Во всех историях о Потопе, когда вода начала убывать, Ковчег с его бесценным грузом пристал к вершине горы. Жизнь на земле была спасена, оказавшись перед тем на волосок от уничтожения; люди и животные с удвоенной энергией начали новую жизнь. В тот момент было совершенно неважно, где именно пристал Ковчег и что сталось с ним потом, – это стало важно намного позднее.

Возникло несколько разных версий насчет того, где находится эта гора, – в иудейской, христианской, мусульманской религии древняя вавилонская история всегда оставалась в центре внимания. Но и ранее, в самой клинописной культуре, существовало несколько вариантов местонахождения горы. Как мы видели, самые древние из дошедших до нас табличек истории о Потопе, включая Табличку Ковчега, относятся ко второму тысячелетию до Р. Х.; но, к сожалению, о месте, где пристал Ковчег, в них ничего не говорится. Для дальнейших изысканий нам очень пригодилась бы вавилонская географическая карта той эпохи.

К счастью, такая карта у нас есть.

Вавилонская карта мира

Перед нами – ни больше ни меньше как карта всего мира. Клинописная табличка, на которой она изображена, – одна из самых удивительных, когда-либо раскопанных, – получила даже среди ассириологов собственное латинское название mappa mundi, соревнуясь с другими претендентами на данный титул . Кроме того, это древнейшая известная нам карта мира, изображенная на клинописной табличке .

Вавилонская карта мира, лицевая сторона таблички

Самый важный ее элемент – это рисунок, занимающий нижние две трети лицевой стороны и выполненный с большим искусством. Весь известный вавилонскому человеку мир изображен в плане сверху, в виде диска в окружении кольца воды, называемого по-аккадски marratu. Две концентрические окружности вычерчены с помощью вавилонского предшественника нашего циркуля, центральное острие которого было поставлено на карте немного южнее Вавилона – возможно, в месте расположения города Ниппура, «пуповины Неба и Земли». Внутри кольца схематически изображена Месопотамия. Широкий Евфрат пересекает карту сверху вниз, начинаясь в северной гористой местности и теряясь в сетке каналов и приморских болот на юге. Над великой рекой раскинулся Вавилон, чудовищно большой по сравнению с другими городами на карте, изображенными в виде кружочков, иногда с названиями, помеченными мелкой клинописью. Расположение городов и мест расселения народов показано в некотором роде «аккуратно», хотя далеко не во всех случаях. Внутри кольца показаны основные географические объекты центральных областей Месопотамии; но это никоим образом не карта автомобилиста, по ней нельзя рассчитать расстояния: относительные размеры объектов внутри кольца и расстояния между ними для составителей карты были далеко не так важны, как само это кольцо воды, ограничивающее обитаемую вселенную, какой они ее тогда знали. За кольцом воды чуть подальше изображено широкое кольцо гор – край земли. Каждая гора (по-аккадски nagû) изображена как плоский выступающий треугольник; первоначально их насчитывалось восемь.

Вавилонская карта мира пользуется заслуженной известностью и всегда выставлена в постоянной экспозиции Британского музея. Ее глиняная поверхность, однако, настолько хрупка, что музей предпочел не подвергать ее обжигу в печи – стандартной операции, позволяющей значительно укрепить клинописную табличку для ее лучшей сохранности. С некоторых пор нашу табличку вообще не вынимают из витрины и никогда не отдают из музея на временные выставки. Так было решено после того, как много лет назад при транспортировке таблички на какую-то выставку одна из восьми nagû (та, что в левом нижнем углу) отломилась и, увы, пропала безвозвратно.

Табличка mappa mundi была приобретена Британским музеем в 1882 г.; в то время на ней были видны четыре треугольника, два из них полностью, а от двух других – только основания. Первая ее публикация появилась в 1889 г. в одном солидном немецком журнале; кроме этой публикации, мы располагаем еще несколькими другими фотографиями и рисунками пером, сделанными в разное время, но еще до утраты юго-западного треугольника. В совокупности они дают нам вполне достоверную картину.

Следует отметить, что подобные утраты и повреждения клинописных табличек исключительно редки; и надо же было так случиться, что это произошло с одним из «треугольников» вавилонской Карты мира! Еще более удивительно, что утрата оказалась некоторым образом восполненной при моем участии, причем с такими замечательными последствиями для этой книги, которых я тогда не мог себе даже вообразить. В последние десятилетия XIX века археолог Ормузд Рассам производил для Британского музея раскопки месопотамских городов Сиппар и Вавилон; музей принимал тогда в колоссальном количестве найденные там клинописные таблички. По прибытии таблички сортировались и регистрировались куратором отдела клинописи; он вкратце описывал самые важные детали каждой таблички, присваивал ей инвентарный номер и помещал в одну из коробок со стеклянной крышкой, постепенно заполнявших полки музейного хранилища. Материала приходило столько, что из каждого ящика сначала, конечно, выбирались для описи самые крупные и хорошо сохранившиеся таблички, затем все приличного размера фрагменты и т. д. В прибывавших ящиках целые таблички и большие фрагменты обычно были завернуты в бумагу; но кроме этого там находилось много маленьких обломков – рабочие Рассама, слава Богу, с большой тщательностью подбирали все самые ничтожные кусочки табличек с клинописью. Лондонский куратор, однако, не имел никакой возможности обработать все эти крошечные фрагменты по прибытии – на некоторых могло быть всего два или три знака, а тут прибывал уже новый ящик для разборки. В результате со временем накопился очень большой объем не разобранных фрагментов, до которых, надо надеяться, когда-нибудь дойдут чьи-то руки. Очень часто такой фрагмент представляет собой отломавшийся уголок делового документа («Свидетели: г-н Х; г-н Y; г-н Z…») или осколок с датой («1-й день 4-го месяца такого-то года правления Дария…») и сам по себе не вызывает большого интереса; но все их собрание в целом – бесценная сокровищница, ибо для каждого осколка в нашей коллекции имеется та табличка, которой он по праву принадлежит и с которой он когда-нибудь воссоединится. Может быть, после еще нескольких столетий нашей напряженной работы все таблички в Музее будут восстановлены и текст на них станет полностью читаемым. Все археологи, работающие над нашей коллекцией, понимают это и, участвуя в составлении немыслимых размеров пазла, мечтают о том, что в один прекрасный день какой-нибудь ничтожный, но столь необходимый им обломок той или иной таблички будет обнаружен и укреплен на нужном месте стараниями кропотливого реставратора. И время от времени это случается. Иногда крошечный черепок помогает сделать большое открытие.

Я уже говорил о том, что в течение многих лет я вел в Британском музее вечерний класс по изучению клинописи. Год за годом группа постоянных и прилежных учеников собиралась раз в неделю, чтобы погрузиться в таинственный мир клинописных знаков; мы читали вместе самые разные тексты, а иногда студенты даже выполняли небольшие домашние задания. С течением времени группа уменьшалась, многие уходили, хотя и с сожалением; зато одна из моих учениц, мисс Эдит Хорсли, настолько увлеклась изучаемым предметом, что с нетерпением ждала возможности продолжить уже как волонтер в нашем отделе. Для меня это было подходящим случаем разобрать, наконец, один из ящиков с фрагментами табличек, которым давно никто не занимался. Задача мисс Хорсли состояла в том, чтобы по очереди разворачивать фрагменты, лежавшие в ящике, слегка очищать их, сортировать настолько тщательно, насколько было в ее возможностях, и снова раскладывать по коробкам. После стольких лет занятий она, конечно, знала, как выглядят все эти клинописные деловые документы; поэтому мы договорились, что она будет отдельно складывать кусочки, отколовшиеся по углам, вдоль ребер и из середины табличек, а все странные осколки, не похожие на обрывки деловой документации, откладывать в отдельную кучку, которую я буду сам просматривать по пятницам после обеда. Эти странные осколки в основном оказывались фрагментами либо неумелых ученических табличек, либо астрономических числовых таблиц. Но в одну из пятниц я увидел в этой кучке лежавший поверх других фрагментов осколок таблички с надписью и треугольником.

Выше я уже не раз пытался описать, насколько жизнь исследователя клинописи полна неожиданностей и возбуждающих находок; но это был совсем особенный случай, потому что я с первого взгляда понял, как понял бы любой из моих коллег, окажись он на моем месте: этот осколок с треугольником принадлежит табличке mappa mundi, и никак иначе. Дрожащими руками я взял осколок, положил его в маленькую коробочку и побежал за своими ключами, чтобы открыть нужную витрину в Зале 51 и попробовать приложить его к табличке. Но когда я сбежал вниз и подошел к витрине, я с изумлением обнаружил, что табличка отсутствует. Находясь в чрезвычайном возбуждении, я в тот момент начисто забыл, что ее временно переместили в Британскую библиотеку (которая тогда еще оставалась в одном здании с Британским музеем, в районе Блумсбери) на выставку по истории географических карт. Надо было дожидаться утра понедельника, когда, наконец, мы с другим музейным сотрудником и мисс Хорсли, сопровождаемые сотрудником библиотечной охраны, который открыл нам витрину, получили доступ к табличке и приложили к ней наш новый фрагмент. Он оказался настолько точно соответствующим лакуне, что вынуть его обратно было уже затруднительно.

Это, однако, только верхушка айсберга. Рядом с нашей треугольной nagû на табличке имеется клинописная надпись, давно известная специалистам: «Между ними расстояние в шесть миль (bēru), где солнца не видно». Под самой этой nagû есть подпись: «Великая стена». Это, конечно, не китайская Великая стена, а гораздо более древняя, известная по нескольким клинописным источникам.

Добавить кусочек к Карте мира – это действительно достижение. Я был настолько им поглощен, что рассказывал о нем всякому встречному, даже тем, кто слушал без особого интереса. Через пару дней, стоя в очереди в столовой для музейных сотрудников, я упомянул о нашей находке Патрисии Морисон, в то время редактировавшей «Журнал Британского музея» (British Museum Magazine); она тут же предложила мне написать об этом в журнал . Я беспечно возразил, что данная новость – из числа тех, о которых кратко сообщают по телевизору в конце вечерних новостей, чтобы отвлечь зрителя от мрачных событий прошедшего дня: «беременную кошку сняли с маяка на вертолете; кошка спасена!». На следующее утро, однако, мне звонят из входного вестибюля музея: Ник Гласс со съемочной группой новостной программы Четвертого канала ожидают меня и мисс Хорсли и хотят увидеть фрагмент. Ник оказался соседом Патрисии и, очевидно, только что узнал от нее новость через садовый плетень…

«Случалось ли вам потерять деталь от пазла где-то за спинкой дивана? – вопрошал Тревор Макдональд в семичасовых новостях вечером того же дня. – Так вот, сегодня в Британском музее.» и т. д.

Таким вот образом была представлена целая история, снятая в полном Техниколоре и показывавшая сперва нашу музейную галерею Месопотамских древностей и отдельно – коллекцию табличек, затем наших студентов за работой, мисс Хорсли в окружении всех ее пыльных черепков, и в завершение – компьютерную анимацию (а дело было еще в 1995 году!): фрагмент с треугольником самостоятельно прыгал в свою лунку в табличке. Весь сюжет уместился в четыре минуты сорок две секунды; настоящий Энди Уорхол! К тому же в мой день рождения . Я тогда совершенно не представлял себе, как много будет значить эта новообретенная nagû в моих будущих исследованиях истории Ковчега…

Тип клинописи на табличке позволяет датировать ее, скорее всего, VI веком до Р. Х. Вавилон, начерченный на карте в виде горизонтального прямоугольника, помещен, несомненно, в центр вселенной, а точка, поставленная в середине прямоугольника, – это, по-видимому, зиккурат Навуходоносора II. На табличке можно выделить три раздела: двенадцать строчек описания сотворения мира Мардуком, богом Вавилона; затем чертеж самой карты; и, наконец, на обороте таблички – двадцать шесть строчек с описанием отдельных объектов, показанных на карте.

Текст первого раздела (двенадцать строчек о сотворении мира) сильно отличается по характеру записи от текста последнего раздела тем, что в нем широко используются шумерские идеограммы; по-видимому, писец и сам считал его отдельным компонентом и, чтобы указать на это, отделил его двойной горизонтальной чертой от самой карты и ее описания. Идеографический стиль письма вполне соответствует датировке самой таблички (первое тысячелетие до Р. Х.), определенной по топонимике на карте, а также, как упоминалось выше, по использованию слова marratu. Первоначально было восемь nagu, одной и той же формы и одинаковых размеров, и если бы они все сохранились до сегодняшнего дня, то мы смогли бы убедиться, путешествуя по кругу от каждой к следующей, что расстояния между ними варьируются от 6 до 8 bēru, или «двойных часов»; эта месопотамская мера длины обычно переводится как миля.

Весь текст на оборотной стороне таблички посвящен описанию этих восьми nagû и того, что мы увидели бы, если бы туда добрались. Причем указывается, что расстояние до каждой из них поперек кольца воды равно семи милям. Как жалко, что столь замечательный текст сильно попорчен; но опытный ассириолог уже давно смирился с правилом – чем интереснее материал, тем труднее его расшифровать.

Вавилонская карта мира, оборотная сторона таблички

Хотя рассматриваемая нами табличка с картой не может быть древнее IX века до Р. Х. (потому что именно к этому веку относится первое использование слова marratu в смысле «море»), я думаю, что вся концепция карты и описание восьми nagû относятся к гораздо более раннему времени, восходя ко второму тысячелетию до Р. Х., а точнее, к той самой древневавилонской эпохе, когда была написана Табличка Ковчега. Это можно заключить из чисто силлабического стиля письма в разделе описаний (на обороте таблички) – стиля, который в первом тысячелетии стали презирать, предпочитая ему в литературных текстах идеографический стиль (как, например, в двенадцати начальных строчках нашей таблички). Из этого можно заключить, что мы имеем дело с космологической системой, традиция которой значительно старше, чем конкретный документ, на котором она здесь представлена. Так или иначе, писец сам извещает нас, что данная табличка является копией более древнего оригинала.

Мир на этой карте изображен в виде диска, и мы можем предположить, что именно таким его представляли в эпоху ее возникновения. Кольцевое водное пространство названо здесь словом marratu, снабженным детерминативом «река». Само это слово происходит от глагола marnru «быть горьким». Несмотря на наличие знака «река», оно во многих контекстах означает «море»; поэтому мы здесь переводим его как «Океан», хотя вполне допустимым был бы также перевод «Горькое море» или «Горькая река» . За этим водным пространством в восьми направлениях лежат nagû. В первом тысячелетии до Р. Х. это слово использовалось во вполне практическом смысле, для обозначения какого-либо политически или географически ограниченного региона, расположенного, вообще говоря, в пределах обычной досягаемости . На табличке mappa mundi, однако, его смысл совсем другой: эти восемь nagû – гигантские невероятно удаленные горные массивы на самом краю земли. Хотя они изображены простыми треугольниками, следует их представлять себе как горы, вершины которых появляются из-за горизонта по мере того, как мы приближаемся к ним, переплывая Великий Океан.

Размещая гористые nagû на краю земли, древняя космология давала чрезвычайно простой ответ на вопрос, не имеющий ответа: что лежит за горизонтом? Проще всего было предположить, что там все время будет только вода, поскольку ею окаймлена вся известная людям суша; но все-таки, а что там дальше, за marratu, за Великим Океаном? В соответствии с предлагаемой нам здесь системой, мир огражден со всех сторон, как крепость, восемью колоссальными, неприступно высокими горами. А что за этими горами дальше – небо или вообще ничего, – оставлено на усмотрение каждого.

Это представление о мире явно выражено в заключительных словах текста нашей таблички, где применительно к расположению восьми гор-треугольников используется выражение «Четыре Угла Мира». Этот величественный образ с незапамятных времен любили использовать месопотамские цари (и по-шумерски, и по-вавилонски), чтобы выразить, насколько громадным было их царство. Таким образом, первоначальная идея нашей карты такова: вся протяженность мира – равнина, окруженная океаном; переплыв через него, путешественник попадает в гористую местность, населенную странными жителями и наполненную вещами более протяженными, чем вся наша жизнь. С другой стороны, треугольники, ограничивающие наш круглый мир, вершинами направлены в небеса, так что вся карта может восприниматься как изображенная на плоскости корона с восемью зубцами.

В той мере, в какой они поддаются расшифровке, описания восьми nagu выглядят как рассказы возвратившегося оттуда храброго путешественника, повествующего о своих открытиях и живописующего те чудеса, которые мы увидим, если отважимся повторить тот же путь. Все это выглядит как краткий отчет о героических приключениях и удивительных обычаях. Кто мог быть этим путешественником? Некий вавилонский протоаргонавт, отважно направляющий свой корабль за горизонт в поисках приключений и неведомых стран? Бесстрашный купец, возвращающийся домой с полным коробом историй, которых ему хватит на всю жизнь для рассказов за ужином? Или, может быть, некто способный облететь всю землю до самого ее края? Так или иначе, наша карта – это взгляд с высоты птичьего полета, и отца первоначального ее составителя звали именно Птицей, как мы читаем в последней строчке таблички.

Следуя тексту на оборотной стороне таблички, пролетим и мы над всеми восемью nagû по очереди.

Nagû I

Следы вступительной строчки очень мелким письмом.

При входе в первую землю ты пройдешь 7 миль…

Nagu II

Во второй земле, куда ты пойдешь 7 миль…

Nagu III

В третьей земле, куда ты пойдешь 7миль…

Крылатая птица не завершит своего пути

Nagu IV

В четвертой земле, куда ты пойдешь 7миль…

…так широки, как сосуды-парсикту; 10 пальцев…

Nagu V

В пятой земле, куда ты пойдешь 7миль…

[Великая Стена], ее высота 840 локтей

… … ее деревья 120 локтей высотой,

… он не может видеть впереди себя…

Ночью он лежит…

Ты должен пройти другие 7 миль…

В песке ты должен…

Он…

Nagu VI

В шестой земле, куда ты пойдешь 7 миль…

Nagu VII

В седьмой земле, куда ты пойдешь 7 миль…

Где волы носят рога…

Бегают, настигают…

Nagu VIII

В восьмой земле, куда ты пойдешь 7миль…

Место, где Волосатый выходит из ворот (?)

Заключение:

Четыре Угла,

Чью сердцевину никто не постигнет.

Писец и его предки:

Согласно древнему источнику списано и сверено

…, сын Иццуру, потомок Эа-бел-или.

В каждом из горных массивов-nagu, насколько мы можем судить по уцелевшим обрывкам текста, есть удивительные вещи: в третьем – (гигантские?) птицы, не умеющие летать ; в пятом – Великая стена высотой 420 м, даже отмеченная на карте, а также леса с деревьями 60-метровой высоты; в шестом – (гигантские?) быки, способные догнать и растерзать даже хищных зверей.

Описание первой, второй и шестой nagu, к сожалению, настолько повреждено, что о них мы не знаем практически ничего.

Увеличенный фрагмент лицевой стороны вавилонской Карты мира, показывающий Урарту, Океан и nagu IV, где пристал Ковчег

Самое удивительное открытие содержит в себе, однако, nagû IV. Благодаря Табличке Ковчега мы теперь знаем, что именно к этой горе, далеко за краем вселенной, пристал круглый вавилонский Ковчег. Для пущей убедительности приведем здесь снова строчки с описанием этой nagû:

[a-na-re]-bi-i na-gu-ú a-šar tal-la-ku 7 KASKAL.GÍ [D…]

[В четверт]ой земле, куда ты пойдешь 7 ми]ль…

[šá GIŠ ku]d-du ik-bi-ru ma-la par-sik-tu4 10 ŠU.S [I…]

[Чьи бре]вна (?)толщиной в сосуд-парсикту, десять пальцев [их толщина].

Первое поврежденное слово второй строки – это, я полагаю, редкое аккадское существительное kuddu, означающее «кусок дерева или тростника; бревно, колода». Про это бревно говорится, что оно «толщиной как ковш-parsiktu» – то же странное выражение, которое в Табличке Ковчега относится к ребрам гигантского коракла: Я поставил внутрь его 30 ребер, чья толщина 1 парсикту, чья длина 10 ниндан». Как уже говорилось в главе 8, сравнение «толщиной как парсикту», выражающее толщину в мерах объема, не встречается ни в каких других текстах; по своей неточности оно соответствует нашему «толщиной в два бруска» без указания, что это за бруски. Данный образ, по-видимому, использовался только применительно к Ковчегу Атрахасиса – а здесь он вдруг появляется на Карте мира, очевидно в виде цитаты из Старовавилонской истории о Ковчеге.

Далее, в описании на табличке Карты мира говорится о «бревнах», а в Табличке Ковчега – о «ребрах» (т. е. шпангоутах коракла). Каждое ребро коракла Атрахасиса имеет длину 10 ниндан, т. е. примерно 60 метров, а толщину примерно 50 см. Где в южной Месопотамии плотник Атрахасиса мог найти строевой лес такой высоты и толщины? Похоже, наша Карта мира помогает ответить и на этот вопрос: деревья высотой именно 60 метров растут на соседней nagû V Для сравнения – «лодочные шесты» в Гильгамеше XI: 64–65, о которых мы говорили в главе 8, имеют длину всего 30 м. Похоже, что выражение «толщиной в десять пальцев» соответствует выражению «длиной в десять ниндан» и относится к толщине битумного покрытия (в Табличке Ковчега 18–22 оно выражено в пальцах), причем эти цифры раздуты, как и многие другие, относящиеся к Ковчегу, – скорее, большие комья битума размазывались по поверхности более тонким слоем.

В моем понимании, текст о nagû IV в табличке Карты мира содержит описание гигантских древних ребер-шпангоутов Ковчега. Представьте себе огромную конструкцию Атрахасиса, наклонно лежащую на склоне этой скалистой вершины, с отстающими чешуйками битума, с давно сгнившей или поеденной грызунами веревочной обвязкой и деревянным каркасом, зияющим на фоне неба как побелевший обглоданный скелет кита. Редкий искатель приключений, добравшийся до nagû IV, мог бы увидеть то, что осталось от самого большого когда-либо построенного судна.

Это уже действительно что-то новое. Древнейшая географическая карта на земле, сохраняемая в музейной тиши за толстыми стеклами витрины, вдруг сообщает нам, в каком месте пристал к суше Ковчег, когда схлынули воды Потопа! После 130 лет молчания этот знаменитый и столь много изучавшийся кусок глины раскрывает нам информацию, которую искали в течение тысячелетий и ищут до сих пор!

Продолжим, однако. Если и вправду nagû IV – это гора, к которой пристал Ковчег, то можем ли мы определить на карте, которая из восьми nagû четвертая по номеру? К счастью, мы можем и на этот вопрос ответить утвердительно.

Та самая nagû с Великой стеной, которую нашла мисс Хорсли и которая точно подошла к лакуне в табличке Карты мира и была даже показана по телевизору, позволяет нам выполнить то, что ранее было невозможно, – а именно: поставить в соответствие все восемь nagû на карте с их описаниями на оборотной стороне таблички. Треугольник Хорсли – это nagû V. Чтобы прийти к этому заключению, проведем следующее рассуждение:

Новое прочтение сохранившегося фрагмента описания nagû V приводит нас к несомненному заключению, что на карте это nagû с «Великой стеной». Если табличку держать в нормальном для чтения текста положении, то она расположена сверху, указывая на север и немного на восток, в окружении темных трещин на табличке.

Установив этот факт, можно далее заключить, что nagû I была направлена точно на юг – теперь этот участок карты полностью утрачен.

Теперь, чтобы правильно определить расположение остальных шести nagû, нам надо понять, в каком направлении обхода пронумерованы все восемь nagû – по часовой стрелке или против.

При надписывании на карте аннотаций для каждого треугольника писец, вероятно, шаг за шагом поворачивал табличку с картой так, чтобы каждую надпись можно было делать в наиболее удобном положении – горизонтально, под левой стороной треугольника, когда он повернут так, что лежит на ней. Так эти надписи и расположены – например, в надписи при северо-восточном треугольнике знаки в строчках идут в порядке сверху вниз и немного справа налево. Писцу было естественнее всего начать с самого левого (западного) треугольника, поскольку клинопись пишется слева направо, и данный треугольник изначально находится в наиболее естественном для этого положении. Затем писец, скорее всего, поворачивал табличку шаг за шагом так, чтобы от западного треугольника спускаться вниз, к южному – опять же, это соответствовало порядку записи строчек на клинописных табличках, т. е. сверху вниз. Таким образом, при надписывании аннотаций последовательность поворотов таблички была в направлении по часовой стрелке, и, следовательно, сами они идут в порядке против часовой стрелки. Такой порядок надписей не должен нас удивлять; он встречается на многих вавилонских табличках с картами звездного неба. Из приведенных рассуждений мы можем заключить, что nagû V Пристань Потерянных Ковчегов – это сохранившаяся на нашей табличке nagû непосредственно справа от nagû V, той, где Великая стена. Теперь посмотрим на карте, как мы сможем туда попасть.

Удобнее всего добраться до nagû Ковчега, двигаясь сначала через местность, называемую Урарту, расположенную в северо-восточной части Месопотамской «срединной земли», – она изображена на карте и подписана Uraštu. Продолжая далее в том же направлении, пересечем окружающий землю Океан marratu и окажемся на нужной нам горе на самом краю вселенной. Именно так изначально представляли себе местность, где остался Ковчег Атрахасиса. Его унесло водами Потопа за край земли, через окружающий ее Океан, тоже сотрясавшийся штормом, и вынесло на четвертую из восьми nagû, к самому удаленному пределу человеческого воображения, туда, куда никто не может попасть, кроме разве героев. А всем, кто интересуется этим предметом, надо сначала отправиться в Урарту.

Библейская гора Арарат

Я думаю, гора Арарат должна была бы чаще появляться как тема в телевикторинах, где ведущие провоцируют участников на поспешный ответ, чтобы потом с торжеством его опровергнуть. Широко распространенное убеждение, что Ноев ковчег пристал к «горе Арарат», основано на том, что якобы «так написано в Библии». В некотором смысле это так и есть, но с одной существенной поправкой:

3 И вода стала медленно уходить с земли. На сто пятидесятый день вода начала спадать: 4 в семнадцатый день седьмого месяца ковчег остановился на Араратских горах. 5 Вода медленно отступала; настал десятый месяц года. В первый день десятого месяца показались вершины гор.
Быть. 8:3–5 [156]

Еврейский текст говорит здесь о «горах» во множественном числе, так что ключевая фраза должна переводиться как «в Араратских горах» (или «на…»), как сегодня мы говорим «в Альпах» или «на Карпатах». Поэтому мы не можем интерпретировать эту фразу так, как если бы речь шла об одной конкретной «горе Арарат»; но это очень древнее понимание, давно уже ставшее почтенной традицией.

Как уже обсуждалось в предыдущей главе, в книге Бытия сообщение о судьбе Ковчега включено в историю о Потопе, и у нас есть все основания предполагать, что вместе со всей историей оно тоже отражает вавилонскую традицию. Мы видим теперь, что в широком смысле слова это именно так. Библейский Арарат происходит от древнего названия Урарту – так называлась политическая и географическая область к северу от месопотамской «срединной земли», показанная, в частности, на нашей Карте мира.

Иудео-христианская традиция, следуя приведенному выше рассказу из книги Бытия, всегда отождествляла гору Ноева ковчега с тем, что сегодня называется горой Арарат, на том основании, что это «огромная гора где-то на севере», в области, которая, как им было известно, называется Арарат. Гора Арарат, расположенная на крайнем северо-востоке современной Турции на границе с Ираном и Арменией, между реками Аракс и Мурат, намного превосходит высотой (более 5000 м) все другие горы этого региона. Арарат – спящий вулкан с двумя покрытыми снегом вершинами (Малый Арарат, всегда называвшийся по-армянски Сис, и Большой Арарат, по-армянски Масис; турецкое название горы – Агри-даг). Всякий, кто был знаком с историей о Потопе, распознал бы эту гору безошибочно – она, несомненно, должна была первой появиться из воды, а вековые снега на ее вершине вполне могли способствовать долгой сохранности Ковчега. И всякий, даже не бывавший в этих краях, знал, что дальше на север будут горы еще выше этой.

Ассирийская гора Ницир

Гора Ковчега, указанная на mappa mundi, – однако, не единственная гора, претендовавшая на эту роль в древней Месопотамии. В самом авторитетном ассирийском литературном памятнике – Эпосе о Гильгамеше, датируемом VII веком до Р. Х., предлагается альтернативный вариант. Причем следует отметить, что это вообще единственная из известных нам сегодня клинописных версий истории о Потопе, содержащая описание того, как и где Ковчег пристал к земле.

Была равнина плоской, как моя крыша;
Гильгамеш XI: 136–147

Я открыл отдушину – свет пал на лицо мое;

Я присел на корточки и остался так, плача;

По крыльям моего носа текли слезы.

Я осмотрел горизонт в каждом направлении:

В двенадцати [вар. четырнадцати] местах островки возникли.

Пристало судно к горе Ницир.

Гора Ницир держит судно, не дает ему качаться.

День, другой гора Ницир держит судно, не дает ему качаться.

Третий, четвертый день гора Ницир держит судно, не дает ему качаться.

Пятый, шестой день гора Ницир держит судно, не дает ему качаться.

По наступлении дня седьмого…

Когда вода схлынула, из нее появилось по меньшей мере двенадцать, если не четырнадцать nagû, Мы видим здесь тот же самый весьма специфический термин, с которым познакомились при обсуждении таблички с Картой мира, причем тут говорится, что они появились только когда вода начала опускаться. Одна из этих nagû называлась горой Niṣir, и именно на нее прочно сел Ковчег Утнапишти. Остальные одиннадцать (или тринадцать) гор в тексте даже не названы. Заметим, что здесь описание событий дается в порядке, отличающемся от книги Бытия. Утнапишти видит и пересчитывает вершины гор до того, как его Ковчег садится на одну из них. В Библии же, когда днище Ноева ковчега зацепилось за сушу (17 октября), кругом еще не было видно ни одной горной вершины – они показались из медленно опускающейся воды лишь через два с половиной месяца (1 января).

Nagû Ковчега из Эпоса о Гильгамеше первоначально назвал «горой Niṣir» Джордж Смит в 1875 г.; это название или конкретная его форма до сих пор часто встречается в литературе. Точно установить правильное прочтение, однако, затруднительно, поскольку второй клинописный знак в его записи на табличке можно прочесть либо как – ṣir, либо как – muš. Альтернативное прочтение Nimuš было предложено только в 1986 г. , но я до сих пор предпочитаю традиционное название Niṣir, потому что в Месопотамии есть гора, которая так называлась в древности, а также потому, что вавилонский корень naṣāru означает «защищать, охранять» и хорошо подходит в контексте данного отрывка из Гильгамеша, где подчеркивается, что гора удерживает Ковчег крепко и надежно, не давая ему сдвинуться.

Так или иначе, эта гора Ницир сильно отличается от горы Ковчега на старовавилонской табличке mappa mundi. Вавилонская гора находилась так далеко, что была, по сути, мифологическим образом для поэтов и путешественников, в то время как ассирийцы точно знали, где находится их гора, и мы тоже это знаем. Гора Ницир входит в горную гряду Загрос, расположенную на территории современного Иракского Курдистана недалеко от города Сулеймания. В одном ассирийском заговоре для изгнания духов гора Ницир прямо называется «горой Гутиума», а Гутиум – старинное название гор Загрос. Эта же гора отмечается как один из важных ориентиров в военной летописи ассирийского царя Ашшурнацирпала II (883–859 гг. до Р. Х.), описывающей карательную экспедицию против царства Замуа (в предыдущую эпоху называвшегося также Луллуби). Короче говоря, для ассирийцев гора Ницир была ближней заграницей.

Это означает, что, когда Утнапишти выглянул из окна своего Ковчега и увидел дюжину или более nagû, одной из которых была гора Ницир, все они находились в пределах известного мира. Местность, в которой эти горы выступали из воды, была в пределах знакомых географических реалий. Здесь мы имеем, таким образом, вполне конкретное описание из первых рук, в то время как полумифическая и практически недостижимая гора оставалась на уровне понятия. Новое местоположение горы лишает весь рассказ таинственного «где-то гораздо дальше, чем самый далекий север». Мне трудно удержаться от мысли, что этот прозаический подход вполне соответствует образу Утнапишти в Гильгамеше XI: он заботится больше о погрузке в Ковчег своего золота и серебра, а также самых умелых мастеров в разных ремеслах, чем о спасении разных зверушек, которых надо еще поймать. Мы видим старовавилонскую историю как бы уменьшенной по всем направлениям.

Топографическими данными достоверно подтверждается, что гора Ницир – это гора Пир Омар Гудрун, как, в частности, показал Эфраим Спайзер, лично проехавший по этим местам:

Ашшурнацирпал начинает свой поход из Кальзу ранней осенью 881 года и, пройдя Бабит, направляет свое войско к горе Ницир. Эта гора, «которую народ луллу называет Кинипа», – та самая знаменитая гора, упоминаемая на табличке о Потопе (141), на которой Ковчег находит свое окончательное пристанище. Идентификация горы Ницир как горы Пир Омар Гудрун не вызывает сомнений. Выше я пытался описать, насколько сильно впечатляет ее вершина, когда смотришь на нее вблизи. Но и издали этот удивительной формы пик притягивает взор, особенно когда он покрыт снегом. В хорошую погоду его можно разглядеть больше чем за сто миль. Определить эту гору как место, где причалил Ковчег, было для вавилонян более чем естественно; другие народы помещали свой пуп земли в гораздо менее примечательных местах [130] .

А вот официальный отчет из анналов царя Ашшурнацирпала II (IX век до Р. Х.) в переводе с аккадского:

На пятнадцатый день месяца Ташриту из города Кальзи я отправился (и) в ворота города Бабиту вошел. Преодолев город Бабиту, я подошел к горе Ницир, которую Луллу называют горой Киниба. Город Бунаши, их укрепленный город, в котором (правил) Муцацина, (и) 30 городов в его окрестностях, я захватил. Войска были напуганы (и) ушли в труднодоступные горы. Ашшурнацирпал, герой, полетел за ними, как птица, (и) свалил их трупы на горе Ницир. Он убил 326 их вооруженных мужчин. Он лишил его (Муцацину) его лошадей. Остальных поглотили овраги (и) горные потоки. Я покорил семь городов на горе Ницир, которые они поставили как свои опорные пункты. Я убил их, увел их пленников, имущество, быков (и) овец, (и) пожег их города. Я вернулся в лагерь (и) провел там ночь. Выйдя из этого лагеря, я пошел в города на равнине горы Ницир, которых никто никогда не видел. Я завоевал город Ларбусу, укрепленный город, которым (правил) Киртеара, (и) восемь других городов в его окрестностях. Войска были напуганы (и) ушли в труднодоступные горы. Край этой горы остер как лезвие кинжала. Царь со своими войсками поднялся за ними. Я бросил их трупы в горах, убил 172 их бойца (и) свалил много бойцов в горные пропасти. Пленных, имущество, быков, (и) овец их я привез, города их пожег. Я развесил их головы на горных деревьях, их подростков, мальчиков и девочек, я сжег. В лагерь я вернулся, ночь там провел. 150 городков, относящихся к городам Ларбусу, Дур-Луллуму, Бунису, (и) Бара – я истребил, их пленников увел, сравнял с землей, уничтожил, пожег их города. Я победил 50 войск Бара в схватке на равнине. В это время ужас сияния Ашшура, моего господина, охватил всех царей земли Замуа, и мне они покорились. Лошадей, серебро, золото я получил. Я установил по всем землям одну власть, дань лошадьми, серебром, золотом, ячменем, соломой, отработку повинности на них наложил.

Этот ассирийский текст предлагает нам описание горы Ницир («край у этой горы острый, как лезвие кинжала»), точно соответствующее очертаниям горы Пир Омар Гудрун.

О чем же думали эти ассирийцы, когда в IX веке до Р. Х., огибая огромную гору, они с трепетом взирали на острый профиль скалы, нависавший над ними высоко в небе? Не звенела ли в их юных ушах история о Гильгамеше, и в особенности рассказ о Потопе? Не сгорал ли каждый из них, начиная с самого царя Ашшурнацирпала, от желания узнать, там ли еще это огромное судно, прикидывая, как бы ему забраться на эту скалу? Что до царя, то он поднялся по крайней мере до середины, но ничего нам не сообщил ни о каких ковчегах.

Мне это вообще кажется странным; но, возможно, они просто были слишком заняты своей военной операцией или знали о результатах какой-то предыдущей экспедиции на эту гору в поисках Ковчега. Я не представляю себе, чтобы у солдат не хватало времени на то, чтобы пересказывать друг другу разные сказки и истории, или что тема Ковчега среди них вообще не упоминалась. Ах, если бы хоть кто-нибудь из них написал письмо домой, а мы бы его раскопали…

Появление в Гильгамеше XI горы Ницир – это важный этап общего процесса эволюции истории Ковчега. Здесь мы видим, как ассирийская традиция восстает против более древней вавилонской и перемещает «Таинственную Гору» из непредставимого «далеко за Урарту» гораздо ближе к дому. Теперь она расположена гораздо удобнее, в горах Загрос. В первом тысячелетии до Р. Х. эта область подолгу контролировалась Ассирией и потому была безопасной и доступной для путешествий, оставаясь при этом в значительной мере «заграницей». В то время любой ассириец в принципе мог, взяв с собой веревку и запас бутербродов, отправиться на поиски Ковчега в уверенности, что поднимается на ту самую гору.

Ассирийцы, несомненно, выбрали весьма подходящую кандидатуру на роль Горы Ковчега. У нас, однако, нет никаких сведений о том, в какой момент времени и по какому конкретному поводу произошла эта смена традиций. В своем отчете Ашшурнацирпал приводит и ассирийское название горы, Ницир, и местное, Кинипа, – возможно, именно чтобы подчеркнуть, что это та самая гора. Кроме того, следует отметить (хотя это, может быть, выглядит как слишком смелое рассуждение), что в Гильгамеше XI гора Ницир упоминается целых четыре раза – и, возможно, неспроста. Хотя, конечно, повторения могут быть пережитком несколько тяжеловесной традиции устного рассказа, но равным образом можно допустить, что они имели целью употребить весь авторитет классического текста, чтобы окончательно идентифицировать гору Ковчега и прекратить все споры о ней.

В один прекрасный день будет обнаружена и расшифрована старовавилонская табличка с описанием приземления Ковчега на горе. Если эта гора там будет называться Ницир, как в ассирийской версии, то мне придется съесть свою шляпу.

Версия ислама: Джуди-Даг

Хотя история о Нухе и Потопе в исламе тесно связана с библейской традицией, в выборе горы она от нее отходит.

И сказано было: «О земля, поглоти твою воду; о небо, удержись!» И сошла вода, и свершилось повеление, и утвердился он на ал-Джуди…
Сура 11: 44

Гора Джуди (по-турецки латиницей пишется Cudi Dagh, по-арабски ал-Джуди) находится на юге Турции в провинции Юго-Восточная Анатолия, близ границ с Сирией и Ираком, у истоков реки Тигр, немного восточнее современного турецкого города Джизре (Cizre, арабское название: Jaziratibn Umar), на добрых двести километров южнее горы Арарат. Это еще одна альтернативная Гора Ковчега.

Описание горы Джуди можно найти в разных мусульманских источниках; вот несколько самых авторитетных из них:

Ковчег пристал на гору ал-Джуди. Ал-Джуди – гора в стране Масур, и распространяется до Джазират-ибн-Омар, который принадлежит к территории ал-Маусил. Эта гора расположена в восьми фарасангах от Тигра. До сих пор видно место остановки ковчега, которое находится на вершине этой горы.
Ал-Масуди (896–956)

Ал-Масуди также говорит, что ковчег начал свое путешествие в Куфе в центральной части Ирака и отплыл в Мекку, обогнув Каабу, прежде чем окончательно проследовать к горе Джуди, где он разместился.
Ибн Хаукал (путешествовал в 943–969)

Джуди – это гора рядом с Нисибином. Он сказал, что ковчег Ноя (мир ему!) отдохнул на вершине этой горы. У подножия ее есть деревня Темабин; и говорят, что спутники Ноя спустились сюда из ковчега и построили эту деревню.
Ибн ал-Амид, или Эльмацин (1223–1274)

Ираклий вышел оттуда в район Теманин (который Ной – мир ему! – построил после того, как он вышел из ковчега). Для того чтобы увидеть место, где пришвартовался Ковчег, он поднялся на гору Джуди, с которой открывается вид на все земли, ибо это чрезвычайно высоко.
Закария ал-Казвини (1203–1283)

Последний из процитированных авторов утверждает, что во времена Аббасидов на горе Джуди еще стоял храм, воздвигнутый самим Ноем и обшитый досками, снятыми с Ковчега.

Имеется, далее, следующая любопытная запись, сделанная в XII веке рабби Биньямином из Туделы, много путешествовавшим по Ближнему Востоку:

Далее два дня пути до города Гезир-бен-Омар, построенного на острове посреди реки Тигра [163] , у подножия горы Арарата [164] , на расстоянии в четыре мили от того места, где остановился ковчег Ноев. Омар ибн ал-Хаттаб снял ковчег с вершин двух гор и выстроил из него мечеть для измаильтян. Вблизи ковчега существует по сие время синагога Ездры Софера, куда в девятый день месяца ава приходят евреи из города молиться [165] .

Джезир-ибн-Омар – деревня у подножия Джуди-дага, где рабби Биньямин, несомненно, видел эту мечеть своими глазами. Особенно интересно в этом описании то, что он, зная не хуже других еврейскую традицию и значение выражения «горы Араратские» в 8-й главе книги Бытия, тем не менее с радостью готов признать подлинность этих якобы остатков Ковчега, нашедших новое применение. А размещая Джуди-даг у подножия Араратских гор, он, похоже, старается примирить библейские сведения о горе Ковчега с теми, что только что получил, для подкрепления отмечая, что на этом месте еще стоит древняя синагога. Наконец, «с вершин двух гор» может быть намеком на двойную вершину Арарата. Отсюда мы видим, что в эпоху написания этих путевых заметок не одни только мусульмане считали Джуди-даг горой Ковчега. Аналогичное сближение мы находим у Евтихия, патриарха Александрийского, писавшего на рубеже IX и X веков: «Ковчег остановился на горах Араратских – это горы Джабал Джуди около города Мосул» – если только это не означает, что в то время название Арарат применялось непосредственно к горе Джуди.

Ту же роль гора Джуди играла в местной христианской традиции. На вершине Джуди-дага ранее стоял древний несторианский монастырь, о чем можно узнать из следующего замечательного описания, сделанного Гертрудой Белл в 1911 г. В этом описании мне, однако, совершенно непонятно, откуда у нее взялись «вавилонские» свидетельства, на которые она столь небрежно ссылается:

Вавилоняне, а после них несториане [167] и мусульмане считали, что Ноев ковчег, когда вода начала убывать, остановился не на горе Арарат, а на Джуди-даге. Я тоже так думаю, после того как совершила туда паломничество и увидела то, что описываю ниже […] Итак, мы подошли к Ноеву ковчегу, который сидел на мели в окружении алых тюльпанов. Когда-то здесь, на вершине горы Джуди, стоял знаменитый несторианский монастырь Ковчега, но он был разрушен ударом молнии в 766 г. от Р. Х. На его развалинах, как говорит Кас Маттаи [168] , мусульмане воздвигли святилище, которое тоже впоследствии разрушилось. В один из летних дней христиане, мусульмане и иудеи поднимаются на гору с приношениями пророку Ною. То, что они видят на самой вершине холма, представляет собой несколько помещений без крыши, грубо сложенных из необтесанных камней без какого-либо связующего раствора. Между стенами положены бревна и ветки, на которые можно набросить подобие крыши из тканей – это делается перед ежегодным праздником Сефинет Неби Нух, т. е. «корабля пророка Ноя» [132] .

Тот факт, что в разных религиях в течение длительного времени Джуди-даг считался горой, где Ковчег пристал к суше, дает основания предположить, что это убеждение имеет месопотамские корни и не связано с распространением христианства.

В 697 г. до Р. Х., через четыре года после своей безуспешной попытки взять Иерусалим (и за сто с лишним лет до того, как Навуходоносор в этом преуспел), ассирийский царь Синаххериб (годы правления 705–681 до Р. Х.) снова отправился в поход, на этот раз на север, в соседнюю страну Урарту. Его целью было навести там порядок в конгломерате маленьких местных царьков – ассирийским царям часто приходилось этим заниматься. Они разбили лагерь, как он сам нам сообщает, у подножия горы Нипур . Нам достоверно известно, что название Нипур соответствует горе Джуди, потому что, возвращаясь через это же место после успешного завершения описываемой кампании, Синаххериб велел выбить клинописью прямо в скале хронику своих побед, восхваляя себя самого и мощь ассирийского бога Ашшура. Эта наскальная летопись сохранилась там до сих пор:

Вершина Джуди-дага (фотография Гертруды Белл 1909 г.)

В пятом моем походе жители города Тумурри, города Шарум, города Эзама, города Кибшу, города Хальгидда, города Куа, города Кана, чьи жилища, подобно гнезду орла, первой среди птиц, устроены были на вершине горы Нипур, горы неприступной, не склонились под мое ярмо. Я разбил лагерь у подножия горы Нипур… [169]

Синаххериб не просто передвигался со своим войском во время этой кампании, как до него царь Ашшурнацирпал II; он принимал в ней личное активное участие. Он так хотел добраться до самой вершины горы, что в какой-то момент спрыгнул с паланкина, в котором его несли, и продолжил трудный путь пешком:

Словно могучий тур, с отборными войсками моей гвардии и беспощадными воинами моими я во главе их встал. Ущелья, водопады, крутые обрывы гор на носилках я преодолел, места, трудные для носилок, я прошел пешком, подобно горному козлу, по вершинам и хребтам их. Там, где уставали колени мои, я садился на горные камни и пил воду из бурдюка ради утоления жажды.

В Британском музее есть фрагмент скульптуры, изображающей Синаххериба, взбирающегося по крутой горной тропинке и поддерживаемого сзади крепким оруженосцем. Что было на уме у Синаххериба, когда он взбирался на гору Нипур?

Царь Синаххериб поднимается в гору. Фрагмент барельефа из царского дворца в Ниневии

Может быть, и не надо так удивляться воодушевлению полководца во время успешной кампании, но здесь явно имелось в виду что-то более важное. Например, Синаххериб мог услышать какие-то местные рассказы о Ковчеге и об этой конкретной горе…

Синаххериб, разумеется, с детства знал историю о Потопе, скорее всего в ассирийской версии, где горой Ковчега считалась гора Ницир. Он, должно быть, часто размышлял о том, что за зверей собрал Утнапишти в своем Ковчеге; уже взрослым человеком этот могучий царь завел в Ниневии зверинец, куда из разных стран привозились редкие животные. Часто удивляются большому количеству (восемь или девять) клинописных панелей в наскальной летописи царя Синаххериба, при том что результаты именно этой кампании были довольно скромными; но, по-видимому, она была для него важнее, чем простые военные маневры. Возможно, местное население, обитавшее вокруг Джуди-дага, много рассказывало о Ковчеге – мы знаем, что местные всегда очень убедительно рекламируют свои достопримечательности, – так что каждый из проходивших этим путем ассирийских солдат купил здесь по паре амулетов, показать жене по возвращении. Синаххериб вполне мог попытаться лично проверить эти рассказы, пока стоял там лагерем.

Можно, конечно, на все эти предположения ответить, что Синаххериб здесь ничего не говорит о поисках Ковчега – точно так же, как его предшественник Ашшурнацирпал II по поводу горы Ницир. Разумеется, если царь не нашел там ничего, то и в его официальной хронике ничего об этом не сказано; тем не менее я хотел бы предъявить господам присяжным следующие два свидетельства:

Свидетельство А: немного магии

В одном клинописном заговоре предупреждается, что на вершине горы не всегда можно обнаружить ковчег. По типу почерка этот заговор можно датировать примерно 700 г. до Р. Х.; с его помощью отгонялись суккубы (лилиту) – призраки-соблазнительницы, являющиеся своим жертвам в ночных кошмарах:

О лилиту! Будь заклята Землей Широкой,

Семерыми, рожденными богом Эа!

Заклинаю тебя мудрым и прекрасным богом,

Шамашем, Господом вселенной!

Как мертвый забыл жизнь,

(Как) высокая гора забыла ковчег,

(Как) очаг странника забыл своего странника, —

(Так ты) покинь меня, мне не являйся! [134]

Для совершения магического действия здесь перечисляются примеры невосстановимого разделения: жизнь забывается тем, кто умер; тлеющие угольки, оставленные в домашней печи ушедшим путником, тухнут и остывают навсегда. Известно много месопотамских заклинаний, основанных на этом принципе; но появление Ковчега (eleppu) в приведенном примере – случай единичный. Мне кажется, он говорит не только о знакомстве с темой «Ковчег на горе», но и о том, что больше его на этой горе нет, а значит – кто-то надеялся его там увидеть. Я предполагаю, что использование этого мотива в заговоре есть результат повсеместно распространившихся слухов и споров о какой-то неудачной поисковой экспедиции, предпринятой ассирийским царем. В конце концов, если бы Синаххериб действительно что-то нашел, об этом знало бы все его войско, а по возвращении – весь его двор, вся столица, а вскоре и вся империя.

Свидетельство Б: прочная репутация

Коварной осадой Иерусалима в 701 г. до Р. Х. и последовавшей расплатой за нее Синаххериб заслужил немало посмертных комментариев в Вавилонском Талмуде (начало первого тысячелетия от Р. Х.). В одном из них мы видим Синаххериба вернувшимся из похода и дающим обет перед доской от Ноева ковчега:

После этого он ушел, и в ином месте нашел доску от Ноева ковчега. «Должно быть, Ты могучий Бог, раз Ты спас Ноя от потопа», – сказал он. «Если Ты поможешь мне в ближайшем сражении, я принесу Тебе в жертву двух моих сыновей», – такой обет он дал. Но сыновья его слышали это, и они убили его, как об этом написано, и произошло это, когда он поклонялся в храме своего бога Нисроха, – сыновья его Адрамелех и Шарецер поразили его мечом.
Вавилонский талмуд, трактат Санхедрин: 96а [170]

В приведенном отрывке комментируется сведение об убийстве Синаххериба сыновьями и их последующем бегстве на гору Арарат, приведенное в Четвертой книге Царств; факт убийства подтверждается современными событию ассирийскими источниками . Вполне естественно, что это убийство оказалось в центре внимания еврейских текстов, осуждающих Синаххериба; маловероятно, однако, что сюжет с доской от Ковчега не восходит к какой-то древней традиции, а выдуман на пустом месте через много столетий после описываемых событий. Вероятно, где-то были предприняты поиски Ковчега, и Синаххериб вернулся с каким-то куском дерева, и рассказ об этом затем начали повторять в историях о великом ассирийском царе. Во всяком случае, интерес Синаххериба к истории о Ковчеге был, конечно, привит ему еще в детском возрасте наставниками.

Коммерция вокруг Ковчега

Занимаясь сравнением различных историй о Потопе, не следует забывать о Бероссе, вавилонском жреце III века до Р. Х., который тоже сообщает нам много полезного. Фрагменты его сочинений, сохранившиеся в виде цитат в составе более поздних текстов Полигистора и Абидена, можно считать отражением бытовавших в его время разговоров и историй, в том числе и о Горе Ковчега.

Он [Ксисутр] также сказал им, что место, в котором они находились, располагается в Армении. Они поняли всё это; они принесли жертвы богам и пошли пешком в Вавилонию. В наше время только маленькая часть корабля, остановившегося в Армении, остается лежать в Кордуйских горах в Армении, и некоторые ходят туда, соскабливают асфальт и держат его как талисман для удачи.

Версия Полигистора представляется мне попыткой объединить две различные традиции – северную армянскую (область за Урарту) и южную курдскую (Кордуйские горы, главной вершиной которых в то время, возможно, уже считалась гора Джуди).

В передаче Абидена сообщение Беросса оказывается гораздо короче:

Судно же его осталось там, в Армении, и местные жители используют кусочки дерева от него в качестве амулетов для заклинаний.

Удивительно, как мало здесь сказано о Ковчеге и сколь большое внимание уделено при этом коммерческому фактору. Очевидно, с незапамятных времен в описываемых местах процветала интенсивная торговля кусочками Ковчега в качестве мощных амулетов – ранний пример постоянного и жадного интереса человечества ко всякого рода реликвиям, от частиц Истинного Креста до мощей святых. Мы сразу представляем себе ряды сувенирных палаток вдоль дорожек по предгорьям, с выставленными на продажу щепками и кусочками битума. Давным-давно предок кого-то из этих торговцев снабдил Синаххериба основательным куском доски, соответствующим его царскому званию. Еще одна иллюстрация неизменности человеческой природы!

На данном этапе нашего путешествия мы можем сделать несколько выводов:

1. В древности место остановки Ковчега ощущалось религиозной и культурной «иконой», почитание которой простиралось поверх как географических, так и религиозных границ, Наши современные аналогии плохо работают в этой вневременной области.

2. Тогда, как и сейчас, подобные памятные места обладали религиозной или магической силой, зачастую имевшей также и коммерческие последствия.

3. Они всегда притягивали к себе паломников, туристов и больных.

4. Между «настоящим» местом и любым количеством его «ложных» конкурентов всегда находились ясно различимые отличия в пользу первого.

5. Появление такого «конкурента» иногда провоцировало реакцию со стороны «оригинала».

Из всего этого следует, что нам незачем пытаться примирить между собой разные традиции относительно местоположения Горы Ковчега; мы просто должны понимать, что они собой представляют .

Выводы

Самая древняя доступная нам информация содержится на Вавилонской карте мира и в сопутствующих ей надписях и текстах. Эта информация отражает идеи и представления начала второго тысячелетия до Р. Х., т е. на тысячу лет более древние, чем сама табличка. Согласно этим представлениям, Ковчег пристал к земле на чрезвычайно удаленной гигантской горе, расположенной далеко за страной Урарту, на противоположном берегу Океана, окружающего обитаемую землю, и далеко за пределами человеческого знания. Иными словами, чтобы найти Ковчег, надо пересечь всю область Урарту и продолжить в том же направлении, в некотором смысле в бесконечную даль. Эта концепция господствовала в течение долгого времени, начиная самое позднее с XVIII века до Р. Х., и мы почти наверняка имели бы ее явное выражение, если бы из той эпохи до нас дошел полный клинописный рассказ о Потопе (Табличка Ковчега является лишь его частью).

В рамках описанной концепции нетрудно понять, почему Агри-даг в северо-восточной Турции стал именно той горой: он расположен на правильном месте и в правильном направлении от северного Урарту, имеет уникальные геологические характеристики и весьма правдоподобный вид для того, чтобы играть роль Горы Ковчега. Причем, в отличие от эфирных далей первоначальной концепции, он вполне достижим, хорошо видим – и на него даже можно подняться. Эта трансформация, если даже она изначально не обязана библейскому рассказу, была им подтверждена и укреплена; в результате все более ранние традиции отодвинулись на второй план, и сегодня Горой Ковчега определенно считают гору Арарат.

Результатом перехода от первоначального «где-то за Урарту» к более близкому «где-то в Урарту» стала непрерывно продолжающаяся с того времени традиция, укоренившаяся в культуре благодаря множеству образов и описаний у разных авторов и в некотором смысле господствующая и сегодня.

В первой половине первого тысячелетия до Р. Х. в Ассирии, по неизвестным нам (и, возможно, нескольким разным) причинам, роль Горы Ковчега была передана горе Ницир.

В 697 г., если приведенные нами аргументы правильны и достаточны, Синаххериб, для которого именно гора Ницир была «настоящей» горой Ковчега, сталкивается с ее солидным и уже прочно укоренившимся конкурентом – горой Джуди. Это самое раннее известное нам свидетельство почитания Джуди-дага, ставшего сильным конкурентом Арарату и полностью затмившего ассирийскую гору Ницир, которая после падения Ниневии в 612 г. до Р. Х. больше в этом качестве не упоминается. Мы услышали о ней снова лишь благодаря расшифровке ассирийского корпуса текстов Джорджем Смитом в 1870 г.

Почитание Джуди-дага как горы, на которой пристал Ковчег Ноя – Нуха, сильно развилось в несторианской ветви христианства и в исламе. С течением времени появлялись и другие, менее долговечные претенденты на эту роль.

По иронии судьбы, какие бы экспедиции ни снаряжались и какие бы находки ими ни обнаруживались, именно гора Арарат сегодня, как и в древности, в наибольшей мере соответствует образу, созданному вавилонскими поэтами, – как в географическом, так и в духовном плане.

Вавилонская Карта мира, надо сказать, изобилует другими секретами, разгадывание которых увело бы нас очень далеко от темы данной книги; нам пришлось бы погрузиться в клинописную астрономию, астрологию, мифологию и космологию (и не только). Исследование этой карты еще далеко до завершения. Уникальность карты, с нашей точки зрения, отнюдь не в том, что она якобы была редкостью для своего времени. Вполне возможно, напротив, что существовало много подобных клинописных карт, в глине и в бронзе, выполнявших разные функции и, может быть, даже иллюстрировавших разные теории. Одним из оснований для такого предположения является то, что вавилонская традиция, представленная нашей Картой мира, находит свое продолжение в типе карт, известном у историков географии как карты «T-O» или «O-T», составлявшихся начиная с раннего средневековья вплоть до, возможно, XV века от Р. Х. Это название выражает общую характеристику данного типа карт: земля на них изображена в виде диска, вокруг которого плещется mare oceanum («О»), а от середины расходятся три водных пути («Т»), делящих землю на три части. Эти карты пугающе (и, как правило, необъяснимо) напоминают Вавилонскую карту мира, с ее рекой Евфрат, рассекающей диск земли с севера на юг и пересекающейся с горизонталью другого водного пути. Сходство настолько разительно, что эти европейские карты выглядят буквально как другая интерпретация той же вавилонской модели мира .

Карта типа Исидора Севильского, датируемая 1472 г. Трудно ошибиться с ее предшественницами.

Компьютерная реконструкция Вавилонской карты мира – передняя сторона таблички

То, что эта вавилонская модель сохранилась и оказала влияние через столь долгое время, несомненно является дополнительным доказательством заимствований, сделанных греческими математиками и астрономами, прибывшими в Месопотамию знакомиться с клинописной культурой. Все, что они находили интересным, они, конечно, копировали на папирус для дальнейшего изучения и развития по возвращении домой. Этот материал, разумеется, включал различные схемы и карты, найденные ими в библиотеках.

Ноев ковчег, надежно приставший к горе. Картина Аурелио Луини (1545–1593)