Табличка Ковчега начинается без всяких вводных слов, прямой речью с предупреждением о Потопе; и только наше знакомство с другими клинописными памятниками позволяет нам восстановить контекст и понять, что это речь бога Энки и что он сделает две попытки различными средствами донести свое сообщение.
Обратимся сначала к классической версии Старовавилонского Атрахасиса:
Атрахасис уста свои открыл,
Господину своему вещает…
Как раз когда повествование вошло в свою колею, мы натыкаемся на девять полностью утерянных строк – с клинописными текстами такое случается часто. После этого пробела рассказ возобновляется, и мы можем догадаться, что в утерянных строках истолковывался какой-то тревожный сон:
Атрахасис уста свои открыл,Старовавилонский Атрахасис, iii 1–2, 11–23
Господину своему вещает:
«Дай мне узнать смысл [сна]
…Чтобы я мог найти его окончание».
[Энки] уста свои открыл,
Своему рабу вещает:
«„Кто я такой, чтоб искать?“ – сказал ты.
Прими же весть, которую я посылаю.
Стена, слушай меня!
Тростниковая изгородь, запомни мои слова!
Разрушь свой дом, построй судно!
Отвергни имущество – спасай жизнь!..»
Энки выдает нашему невольному герою целый набор срочных распоряжений – подобных распоряжений еще не выслушивал ни один смертный; требуется позаботиться об очень многих вещах. Первая попытка происходит во сне и не приносит успеха; возможно, слова оказались слишком сложны и непонятны, и не было там Френсиса Денби, чтобы живописать неминуемый потоп, смывающий все на свете, вместе с Атрахасисом – единственным, кто может спасти мир. Месопотамские сны вообще являлись важным средством передачи сообщений людям от богов . Аналогично знамениям, они могли возникать как спонтанно, так и в результате каких-то ритуальных действий. В Британском музее есть даже клинописное руководство по вызыванию сновидений, датируемое примерно 450 годом до Р. Х. В нем описывается, как вызвать у человека сновидение с личным посланием ему из Подземного мира: клиент ожидает на крыше дома, одурманенный воскурениями, и послание приносят ему Вестники Ветра по Лестнице Сновидений. Сновидение надо было еще истолковать, и для этого существовала целая профессия толкователей сновидений; сон с какой-то вестью, требующей расшифровки, – обычная принадлежность месопотамских рассказов.
Сюжет со сном и с повелением построить судно присутствует и в других версиях истории о Потопе. Например, в очень плохо сохранившемся Средневавилонском ниппурском тексте прочитывается одно слово, достаточное для реконструкции этого сюжета. Энки говорит по-аккадски apasšār, что значит «я истолкую»; но глагол pašāru употреблялся исключительно в смысле «толковать сны».
Из Средневавилонского угаритского текста мы узнаем больше – что Атрахасис находится в храме Эа:
Когда боги собрались на совет о судьбах стран —
О потопе во всех краях они сговорились.
…слышит…,
5 …Эа в его сердце.
«Я Атрахасис,
Я гостил в храме Эа, моего господина,
И все, что я знаю,
Я знаю по совету великих богов,
10 Я знаю их клятвы, хотя они не должны были открывать их мне».
В строке 7 угаритской версии содержится указание, которое можно понять так: Атрахасис провел ночь в храме, надеясь получить откровение во сне; очевидно, это произошло, и сон оказался содержательным. Если это было именно так, то он уже чувствовал определенное беспокойство, когда начал задавать свои вопросы. (Такая процедура, известная в ассириологии под странным названием инкубация, охотно применялась правителями. Известно, что она была применена царем Куригальзу около 1400 г. до Р. Х., когда он, обеспокоенный отсутствием потомства от своей анорексичной супруги Катантум, дождался вещего сна в Большом храме в Вавилоне; боги заглянули в Табличку грехов , чтобы прочесть там запись о царице. К сожалению, мы так и не знаем, что они там прочли и чем дело кончилось.) Строку 7, впрочем, можно понять и как «я жил» или «я проживал» в храме Эа, откуда некоторые исследователи заключают, что Атрахасис был жрецом, как Зиусудра в шумерской версии. В тексте Ассирийской редакции мы видим Атрахасиса в храме, ожидающего, чтобы Эа каким-то образом возвестил ему решение богов (пунктуальный писец сообщает нам, что на оригинальной табличке копируемого им текста испорчено несколько знаков в строке 11):
«Эа, владыка, [я слышал] как ты входишь,
[Я] слышал шаги, что [твоим] стопам подобают».
[Атрахасис] поклонился, ниц… простерся,
(пред богом своим) он предстал.
Он открыл [свои уста], говоря:
«[Владыка], я слышал как ты входишь,
[Я почуял] шаги, что твоим стопам подобают.
[Эа, владыка], я слышал как ты входишь,
[Я почуял] шаги, что твоим стопам подобают».
«… как семь лет,
10 твой… сделал слабого жаждущим,
…Я видел твое лицо…
…скажите мне ваше (мн. ч.) решение (?).
В Шумерской истории о Потопе, однако, Зиусудра получает весть от богов несколько иначе:
День за днем, постоянно стоя перед… Энки, мудрого бога,
Это был не сон, выходящий и говорящий… [63]
Рассматриваемые в совокупности, наши полустертые таблички дают убедительную картину первой попытки Энки послать Атрахасису предупреждение во сне. Неожиданное подтверждение мы находим в самом позднем вавилонском источнике – в написанной по-гречески Вавилонской истории Беросса. Здесь традиционный мотив сна становится центральным для всего рассказа, так что других способов сообщения божественных повелений просто не требуется. По Бероссу, Зевс – это вавилонский Мардук, а Крон, отец Зевса, – это, соответственно, Эа, отец Мардука:
Крон явился Ксисутру во сне и сказал, что пятнадцатого числа месяца Дайсия человечество будет уничтожено Великим Потопом.
Важная деталь в вавилонской версии рассказа: откровение, полученное Атрахасисом во сне, не оказалось достаточно эффективным методом передачи и усвоения важного сообщения. Это не должно нас удивлять: слишком уж важная тема и слишком много деталей надо сообщить. Поэтому теперь Эа передает свое тайное сообщение иным способом.
Речь, обращенная к стене
Именно здесь начинается текст Таблички Ковчега, которая нас занимает в этой книге:
Стена, стена! Тростниковая изгородь, тростниковая изгородь!
Атрахасис, совету моему внемли —
И будешь жить вечно!
Разрушь дом, построй судно, имущество отвергни,
Жизнь спасай!
С того памятного момента, когда Джордж Смит в 1872 г. вышел на подмостки, декламируя «Стена, стена! Тростниковая изгородь!..», эти исполненные драматизма слова бога, обращенные к человеку, остаются, наверное, самым знаменитым клинописным текстом. Полностью или частично они сохранены в пяти дошедших до нас клинописных версиях истории о Потопе, включая нашу Табличку Ковчега. Но теперь, чтобы передать своему служителю Атрахасису весть о том, что должно произойти, Энки обращает свою речь не к нему, а к стене.
В Шумерской истории о Потопе Энки обращается к стене, а Зиусудра слышит его речь нечаянно:
153. Боковая стена, стоящая слева от меня!..
154. Боковая стена, слово я тебе скажу – слово мое запомни!
155. К совету моему прислушайся!
А вот эта речь в Старовавилонском Атрахасисе.
Стена, стена! Тростниковая изгородь, тростниковая изгородь!
Атрахасис, к совету моему прислушайся,
Дабы мог ты жить вечно!
Разрушь свой дом, построй судно!
Откажись от имущества, спасай жизнь!
И в Средневавилонском угаритском тексте.
12 Стена, слушай…
Она же в Ассирийской редакции.
15 «…! Тростниковая хижина! Тростниковая хижина!
…внемли мне!
…построй судно (?)…»
И, наконец, в Эпосе о Гильгамеше, табличка 11.
«Тростниковая изгородь, тростниковая изгородь! Стена, стена!
Слушай, тростниковая изгородь! Запомни, стена!
Человек Шуруппака, сын Убар-Туту,
Разрушь свой дом, построй судно!
Оставь богатство, спасай души!
Отвергни имущество, спасай жизнь!
Подними на борт судна семя всех живых тварей!»
Обращаясь к стенам и изгородям дома Атрахасиса, как будто пользуясь сарафанным радио, Эа сможет потом утверждать, что он лично самого Атрахасиса не предупреждал о грядущих событиях. Просто так случилось, что он пробормотал несколько слов около большой тростниковой стены, и не его вина, что их эхо достигло ушей Атрахасиса. Как надо понимать этот образ?
Ответ заключается в предписании разрушить дом, чтобы построить судно из полученного строительного материала. Как говорит Лэмберт, и я с ним в этом согласен:
Мы полагаем, что Атрахасис жил в тростниковом доме – таком, как до сих пор встречаются в южной Месопотамии, где тростник достигает неимоверной высоты. Несомненно, через тростниковые стены мог свистеть ветер, и именно таким образом Энки прошептал свои слова своему ревностному служителю, до которого они дошли уже не от самого Энки, но переданные стеной. А поскольку тростниковые суда были столь же распространены, как и тростниковые дома, очевидный образ действий состоял в том, чтобы отодрать связки тростника от стен дома и прикрепить их к деревянному каркасу судна [57] .
Для первоначальных читателей Атрахасиса – жителей городов Вавилонии второго тысячелетия до Р. Х. – все события истории о Потопе происходили, конечно, в весьма отдаленную эпоху, которую они, однако, могли себе представить, взирая на вековечный ландшафт южных маршей: вода и тростник, всегда одни и те же тростниковые хижины и лодки. Для них это был задник сцены, на которой развертывалась история Атрахасиса и где Энки произносил свою вдохновенную речь. Удивительным образом мы до самого недавнего времени могли увидеть эту картину в болотах (маршах) южного Ирака почти в том же виде, как до Потопа: жизнь здесь протекала без всяких изменений вплоть до кровавой акции Саддама Хусейна двадцать лет назад. Иракские болота-марши и их традиционное население описаны многими авторами, старавшимися привлечь внимание общества к происходившим там событиям. В последние годы ситуация стала несколько улучшаться – начали возвращаться семьи, бежавшие на восток и тем самым избегнувшие истребления. Появилась надежда на то, что их традиционная среда обитания понемногу сможет восстановиться. Этот ландшафт, почти не изменившийся с древних времен, как ничто другое дает современному человеку возможность мысленно оживить древний месопотамский мир. На многочисленных фотографиях видны традиционные плавучие тростниковые дома, как будто занимающие каждый свой отдельный маленький остров, окруженные изгородями, за которыми содержится скот и хранится инвентарь. Из того же умело переплетенного тростника строятся необыкновенно красивые здания, напоминающие соборы, и делаются узкие миндалевидные лодки с высоким носом и кормой, легко пробирающиеся по мелководью, – с них очень удобно бить рыбу острогой.
Тростниковая архитектура (середина XX века): мудхиф Абдуллы из племени ал-Эсса, в маршах южного Ирака
Тростниковые суда: типичная тростниковая лодка в иракских маршах, такая же, как до Потопа
Атрахасис в этом своем воплощении живет не в кирпичном доме, не в городе с дворцами и храмами; его дом сделан из крепких и гибких стеблей тростника, которые легко можно повторно использовать как обшивку для спасательного судна, если вдруг понадобится. А когда в первом тысячелетии эта история появляется снова, теперь уже в Эпосе о Гильгамеше, ее герой живет в кирпичном доме, но по-прежнему за плетеной тростниковой изгородью – древние звучные слова не теряют своего смысла.
Изящная форма болотных лодок восходит к глубокой древности. Есть их изображения на печатях, а при раскопках захоронений в Уре, которые делал Вулли, была найдена даже модель лодки, сделанная из битума. На двух известных нам табличках о Потопе описывается тростниковый «ковчег», сделанный наподобие этих допотопных длинных болотных лодок. Он старомоден, мало функционален и, если говорить честно, не многим пригоднее к использованию, чем его прототип; но надо все-таки взглянуть и на него.
Модель лодки, сделанная из битума (из шумерского захоронения в Уре, середина третьего тысячелетия до Р. Х.)
Прототип Ковчега
Ковчег такой формы описан в двух более поздних (второе тысячелетие до Р. Х.) текстах истории о Потопе, происходящих из древнешумерского города Ниппур (южный Ирак): в Шумерской истории о Потопе и Средневавилонском ниппурском тексте. Факт, что оба эти текста происходят из Ниппура, не следует считать доказательством того, что там имелся влиятельный лодочный клуб, члены которого имели собственное твердое мнение, как надо строить ковчеги; но все же интересно, что эта традиция сохранилась только в ниппурских источниках.
В Шумерской истории о Потопе Ковчег называется giš.má-gur4-gur4; Мигель Сивиль, шумеролог, за которым я бы следовал повсюду, переводит это выражение просто как «огромная лодка». Оно повторяется три раза на протяжении четырех строк, что не оставляет сомнений в таком его прочтении:
203 После того как семь дней, семь ночей
204 Потоп Страну разметал,
205 А злой ветер водою высокой колотил по огромному судну
(giš-má-gur 8 -gur 8 ), —
206 Уту вышел, осветил Небо и Землю.
207 Зиусудра в барке щель проделал,
208 (И) юноша Уту всеми лучами в барку вступил.
Шумерское слово для лодки – giš.má, где giš означает, что это сделано из дерева, а má значит «лодка». Соответствующее аккадское слово – eleppu, существительное женского рода, как и его английский эквивалент.
Самая обычная шумерская лодка каждодневного использования называлась má-gur, и это же слово было перенесено в аккадский язык как makurru. Буквальный перевод – лодка, которая «гурит», но никто точно не знает, что значит «гурить» и чем má-gur отличается от «просто лодки» má. Можно только утверждать, что любая лодка makurru является также лодкой eleppu, но не всякая eleppu является makurru; хотя непонятно, какие из этого факта можно сделать выводы. Причем, каковы бы ни были технические отличия makurru от eleppu, в литературных текстах оба слова используются как взаимозаменяемые синонимы; например, в Старовавилонском Атрахасисе Ковчег называется то eleppu, то makurru, примерно как мы можем судно назвать кораблем и наоборот.
В Шумерской истории о Потопе говорится о некоей «супер-версии» деревянной лодки giš-má-gur, называемой giš.má-gur4-gur4, очевидно, имеется в виду судно такой же конструкции, но колоссальных размеров. В многочисленном корпусе известных нам клинописных документов, где говорится о лодках в бытовом контексте, такая гигантская лодка-makurru нигде не упоминается; возможно, только в мифологическом мире она и плавала. Тем не менее этот термин внесен (под номером 291) в клинописный корабельный словарь, который сам является частью древнего общего словаря шумерских слов и их аккадских эквивалентов – важнейшего инструмента для наших исследований. И точно так же, как шумерскому giš.má-gur в словаре сопоставляется заимствованный из шумерского аккадский эквивалент makurru, в строке 291 термин giš.má-gur4-gur4 сопоставлен заимствованному аккадскому эквиваленту makurkurru. Именно этот заимствованный термин используется для обозначения Ковчега в Средневавилонском ниппурском тексте, где в явной форме говорится, что он сделан из тростника:
[Прекрасные тростники], все, что ни есть, должны быть сплетены (?), должны быть собраны (?) для него,Средневавилонская версия из Ниппура: 5–9
…построить большое судно (eleppam rabītam).
Пусть его корпус полностью [свит] из прекрасных тростников.
…пусть это будет судно макуркурру, имя его «Спасающая жизнь»
…покрой его прочной кровлей.
Упомянутое здесь «огромное судно» типа makurkurru, возможно, было перекрыто крышей. Мне особенно нравится, что в Средневавилонской версии из Ниппура судно makurkurru имеет название «Спасающее жизнь», Nāṣirat Napištim. Я представляю себе его написанным на носу корабля светящимися клинописными знаками в 3D, даже если на торжественном обеде забыли о шампанском.
Так какой же формы было это судно?
Мы можем восстановить типичную форму makurru с помощью чертежа, который можно найти в клинописных учебниках математики, – метод, которым мы снова воспользуемся в следующей главе. На чертеже мы видим две пересекающиеся окружности. Вавилонский учитель математики объясняет ученикам математические свойства «заостренного миндаля», иначе – двояковыпуклой фигуры, образованной в пересечении окружностей. Такую фигуру он называет makurru, явным образом связывая ее с формой тогдашней лодки-makurru, вид сверху.
Это судно в целом можно считать принадлежащим древней традиции изготовления болотных лодок в маршах южной Месопотамии. Я думаю, разумно предположить, что именно его имели в виду ниппурские корабелы, и что приведенные сведения, датируемые серединой второго тысячелетия до Р. Х., следуют традиции строительства узких миндалевидных тростниковых лодок, которую они всегда связывали с историей о Потопе. Речь Энки – «фирменный знак» истории об Атрахасисе; возможно, ее выразительная краткость и драматическая заостренность выработаны долгой традицией устной передачи, сделавшей из нее нечто вроде месопотамской мантры. Энки сообщает герою нашей истории, что очень скоро наступит ужасный конец в водах Потопа. Герой должен собрать и сохранить начало всякой жизни, как человека, так и животных, чтобы снова населить нашу планету, когда все останется позади. Он должен построить спасательное судно. Может быть, с течением времени, а также после многих наводнений, приносивших большие разрушения, люди начали думать, что даже очень большая лодка типа makurru не годится в качестве судна для спасения всего мира. Я думаю, как раз в связи с такими сомнениями традиционный прототип Ковчега был заменен моделью, во всех отношениях более совершенной, идеально подходящей для целей сохранения всего живого, а именно – самым большим в мире кораклом, сплетенным из веревки и обмазанным битумом.