Все похищенное золото, до единого грамма, разыскали тогда сотрудники ОББ — отдела по борьбе с бандитизмом (иногда они в шутку величали себя «бобами»).

Обогащенный на фабриках, переплавленный в аккуратные тусклые слитки, драгоценный металл через год, в сорок четвертом, был подготовлен для отправки в зарубежные банки в оплату оружия, которое страна покупала для фронта.

…В пасмурный осенний день золото в условиях строгой секретности и повышенной безопасности грузили в трюмы транспорта, подготовленного для дальнего рейса. И причал, и весь Владивостокский морской торговый порт на полуострове Эгершельд были окружены.

Около двенадцати часов ночи, когда в порт со стороны железнодорожного вокзала торопились после увольнения последние моряки, одинокого прохожего в наглухо застегнутом бушлате и с вещевым мешком за плечами окликнул молодой якут в гражданском:

— Семен! Жарких! Ты ли это?

Моряк, не замедляя шага, повернулся, и была в его движении мгновенная кошачья настороженность. Он глянул в лицо окликнувшему и сразу будто расслабился:

— Петр Афонский, что ли? Ты гляди, браток, где довелось встретиться!

Они неловко обнялись на узкой стежке, бегущей к проходной порта.

— Так ты в моря подался? — удивленно протянул Петр. — А говорили, что ты теперь в Москве, в центральном аппарате ОББ…

— Тш-ш-ш, Петро! Сколько раз я тебя учил не задавать дурацких вопросов, да еще вслух. Я ведь не спрашиваю, как ты ни с того ни с сего во Владивостоке оказался, за две с лишком тысячи верст от Якутска. И какого ты черта перед оцеплением крутишься, лейтенант, так сказать, в передовом дозоре.

— А ты откуда знаешь?.. А! Так это я и тебя здесь сегодня прикрываю?!

— Нас, Петро, нас прикрываешь! Ну ладно, свиделись, и хорошо, времени-то в обрез, приятель. Ничего, после войны наговоримся всласть. На всякий случай запомни: ты меня не видел, понял? А теперь пора хлеб зарабатывать.

— Видел не видел, сам я не понимаю, что ли? Ну что же, прощай!

— Не прощай, боб, а до свидания!

Через минуту они разошлись.

…Хлеб «бобов» не был легким.