Прошло полтора месяца, и мы все, пятеро друзей, стали просто неузнаваемы. Обросли жирком, накопили силы. Хорошие качественные продукты сделали свое дело. Наши подружки были просто счастливы. Они получили от нас все то, чем могли бы быть очень довольны. Могли быть только возмущены тем, что мы их оставили и на звонки их не отвечали. Однажды я пошел погулять, и случилось чудо. Я без всяких трудов познакомился с девушкой. Она работала продавщицей в магазине «Армения» на углу «Бродвея» и площади Пушкина. Я туда зашел случайно. За прилавком с армянскими колбасами, сыром, вином и прочей снедью стояла чувиха.

Я подошел к ней, и мы разговорились. В процессе разговора я заметил, что симпатичен ей. Ее звали, как она представилась, Седа. Фамилия и отчество были армянскими. Черные густые волосы обрамляли ее смуглое лицо. Глаза ее были подарены армянским народом, большие, как черные маслины, но в них была какая-то печаль, видимо, подарок народа с тысячелетней историей. Она не была ни грустна, ни весела, но глаза были живыми и женственными. Ну, в общем, нормальная, добрая армяночка. Мы кое о чем договорились и расстались. Седе было где-то 21–22 года. Там же, через подъезд, жил мой хороший давний знакомый. Имя его известно всему миру. Это был скульптор Коненков.

Будучи мальчишкой, я проводил целые дни в его мастерской. Он был мировой знаменитостью. Ваял он по дереву. Скульптуры десятками стояли в его мастерской. Там я наливал в специальные формы гипс и алебастр, из которых выходила лепнина для сталинских высоток. Там я провел несколько лет.

Старику я купил бутылочку хорошего вина, благо, «Армения» была рядом. Её мы быстренько распили. Кстати, потом я узнал, что жена Коненкова была международной шпионкой крупного масштаба. Работая в Америке, она добывала для Сталина ценнейшие технические сведения, касавшиеся радио и телевидения. Она была любовницей изобретателя телевидения Зворыкина. Этим все сказано.

Эти две недели я держал себя в руках. Интима с Седой не было. Мы посетили множество музеев, ходили в кино и театр. У Седы деньги были, и она все оплачивала. Седе я очень понравился, и она в меня влюбилась. Мы прильнули душами друг к другу. Для нее в мире не существовало мужчин, как для меня женщин в ту пору. Однажды наступил долгожданный вечер нашей встречи. В мою комнату влетела радостная, юная восточная женщина.

На моем столе появились дары Армении в невероятных количествах. Эти дары Седа из магазина не воровала, а покупала на свои деньги, Родители у нее были богатые армяне. На столе красовались бутылочка коньяка «пять звездочек», крабы, армянские колбаски, две банки черной икры, долма, вяленные на воздухе мясные изделия, купаты и т. д. Мое легкое, как ветерок, «армянское счастье», как я уже сказал, влетело в мою жизнь.

Ее горячая кровь не позволяла ей медлить. Раздеваясь на ходу, она лепетала: «Ферд, сделай меня женщиной, дорогой, ну сделай…» Я, к ее удивлению, молчал. При виде ее тонкой фигурки и смуглой кожи я обалдевал, но мне не хотелось портить ей жизнь, тем более, что она была армянкой. В свое время я очень много прочел книжек о законах Кавказа. Я прекрасно знал, с какими трудностями она столкнется, не будучи невинной девушкой. В этом смысле их законы необычайно строги. Я усиленно стал ее отговаривать. Я ей сказал, что и без потери ее невинности мы можем наслаждаться интимом. Сказал, что всему этому я ее научу.

В ответ раздались рыдания: «Я тебя хочу. Хочу только так, как в природе все полагается». Но она горела и сгорала. Я не смог ее отговорить и лег рядом с ней. «Как это будет?» – спросила она. Я сказал: «Увидишь». Минуты через три красное пятнышко на простыне показало ей, что она стала женщиной. «Это же так просто!» – воскликнула она. – И чего я ждала столько лет? И еще бы пришлось ждать, если бы не ты, любимый. Ну, было немножко больно, но я перетерплю». Бедный я, бедный. Продолжить по живому, больному я не мог. Но тут случилось чудо. Седа, не имевшая никакого сексуального опыта, проявила себя опытнейшей любовницей. Она шла по поговорке: «Пока у меня шевелится язык и двигаются пальцы, я еще женщина!»

Рывком она, обхватив мое тело, подвинула мою нижнюю часть туловища к своему рту и выпила меня, как выпивают бокал с вином, не потеряв ни капельки семени. Я понял, что передо мной изумительная женщина, которая меня полюбила и пожалела.

При следующих наших встречах вообще начались чудеса. Однажды, когда мы находились в постели, она, как обычно, вместо меня проиграла любовную «увертюру», огладив и поцеловав меня от макушки до пяток, чем довела меня окончательно до сексуального сумасшествия. Проделав все это, она прыгнула на меня, уместила мой член в себя и, тихо покачиваясь, стала садиться мне на бедра с широко раскрытыми глазами. Быстро она это сделать не могла, так как я был слишком большой, чтобы вместиться в ее миниатюрное влагалище.

Одновременно она настолько чувствовала меня, а я – ее, что влаги было избыточно, чтобы приглушить боль, и все происходило достаточно гладко. Глаза ее были поддернуты какой-то дымкой сладострастия. И вдруг при глубоком дыхании она сказала: «Ферд! Я похожа на Цезаря, который сидел на любимом коне Буцефале, когда собирался пересечь Рубикон, т. е. речку, которая являлась естественной границей Италии?».

Твою мать!.. Я всего ожидал, но не такого дурацкого вопроса. «Какой Цезарь? Какой Буцефал?» – спросил я. «Да я недавно прочла книжку о древнем Риме». Я подумал: «Нашла время, о чем говорить». Наша обоюдная страсть зашла так далеко, что пропусти я одну секунду, и она бы забеременела.

Ведь она сидела на мне так глубоко, что мой кончик члена просто продавливал ее матку. «Ну вот, там сказано, что Цезарь узнал, что в римском Сенате против него устраивается какая-то заварушка, и после одной из войн поспешил в Рим, чтобы ликвидировать ее. Он сидел на своем коне и думал, решиться на переход Рубикона или нет». Седочка сидела на мне, забыв о сексуальной страсти.

Зачем ей это было нужно? Ведь история с Цезарем, как я знал, происходила в 85-ом году до нашей эры, а мы творили любовь в середине XX века. Рассказав мне об этом в самый подходящий, по ее мнению, момент, она каким-то дивным армянским движением одну руку протянула в сторону, а другую подняла, как бы держа в ней меч. Меня разобрал смех. Ну и ну! «Конечно, похожа». Затем она решила сменить позу и стала, плотно сидя на мне, поворачиваться на 90 градусов. Видимо, ей этого не хватило, и она решила добить поворот до 180 градусов. Тем самым, еще чуть-чуть, и я бы превратился в скрученный жгут.

Она просто позабыла, что сидит не на железном пруте, а на чуде, сделанном из плоти и крови. «Назад!» – заорал я. Она опомнилась и медленно вернулась в положение Цезаря. Вообще, моя драгоценность вела себя в любовной игре как ребенок, играя с игрушкой.

Я все это ей позволял. Она невероятно была счастлива, что может этим заниматься длительное время. Я был счастлив тоже. Ко мне пришла Любовь.

«Ферд! А ты женишься на мне через пару лет?» «Конечно, женюсь, дорогая». У меня и сомнений не было, что на ней и надо жениться. Это будет тогда, когда я встану на ноги и смогу крепко помогать маме, и смогу содержать семью. Мы прилипали друг к другу, так вместе и не разъединялись даже во сне.

Она засыпала на моей груди, обняв меня. Счастье, неописуемое счастье я, опытный волк по части женщин, испытывал с ней. Много раз, в моменты оргазма, всегда возникающим между нами в один и тот же момент, она шептала мне: «Ты первый и единственный, ты мужчина, я так тебя люблю».

Силы небесные, руководящие моей судьбой, обрушили на меня несчастье. В один из дней, когда она должна была придти ко мне, этого не случилось. Я побежал в магазин «Армения», и там мне рассказали, что утром в магазин пришла Седа вместе со своим отцом, который заставил ее написать заявление об уходе.

После этого он увез ее в Армению. Видимо, опытный и взрослый армянин догадался, что его дочка ведет себя не так, как надо. Чтобы спасти единственное дитя от позора, он и увез ее. Так я думаю. Позже я узнал, что вся ее семья и она погибли во время страшного землетрясения в городе Спитак.

Несутся по небу черные тучи, и идет не-прекращающийся дождь. Печаль и тоска не хотят расставаться со мной. Но иногда вдруг среди этой черной пустоты прорывается лучик солнца и согревает душу. Я знаю, что это ты, моя Седочка, я знаю, что ты не забыла меня, и среди серой, непроницаемо-нищенской российской жизни, где все было направлено против нормальной человеческой сущности, ты светишь мне с небес. Ведь в конечном итоге нас с тобой спасали молодость и Секс – это счастье, которое система не могла отнять у нас.

Сейчас я доживаю последний отрезок жизни с моей любимицей-женой, и она так же, как и ты, последним лучиком солнца согревает меня. Скоро я встречусь с тобой, с Верочкой и Галей. Там же будет и моя жена.

Там, где мы встретимся, ни у кого из нас не возникнет чувства ревности, там не будет для нее места. Там будет всеохватывающая и согревающая нас вечная Любовь, дарованная нам Богом как на Земле, так и за ее пределами. Я помню и люблю тебя.

Но я вернусь к тем временам, когда я, потеряв тебя, продолжал дальше жить. После тягостной утраты тебя я не мог продолжать существовать в одиночестве. Где-то через месяц случилось то, что я не мог себе и представить. Это был долгий месяц страданий.

Однажды ночью в 2 часа пробили куранты на Спасской башне Кремля, сопровождавшие 27 лет мою жизнь. Я встал, оделся и вышел на улицу Горького. Было начало ноября, моросил нескончаемый грустный холодный дождь. На душе было тоскливо. Я спрятался от него в подъезде книжного магазина. Долгорукий одиноко сидел на коне, по которому стекали струи дождя. И так же, как в 1947 году, протягивал ко мне руку…