Джеки опустила стекло машины (в ее машине все было ручное, кроме коробки передач, которая была чуть менее ручной и принцип работы которой не мог понять даже ее автослесарь. «Это даже не коробка передач. Это просто мешок с камнями, привязанный тросиком к переключателю скоростей. Как эта машина вообще ездит?» – спросил он ее, когда она в последний раз заезжала сменить масло. Ее ответ, как и любой ее ответ на все вопросы, не касавшиеся ее ежедневной жизни, свелся к пожатию плеч, и она перестала об этом думать в ту же секунду, как люди вокруг переставали ей об этом напоминать) и позволила солнцу проделать со своим лицом разные штуки. Бивший в лицо воздух приятно освежал ее и казался таким реальным, как ничто из случившегося в тот день.
Ей был очень нужен кто-то, кто понимал мир, кто изучал его во всей его объективности. Ей нужен был ученый. К счастью, Найт-Вэйл всего несколько лет назад обзавелся несколькими из них.
Они приехали одновременно, поскольку ученые – стайные животные. Вожаком у них был милый человек по имени Карлос, который стал встречаться с Сесилом, ведущим местной радиостанции, после того как чудом остался в живых в ходе яростной атаки крохотной цивилизации, жившей под дорожкой номер 5 боулинг-клуба «Цветок пустыни» и комплекса игровых автоматов. Вполне обычный способ начать отношения, как это часто бывает.
Джеки всегда думала, что они прекрасная пара, хоть Карлос и больше обычного погружался в то, что называлось «наукой», а Сесил иногда проявлял чрезмерный энтузиазм по отношению… ну, ко всему. К тому же сам факт, что Карлос был «пришлым», казался необычным. Найт-Вэйл принимает не очень много новых жителей, и большинство родившихся здесь людей никогда отсюда не уезжает. Карлос всем понравился, ведь всем нравилось большинство неместных (или «чужаков», как любовно нарекли их обитатели Найт-Вэйла, выкрикивавшие это прозвище всем незнакомцам, встречавшимся им на улице). Он был довольно милым, довольно симпатичным и довольно смышленым, чтобы стать достойным порицания, но, несмотря на все это, никто не опасался его мудреной науки и стильной прически.
Поскольку Сесил открыто говорил о Карлосе в своем радиошоу, их отношения со всеми их недостатками и изъянами стали в Найт-Вэйле предметом почти не прекращавшегося обсуждения, что сделало эти две личности достойными любви. Они превратили эти изъяны в обычную небрежную, удобную, непрочную и прекрасную структуру, в которую в конечном итоге трансформируются любые долговременные отношения.
С ее стороны вся эта идея взаимоотношений представляла собой чистейшую гипотезу. Сама она чувствовала себя слишком юной, чтобы раздумывать о своей жизни, не говоря уже о том, чтобы приблизить к ней чью-то еще жизнь, так что она никогда и не искала подобного общения. Время от времени Джеки смутно думала о свиданиях, как человек думает о том, что в конечном итоге станет известным, сделается владельцем замка или начнет выращивать бараньи рога. Все это достижимые, реалистичные цели, но, превратив их в чистую фантазию, она уже не беспокоилась о том, чтобы достигать или отстаивать их.
Время от времени она ловила себя на том, что думает о любви, когда смотрит на множество сверкающих в ночном небе спутников-шпионов или когда у ветра по непонятной причине появлялся привкус кислых персиков, или когда она произносила слово, казавшееся непохожим на те слова, которое она обычно произносила. Тогда она размышляла, что случится, если соединить с кем-то свою жизнь, или просто провести с кем-то несколько минут, или просто коснуться кого-то или на кого-то взглянуть, или просто что-то… что-нибудь…
«Сегодня мне хотелось бы встретить кого-то особенного», – подумала Джеки.
«КИНГ-СИТИ», – было написано на бумаге, лежащей у нее на ладони.
Джеки смяла листок и прижала его к рулю. Она не совсем осознавала, что ведет машину.
Она свернула на боковую дорожку, где располагалось всего два заведения – лаборатория Карлоса и пиццерия «Большой Рико». Пиццерия боролась за выживание с тех пор, как пшеницу и ее производные объявили вне закона. Это стало результатом долгой и не очень-то интересной истории, суть которой сводилась к тому, что пшеница и ее производные превратились сначала в змей, а потом в злых духов, что привело к смерти некоторого числа граждан.
Джеки припарковала машину на асфальте, волнообразно вздувшемся под напором корней стоявшего рядом дерева, которое под шинами ее притормозившей машины начало беспокойно биться, что никак не улучшило настроения Джеки.
Лаборатория Карлоса располагалась на задворках научного района, представлявшего собой весьма неухоженную часть города. Здесь строилось несколько новых лабораторий, однако облагораживание не нравилось научному сообществу, которое сопротивлялось новым инвестициям, крепко держась за свою историю и культуру.
Считалось вполне в порядке вещей, когда в одном квартале бок о бок жили океанологи и физики-ядерщики. Во многих других городах это могло показаться преддверием социальной катастрофы, но в научном квартале Найт-Вэйла все вполне мирно уживались друг с другом.
Конечно, существовали некоторые принципиальные разногласия и открытые конфликты между, скажем, астрономами и орнитологами, каждые из которых считали своих оппонентов шарлатанами. Трудно поддерживать дружеские отношения между двумя научными группами, если основной принцип одной из наук состоит в том, чтобы опровергнуть существование другой, как в случае метеорологов и геологов.
Лаборатория Карлоса была любезно помечена простой светящейся желто-черной вывеской «ЛАБОРАТОРИЯ» и написанным от руки объявлением на выходящем на улицу окне:
МЫ ОТКРЫТЫ!
Дверь была не заперта и вела в маленькую приемную, как у врача, но с меньшим количеством смертельных капканов. Джеки миновала ее и прошла в собственно лабораторию.
Карлос и его команда, состоявшая из пяти ученых, столпились у стола. Их окружали ряды мензурок, в каждой из которых что-то пузырилось; на стене висела доска с цифрами и словом «наука!», написанном множеством декоративных шрифтов. Некоторые итерации обрамляли цепочки из нарисованных розовым мелом сердечек. Все это напоминало обычную университетскую лабораторию.
– Прошу прощения, – сказала Джеки.
Никто из ученых ее не заметил. Все они были одеты в белые халаты и сосредоточенно что-то писали в своих планшетах. Это называется «проводить эксперимент».
Она подошла поближе, чтобы посмотреть, над чем они экспериментировали. Под лабораторными лампами помещался розовый пластиковый фламинго.
– Теперь осторожно, – говорил Карлос. – Мы не знаем, как действует это или что-то еще.
Ученые дружно кивнули и застрочили в своих планшетах.
– Мы очень мало понимаем.
Снова кивнули, снова застрочили.
– Прошу прощения, Карлос, – повторила Джеки.
Он обернулся. В нем действительно было что-то чрезвычайно привлекательное. Наверное, волосы. Или манера держаться. Люди красивы, когда занимаются чем-то красивым. Возможно, он провел большую часть жизни, занимаясь чем-то красивым, и это к нему прикипело. Он улыбнулся. Зубы у него были ровные, как памятники на военном кладбище.
– Здравствуй, Джеки. Извини, я занимался наукой. – Он помахал рукой над фламинго. – Это очень научный материал. А вот тут уравнение, – продолжил он, показав на какие-то цифры на доске. – Очень важно иметь уравнения.
– Понимаю. Как Сесил?
– Переполнен энтузиазмом, поглощен работой, очень мало понимает в науке. Я его очень люблю. Все как всегда.
Ученые кивнули и принялись писать в планшетах. Важна любая информация, даже если причины этого не очевидны в данный момент. Причина чего-либо редко является очевидной в данный момент или даже в конечном итоге, но где-то она существует, словно луна, сошедшая с орбиты и ставшая уже не луной, а просто куском чего-то, что существовало когда-то, а теперь, вращаясь, улетает в никуда. Ученые записывали именно эту метафору. Метафоры – значительная часть науки.
– Мне нужна твоя помощь, Карлос.
– Джеки, есть совсем мало вещей, которые я люблю больше, чем помогать людям. Наука и Сесил – две из них. Но у меня в разгаре важный эксперимент, и мне кажется, что если мы поднажмем, то, возможно, поймем, почему этот эксперимент так важен. Главное – выяснить, почему мы делаем то, что уже делали, и я полагаю, что мы почти у цели.
– Ладно, старик, но…
– К тому же Джози попросила нас взглянуть вот на это, а я ей кое-чем обязан. И не просто кое-чем. Я обязан ей очень многим. Я бы выразил это уравнением, но это все фигурально, а фигуральная математика – штука сложная.
– Карлос, вот посмотри. – Джеки вытянула левую руку.
Ученые ждали с повисшими в воздухе карандашами, не уверенные, какие наблюдения им следует вести в данный момент. Она проделала с листком бумаги все обычные манипуляции. Бросала его на пол, рвала на кусочки, швыряла на газовую горелку. Черт подери, даже ела. А почему бы нет?
Все кончалось одинаково: она снова держала в руке листок бумаги, несмятый, торчавший, словно приклеенный.
Карлос уронил планшет.
– Ты тоже? – спросил он.
– Я тоже?
– Дай-ка посмотреть. – Он взял листок бумаги и внимательно его изучил.
Когда он разжал пальцы, листок снова оказался у нее в руке. Ученые глазели на это, разинув рты, прижав планшеты к бокам. Один из них явно перенапрягся и выключился.
Карлос забегал по лаборатории, включая и выключая горелки, яростно щелкая выключателями. Другие ученые помогали своему коллеге перезагрузиться.
– Начинаем сейчас же! – крикнул Карлос.
– Это хорошо! – крикнула она в ответ. – А почему мы кричим?