Прямо перед ними, примерно в тридцати метрах, в стороне от пруда росла небольшая рощица. Пройдя еще метра два, Бродяга остановился в ожидании.

Коршун огляделся. «Мы как на ладони, — подумал он. — Это глупо…»

Но через минуту он сообразил, что это не так уж и глупо. Конечно, у них не было под рукой никакого укрытия, кроме нескольких машин, припаркованных рядом, на улице, но зато и возможный противник не мог нигде спрятаться и никто не мог исподтишка наблюдать за ними. Коршун сунул руку в карман куртки и ощутил солидный вес пистолета «фичетти».

От группы деревьев около пруда отделился человек. «Еще один индеец, — подумал Коршун, — человек с длинными прямыми черными волосами. Одет в такой же черный костюм, как и Ночной Бродяга. Еще один член группировки?»

— Танцующий Кот, — пробормотал Бродяга себе под нос, явно узнавая его.

«Один из его товарищей», — с облегчением подумал Коршун.

Бродяга шагнул вперед, и парень последовал за ним.

Приглашающим жестом Танцующий Кот поднял правую руку, одновременно резко махнув перед собой согнутой левой.

Бродяга застыл, словно его ударили.

— Стой! — рявкнул он Коршуну. — Смываемся!

Он резко бросился в сторону, повернулся и выскочил на улицу.

Коршун остолбенел только на мгновение, но успел заметить вспышки выстрелов из рощицы около пруда, увидеть, как череп Танцующего Кота разлетается на части, прошитый пулями. Потом темная рощица осветилась новыми вспышками. Пули свистели вокруг Коршуна, вонзались в землю и вспарывали дерн газона. Коршун завопил от ужаса, повернулся и выбежал на улицу.

Где Ночной Бродяга? Индеец куда-то пропал. Коршун подбежал к ближайшей автомашине — потрепанному «форду». Пуля звякнула, угодив в автомобиль, и пробила в дверце отверстие размером с палец. Другая пуля разнесла боковое окно. Что-то дернуло Коршуна за куртку, прожужжало прямо мимо уха. Коршун рванулся вперед, под защиту «форда», стараясь упасть на плечо и прокатиться по земле.

Приземление было не слишком удачным — он сильно ударился, сбив дыхание. Мгновение он лежал на дороге, приходил в себя и слышал, как пули впиваются в машину. Переднее стекло разлетелось, осыпав его осколками.

Коршун с трудом хватал воздух — горло вдруг пересохло и сжалось. Распластавшись на земле и стараясь, чтобы голова не высовывалась из-за машины, он вытащил свой пистолет. Где же Ночной Бродяга?..

Оказалось, тот присел на корточки за другой машиной, в дюжине метров от Коршуна. В его руках был большой автоматический пистолет, но он не стрелял. Коршун понял почему. Бродяге было невыносимо больно. Неужели в него попали?.. Нет, не похоже: он слишком быстро двигался, чтобы стать легкой добычей. Но, наверное, от бега и падения наземь раны открылись!

В машину угодило еще несколько пуль. С громким шипением лопнула шина, и «форд» начал оседать.

Глубоко вздохнув, Коршун отважился выглянуть, быстро приподняв голову. Красный свет полоснул по глазам. Лазер! Юноша мгновенно упал, и как раз вовремя. Пуля прожужжала над его головой, так близко, что он ощутил ветерок. Желудок свело от страха, и на Коршуна накатил приступ тошноты. О духи и тотемы…

Послышались отрывистые команды, но слишком далеко, и он не смог различить слов. Пули зачастили по машине. Разлетелись еще два окна, еще одна шина. Они разносили машину на части!

Почему они не подходят? Мысль, холодная как лед, привела его в ужас. А может быть, они уже…

Он должен выглянуть. Нельзя торчать здесь, ничего не зная. Иначе он увидит убийцу, лишь когда тот подбежит прямо к машине и размажет его мозги по тротуару. Коршун снова приподнял голову. На этот раз он выглянул через разбитое лобовое стекло.

Еще одно пятно лазерного луча, на этот раз на дверном косяке, рядом с его головой. Он даже не успел отреагировать, а три пули уже звякнули о косяк, каждая прямо в рубиновое пятно. Да чтоб их всех!.. Коршун снова упал, но успел сделать два выстрела — слепо, наугад, в сторону темной рощицы.

Ночной Бродяга тоже стрелял, но с лучшим результатом, чем у Коршуна. Из парка раздался пронзительный крик, и Бродяге тоже пришлось лечь ничком — сплошной ливень пуль забарабанил по машине.

Коршун видел, как раннер откатился, высунул голову и плечи из-за багажника машины для очередного выстрела и тут же нырнул назад, чтобы не нарваться на ответную пулю; потом вынырнул из-за машины, уже в другом месте, и сделал еще несколько выстрелов. Даже раненный, он двигался быстрее, чем любой здоровый человек.

Ободренный его примером, Коршун снова поднял голову. И как раз вовремя. Всего в двадцати метрах от него показалась темная фигура. Человек бежал прямо к его машине. Красный луч лазерного прицела резал темноту, подбираясь к Коршуну. Еще секунда — и он будет рядом!

Вскрикнув от ужаса и накатившей слепой ярости, Коршун вскинул пистолет и несколько раз нажал на спуск. Ослепленный вспышками своих выстрелов, он уже не видел нападавшего, но это было и неважно. Он наугад палил в ту сторону, где должен был быть человек, пока не кончились патроны. В отчаянии Коршун полез в карман за вторым магазином и с ужасом понял, что потерял его, когда падал за машину.

Он опять выглянул, нажал на курок, чтобы включить лазерный прицел. Вспомнив леденящий ужас, охвативший его, когда рядом заплясали красные лазерные лучи, он надеялся, что его лазер насторожит противника и Бродяга сможет покончить с ним.

Но в этом уже не было нужды. Человек лежал на тротуаре бесформенной кучей, мертвый, мертвее не бывает, в трех метрах от его машины. Так близко… Снова Коршун почувствовал спазмы в желудке и тошноту. Собрав все силы, он взял себя в руки.

Из рощицы больше не стреляли. Коршун снова услышал отрывистую команду, но на этот раз уловил смысл: «Отходим!»

Последний выстрел со стороны деревьев, последний бессильный жест. Пуля звякнула о кузов машины, за которой прятался Ночной Бродяга. И тишина.

Нет, тишины не было. Вдали уже раздавались сирены. Патрульные уже спешили на звуки перестрелки. Пора было отсюда сматываться. Коршун оглянулся на Бродягу.

Раннер все еще сидел за машиной, сжавшись в комок. Его голова и руки бессильно свесились, и он выглядел безумно уставшим. Коршун хотел броситься к нему, но страх приковал его к месту. А что, если это только уловка? Если противники только и ждут, когда он высунется, чтобы прикончить?

Нет, он должен добраться до Бродяги. Ему нужна помощь, и раннеры помогают друг другу, если могут.

Ведь Коршун тоже стал раннером? Хоть немного, чуть-чуть? Он же был в перестрелке. И впервые убил человека…

Эта мысль, напоминание о том, что он сделал, сломали хрупкий самоконтроль. Мышцы желудка напряглись и скрутились. Коршун наклонился вперед в непреодолимом приступе тошноты. Рвота выворачивала его наизнанку снова и снова, пока внутри не осталось ничего, кроме черной желчи.

Он не знал, сколько времени прошло, пока его дружески не потрепали по плечу. Коршун поднял глаза, вытирая рот тыльной стороной ладони.

На него смотрел Ночной Бродяга. Его покрытое ссадинами лицо было бледным и усталым, зрачки расширились от боли и изнеможения… и может быть, от чего-то еще.

— Надо смываться, парень, — пробормотал он, с трудом выговаривая слова. — Пошли.

— Кто это был?

Бродяга не отвечал, было похоже, что он раздумывает над вопросом. «А может, он уже снова отключается?» — с ужасом подумал Коршун.

…Они сидели возле заброшенного магазина, в нескольких кварталах от парка, и добрались они сюда с огромным трудом — не из-за того, что за ними гнались, просто Ночной Бродяга уже почти не мог идти. Вся его одежда с левой стороны была в крови, до самых ног. Повязка на правой руке вся пропиталась кровью, и рука висела как плеть.

Коршун поторапливал его, поддерживал, когда Бродяга терял равновесие. И еще он пытался заставить раннера говорить. Он где-то вычитал, что один из способов справиться с шоком — не давать пострадавшему провалиться в темноту. Заставляй его разговаривать, и ты заставишь его жить.

Может быть, это помогало, а может, и нет. Ночной Бродяга отвечал на вопросы почти безжизненным голосом. Иногда он называл Коршуна другими именами — Марси, Танцующий Кот, Лезвие Ножа… Надо было идти дальше, но Ночной Бродяга, похоже, не мог сделать ни шагу без отдыха. Раннер потерял много крови и продолжал терять. Коршун подумал, что любой другой уже давно бы умер. Он должен был что-то делать, но не знал, что именно.

— Кто это был? — Коршун почти кричал, стараясь пробиться через туман, заволакивающий мозг раннера. — Твои дружки?

Ночной Бродяга открыл глаза, словно пытался понять, кто перед ним. Потом с видимым усилием ему удалось поймать ускользающую мысль.

— Нет, не они, — медленно ответил он. Голос был все еще слабым и безжизненным, но, похоже, мозг уже заработал. — Они схватили Танцующего Кота, использовали его, чтобы заманить меня. Кот дал мне знак, спас мне жизнь. Заплатил за это своей.

Коршун кивнул. Это ему было понятно. Но…

— Тогда кто? — настаивал он. — Кто это был?

— Корпорация, должно быть.

— Корпорация, против которой вы сделали вылазку?

— Возможно, она.

— Какая именно корпорация?

Раннер внимательно глянул на него. Его глаза были еще затуманены болью и шоком, но в них уже явно светилась мысль.

— Э, нет, — спокойно сказал он. — Что это за почемучки? Ни к чему тебе это знать.

Коршун фыркнул:

— Ты просто дерьмо! Я тебе помог, и ты должен…

Бродяга перебил его:

— Именно поэтому я тебе и не говорю. Ты узнаешь — и тебя пришлепнут, как Кота и Марси. Я помню, что обязан тебе жизнью. И не хочу в качестве благодарности втягивать тебя в неприятности. Дошло?

Коршун минуту помолчал.

— Дошло, — ответил он наконец. — Но все-таки расскажи мне о вылазке. Что случилось? Что все это значит, черт побери?! Кот дал себя пристрелить, спасая тебя. Выходит, это важно. — Он наклонился вперед. — Что важно?

— Тебе ни к чему это знать, — ответил Бродяга. — Кончаем дискуссию.

— Ублюдок! — взорвался Коршун. — Прекрасно, можешь не говорить об этой чертовой корпорации. Я пойму. Можешь не называть имена, но расскажи об остальном. Ты должен мне рассказать, Бродяга. Ты просто обязан.

Не перегнул ли он палку?..

Ночной Бродяга размышлял над его словами. Наконец раннер устало кивнул.

— Что ж, может, ты и прав… — Бродяга вздохнул, закашлялся, и лицо его исказилось от боли. — Наверное, я должен это сделать.

Он откинул голову, оперся о стену и снова закрыл глаза. Коршун со страхом подумал, что тот снова готов отключиться.

Но раннер заговорил. Тихо, так что Коршуну пришлось ближе придвинуться к нему.

— Ты когда-нибудь слышал о конвенции «Цюрих-Орбитал»?

Коршун на несколько секунд задумался. Конечно, он слышал о «Цюрих-Орбитал». Кто о ней не слышал?

Этой корпорации принадлежали самые старые и наиболее известные ОЗС — околоземные станции, вращающиеся вокруг Земли на высоте нескольких сотен километров, над верхними слоями атмосферы. «Цюрих-Орбитал» учредила Корпоративный суд, который ведает отношениями между поделившими мир мегакорпорациями. «Объединенный цюрихский банк» — это финансовый центр мира мегакорпораций. Но конвенция «Цюрих-Орбитал»?

— Я ничего не слышал об этом, — признался Коршун.

— Не удивительно. Об этом знают немногие. — Ночной Бродяга сделал несколько глубоких вдохов — он потерял много крови, и ему не хватало кислорода. — Сейчас расскажу. Еще в прошлом веке… В восьмидесятых — девяностых, а может, семидесятых годах — я не силен в древней истории — начали использовать для связи стекловолокно. До этого пользовались радио или медным проводом. Варварский метод, — добавил он, — и рискованный. По радио любой может перехватить твое сообщение и узнать всю твою подноготную. А с проводов можно считывать данные по изменению электромагнитной индукции. Следишь за моей мыслью?

Пока Коршуну почти все было понятно. Кое-кто из его друзей в «первой нации» соображал в электронике и научил Коршуна основам физики.

— Электричество, идущее по проводам, производит электромагнитное поле, правильно? — рискнул он вставить слово.

Ночной Бродяга открыл глаза и с удивлением взглянул на него.

— Да, верно, — сказал он.

— Поэтому когда появилась волоконная оптика, все подпрыгнули до потолка. Свет, идущий по волокну, не похож на электроны в проволоке. Он не дает магнитного поля. Его нельзя перехватить, нельзя отвести или изменить. Полная безопасность. Все примерно так и считали. Но потом ученые кое-что придумали. Они работали на одну из тогдашних больших корпораций — «ЗМ», или «4F», или как они там назывались. Ученые сообразили, что есть способ проникнуть в волоконно-оптические коммуникации. Ты можешь считывать с них информацию на расстоянии, ты можешь даже вставить пару битов туда и сюда, изменить информацию, которая передается по оптическому волокну. — Он хмыкнул. — Конечно, это было непросто. Насколько мне известно, ученые использовали два суперкомпьютера «Крей», большие электронные мозги, самые большие, какие были в то время, да еще трейлер со всяким высокотехнологичным барахлом, да еще целую команду из этих фирм, чтобы запустить систему. Я не знаю, как все это действовало, я не инженер. Но разрази меня гром, если это не заработало!

— Нет, — покачал головой Коршун. — Этого не может быть! Нельзя считывать данные с волоконно-оптических проводников. Невозможно. Все это знают.

— Все так думают. Все хотят верить в это. Но те парни из «4F» — они это сделали.

— Так в чем же дело? — спросил Коршун. — Если это правда, то как могут все корпорации спокойно пользоваться волоконной оптикой?

— Катастрофа двадцать девятого года, вот что случилось, — ответил Бродяга. — Один компьютерный вирус вырвался на волю и проник в глобальную компьютерную сеть. Он разрушил множество систем, стер массу данных, практически сокрушил всю мировую экономику. Помнишь?

Коршун снова кивнул. Кто же не слышал ужасных историй о крахе!

— Этот вирус был занятно устроен, — продолжал Ночной Бродяга, — сильнее всего он поражал зашифрованные данные, которые охранялись с особой тщательностью. Он вторгался в системы безопасности, а потом портил файлы, которые должны были защищаться этими системами. Именно поэтому катастрофа была такой жуткой. Большая часть безвозвратно потерянных данных, которые никто не смог восстановить из пораженных файлов, содержали самые важные, самые секретные сведения. Пропали все самые большие секреты корпораций, все по-настоящему новейшие достижения высокой технологии научно-исследовательских фирм! — Он горько рассмеялся. — Вот почему с тех пор мир не сильно продвинулся в техническом прогрессе.

Его слова потрясли Коршуна. «Ты что, думаешь, у нас было бы еще больше этой чертовой техники?» — хотел он спросить, но промолчал.

Если Ночной Бродяга и заметил его удивление, то не обратил внимания.

— Никто из корпораций не говорил о потерянных данных, — продолжал он. — Конечно, они помалкивали. Они хотели, чтобы никто не имел представления о них, чтобы никто не подставил им ножку, пока они старались повторить все последние исследовательские работы. — Он улыбнулся. — Вопрос на сообразительность. Что было среди безвозвратно потерянных данных?

— Ну конечно же — волоконно-оптическая проблема! — тут же ответил Коршун.

— Прямо в точку. Те парни, которые нашли ее решение, вложили в это дело много труда. Они работали целых полсотни лет, до самого краха. Другие корпорации тоже. Они доработали эту систему, и уже не нужны были два суперкомпьютера и тонны другого барахла. Я слыхал, что систему мог обслуживать всего один техник, и помешалась она в одном фургоне. И вдруг — бах!

Вирус превращает все это в труху. Может быть, те парни, которые вели исследовательские работы, были убиты во время беспорядков, а может, корпорации «списали» их. В любом случае, они никому не успели рассказать о своих работах. Так продолжалось до тридцатых годов, — продолжал Ночной Бродяга. — Вирус, вызвавший крах, ушел, и корпорации перестроили глобальную сеть в то, что мы сейчас называем Матрицей. Кое-кто из них пронюхал о том, до чего дошли в «4F», и начались попытки воссоздать утерянную технологию, постараться снова влезть в волоконно-оптические линии связи. Можешь себе представить, сколько шума наделала эта идея на самом верху! Корпорации собрались в Корпоративном суде в «Цюрих-Орбитал» и потребовали, чтобы этому был положен конец. И суд это сделал.

— Конвенция «Цюрих-Орбитал»? — спросил Коршун.

— Она, — подтвердил Ночной Бродяга. — Ее подписали все большие корпорации. Они договорились, что никто из них не будет даже пытаться восстановить технологию. А если какая-то другая корпорация, например, одна из мелких рыбешек, попытается сделать это, то подписавшие конвенцию должны будут стереть ее в порошок. — Раннер усмехнулся. — Ты, конечно, понимаешь, что не успели высохнуть чернила на договоре конвенции, как все они бросились в свои лаборатории, стараясь опередить других в восстановлении технологии. Но в одном конвенция была полезна. В том, что никто не может вложить слишком много ресурсов в исследования, чтобы об этом не проведали другие. И тогда за эти шутки придется дьявольски хорошо заплатить. Никакая корпорация — даже гиганты — не хотят связываться с Корпоративным судом. По крайней мере, до тех пор, пока не запасутся большой дубиной, чтобы угрожать «Объединенному цюрихскому банку».

Коршун замолчал и задумался. Во всем этом было что-то… Но затем ему в голову пришла другая идея.

— Эй, а как насчет магии? — спросил он. — Почему бы не попробовать считывать данные с волоконно-оптических линий с помощью магии? Может быть, потерянная технология и не понадобится?

Ночной Бродяга усмехнулся.

— Я ждал, когда ты об этом спросишь. — Он покачал головой. — Магия здесь не работает: она плохо сочетается с технологией. Если шаман или маг старается узнать что-то астральным путем, то он может получить эмоциональное содержание сообщения. А каково эмоциональное содержание типичной передачи данных?

— Нулевое, — тут же ответил Коршун.

— Верно, — согласился раннер. — Мало пользы, правда?

Коршун кивнул, все еще в некоторой растерянности. Ему была понятна история Ночного Бродяги, во всяком случае, большая ее часть, но одного он пока не мог уразуметь.

— И какое отношение имеет все это к твоей вылазке? — спросил он.

— Еще не понял? Парни, которые наняли мою команду, обнаружили, что одна из местных мегакорпораций близка к повторению технологии «4F». Мы должны были ворваться в их исследовательский городок, раздобыть технические файлы, уничтожить лабораторию и все записи и принести данные нашим «Джонсонам».

— Чтобы они сами могли ими воспользоваться?

— Нет! — Ночной Бродяга решительно мотнул головой. — Ни в коем случае. Это… — Он запнулся, а потом сухо рассмеялся. — Словом, этого никто не должен знать, понимаешь? Любая корпорация, у которой окажется эта технология, сможет дестабилизировать все. Дьявол, она сможет устроить такой хаос, по сравнению с которым Великий крах покажется легкой вечеринкой. Нет, мои «Джонсоны» намерены уничтожить данные, но сохранить достаточно доказательств на тот случай, когда они вытянут корпорацию, проводившую исследования, на Корпоративный суд. И им остается только сидеть и ждать своего часа. Размеры и мощь корпорации не имеют значения: ей все равно не выжить, когда все остальные мегакорпорации этого проклятого мира придут к ней с длинными ножами.

В том, что рассказал Ночной Бродяга, был смысл. Но Коршун немного знал о том, как работают «Джонсоны». Ведь «Джонсоны» были частью корпорации? И какая корпорация будет тратить хорошие деньги, нанимая раннеров, чтобы уничтожить данные, которые стоят триллионы нуен?

Но ведь Ночной Бродяга им поверил? Ему понравилась мысль, что его «Джонсоны» действительно способны сделать что-то на благо всего мира, а не только своего банковского счета.

«Однако, черт меня побери, почему бы и нет? В этом мире случаются странные вещи. И Ночной Бродяга гораздо опытнее в этих делах. Он знает эту кухню. Быть может, он и прав», — подумал Коршун.

— Так что же произошло? — спросил он. — Вы получили данные?

— Не знаю. Я уже говорил тебе, что занимался силовым прикрытием. Мы отправили в Матрицу декера, но он не вернулся. Во всяком случае, до того, как на нас напала другая команда раннеров. — Он пожал плечами. — Нас раскидали. Я не знаю, раздобыл раннер данные или нет. Именно поэтому мне нужно встретиться с остальными.

— Если они еще живы. — Эти слова вырвались у Коршуна прежде, чем он сообразил, что надо было промолчать.

Ночной Бродяга кивнул головой:

— Если они еще живы. Но я должен убедиться сам. Это слишком важное дело, чтобы его можно было бросить на полдороге.

Коршун вздохнул и подумал: «Я знал, что он так скажет».

— И что ты сделаешь? — произнес он вслух.

— Другая встреча, в другом месте. — Ночной Бродяга оценивающе взглянул на него. — Ты поможешь мне туда добраться?

Коршун даже не спросил, когда должна состояться новая встреча.

— Я могу дотащить туда твое тело, — сухо ответил он. — Тебе придется все отложить до тех пор, пока мы не сделаем кое-что прямо сейчас— Он старался говорить как можно тверже, потому что сообразил наконец, что им нужно делать. — Я помогу тебе добраться до уличного доктора.

Ночной Бродяга начал было возражать, но не слишком настойчиво.

 

ГЛАВА 7

13 ноября 2053 года, 11.00

Слай подумала, что этот участок Бродвея постепенно превращался в трущобу. Все больше хиппи валялось на мостовой или просто сидело на корточках под непрекращающимся дождем, безразличные ко всему, кроме своих бессмысленных наркотических фантазий. Все больше бездомных, ютящихся всюду, где только можно найти место. Все больше троллей, щеголяющих в одеждах цветов своих банд. «Если здесь такое творится днем, — подумала она, — то что же тогда здесь делается ночью?»

Изменения, произошедшие в районе, отразились и на зданиях. Большинство окон в магазинах были защищены решетками, а остальные забиты. В одном заведении — небольшой лачуге старьевщика — на витрине висело довольно трогательное объявление: «Пожалуйста, не разбивайте опять мое стекло!» Окно было, конечно же, разбито. Все вокруг было разрисовано с помощью аэрозольных красок лозунгами или символами. Довольно талантливый художник расписал несколько стен абстрактными, почти в стиле кубистов, картинами и поставил автограф: «Пабло Фиаско».

«Общественный колледж Сиэтла», который находился неподалеку от того места, куда направлялась Слай, походил на театр военных действий. Во всем здании не сохранилось ни одного целого окна. Неоновая вывеска на углу, рекламировавшая колледж, превратилась в перекрученные и сожженные обломки. Граната? Слай задумалась, глядя на опаленные то тут, то там стены. Служба безопасности была рядом — частные охранники из «Харл корп инк». Но их было немного, может, с полдюжины. Видно было, что служба им в тягость — охранники нервно переминались с ноги на ногу, пристально вглядываясь в каждого, кто подходил ближе, чем на двадцать метров.

Эта перемена расстроила Слай. Из истории Сиэтла она знала, что в конце прошлого столетия на Бродвее не рекомендовалось оставаться после наступления темноты. Здесь собирались вконец опустившиеся наркоманы, но опасней всего были банды подростков, готовых на все, лишь бы достать деньги и купить какую-нибудь отраву, туманящую головы. Потом, где-то около 2010 года, улица начала приобретать респектабельный вид. Всего в нескольких кварталах отсюда находился район Пилл-Хилл, где были построены многие лучшие больницы Сиэтла. Инфраструктура, необходимая для их обслуживания — лаборатории, рестораны, благоустроенное жилье, склады и тому подобное — все появилось на Бродвее, вытесняя бродяг, панков и уличных гопников.

Слай точно не знала, какие экономические изменения вызвали в районе обратные процессы, — а на самом деле и не хотела знать; вряд ли бы это ее обрадовало. Но изменения были очевидны. Участок Бродвея между Пайк-стрит и Денни-уэй постепенно сползал все ниже по социальной лестнице. Это началось давно, но Слай не могла сдержать удивления и легкой тревоги, увидев, как захирел район всего за несколько месяцев.

«Ладно, довольно уроков социологии», — сказала она себе, подруливая на мотоцикле к месту назначения. Это было старое здание, построенное, может быть, лет сто назад. Странный, архаичный дом был как белая ворона среди зданий из пластика, стали и композитов. Он был построен из красных и белых каменных блоков — из настоящего камня — и имел небольшие башенки — а может быть, бастионы — по углам и центральный шпиль. Над парадным входом красовалось первоначальное название здания: «Первая Христианская Церковь», — но Слай знала, что здесь не молятся по крайней мере два десятка лет. Сейчас это был дом ее друга Агарвала.

Она заглушила двигатель и сошла с мотоцикла. Слай давно была знакома с Агарвалом. У него была чудовищная репутация, и он был одним из немногих теневых декеров, которые поймали удачу на крючок и сумели выйти из игры, не растеряв большей части неправедно нажитого капитала. Это было видно по дому, в котором обосновался Агарвал. Даже учитывая падение цен на недвижимость в этой части города, церковь, должно быть, обошлась Агарвалу в несколько миллионов нуен, и это не считая серьезных переделок, сделанных после того, как он сюда перебрался.

Большинству раннеров не удавалось выйти из игры живыми. А те, кому посчастливилось, либо не имели большого авторитета, либо забирали то, что они смогли наскрести, и исчезали из виду, чтобы избежать нежелательного внимания корпораций, против которых вели дела. Агарвал был исключением, жил счастливо и, по-видимому, в безопасности в нескольких километрах от корпораций, у которых позаимствовал миллионы. Слай удивлялась, как ему это удалось. Поговаривали, что он создал что-то вроде непробиваемой системы «страхования жизни» — насобирал компромата на все корпорации, которые хотели бы его подмять, и все это было снабжено «выключателем мертвеца». Если Агарвала когда-либо прихлопнут или если он не будет ежедневно общаться со своими компьютерными «сторожами», то весь этот компромат выльется прямо в Матрицу, на всеобщее обозрение. Естественно, никто из корпораций не хотел рисковать разоблачением только из-за того, чтобы свести старые счеты с Агарвалом. До сей поры стареющий декер мог жить и ничего особенно не бояться.

Относительно, конечно. Было много желающих навестить Агарвала и кроме корпораций. К тому же на первый взгляд дом выглядел совершенно не защищенным от воров.

Но это внешнее впечатление было обманчивым. Дом был настолько безопасен, насколько это возможно для высокотехнологичных систем зашиты, на которые истрачено два миллиона нуен. Опять же, судя по слухам, за последние несколько лет не менее четырех крупных банд пытались справиться с домом Агарвала. Никому это не удалось, и никто не выжил, и никто не рассказал об этом. Никто. Не осталось ни трупов, ни намеков на то, что случилось, — ничего. Бандиты просто исчезли. (Когда Слай однажды спросила Агарвала об этом, он пожал плечами и улыбнулся. А когда она познакомилась с ним поближе, то решила, что и в самом деле ей лучше этого не знать.)

Слай встретилась с Агарвалом пять лет назад, когда пострадала в Матрице. Она пыталась снова по частям собрать свой разум, и ее приятель, по имени Ког, искренне захотел ей помочь, свести с кем-то, кто разобрался бы в ее травме. Этим кем-то и был Агарвал.

Ког был прав, полагая, что разговор с Агарвалом должен помочь. Именно Агарвал убедил Слай в том, что жизнь не кончается после встречи со льдом, и именно он помог ей пройти через кошмары и ужасные приступы синдрома бегства. Конечно, он понимал, что ей пришлось перенести. Он и сам когда-то пережил такое. Даже восемь лет спустя у него все еще время от времени бывали приступы, но он научился управлять ими и свел к минимуму их влияние на свою жизнь. Это давало Слай надежду на то, что и она сможет полностью восстановить силы. Что, конечно же, и случилось. У нее это получилось даже лучше, чем у Агарвала, ее молодой мозг восстанавливался быстрее. Ее последний приступ — несильный, вырезавший из жизни не более двух минут — случился года два назад.

Она поднялась по каменным ступеням к парадной двери и нажала кнопку звонка. Слай знала, что ее моментально начали исследовать различные хитроумные датчики. Она улыбнулась в ту сторону, где, как ей казалось, была скрыта видеокамера, и распахнула кожаную куртку, показывая, что не вооружена.

Послышалось характерное жужжание, и дверь распахнулась. Слай шагнула в коридор.

Агарвал изменил планировку здания, не оставив практически ничего от первоначального вида. Новое убранство составляло яркий контраст со старинным фасадом и было образцом последних достижений современного искусства декора. С потолка лился ровный рассеянный свет, дорогой линолеум на полу с виду походил на мрамор с золотыми прожилками, но пружинил под ногами, как плюшевый ковер. Современная мебель. Повсюду светлые, голубоватые или переливчато-жемчужные цвета. Слай показалось, что она попала в компьютерную картинку из рекламного ролика по дизайну интерьера. Она прошла по коридору и открыла еще одну дверь.

Хозяин дома ждал ее в библиотеке — комнате с высоким потолком и стенами, заставленными высокими книжными шкафами. (Настоящие книги. Слай знала Агарвала долгие годы, но снова невольно удивилась богатству своего друга.)

— Шерон! — тепло приветствовал он ее. Агарвал говорил с аристократическим оксфордским акцентом. — Рад снова видеть тебя, очень рад. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Улыбаясь, она вышла из библиотеки вслед за ним.

Агарвалу сорок стукнуло лет семь-восемь назад, не меньше. Примерно одного роста со Слай, он был строен, с узкими плечами и бедрами. Продолговатое, утонченное, с выделяющимся орлиным носом лицо. Кожа, цвета кофе с молоком, грубая, с крупными порами. Редеющие волосы Агарвал зачесывал ото лба прямо назад. Он всегда носил очки с проволочной оправой — странная привычка в эпоху контактных линз и микрохирургии роговицы. Из-за стекол, наверное, взгляд казался мягким и незащищенным. На Агарвале всегда был надет костюм-двойка — неизменно новый, всегда безупречно сшитый, но несколько старомодный — и галстук. «Неужели он даже спит в нем?» — подумала Слай.

Агарвал провел ее в свою мастерскую — огромную комнату, занимающую весь нижний этаж, — и включил свет.

Всю комнату занимали автомобили. Слай насчитала их почти дюжину. Половина была разобрана и ремонтировалась; остальные выглядели как новенькие, будто только что сошли с конвейера. Это было поразительно уже само по себе, потому что каждому автомобилю — не меньше полувека. Взгляд Слай блуждал по рядам машин. Большинство из них она уже видела, но такое количество антикварных машин — некоторые были настоящей редкостью — завораживало. Вот это — «роллс-ройс», модель 2005 года. А вон там — «акура демон», самая быстрая серийная машина, выпущенная в 2000 году. Как всегда, Слай попробовала прикинуть стоимость коллекции, но оставила это занятие, когда цена перевалила за десять миллионов, — а ведь она подсчитала далеко не все.

Агарвал прикоснулся к ее руке и повел Слай в дальний конец мастерской.

— А это, — сказал он, — мое последнее приобретение.

Слай взглянула на машину. Черная, гладкая, с низкой посадкой, очертаниями она напоминала акулу. Длинный, покатый капот странно выпячивался, под ним прятался мощный мотор. Слай уже видела что-то подобное — может быть, в какой-то исторической драме или по тридео.

— Это «корвет»? — попыталась угадать она.

Улыбнись Агарвал чуть шире, он проглотил бы собственные уши.

— Да, «корвет», Шерон. Но особенный, модифицированный. Это «коллоуэй твин турбо». — Он погладил гладкий черный капот. — Замечательная машина, сделана в 1991 году, если ты сможешь в это поверить — шестьдесят два года назад. Восемь цилиндров, мощность — четыреста три лошадиные силы при четырех тысячах пятистах оборотах в минуту, и момент пятьсот семьдесят пять фунтов на фут при оборотах три тысячи. — Он говорил с любовью и ласково, будто не сухую информацию приводил, а читал сонет. Слай знала, сколько удовольствия доставляли ему эти цифры. — За четыре и восемь десятых секунды развивает скорость от нуля до ста километров в час, линейное ускорение — ноль целых и девяносто четыре сотых g, предельная скорость, — он пожал плечами, — точно не помню, но что-то около трехсот километров в час. Замечательная машина! Чистое удовольствие восстанавливать.

Слай кивнула. О старых машинах, технике внутреннего сгорания и конструировании автомобилей Агарвал знал больше, чем кто бы то ни было в Сиэтле, а может, и во всей стране. Он мог при желании разобрать машину по винтикам и затем собрать ее лучше, чем она была. Слай взглянула на своего давнего друга. Как обычно, внешность Агарвала находилась в странном противоречии с его интересами. «Снимает ли он свой костюм, когда копается в машинах?» — подумала Слай и улыбнулась.

— Какое чудо! — сказала она. — Как машина на ходу?

Агарвал мягко улыбнулся. Они оба знали, что он никогда не сидел за рулем ни одной из своих машин. Для него было интересно взять раздолбанное ржавое корыто и восстановить его в изначальном великолепии, а потом просто наслаждаться созданной им красотой.

Так что водить машины после того, как он возился с ними, не представляло для него никакого интереса.

Позволив Слай еще минуты две молча насладиться созерцанием его механических «бэби», Агарвал провел ее в кабинет. Это была маленькая, уютная комната на верхнем этаже, окна выходили на запад, на небоскребы в центре города. Усадив ее в удобное кресло, он поставил чашку чая на маленький столик, а сам устроился за письменным столом, на стуле с высокой спинкой, и вытянул перед собой переплетенные пальцы.

— Насколько я понимаю, Шерон, в последнее время твоя жизнь была… интересной, — заметил он.

Слай кивнула. Интересной — это еще мягко сказано. Она мысленно перебрала в памяти последние двадцать четыре часа. Посещение Терезы Смеланд. Убийство ее «Джонсона». Тяжелая встреча с Модалом. Пересылка копии зашифрованного файла Луиса Агарвалу по телефонной линии. И потом многочисленные телефонные звонки — все из разных телефонов-автоматов, все разным знакомым — чтобы «подставить» черного эльфа «Яматецу».

«Сработает ли это? — на мгновение задумалась Слай. — Наверное, должно. Коварство Модала и его понимание корпоративной психологии и человеческой природы, казалось, ничуть не изменились. Со временем они могли лишь развиться. Масса слухов, свидетельств, лжи и безумных предположений, которые он состряпал, определенно рисовали картину человека, который продал своих хозяев по корпорации ради бывшей любовницы». Если она все предусмотрела, все случайности, то имя Модала должны были склонять в «Яматецу» на все лады, и корпорация, вероятно, уже выслала солдат на его поиски. Все это преследовало одну цель — чтобы Модалу стало невыгодно убить Слай или сдать ее корпорации. Конечно, потом, со временем, он мог бы купить себе возвращение в «Яматецу» ценой ее головы, но такой ход был бы очень рискованным. Люди из «Яматецу», на которых он вышел бы, скорее устроят засаду, чем открытую встречу.

«Да, — решила Слай, — я могу доверять Модалу… в данный момент». Ей было нелегко оставлять его сегодня утром одного, но брать Модала с собой на встречу с Агарвалом было никак нельзя.

Бывший декер молча смотрел на нее: пусть решит, что говорить ему, а что нет. По его лицу блуждала мягкая улыбка.

— Это были интересные двадцать четыре часа, — наконец произнесла Слай. — Ты работал с файлом, который я тебе послала?

— После твоего звонка я уже не занимался ничем другим, Шерон, — ответил он.

Слай почувствовала угрызения совести. Время, которое он тратил, помогая ей, отнималось от его любимых машин, но дело было слишком важным.

— Что-нибудь выяснил?

Агарвал кивнул.

— Прежде всего ясно, что среди корпораций происходит что-то чрезвычайно важное, очень необычное, — я бы сказал, неслыханное. Например, активность на фондовой бирже была по меньшей мере… удивительной. Последние два дня шло перераспределение корпоративных интересов. Мегакорпорации пытались захватить более мелкие, которые до сих пор считались вне сферы их влияния. Ты понимаешь, что это значит?

Подумав мгновение, Слай призналась:

— Не совсем. Экономика — не мой конек.

Он вздохнул.

— Экономика — это все в этом мире, Шерон, ты должна это знать. — Он на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. — Все крупные корпорации ходят над пропастью, когда дело касается конкуренции. Каждая мегакорпорация борется с другими на рынке. Поскольку рынок в большинстве отраслей сформировался, это означает игру с нулевой суммой. Любая прибыль, полученная какой-то корпорацией, — это убытки конкурентов. Поэтому успех приходит только к самым оборотистым и ловким корпорациям. К сожалению, существует обратная сторона, если можно так сказать, слишком сильной конкуренции. Если одна корпорация начнет открыто воевать с другой, то агрессор может значительно увеличить свои прибыли. Но хаос, который вызвал бы такой конфликт в финансовой сфере, как, впрочем, и в других областях, означал бы сужение потенциального рынка. То есть корпорация-агрессор получила бы больший кусок пирога, но сам пирог был бы меньше. В итоге доход агрессора уменьшился бы. Поэтому мега-мегакорпорациииграют по правилам Корпоративного суда и по неписаным законам, которые все удачливые предприниматели понимают инстинктивно.

— Но корпорации все же вредят друг другу, — заметила Слай. — Черт побери, Агарвал, ты и сам достаточно этим занимался!

Агарвал ухмыльнулся.

— Правда, — согласился он. — Но теневые дела, которые одна корпорация ведет против другой, — это мелочи. Конечно, те дела, для которых корпорации нанимают нас с тобой. Для корпорации с годовым доходом в триллионы нуен наши потуги — как булавочный укол для дракона.

Секунду Слай молча переваривала это.

— Эти неписаные законы, о которых ты говоришь, — сказала она наконец, — они нарушаются? Вот почему этот передел так важен?

— Правильно. Случилось что-то, что побудило мегакорпорации к прямой борьбе. Это видно даже на улице. Ты заметила пополнение в службах безопасности корпораций в городе?

— Да нет, — сказала она. — Думаю, мои мысли были заняты другим.

— Действительно. И вполне понятно. Я выяснил, что тебя ищет слишком много людей, мой друг. Дюжины раннеров, осведомителей, уличных бойцов — в это ввязалось несколько корпораций.

Последние слова потрясли Слай.

— Несколько?! — Она побледнела. — Не только «Яматецу»?

Лицо Агарвала стало серьезным.

— Несколько, — повторил он. — Само собой, «Яматецу» главная из них, но есть и другие. «Ацтекнолоджи», «Мицухама», «Ренраку», «ДПИ» плюс другие, помельче. Все хотят знать, где ты находишься и что делаешь. — В его голосе прозвучали заботливые нотки. — Надеюсь, ты принимаешь необходимые меры предосторожности?

Слай неопределенно кивнула.

— Я позабочусь о себе. — Она помолчала. — Что происходит, Агарвал?

— Похоже на прелюдию к войне корпораций, — серьезно сказал он. — Хоть я и надеюсь, что этого не случится, мысль об этом наводит на меня ужас.

— А как это касается меня?

— Думаю, это затронет всех в Сиэтле. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Я полагаю, одна из корпораций — возможно, «Яматецу» или какая-то другая — кое-что потеряла. Что-то, имеющее колоссальное значение не только для них, но и для всех корпораций в Сиэтле. Настолько ценное, что они готовы ввязаться в войну корпораций, лишь бы снова это отыскать. Я подозреваю, корпорации почему-то решили: это что-то у тебя или ты знаешь, где это можно найти. — Он понизил голос: — Что ты сама думаешь об этом, Шерон?

Слай непроизвольно взглянула на хитроумный компьютер, стоящий у него на столе. Агарвал использовал его для расшифровки того самого файла. Он заметил движение ее глаз и медленно кивнул.

— Ты раскусил код? — Слай с отвращением услышала легкую дрожь в своем голосе.

— Ты в курсе последних математических теорий шифровки данных? — спросил Агарвал.

— Немного.

— Тогда ты разбираешься в обычных методах шифровки?

— Чуть-чуть. Достаточно, чтобы понять. Ты о моем файле?

— Да. Здесь так много уровней кодирования, что я подумал: в этом файле — что-то очень важное.

Слай беззвучно присвистнула сквозь сжатые зубы.

— Какое быстродействие у твоего компьютера? — спросила она.

— Почти пятьсот терафлопов.

Пятьсот терафлопов!.. Пятьсот триллионов операций в секунду!.. Очень быстрая машина. Слай закрыла глаза, мысленно произвела кое-какие математические вычисления, выругалась и вздохнула:

— Тогда его невозможно взломать. Даже при пяти-ста терафлопах эта машина будет работать тысячу лет, пока сможет разгадать код.

— Точнее, пятнадцать тысяч лет, — поправил Агарвал. — Если использовать прямые вычисления. Тебе знакомы исследования Эйджи в области рекуррентных рядов?

Она покачала головой, затем быстро сказала:

— Не трудись объяснять мне это. Просто расскажи суть.

Он с улыбкой наклонил голову.

— Как угодно. Эйджи разработал методы, которые можно применять к расшифровке кодов, позволяющие идти несколько… более коротким путем.

— Так ты можешь расшифровать файл?

— Думаю, да. На это понадобится время — день, может, больше, — но уж никак не пятнадцать тысяч лет.

— А как же с другими уровнями кодирования?

Он пожал плечами:

— Думаю, они будут посложней первичного уровня.

Слай кивнула. День, может, пару дней…

— Что ты собираешься делать все это время? — спросил он, словно прочитал ее мысли.

— Исчезну, — сразу же ответила Слай. — Залягу на дно и буду ждать. — Она сделала паузу. — Может, попробую откопать что-нибудь на «Яматецу», поищу в Матрице… — Она увидела, как Агарвал испуганно глянул на нее, и быстро успокоила его: — Я не буду просить тебя сделать это, ты же знаешь. Поищу кого-нибудь другого.

Он облегченно вздохнул.

— Да, — сказал Агарвал тихо, — да, конечно. Прости мою реакцию, но…

— Нечего прощать, — ответила Слай. — Вспомни, с кем ты разговариваешь.

Он опять вздохнул.

— Конечно. Я… конечно.

— У тебя есть время заняться этим прямо сейчас?

Ее друг кивнул:

— Я уже отложил все остальные дела. Нас ничто не будет отвлекать.

— Теперь об оплате…

Агарвал поднял руку, останавливая ее.

— Если то, что мы видим, — начало войны корпораций, то самого ее предотвращения будет уже достаточно.

Она кивнула и сжала его ладонь. Друзья. Такие редкие в тени, но тем они дороже.

 

ГЛАВА 8

13 ноября 2053 года, 21.00

Коршун ерзал на изодранной виниловой тахте, пытаясь лечь так, чтобы сломанные пружины не вонзались ему в спину и ребра.

— Совершенно невозможно, — проворчал он. — Лучше было бы на полу.

На тахте было ужасно неудобно, но, как ни странно, он все-таки заснул. Беспокойно, но все же спал.

Тело его еще нуждалось в отдыхе после длинной ночи, но теперь разум его снова работал, и Коршун знал, что расслабляться дальше нельзя. Он взглянул на часы, висящие на стене. Только девять? Этого не может быть, он ведь попал сюда около семи…

Потом он понял, что это старые 12-часовые часы, а не 24-часовые, к которым он привык. Значит, было уже двадцать один ноль-ноль, середина следующего вечера. Он спал дольше, чем думал.

Парень спустил ноги на пол, протер глаза и оглядел комнату, в которой его свалил сон.

«Достаточно паршиво», — подумал он. Желтоватые плитки линолеума на полу. (Когда был построен этот дом? Сколько лет назад люди пользовались таким линолеумом?) Оштукатуренные стены когда-то, похоже, были белыми. Устройство для пыток, замаскированное под тахту. Телеком с разбитым экраном и вырванной платой вывода. Просто очаровательно! В воздухе плавала сложная смесь раздражающих запахов, большинство из которых он определил бы как медицинские, но с нездоровой примесью гнили. «Я должен был отвести его к настоящему врачу», — в который раз раскаивался Коршун.

Впрочем, это было бы еще хуже. У Ночного Бродяги были пулевые раны, а Коршун знал, что по закону врач должен был доложить об этом патрульной службе. А связаться с властями — самое плохое, что можно придумать для индейца.

И опять же — проблема с документами. Коршун поспорил бы, что у Ночного Бродяги их не было. И конечно, у него, как и у самого Коршуна, не было СИНа — системного идентификационного номера — кода, по которому правительство и все учреждения опознавали людей. Стоит привести Ночного Бродягу в любую больницу или просто к врачу — и все раскроется, как только в приемной попросят кредитку раннера с СИНом в памяти.

И даже если удалось бы обойти эти две проблемы, была еще проблема с кредитом. У раннеров не было медицинской страховки, это уж точно. Ни у него, ни у Ночного Бродяги не хватило бы денег, чтобы заплатить даже за врачебный осмотр.

Что же оставалось? Бесплатная клиника, как у этого «Общества вселенского братства»? Тут тоже не предвиделось ничего хорошего. Коршун не был уверен, что там не скажут: «Пулевое ранение, вызовите патруль», — та же погань, что и в настоящих больницах. И в любом случае он не смог бы дотащить потерявшего сознание Ночного Бродягу до ближайшей клиники.

Оставался только уличный доктор. Сначала Коршун подумал, что и здесь будет прокол. Ему не приходилось раньше иметь с ними дела, а такие доктора не дают публичных объявлений.

Но потом он вспомнил, как один парень из «первой нации» рассказывал, что после небольшой заварушки его зашил доктор, работавший у ресторана между Шестой авеню и Бланчард-стрит. Для начала этого было достаточно. А несколько осторожных вопросов довели до места. «Как раз вовремя, черт побери!» — подумал он, вспоминая, как выглядел Ночной Бродяга, когда Коршун втаскивал его в эту самую клинику. Еще два квартала и доктор ему бы уже не понадобился.

На мгновение к нему вернулся страх за жизнь раннера, но вера в чудеса медицины загнала этот страх назад в подсознание.

Тут ему в голову пришла неожиданная мысль. А если Ночной Бродяга и умрет, что с того? Он не свой, он не из «первой нации». И он такой старый…

Но он раннер, а это уже кое-что. Раннер и индеец, даже если и говорит, что не принадлежит ни к какому племени. И самое главное, он доверяет Коршуну и зависит от его помощи. «Поэтому его дело — это и мое дело», — решил он для себя.

Коршун снова посмотрел на часы. Двадцать один десять. Уже четырнадцать часов прошло с тех пор, как он втащил Ночного Бродягу в ветхое здание. Тринадцать часов с тех пор, как доктор исчезла с ним в своей комнате. Интересно, она там оперирует, или шьет, или что там еще делают врачи? А может, Ночной Бродяга уже помер у нее на столе, а она просто не сказала? Коршун встал и шагнул к двери, но в сомнении остановился. Он никогда не умел ждать, особенно если при этом нельзя было спать.

Как по мановению волшебной палочки, дверь открылась, и вышла доктор. Она представилась как Мэри Дасия, но Коршун знал, что люди знали ее под фамилией Доктор Дайсер. Невысокого роста, стройная, с коротко стриженными рыжими волосами и большими выразительными глазами. Очень даже ничего, если бы не была такой старой — явно вдвое его старше.

— Ну, как? — спросил Коршун.

Доктор Дайсер выглядела усталой. Когда они ввалились к ней, на лице у нее был макияж, но теперь она его смыла и сразу побледнела и постарела. Она выразительно подняла брови.

— Я уже давно заштопала его, — произнесла она грудным голосом. — Выглянула посмотреть, как ты тут. Не заскучал?

— Так как он?

Лицо доктора посерьезнело.

— Примерно так, как и ожидалось, а ожидалось не слишком многое. Я собрала его заново, постаралась не забыть ничего, и заштопала все большие дырки. Если бы он не был так вынослив, то скончался бы несколько часов назад или как только я занялась им, но сейчас он просто очень слаб от потери крови. Его сердце работает с колоссальной нагрузкой. Я почти потеряла твоего дружка, когда у него остановилось сердце. — Она впилась глазами в Коршуна. — Ты давал ему метамфетамины?

Коршун опустил глаза.

— Да, но он… — Коршун вдруг решил не оправдываться. — Они сильно повредили ему?

Дайсер пожала плечами:

— Не могу точно сказать. Они дали такую нагрузку на сердечно-сосудистую систему, что ты и представить себе не можешь, но зато сердце не остановилось еще на улице. Тоже неплохо.

Коршун облегченно вздохнул:

— Я могу увидеть его?

Доктор на мгновение замялась. Потом она кивнула и повела его в кабинет.

Лежа на кровати, окруженный грудами электроники, Ночной Бродяга казался совсем маленьким. Его лицо было почти такого же цвета, что и мрачные стены; закрытые глаза, казалось, утонули в черепе. Он выглядел на сотню лет старше. На мгновение Коршун вспомнил свою мать, но отогнал мысли о ней.

Он осмотрел каморку — крошечную, чуть побольше кровати. Серые стены, везде мониторы, единственное свободное место — перед лицом Ночного Бродяги. «Слабак! — Он разозлился на себя. — Ты слабак!» Он заставил себя посмотреть на индейца. На этот раз образ матери не появился. Коршун почувствовал, как его дыхание замедляется, а мышцы расслабляются.

Доктор Дайсер наблюдала за ним, но отвернулась, когда Коршун взглянул на нее.

— Когда он очнется?

— Я уже очнулся. — Глубокий голос раннера испугал Коршуна. — Просто лежу, отдыхаю. — Ночной Бродяга открыл глаза и осмотрелся. — Где я?

Коршун быстро рассказал ему все. Ночной Бродяга взглянул на доктора, затем снова на Коршуна.

— Ты сделал это для меня, а?

Коршун кивнул.

— Конечно, — сказал индеец как будто про себя. — Это был твой долг, кодекс чести раннера, да?

Коршун знал, что большей благодарности он не получит, но и этого было достаточно — лучше, чем те стандартные слова, которые так легко произносить. Впервые он почувствовал, что Ночной Бродяга принимает его, может, и не как равного, но как товарища. Он снова кивнул, не доверяя своему языку.

— Который час? — спросил раннер.

Коршун ответил.

— Черт! — Ночной Бродяга сплюнул. — Вторая команда собирается в двадцать два тридцать. Надо двигаться. — Он попытался сесть.

Доктор Дайсер силой удержала его, положив руку на грудь. Коршун знал, что индеец мог отшвырнуть ее одной рукой на другой конец комнаты, если бы хотел, но он послушно лег. Его темные глаза пристально смотрели на нее.

— Вы никуда не пойдете, — резко сказала женщина.

— Я неплохо себя чувствую, — ответил индеец. — И мне нужно кое-что сделать. — Мягко, но решительно он взял ее руку и снял со своей груди.

Коршун видел, как мышцы доктора напряглись, когда она пыталась вырвать руку из его пальцев.

— Подумай, — резко сказала она, — может, ты плохо слышишь или твои мозги повредились от кислородного голодания, когда остановилось сердце. — Она говорила медленно, таким тоном, каким говорят с идиотами. — Конечно, ты чувствуешь себя хорошо. Потому что ты по уши накачан болеутоляющими, стимуляторами и еще Бог знает чем. Если я уберу анальгетики и транквилизаторы, тогда ты узнаешь, как хорошо ты себя чувствуешь. Если я уберу стимуляторы, твое сердце просто остановится.

Она продолжала, оборвав его попытку ответить:

— Ты не загнулся — пока — потому что я достаточно хорошо знаю свое дело. — Она вздохнула. — Ты даже не представляешь, как ты плох. — Она понизила голос. — Насколько ты пострадал. Если бы ты был машиной, я бы сказала, что ты едешь на одном цилиндре и у тебя только одна передача — и больше ничего: тормозов нет, руль не крутится и три колеса проколоты. Слышишь, что я тебе говорю? Ты жив. Сейчас. Если останешься здесь, то проживешь еще день или два, может, и больше, если нам обоим повезет. Если отправишься в больницу, настоящую больницу, они смогут зашить тебя как следует, и ты будешь жить. Но, — ее голос снова стал жестким, — если ты думаешь, что сможешь выйти отсюда, забудь. Ты доберешься до входной двери — может быть, — пока сердце не остановится, да и то только потому, что ты сильный сукин сын!

Маленькая доктор наконец вырвала руку из пальцев огромного мужчины и взглянула на него сверху вниз.

Коршун увидел, как глаза Ночного Бродяги закрылись, а дыхание замедлилось. Думал ли он о чем-то? Решался на что-то? А может быть, вручал свою душу тотемам…

Через несколько секунд Ночной Бродяга снова открыл глаза и взглянул на доктора. Он смотрел совершенно спокойно, как человек, принявший какое-то важное решение.

— Я на стимуляторах, да? — тихо спросил он. — На каких стимуляторах? Турбо, да? — Он назвал один из наркотиков, созданных для медицинских целей, но хорошо известных на улицах.

Доктор Дайсер неохотно кивнула.

— Какая доза? Что-то около пятидесяти миллиграммов?

Она снова кивнула.

— Значит, двести миллиграммов помогут мне пережить ночь…

— …И убьют на рассвете, — закончила она.

Он утвердительно кивнул.

— Но ночью я смогу действовать.

— Да, если я дам тебе такую дозу. Но я не дам.

На несколько секунд Ночной Бродяга замолчал. Коршун слышал быстрое дыхание доктора, слышал, как его собственная кровь стучит в висках.

Наконец Ночной Бродяга тихо сказал:

— Есть нечто важное, и я должен это сделать, Доктор. Я не могу сказать — что, но я поклялся жизнью, что это сделаю. Ты понимаешь? Мне нужны двести миллиграммов турбо.

— Это убьет тебя, — снова повторила доктор, — я не могу тебе этого дать…

— Ты не можешь этого не дать, — настаивал раннер. — Любой человек имеет право сам выбрать время своей смерти, имеет право распорядиться своей жизнью так, как считает нужным. Кто ты такая, чтобы лишать меня этого права?

На минуту в комнате установилась тишина. Ночной Бродяга лежал на кровати, наблюдая за доктором не по-человечески спокойно. Дайсер не отвечала на его взгляд. Коршун поглядывал то на одного, то на другого.

Наконец доктор сделала движение — рука ее опустилась в карман и достала оттуда шприц и маленькую ампулу с фиолетовой жидкостью. Дайсер не смотрела на Ночного Бродягу до тех пор, пока не наполнила шприц.

— Двести миллиграммов, — резко сказала она.

Коршун отвернулся, пока она вводила наркотик.

* * *

— Что ты собираешься делать? — спросил юноша, когда они вышли на улицу.

Ночной Бродяга повернулся к Коршуну.

— Что ты собираешься делать? — снова спросил Коршун. «До того, как умрешь», — хотел он добавить, но не посмел. — А если на этой встрече тоже засада?

Раннер только пожал плечами. Они взяли автокеб, одну из машин с кибернетическим управлением, которые только появились в городе, и теперь им оставалось пройти два квартала до парка «Коуб-террас».

Ночной Бродяга не отставал от Коршуна, хотя тот почти бежал. Раннер двигался так плавно, что Коршун почти забыл, как тяжело он был покалечен и что наркотик в его венах съедал тело изнутри. Ночной Бродяга снова казался молодым, почти таким же молодым, как и сам Коршун. А может быть, так и следовало проводить свою последнюю на этом свете ночь?

— А что, если там вообще никого не окажется? — нажимал Коршун. — Что, черт возьми, ты тогда будешь делать? До того, как умрешь, — подумал он.

Ночной Бродяга ответил спокойно, не обращая внимания на злость в голосе молодого человека.

— Марси и Танцующий Кот ушли, но почти все ребята остались. Они не знают этих городских джунглей. Я могу рассказать им, как вернуться назад, в земли сейлиш-шайд, чтобы их не задержали ни патрули на границе, ни армии корпораций. Я могу навести их на нужных людей.

— А если они уже ушли? — нажимал Коршун.

— Не могли.

Коршун от злости тряхнул головой.

— А что, если корпорация уже захватила их? Ты убьешь себя ни за что.

— Тогда я умру, — просто ответил индеец. — Решение принято, так зачем мучить себя, думая о том, чего я уже не сделаю? — Он посмотрел вверх, на облака, в которых отражались городские огни. Взглянув на лицо раннера, Коршун подумал, что тот видит звезды сквозь облака. — Этот вечер — подходящее время для смерти.

В двадцать два тридцать деловой центр бурлил. Красивые, в нарядной одежде люди выходили на улицу, чтобы встретиться друг с другом, перекусить, посмотреть какое-нибудь шоу, зайти в клуб. Ночь буквально гудела.

Но в парке «Коуб-террас» все было не так. Здесь действовали другие правила. Днем здесь было спокойно и безопасно, — как в любом другом месте города, — просто местечко, где хорошо посидеть на траве и расслабиться. Но, как многие другие парки, с наступлением темноты он превращался в зону боевых действий. Двуногие хищники заполняли бетонные террасы и поджидали в кустах свои жертвы — идиотов, рискнувших забрести сюда. Патрульные, слишком напуганные крупными бандами, которые сводили здесь счеты, с заходом солнца оставляли парк.

Коршун не слишком хорошо знал это место. Он был здесь только однажды, и то днем. И никогда ночью. Лишь такие банды, как «древние» и «тигры» — тяжеловесы Сиэтла, — выходили сюда «поиграть» ночью. «Первая нация» и в подметки им не годилась — она была второразрядной или даже третьеразрядной бандой.

Эта и другие неприятные мысли крутились в голове у Коршуна, когда они подошли к парку. Ночной Бродяга, казалось, совсем не тревожился. («А почему бы и нет? — с горечью подумал Коршун. — Ему ведь нечего терять».)

Он крепче сжал рукоять своего «фичетти». Пистолет был заряжен, курок взведен, предохранитель снят. (Коршун был слегка удивлен, что именно доктор Дайсер продала ему два магазина патронов. Врач и торговец оружием в одном лице — настоящие чудеса!)

— А что, если там снова засада? — прошипел он на ухо Ночному Бродяге.

Раннер только пожал плечами:

— Чему быть, того не миновать.

«Еще этот проклятый холод», — подумал Коршун, безуспешно вглядываясь в непроницаемую тень. Неплохо бы иметь вторую пару глаз на затылке.

Именно Коршун первым заметил фигуру человека. Темное пятно в тени. Он мгновенно остановился и толкнул раннера локтем.

— Там, — прошептал он.

Коршун почувствовал, как раннер напрягся. Ночной Бродяга поднес руку к поясу, сделав при этом быстрый странный жест. Фигура в тени ответила похожим жестом — но не взмахом, который стоил Танцующему Коту жизни. Коршун рад был это видеть. Ночной Бродяга зашагал вперед уже без опаски. Спохватившись, Коршун поспешил за ним.

Теперь, когда он подошел поближе и глаза привыкли к темноте, Коршун лучше рассмотрел человека. На первый взгляд он был очень похож на Ночного Бродягу. Высокий, может быть, чуть шире в плечах. У него были такие же черные волосы, такие же орлиный нос и жесткий взгляд, как у Ночного Бродяги. Без сомнения, он тоже был индейцем.

Мужчины пожали друг другу руки. Коршун не был уверен, но ему показалось, что Ночной Бродяга больше рад встрече, чем его товарищ.

— Привет, Лезвие Ножа!

— Привет, Бродяга. Я думал, ты уже на том свете.

— Еще нет. — В голосе раннера было что-то, заставившее собеседника взглянуть ему в лицо.

Но если Лезвие Ножа и уловил что-то, он ничего не сказал. Однако метнул жесткий взгляд на Коршуна.

— А это еще кто?

Коршуна возмутил его тон, но он придержал язык.

— Остынь, Лезвие, — спокойно сказал Ночной Бродяга. — Он кремень, мой приятель. Выручил меня из крупных неприятностей. Теперь мы повязаны.

Лезвие Ножа явно сомневался.

— Повязаны с этим? — Он фыркнул. — Ладно, твое дело.

— Да, — просто согласился Ночной Бродяга, не обращая внимания на иронию.

— Тогда все, — проворчал Лезвие Ножа и отвернулся. — Остальные уже здесь. Бери своего приятеля, если хочешь.

Ночной Бродяга ободряюще похлопал Коршуна по плечу и повел его за собой.

Их ждали трое высоких мускулистых индейцев, таких же уверенных в себе, как Ночной Бродяга и Лезвие Ножа. Они совещались в тени деревьев на одной из верхних террас парка. Выходя вслед за Ночным Бродягой на крошечную полянку, Коршун чувствовал их оценивающие взгляды. Один из мужчин согнул правую руку, и три зловещих острых шипа выдвинулись из тыльной стороны его ладони.

— Остынь, — спокойно приказал Лезвие Ножа. — Он с Бродягой.

Агрессивный раннер пожал плечами, и шипы убрались обратно в плоть.

Ночной Бродяга оглядел их.

— Это все? — спокойно спросил он. — А где остальные?

— Пропали, — просто ответил Лезвие Ножа. — Когда дело провалилось, мы потеряли друг друга. Из первой команды никто не выжил. Я видел, как Марси получил свое, значит, ты — единственный из второй. Третья и четвертая… Так, здесь Слик, Бенбо и Вэн, — он указал на остальных раннеров, — и я, это все. Думаю, Танцующий Кот выбрался, но мы потеряли его след.

Ночной Бродяга коротко рассказал о событиях прошлой ночи.

Лезвие Ножа медленно кивнул.

— Ну, тогда все сходится. До нас дошло, что на встрече будет засада, но мы, конечно, не могли предупредить тебя. Или Кота.

— А как насчет Коу? — спросил Ночной Бродяга.

Коршун решил, что он говорит о декере.

— Она тоже не спаслась, — ответил Лезвие Ножа. — После того как заваруха кончилась, мы проверили ее логово. Она все еще была подключена, но уже мертва.

Казалось, Ночной Бродяга поник, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

— Тогда все кончено, — тихо произнес он.

— А может, и нет, — возразил Лезвие Ножа. — Ходит странный слух, будто данные попали к кому-то еще.

— Наши данные?

— За что купил — за то продаю. Не знаю, как это случилось. Может, Коу припрятала что-то в Матрице — на всякий случай.

— У кого? — настаивал Ночной Бродяга. — У кого они?

— Имя неизвестно, — вступил в разговор один из индейцев. — Кто-то из местных.

— Это правда? — Коршуну почудилось отчаяние в голосе Ночного Бродяги.

— Ходят слухи, — повторил Лезвие Ножа.

— Что будем делать?

— Спокойно, приятель. — Лезвие Ножа ободряюще положил руку ему на плечо. — Мы пошлем людей, чтобы все разузнали. Мы не можем действовать, пока не найдем этого парня, так ведь?

— Но ты не знаешь каналов…

Лезвие Ножа прервал Ночного Бродягу:

— Мы хоть и не местные, но знаем, как работать на улице. Мы это сделаем — это просто вопрос времени. — Он посмотрел на часы. — Ладно, приятель, пора двигать. У нас есть тихое место, чтобы отсидеться. — Он глянул на Коршуна. — А что с…

— Он пойдет со мной, — резко сказал Ночной Бродяга. — Я сказал, мы повязаны. Я за него ручаюсь.

На мгновение Коршуну показалось, что Лезвие Ножа хочет возразить. Но тот лишь пожал плечами:

— Твое право, Бродяга. — Он снова взглянул на раннера. — Не хочешь поспать в фургоне? Ты выглядишь хуже некуда.

Ночной Бродяга медленно опустил голову.

— Потом, — ответил он, и только Коршун понял значение этих слов. — Я высплюсь позже.

 

ГЛАВА 9

14 ноября 2053 года, 00.55

Уже началось? Слай потягивала свое виски и смотрела через окно на городские огни. Корпоративная война. Неужели она уже началась?

День выдался странный — трудный и нервный. Слай нужно было знать, что происходит на улицах, чем заняты корпорации и кто задействован во всеобщих розысках ее персоны. Пока ей было известно лишь то, что ее искали. Как ей узнать, кто из прежних союзников переметнулся в лагерь мегакорпораций и подключился к розыску? Это же невозможно! Разумеется, есть способы анонимного «прощупывания», но они далеко не так эффективны, как личное общение с людьми, которые знают и доверяют тебе. Покинув час назад дом Агарвала, Слай поняла, насколько она одинока.

И тут она вспомнила об Аргенте. Затянутый в кожу уличный монстр и вожак банды, называющей себя «команда разрушителей», несколько лет назад вместе со Слай выполнил одно важное задание. С тех пор она иногда встречалась с ним. Хоть они и не стали друзьями, но уважали друг друга как профессионалы. С неожиданной тревогой Слай поняла, что Аргент — единственный, кому она может доверять, хотя бы отчасти.

После получаса напряженных размышлений она решила рискнуть и позвонить ему. Слай приняла окончательное решение, вспомнив о той странной ненависти, которую испытывал Аргент к корпорации «Яматецу», и причину которой он никогда ни с кем не обсуждал. Слай решила: этого достаточно, чтобы он ввязался в любое дело, которое нанесло бы вред этой мегакорпораций. Конечно, это не самое надежное основание для доверия, но все же лучше, чем никакое.

Ее выбор оказался верным. Не обращаясь к своим информаторам, Аргент немедленно ответил на ее вопросы, будто уже знал о переменах, происходящих на улицах.

— Обстановка накаляется, — сказал он. — То холодно, то жарко. Патрули усилены. Их больше, и они лучше вооружены. Там, где обычно ходило двое патрульных, теперь шестеро; если прежде у них была легковая машина, то теперь чуть не броневик. Ведут они себя странно, будто не совсем уверены, что происходит. Силы корпорации тоже на улицах. Усиленно вооруженные патрули тоже играют в эти странные игры, шум по всему городу. Средства массовой информации утверждают, это из-за банд, но явно несут чушь. Они не просто патрулируют. По-моему, солдаты корпорации занимаются прочесыванием. — Аргент озабоченно глянул на нее с экрана телекома. — Слай, происходит что-то очень плохое. Я не знаю, что именно, и это меня пугает.

Его замечание потрясло Слай. Если верить репутации этого человека, напугать Аргента было непросто.

Он подтвердил некоторые замечания Агарвала, хотя Слай уже не нужны были подтверждения. В деле участвовали все основные мегакорпорации, однако основная роль принадлежала «Яматецу».

— И все они разыскивают тебя, Слай, — добавил Аргент, не дожидаясь ее вопроса. — Думаю, пока не все тебя знают, но на улицах они задают правильные вопросы и прочесывают все места, где ты обычно появляешься. — Он мрачно ухмыльнулся. — Понимаю, что ты не дома, иначе наша беседа не состоялась бы. Я буду держать ушки на макушке. Но пока снова не свяжусь с тобой, тебе надо найти какое-нибудь действительно надежное убежище. — Выдержав паузу, Аргент спросил: — У тебя есть подходящее место или хочешь совета?

Она приняла его предложение, и совет оказался неожиданным. Необычным и, пожалуй, лучшим из тех, что она слышала за последнее время.

Именно так она и очутилась здесь, в «Шератоне», одной из лучших и самых дорогих гостиниц Сиэтла, напротив элитарного Вашингтонского атлетического клуба.

Сама Слай никогда бы не додумалась до такого, но доводы Аргента были убедительны. Во-первых, кто станет разыскивать беглеца, особенно такого, за которым охотятся корпорации, в гостинице экстра-класса, обслуживающей эти же корпорации? Охотники будут прочесывать темные места, грязные ночлежки в беднейших районах города, где ненависть местных жителей к корпорациям будет мешать розыску. Во-вторых, после того как она поселится в «Шератоне», хваленая компьютерная система безопасности гостиницы станет ее защищать. Единственная трудность — само поселение.

А это, благодаря Модалу, оказалось совсем нетрудным. За последние годы он собрал большую коллекцию различных удостоверений личности — как мужских, так и женских, на любой вкус, — удостоверений, в которых вопросов не вызвало бы ничего: ни имена, ни биографии, ни даже идентификационные номера. Похоже, у него был процветающий бизнес по продаже этих удостоверений беглецам и всем желающим сменить свои фамилии. Как только она заикнулась о «Шератоне», чернокожий эльф вручил ей карточку, содержащую данные, которые обеспечивали почти стопроцентную «крышу». Он не сказал, где добыл ее, а она не спросила. Такую же карточку Модал взял себе.

После этого оставалось только нагло прошествовать по фойе «Шератона» и снять два смежных номера на имя Уэсли Эймс и Саманты Бувис. Хотя Слай была уверена, что клерк услышит стук ее сердца, эльф со скучающим видом просто вставил карточки в регистрационную щель компьютера. Получив подтверждение достоверности данных, клерк вручил им по магнитной карточке, заменяющей ключи, и пробормотал: — Добро пожаловать в «Шератон», надеюсь, что Ваше пребывание будет приятным.

Поднимаясь в лифте, они узнали, что этой ночью в гостинице состоится съезд представителей частных правоохранительных агентств. Руководители патрульных служб и аналогичных организаций со всего мира заполнили номера пятнадцатого и частично десятого этажей. Сначала это до смерти напугало Слай. Однако поразмышляв, она осознала, что благодаря этому их безопасность только возрастала. Какой охотник корпорации мог предположить, что его дичь затаилась в толпе полицейских? Даже если кому-то удалось бы проследить ее до «Шератона», зная, что многие из гостей вооружены до зубов, ему пришлось бы дважды подумать, прежде чем попытаться провернуть любую операцию.

Прошло первое чувство страха, и ей пришло в голову, что вся эта затея ужасно забавна. «Чем полицейские развлекаются во время съезда? — подумала она. — Арестовывают друг друга? Или бьют друг другу морды?»

Слай настолько расслабилась, что с трудом сдержала смех, когда на десятом этаже в лифт вошел представитель фирмы «Бритиш Альд» — эльф в ярком пунцовом пиджаке, шотландской юбке-кильт и подпоясанный кушаком. Он направлялся в зал для приемов на пятнадцатом этаже.

И вот она в номере 1205, смотрит в окно и потягивает виски из мини-бара. Слай бросила взгляд на Модала, который развалился на кровати с неприлично безмятежным видом и лениво просматривал каналы тридео.

Ей не доставляло удовольствия его присутствие. Не важно, что это было уместно и разумно, что любая попытка выдать ее корпорациям ударит по нему же. Его сопричастность беспокоила Слай.

Она спрашивала себя, в чем причина этого беспокойства? Модал — квалифицированный уличный боец, надежный стрелок, которого хорошо иметь в качестве телохранителя. При любом ее решении его присутствие было на пользу.

Может, дело в том, что они когда-то были любовниками? Несколько минут она размышляла над этим, предварительно глотнув виски, чтобы взбодриться.

Нет, дело не в этом. Просто… просто он напоминал ей зомби. Модал всегда был таким страстным во всем. Не только по отношению к сексу. Казалось, он всегда глубоко принимал к сердцу то, чем занимался, хотя и не позволял эмоциям мешать делу. А теперь?

Благодаря фиолетовым пилюлям, которые он принимал каждые два часа, не стало никаких эмоций. Вот в чем дело. Он был похож на Модала, он разговаривал как Модал. Но как будто это был не Модал. Это напоминало фильмы ужасов, которых она так боялась, когда была ребенком, — фильмы, где вставшие из гроба мертвецы охотились за живыми. Будто Модал был одним из таких оживших трупов. Она передернула плечами.

Слай взглянула на часы: 01.00. Время звонить Агарвалу, узнать последние новости. Она подумала о том, что хорошо бы найти способ передавать поступающие сообщения в комнату 1205, но ничего не могла придумать. В сотовых телефонах имелась локационная схема (иначе как они могли бы сопрягаться с сотовой сетью?), поэтому от своего сотового телефона она избавилась несколько часов тому назад. Возможно, какой-нибудь гений электронщик и мог бы создать устройство, не позволяющее определить координаты абонента, но это выходило за пределы возможностей Слай. Она прошла в соседнюю комнату, закрыла за собой дверь, села на кровать и набрала номер.

Агарвал ответил сразу. На экране телекома его лицо выглядело усталым, бархатные карие глаза за стеклами очков налились кровью, будто он часами, не отрываясь, вглядывался в экран компьютерного дисплея. Наверное, так оно и было. Агарвал разговаривал с нею из своего кабинета.

— Шерон, — он напряженно улыбнулся, — у тебя все в порядке, Шерон?

Она тоже улыбнулась, кивнула и попыталась говорить уверенно:

— Я еще кручусь, приятель. Нет проблем. У тебя что-нибудь получилось?

— Кое-что, но это может оказаться не тем, что бы ты хотела услышать.

В горле у Слай пересохло, но она продолжала улыбаться.

— Тебе удалось вскрыть защиту? Он нервно закивал головой.

— Частично. Как я и предполагал, было несколько уровней кодирования с различными степенями защиты разных участков файла. Я раскрыл достаточно, чтобы понять важность того, чем ты располагаешь… и достаточно, чтобы дьявольски перепугаться самому.

Слай никогда прежде не слышала, чтобы Агарвал ругался, и считала, что это не в его характере. Возможно, именно это ее больше всего и встревожило. Не в силах сохранить свою улыбку, она позволила ей угаснуть.

— И что это? — Она затаила дыхание.

— Думаю, это утраченная технология, Шерон. Понимаешь, что это значит?

Она задумалась.

— Крах двадцать девятого, — сказала она, — вирус поразил сеть, и часть данных пропала. Ты это имеешь в виду?

Он снова кивнул:

— В сущности, да. Мы по-прежнему многого не знаем об этом вирусе. Был ли он самовозникающим? Случайно ли он попал в сеть? Или это была компьютерная война?

— Подожди, — она подняла руку, — компьютерная война?

— Компьютерная война, Шерон. Война между корпорациями, которая ведется с помощью специальных вирусных программ, запускаемых в компьютерную сеть конкурента. Некоторые техноисторики считают, что вирусы могли создать именно для этой цели — вирусы-разрушители отдают предпочтение файлам с высоким уровнем защиты. В любом случае ясно: в твоем файле — данные исследований в области технологий, потерянные при крахе. И это, конечно, проясняет неожиданную активность мегакорпораций. Если одна из них восстановит утраченную технологию, это может оказаться таким преимуществом в конкурентной борьбе, что остальные мегакорпораций пойдут на риск войны, чтобы завладеть ею.

Она медленно кивнула. Все это вполне согласовывалось, даже слишком, с замечаниями Аргента.

— Я установил второй компьютер, чтобы следить за факсами и накопителями данных корпораций. Моя сторожевая программа обнаружила весьма тревожные новости.

— Какие?

— Корпоративный суд в «Цюрих-Орбитал» обратил внимание на происходящее в Сиэтле и, по-видимому, тоже сделал заключение о возможности войны между корпорациями, — ответил Агарвал. — Суд установил официальный срок, на который должна быть прекращена всякая необычная деятельность корпораций в мегаполисе.

— Суд такой влиятельный?

— Не совсем, — объяснил Агарвал, — суд не располагает никаким органом принуждения. Мегакорпорации подчиняются его декретам потому, что другого выхода у них просто нет.

Агарвал замолчал, и от выражения его лица по спине у Слай пробежали мурашки.

— Не было, — добавил он. — Насколько мне известно, по крайней мере три основные мегакорпорации полностью пренебрегли эдиктом суда. — Он снял очки и потер покрасневшие глаза. — Это неслыханно и очень страшно, — тихо сказал он. — Это значит, что война между корпорациями близка, как никогда.

От страха у Слай заныло под ложечкой, а во рту так пересохло, что она с трудом заговорила:

— Ты хочешь сказать, что все корпорации охотятся за мной?

— За этим, — поправил Агарвал. — За этим файлом. И, возможно, кое-кто еще. Похоже, что замешано и правительство ЮКАС. Вероятно, что в драке участвуют и федеральные команды.

— Федералы? Зачем?

Бывший декер пожал плечами:

— Может, чтобы получить преимущество над корпорациями? Правительство в течение последних лет явно искало такую возможность. Или чтобы получить преимущество перед своими конкурентами — Конфедеративными Соединенными Штатами, Коренными Американскими Государствами, Свободным Штатом Калифорния, даже перед Ацтланом и Тир Таирнгиром.

Слай медленно покачала головой. Все чересчур осложнялось, и притом слишком быстро.

— И всем нужен этот файл? Все они охотятся за мной? — Неожиданно она почувствовала себя очень одинокой и очень маленькой. — И что же мне делать, Агарвал, черт побери?

Лицо ее друга ничего не выражало.

— Да-а… — сказал он наконец. — Это вопрос вопросов, не так ли?

 

ГЛАВА 10

14 ноября 2053 года, 01.45

Коршун бродил по старому зданию кегельбана, предназначенному под снос. Лезвие Ножа называл его своим убежищем. Электричество тут было давно отключено, и единственный свет давали переносные фонари, которые раннеры расставили в помещении бывшего ресторана. Вся мебель исчезла — ее или вывезли, когда закрыли заведение, или позже реквизировали соседи. В дальнем конце дорожек зияли отверстия — там, где раньше находились автоматы для установки кеглей. Дорожки были изношены и исцарапаны, но в основном целы.

Лезвие Ножа и его «мальчики» лежали на полу ресторана и поглощали принесенную с собой еду. От ее запаха в животе у Коршуна заурчало.

«Сколько времени я уже не ел? Сутки?» — подумал он. Однако гордость не позволяла ему просить подачек. Ночной Бродяга лежал, прислонившись к стене. Он начал угасать. Казалось, остальные раннеры считали это просто истощением, но Коршун знал, в чем дело.

Когда они пришли сюда, Лезвие Ножа исчез почти на час — видимо, отправился за информацией. Теперь он возвратился и обсуждал план действий с остальными раннерами. Зловещие на вид индейцы продолжали враждебно поглядывать на Коршуна, ясно давая ему понять, что считают чужаком. До сих пор поручительство Ночного Бродяги защищало его от изгнания… или чего-то худшего. «Но что будет, когда Ночной Бродяга умрет?» — мрачно размышлял Коршун.

— Кажется, я нашел местного парня, который располагает нужными нам данными, — говорил Лезвие Ножа своим товарищам. — Думаю, я получил канал связи.

— Какой канал? — спросил тот, которого звали Слик. Он закончил есть и небрежно затачивал на кожаном ремне метательный нож. В свете фонаря нож и без того казался острым, как бритва.

— Один здешний раннер, — пояснил Лезвие Ножа. — Раньше он работал с приятелем моего брата — пока его не ухлопали.

— Так этот парень знает координаты? — спросил Бенбо, самый высокий в команде. При плохом освещении его вполне можно было принять за тролля из-за его габаритов и мускулатуры.

Лезвие Ножа покачал головой:

— Нет, не знает, а может, не признается. Но, если я попрошу, он передаст сообщение.

Раннер, по имени Вэн, кивнул. Он был самым низкорослым, но и при этом весил на полтора десятка килограммов больше Коршуна. Его серо-голубые глаза смотрели спокойно и понимающе.

— Ты собираешься устроить встречу, да? — тихо спросил он.

— Думаю, это лучше всего. — Лезвие Ножа повернулся к Ночному Бродяге: — Эй, Бродяга, назови нам хорошее место для конспиративной встречи! — Он помолчал. — Бродяга!..

Коршун быстро обернулся. Ночной Бродяга сполз еще ниже, его голова болталась, глаза были открыты, но Коршун знал, что они ничего не видят.

— Дьявол…

Коршун подбежал к Ночному Бродяге и присел возле него на корточки.

Он мертв? Нет, еще жив. Бродяга еще дышал, отрывисто и неглубоко. Коршун схватил его за плечо и сжал пальцы. Раннер рывком поднял голову и посмотрел на него, пытаясь сфокусировать взгляд. Но Коршун понимал: Ночной Бродяга видел что угодно, только не его. Он заглянул в глаза своего приятеля. В желтом свете фонаря было видно, что один зрачок сократился до размера булавочной головки, а второй так расширился, что радужная оболочка почти исчезла. Что это означало? Ничего хорошего.

— Что случилось с Бродягой? — резко спросил Лезвие Ножа.

— Он ранен, — быстро ответил Коршун, — тяжело ранен. Я пытался его подлатать, но он начинает уходить. — Он встал, выпрямился в полный рост и повернулся лицом к Лезвию Ножа. С трудом сглотнув, Коршун попытался придать своему голосу уверенность и властность. — Вот что, я должен доставить его в клинику.

— А? — промычал Бенбо.

— Он умрет, если я этого не сделаю.

Лезвие Ножа обдумывал услышанное. Наконец он покачал головой:

— Никакой клиники.

— Он умрет! — Коршун почти кричал.

Взгляд четырех индейцев стал холодным, как у хищников, рассматривающих свою добычу. Слик держал свой нож тремя пальцами за лезвие характерной хваткой метателей ножей.

— Никакой клиники, — снова ледяным тоном повторил Лезвие Ножа.

— Он же ваш товарищ, — прохрипел Коршун. — А как же кодекс чести раннеров?

Бенбо разразился лающим смехом. Коршун заметил, как Лезвие Ножа бросил взгляд на Слика, который чуть по-иному взялся за свое оружие.

«Сейчас я погибну», — понял Коршун, но эта мысль — удивительно! — не вызвала страха, а только злость.

— Клянусь проклятыми тотемными столбами, он — ваш товарищ! — крикнул Коршун. Он лихорадочно вспоминал все, что ему рассказывал Ночной Бродяга, пытаясь вспомнить такое, что спасло бы жизнь им обоим. — Он же ваш тактик!

Готовясь к броску, Слик перенес вес тела на другую ногу.

Но Лезвие Ножа поднял руку и сделал быстрый жест. Слик в недоумении посмотрел на вожака, но опустил свой нож.

— Да, — тихо сказал Лезвие Ножа. — Да, залатай его, парень.

Бенбо что-то тихо пробормотал.

— Бен, — обратился к нему Лезвие Ножа, — он нужен нам. Такими сокровищами не разбрасываются. Может, когда-нибудь ты это усвоишь и сможешь возглавить команду.

Холодный взгляд вожака остановился на Коршуне.

— Залатай его и привези обратно.

Коршун почувствовал слабость в коленях, но заставил себя стоять. Только теперь все внутри него перевернулось от страха.

— Мне понадобится фургон.

Он старался придать своему голосу бесстрастность, но по выражению лиц раннеров понял, что это не удалось.

— Бери, — ответил после некоторого раздумья Лезвие Ножа. — У нас есть другие колеса.

Коршун кивнул и повернулся к Ночному Бродяге.

— Мы ждем, что ты вернешься, парень, — тихо сказал Лезвие Ножа, — вместе с Бродягой и фургоном. Иначе у тебя со Сликом будет долгая беседа.

Слик тихо рассмеялся.

* * *

Коршун осторожно вел фургон по улицам района Редмонд-Барренс. Он научился водить машину после вступления в «первую нацию». Его обучали самые опытные члены банды. Он даже был водителем в нескольких незначительных операциях. Однако сейчас от него требовалось все умение, чтобы справиться с машиной. Несмотря на потрепанный внешний вид, все важные узлы фургона были в отличном состоянии. Идеально отрегулированный двигатель оказался мощнее, чем любая машина, которой Коршуну приходилось управлять. Коршун чуть сильнее нажал на газ, и машина рванулась, пробуксовывая и оставляя на асфальте следы резины — не самый лучший способ остаться незамеченным, а привлекать к себе внимание было совсем ни к чему.

Ночной Бродяга сидел, сгорбившись, рядом с Коршуном. «Он выглядит как сама смерть», — подумал юноша, взглянув на своего друга в свете немногих уцелевших уличных фонарей. Ничего не видящие глаза открыты, дыхание неглубокое и прерывистое. Лоб индейца покрылся потом. Коршун прикоснулся к руке раннера, и она показалась ему холодной. Это еще не был холод смерти, но дело шло к тому.

Когда в кегельбане он попытался поднять Ночного Бродягу на ноги, ему показалось, что тот сейчас отдаст концы. Раннер хватал ртом воздух, в горле у него клокотало, а потом дыхание вообще прервалось. Это продолжалось всего мгновение, но оно было для Коршуна бесконечным. Лезвие Ножа и его люди просто сидели и наблюдали за его усилиями, при этом на лицах Слика и Бенбо играли отвратительные усмешки. Потом Вэн сжалился. Он подошел, перебросил Ночного Бродягу через плечо и отнес, как ребенка, в фургон. Коршун хотел его поблагодарить, но раннер повернулся и исчез в здании кегельбана прежде, чем он успел вымолвить хоть слово.

Сейчас Коршун лихорадочно думал, куда отвезти товарища. Обычные больницы исключались. Они могли принять Ночного Бродягу и заняться его лечением в надежде, что позже удастся выжать из него гонорар. Но тому, кто привезет его в больницу в таком состоянии, неизбежно будут задавать неприятные вопросы. Коршун не сможет на них ответить.

Итак, оставались бесплатные клиники. Из них лучшие принадлежали «Вселенскому братству». Он знал понаслышке, что в этих клиниках не задают никаких вопросов тем, кто доставит больного. Может быть, закон обязывал врачей сообщать патрульным о пациентах с огнестрельными ранениями, но это Коршуна не волновало. Возможно, Бродяге предстоял трудный допрос, но это было лучше, чем смерть, не так ли?

Несколько секунд Коршун испытывал угрызения совести. «Бродяга говорил, чтобы я не вез его в клинику, — вспомнил Коршун, и я обещал ему это».

Но действовало ли обещание сейчас? «Нет, — решил Коршун, — оно уже не действительно, когда Бродяге так плохо».

Теперь единственный вопрос — где находится эта проклятая клиника «Вселенского братства»? Коршун знал, что одна из них размешается в Редмонде, но где именно? Несколько минут он ехал наугад — в надежде заметить то, что освежит его память или наведет на след. На территории «первой нации» было с дюжину плакатов, рекламирующих услуги «братства» с указанием адреса ближайшего отделения. Но тут, в Редмонд-Барренс, рекламные щиты, похоже, служили мишенями. Если «братство» когда-то и поставило здесь свой щит, то местные жители давно уже расстреляли его на мелкие кусочки.

Неожиданно Коршуна осенило: фургон был оборудован несколькими тяжелыми модулями. Возможно… Он остановился, рассматривая сложный приборный щит фургона.

Да, сегодня духи были на его стороне. Электронное оборудование фургона включало устройство сопряжения с навигационным спутником и навигационный компьютер. В базе данных компьютера должна быть информация о расположении медицинских клиник.

Какое-то время Коршун разбирался с компьютером, который оказался не слишком сложным — он был предназначен для водителя. Коршун ввел запрос, и компьютер немедленно выдал ответ: «Редмондское отделение „Вселенского братства“, пересечение улиц Белмон и Вейвланд».

Он нажал другую клавишу, вызывая на экран карту Редмонда. Дьявол, это было дальше, чем он думал. Привыкнув к Центру, легко забываешь, насколько велики пригороды. Коршун отметил кратчайший маршрут и покатил. К счастью, в этот поздний час движение почти прекратилось, а патрулей вообще не было видно. Он немного прибавил скорость.

Ночной Бродяга пошевелился, застонал и что-то пробормотал. Коршун протянул руку и прикоснулся к его плечу. Индеец снова что-то пробормотал, беспомощно вращая неслушающимися глазами. Наконец он смог сосредоточить взгляд на лице юноши.

— Это ты, Коршун?

— Да.

— Что происходит? — Он говорил невнятно, как пьяница, готовый отключиться прямо на мостовой.

— Везу тебя в клинику — Лезвие приказал, — твердо заявил Коршун, решив, что так проще избежать спора. — Он сказал, что нечего зря терять такое сокровище, как ты.

— Да.

Ночной Бродяга замолчал, его глаза наполовину закрылись. Через несколько секунд он снова встрепенулся.

— Мне худо, приятель.

— Ты будешь в порядке.

Коршун нажал на газ и почувствовал, как фургон рванулся вперед.

Какое-то время Ночной Бродяга молчал. Это беспокоило Коршуна, но он воспользовался молчанием и сосредоточился на управлении фургоном. Порядок, вот и Белмонт. Свернуть налево и газовать до Вейвланд.

Индеец снова пошевелился.

— Я из племени сейлиш… — прошептал он.

— Что?

— Я из племени сейлиш, — сказал раннер уже громче. — Я говорил, что у меня нет племени, но я сейлиш.

— Тебя так назвал вождь? — уточнил Коршун.

Ночной Бродяга покачал головой.

— Нет, но тем не менее я — сейлиш. Как ты из племени сиу. — Раннер замолчал, его голова упала на грудь. — Никогда не искал озарения, — прошептал он, — может быть, как раз пора.

— Да, — проворчал Коршун. — Ты только держись, ладно? — Он вдавил педаль газа в пол и вцепился в рулевое колесо, когда фургон рванулся вперед, как гоночная машина.

Шины завизжали, а переднее колесо ударилось о бровку, когда Коршун затормозил на углу Белмонт и Вейвланд. Здание отделения «Вселенского братства» выглядело так, будто там раньше был второразрядный кинотеатр. На втором и третьем этажах размещались конторы. Вывеска все еще была на месте: «Вселенское братство, придите и познайте силу Причастности». Двери заперты, и почти все окна темные. А что еще можно ожидать в два часа ночи?

Где, черт возьми, вход в клинику? Раз его нет здесь, он должен быть позади здания, в переулке. Коршун снова завел фургон и направил его в переулок.

Замедляя скорость, Коршун включил дальний свет. Где вход в клинику? От кварцевых галогенных фар в переулке было светло как днем. Над единственной дверью виднелась надпись: «Суповая кухня „Вселенского братства“».

Суповая кухня? А где же эта чертова клиника? Он медленно проехал по переулку. Вход в суповую кухню был заперт и защищен тяжелой металлической решеткой. На другом конце здания оказалась еще одна дверь. На ней не было никакой надписи. Та дверь тоже оказалась запертой и защищенной решеткой. О духи и тотемы!..

«Неужели в этом отделении нет клиники? — в ужасе подумал Коршун. — Я ведь думал, клиника должна быть при каждом отделении».

Он остановил фургон и ввел в компьютер новый запрос, затребовав уже не только координаты отделений «братства», но и информацию о предоставляемых ими услугах.

Коршун похолодел, когда на небольшом экране дисплея появилась информация. Как он и предполагал, в городе было четыре отделения. Но, по данным компьютера, только в двух из них имелись бесплатные клиники: в Октагоне (в центральном Сиэтле) и в небольшом отделении в Пуаллуп. У «братства» имелись еще две клиники, одна в Эверетт, а другая вблизи доков Такома. Правильно, всего их четыре, поэтому Коршун и думал, что при каждом отделении есть клиника. К черту! Он ввел еще ряд запросов в навигационный компьютер. Ближайшая клиника оказалась в двух кварталах от парка «Денни». Это по меньшей мере полчаса езды даже на мощном фургоне и практически по пустым улицам. Выдержит ли так долго Ночной Бродяга? Он посмотрел на своего друга. (Друга? Да!) Охваченный внезапным ужасом, Коршун схватил Ночного Бродягу за плечо и отдернул руку, почувствовав смертельный холод.

Глаза раннера были еще открыты, но Коршун знал, что тот уже ничего не видит. Его лицо осунулось и стало белым, как кость. Его поза, его тело выглядели по-прежнему, но Коршун знал, что душа покинула Ночного Бродягу.

Он заглушил двигатель и опустил голову на руль. Что теперь делать?

Ночной Бродяга мертв, и он ничем больше не может ему помочь. Или может?

Коршун помнил, что индеец говорил об утраченной технологии, о возможности подключаться к системам оптико-волоконной связи. Он не все понял, — если честно, то почти ничего не понял, — но помнил, как серьезно говорил раннер. Ночной Бродяга прекрасно знал, как устроен мегаполис, как взаимодействуют мегакорпорации, и он считал поиски утраченной технологии очень важными. Может быть, главным делом его жизни.

Мог ли Коршун бросить все это, уйти, оставив работу Ночного Бродяги незаконченной?

Мог ли он переложить ее на Лезвие Ножа и его людей? И есть ли у него уверенность, что индейцы правильно распорядятся добычей, если она попадет им в руки?

— Черт меня подери, куда я лезу? — ругал он себя. — Я же никто, просто сопливый член банды. Я не раннер. Разве Ночной Бродяга не говорил мне, что я не из его компании?

Но ведь он сказал, что Коршун — его друг. Он говорил, что оба связаны кодексом чести раннеров, пусть это и вызвало смех Бенбо. Разве это не значит, что Коршун должен довести до конца работу своего друга?

Вот шанс совершить настоящий поступок, сделать что-то действительно важное, а не просто поучаствовать в деле ради собственной выгоды. В «первой нации» ему это никогда не удавалось. Он уже думал, что такой возможности никогда не выпадет. Не мог же он упустить ее сейчас.

Коршун вздохнул и потер глаза. Он так напряженно думал, что потекли слезы. Наверно, слезы были вызваны именно этим. Парень посмотрел на своего друга.

— Я в деле, — сказал он мертвому Ночному Бродяге, — меня это пугает до смерти, но я в деле.

* * *

Коршун только что оставил тело Ночного Бродяги в переулке позади отделения «Вселенского братства». Возможно, в глубине души это его смущало, но что оставалось делать? Коршун пожалел, что не знал больше об обычаях племени своего друга. Как у сейлиш поступали с телами погибших? Из книги Лэнгланд Коршуну было известно о различных погребальных традициях. Некоторые племена хоронили умерших очень торжественно и благоговейно, с песнопениями, которые указывали душам умерших путь в страну тотемов. У других не было таких традиций, и они просто бросали трупы на произвол судьбы. По их мнению, после того, как душа покинула тело, оно превращается в пустую скорлупу. Чего ради заботиться о теле, если человек его покинул? Он не знал, к какой группе относились сейлиш, но пытался убедить себя в том, что душа Ночного Бродяги, где бы она теперь ни находилась, все поймет.

Коршун медленно ехал обратно к убежищу. Встреча с Лезвием Ножа и остальными без защиты Ночного Бродяги пугала его до смерти, но он сделал выбор, и другого пути не оставалось. «По крайней мере, — подумал он, — это способ держать ситуацию под контролем».

Когда он вернулся в здание кегельбана, там уже были новые люди. Все пятеро — орки, по одежде было видно, что они члены банды «быстрых ребят». Он знал, что эта группировка пользуется дурной репутацией, ее обычно нанимают другие теневые команды, когда им нужно силовое прикрытие.

Самый высокий, наверное их вожак, при виде Коршуна оскалил свои желтые клыки.

— Что это за доходяга? — прорычал он.

Лезвие Ножа не ответил ему и спокойно взглянул на юношу.

— Где Ночной Бродяга? — спросил он ледяным тоном.

— В клинике, где же еще? — ответил Коршун, стараясь справиться со своим страхом. — Его сильно зацепило, не может двигаться. Доктора сказали, ему придется пару дней побыть в постели. Он послал меня сюда. Сказал, будет держать связь через меня.

Пока Лезвие Ножа обдумывал это, Коршун затаил дыхание. Он расслабился, когда раннер кивнул.

— В какую клинику ты его отвез? — спросил Вэн.

— В бесплатную клинику «Вселенского братства», — спокойно ответил Коршун. — Ночной Бродяга сказал, у него нет денег.

Это вроде бы удовлетворило Вэна, который снова принялся разбирать и чистить большую винтовку, лежащую у него на коленях.

Коршун решил: сейчас самое время кое-что сообщить.

— Ночной Бродяга хочет, чтобы я тоже был на встрече, я ему расскажу обо всем.

Один из орков крякнул и сплюнул на пол, прорычав:

— Не нужен нам этот пацан!

Судя по выражению лиц Лезвия Ножа и других индейцев, все они были того же мнения.

— Ночной Бродяга — тактик, — сказал Коршун, пытаясь не сбиться со спокойного тона. — Он сказал, что мое присутствие на встрече будет полезно для дела, — с нажимом добавил юноша.

Он следил за лицом Лезвия Ножа, пока тот обмозговывал его слова.

— Я знаю суть дела, — добавил Коршун.

— Мы тоже знаем! — рявкнул предводитель «быстрых ребят».

Лезвие Ножа пожал плечами:

— Что ж, почему бы и нет?

Слик бросил на него презрительный взгляд, но ничего не сказал.

— У Бродяги есть соображения насчет места встречи? — спросил Лезвие Ножа.

Коршун кивнул, радуясь, что заранее продумал этот вопрос.

— Он говорит — пирс номер сорок два, площадка Хундай. У докеров забастовка, и до рассвета там никого не будет.

Он взглянул на предводителя орков и заметил, как тот согласно кивнул:

— Да, это подходит!

— Сойдет, — подвел черту Лезвие Ножа. — Теперь обсудим тактику. Я скажу, чтобы местный парень приходил на встречу один, но, скорее всего, у него все же будет прикрытие. Бенбо, мы с тобой возьмем на себя непосредственно переговоры. Вэн, ты найдешь местечко повыше. Если появятся какие-нибудь типы, ты их уберешь.

Вэн нежно погладил приклад своего ружья. Теперь до Коршуна дошло, что это снайперская винтовка.

— Малышка свое дело сделает. А как насчет местного парня?

— После того как я узнаю, где находится информация, — чистый выстрел ему в голову.

Вэн кивнул:

— Нет проблем!

— И еще… Слик, я хочу, чтобы ты был… телохранителем парнишки.

Слик расплылся в улыбке:

— Так тому и быть, приятель!

— А как насчет меня и моих ребят? — спросил предводитель орков.

— На вас — периметр, — ответил Лезвие Ножа, — закрепитесь на площадке, проверьте ее. Если покажутся люди из прикрытия, уничтожьте их.

Орк флегматично усмехнулся.

— Да это просто вечеринка! — прорычал он, ощупывая один из своих щербатых клыков.

Коршун глядел на них и думал о том, во что же такое он вляпался. Они планировали не встречу, а засаду. Но что он мог поделать? Стоит ему начать возражать, как Слик тут же проткнет ему горло ножом. Наверное, он так и поступит после того, как Лезвие Ножа получит то, что он хочет.

— Ладно, — сказал Лезвие Ножа, одним движением вскакивая на ноги, — собирайтесь и грузитесь в фургон. Я позвоню, когда мы тронемся в путь.

 

ГЛАВА 11

4 ноября 2053 года, 02.30

В соседней комнате зазвонил телеком. Слай сразу же ответила. Только один человек знал этот номер, или, вернее, она знала только одного такого человека. Любой другой, кому стало бы известно, где она скрывается, не стал бы звонить.

Лицо Аргента заполнило весь экран.

— Привет, Слай. Как дела?

— Все по-старому, — ответила она.

По выражению его лица было ясно: Аргент знает, что это неправда, и ждет, что она поделится с ним своими заботами. Слай решила, что лучше промолчать. Чем меньше люди будут знать, тем лучше. В ответ на его невысказанный вопрос она лишь покачала головой.

Аргент пожал плечами.

«Он понял», — подумала Слай.

— Мне сообщили, кто-то ищет с тобой встречи наедине, — сказал затянутый в кожу раннер.

— Кто?

— Точно не знаю. Сообщение поступило от старого коллеги Хока, но я не знаю, он ли это.

Хок? Слай вспомнила это имя. Хок — самый близкий приятель Аргента, боевой шаман и заместитель командира «разрушителей». Он сколотил банду почти год назад при обстоятельствах, о которых Аргент никогда не распространялся. Слай подозревала, что шаман пострадал во время того дела, которое так настроило Аргента против «Яматецу».

— Ты что-нибудь нашел? — спросила она.

— Немного, — признался Аргент, — Большинство моих информаторов затаилось из-за жара, напущенного корпорациями. То, что я слышал, позволяет предположить, что эта команда раннеров — не наша.

— А откуда?

— Не знаю, но только не из Сиэтла и не из ЮКАС. Возможно, из Свободной Калифорнии, но это только догадка.

Слай задумалась. Из-за границы… Звучит многообещающе. Конечно, у этих людей могли быть связи с местными корпорациями, но это маловероятно. Вслух она спросила:

— Война корпораций расширилась?

— Пока нет, — ответил Аргент. — Но я думаю, что это лишь вопрос времени.

Слай кивнула. Это хорошо: меньше шансов, что раннеры со стороны наняты «Яматецу» или какой-то другой местной корпорацией.

— Итак, они хотят встречи, — медленно сказала она. — Зачем?

Аргент снова пожал плечами:

— Информатор был немногословен. Он сказал только — известно, что у тебя есть какая-то интересующая их информация. Нечто важное.

Снова Слай увидела на его лице невысказанный вопрос. Она грустно улыбнулась и покачала головой. Аргент вздохнул:

— Ладно, это твое дело. Но если кактус слишком крепко прижимать к груди, можно здорово оцарапаться. Ну, это ты и без меня знаешь.

Ее улыбка стала теплее. Забота Аргента о ней была трогательной.

— Они хотят эту… информацию? Они готовы пойти на сделку?

— Нет, — удивил ее Аргент. — Как я понял, им все равно — даже если ты ее оставишь при себе. (Ему следовало добавить: «И примешь весь удар на себя».) Они хотят просто поговорить с тобой и, может быть, что-нибудь сказать об использовании этой информации. Им интересно найти способ обращения с ней, чтобы извлечь максимальную прибыль и для тебя, и для себя. Ты что-нибудь понимаешь?

Слай кивнула:

— Понимаю. Где они хотят встретиться?

— У Южного залива. — Он быстро вывел на экран адрес и координаты.

— Когда?

— Они говорят, что время важно — в четыре ноль-ноль.

— Сегодня? — Слай взглянула на часы: было уже без двадцати три.

— Да. Времени в обрез. — Он выдержал паузу. — Ты пойдешь, Слай?

— Не уверена, — честно ответила она. — Ты ничего не знаешь об этих парнях?

— Ничего определенного, — признался Аргент, — ни хорошего, ни плохого.

Слай постучала ногтем по передним зубам. В какую сторону прыгнуть? Все это может быть подстроено, а может быть, на контакт выходит группа, с которой можно работать как с союзниками. Что делать?

— А ты бы как поступил? — спросила Слай.

Лицо Аргента стало вовсе непроницаемым.

— Это твоя проблема, — коротко ответил он.

Она фыркнула:

— Я знаю, что это моя проблема. Я не прошу тебя взять на себя ответственность, Аргент. Я не новичок. Я просто спрашиваю твое мнение, как у друга. Решение за мной, и я его приму независимо от того, что ты скажешь.

Он расслабился.

— Да, шумиха на улице, похоже, на меня действует.

Слай знала, что для него это почти что извинение, и это было приятно.

Она наблюдала за Аргентом, пока он обдумывал свой ответ.

— Трудный вопрос, — ответил он наконец, — можно поступить и так, и этак. Я не хочу ничего советовать, чтобы ты не рисковала своей головой.

— Но ты пошел бы на встречу, не так ли? — настаивала она.

— Да, — ответил он после долгой паузы. — Я пошел бы. Но можешь быть уверена, что взял бы с собой поддержку. Много поддержки.

— Ты говорил, они хотят встречи наедине.

— С каких пор ты позволяешь команде соперника устанавливать правила игры?

— Справедливое замечание, — подтвердила Слай.

— Итак, у тебя есть прикрытие? Или ты полностью отрезана?

Слай покосилась на дверь в соседний номер — там на кровати растянулся черный эльф.

— Минимальное прикрытие, — призналась она.

— Модал, — кисло сказал Аргент. — Ты ему доверяешь?

Она ответила не сразу, что, как она понимала, уже само по себе служило ответом.

— Да, я так и думал, — нахмурился Аргент. — Я могу прислать два ствола, если хочешь. Ты знаешь Монгуса? И еще я пришлю его уличного брата Снейка.

Слай задумалась. В прошлом году она встречалась с Монгусом — парнем, работающим с бритвой, реакция у которого была еще быстрей, чем у Модала. Позже она слышала, что они с парнем, по имени Снейк, завербовались к Аргенту взамен Лота и Тоши, которые погибли в конце 2052 года. Монгус — это настоящий профи. Должно быть, и Снейк — профессионал: Аргент не нанимает любителей.

Слай кивнула.

— Спасибо. Я их беру. Такса стандартная, но, — она улыбнулась, — возможно, тебе придется подождать с оплатой.

Аргент отмахнулся.

— Просто плати им поденно и забудь о моей доле. Хочешь, чтобы они встретили тебя на месте? Мне кажется, Монгус и Снейк будут не совсем соответствовать интерьеру «Шератона», — улыбнулся он.

Слай вспомнила потрепанную куртку Монгуса, татуировку у него на щеках и передние резцы из полированной стали.

— Пусть ждут меня на монорельсовой станции на Южной Четвертой авеню. — Она снова глянула на часы. — Они успеют за полчаса?

— Если ты успеешь, — подтвердил Аргент. — Инструктаж на месте?

Она кивнула.

— Добро, Слай. Если бы я мог сделать для тебя больше…

— Ты делаешь достаточно, приятель, — заверила она его. — Спасибо за помощь, это то, что мне нужно.

К удивлению, ее благодарность смутила раннера.

— Все, — сказал он и сделал жест, как будто что-то стирал, — беги, Слай. Парни будут с тобой. Потом мне обо всем расскажешь. — И исчез с экрана.

Слай покачала головой. «Потом… — подумала она, — если будет это „потом“…»